Сантименты ни к чему (джен)

Принц Руди обычно предпочитал перемещаться по островам инкогнито. Узнаваемая внешность и некоторые особенности поведения чаще всего дополнительно обременяли и без того полную забот жизнь наследника королевского престола неудобствами. Не то чтобы Рудольф не любил общаться с простыми жителями своих земель: наоборот, с радостью это делал, если те, конечно, не были сногсшибательными красотками. От последних принц держался подальше. Но обычно после разговоров с принцем, если те затягивались дольше, чем на четверть часа, жители островов начинали чувствовать странную усталость и звон в ушах, а в последствии мучиться дурными снами. Злого умысла в этом со стороны Рудольфа не было никакого. Должно быть, народ на островах был больно впечатлительный. После каждого выхода Руди в люди по Королевству ползал шепоток, что с принцем что-то не то. Что конкретно было не то, все про себя знали, но вслух говорить не осмеливались: в крови наследника престола Таллэ слишком взрывоопасно перемешалась мертвечина со стороны батюшки и странности со стороны маменьки. Волшебником он был сильным, но никто не понимал, каким именно: светлым или темным.

Путешествие в Жижи, однако, прошло без эксцессов и встреч с крестьянами и горожанами. В Жижах личность Руди была больше мистической и принадлежащей к другому миру, волшебному и находящемуся за чертой разрушенного города. В лицо здесь принца не знали. И тот, не скрываясь, до вечера гулял по развалинам столицы, рассвет и гибель которой прошли задолго до его рождения, наблюдал за местными жителями, пробовал, пока никто не видит, какие заклинания здесь работают хорошо, а какие не очень.

Уже ближе к закату дня Рудольф вышел к Жижевскому Институту, надеясь не встретиться в его стенах с прадедом. В отличие от остального города, который Руди успел увидеть, Меза смотрелась очень обжито и почти гостеприимно.

Общая Столовая, вопреки представлениям Руди, не была засыпана бетонной крошкой и пустыми бутылками, а напоминала приличную родственницу корпусов "Черной Жемчужины". Видимо, оформлялись, а то и строились они в одни и те же года.

— Господин Адам, не могли бы Вы появиться? — громко спросил Рудольф у ромашки на преподавательском столе. Наличие в помещении студентов принц проигнорировал.

— И вам добрый день, мистер Зеботтендорф. Как поживаете?

Адам, закинув ногу на ногу, так что из-под наглаженной до стрелок штанины выглядывал белый в тонкую черную полоску носок, сидел в противоположном конце столовой, рядом с недавно установленной буржуйкой. С приходом осени у него начинали мёрзнуть руки. Костяшками пальцев Кадмон рассеянно поглаживал скулу, а тёплый, глубоко заинтересованный взгляд его скользил по неожиданному гостю.

Год назад эта встреча была бы желанной. Тогда Адам воображал её себе в декорациях Шекспировской пьесы — два древних враждующих рода схлеснутся за власть. Работа в театре сказывалась — картины в его воображении порой складывались излишне пафосными и сюрреалистичными, словно разворачивались не в реальности, а на сцене. Теперь же, в текущих реалиях наследнику Киррен и наследнику Таллэ нечего было делить, их пути разошлись. Или были разведены нарочно. В любом случае — появление принца Рудольфа было для Адама совершенно восхитительной загадкой. Главное, чтобы ответ не разочаровал.

Кончиком ботинка он выписывал в воздухе неведомые знаки, молчание длилось. Ещё, пожалуй, секунды две-три.

— Хотите чаю? Или кофе? — светски спросил он, жестом предлагая Рудольфу присесть рядом.

В буржуйке тихо потрескивало, и пространство вокруг печи дрожало, словно воздух в жару — дым улетучивался в иную реальность, оставляя вместо себя едва различимый запах озона. На столе прямо из воздуха появилась пара фарфоровых чашек без росписи. В одной из них дымился кофе, густой и крепкий, как гудрон. Адам с удовольствием его пригубил. Как всегда в подобных ситуациях он предпочитал предоставить первый ход собеседнику. Если пришёл — значит хочет чего-то. Если хочет — пускай озвучит. Если нет — то можно по крайней мере скоротать время, которого, как оказалось, иногда бывает слишком много.

— Как вы находите это место? Оно не слишком королевское, достаточно скромное, я бы сказал, вам должно быть непривычно находиться в таких декорациях.

