Неидеальность Ойкавы Тоору (гет)

Ойкава Тоору был довольно популярен в старшей Аобаджосай. Выходец из хорошей семьи, талантливый волейболист, да и внешне красавчик — ну чем не объект для восхищения и первой (и не только первой) любви?

Казалось, Ойкава Тоору был идеален, а потому всё, что его окружало, тоже должно было быть идеально: одежда, друзья, учителя, оценки. Естественно это значило, что и девушка должна быть идеальна, начиная характером и заканчивая внешностью.

Именно поэтому многие пророчили Ойкаве отношения с первой красавицей школы: невысокой, стройной и недосягаемой, как звезда на небосводе. Ещё на первом году старшей школы она работала в местном модельном агентстве. Сейчас же, являясь третьегодкой, уже успела прославиться на всю Японию.

Многие были уверены, что в конечном итоге двое самых популярных людей школы сойдутся.

Вот только они ошибались, забыв принять во внимание один маленький момент: Ойкаве Тоору нравились пухлые девушки. При всей своей идеальности ему нравились те, кого общество идеальным назвать не могло из-за проклятья лукизма. Ойкава и сам поначалу, ещё в не столь глубоком, но всё же детстве, считал, что его девушкой должна быть стройная, миниатюрная леди с аристократически белой кожей, длинными чёрными волосами, большими карими глазами и тонкими губами. Эдакая куколка, на которую можно любоваться до бесконечности.

А потом случилась она, Фукуда Сора. Пухленькая девушка со стрижкой каре, которую она постоянно красила в разные цвета, за что получала по шапке от директора, с резким характером и привычкой закатывать глаза. Она не была толстой, но достаточной противоположностью идеала тогдашнего Ойкавы Тоору. И как-то так случилось (на самом деле однажды Фукуда просто зарядила ему кулаком в нос), что тогдашний Ойкава Тоору умудрился влюбиться в неё, превратившись в сегодняшнего Ойкаву Тоору с его маленькой слабостью. Ну, или немаленькой — это как посмотреть.

Нет, Фукуда ни в коем случае не была нездорова полной, но лишние килограммы в бёдрах и животе у неё имелись. Благо, что люди вокруг были воспитанными и никто её за это не гнобил. Хотя частенько можно было услышать смешки и тихие комментарии со стороны одноклассников. Волновало ли это саму Фукуду? Ойкава не знал, но искренне надеялся, что нет. В конце концов у девушки был не такой характер, чтобы беспокоиться из-за чужого мнения.

Тем не менее, Фукуда его отшила. И не раз. Сперва это произошло на первом году обучения, когда перед своей первой игрой в качестве старшеклассника Ойкава подловил в её коридоре и довольно нахально спросил:

— Будешь со мной встречаться, если мы выиграем матч? — Он был более чем уверен в своей привлекательности. Он посещал старшую школу всего один месяц, а ему уже более двадцати раз успели признаться в любви. Тем не менее:

— Ты что, больной? — удивлённым голосом спросила Фукуда, после чего добавила: — Иди проветрись. — И ушла.

Тогда Ойкава сильно огорчился, решил назло ей начать встречаться с первой красавицей её класса, показательно заходил к ней на каждой перемене и отвешивал комплименты, когда Фукуда оказывалась рядом, но ничего не могло пронять девушку: той будто было плевать.

Прошло месяца два, Ойкаве эта игра надоела, и он бросил свою девушку, вновь вздыхая по Фукуде, чем безумно раздражал Иваизуми.

В итоге Ойкава решил признаться во второй раз в романтической обстановке во время летней экскурсии. Он вновь выловил Фукуду и вновь нахально и самоуверенно предложил той встречаться. В этот раз девушка дала ему пощёчину и ушла. Ойкава начал встречаться со второй красавицей школы.

С тех пор началась их игра в «кошки-мышки»: Ойкава признавался, Фукуда его отшивала, он находил себе новую девушку, после чего бросал её.

