Mirror mirror on the wall (джен)

Даже зеркалу не под силу показать тебя тебе самому, если ты не желаешь смотреть.

Роджер Желязны. Князь Света

Дазай Осаму ненавидит зеркала.

В местах, где он обитает, их нет совсем. Там же, где оказывается по работе или случайно, Осаму всегда отводит в сторону взгляд своих усталых карих глаз или опускает голову.

Причина проста: он боится смотреть в блестящую серебристую поверхность, потому что ни одно из зеркал никогда не отражает его самого. Вместо этого хрупкая гладь возвращает взору Дазая того, кем он был в прошлом. Того, кого он уже долгое время тщетно пытается забыть.

Стремление к самоуничтожению стало для него даже слишком привычным, как ни странно, именно оно помогает Дазаю существовать, балансируя на грани. Но все же время от времени он начинает особенно остро ощущать внутри себя ту абсолютную и всепоглощающую пустоту, что влечет его туда — за грань жизни. В такие моменты он словно превращается в черную дыру, способную уничтожить не только самого себя, но и все живое и неживое вокруг.

Тогда Дазай просто смотрит в зеркало… И видит в отражении призраков давно минувших дней, каждый раз с каким-то острейшим наслаждением понимая, что все сильнее сходит с ума.

На самом деле он давно неизлечимо безумен.

…Из прямоугольного зеркального проема на Дазая смотрит он сам — восемнадцатилетний исполнитель Портовой мафии — уже не подросток, кривляющийся в притворной придурковатости, а молодой мужчина в самом расцвете сил и карьеры, одетый в черное, как и полагается картонному киношному злодею.

Дазая и самого временами тошнит от избранного им шаблонного образа, который некой долей нелепости разбавляют только полоски бинтов, выглядывающих из-под одежды. Тошнит от ставшей притчей во языцех гениальности, намертво приросшей к нему второй кожей. От жестокости, давно перехлестнувшейся через край сакральной чаши и покрывшей его с ног до головы кровавым ореолом, что нагоняет ледяной страх на врагов, трепещущих от имени Дазая Осаму. Крайне нелицеприятная картина…

Но вся эта мерзость, прилипшая к нему подобно грязи к подошвам ботинок, не смогла оттолкнуть от него единственного друга. Человека, читавшего его, Дазая, как открытую книгу, понимавшего все его долбаные причины и всратые следствия. Любившего его совсем не таким, каким он ежедневно являл себя окружающему миру, а кем-то другим, настоящим. Тем, кого смог разглядеть в нем только он.

Одасаку.

Восемнадцатилетний Дазай из зеркала говорит с реальным Дазаем голосом умершего друга. И реальный не может сдержать горячих слез, оставляющих мокрые дорожки на его изможденном лице. Сердце застывает от мучительной боли и тоски. Он отводит глаза, чтобы не видеть в своем внезапно помолодевшем отражении призрак погибшего друга, но мысленно благодарит его за слезы очищения. За то, что как бы труден ни был выбор в пользу света, он его сделал.

…Из очередного куска покрытого серебром стекла на него взирает пятнадцатилетний Дазай. Вот уж кто может самого дьявола довести до нервного срыва!

Но Накахара Чуя никогда дьяволом не был. Несмотря на мощный дар, способный разрушить все вокруг, выдавить жизнь одним прикосновением, он всегда оставался человеком. И пошатнуть в нем эту странную человечность Дазаю оказалось не под силу, даже низвергнув его с небес на землю, измазав с ног до головы в грязи предательства и вынудив сделать шаг, ведущий в бездонную пропасть. Он так хотел подчинить себе упрямого рыжего мальчишку, что не заметил, как сам пал перед ним на колени. Немыслимо, но даже проливая океаны крови и опускаясь на самое дно ада, Накахара все равно остался чист, словно ангел. Чище самого Дазая с его черной душой и ледяным сердцем.

Чуя.

Пятнадцатилетний Дазай, криво ухмыляясь, говорит с ним резким голосом бывшего напарника. По телу бежит непрошеная дрожь — этот голос будоражит давно затянувшиеся раны, будит в теперешнем Дазае слишком болезненные воспоминания. Этот голос не несет очищения, не успокаивает и не щадит его поблекший разум и истерзанную душу. Но он так нужен Дазаю, чтобы он помнил все свои пригрешения. Помнил то, что каким бы дерьмом он ни был раньше и каким умелым притворщиком стал сейчас, Чуя всегда трепетно доверял ему свою жизнь. Вряд ли и за сотню лет искупления Дазай заслужил бы это доверие, несущее смерть всем, кто отдал себя в его грязные руки, на которых нет и клочка целой кожи — они все испещрены шрамами самоистязания.

Осаму давно забыл, как выглядит сейчас. И был бы не прочь однажды встретиться взглядом с собой нынешним вместо себя прежнего. Кто же он? Бывший мафиози, нацепивший маску хорошего человека, которая на удивление прочно держится на его безликой физиономии? Безжалостный убийца и мучитель, нынче самоотверженно спасающий чужие жизни и судьбы?

…Четырнадцатилетняя копия хмуро взирает на Дазая из запыленного и покрытого трещинами зеркала общественной уборной и говорит с ним голосом наставника, тихим и неуверенным, почти срывающимся от отчаяния. Тогда он ещё не был боссом Портовой мафии, а только вынашивал коварные планы подчинить себе темную сторону этого хищного города.

Мори Огай.

Страшный человек, взрастивший себе достойного ученика. Водрузивший на его взлохмаченные каштановые волосы кровавую корону и облачивший Осаму в мантию жуткой славы, до сих пор волочащуюся за ним длинным шлейфом забранных жизней.

Дазай смотрит на нескладного подростка в слишком огромном для его тощего тела черном плаще и понимает, что тот мальчишка совсем не умел испытывать истинные эмоции, целиком и полностью поглощённый навязчивыми мыслями о суициде…

…Десятки его собственных личин говорят с ним десятками голосов людей, чьих лиц он уже никогда не сможет вспомнить.

Дазай Осаму ненавидит смотреть в зеркала, потому что знает: в них никогда не будет ответов на его вопросы. Он не хочет их видеть…

Примечания:

Арт вдохновил прекрасного автора Спинелли на написание стихотворения, оцените это чудо чудное https://ficbook.net/readfic/10715519