Заключённое во всём (гет)

Она заступает на ночную вахту первой, и Дэйн не может отказать себе в том, чтобы посидеть с ней хоть немного — во тьме и тишине, в шёпоте прохладного ветра, поскрипывании редких листьев и молочном сиянии полнолуния, вылизывающего облетевшие макушки буков.

— Терпеть не могу лес, — в тысячный раз ворчит Кара, вяло шевеля палкой алые звезды углей.

Он смотрит на неё с интересом, но молчит.

— Слишком много дрянной живности, — недовольно шелестит она, — опасной и непредсказуемой. Слишком много шума, шебуршания, уханья. Слишком дико. Всё какое-то слишком! Попомни моё слово, такое может нравиться только грязным извращенцам.

Ирония зацветает на его губах, греет горло и рёбра. Ирония струится по венам, воплощаясь бесконечным кольцом — вовне и внутри, и Дэйн закусывает щёку, принимая самый благообразный вид, лишь бы не рассмеяться — вовсе не из-за её дурной попытки в очередной раз залезть ему под кожу.

Живая, опасная и непредсказуемая, дикая, вся какая-то «слишком» — она сидит перед ним, воплощённая стихия, буйство природы, недовольно теребит краешек рукава и исподволь смотрит, вероятно, ожидая реакции; вздыхает, потирает узкое запястье и линии её вен, едва различимые в неверном свете огня, напоминают высверки молний, русла рек и прожилковатую сеточку листьев. Напоминают ветви и корни.

Начало и конец.

Всё, заключённое во всём.

— Фарлонг, сделай лицо попроще, — говорит она наконец и тихонько хмыкает, — неужто ранен в самое сердце?

— И даже больше, — подыгрывает Дэйн, пристально всматриваясь в сочную зелень её глаз и крошечные всполохи притаившихся золотых светляков; в алое пламя волос и тонкие голубые реки, несущие кровь и силу вдоль её запястий и дальше.

Кара слегка склоняет голову набок.

— Люблю, знаешь, лес, — коротко поясняет он. — За живость и опасность, шум и непредсказуемость. За то, что он дикий и весь какой-то слишком. Люблю — и совсем ничего не могу с собой поделать. Ужасно, правда?

...и пока она недовольно хмурится и гримасничает, пока громким шёпотом бурчит что-то о его пугающей порочности, Дэйн позволяет себе улыбнуться — ей, заключëнной в этом лесу.

Ей, заключающей в себе этот лес.