Так минуло два года, и Ойкава с некой гордостью мог заявить, что ему дали отворот-поворот уже пятьдесят два раза. Иваизуми называл его идиотом, Тоору парировал, что он пусть и идиот, но влюблённый и упрямо идущий к своей цели.

В конце концов это надоело самому Хаджиме, и как-то раз, проходя мимо кабинета химии во внеурочное время, когда в школе оставались лишь волейболисты и члены литературного клуба, Ойкава услышал то, чего не ожидал:

— У нас скоро игра против Шираторизавы. Они — сильные противники, поэтому было бы неплохо, если бы ты подбодрила нашего связующего, — говорил Иваизуми.

— Ты про Ойкаву-куна? — спросила Фукуда, и в её голосе Тоору услышал странную эмоцию, которую никак не мог интерпретировать. — Не кажется ли вам обоим, что пора с этим завязывать? Иваизуми-кун, ты умный человек, поэтому, пожалуйста, больше не подходи ко мне с подобными предложениями. Я не собираюсь этого делать.

— Я не прошу о чём-то сверхъестественном, просто пожелать удачи и сказать, что веришь в нашу победу! Для него твоё слово будет ценнее любого другого, только ты можешь настроить его на победу!

Фукуда тяжело вздохнула. Ойкаве показалось, что он ощутил идущие от неё волны напряжения и раздражения:

— И ты туда же? Неужели вы не понимаете, что я ему не нравлюсь? Он просто хочет чего-то нового, отличного от всех его предыдущих девушек.

— Но ты правда нравишься ему! Господи, да ты не представляешь, как мне надоело выслушивать его нытьё о том, что ты в очередной раз отшила его.

Последовала пятисекундная тишина. Ойкава был готов ворваться в кабинет и заткнуть рот лучшему другу, когда услышал тихое, полное грусти:

— Если бы я ему действительно нравилась, то он не находил бы себе новую девушку через неделю после того, как я в очередной раз отказала ему. Если бы я ему действительно нравилась, то он рассказал бы мне, за что конкретно я ему нравлюсь, а не простодушно предлагал бы быть вместе. Если бы я ему действительно нравилась, то он заранее просчитал бы, к чему приведут наши отношения и насколько сильно от них пострадаю я, а не лез со своим легкомыслием.

Ойкава глупо хлопнул глазами, Иваизуми по ту сторону двери тоже не совсем понял, что имела ввиду девушка. Тогда она пояснила:

— Во-первых, все признания Ойкавы-куна, это не нормальное предложение по типу «ты мне очень нравишься, давай встречаться», а «посмотри как я крут, ты обязана запасть на меня». Ты думаешь, я приму это всерьёз? Ха! Во-вторых, Ойкава-кун никогда не говорил, за что я ему нравлюсь. За лишние килограммы? За несоответствие стандартам красоты? Может быть, за любовь к еде и ненависть к спорту? За то, что я предпочитаю жить обычной жизнью, а не лезу куда-то на передовую? В-третьих, Иваизуми-кун, если ты не заметил, то Ойкава-кун стал одним из самых популярных парней с того самого момента, как поступил в старшую Аобаджосай. Может вам, парням, и хорошо живётся в неведении, но я-то прекрасно вижу, как волна негатива и зависти выливается на очередную возлюбленную Ойкавы-куна. И не только со стороны девушек, но и парней. Я не хочу каждое утро отмывать свою парту от мела и находить в обувном шкафчике письма с угрозами. Я не хочу терять свою сменку и находить её в школьном фонтане. И я точно так же не хочу, чтобы кто-то «случайно» проливал на мои вещи газировку, а затем за спиной гнобил за мои недостатки, о которых я и так прекрасно осведомлена. Поэтому я не собираюсь ни отвечать на его «чувства», — она показала кавычки в воздухе, — ни уж тем более становиться его девушкой.

Послышались шаги. Ойкава не успел отскочить в сторону, как дверь перед ним открылась, являя Фукуду. Та, на удивление Тоору, не выглядела злой, а скорее расстроенной. Она вновь тяжело вздохнула, уже в который раз за этот вечер.

