Сказочник (джен)

— Ли! Линда! Где тебя носит? Наши все уже там, а ты...

Малыш Ян несся к ней со всех ног, срезал через сугробы, падал, но это его не останавливало. Он оборачивался, махал рукой, поправлял на бегу сбившуюся шапку.

— Линда! Наши грамотея поймали! Городского! Целый сундук добра у него! Скорей давай.

— Какого еще грамотея?

— Сама увидишь. Хейм про тебя спрашивал, меня вот послал. Говорит, ты опять своих снежных зайцев смотреть поехала.

Она шикнула на Яна, не его это дело, куда она поехала, похлопала по холке Басси, и понятливая лошадка пошла быстрее. С утра разыгралась вьюга, но тропу пока что не замело. Там, впереди, прямо возле тракта, суетились люди — покрикивали, толкались, переговаривались. Словно стая сварливых галок, делящих немудреную добычу. Да уж, с добычей сейчас, зимой, стало совсем худо. Народ побогаче через лес не ездил, а если какой купчишка и пускался в путь, то не один, а с дружками или с солдатами.

Разбойники окружили санки — простенькие, какие можно нанять на почтовой станции. Стащили с козел кучера, ворошили багаж. На снег летели какие-то книжки, бумаги, старина Хегг деловито вертел в руках новехонький сюртук. Но сокровищами здесь и не пахло. Линда разочарованно вздохнула, спешилась, бросив Яну поводья, и подошла ближе, оглядывая "городского грамотея". Плюгавенький мужичонка, что с такого взять?

— Откуда ты?

В ответ он назвал город с певучим именем, на что Линда только плечами пожала — не сильна она была во всех этих заумных названиях. Но одно знала точно: если выехать из леса и скакать прямо по дороге, сразу за поворотом будет Скарриге, а потом — море. Сама-то она там не бывала, но Хейм рассказывал, а он зря трепаться не станет. Но в имени городишки чудилось что-то знакомое. Постой, та девчонка с муфточкой из меха куницы — она ведь была оттуда? Или нет?

А "грамотей" дрожал, переминаясь с ноги на ногу, из дырявого носка выглядывал большой палец с неровно обрезанным ногтем. Тонкие губы на вытянутом лице казались серыми. Линда нахмурилась: так и окочурится, чего доброго, знает она этих городских слабаков. На вид хоть куда, а на самом деле немочь бледная.

— Эй, Питер, а ну, отдай ему сапоги!

— Ты что это удумала, Ли? — парнишка явно не желал расставаться с добычей, только куда ему, не дорос еще на нее рот разевать.

— Кому сказала? Сапоги отдай!

На мышиной мордочке Питера мелькнуло разочарование, но ослушаться Линду он не решился. Отделился от остальных разбойников и пританцовывая направился к "грамотею".

— Извольте, ваше величество! — Питер склонился перед пленником в шутовском поклоне. — Ручки не замарайте!

— Может, ты ему еще и кошелек прикажешь отдать, а? — визгливо выкрикнули из толпы. Это Тильда, сиротка, что прибилась к ним прошлой зимой. Ишь, осмелела, а прежде и моргнуть лишний раз боялась.

— Кошелек его нам и самим надобен! — не стоило затевать свару из-за городского пачкуна, это Линда и сама понимала. — Ну, чего тут стоять? В замок поехали!

Перепуганного пленника затолкали в возок, туда же отправился связанный кучер. Линда лихо вскочила на козлы и взмахнула кнутом. Снегу насыпало изрядно, но по наезженной дороге лошадки бежали резво. Ели в белых шапках стояли стеной, словно стража, вот уже не один год хранившая их маленькое лесное братство. Линду, Хейма, Хегга, других "мальчиков" и Маргит с Тильдой.