Рудольф неторопливо развернулся, чуть задерживаясь взглядом на ромашке в вазочке. Было в ней что-то странное, как будто детскую игрушку совершенно случайно положили в исследовательскую лабораторию.

— Добрый вечер. Рад, наконец, встретиться очно и именно с Вами, а не в Вашей оборотной копией.

Адам производил странное впечатление, и Руди потребовалось несколько секунд, чтобы уложить его внешность в своей голове. Когда принц был ребенком, он знал своего дедушку — светловолосого волшебника с умным взглядом, который тоже отзывался на имя Адам и делал неплохих марионеток. Кукла шипящей кошки, полученная от него в подарок, висела у Рудольфа в комнате на видном месте у окна. Совсем не волшебная, просто игрушка. Тогда Руди не знал еще обо всех хитросплетениях родственных отношений в своей семье, как не знал о них и потом очень долго. Тем более шокирующей оказывалась правда о королевских родах Таллэ и Киррен, оборотных зельях, временных петлях, преступлениях, интригах, странных взаимоотношениях внутри семей и прочих безобидных для монархов шалостей, которые практиковали повсеместно, и которые никак не могли найти свое место в системе мировоззрений Рудольфа.

Адам, что сидел у печки военного образца, выглядел тоньше и моложе. Тот, что был дедушкой Руди, в детстве казался ему ненастоящим, как реквизит на сцене. Только спустя много лет он понял, почему.

— Мне сложно дать оценку Вашему дому, замечу только, что отсутствие здесь королевского налета показывает это место для меня в выгодном свете, — в список умений Рудольфа не входили приветливые улыбки, он ограничился только кивком, сев напротив Адама. — Если Вы не сочтете отсутствие прелюдий дерзостью, я хотел бы перейти сразу к цели визита.

Он из вежливости взял предложенный чай, но пить не стал. Не из каких-то соображений, а исходя из особенностей собственного организма. Чай для него был не более вкусен и питателен, чем вода из лужи или ацетон.

— Не стесняйтесь, — Адам взмахнул ладонью, как будто отгонял назойливую птицу, и повернулся всем корпусом к Рудольфу, тем самым демонстрируя всё возможное внимание.

Хотелось поймать в малоподвижном точёном лице принца тени его эмоций и мыслей. Догадаться — какими были взаимоотношения между фальшивым Адамом и маленьким Рудольфом. И каким был тот Адам? Был ли он похож на самого Кадмона, или носитель личины даже не пытался создать полноценную личность, был таким же балагуром и пустобрёхом, как говорят о нём многочисленные слухи. Или он был совсем другим, бойким и ласковым, любил внука и баловал. Судя по тому, что в глазах принца при упоминании своего "дедушки" ничего не дрогнуло, между ними стояло максимум равнодушие. И теперь такая уникальная возможность — изучить оригинал, сравнить подделку с картиной мастера. На месте Рудольфа Адам был бы в восторге, но ему оставалось только ловить отражения и изучать с ноля. На первый взгляд юноша казался... непримечательным. Покрытым толстым слоем хорошего воспитания и манер. Копнуть бы поглубже.

Впервые о принце Рудольфе Адам узнал уже когда вступил в Возрождение. Мама всегда была скупа на сведения, то ли старалась позабыть детали, то ли считала, что сыну в подробностях знать драматическую историю подмен и ссылок не стоит. Добрая славная мама. Недальновидная и любимая. В пору разочарований и потерь узнать, что ты проживаешь чужую жизнь, а на твоём месте как сыр в масле катается кто-то другой, кто-то коварный и скрытый, непросто. Адам был достаточно завистливым и злопамятным человеком, чтобы такие вещи не прощать.

— Когда-нибудь потом я попрошу вас рассказать о моей оборотной копии. Может быть не сегодня, — произнёс с улыбкой Кадмон и кивнул, готовый выслушать цель визита монаршей особы.

— Мне нужна помощь темного волшебника. Темного волшебника значительной силы. Я мог бы обратиться к Яну, но он никогда мне в задуманном не поможет, так как порой излишне сентиментален. А мне сантименты ни к чему.