— Ты хороший человек, Ойкава-кун, но не для меня. Найди себе кого-нибудь другого, кого правда полюбишь. — И отвела взгляд, отворачиваясь и идя по коридору к лестнице.

Ойкава замер, как громом поражённый. Всё, что он мог — это наблюдать за тем, как его возлюбленная уходила всё дальше и дальше, а Иваизуми в кабинете неловко чесал голову, впервые не ругая друга за то, что он подслушивал чужие разговоры.

И тут в Ойкаве что-то щёлкнуло. Он сорвался с места, нагнал успевшую достигнуть лестницу Фукуду и взял её за руку, отводя в соседний кабинет математики. Девушка нахмурилась, вырывая запястье и тяжело смотря на Тоору. Её взгляд был полон недовольства, но всё, о чём Ойкава мог думать — это о том, как ему хотелось бы потискать её щёки.

— Я неясно выразилась? — спросила Фукуда, прерывая затянувшееся молчание.

— Я… — вздохнул Ойкава, впервые растеряв всю свою нахальность. — Ты правда мне очень нравишься. Ещё со времён Китагавы Даичи. Помнишь, на втором году средней школы я сказал что-то нелестное о твоей подруге? Ты тогда мне врезала по носу, чуть не сломав его. Было разбирательство, наших родителей вызвали в школу, я был отстранён от физкультуры на несколько недель, а мальчишки смеялись надо мной? — Фукуда приподняла бровь и кивнула. — Знаешь, это было больно, но именно в тот момент я понял, что влюбился. Чёрт, да я всегда думал, что буду встречаться с хрупкими милыми девушками!

— Ты с такими и встречался, — фыркнула Фукуда, но Ойкава проигнорировал её, продолжив свой монолог:

— А потом ты дала мне по носу, и я понял, что хрупкие девушки — хрупкими девушками, но мне по нраву такие, как ты. Я влюбился в тебя, я любил тебя целый год, я даже пошёл в ту же старшую школу что и ты, лишь бы суметь быть рядом. И когда я впервые признался, ты… Ты просто отвергла меня, и я не придумал ничего другого, кроме как показать тебе, чего ты лишилась.

— Признанием ты называешь свою тупую фразочку? Уж извини, но там даже слова «нравишься», не то, что «люблю», не было, — перебила его Фукуда.

— Но в последующих было! — не согласился Ойкава. Девушка насмешливо покачала головой.

— Ни разу. Ты мне признавался более пятидесяти раз…

— Пятьдесят два, это пятьдесят третий.

— Плевать. Суть в том, что их было более пятидесяти, но ни в одном ты ни разу не сказал мне, что конкретно тебе во мне нравится.

— Так я могу сказать! — взволнованно произнёс Ойкава, не веря в то, что его в кои-то веки внимательно слушали, а не просто закатывали глаза и уходили. — Мне нравишься ты, твой характер. То, что ты много времени посвящаешь своим хобби, что ты готова бесконечно говорить о книгах, что ты ведёшь свой блог в интернете и не стесняешься этого. Мне нравится, что тебе плевать на чужое мнение, что ты не стремишься подгонять себя под чужие рамки, живя так, как нравится тебе. Мне нравится, как ты улыбаешься, когда ходишь на выставки современного искусства. Я люблю как блестят твои глаза при виде любимых актёров и как упорно ты анализируешь поведение персонажей фильмов, ища смысл там, где его может и не быть. Я люблю всё это, понимаешь? В средней школе я считал тебя посредственной девчонкой, но стоило мне влюбиться, стоило мне всё больше и больше узнавать о тебе, погружаться в твою жизнь, как я понимал, что не зря мне нравишься именно ты. И я…

Ойкава замолчал, смотря на удивлённую Фукуду, которая просто открывала и закрывала рот, не в силах что-то вымолвить. Она была похожа на рыбу в воде. На крайне привлекательную рыбу в воде, подумал Тоору.