Метель все не унималась, крохотные белые звездочки так и норовили залепить глаза, жалили щеки острыми льдистыми гранями. Когда ели расступались, в прогалках между ними вихрились белые смерчи. А Линде чудился то осторожный заяц, со всех ног улепетывающий в чащу, то неуклюжий медведь, вышедший поглазеть на путников. Верхушки деревьев вспарывали серое брюхо тяжелых облаков, и оттого, наверное, снег все не унимался. Неужто заметет до самой весны? Нет, голод им не грозил — лес прокормит. Но так порой хотелось надеть красивое платье, завернуться в теплую шубку и закатиться в Скарриге этакой госпожой.

На дворе замка процессия остановилась. "Грамотей" выбрался из саней, беспокойно озираясь. Линда не выдержала и расхохоталась: ни дать ни взять, как тот олень, что жил у нее в детстве. Тот так же испуганно таращился, когда она, дурочка малолетняя, щекотала его своим ножичком. А еще... в сильный мороз она находила в лесу замерзших птичек. Линда плакала над ними, а матушка могла заругать и дать подзатыльник. Или посмеивалась и звала ее глупой девчонкой, если была добрая.

— Это и есть ваш замок, фрекен?

Пленник окинул ее взглядом, явно сомневаясь, как следует обращаться к девушке в штанах, высоких сапогах и коротком тулупе. А он молодец, держится, не трясется от страха, вон, даже первым заговорить отважился.

— Какая я тебе фрекен? Линдой зови.

"Грамотей" учтиво поклонился, и это тоже было удивительно: пленники попадались всякие. Кто кричал, кто угрожал, кто на колени валился. А этот... Линда даже на пару секунд ощутила себя настоящей дамой. Надо же, "фрекен"! Должно быть, он и вправду ученый человек, раз ехал в такую даль со своими книжками и бумажками.

А снег все валил, метель укутывала замок легкой полупрозрачной шалью с белыми узелками. Снежинки усаживались на широкие поля черной шляпы их невольного гостя; если еще тут задержаться, наметет настоящий сугроб.

— Куда его, Линда? — старый Хегг, выпрягавший лошадей, вопросительно уставился на нее.

— Ко мне, в башню.

Она сама не знала, отчего отдала именно такой приказ. Городской, непривычный к холоду... заболеет еще, а потом возись с ним. Не убивать же его.

— Вместо олешки тебе будет?

Хегг хитро подмигнул, и она не обиделась. Он был одним из немногих, кто помнил ее еще ребенком.

— Не твое дело, — беззлобно огрызнулась Линда. — Да хоть и вместо олешки — не с тобой же мне болтать, трухлявая ты колода!

— Ну, не сердись, девочка, — старик примирительно потрепал ее по щеке. — А с кучером что?

Что с кучером? Вот он, бедолага, стоит возле возка, аж посинел от страха и стужи.

— В общую залу отведи, да проследи за ним хорошенько. Чтоб не сбег.

Хегг ухмыльнулся и отвел глаза. А что она такого сказала? В подвале сейчас и мышь околеет. Кучер, он же человек подневольный. Куда сказали, туда и везет. Да и "грамотей" тоже невысокого полета птица.

Они поднялись в башню, пленник шагал впереди нее, сутуля спину. Длинный как жердь и худющий. Линда отворила дверь, да, не королевские покои, но и жаловаться грех. После смерти матушки она перебралась в ее комнаты в единственной сохранившейся башне. Здесь даже был свой камин, и не приходилось нюхать вонючий дым, как в общей зале. Она подкинула дров в очаг, стащила тулуп и кивнула пленнику на стул возле заваленного всякой всячиной стола.

— Располагайтесь, ваше величество.

"Грамотей" неуверенно огляделся. Сгорбленный, уже не молодой. У него были глубоко посаженные светлые глаза и пегие волосы, в которых таяли снежинки.

— Так кто же ты такой будешь?

Хватит рассусоливать, пора переходить к делу. Мало ли, что он возит с собой книжки и чернила? С тех пор как их прижали прошлой осенью, приходилось осторожничать.

— Я... фрекен...

— Что ты юлишь?

Она уселась напротив него, пытаясь понять, станет ли он врать или просто лебезит со страху.