Рудольф поставил чашку на печку и сцепил длинные пальцы на коленке. Со стороны Адам и Руди, должно быть, смотрелись комично: ректор Мезы выглядел современным деловым человеком, слегка разве что растрепанным беготней по делам и заботам. Руди же, на которого внешне сильнее всего повлиял отец, не выбравшийся из стереотипов о своей расе и своем клане, смотрелся гротескной иллюстрацией к романам времен Мери Шелли и Байрона. Между собой Адам и Рудольф внешне ничем похожи не были. Никому бы в голову даже не пришло, что они родственники, причем, близкие.

— Вы, должно быть, знаете о моей специфической болезни. Она, к сожалению, стабильна. Лучше мне не становится, хуже, конечно, тоже, но уже и того, что есть, достаточно для создания больших помех в нормальной жизни. Вскоре мне нужно будет возглавить Королевство. Вы мудрый человек и должны понимать, что король с приступами панических атак во время официальных приемов — не лучшее будущее для трона. Я и без этого не лучшее его будущее, по мнению многих, и в связи со своей расой, кровью, образом жизни в первые месяцы на престоле должен буду совершить ряд действий, чтобы пресечь эти пустые разговоры. Однако, подливать масло в огонь не хочется, и то, что можно в себе купировать, я должен купировать.

Руди ненадолго замолчал, рассматривая потрескивающее пламя в печке.

— Мне необходимо проклятие, которое лишит меня зрения. Мой жизненный ритм от этого не сильно пострадает: я почти нежить, я хорошо ориентируюсь на энергетику человека, — принц медленно улыбнулся, будто примеряя непривычное выражение лица, — к тому же, есть, например, летучие мыши, которые оценивают внешний мир совершенно не как люди, иными способами. А с этими животными я, можно сказать, связан крепче, чем с человеческим родом. Так вот, я бы хотел, чтобы Вы меня прокляли. Если Вам нужно время на обдумывание или подготовку заклинания, я приду завтра. Дольше тянуть не могу. Если время не нужно — я готов и сейчас.

Адам замер, не донеся чашку с кофе до рта. На его выразительном лице медленно и красноречиво сменялись эмоции: нахмурились брови, потом удивлённо поднялись. Плотно сжатые губы дрогнули... и Кадмон рассмеялся, весело и заразительно, так что в уголках его голубых глаз выступили слёзы.

— Прошу прощения, — сдавленно извинился он, прикрывая улыбающийся рот ладонью. — Мне нужна минута, чтобы взять себя в руки. Я искренне извиняюсь.

Он провёл пальцами по губам, будто пытался стереть с них улыбку, подпёр щёку ладонью, как ребёнок, которому рассказывают интереснейшую историю, и впился немигающим взглядом в тёмные глаза дорогого родственника. Загадка не разочаровала — поразила, отчасти даже умилила. Теперь спокойное, отчасти неживое лицо принца Рудольфа, осветилось совершенно новыми чертами, которые Адам не мог однозначно определить и каталогизировать. С некоторым усилием он выдохнул и принял сосредоточенный серьёзный вид.

— Не подумайте, что я не хочу вас проклясть, — произнёс он, прижав ладонь к груди. — Мне это было бы очень приятно. Но ваша просьба, вы должны это полностью осознавать, мистер Зеботтендорф, вызывает ряд вопросов. Не обижайтесь, но я их вам задам, хотя бы ради научного интереса. Можете не отвечать. Можете в ответ проклясть меня, как вам заблагорассудится.

Подавшись вперёд к собеседнику, Адам сел на самый краешек стула и наклонился вперед, чтобы изучить предстоящий фронт работ, если вдруг сегодняшний вечер действительно приведёт к абсурдному ослеплению. Не привыкший соблюдать чью-либо зону комфорта, кроме своей собственной, Кадмон чуть ли не касался своим носом носа Рудольфа. С такого расстояния он мог разглядеть каждую крапинку на тёмной радужке.

— Так почему ослепление, друг мой? — резко отстранившись, Адам откинулся на спинку стула. — Почему не светонепроницаемые очки? Почему не приобретённая прозопагнозия? Почему не психотерапевт, в конце концов? Скажите, — в его голосе прозвучало искреннее любопытство без тени иронии или упрёка, — если на вашем костюме пятно, вы видимо его сжигаете? Или, если у вас чешется рука — вы отрубаете её? Не подумайте, что я отказываюсь от вашего предложения, я готов проклясть вас в любую секунду. Во мне говорит исследователь. Человеческая натура крайне загадочна.

