Опасная головоломка или следствие ведёт Кираманн. (джен)

Бомбы, пожар, похищенный самоцвет и… обезьянка? Жутковатый, но забавный рисунок. Она чуть не погибла, когда засмотрелась на такое странное творчество на месте преступления.

Кейтлин Кираманн выучилась на отлично, но не патрульного миротворца и не на детектива, а на профайлера. За год до её рождения миротворец Джек Даглан основал отдел, где он с коллегами буквально открывал глаза шерифу на хаос в головах самых безумных мерзавцев!

Поэтому, когда ей дали выбор, она не сомневалась! Расхаживать по улицам, быть начеку и бегать по мелочам? Карманники и хулиганы, стоять! Или она должна расследовать обычные дела? Элементарные кражи и грабежи, бытовуху и заказуху? Ску-чно! Родители ужаснулись!Перспектива столкновения любимой и единственной наследницы с безумцами Зауна и Пилтовера была настолько пугающей и мрачной, что мать с отцом едва не запретили дочери даже думать о таком призвании! Быть символом закона и правосудия достойно и почётно, но есть пределы риску! Поэтому... Ни за что! Никогда!

В конце концов, она добилась своего. Кейтлин Кираманн может! Кейтлин Кираманн должна! Кейтлин Кираманн всё понимает и осознаёт. Она готова! Но с чего начать? А что, если распутать самую опасную головоломку Зауна, загадку костлявой, бледной девчонки, которая годами работает на Силко? Зловещая Джинкс оставила после себя достаточно трупов, обломков и пепелищ. У неё определённо есть modus operandi и почерк. И она становится слишком опасной, чтоб миротворцы могли смотреть сквозь пальцы.

Разгадка такой тайны станет отличным началом и делом чести для Пилтовера, миротворцев, семейства Кираманн и для наследницы, которая не побоялась смотреть в бездну и во тьму! И вот она на самом деле смотрит во тьму. И тьма уставилась на миротворца. Обезьянка. Рисунок обезьянки. Он возникает и появляется везде, где Джинкс оставляет свой огненный след. Она рисует везде — на бумаге, на стекле, на стене. Как угодно и где угодно, лишь бы обезьянка пугала своей улыбкой. И тут уже сомнений быть не может, Кираманн смотрит на символ, печать и автограф, эмблему серийного убийцы, террориста, киллера, опасной психопатки.

На лекциях Даглан говорил, что безумец выбирает и создаёт автограф, символ и эмблему, чтобы всем вокруг показать, каким он видит мир. Или преступник пытается рассказывать всем о себе. Он буквально оставляет письмо, откровения психопата. Безумец тычет символом в лицо буквально каждому. Безумец хочет, жаждет, чтобы все смотрели в зеркало, пусть даже бесконечно кривое. Или он хочет, чтобы хоть кто-нибудь увидел, понял, сообразил и прочитал такую исповедь?

И так, что же ты хочешь сказать, обезьянка? Ты сжигаешь, взрываешь, ты ненавидишь и хохочешь над всеми. Мы дикари для тебя? Мы пляшем вокруг костров? Или мы даже не дикари. Мы обезьяны? Мы бежим от огня. Мы в ужасе. А ты стоишь, смотришь, улыбаешься и наслаждаешься? Ты хочешь чувствовать себя выше всех миротворцев Пилтовера и даже выше Совета?

Или… Даглан говорил, что улыбка, смех, хохот — это форма самозащиты. Человек смеётся, хохочет, кривит губы в ухмылке, чтоб показать, как он уверен в себе, сильнее всех и контролирует всё вокруг себя. Загнанный в угол, сломанный об колено, сумасшедший будет захлёбываться ужасом, тонуть в отчаянии и хохотать, усмехаться даже против собственной воли! Чтобы убедить себя и окружающих в том, что он ещё пока что на коне.

Если бы не бомбы Джинкс, если бы не трупы, десятки обугленных, разорванных коллег, Кираманн могла бы кому угодно сказать, что обезьянку нарисовал ребёнок.

