Я люблю тебя очень, мне очень жаль, что мы умрём (гет)

Кёсем султан расхаживала по своим покоями во дворце Манисы. Прошло уже больше пяти месяцев, как она находилась тут, и никто из её детей ни разу не соизволил навестить её. Только Гевхерхан, её нежный цветочек, писала ей письма и докладывала обо всем, что происходит в Топкапы. Умом Кёсем понимала, что Мурад запретил своим братьям и сёстрам навещать свою Валиде, а также писать ей письма. Но легче от этого не становилось, всё равно было очень больно и обидно, что никто, кроме Гевхерхан, не осмелился даже небольшую весточку отправить. Теперь женщине казалось, что только её старшая дочь искренне любит свою мать, раз осмелилась пойти против приказа брата-повелителя и писать ей.

Из последнего письма дочери Кёсем узнала, что чума добралась и до столицы, что было вполне очевидно, ведь болезнь гуляет по стране уже несколько недель и окутала почти всю Османскую империю. Остальные её дети чувствовали себя более, чем хорошо, правда пугало состояние Ибрагима, который, казалось, с каждым днём всё больше сходил с ума. Так же Гевхерхан предупредила, что будет писать немного реже, потому что Мурад начал что-то подозревать, а ни ей, ни Кёсем не надо, чтобы про их переписку узнали.

Единственным лучиком света во всей этой непроглядной тьме было то, что её сын-повелитель отослал вместе с ней верного друга Хаджи и дорогого сердцу Кеманкеша, с которым она чуть больше года состояла в тайных запретных отношениях, о которых знал лишь Хаджи. Кёсем не представляла, что бы с ней было, если бы Мурад оставил её Мустафу в Стамбуле. Наверное, она бы просто сошла с ума от тоски по любимому и детям.

Султанша вышла на балкон и вдохнула аромат приближающейся осени. Деревья постепенно окрашивались в золотые и красные тона, земля в некоторых частях сада покрылась багряным ковром, птицы тихо напевали какую-то незатейливую мелодию, а лёгкий ветерок трепал волосы госпожи. Она простояла на балконе около пятнадцати минут, пока не позвала верного евнуха.

— Хаджи, прикажи, чтобы готовили мою лошадь, и Кеманкеша предупреди. Я хочу покататься в лесу.

— Госпожа, может не стоит? — робко произнёс слуга Кёсем. — Всё-таки чума…

— Хаджи, ради Аллаха, какая может быть чума в лесу? — возвела глаза к небу. — Мне надоело целыми днями сидеть в четырёх стенах и заниматься никому не нужными делами!

— Хорошо, госпожа, как пожелаете, но всё же будьте осторожны, — женщина лишь кивнула, давая понять, что услышала слова евнуха.

Через полчаса Кёсем уже была переодета для конной прогулки и в сопровождении Хаджи шла к конюшне, где её ждал Кеманкеш. Он помог ей забраться на лошадь, и в следующую секунду они уже мчались в сторону леса, что находился подле дворца.

«Ах, госпожа, знали бы вы, что вашего покорного раба терзают плохие предчувствия! О, Аллах всемогущий, сохрани для нас нашу султаншу! Чувствую я — беда случится, не допусти этого, о Всевышний!» — переживал евнух, провожая взглядом валиде султан и её кетхюду.

Мужчина и женщина направлялись к небольшому озеру, которое находилось недалеко в лесу. В Топкапы их местом встреч был тайный сад Кёсем султан, но в санджаке его нет, тогда Кеманкеш нашёл это озеро, которое стало хранителем их тайной любви. Вот уже полгода они приезжают сюда и забывают о своих статусах, положениях, обо всём, что было неважно, и отдавались во власть чувств.

Кёсем и Кеманкеш ехали медленно, наслаждаясь тишиной и спокойствием осеннего леса, справа что-то зашуршало, и затрещали ветки — это молодой олененок испугался двух всадников и поспешил скрыться меж больших деревьев. Они молчали, слова сейчас были абсолютно не нужны.

Через десять минут спокойной езды показался тот самый заветный водоём. Валиде султан и её бравый воин спешились и привязали лошадей к ближайшему дереву. Дальше их прогулка проходила пешком вдоль берега озера. Первым прекрасную тишину нарушил Кеманкеш, заметив, что его любимая госпожа с самого утра немного поникшая:

— Что случилось, душа моя, я вижу, что тебя что-то гнетет?

— Ничего, просто вспомнила день, когда Мурад выслал меня, — Кёсем глубоко вздохнула, — Вроде бы уже полгода прошло, а ощущение будто бы это произошло только вчера…

— Ты звал меня, сынок? — спросила Кёсем султан, когда переступила порог покоев падишаха.

— Как вы могли, валиде?! Как осмелились на такое?! — кричал Мурад.

— О чем ты, мой лев? — попыталась изобразить удивление Кёсем.

— Не стройте из себя невинную овечку, валиде! Я много раз предупреждал вас, чтобы вы не совались в дела государства, но вы предпочли проигнорировать мои слова.

— Мурад… — начала было женщина, как сын перебил её:

— Замолчите! Собирайте вещи, валиде. Вы едете в Манису. Как надолго не знаю, но на быстрое возвращение не рассчитывайте. Возможно, вы останетесь там навсегда, — слова мужчины прозвучали, как смертный приговор для Кёсем.