— Потому что от Вашего проклятия меня не сможет вылечить Ваш папенька, Адам, — коротко ответил Рудольф и с готовностью встретился с Невструевым-младшим взглядом, вдруг тому потребуется получить подтверждение сказанного и в мыслях сказавшего. Руди был более, чем уверен в легилименции своего собеседника: брату Адама, который выполнял его роль долгие годы на троне Королевства, эта способность от отца передалась сполна. И, кажется, только она. Адам же действительно напоминал Яна — слепая заинтересованность в эксперименте и мотивации, сквозящая во всей речи ирония, что-то неуловимое в позе. Раньше Руди считал себя похожим на прадеда, но теперь точно видел, что такое — родственное сходство.

— Вы очень сильный волшебник. А сидите здесь, в казенном здании, привязанный простейшим заклинанием. Дело не в силе наложенного на Вас ареста, а в том, кто его на Вас наложил. Вы с его колдовством не справляетесь. А он с Вашим, — Руди подвинул чашку чая чуть дальше от края, аккуратно повернул ту за тонкую ручку и машинально пожал плечами в сопровождение своих следующих слов: — Я не знаю, как это работает, но в этом есть логика и некоторая закономерность. Возможно, тут замешаны какие-нибудь удивительные и не поддающиеся объяснению чары, завязанные на ваших душевных взаимоотношениях или на том, что Вы первый и последний ребенок чрезвычайно "заоктариненных" волшебников.

— Подумайте сами: Ваша матушка принесла в Королевство волшебство, которое не сосредоточено в одной строптивой штольне возле Нью-Еха, как это было раньше. А господин Янус — простите, что не зову его прадедушкой, слишком абсурдно звучит — лич, теоретически, мертвец. Однако эти двое породили Вас. Вы дожили до тридцати лет и считаете себя всего-лишь интеллектуалом и везунчиком? Не уверен, что Ваша богатая биография и все магические силы лишь плод образования и симпатично улегшихся генов. Вы и Ян — особый случай на островах. Если я выжгу себе глаза, попрошу дядю Сашу дать мне зелье отвода взгляда, буду носить повязки и прочее — Янус снимет, излечит и опять все сделает так, как он бы хотел, чтобы у меня было. Поверьте, Адам, я всю жизнь провел в Незримом Университете. Королева Маша считала хорошей родительской практикой детство в цыганском таборе. Мой отец — талмуды по некромагии на ночь. Дедушкой я знал господина Дабалю. Он добрый человек, но ему было не очень много дела до семьи. А прадедушка у меня — Ваш папа. Много Вы что в своей жизни сделали поперек его воли, если он саркастично попивал кофеек неподалеку? Вряд ли. Я тоже практически ничего. И будучи королем здешних земель мне бы хотелось разорвать традицию ношения Вашей фамилии по его воле, сокрытия своих болезней по его воле и составления приказов по ней же. Не поймите меня неправильно — я люблю его. И чтобы продолжить любить, мне нужно то, с чем он не справится. Вы.

Складно, красиво, заманчиво. Адам снова сел на самый край стула, так что колени периодически касались коленей Рудольфа, и заглянул глубоко в глаза принца. Пробираясь слой за слоем, он собирал эмоции, обрывки мыслей, страхов, желаний и чувств в цельную мозаику, и всё равно не мог избавиться от сомнений. Складно, красиво, заманчиво — если речь касалась пресловутого рода Невструевых, будь там хоть малая частица крови древнего хитрого призрака, — за простотой и притягательностью должен был скрываться подвох. Вопрос в том, против кого этот подвох направлен — только ли против Януса? Или, быть может, это подвох в подвохе? Как сон во сне — пробуждению всё равно быть. Даже мыслям нельзя верить до конца, уж он то знал, как легко можно их прятать.

— Вы кажетесь очень умным молодым человеком, — откровенно признался Адам, потянувшись кончиками пальцев к острому подбородку Рудольфа. — Любите удивлять. И очень широко осведомлены о текущем положении моих дел, так что наверняка понимаете, что идея бунта в любом виде будет крайне для меня привлекательна. Когда человек приносит мне на блюде то, что я хочу, и не требует взамен ничего обременительного, я настораживаюсь.

