Болевая точка (гет)

David Arnold and Michael Price — SHERlocked

Чарльз Магнуссен видит болевые точки своих оппонентов: заходит в просторы Чертогов, находит нужный ящик с именем, открывает его и считывает информацию. Эта информация — набор букв, цифр и мёртвых фактов. Она имеет важность, но лишена, к счастью для самого Чарльза, главного — эмоции. И когда он, смотря на Шерлока, считывает небезызвестное имя «Ирэн Адлер», то лишь усмехается уголком губ — ему кажется такой диссонанс весьма увлекательным и забавным.

В этом определенно что-то есть, потому что она — единственная женщина, которая находится в графе «болевые точки». Магнуссен не задает вопросов, но, если бы и посмел, то успел бы заметить вспыхнувший и в ту же секунду потухший взгляд Холмса, в котором из полезной информации только кавалькада бесполезных эмоций.

Если бы хоть кто-то спросил, то ответ Шерлока был бы кристальным молчанием собеседнику, в то время, как в Чертогах ответ этот рвал бы глотку до крови, кидая ей под ноги, обутые в Лабутены, признание.

Признание в том, что она, чёрт побери, победила.

* * *

— Знаете ли Вы, мисс Адлер, почему оказались там? Почему Вы — болевая точка? Так вот, я расскажу. Я расскажу всё, что знаю. Только не смейте… не смей меня перебивать.

Она ведёт бровью, прищуривает взгляд, но, по просьбе Шерлока, молчит, взмахом ладони требуя продолжения. И Холмс, усмехнувшись, подбирает мысли, пуская их в её сердце, словно заточенные стрелы:

— Смотри же.

На стенах — на каждой из них — появляется её лицо. Ирэн делает рваный вздох, но, не глядя на детектива, ждёт, и он, срываясь с места, начинает хождение по кругу, то прибавляя в темпе, то замедляя свой шаг.

— Я прихожу к тебе в дом, уповая на неожиданность, но ты уже готова, ты во всеоружии — сбиваешь меня с толку своим видом, усмехаешься, точно яду пустила под кожу и смотришь так, что я теряюсь. Случалось ли такое раньше? Нет, мисс Адлер, никогда, ни единожды! Но не об этом сейчас. Я пытаюсь тебя прочесть — впустую. Чистый лист с насмешливым отпечатком красных губ. Ох, надо было бежать! Сейчас понимаю, надо было бежать без оглядки, но разве тогда я мог мыслить так здраво, как сейчас? Нет, чертовка, ты сделала всё, чтобы я не слез с того крючка, с той иглы, что ты всадила мне в шею, на некоторое время взяв первенство в нашей игре. Боже мой, Ирэн, таких женщин, как ты, или жечь на костре, или бросать в Тауэр! Жаль, нет на тебя Средневековья с его методами — клянусь Богом, если он существует, я стал бы твоим палачом хотя бы для того, чтобы суметь защититься от этих колдовских чар. Ты ведь пошатнула мой устоявшийся мир... Знаешь, вижу, что знаешь.

— Мистер Холмс, прошу…

— Нет, — Шерлок вскидывает руку, требуя молчания, — это я тебя прошу. Молчи. Молчи хотя бы потому, что ты сказала и так слишком много, а я был нем. Не потому что сказать было нечего — я просто не умею говорить... всё это. Но я попытаюсь. Можешь смеяться надо мной, воплощение дьявола, но я скажу всё это, и чёрт с ним, — его хохот Ирэн снисходительно принимает за помутнение рассудка, внимательно наблюдая за каждым движением. — Ты продолжаешь нашу игру, проникая уже в мой дом. Возвращаешь мне пальто и испаряешься, как сквозь землю провалилась. Я ломаю голову, я думаю, думаю, думаю. Кажется, не сплю ни днями, ни ночами.… А после — Рождество. Какие-то люди, какие-то подарки, какая-то коробочка. Я открываю её, и происходит как в низкосортном романе — дыхание замирает, и я что-то чувствую. Скребущееся, страшное, мною непрошеное. В морге, видя тебя мёртвую, у меня стучит сердце и я, затянувшись сигаретой, слышу, как оно разбивается вдребезги. Что ты сделала со мной? За что, мисс Адлер? Нет, молчи, не смей! Я профан в этом деле, но что-то да смыслю, раз позволил себе столько раз с тобой встретиться. Это всё яд в моей крови — я заразился самой страшной из всех болезнью, название которой додумаешь сама.