— Ты не посмеешь, — прошипела женщина, угрожающе глядя на сына.

— Уже посмел. А теперь уходите!

Разъяренная Кёсем выбежала из покоев падишаха и направилась в сторону гарема.

Кёсем проснулась раньше восхода солнца, а точнее её разбудил верный Хаджи. Султанша приказала ему принести крепкий кофе и позвать девушек, чтобы подготовили её к скорому отъезду. Женщина стояла перед массивным зеркалом, пока одна служанка заплетала её длинные каштановые волосы в строгую причёску, а другая одевала ей серёжки и расправляла платье. Наряд Кёсем был довольно простеньким: тёмно-синее платье без лишних кружев и золотых узоров, сапфировые серёжки в тон платью, и такая же небольшая диодема. Когда девушки одели на плечи валиде султан тёплую накидку, она вышла из своих покоев в сопровождении Хаджи и направилась в сад.

Возле кареты стояли все дети Кёсем, кроме Мурада, который не посчитал нужным проводить мать. Женщина подошла к ним и позволила каждому поцеловать свою руку.

— Хорошей дороги, валиде, дай Аллах, вы скоро вернётесь к нам, — сказала Гевхерхан, вставая из поклона.

— Аминь, дочка. На тебе я оставляю гарем, следи тут за всем и за своими братьями и сестрой, — девушка лишь грустно улыбнулась и кивнула в знак согласия, — Атике, а ты следи за моим вакфом, Эстер хатун тебе поможет.

— Конечно, валиде.

— Касым, Ибрагим, Баязид. Мои храбрые львы, мои шехзаде, берегите друг друга и защищайте сестёр.

— Надеюсь, вы скоро вернётесь, валиде, — произнёс Касым, — Без вас этот дворец опустеет.

Кёсем сморгнула подступившие слёзы. Она должна быть сильной, ради детей и себя самой. Женщина подошла к карете, возле которой стоял Кеманкеш, и виновато посмотрела на него.

«Я же просил тебя!» — кричали его тёмные глаза.

«Прости…» — отвечали её голубые.

Когда Мурад сказал о своём решении отправить мать в Манису, она почувствовала жгучее желание увидеть своего Мустафу, уткнуться лицом в его грудь и получить такую необходимую сейчас поддержку. Она не помнила как дошла до его покоев, не помнила о чём думала в тот момент, помнила лишь, как стража сказала: «Кеманкеш ага покинул покои». Так и не увидев мужчину, Кёсем направилась в свои покои и больше оттуда не выходила. Силы, как физические, так и моральные, давно закончились.

Кетхюда валиде султан подал ей руку, и та, приняв её, села в карету. Кеманкеш, напоследок поклонившись султаншам и шехзаде, забрался на коня и дал кучеру знак ехать. Карета двинулась и скрылась из поля зрения, навсегда увозя Кёсем султан из дворца Топкапы.

— Кёсем! — окрик Кеманкеша вырвал женщину из омута воспоминаний, и она вопросительно уставилась на мужчину, — Не надо так волноваться, моя прекрасная султанша. Уверен, повелитель скоро простит тебя и вернёт в столицу. Поймёт, как сложно без матери, — воин подошёл к Кёсем и обнял её со спины, пытаясь поддержать в такое нелёгкое для неё время. Она только сильнее прижалась к его груди и прошептала:

— Ты не знаешь моего сына, Мустафа. Своё упрямство он унаследовал от меня, а ты ведь знаешь, что если я чего-то захочу, уже ничто меня не остановит. Даже если он утопит в болоте и себя, и государство, никогда не попросит у меня помощи.

— Знаешь, мысли материальны, я верю, что всё наладится, и ты верь. Тогда всё пройдёт, — мужчина уткнулся носом в шелковистые волосы госпожи и вдохнул их цветочный аромат, — К тому же, у всего есть свои плюсы: тут мы можем чаще видеться. В Топкапы я очень скучал по тебе и с нетерпением ждал новой встречи, а тут я могу быть почти всегда рядом с тобой.

— Только это меня радует сейчас. Мне тоже очень не хватало тебя, мой Мустафа, и в наши мимолетные встречи я не могла полностью насладиться тобой и твоей любовью.

— Я очень люблю тебя, Кёсем.

— И я тебя, — женщина развернулась и прильнула к сухим губам своего возлюбленного. Сначала поцелуй был нежным и чувственный, но вскоре парой завладела страсть, и поцелуй стал более глубоким и жадным. Они отстранились друг от друга, только когда лёгкие стали гореть от нехватки воздуха.

— Надо бы возвращаться, Кеманкеш. А то Хаджи изведется весь, — Кёсем по-доброму усмехнулась, на что мужчина лишь недовольно закатил глаза.

— Уже?

— Уже. К тому же у меня есть бумаги, которые надо разобрать. Да, и у тебя, наверняка, дела есть.

— Хорошо, любовь моя, — женщина направилась к лошадям, но была остановлена резким движением Кеманкеша. Он схватил её за предплечье и дёрнул на себя:

— Ты от меня так просто не уйдёшь! — прошептал прежде, чем впился в её манящие губы поцелуем, наполненным любовью и нежностью.