Принять предложение принца казалось одновременно победой и поражением. Победой в мелочном подростковом желании пойти против воли отца, и поражением в том, что победу эту Адаму безвозмездно подарили. Но попробовать хотелось невыносимо. К тому же, Рудольф собирался отказаться от вероломно украденной фамилии Таллэ. Пальцы Адама слегка подрагивали, а во взгляде его появился некий нездоровый блеск, как будто рыбья чешуя мелькала под поверхностью воды, и не поймёшь, форель там скрывается или пиранья.

— Что же, судя по всему, вы действительно в затруднительном положении, друг мой. Но потерпите мой поток вопросов ещё немного. Мне бы не хотелось снова наступить на грабли, зная моего отца, вы должны понимать, о чём я. Мне бы хотелось убедиться в чистоте ваших намерений. Кроме того, нет ли у вас опасений, что в какой-то момент я могу, скажем, лишить вас не только зрения, но и слуха, или пары-тройки воспоминаний? Добавить новые? Даже не знаю, убить вас, чтобы посмотреть на реакцию отца? Ваша смерть подавно не входит в его планы. Не подумайте, вы мне очень симпатичны, просто интересно знать ваше мнение. Редко удаётся пообщаться с человеком близким по крови и биографии.

Руди с удивлением задумался о том, когда до него в последний раз вот так беспардонно дотрагивались. Неприятным прикосновение не было, но принц инстинктивно выпрямился, оказываясь подальше от ладоней Адама. С непривычки подбородок хотелось сначала осмотреть в зеркале, а потом хорошенько потереть.

— Я считаю Вас разумным человеком для таких выходок, — Рудольф отточенным, но очень женственным и явно маминым жестом быстро убрал за ухо прядь волос. — Не могу рассуждать о родственной любви, в нашей семье она выражается обычно странным образом. Подумаем о моей "нужности" и планах на меня, о которых Вы сказали. Вашему отцу три сотни лет, моему деду — Вашему брату — чуть меньше, но тоже порядочно. Мне почти в десять раз меньше. Я четвертое их поколение. Если принять за реальность то, что Вы навредите мне сильнее, чем требуется, и я погибну или стану недееспособен, на мое место может придти гипотетически новый правнук. В теории в будущем у Королевства будет крон-принцесса, моя кузина. Ума не приложу, как дядя и тетя ее назовут, не удивлюсь, если Прянидия. Прямо трон она не наследует, но если меня не будет...

Не удержавшись, принц все же тронул подбородок и на секунду нахмурил темные брови.

— Зная Вашего, отца легко представить, как ловко он захочет объединить два королевских рода, устроив феерическую свадьбу своего любящего выпечку Адама, — едва улыбнувшись на словах о выпечке, Рудольф иронично качнул головой: — Я уверен, что он крайне расстроен в глубине души, что мы с Вами не можем такой союз заключить по некоторым очевидным причинам. Не будет меня — отпадет проблема некромага на троне и прочих неприятных мелочей, которые с моей стороны омрачают безоблачное небо королевства Таллэ. Посмотрите, Адам, я та еще ложка дегтя в этом медовике.

Все Невструевы славились своей паранойей. В некоторые дни у бывшего вицеаркканцлера та доходила до разрушительных масштабов. Поэтому недоверие Адама Рудольф воспринимал совершенно спокойно. К некоторым семейным чертам привыкаешь за свою жизнь, даже если та была пока что не очень долгой.

— Вы не похожи на пустого садиста. А пунктики на отце... кто сейчас без них? Подводя итог, замечу, вряд ли вы сделаете такой презент Королевству, как смена самого неудобного из возможных наследника престола на нечто более... сдобное.

Адам задумчиво хмыкнул и склонил голову на бок. Взгляд его на мгновение стал рассеянным, будто длительное сосредоточение требовало от него отдыха. Или неожиданная отвлечённая мысль промелькнула в ректорской голове.

— Вы обо мне излишне хорошего мнения, — мягко произнёс он, так и не обратив внимания на то, что его прикосновение ввело принца в замешательство. — Я вздорный мстительный человек и любую мелочь постараюсь повернуть в свою пользу. Отдавая мне свои глаза, вы должны это в полной мере осознавать. Разумность и садизм — категории абстрактные и к реальности имеют посредственное отношение. Но не могу не признаться, что ваши цели мне импонируют, как и методы их достижения. У меня осталось два последних вопроса, если позволите, ваше высочество. От вашего ответа на первый вопрос зависит судьба второго.