— Я учитель, фрекен. Мое имя Нильсен. Йорген Нильсен.

— Что же тебя в лес понесло в такую погоду, Йорген Нильсен, раз ты учитель?

Пора промочить горло, с утра маковой росинки во рту не было. И этот, небось, голодный. Вон как глазища таращит. Мамаша всегда говорила: "У сытого и взгляд довольный. Как у кота сонного". А "грамотей" этот на пугало огородное смахивает: руки как палки, ноги как палки, и сам костлявый. Почему-то ей было его жаль... как тех птичек, которых она находила в мороз. Не какой-то там надутый советник или пузатый купчишка, не богатая дамочка, что с жиру бесится да на слуг своих покрикивает. Учителишка... знай себе свою грамоту талдычит.

— Пива тебе согреть? Только у меня все по-простому, не так, как ты в городе привык.

— Я буду вам крайне признателен, фрекен.

Линда плеснула пива в котелок, добавила мед и всыпала в свое варево горстку сушеных ягод. Пристроила котелок в очаг, с самого краешку, чтобы пузырьки не пошли. Пленник не шевелился, только благодарно кивнул, когда она разлила горячий ароматный напиток по кружкам. Вытащила из корзины сыр, окорок и круглый хлеб, который только вчера испекла Тильда.

— Ешь давай. Учитель, говоришь? Ты лис собрался учить в нашем лесу? Или медведя?

— Что вы, фрекен! — легкая улыбка скользнула по бледным губам и тут же спряталась: он все же опасался Линду. — Господин Бьернхольм, он живет неподалеку от Скарриге, выписал меня к себе, чтобы я обучил его сына чистописанию и прочим наукам. У меня наилучшие рекомендации, и я...

— А господин Бьернхольм не предупредил тебя, что в Скарриге ведет и другая дорога? В обход леса? Бургомистр ее почти достроил, но зимой проехать можно.

— Значит, когда дорога будет готова, ты и твои люди лишитесь заработка? — пленник внезапно оживился, наверное, горячее пиво уже понеслось по его крови и ударило в голову.

— Лишимся, — буркнула Линда. — Если доживем. Так в лес тебя зачем понесло? Или тебя сбили с пути белые духи?

— Что за белые духи?

Забавно, но он вдруг пошарил по карманам и извлек на свет перо в специальном футляре. А потом опомнился и печально усмехнулся: ни чернил, ни бумаги на столе у Линды не водилось.

— А, — разбойница махнула рукой, — это все глупые байки, но наши верят. Говорят, они служат... одной ведьме они служат. Она живет далеко-далеко на севере. Белые духи могут прикинуться человеком или зверем и сбить тебя с пути.

— Должно быть, и я им приглянулся, — с улыбкой согласился пленник. — Из-за метели мы съехали с дороги. А потом уже было поздно. Твои люди...

— Да, мои мальчики своего не упустят, — радостно согласилась Линда. "Грамотей" уже начинал ей нравиться: он говорил так складно и разумно и даже не посмеялся над ее белыми духами. Конечно, Хейм твердит, что это бабьи сказки, но ведь она сама их видела!

А пленник тем временем вовсю налегал на хлеб и окорок, но он не запихивал еду себе в рот, как это делали ее мальчики. Он ел аккуратно, степенно, и вообще был весь такой чистенький и умытый. Как та девочка... Линда скосила глаза: возле свечного огарка у стены лежала та самая муфта из куницы, которая ей некогда так полюбилась. Мех на швах повылез, и вообще давно было пора ее выбросить. И Линда, вдруг застыдившись, прикрыла муфточку первым попавшимся под руку хламом.

— Скажите, фрекен, — чужак улыбался тепло и ласково. Неужто заметил ее возню с клочком облезлого меха? — А все эти люди, он что, слушаются вас беспрекословно?

— Ты что... — она вдруг осеклась. Он уже немолодой человек, глупо ему тыкать, будто она невежа или деревенщина. — Вы решили, что я атаманша, да? Ну, вы даете! Не, я... — она чуть было не сболтнула про Хейма, но вовремя опомнилась: нечего откровенничать. — Мальчики говорят, молодая я еще.