Каблук Лабутена стучит ровно три раза, раздаваясь гулким эхом по стенам, и замолкает. Шерлок кивает и впивается в её лицо взглядом, чувствуя себя безумцем:

— А потом ты оживаешь. Так находчиво было с твоей стороны прислать мне ту смс… Что ж, в отказе от сантиментов в тот момент ты превзошла любого, а я же, как дурак, шёл куда-то и пытался понять, что с моими рёбрами? Они, знаешь, будто крошились, а сердце всё стучало, билось, рвалось и, кажется, ликовало. Какое счастье — Доминантка жива! Беги же, Шерлок, куда глаза глядят, и попытайся не задохнуться от женщины, которая сделала тебе больно!

Он опускает голову и подносит ладони к своему лицу, пытаясь утихомирить позабытую обиду, а Ирэн, гордо вскидывая подбородок, не отводит взгляда от стен, где мелькают их силуэты. Где они так близко. Ближе, чем было разрешено кем-либо из них обоих.

— Я не принимал ту боль, отворачивался от неё, понимать не хотел. Думал, можно забыть, но разве мог я ждать от тебя такого подарка? Нет, и ты, как в подтверждение мыслей, однажды оказалась в моей постели. Хитрая, беспринципная женщина. Понравилось, как для тебя я разгадал шифр Ковентри? Надеюсь, что ты осталась довольна, мисс Адлер, потому что я — нет. Сумасшествие в чистом виде, но мне удалось взять себя в руки и разломать твою игру на куски. Видя твои застывшие слёзы, я ликовал, потому что впервые смог одержать победу. Не просто над противником, а над Доминанткой, которая оказалась такой же незащищенной перед лицом, не побоюсь этого слова, чувств, как и я сам. И кто же выиграл в итоге, спросишь ты? Я не знаю. Я вряд ли думал об каких-то эфемерных битвах, когда спасал твою голову от удара, и убивал тех, кто хотел её себе в трофей. Разве мог я позволить кому-то другому, кроме себя, обладать тобой? Нет, конечно же, нет. И в этом виновата ты одна.

Улыбка змейкой пробегает по губам Ирэн, чьи глаза будто вспарывают кожу, пытаясь докопаться до сути. Шерлок переводит дыхание, позволяет ей эту пытку — сколько их было, всё как в первый раз — и идёт к ней, останавливаясь в шаге. Она встает на ноги, едва заметно наклоняя голову вправо, и касается его лица тёплой ладонью. Разряд тока — Шерлок тонет, тонет, тонет, но шёпотом продолжает:

— Вот так ты и стала той самой болевой точкой, заклеймив ночью в Карачи все мои принципы под грифом: «К чёрту». Камерофон, что я храню и везу с собой в любую точку мира — болевая точка, редкие ужины в Пекине, Мадриде, Корке — болевая точка, и даже сердце, что стучит во мне, когда я слышу твой голос — тоже болевая точка. Этого же ты добивалась, забравшись мне в голову, вот сюда, — Холмс ударяет себя по груди и замирает, смотря в её распахнутые глаза, которые сияют в тихом, таком важном для неё превосходстве. И Ирэн, коснувшись лбом его плеча, шелестит в ответ:

— И мечтать не смела, мистер Холмс.

Шерлок поджимает губы, глотает слова и кладет ладонь на её шею, с бессилием понимая, что вычеркнуть Ирэн не получится. Не из жизни, не из списка людей, ради которых он пойдет на крайние меры.

На самые крайние меры.

* * *

Чарльз Магнуссен смотрит на болевые точки Шерлока и, не размышляя долго, выбирает Джона Ватсона в жертвы. Холмс понимает ход его мыслей не сразу, но, стреляя, выдыхает с облегчением, потому что спасен не только Джон.

Мисс Адлер, приславшая алую розу в его палату, тоже.

Шерлок ненавидит сантименты, но улыбается, зная, что те, кто ему дороги, живы не только в Чертогах его гениального разума.

Они здесь.