Джинкс, девочка, ребёнок повсюду сеет хаос, смотрит на сожжённые трупы, хохочет и снова мастерит свои бомбы, чтобы снова устроить взрыв и пожар. От одного упоминания Джинкс сводит скулы у сотен миротворцев Пилтовера. Тысячи граждан верхнего города, тысячи рабочих Зауна стараются вообще не вспоминать про безумную и неуловимую. Отцы и матери сжимают кулаки и мечтают, чтоб кто-нибудь ей отомстил. Но может ли Джинкс разрушать, убивать, взрывать и сжигать, но не за деньги и не за дозу мерцания, а из страха и даже ужаса перед миром?

Возможно, Джинкс раз за разом хочет разгромить, уничтожить, сжечь и взорвать какой-то свой бессмертный и неистребимый кошмар. Чего же ты боишься? Наказания? Правосудия? Разоблачения? Расстрела? Унижения? Виселицы? Позора? Боишься, что миротворцы могут отдать тебя толпе? Боишься карцера? Нет. В истории Пилтовера были преступники и банды, которые куражились над миротворцами дурацкими рисунками. Не поймаешь! Не убьёшь! Но там был хаос. Детская и взрослая мазня. Угрозы. Оскорбления. А тут… Обезьянка и разноцветные монстры. Снова и снова. Везде. Ребёнок бросает вызов обществу. Но почему?

Однажды целая лекция Даглана была целиком посвящена скандальному факту несчастного детства всех негодяев, которых он когда-то хватал за руку. В ответ люди морщились, люди кривились. Это что же теперь, надо понять и пожалеть каждого мерзавца? Надо понять и пожалеть всех конченных ублюдков, которых даже в диком Зауне ненавидят и проклинают? Нет уж! Увольте!

А Кираманн слушала и понимала, что Даглан никого и не просил понять или тем более простить. Почему люди не могут провести связь между причиной и следствием? Она не знала сможет ли разгадать опасную головоломку. Она не знала, сможет ли хоть как-нибудь, но достучаться до ребёнка в голове у Джинкс, но...

Кейт точно знала, что, если кто-нибудь сможет разгадать тайну прошлого зловещей сумасшедшей, миротворцы смогут предотвратить десятки взрывов и пожаров! Десятки, сотни гражданских и миротворцев останутся целы, невредимы, живы и здоровы! А Пилтовер сможет понять, как помочь Зауну, чтобы дети двух городов никогда не превращались в монстров.

А пока костлявый, бледный ребёнок снова и снова жмурится и стискивает зубы до боли, вопит и надрывается. Угрюмая девчонка выставляет перед собой зловещую игрушку. Игрушка должна улыбаться, Джинкс должна хохотать, Джинкс должна жечь и взрывать чтоб ужас, неизвестный кошмар не сожрал её с потрохами!

Девочка, что с тобой случилось? Твой кошмар испугалась огня, пожара, взрыва? Ты хочешь быть сильнее огня? Что ты видела? Через что прошла? Кого потеряла? И сколько невинных убьют твои бомбы, пока Кираманн твою головоломку?

Четыре стены, дверь, два стула и стол. Миротворица в униформе, здоровый охранник и угрюмая воровка с алыми волосами. Охранник ушёл. Громыхнул железной дверью и нет его. Осталась только Кейтлин и Вай, Вайолет, заключенная №516, виновница странного теракта и ограбления в верхнем городе.

Правда, делу уже лет десять. Да, случай интересный, но… Причём тут Джинкс? Первые поджоги и взрывы с разноцветными монстрами на бомбах и обезьянкой случились только… через полгода. Волна слухов и показаний о бледной, безумной девчонке пошла через год после первых пожаров и взрывов. Джинкс была такой неуловимой, что многие гражданские и миротворцы думали, что она — галлюцинация, байка, удобный образ для воплощения страхов выживших и болтунов. Огонь всегда пугал человека. Всегда был образом боли, ярости, злобы, ужаса и безумия.