Обратно они ехали неспеша, растягивая столь прекрасный и спокойный момент, что происходит крайне редко. Всё это время Кеманкеш не отрывал взгляда от Кёсем, лишь изредка наблюдая за дорогой.

— Ну и что ты на меня так смотришь? Скоро дырку во мне прожжешь.

— Разве я не могу любоваться красотой своей прекрасной госпожи? — невозмутимо ответил вопросом на вопрос.

— Ах, Кеманкеш, был бы здесь Хаджи! — мило засмеялась Махпейкер, чуть покраснев от его тёплых слов. Уж сколько лет она не слышала искренних комплиментов, наполненный чистым восхищением, особенно от мужчины.

— Только его нам не хватало! Итак постоянно хвостиком ходит за нами.

— Мустафа, прекращай цепляться к нему, он просто волнуется. И небезосновательно, между прочим, — заметила Кёсем, недовольно прищурившись на Кеманкеша.

— Ладно-ладно, — сдался мужчина, не желая спорить с султаншей, что в принципе, является совершенно бесполезным занятием — не переспоришь.

Кёсем задумалась о чем-то своём и совсем не заметила, как из кустов выползла небольшая змея. Но вот её лошадь, заприметив пресмыкающееся, резко отскачила, поднялась на дыбы и громко заржала. Женщина, не удержавшись в седле, оказалась на земле. Кеманкеш, осознав происходящее, поспешил успокоить напуганное животное, дабы то случайно не затоптало султаншу. Виновница переполоха давно скрылась в лесу, а лошадь Кёсем только-только перестала паниковать. Мустафа быстро слез со своего коня и подбежал к любимой, которая всё ещё сидела на земле, держась за локоть.

— Душа моя, ты в порядке? Ранена? — мужчина стал осматривать её в поисках травм.

— Всё хорошо, Мустафа, — поспешила успокоить взволнованного воина, — Только руку поцарапала, ничего серьёзного, — Кеманкеш аккуратно взял предплечье Кёсем и повернул её руку, чтобы посмотреть на пострадавший локоть. Платье было порвано, виделся порез, из которого только начала сочиться кровь. Воин оторвал небольшой кусочек ткани от её плаща и перемотал руку.

— Спасибо.

— Не за что, — он помог женщине встать и ещё раз оглядел её, — Больше нигде не болит?

— Нет, только локоть.

— Хорошо, — Кеманкеш запрыгнул на своего коня, а после быстрым движением посадил перед собой Кёсем. Поймав её вопросительный взгляд, поспешил объясниться:

— Я не позволю тебе ехать на лошади с одной рукой. Не дай Аллах, ещё где-нибудь упадёшь, — Кёсем лишь благодарно улыбнулась и положила голову ему на плечо.

Остальная часть пути до дворца прошла без происшествий, и они быстро добрались до конюшен, где их уже ждал Хаджи. Как только он узнал, что случилось с Кёсем, начал тихо возмущаться себе под нос и бормотать что-то по типу «Я же просил быть осторожнее!», но эти слова всё же были услышаны госпожой и её воином. Евнух позвал лекарей и отвёл женщину в её покои. Лекарша на вид чуть старше Кёсем обработала рану и с поклоном удалилась по своим делам. Валиде султан занялась важными бумагами и до конца дня разбирала их.

Солнце уже спряталось за горизонтом, госпожа дочитала последний документ, оставила на нём свою подпись и позвала евнуха:

— Зови девушек, Хаджи, я хочу спать.

— Слушаюсь, султанша, — через несколько минут в покои зашли несколько служанок и начали готовить женщину ко сну. Её взгляд зацепился за девушку, которая была ей не знакома.

— Кто ты, хатун? Я тебя раньше не видела, — обратилась Кёсем султан к девушке.

— Моё имя Караса, госпожа. Я в гареме всего несколько месяцев, вчера одна калфа подошла ко мне и сказала, что теперь я буду служить вам, — промолвила девушка. Караса — тёмная. Кёсем осмотрела новую служанку и поняла, что ей дали такое имя за густые чёрные, словно ночь, волосы и такие же тёмные глаза.

— Откуда ты, сколько лет?

— Мне семнадцать, госпожа, я родом из Венеции.

— Ясно, — ответила Кёсем, скривив лицо, когда другая хатун слишком сильно дёрнула волосы, пока расчёсывала их.

— Простите, госпожа…

— Свободны, — махнула рукой Кёсем султан, — Караса, принеси мне молока с мёдом, — девушки ушли, а через несколько минут вернулась новая служанка со стаканом в руках.

— Можешь идти, — Караса, поклонившись, покинула покои Валиде Султан.

— Вы звали меня, Госпожа? — спросил низкий мужской голос.

— Звала. Есть новости из дворца Манисы? — ответила женщина.

— Как Вы и приказывали, наша верная хатун смогла попасть в услужение Кёсем Султан.

— Прекрасно. — ухмыльнулась Султанша. — Есть какие-нибудь хорошие известия?

— Девушке удалось узнать, что недавно Кёсем Султан выезжала на прогулку, где упала с лошади и повредила руку. На локте довольно большая царапина.

— Как всё замечательно складывается! — дьявольски улыбнулась женщина. — Вот возьми. — она достала небольшую шкатулку и передала её верном слуге. — Там находится платок больного чумой, поэтому лучше не открывай. Никто даже не догадается, что великая Валиде Султан была отправлена. По всей империи бушует чума. Передай шкатулку девушке, она знает, что с этим делать.