— А что ваша матушка, жива ли?

Линда вздрогнула — откуда он знает про мамашу? На постоялом дворе наболтали? Мамаша, она, конечно, лихая была, на всю округу страху наводила. Но этот-то, он издалека. С чего он вообще взял, что у нее, Линды, была какая-то мамаша?

— Откуда вы про мамашу прознали? — холодно спросила разбойница и отодвинулась от стола.

Нечего с чужаками языком трепать. Надо кликнуть Яна или Нильса, пусть отведут его к кучеру. Да допросят обоих хорошенько: вдруг этот червяк чернильный на самом деле королевский соглядатай?

* * *

...В первый момент, когда санки окружила горластая разношерстная толпа, он изрядно испугался. Простые чумазые лица, одежда с чужого плеча — вблизи разбойники выглядели отнюдь не благородными героями, какими их так любят представлять в книжках. И когда его избавили сначала от пальто, а потом и от сапог, он мысленно начал прощаться с жизнью. Жаль было и бедного кучера, которого он так неосмотрительно уговорил срезать путь через лес.

Но едва появилась она, он внезапно успокоился: его Маленькая разбойница, Ли, фрекен Линда, оказалась именно такой, какой он увидел ее в своей сказке. Да что там — она была даже лучше! Крепкая, с еще по-детски пухлыми щечками и живыми лучистыми карими глазами — словно резвый олененок, рожденный в лесу и знающий здесь каждую кочку. Любопытная, дерзкая и в то же время такая наивная и добрая, что при ее ремесле было настоящим чудом. Когда встречаешь в жизни героев своих историй, всегда теряешься. Казалось, что тут такого? Ты водишь пером по бумаге, и те, что только что виделись тебе смутной тенью, оживают. Начинают говорить, двигаться, влюбляться, плакать. И пускаются порой в такие приключения, что диву даешься.

— Так откуда вы прознали про мою мамашу?

Надо же, а он и не заметил, как проговорился!

— Видите ли, фрекен... — он старательно подбирал слова, потому что точно знал: такие, как Линда, не терпят лжи. — Некогда мне доводилось слышать, что в здешних лесах свирепствует банда отчаянных разбойников. И верховодит у них не какой-то отъявленный головорез, а женщина. А еще мне рассказывали, что у нее есть маленькая дочка. Такая же смелая и удалая, как ее мать. Тогда я решил, что все это сказки. Но вот сейчас...

— Ага, мамаша была отчаянная, это вы в точку сказали! — слова про храбрую атаманшу явно пришлись Линде по душе. — Только ее уже года три как схоронили. Захворала и слегла. Я все никак поверить не могла, мамаша крепкая была, что ваш жеребчик. А вышло вон как.

Фрекен Линда тряхнула каштановыми кудрями, поднялась и отошла к окну. По бледно-голубому небу тянулась оранжевая закатная полоса. И на ее фоне чернели верхушки дальних елей. Метель больше не кружила над лесом, наверное, в ночь ударит мороз.

— Скажите... — девушка так и замерла возле окошка и смотрела сейчас на него требовательно и недоверчиво. Как будто хотела на что-то решиться, но пока раздумывала: стоит ли?

— Скажите, вам ведь много где довелось побывать, ведь так?

Йорген кивнул: он постранствовал достаточно, хотя и меньше, чем ему бы хотелось. Любопытно, что так хочется узнать его Маленькой разбойнице?

— Вы никогда не встречали... — она вновь тряхнула головой и нахмурилась. — Девочку... ну, она уж точно теперь взрослая, как и я. Ее звали Герда. И...

— Встречал ли я мальчика Кая и девочку Герду, которые спаслись от Снежной королевы и прошли через ваш лес?

— Так вы их знаете? Знаете, да? Как здорово! — разбойница едва не подпрыгнула от восторга. — Я всех про них спрашивала. Всех, кто попадал в наш замок. Я даже решила, что я все это напридумывала. Ну, про ведьму зимнюю, про Кая и Герду...