Огонь — это сила. Он согреет тебя. Поставь себе камин. Создай уют! Огонь накормит тебя. И он же... сожрет тебя! Маленький огонёк раскроет свою пасть и станет пожаром, безжалостным и ненасытным. А взрыв и вовсе порвёт и разорвёт тебя! Он изуродует и уничтожит буквально всё и всех! Ты станешь трупом или останешься калекой. Кираманн видела гражданских и миротворцев без рук, без ног и с опаленным лицом. Взрыв и огонь превращал красавицу и красавца в жутких и кошмарных уродов.

Кто мог такое сотворить? Огонь — стихия! У стихий нет лица, но человек всегда придумывал лица и имена чему угодно. Потому что огню не отомстишь, а человека можно найти, судить, казнить! Поэтому пошла волна из баек, пересудов и страшных историй у костра про бестию, бледную и тощую. Все только и болтали про жуткую девчонку с горящими, дикими глазами. Джинкс! Кошмар. Проклятие! Гибель!

Потом Силко показал её всем во плоти! Она осталась загадкой, но стала цепным и адским псом, миниатюрным цербером с косичками. Небесно-голубые косы и пламя! Даже миротворцы украдкой, но трындели о том, что Силко чёрт знает как призвал и воплотил Ноктюрна, а, может, саму смерть в образе и в теле костлявой мерзавки с пепельной кожей. Но Кираманн всегда была убеждена, что правая рука наркобарона — не демон. Она — обычный человек. Её призвал не ритуал, она не появилась из воздуха. Когда-то где-то мужчина с женщиной зачали её. Джинкс родилась и... Кем был отец? А мать? Как они жили? Кто может рассказать? Воровка?

— Вайолет. Заключённая 516. Почему она?

— Не спрашивай.

— Есть.

Начальник её отдела был максимально немногословен. Понятно, дело Джинкс — экзамен, вступительный экзамен. Мало ли как там училась наследница из благородной семьи. А что ты можешь без материалов, которых нет в досье? Попробуй испытать себя. Только заключённая, Кейт Кираманн и несколько вопросов.

— Ну и? Чего надо?

— За что сидишь?

Она могла бы зачитать записи об ограблении, но не хотела начинать с позиции того, кто давит, обвиняет и тычет носом в дерьмо. Кейтлин была почти уверена, что Вай не будет хвастаться, не будет рисоваться какой она была домушницей. В личном деле заключенной №516 нет никакого намёка на Джинкс, зато там понаставлено дисциплинарных отметок о драках и перебранках с охраной и с заключенными.

Вайолет. 25 лет. Родилась в Зауне. Родители погибли. Дата совпадает с расстрелом одного из самых крупных восстаний. Рабочие перекрыли мост. Но про прямую связь кого-то из восставших с воровкой не сказано. Нет записей даже про главаря, который посылал детей на ограбления домов Пилтовера. Личная характеристика… Дерзкая. Своенравная. За словом в карман не полезет. А, значит, и сейчас огрызнётся. Огрызнётся и на секунду почувствует себя сильнее.

— За редкое обаяние!

— Или… Организованный грабёж. Разрушение частной собственности.

— И? Я облажалась. Сижу тут. Наслаждаюсь теплом, уютом и гостепреимством. Или Совет решил добавить? Ну там, профилактический курс ударов с ноги в живот, чтоб я не заскучала? Какой-нибудь сырой, холодный карцер, чтоб я там улеглась и представляла шик и комфорт Пилтовера? Самообслуживание! Что может быть лучше? Или твои хотят, чтоб я тут на диете сидела? Хлеб и вода! Лучший ассортимент Рунтерры!

Так. Хорошо. Кажется, самое время познакомить Вайолет с одним рисунком.

Всё это время Кираманн смотрела на аккуратный листок бумаги, который положила прямо на папку с личный делом заключенной №516. Обезьянка была джокером для Кираманн. Пан или пропал! Ценный свидетель или пустышка? Успех или облом?