— Как прикажете, Госпожа. Могу я быть ещё чем-то полезен?

— Нет, можешь идти. Скоро настанет конец Кёсем Султан, и начнётся моя эпоха! — женщина засмеялась, и мужчина последовал её примеру.

* * *

Девушка медленно шла по тёмным коридорам дворца, стараясь не шуметь, все давно уже спят. В руках она держала небольшую шкатулку, в которой находилась смерть для Кёсем Султан, и приспособление, чтобы эту самую смерть держать. Внезапно послышались шаги, и девушка тихо юркнула в углубление в стене и старалась вообще не дышать, чтобы никто не заметил её. Шаги удалялись и вскоре стихли, а девушка спокойно выдохнула и продолжила путь к покоями Валиде Султан. У дверей никого не было, что играло на руку хатун, и та без проблем пробралась внутрь. Султанша мирно спала, лёжа на спине и положив раненую руку на живот. Повязку ей сняли, но рана так до конца и не зажила. Девушка подошла к кровати Кёсем, открыла шкатулку и достала из неё платок, заражённый чумой. Она приложила его к ране женщине, и та недовольно поморщилась сквозь сон, но не проснулась. Подержав платок несколько минут, хатун положила его обратно в шкатулку и так же тихо покинула покои Кёсем Султан, вернувшись в гарем, предварительно избавившись от улик.

* * *

Кёсем с трудом открыла глаза, когда услышала, как Хаджи ругает нерастропных служанок на первом этаже. Женщина не без усилия приподнялась на локтях, а после села, откинувшись на подушки. Уже несколько дней она чувствовала себя, откровенно говоря, отвратительно, но звать лекаря упорно отказывалась. К ней поднялся верный евнух и, протянув тёплое молоко с мёдом, спросил:

— Как Вы, моя Госпожа? Вы плохо выглядите. Вон, глаза покрасневшие, тёмные круги под ними!

— Хаджи, прекрати. — вымученно прошептала Кёсем. Сил спорить с ним и возмущаться вообще не было.

— Госпожа, прошу Вас, прикажете позвать лекаря. Вам с каждым днём всё хуже и хуже!

— Хаджи, хватит! — повысила голос женщина и предупреждающе прошипела. — Не смей говорить об этом Кеманкешу! Узнаю — убью. И позови девушек, мне работать надо.

— Но, Госпожа…

— Хаджи! — евнух с поклоном удалился, а через минуту зашли девушки и начали собирать Кёсем.

Она сидела за своим рабочим столом, медленно попивая свой утренний кофе, и разбирала бумаги гарема. В двери постучали, и в покои зашёл обеспокоенный Хаджи.

— Какие-то проблемы? — устало поинтересовалась Кёсем, заметив выражение лица евнуха.

— Кроме Вашего здоровья — никаких, Госпожа.

— Хаджи, ради Аллаха, перестань уже! Скоро пройдёт. — возвела глаза к потолку, устав от вечных причитаний старого друга.

— Выйдите хотя бы в сад, Госпожа. Вы ведь даже на выходили из покоев с того самого дня, как вышли на прогулку с Кеманкешем. Уверен, свежий воздух пойдёт Вам на пользу.

— Ладно, ты ведь всё равно не отстанешь. — устало потерла переносицу и встала из-за стола. Внезапно Султанша пошатнулась, в глазах потемнело, а в ушах звенело от нестерпимо боли в голове и всём теле. Хаджи поймал бессознательную женщину почти у самого пола и в панике закричал:

— Лекаря! Живо!

Через несколько минут в покои забежал запыхавшаяся лекарша, выгнала всех и начала осматривать Султаншу. На крики прибежал Кеманкеш и сразу же набросился на бедного евнуха с вопросами.

— Что происходит, Хаджи? Что с Кёсем?

— Кеманкеш ага, пожалуйста, прекратите трясти меня! — крикнул Хаджи, клацнув зубами. — Госпожа потеряла сознание. Уже несколько дней она чувствовала себя нехорошо и… — евнух осекся, поняв, что сболтнул лишнего.

— Нехорошо себя чувствовала? — грозно повторил Кеманкеш. — А почему я узнаю об этом только сейчас?!

— Кеманкеш, Госпожа велела…

— Да, мне всё равно, что она тебе велела! — мужчина грубо перебил старого друга. — Ты должен был говорить мне о каждом её чихе, а ты скрыл, что ей уже несколько дней плохо настолько, что она потеряла сознание!

— Я просил Госпожу позвать лекаря, но она отказывалась.

— Должен был насильно привести! — не унимался воин.

— Тебе легко говорить, Кеманкеш! Госпожа бы меня голыми руками задушила за то, что я ослушался её приказа! — их спор мог продолжаться ещё долго, но двери в покои Валиде Султан открылись, и из них вышла бледная, как смерть лекарша.

— Ну?! Говори, хатун, что с Госпожой? — Кеманкеш прикрикнул на женщину, поняв, что та не горит желанием говорить.

— Госпожа… Госпожа беременна.

— Ты уверена в этом? — спросил Хаджи, осуждающе поглядывая на ошарашенного Кеманкеша.

— Да, но…

— Что «но»?

