Сказка, флейта, волшебница и монстр (гет)

Близка неизбежность

Так мало любви, так много слов

Совершенная нежность

Превращается в совершенное зло

Отвергая законы природы

Стоит у перил моста

Безумно глядя на воду

Совершенная красота

Flëur — «Кто-то»

Расчёска который раз утонула в копне огненных волос. Сидящая перед зеркалом Лина, разозлившись, с силой дёрнула её за ручку и тут же убрала пальцы, зашипев от боли. Кселлос никогда бы не подумал, что знаменитая бандитоубийца тратит чуть ли не целый час перед сном на какое-то причёсывание. Он мог представить, как она раскладывает на кровати добытые у разбойников сокровища и с жадным блеском в глазах пересчитывает золотые монеты или как склоняется над очередным магическим пособием, так и засыпая под утро с ним в обнимку, но Лину, дотошно перебирающую чуть ли не каждый волос на голове, воображение рисовать упорно отказывалось. Если бы Кселлос был человеком, наверное, его бы позабавило это маленькое открытие. Но он им не был и потому просто привычно удивился, как неразумно люди тратят свои короткие жизни на бесполезные и глупые дела, не успевая совершить ничего по-настоящему значимого.

Лина меж тем, устало вздохнув, наконец выпутала несчастную расчёску, положила её на тумбочку, а потом рассеянным взглядом окинула комнату, случайно задержавшись на том месте, где стоял монстр. Сотворённые Кселлосом защитный купол и заклинание невидимости надёжно скрывали его от смертных, даже такие великие маги как Лина не могли почувствовать чужого присутствия рядом с собой. Однако Кселлос всё равно ощутил неприятное покалывание во всём теле, когда взор алых глаз остановился на нём. Сейчас в их глубине не таилось ни насмешки, ни злости, ни удивления, ни радости, ни охотничьего азарта. Глаза Лины казались пустыми, равнодушными. Так на Кселлоса смотрела Хозяйка, пока он, смиренно стоя у подножия её трона, пересказывал последние события из мира людей или докладывал о проделанной работе. За тысячелетие своего существования он не смог понять значения этого взгляда и не разгадал, о чём она размышляет, слушая его.

Лина вдруг развернулась и отошла к окну. Кселлос не знал, что волшебница пыталась найти в закатных нежно-розовых облаках, напоминающих шарики мороженого, которым торговали на Сейрунской ярмарке, или в глиняных черепицах крыш, однообразно покрашенных в бордовый цвет. Обычный мелкий городишко, каких ещё сотни на свете. Небольшие одноэтажные дома, одна-единственная гостиница и по совместительству трактир, скучающие и скучные жители. Но Лина продолжала неподвижно стоять у открытых ставен, упорно всматриваясь куда-то вдаль за стекло. Кселлосу надоело наблюдать её спину и длинные пряди разметавшихся по спине волос.

— До сих пор не замечал за вами тяги к романтике. Думал, любоваться закатами — удел госпожи Амелии, — произнёс он вместо приветствия, убрав защитное заклинание и купол.

Как Кселлос и ожидал, Лина вздрогнула и обернулась. Она зачем-то сразу обеими руками прикрыла грудь, и так надёжно спрятанную под длинной, целомудренно застёгнутой на все пуговицы рубашкой.

— Кселлос, негодяй! А если бы я в это время переодевалась?! Тебя не учили, что нельзя без стука проникать в комнату к невинной юной девушке?

Она говорила в своей излюбленной обвинительной манере своим обычным недовольным тоном, но монстр ей не верил. Её злоба не спешила перетекать в него и подпитывать астральное тело негативными эмоциями, глаза не метали молнии и не обещали мучительной смерти.

— Госпожа Лина, поздно изображать оскорблённую невинность. Вам давно не пятнадцать, наверняка уже нашёлся человек, который удостоился чести видеть, как вы переодеваетесь, и не только это.

Он не следил за личной жизнью гениальной волшебницы, Хозяйка никогда не приказывала ему вмешиваться в любовные отношения смертных, но он прекрасно знал: — люди быстро взрослеют, а, повзрослев, начинают искать удовольствие в плотских утехах, а потом уже заключают брачные союзы, произносят глупые клятвы. Сколько для Лины прошло лет со дня их первой встречи, пролетевших для него за одно мгновение? Кселлос не считал, однако морщины пока не изуродовали её лицо и не превратили юную колдунью в безобразную старуху.

— Ты мог бы ещё добавить, что за минувшее тысячелетие не раз приятно проводил время в компании голых женщин и теперь равнодушен к чужой наготе, — фыркнула Лина. — Или монстрам чужды похоть и прочие низменные желания? Никогда раньше не думала об этом.

Она перестала притворяться возмущённой его внезапным приходом. Наверное, решила скинуть с себя привычную маску раздражающейся по любому поводу девчонки, раз уж Кселлос не изображал сейчас добродушного священника с лукавой улыбкой. Он не ожидал от неё такого вопроса и теперь испытывал нечто похожее на чувство, названное людьми удивлением.

— Монстрам доступны иные виды наслаждений. Вам прекрасно известно — наши истинные обличья не имеют ничего общего с человеческой внешностью. Для нас нет большего удовольствия, чем поглощать чужие эмоции: ярость, злость, отчаяние и страх. Мы питаемся вашими болью и гневом.

Он ответил абсолютно честно, не пряча правду за любимой фразой, всегда выводившей из себя Лину и её спутников.

Она прошла мимо монстра и уселась на кровать, положив ногу на ногу. В глазах, обращённых на Кселлоса, подобно пламени любимых Линой заклинаний, разгоралось любопытство.

— То есть ты ни с кем не спал?

— Я и не подозревал о вашем интересе к моей личной жизни. — Кселлос не сдержал усмешки.

Не то чтобы ему никто не задавал таких вопросов, но с ней они никогда не вели откровенных разговоров. В пятнадцать она краснела от любого намёка на интимные отношения. Кселлос мог смутить Лину, просто приблизившись к ней и склонившись к её лицу чуть ниже, чем позволяли приличия. Именно это он не раз и проделывал, желая поддразнить знаменитую бандитоубийцу. Сколько же ей сейчас? Двадцать лет? Тридцать? Хотя важно ли это… Лина повзрослела, пусть внешне она и мало изменилась, зато научилась владеть собой, сдерживать гнев, не бросаться сразу заклинаниями в любого глупца, посмевшего нелестно высказаться о размере её груди или невысоком росте. Даже в сражениях она буйствовала меньше; не взрывала таверны, борясь с Гаури за последнюю фрикадельку, не уничтожала города, отбиваясь от очередного врага, мечтающего убить или заставить служить себе саму Лину Инверс, не увлекалась схваткой настолько, чтобы окончательно забыть о безопасности тех, кто находился рядом с ней, не важно, были ли то случайные горожане или верные союзники. А теперь ещё она сидела напротив Кселлоса и спокойно расспрашивала его о любовных похождениях.