— Нет-нет, фрекен Линда, я знавал их. Знаю и сейчас. Фру Герда Микельсдоттер живет на соседней улице, ее муж держит оранжерею. Их букеты покупают самые знатные господа и изысканные дамы в нашем городе. А Кай...

— Постойте!

Он видел, как неверие и разочарование наползают облачком на ее милое личико. Добрая наивная девочка, она так хотела верить в сказку. В сказку, которая сейчас на ее глазах оборачивалась обычной жизнью. Жизнью, где пастушка выходит замуж не за принца, а за свинопаса.

— Они что, не поженились? Вы это специально говорите, да? Почему Кай не женился на Герде? Она же все для него сделала! Он что, другую нашел? Точно, я так и знала, что глупый мальчишка ее не стоит!

— Не надо торопиться, фрекен Линда. Если вы не станете забегать вперед, я расскажу вам их историю.

Сказочник наблюдал, как разбойница уселась напротив него, хмуря брови и подперев рукой подбородок. Он только что сказал ей, что на самом деле сказок не бывает, а она не хотела верить.

— Они росли вместе и любили друг друга, как брат и сестра. И когда они вернулись из своего странствия и выросли...

— Она его разлюбила, да?

— Да нет же!

Сказочник улыбнулся: что за нетерпеливая девочка! Но разбойница ему нравилась: у нее такое горячее сердце, что, случись Снежной королеве заглянуть к ней в окошко, северная ведьма растаяла бы от одного взгляда фрекен Линды.

— Но если Герда не разлюбила Кая и он не бросил ее ради другой...

Нет, Линда не понимала. Девочка Герда, отправившаяся босиком в стужу на поиски своего названного братца, должна была пойти с ним под венец — разве не так заканчиваются все сказки? Сказочник прикрыл глаза, представляя себе красивую молодую женщину с букетами только что срезанных роз, уложенных в широкую корзину.

— У Герды, которая нынче зовется госпожой Микельсдоттер, была старенькая бабушка. Пока Герда пыталась отыскать Кая, старушка места себе не находила: она спрашивала про свою девочку у уличных мальчишек, у приезжих- но все было без толку. Когда Герда вернулась, ее бабушка почти не вставала с постели. Годы и тревоги сделали свое дело. Семья их была бедна, Кай старался помочь, но что он мог? Разве что заработать несколько монет, ведь его почти позабыли в нашем городе. Никто не хотел брать в работники юношу, которого носило невесть где. А за услуги доктора нужно было платить, и платить немало. И за лекарства. Тогда Герда и вспомнила про добрую женщину...

— Уж не про ту ли старуху, которая хотела оставить ее жить у себя? У ней еще везде цветы цвели, — Линда горячилась, но кружки наполнять не забывала. — Она еще сделала что-то такое, от чего Герда забыла, что ей надо искать Кая.

— Так Герда тебе рассказала... Да, та женщина жила на берегу реки, и вокруг ее дома рос прекрасный сад. Конечно, в нем сыскались и полезные растения, множество полезных растений. Из них можно было приготовить целебные отвары. Добрая женщина стразу узнала Герду и все не могла нарадоваться, какая та выросла хорошенькая. А что сердце у Герды доброе, это она и без того знала. Еще у этой женщины был племянник...

— Так она что, опять уговорила Герду позабыть Кая и выдала ее замуж за какого-то там племянника? — Линда не на шутку рассердилась и даже сжала пальцы в кулак. — Вот же... ведьма!

— Что вы, фрекен Линда! Должно быть, вы запамятовали, но я скажу вам вновь: Герда любила Кая, как сестра любит брата. А господин Микельсен оказался статен и хорош собой. Как и сама Герда, он обожал цветы. В его саду и в оранжерее цвели розы, тюльпаны... О, чего там только не было! И Герда полюбила его цветы, а потом и его самого. И по осени молодые люди сыграли веселую свадьбу.