— Госпожа… У неё чума… — время для всех остановилось. Кеманкеш закрыл лицо руками и сполз по стене, не желая верить, что его любимая женщина смертельно больна. Ко всему прочему она беременна, а значит случись что с Кёсем погибнет и ребёнок. Хаджи же стоял, словно громом поражённый, прижав ко рту ладонь, и смотрел на Кеманкеша, но в то же время будто бы сквозь него. Он уже потерял Хандан Султан, не уберег, а теперь и Кёсем Султан. Он не переживёт смерть ещё одной своей Госпожи, не выдержит.

Весь оставшийся день лекари осматривали девушек, что побывали в покоях Валиде Султан за последние несколько дней, другие стирали вещи Кёсем и её слуг. Вокруг кровати Султанши повесили специальную ткань, чтобы хоть как-то обезопаситься от заражения. За это время женщина так и не пришла в себя, но выглядела очень плохо.

Кеманкеш после осмотра сразу побежал к Кёсем и не отходил от неё ни на шаг. Он безумно боялся потерять её и их нерождённого ребёнка. Почему всё складывается именно так? Почему Всевышний пытается забрать у него самое дорогое, что у него есть — любимую женщину и ребёнка? Лекарша предупредила, что малыш умрёт в любом случае — организм Султанши не сможет вывезти их обоих. А вот сама женщина ещё могла бы побороться за жизнь, если бы не беременность. Выкидыш очень ослабит её, и шанса на то, что она вылечится, нет никакого.

Двери покоев медленно приоткрылись, и в них зашёл совершенно опустошенный Хаджи.

— Я отправил письмо Повелителю, он должен знать об этом.

— Ты написал о беременности? — так же тихо уточнил Кеманкеш, всё ещё глядя на Кёсем.

— Нет, думаю, правильнее будет сказать, когда он приедет. — воин лишь кивнул, а Хаджи сел с другой стороны кровати и так же стал наблюдать за женщиной.

* * *

— Повелитель, Вам письмо. — доложил вошедший стражник и отдал Мураду металлическую тубу.

— От кого?

— Хаджи ага прислал. — кратко ответил мужчина и с поклоном удалился. Мурад открыл тубу и достал оттуда листок пергамента, развернув его, он углубился в чтение:

Достопочтенный Повелитель.

Как бы больно мне ни было писать это письмо, но Вы должны знать.

Валиде Султан серьёзно больна. И болезнь эта — чума…

Мурад, не дочитав письмо, бросил его на стол и закричал во весь голос:

— Стража! — покои Султана открылись, и в них в поклоне зашёл стражник. — Силахтара-агу ко мне! ЖИВО!

Через несколько минут двери Главных покоев вновь распахнулись, и в них влетел перепуганный и запыхавшийся Силахтар.

— Повелитель. — поклонился ага и, заметив состояние Мурада, осмелился спросить. — Что произошло?

— Силахтар, готовь коней, мы отправляемся в Манису!

— Повелитель, что-то с Валиде Султан?

— Силахтар! Исполнять приказ! НЕМЕДЛЕННО!!! — завопил Султан, а мужчины и след простыл. Ага бежал так быстро, что даже не заметил Гевхерхан и Атике, которые шли навестить брата-Повелителя. Сёстры переглянулись и быстрым шагом направились в комнаты брата.

— Мурад, что с Силахтаром? Он бежал как кипятком ошпаренный. Даже не поздоровался с нами и не поклонился. — воскликнула Атике, с подозрением и недовольством взирая на Падишаха.

— Брат, что с тобой? — спросила Гевхерхан, заметив, что Мурад совершенно не обращает них внимания, смотря лишь на кусок пергамента в руках. — Что это?

— Это письмо от Хаджи. — пустым голосом ответил Мурад, тяжело вздохнул и опустился на тахту, отдав злосчастную бумажку сестре. Гевхерхан, ничего не понимая, развернула письмо и углубилась в чтение.

— О, Аллах! Нет… — прошептала она.

— Да что случилось?! — крикнула Атике, недовольная тем, что про неё забыли.

— Валиде умирает, Атике… — ничего не выражающим голосом прошептала Султанша.

— Ч-что? Как? Что с ней?

— Чума…

— О, Аллах Всемогущий, спаси и сохрани!

— Я приказал Силахтару готовить коней, я еду в Манису. — оповестил совершенно опустошенный Мурад.

— Мы едем с тобой, брат! — непреклонным тоном заявила старшая из сестёр.

— Хорошо. Нужно взять с собой и Касыма, с Баязидом и Ибрагимом. Мы все сейчас нужны нашей Валиде. — девушки лишь согласно кивнули, каждый начал читать про себя молитву.

Примечание:

Думаю, всё прекрасно поняли, что за Госпожа и мужчина были вначале, и какая же хатун отравила нашу Кёсю 😔

Идея с беременностью Кёсем пришла спонтанно во время написания главы, поэтому тапками не бейте 😅

Следующая часть будет скорее всего последняя и самая тяжёлая, поэтому не знаю, когда соберусь и наконец допишу её и выложу

Мурад сидел рядом с кроватью Кёсем и неотрывно смотрел на неё сквозь плотную ткань. Ибрагим забился в угол и неустанно повторял, что теперь их никто не защитит, и они все умрут. Атике плакала, сидя на тахте, а Баязид всеми силами пытался утешить её. В прочем безуспешно. Касым и Гевхерхан ходили по покоям вдоль и поперек, не зная куда себя деть. Хаджи стоял возле окна и старался не паниковать. Их метания прекратила вошедшая в покои лекарша.