Ситуация складывалась откровенно забавная. Словно два школьника сговорились, чтобы подложить на стул ненавистному учителю кнопку. От всей этой затеи веяло авантюризмом, непродуманностью, в какой-то мере инфантильностью... Но Адам был именно таким — авантюрным, инфантильным, подобные вызовы его скорее прельщали, чем отпугивали и настораживали. И лучше попасть в ловушку или потерпеть неудачу, чем скучать в заключении. По крайней мере, затея была интересной. Принц Рудольф тоже был интересным, не только из-за того, что он говорил, но и из-за того, кем он являлся. Возможно, если проявить расположение, между ними установятся доверительные отношения, хотя бы от части. А с помощью молодого монарха можно...

Адам прикрыл пальцами улыбающийся рот и покачал головой. Кофе в чашке давно остыл, он был позабыт и вытеснен нетривиальным разговором. Даже дрожание пространства вокруг буржуйки, кажется, стало менее активным. Слышно было только как потрескивает огонь и тихо дышат спящие дети.

— Принц Рудольф, скажите, хотите ли вы править? — спросил он, наконец, и замер в ожидании ответа.

— Конечно же да, — принц удивленно вздернул брови, — если бы я не хотел, зачем бы я вообще сюда к Вам пришел на экзекуцию? Ради знакомства?

Руди в легком недоумении покачал головой, глядя на Адама, демонстрируя, что он или не понял вопрос, или не понимает цели его озвучивания. В мыслях принца никогда не было сомнений по поводу трона, он не собирался его кому-то отдавать, подсаживать вместо себя уток в оборотном зелье, прятаться по Волшебным Лесам, шарить по казино Грязей вместо решения островных проблем и как-либо иначе продолжать тот монарший стиль, который был в чести в последние почти сто лет Королевства. На островах царил полный раздрай — Нью-Ех едва ли не выходил из состава Таллэ, в Жижах управление было в руках какой-то таинственной субстанции под названием "мэр", в паре десятков километров на западе в море за пятьдесят лет сформировалась подводная колония андроидов на незачищенной после катаклизмов территории, совет принцесс Красношапинска оттяпал от Тенистого Леса несколько километров под парк, гильдия пиратов подминала под себя уже почти все сферы не только товарооборота на авалоне, но уже и мелкую волшебную промышленность и фармацевтику. Королевством, по мнению Рудольфа, не занимался никто. Он справедливо считал себя неудачно социализированным, болезненным и капризным, но был уверен, что на троне все эти черты сыграют ему только на руку.

— Очень приятно, что вы описали свои негативные черты характера, Адам, кажется, Вы обо мне заботитесь. Но Вы, наверное, забыли, что мы с Вами, так сказать, кровь от крови, плоть от плоти. Удивился бы я, не будь Вы таким, каким себя позиционируете.

Кадмон резко дернул плечом и улыбнулся.

— Мы далеко не всегда делаем то, чего на самом деле хотим. Кому как не вам об этом знать, дорогой Рудольф. Иногда нашими целями становятся чужие цели. И мне важно увидеть в ваших глазах именно ваше желание, не чужое, не навязанное, иначе вся затея теряет смысл.

Он поднялся на ноги плавным рывком, потёр ладони, будто пытался их согреть. Не смотря на близость буржуйки они всё ещё оставались прохладными. Смахнув несколько настойчивых прядей с лица Рудольфа, Адам снова наклонился, заглядывая в его глаза, и параллельно расстёгивая пуговицы на манжетах.

— Между нами есть одно важное отличие, — тихо произнёс он, мягким прикосновением оттянув принцу веко самую малость, чтобы под белком обнажились красные прожилки. — Мой вопрос показался вам странным, тем не менее, только он по-настоящему важен. Вы чувствуете ответственность перед жителями королевства. Вы хотите сделать его хорошим местом для жизни, оно для вас не пустой механизм с шестерёнками, а земля, заселённая сотнями людей. Эти люди для вас не пустой звук и не статусный элемент вроде короны или трона. Именно поэтому на трон сядете вы, а не я.

Кадмон улыбнулся, так что у глаз проступили солнечные морщинки, и отстранился, чтобы закатать рукава рубашки за локоть. Его движения были быстрыми, точными, будто он приступал к очередному эксперименту. Не хватало только белого халата и защитных очков для полноты картины. Тем не менее, Адам продолжал ловить отзвуки чужих мыслей. Сам он всегда видел себя в королевстве, а не королевство в себе, поэтому столкнуться с другой точкой зрения было интересно, необычно и отчасти странно. Что ж, возможно, вскоре на Авалоне наступит совершенно новая эра правления.