— Видела такую?

Бумажка легла на чистый, но потёртый стол. Глаза Вай округлились. Зрачки расширились. Развязная усмешка задиры исчезла, будто её и не было. Остался только шок, удивление и...

— Где взяла?

Кираманн смотрела в глаза воровке и пыталась понять какую бурю освободила. Вай в ужасе? Нет. Хотя… Она испугалась. Но словно не за себя.

— Там, где чуть не погибла.

Смятение. Удивление! Вайолет явно пыталась понять, что общего у обезьянки с угрозой для миротворцев. А потом над пропастью возник какой-то мостик. Воровка что-то поняла и ужаснулась. Чему? Она что-то знает?

— Что ты знаешь про Джинкс?

Удивление. Снова. И страх. За страхом появился протест. Словно воровка боролась сама с собой, с догадкой, от которой прошиб холодный пот. Потом она взяла себя в руки и попыталась солгать.

— Силко нанял кого-то, чтобы сжигать и взрывать. Я тут причём?

Врёт. Однозначно и точно. Нет никаких сомнений! Вайолет врёт. Воровка смотрела на Кейт, как волчица, которая смотрит на человека и… пытается понять прохожий он или охотник? А, если человек — охотник, ей надо защищать волчат? Что вообще происходит? Может, охотник — дурак, растяпа и дилетант? Ей зарычать? Показать зубы? Пустить в ход кулаки? Закрыть рот на замок? Пусть миротворцы попробуют вытянуть клещами хоть что-нибудь! Или лучше всё рассказать девчонке в униформе, чтоб попытаться хоть как-то обломать Око Зауна?

— Узнаешь её?

Кираманн положила на стол несколько рисунков, сделанных по показаниям очевидцев. Джинкс, снова Джинкс и ещё разок Джинкс.

Вайолет застыла. Окаменела. Она бы не смогла пошевелиться даже, если бы и захотела. Вай смотрела во все глаза на три знакомых лица. На одно лицо. Такое родное. Она вспомнила… Треклятый и проклятый раз она вспомнила… Взрыв. Боль. Огонь. Детское личико. Ненавистное детское личико. Нет сил смотреть. И нет сил вспоминать. Крик. Вопль! Она никогда не забудет. Никогда не сможет забыть.

А Кейтлин поняла, что воровка не просто узнала загадочную Джинкс, воровка была с ней близка! На чужих так не смотрят! Полковник был прав. Вай сможет стать ниточкой к таинственной подручной Силко, к украденному самоцвету и к опасным планам наркобарона! С Вайолет Кираманн сможет собрать мозаику прошлого Джинкс и тогда…

— Её зовут Паудер. Она… Моя сестра.

Сестра? Родная сестра? Идеально! Вай, ты просто... подарок!

— Чего лыбишься? Чего тебе надо? Чего вам всем надо?!

Вай пыталась казаться спокойной, но… Обезьянка, та самая обезьянка. Паудер, что с тобой стало? И чего надо красотке? Спустилась Тихий омут в новенькой и чистенькой форме. Смотрит. Зачем ты подняла весь ил со дна? Она уже сто раз металась, хотела сбежать, чтобы вырвать Паудер из когтей Силко. Она лежала то в койке, то на полу. Сидела, прижавшись всей спиной к решётке или к каменной стене. День пролетал за днём и ночь за ночью, а Вайолет слушала все сплетни и грёбаные байки.

Охрана и мерзота по камерам нет-нет да болтали про Джинкс. Про взрывы и пожары. Про чёртовые бомбы. Про странную, корявую мазню. Про жуткие рисунки. Про крики, вопли, хохот. Зловещий хохот, пробирающий до самых костей. Паудер… Как же так? Какого? Какого чёрта?!