— Скажи, хатун, есть ли хоть малейшая надежда на выздоровление Валиде? — женщина покосилась на Хаджи, тот незаметно ей кивнул.

— Боюсь, что нет, Повелитель.

— Почему?! Ведь были же случаи, когда люди побеждали болезнь! Неужели лучшие лекари Стамбула не могут спасти Валиде Султан?! Тогда зачем я вас сюда привёз, скажите на милость! — кричал Мурад.

— Повелитель, мы делаем всё возможное, но к сожалению выздоровление Султанши зависит не только от нас и Всевышнего Аллаха, но и от неё самой, от её здоровья. Вы ведь знаете о болезни Султанши. Она слишком слаба, чтобы бороться с чумой, — Падишах медленно осел на стул и от безысходности закрыл лицо руками, пытаясь сдержать слёзы.

— Это ведь не всё, да, Зейнеп хатун? Ты чего-то не договариваешь, — заметила Гевхерхан бегающие глаза лекарши, её нервные движения.

— Есть ещё кое-что... Султанша беременна.

— ЧТО?! — вскричал Мурад. — Хаджи! Ты ведь знал, да?! Знал?!

— З-знал, По-повелитель.

— Тогда почему ты мне ничего не сообщил?! Кто этот ублюдок, Хаджи?! Кто посмел прикоснуться к моей Валиде, говори! — мужчина прижал бедного евнуха к стене и схватил за шею, начиная душить.

— Я не знаю, Повелитель, Госпожа не говорила даже мне, клянусь! Я ничего не знаю, Повелитель, пощадите!

— Мурад, отпусти! Если ты убьешь его, лучше от этого никому не станет, — попыталась вразумить брата Гевхерхан, которая быстрее всех пришла в себя после шокирующей новости. У неё были подозрения о том, что Валиде полюбила кого-то, и даже предполагала кого. Уж слишком заметными были взгляды Кёсем и Кеманкеша друг на друга для тех, кто умеет наблюдать. — Ребёнок ведь умрёт, а Валиде сильно ослабнет после этого и не сможет победить чуму, верно?

— Вы всё правильно сказали, Госпожа. Как я уже говорила: если бы не беременность, Султанша могла бы побороться за жизнь, но, видимо, у Всевышнего другие планы, — подтвердила слова девушки лекарша.

— Выйди вон... — прошептал Мурад и махнул рукой, Зейнеп хатун поклонилась и поспешила покинуть покои Кёсем Султан. — Клянусь Аллахом, когда я узнаю, кто посмел очернить Валиде, я прикончу его голыми руками. Медленно и мучительно, он будет молить меня о смерти!

— Мурад, забудь, сейчас не до этого, — Гевхерхан присела рядом с братом и положила руку на его плечо, пытаясь успокоить.

— Как ты можешь быть так спокойна, Гевхерхан?! — воскликнул молчавший доселе Касым.

— А что мне делать, брат? Носиться по дворцу в слепой ярости и допрашивать всех мужчин на предмет связи с Валиде? А что это даст, Касым? Абсолютно ничего. Что сделано, то сделано, ничего уже не исправить.

— Я не понимаю... Как она могла предать память отца?

— Валиде тоже человек, Атике, женщина. Ей тоже нужна забота и любовь. После смерти папы прошло уже пятнадцать лет! Ты бы смогла столько лет прожить без любви и поддержки, постоянно борясь за свою жизнь и за жизни своих детей? — спросила Гевхерхан, в упор посмотрев на сестру, заставив ту задуматься.

— Я... Не знаю... Наверное нет.

— Вот именно, — все замолчали, обдумывая слова старшей сестры, и пришли к выводу, что она права. Внезапно в глухой тишине прорезался слабый хрипящий стон.

— Валиде! Слава Аллаху, Вы очнулись!

— Мурад? — Кёсем сильно удивилась, услышав голос сына. — Что это? Что происходит?

— Валиде, Вы... У Вас чума. — женщина лишь глубоко вздохнула и уставилась в потолок пустыми глазами. Старшая сестра взглядом дала всем понять, что не стоит говорить ей о беременности.

Через какое-то время Кёсем снова уснула, а Гевхерхан вышла из её покоев под предлогом, что ей нужно проветриться и подышать свежим воздухом. Но на самом деле она хотела найти одного мужчину, который отыскался в своем кабинете с полным стаканом вина. Видимо выпить он собирался, но так и не стал.

— Здравствуй, Кеманкеш. — поприветствовала воина Султанша, поняв, что он не заметил её присутствия.

— Госпожа? — Кеманкеш тут же подскочил со своего стула и поклонился ей. — Простите, я не слышал, как Вы вошли.

— Ничего, я хотела с тобой кое о чём поговорить.

— Я Вас слушаю, Госпожа. — произнёс Мустафа, возвращаясь за свое рабочее место и предлагая ей сесть напротив.

— Только говори мне правду, я не буду тебя ни за что осуждать. — он удивлённо взглянул на неё, но всё же кивнул. — Ты ведь знаешь о беременности моей Валиде?