— Закройте глаза. Можете осмотреться сначала, я наложу проклятие качественно, так что, скорее всего, эта столовая и ваш покорный слуга — последнее, что вы видите в жизни. А жизнь у вас будет долгая, — Адам сложил руки на груди, наблюдая за темноволосым, совсем ещё юным, старомодным и воспитанным, как институтка, Рудольфом. — Последний вопрос — вы готовы, принц?

— Минуту, я посмотрю за окно и на Вас напоследок, — Руди продемонстрировал в случайной искренней улыбке белые зубы с острыми клыками и поднялся. При желании принц мог двигаться с нечеловеческой скоростью, но сейчас вволю насладился неторопливыми шагами до подоконника, бликами от стекол на полу Столовой, зрелищем того, как от ветерка из открытых оконных створок колышатся страницы чьей-то забытой на столе тетради.

— Когда я был маленьким, мне говорили, что в Жижах нет ничего, кроме репейника, бешеных собак и ржавых конструкций, — принц кивнул, глядя на то, как недалеко от здания института две девочки в ободранных платьях скачут по асфальту, играя в синоты. — Оказывается, помимо вышеперечисленного, здесь есть еще минимум жизнь.

Небо наливалось по-осеннему синим. Сентябрь еще не полил золотом кривые, как после церебрального паралича, деревья Жиж, но те уже выглядели кружевным рисунком на прозрачном фоне. Старая столица напоминала не кладбище, а позабытый дом, из которого не ушел домовой вместе с хозяевами. А по всем историям, что Руди слышал, получалось, что пока домовой находился в доме, тот оставался живым.

Принц погладил ладонью по шершавой оконной раме, решив, что этого достаточно, и вернулся к Адаму, остановившись напротив него. Двоюродный дедушка был ниже, чем Руди помнил из детства, но все эти воспоминания были подделкой, поэтому легко трансфигурировались в оригинальные копии. Внимательно принц рассмотрел спокойную внешность главного волшебника Жижей, глаза в цвет осеннего неба, строго очерченные губы и острые контуры скул и подбородка.

— Мне приятно, что последнее, что я увижу в подробностях — это Ваше лицо, — с уважением прищурился он. — У меня будет только одна просьба — не меняйте меня внешне. Не хочу, чтобы мать расстраивалась, если мы встретимся. Сплетни и слухи о моей слепоте до нее все равно не дойдут, не хочу пугать ее воочую. Мам нужно беречь, — Руди убрал ладони за спину, сцепив их в замок на пояснице. — Готов.

— Мам нужно беречь, — повторил Кадмон, не скрывая уважения. — Мне в свою очередь очень приятно проклясть вас. Если понадобится ещё что-нибудь — лишить вас слуха или какой-нибудь лишней конечности — обращайтесь, пожалуйста. Вы всё-таки мой внук, хоть и двоюродный.

Адам улыбнулся, мысленно прикидывая, как лучше провернуть задуманное. С хрустом размяв длинные пальцы с крупными костяшками, он запустил их в волосы принца, так чтобы большие легли на закрытые веки, а остальные — крепко обхватили виски и затылок. Примерившись, Кадмон тоже закрыл глаза и низко наклонил голову. Он медленно поглаживал скрывающиеся за подрагивающими веками белки глаз. На какую-то секунду ему отчётливо представилось, как он так же медленно, тягуче запустит большие пальцы глубоко в глазницы. Мысль была такая яркая и громкая, что обладай Рудольф хотя бы частью силы легиллименции, которой обладал Адам, наверняка её услышал.

Со смехом выдохнув, Кадмон слегка надавил, обвёл глазницы по краю кончиками коротких ногтей и вообразил тонкие нити, которые текут из самого мозга Рудольфа через его зрачки к пальцам Адама. Эти нити следовало вытянуть полностью, так чтобы даже хирургическое вмешательство не могло восстановить работу зрительных центров. Работа была кропотливая, возможно, болезненная отчасти. Усилия окупались надёжностью. Когда тонкие нити полностью перетекли в руки Адама, он сместил пальцы к кончикам глаз и легонько подул Рудольфу на переносицу — место нитей должно было что-то занять. В данном случае — магия Адама. Кончики его рта дёрнулись, будто хотели растянуться в широкой мальчишеской улыбке, но тут же сжались. Кадмон открыл глаза и не мигая посмотрел в спокойное лицо своего "пациента". Приподнял одно веко и удивлённо улыбнулся. Зрачок оставался неподвижным — не реагировал на свет, но радужка посветлела, карие глаза стали голубыми, как будто приняли в себя цвет неба, на которое в последний раз смотрел принц.