Вайолет сто тысяч раз просыпалась в холодном поту. Снова и снова ей снилась младшая сестрёнка. Силко вцепился в родные голубые волосы. Силко вцепился в тоненькую шею. Он угрожает. У него есть люди везде, даже в тюрьме для особо опасных. Наверное, поэтому Паудер и мастерит десятки, сотни бомб! Она вынуждена. Ради старшей сестры. Ради старшей сестры ребёнок превращал людей Зауна и Пилтовера в пепел и обугленные куски мяса. Джинкс калечила и сводила с ума, чтобы Вай могла выжить.

А потом старшая просыпалась и понимала, что не чувствует вообще ничего. Ужас? Ненависть? Боль? Раскаяние? Любовь? Омерзение? Горечь? Желание убивать? Желание бить? Желание мстить? Сестра? Паудер? Джинкс? Вандер? Силко? Какие пустые слова… За ними нет ничего. Вообще ничего! И, если бы вдруг её выпустили, она бы не побежала спасать или мстить. Она бы просто жила. Чтобы жить. И пусть Силко, Джинкс, миротворцы разбираются сами. Пошли они все…

Да не сюда! Не в чёртовый Тихий омут! Сладенькая, чего тебе надо? Слышь, стройные ножки? Чего ты хочешь от Вай?

— Хочешь, чтобы я убила её? Или… Сдала с потрохами? Чтобы вы её там за своих… Давай, ты просто пришлёшь того, кто выбьет из меня всю дурь! Потом поговорим. Может быть. А, может, и нет.

— Я хочу помочь.

Вай не выдержала. Сначала она улыбнулась. Она давно не улыбалась вот так, чтоб прям до ушей! А потом воровка с алыми волосами затряслась от смеха. Девочка. В новенькой, чистенькой униформе. В юбочке с оборочками. Только из академии. Пытается, типа, врать. Кому? Зачем? Попробуй щёлкнуть пальцами, чтобы мы с сестрёночкой жили долго и счастливо. Вдруг хекстек сотворит чудо? А? Ну или... Отвали. И делай что хочешь.

Хорошо, что Кираманн подготовилась. Раз девять или двадцать она крутила в голове возможные ответы и реакции на все вопросы и предложение работать вместе. Она прекрасно знала, что Вайолет не будет сразу хвататься за миротворца, как за последнюю соломинку, последний шанс хоть что-нибудь исправить. С чего бы вдруг? Вражда Зауна и Пилтовера, вражда богатства и нищеты не появилась вчера из ничего. Проблема была вечной. И Кейт была бы бесконечно наивной, если бы вдруг надумала спуститься в Тихий омут и ждать мгновенной благодарности за предложение какой-то помощи. Слова, обыкновенные пустые слова с какой угодно изнанкой.

Да и сам метод Даглана казался настолько странным, диким, что о такой возможности никто не думал! Профайлер? Это что ещё за птица такая? Вы там с ума все посходили? Ну да, наверное. Но в Тихом омуте, наедине с воровкой, которая внезапно стала бесценной... Она не может упустить возможность вернуть самоцвет, покончить с наркобароном и побывать в кошмаре Паудер, в голове самой Джинкс!

Ну что ж, первое свидание с Зауном прошло… Более менее. Она даже сблизилась с Вай! После драки с Сейвикой, воровка посмотрела на пилтошку с недоверием и удивлением. А потом в её глазах Кираманн увидела благодарность и уважение. Ну так, даром что ли она была лучшим снайпером академии? Пара пуль в десяточку и вуаля!

Теперь их первый день в Зауне можно считать успешным, но... Что-то не так. После той драки с Сейвикой Вай словно подменили. Они остановились в какой-то конуре, которую тут называли занюханным постоялым двором. В привычных Кираманн отелях и гостиницах Пилтовера сдавали номера — уютные и чистые большие комнаты, а то и целые квартиры на день или на пару дней. А Заун предоставил… конуру, вонючую и тесную комнатушку. Голые стены, стол, два стула, две койки и окно. И обе койки ржавые, над головой паутина, все стёкла в маленьком окошке в разводах, а на полу засохшее пиво. Хорошо хоть простыни и наволочки тут не воняют!