— Знаю.

— Это твой ребенок? — Гевхерхан решила не ходить вокруг да около и спросила прямо то, что её интересует. Кеманкеш же уставился на неё, не понимая, как она обо всём догадалась. — Не смотри на меня так, Кеманкеш. Я видела ваши взгляды, улыбку на лице Валиде, когда кто-то говорил о тебе. Но как давно вы вместе?

— Чуть больше года, Госпожа. — девушка подошла к янычару и положила руку ему на плечо в знак поддержки.

— Я рада, что Валиде полюбила такого человека, как ты, и что это чувство оказалось взаимным, но... Я не представляю, как тебе больно сейчас. Потерять в одночасье и её, и нерождённого ребёнка. Такое не каждый сможет пережить.

— И я не переживу.

— Кеманкеш, не говорит так! У тебя ещё вся жизнь впереди.

— Зачем мне жизнь, если в ней не будет её? — риторически спросил мужчина и горько усмехнулся, наблюдая за потрескивающим пламенем в камине. Гевхерхан лишь тяжело и судорожно вздохнула, сдерживая подступающие слёзы.

Прошла уже почти неделя, и с каждым днём Кёсем становилось всё хуже. Её дети посменно дежурили у изголовья её кровати и читали молитвы, хоть и понимали, что это вряд ли поможет. В один из таких дней Касым обнаружил на одеяле матери кровавые пятна и немедленно позвал лекаршу. Как она и предупреждала, Кёсем потеряла ребёнка, а сама после этого три дня не приходила в себя. О погибшем ребенке ей никто не сказал, а когда она спрашивала, почему проспала несколько дней и так ужасно себя чувствует, сваливали всё на болезнь.

Кеманкеш же в это время не жил, а просто существовал, каждый день выезжая на их озеро, благо все были заняты Султаншей, и мало кто замечал его отсутствие. Хаджи с головой погрузился в работу, стараясь отвлечься от мыслей о скорой смерти своей Госпожи. Он до сих пор не мог принять это. Столько лет служить Кёсем Султан, защищать, поддерживать её, когда ей плохо, а сейчас наблюдать, как она медленно умирает, и не иметь возможности как-то помочь ей, спасти... Эти мысли убивали евнуха изнутри.

— Хаджи... — прошептала Кёсем.

— Госпожа моя, чего желаете? — оживленной спросил он.

— Скоро придет мой час...

— Султанша, не говорите так, прошу Вас! — взмолился Хаджи, не желая даже слышать слова о смерти.

— Я чувствую, что мне не долго осталось. Позови моих детей, я хочу, чтобы они были рядом, когда я умру... — слова давались ей с трудом, приходилось буквально выдавливать их из себя, поэтому шёпот был еле слышен, и если бы не гробовая тишина в покоях, Хаджи бы даже не услышал, что сказала его Султанша.

— Госпожа... — голос предательски дрогнул и надломился, а по щеке скатилась одинокая слеза. Евнух поклонился и направился к Султаншам и Шехзаде, намереваясь исполнить последнюю волю Валиде Султан.

Дети Кёсем забежали в её покои, желая последний раз взглянуть в её голубые глаза, сказать, как сильно они её любят, и просто быть рядом. Но к сожалению, отодвинув плотную ткань, скрывающую женщину, они увидели лишь совершенно пустые глаза матери. Они не успели, она умерла... Мурад стоял над кроватью, даже не дыша, Касым осел на пол, уткнулся носом в подол ночного платья Кёсем и заплакал, Ибрагим сидел с другой стороны. Атике прижала руки ко рту, по её щекам текли слёзы, Баязид подошёл к ней и крепко обнял так, чтобы она не видела бездыханного тела матери, а Гевхерхан закричала, и в крике этом слышалась настоящая боль и отчаяние:

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! Нет! Нет! — Мурад схватил сестру и прижал её к себе. Она продолжала кричать, била его по груди, а мужчина просто гладил её по голове, не представляя, как её успокоить.

Несколько часов они провели в покоях матери, пытаясь принять тот факт, что её больше нет. Сестер и Ибрагима Мурад отправил в свои покои и сказал лекарю, чтобы тот дал им успокаивающего отвара, а сам с Касымом и Баязидом отправился в свои покои.

— Как же теперь быть, брат? Как же мы без неё? А как народ это воспримет? Они ведь очень любят её.

— Не знаю, Касым, ничего не знаю. — тяжело вздохнул Мурад и налил себе стакан вина. — Я отдал распоряжение. Завтра мы перевезём её в Стамбул и похороним в Голубой мечети. — братья кивнули ему и погрузились в воспоминания с Валиде.

Кеманкеш стоял возле окна в своих покоях и наблюдал за буйством природы. С самого утра шла сильная гроза, а мужчину не покидало чувство тревоги и страха. Видимо, погода чувствовала его состояние. Раздался тихий стук в дверь.

— Да!

— Кеманкеш ага. — в покои зашёл Хаджи, и вид у него был очень разбитый.

— Что случилось, Хаджи? Кёсем стало хуже? — евнух заплакал, оперевшись одной рукой на стол, а другой прикрывая рот. — Хаджи?