— А Кай? Он что, так и смотрел, как Герда идет за какого-то Микельсена?

Да, такой конец ее детской сказки был Линде не по душе, и сказочник не знал, как объяснить ей, что все случилось именно так, как и должно было.

— Кай... Кай был смышленым юношей. И настоящим красавцем, высоким и плечистым. Он брался за любую работу. Незадолго до Рождества, в тот же самый год, когда Герда стала госпожой Микельсдоттер, в нашем городе появилась знатная женщина. Никто не знал, откуда она. Она прибыла к нам в позолоченной карете, у нее были слуги в ливреях и маленькая собачка. Смешная такая собачонка... И как-то так вышло, что Кай нанялся к ней, — а поселилась она в большом доме напротив ратуши. Сначала он был просто конюшим, а теперь уже стал управляющим.

— Знатная дама, говорите? — фрекен Линда хмурилась и вертела в руках облезлый клочок меха, похожий на старую муфту. — Невесть откуда приехала? А если... если это та самая ведьма? Снежная королева? Не вышло у нее тогда заполучить себе Кая, решила теперь по другому?

— Нет, фрекен Линда, — сказочник грустно покачал головой, — сейчас я уже так не думаю. Люди болтливы, а уж как болтливы слуги! Жители нашего городка любопытны и вскоре разузнали все про таинственную госпожу. Она оказалась всего-навсего вдовой купца из Любека, после смерти мужа ей захотелось переехать поближе к родным местам. Она до сих пор живет у нас, а Кай исправно ей служит. Хотя она так красива и неприступна, что порой и я задавал себе вопрос: уж не явилась ли к нам сама Снежная королева? Поселилась напротив ратуши, выезжает на балы, устраивает приемы и знать больше не желает про свое холодное вьюжное царство.

...Они проговорили до самого рассвета. Жаркий огонь в очаге лизал поленья, они становились яркими, словно самоцветы, а потом превращались в пепел. "Вы ведь везде побывали? — спрашивала его Линда. — Расскажите мне! Расскажите мне про все города, про всех-всех людей, которых вы повстречали. Я, кроме Скарриге, ничего не видала". И он говорил, говорил... Пока Маленькая разбойница не задремала, уткнувшись носом в старую муфту из меха куницы.

* * *

— Так и знал, что ты его отпустишь! — Хейм, посмеиваясь, накинул плащ ей на плечи. — Уехал — туда ему и дорога. Я же, знаешь, дурак , конечно, но все боялся, что ты от нас с ним уедешь. В Скарриге заживешь или еще в каком городе побольше.

— Вот еще! — Линда звонко рассмеялась. — На что он мне сдался? Что я с ним делать стану? Я никуда из нашего леса не пойду, тут буду, как мамаша.

— Ну-ну, хорошо, коли так, — Хейм ухмыльнулся в бороду. — В зал пойдем, мороз-то нынче какой!

Линда поежилась, обхватив себя за плечи. Холода стояли изрядные, лес словно дымкой заволокло. И там, под еловыми лапами, резвились белые духи, которым не страшны ни стужа, ни вьюги. Как там говорил вчера "грамотей"? "Сказки, фрекен Линда, разлиты в воздухе. Они вокруг нас. Одна похожа на аромат цветов, иная — на терпкий запах печного дымка. Нужно только услышать их. Вы чувствуете, да? Вы чувствуете? Но они не всегда заканчиваются так, как нам бы хотелось. Едва расскажешь историю — а она уже улетает от тебя, словно лепесток по ветру".

Она недоверчиво улыбнулась: ну и придумают же люди! Тролль и его волшебное зеркало, роза и соловей, китайский болванчик, беспрестанно кивающий головой на каминной полке... Грамотей. Затейник. Сказочник. Она глубоко втянула носом воздух, пытаясь уловить тот самый загадочный аромат чудес, и вновь рассмеялась. Пора было возвращаться к "мальчикам", здесь и вправду становилось слишком холодно.