Сны о мире, который иной (гет)

Пальцы ног путались в щекочуще прохладной траве, когда она бежала неизвестно куда и непонятно зачем, задыхаясь от неведомого ей прежде чувства — счастья.

Бежала до тех пор, пока лес внезапно не расступился и взору её предстал волшебный в своих диковинно ярких красках пейзаж — солнечно-желтый песчаный берег и искрящаяся от сияния солнца голубая гладь реки. Аэлита, обняв белый стройный ствол росшего на самом краю леска деревца, шумящего сочной листвой, замерла, всем своим существом впитывая неземную яркость глубокого лазурного неба, пушистых белых облаков, зелень листвы деревьев и травы, буйное разноцветье цветов. Она жадно вдыхала всей грудью напоенный волнующими ароматами воздух, а потом... Потом неожиданно с неба полились хрустально-прозрачные нити дождя...

...Эти сны приходили к Аэлите столько же, сколько она помнила себя. Да, поначалу они пугали — яркие, наполненные негой и предвкушением чего-то странного, но удивительно приятного... И всё так непохоже на пейзаж её собственного сурового мира — с тёмно-синим, как море в грозу, бездонным небом, оранжево-апельсиновыми равнинами, потрескавшимися и испещренными лиловыми тенями...

Но постепенно Аэлита привыкла к ним и, если сны об ином чудесном мире почему-то не приходили, то весь следующий день девочка чувствовала себя глубоко несчастной...

Первое время она представала перед отцом с сияющим от радости лицом, но неизменно натыкалась на недоумевающе хмурый взгляд Тускуба и тут же сникала. Да, отцу о её снах рассказывать было нельзя: не такой он человек, чтобы ему можно было довериться. Аэлита могла опасаться Тускуба, уважать его, повиноваться, преклоняться, даже ненавидеть, но... только не доверять.

Она научилась надевать маску безразличия ко всему, да это было и несложно. Ничто не трогало её сердце, ничто не интересовало... кроме снов, что с каждым днём становились всё волшебнее: высокие зелёные горы, светлые, не их, реки. Облака, облака, огромные, белые, и дожди, — потоки воды, низвергающиеся с неба. И люди-великаны — со светлыми лицами, добрыми улыбками, а где-то среди них был тот (Аэлита подсознательно чувствовала это!), что принесёт ей неведомое прежде чувство — счастье.

Потом учитель ей говорил, что это — ашхе, второе зрение. Что в них, потомках Магацитлов, живёт память об иной жизни, дремлет ашхе, как непроросшее зерно. Ашхе — страшная сила, великая мудрость. Что она принесёт ей — жизнь или смерть?

И вот настал момент истины.

...Нежный звон отвлек Аэлиту от невесёлых мыслей. Торопливо приведя в порядок волосы, она придвинула столик с экраном, включила цифровую доску и сразу столкнулась с взглядом отца, который улыбнулся углом длинных, тонких губ:

— Как спала, дочь моя?

— Хорошо, отец. Что-то случилось?

Тускуб нахмурился, захватил горстью бороду и, казалось, погрузился в мрачные думы. Аэлита терпеливо ждала, почему-то ощущая лёгкий трепет внутри. Это было так непохоже на отца — замолкать во время их редких разговоров, что она поняла — случилось что-то, из ряда вон выходящее.

— Скажи управляющему, чтобы приготовил комнаты для гостей и... и вообще всё, что нужно. И ждите!

— Гостей? — глаза Аэлиты изумлённо расширились. — И кто к нам приедет? Вероятно, какие-то важные лица?

Ответа не последовало. Экран затуманился пустотой и Аэлита, поняв, что более ей ничего не узнать (ох уж эта манера отца — не отвечать на неприятный ему вопрос!), тихо вздохнула и пошла искать управляющего.

... Послышался стрекот винтов приближающегося воздушного корабля.

Надев плащ и накинув капюшон, она неторопливо вышла на площадку, вниз от которой спускались поросшие мхом ступени, сжатые по бокам двумя огромными сидящими статуями Магацитлов — потрескавшихся, поросших ползучей растительностью, вечно улыбающихся сквозь сон. Сделала несколько шагов, поскользнулась на клочке мха, подняла голову... и встретилась взглядом с небесно-синими глазами того, кого неосознанно ждала всю свою жизнь — сына иного мира.

Сына Неба.