— Султанша... Её больше нет. — в один миг весь мир Кеманкеша обрушился. Его Кёсем умерла. Он никогда больше не увидит её счастливой улыбки, не услышит ее звонкий задорный смех, никогда не посмотрит в прекрасные глаза цвета волн Босфора, не обнимет, не скажет, как сильно любит её. Его прекрасной луноликой Кёсем больше нет, а его сердце и душа умерли вместе в ней навсегда.

Он молча отошёл и медленно сел на тахту, давая волю слезам.

— Хаджи, оставь меня.

— Но... — хотел возразить евнух, но был грубо перебит:

— Хаджи, я хочу побыть один.

Евнух удалился, а Кеманкеш достал маленький ключик и открыл шкатулку, в которой хранил всё, связанное с Кёсем. Тут были её письма о любви, просто небольшие записки с просьбами о встрече, атласная лента, которой она иногда завязывала волосы, когда выходила на балкон или в сад поздно вечером. Ветер сорвал эту ленточку, пока Кёсем стояла на балконе и наблюдала за закатом, думала, что потеряла её и не догадывалась, что она хранится у её воина. Сушёная веточка жасмина, который она так любила, и прекрасное сапфировое ожерелье, которое он хотел ей подарить, но не успел.

Кеманкеш достал её последнее письмо, в котором она говорила как сильно любит его, и вынул кинжал, который тоже когда-то подарила она.

— Кёсем, моя луна, мой светлый лучик, почему же Всевышний так жесток ко мне? Почему он забрал именно тебя? Почему не позволил мне быть рядом с тобой, любить тебя, подарить тебе чуточку счастья? О, моя прекрасная Султанша, не существует слов, чтобы описать мою безграничную любовь к тебе. Для меня нет жизни без тебя, и я очень надеюсь, что в Райских садах я увижу твой ангельский лик. — Кеманкеш провел кинжалом по запястью, и спустя пару секунд из раны потекла маленькая струйка крови. Он покрепче сжал её письмо в своих руках и закрыл глаза, представляя перед собой свою любимую Султаншу. Последнее, что он слышал, — её смех, и смерть забрала в свои объятия ещё одну душу.

Когда Падишаху доложили о самоубийстве Кеманкеша, он пришел в его покои посмотреть, что могло сподвигнуть его на это. Увидев в руках воина окровавленный пергамент, Мурад развернул его и углубился в чтение. После этого всё встало на свои места.

Кеманкеш очнулся на просторной поляне, и в глаза сразу бросилось ясное голубое небо. Он встал и огляделся вокруг. Высокие деревья, большое озеро, вокруг которого росли жасмины. Это место было очень похоже на озеро возле дворца Манисы, где Кёсем и Кеманкеш не раз любили друг друга, забывали о своих проблемах, статусах и положениях, о том, кто они есть — обо всём на свете. Там существовали только они вдвоём и больше никто.

На берегу озера стояла женская фигура в белом одеянии. Её каштановые развивались на ветру так же, как и платье. Кеманкеш сразу же узнал её, просто не мог не узнать. Он медленно приближался к ней, боясь спугнуть, будто она может исчезнуть в любое мгновение от одного необдуманного движения. Мужчина остановился, не дойдя до неё всего метр, и неуверенно позвал:

— Кёсем? — она повернулась к нему, и он увидел её светящиеся сапфировые глаза и прекрасную искреннюю улыбку, ради которой он был готов отдать всё, что угодно, даже собственную жизнь.

— Здравствуй, Мустафа. — её нежный голос завораживал его, и он не мог отвести от неё взгляд, жадно всматриваясь в каждую чёрточку её лица. — Зачем ты это сделал? Ты мог бы прожить счастливую жизнь, найти себе любящую жену, завести с ней детей.

— Я же говорил тебе, что не смогу прожить без тебя и дня. Я слишком люблю тебя, моя прекрасная Луна, и никогда бы не был счастлив без тебя. — тихо ответил Кеманкеш, на что она просто улыбнулась и подошла к нему.

— Я тоже люблю тебя, мой Мустафа. — она впилась в его губы нежным поцелуем, вкладывая в него всю свою любовь. Он обхватил её талию и крепко прижал к себе, не желая теперь отпускать её ни на миг.

— Значит… Таков наш рай?

— Не совсем. — заметив его не понимающий взгляд, она указала на кусты жасмина, радом с которыми играла девочка лет пяти или шести.

— Это.?

— Да, Мустафа. Это наша дочь.

— Дочь… — эхом повторил за ней Кеманкеш и стал рассматривать девочку. — Такая же прекрасная как и её мать. — он улыбнулся и поймал её счастливый взгляд. Девочка, заметив внимание взрослых, подбежала к ним.

— Мамочка! — Кёсем опустилась на колени, чтобы обнять дочку, и та кинулась носом в её шею.

— Смотри кто теперь с нами. — девочка пристально посмотрела на Кеманкеша своими голубыми глазками и улыбнулась.

— Папа!

— Доченька, иди ко мне. — Кеманкеш обнял девочку, а второй рукой притянул Кёсем. Вся семья сидела на цветущей поляне, наслаждаясь тёплыми объятиями и воссоединением.

— Я люблю тебя, моя прекрасная Кёсем.

— А я люблю тебя, Мустафа. — она улыбнулась и легко поцеловала мужчину в щёку. — Теперь мы будем счастливы. Навсегда.