— Кажется, я немного перестарался. Но, думаю, во времена моды на контактные линзы ваши глаза никого не насторожат. Как вы себя чувствуете?

— Изнасилованным, — рассмеялся Рудольф, — простите, на самом деле, если честно, меня никогда такое длительное время подряд никто не трогал. Тем более, на таком расстоянии. Из-за этого я не совсем до конца осознаю, что случилось. Как-то... накладывается.

Принц тряхнул головой, густые кудри весело встрепенулись вокруг монаршьей головы. В висках немного болело — но Руди не мог точно сказать, от магии это, от внезапной слепоты или только от впечатлений. К тому же, слепотой свое состояние он назвать до конца не мог. С потерей простого человеческого зрения включились активнее расовые его заменители: Адам чувствовался рядом — Рудольф слышал его пульс, чувствовал дыхание и исходящее от него тепло. Принц отставил чуть в сторону ладонь, и тонкие пальцы отдаленно уловили беспокойные сердцебиения притворяющихся спящими студентов.

С расстоянием до предметов было хуже всего.

— Прошу прощения, — той же ладонью Руди провел вперед, одним движением упираясь Адаму пальцами в грудь. Принц удовлетворенно кивнул и убрал руку. Мысли побежали галопом. Привыкать к слепоте, кажется, все же придется не день и не два. Нужно будет найти старого монаршьего домовика для первоначальной помощи. Кого-то в секретари для чтения бумаг и составления писем. Возможно, какой-то артефакт, не человека — им доверять не стоило. Человека нужно искать для других целей. Принц от пережитого проголодался.

Хищно поведя носом, Руди покачал головой, все еще приноравливаясь к ориентации в пространстве посредством чего-то иного, нежели зрение.

— Я не услышал Вашу ремарку про контактные линзы. Надеюсь, что не выгляжу сейчас как ученик Женовского лицея имени Сефирота, — он чуть приподнял уголки губ, продемонстрировав, что сказанное было не большим, чем неважной шуткой. — Спасибо, Адам. Я это не забуду.

Рудольф сделал шаг назад и повернул лицо точно в сторону окна, возле которого стоял несколько минут.

— Последняя просьба, если Вас не затруднит: выведите меня из здания Института, чтобы я мог обратиться и улететь в замок. Сложно ориентироваться в незнакомом месте.

— Меня не затруднит, отнюдь.

Адам ловко и крепко взял Рудольфа за локоть, приглядываясь к его движениям, новым, пока ещё неуверенным и опасливым. В богатой на эксперименты жизни Адама был опыт временной слепоты, так что он примерно представлял, что чувствует принц. Каким одновременно огромным и маленьким кажется ему мир вокруг. Тем не менее, расовые способности должны были ускорить адаптацию. Хотелось захватить с собой молескин и вести наблюдения за процессом, но в обществе это считалось не слишком вежливым проявлением.

— Не запнитесь о стул, чуть правее.

Он легко провёл принца через лабиринт стульев и столов, хотя не удержался — один раз навёл его на валяющийся на полу поднос. Металл громыхнул под ногой, Адам искренне извинился и за локоть притянул Рудольфа чуть ближе к себе. Физический мир пока во многом ускользал от вампирских чувств. Должно быть, под открытым небом, или там, где больше людей, которые дышат, стучат сердцами, треплются о ерунде, Рудольфу будет проще ориентироваться, чем в тихом, монолитном и сонном пространстве Института.

— Не в качестве навязчивости, но я попросил бы вас через неделю прислать мне короткий отчёт о вашем состоянии. Моя магия плотно переплетена со зданием Мезы и с Жижами, за их пределами могут возникнуть некоторые девиации, и проявиться побочные эффекты. Нескольких коротких строчек удовлетворят моё любопытство. Когда освоитесь окончательно, заходите как-нибудь в гости. Нам всегда найдётся что обсудить, верно?