Осторожно он взял Фукуду за руку, переплетая их пальцы. Девушка залилась краской, её взгляд взволнованно заметался.

— «Вся моя борьба была тщетной! Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю!» — процитировал он мистера Дарси, вспоминая, что в одном из своих постов Фукуда писала о том, как её тронул тот момент в книге. Конечно, данное признание не особо подходило под ситуацию, однако ничего лучше Ойкава придумать не мог.

— Это… — тихо проблеяла девушка.

— «Гордость и предубеждения», твоя любимая книга и твой любимый фильм, — кивнул Ойкава. — Теперь ты понимаешь, что я серьёзно?

Фукуда молчала ещё с секунду, а после выдернула свою руку из его и быстрым шагом покинула кабинет, оставляя поражённого и опустошённого Ойкаву наедине с собой. Через секунду в дверном проёме показался Иваизуми. Он подлетел к другу, кладя ему руку на плечо, будто спрашивая, как он.

— Пятьдесят третий раз, — ответил Тоору, пожимая плечами и выдавливая из себя улыбку. Хаджиме покачал головой: та опять была наигранной.

В этот раз Ойкава чувствовал себя в разы хуже. В прошлые разы все его признания, как и подметила Фукуда, мало напоминали признания, скорее какие-то шуточки, построенные так, чтобы в случае отказа они воспринимались наименее болезненно, что было слишком уж в характере Ойкавы.

Наверное из-за этого на следующий день он был несобран. Размялся он слабо, даже противник в виде старшей Шираторизавы и Ушиджимы не заставил его взять себя в руки. Мысли Ойкавы были где-то не здесь, а там, в классе математики прошлого вечера. Он всё думал, что же сделал не так, но никак не мог понять.

В итоге недовольный тренер посадил его на скамейку запасных, а Иваизуми отвесил оплеуху, заставив пойти в туалет и умыться, чтобы прийти в себя и отбросить личные проблемы до конца матча.

Однако не успел Ойкава пройти и половину пути до мужского туалета, как увидел стоящую в коридоре Фукуду. Та, оперевшись на стену, сложила руки на груди, держа в них то ли баннер, то ли ещё что. Тоору остановился, смотря на девушку.

— Матч на площадке в самом разгаре, почему ты здесь? — спросил он.

— Да так, заметила, что кое-кто действительно не может играть, если ему не пожелать удачи, — вздохнула Фукуда. — Вот, пришла сама и привела весь литературный клуб, чтобы поддержать вас. Даже плакат всю ночь рисовала. — Она развернула баннер в руках, на котором красивым почерком было написано «Вперёд старшая Аобаджосай». Ойкава не сдержал искренней улыбки, в его груди разлилось тепло. — Прости, что вчера так отреагировала, я просто… Была удивлена, наверное? Это было слишком неожиданно с твоей стороны. Я-то думала, что ты все эти годы шутил, — она неловко посмеялась и прежде, чем Ойкава успел возразить, произнесла: — Я обдумала всё, что ты сказал, поэтому я согласна. Давай встречаться. И прости, что так долго бегала.

Ойкаве показалось, что его сердце сейчас разорвётся от переполняющих его эмоций. С радостным вскриком он попытался было заключить девушку в объятия, но та машинально увернулась, поражённо вылупившись на столь странную реакцию. Однако через секунду сама чуть раскинула руки, приглашая Тоору, и тот счастливо обнял девушку, щекой потираясь о её щёку и поражаясь мягкости.

— Всё, Ойкава-кун, тебе пора на поле. Иди сперва выиграй, а потом мы поговорим.

Тоору важно кивнул и отстранился от Фукуды. А затем не удержался и коротко чмокнул покрасневшую девушку в щёку, после чего поспешил обратно в зал.

— Обещай болеть за меня! — крикнул он у самых дверей.

— Да я уже, — улыбнулась девушка.

Ойкава как никогда был настроен на победу.