В общем, противно, но ночь или, возможно, пару ночей она тут как-нибудь осилит. Вот только Кираманн села на кровать, прислонилась к стене и попыталась привести мысли в голове в порядок. А Вай… Воровка грохнулась на койку, попробовала вытянуться во весь свой рост, полежала так минуту, села, уставилась куда-то в пол и стала качать головой, словно пыталась спорить с чем-то, что было поперёк души. А на лице была гримаса обиды с горечью.

Не-ет! Так дело не пойдёт! Они договорились, что Вай расскажет всё. Они — команда! И цель у них одна! Паудер! Джинкс! Ниточка к самоцвету и к Силко! Пилтовер получит безопасность, сестра спасёт сестру, а Кираманн докажет эффективность методов Даглана и, может быть, получит благодарность!

И вот воровка явно что-то узнала! И именно про Паудер, про Джинкс! Ну так... Давай же! Не томи!

Кейт стала целенаправленно смотреть на Вай. Буквально сверлила её взглядом. Она старалась, чтобы заключённая №516 не увидела в её лице даже тени раздражения или угрозы. Миротворица просто сидит и ждёт. Она всего лишь ждёт, когда Вайолет сама захочет, сможет, созреет, чтобы разделить с ней страхи, сомнения или обиды.

Прошла пара минут. Воровка, наконец-то, оторвала глаза от пола и посмотрела на странную красотку в юбочке с оборочками. Какого она тут забыла? Частичка Пилтовера смотрит и ждёт. Знала бы ты, как в Зауне всё катится неведомо куда...

А Кираманн смотрела в глаза Вай и видела... шок, ужас от лобового столкновения с жестоким и безжалостным миром. Воровка знала свой чёртовый мирок вдоль и поперёк! Её никто не смог бы удивить! Никто не мог бы выбить из колеи. Но Заун ударил прямо в сердце. Всё оказалось совсем и вовсе не так, как заключённая №516 думала и представляла из камеры в вонючем Тихом омуте. Она как будто бы узнала о невозможном! Её настиг кошмар, с которым она боролась в тюрьме.

— Она на него работает. Она ему как дочь!

Этого не может быть! Этого не может быть! Она... не могла! Нет! Этого не может! Так не должно быть! Зачем? Почему? О чём она думала?!

Изумление. Ужас! Отчаяние! Сжатые кулаки.

Да уж… Кираманн не исключала худшего. Разрыв Впйолет с Паудер запросто мог мотивировать младшую не только на переход под крыло наркобарона, но и на месть, безжалостную месть всему Зауну и Пилтоверу за то, что старшая сестра сказала или сделала.

Джинкс может жечь, расстреливать, взрывать, потому что каждый чёртовый, проклятый день зациклена на памяти о Вайолет. И именно той памяти она и мстит. И если Паудер, маленький ребёнок не защищается под маской Джинкс от мира, если Паудер давным-давно всё про себя решила. Тогда и обезьянка, и монстры на самодельных гранатах — это всего лишь навсего останки прошлого. Останки от Паудер, которая убила себя, чтоб стать той самой Джинкс! И нет там никаких попыток сломленной сестрёнки докричаться хоть до кого-нибудь и особенно до старшей сестры.

Но, если Паудер убила себя, и, если Джинкс — не маска, не броня, не цербер на цепи, если за ней скорчился ребёнок, тогда и Кираманн ничего не сможет. Она умоет руки. И всё. Пусть миротворцы уничтожат демона. А Кейт получит благодарность за то, что поняла, как лучше им достать проклятую бледную девчонку.

Но сейчас в любом случае надо узнать с чего всё началось?

— Что случилось в ту ночь?

К обиде с горечью пришла досада.

— Я же… уже говорила. Мы пошли спасать Вандера. Я велела Паудер сидеть дома. Мы почти... Почти оставили Силко с носом. И тут... Паудер... Всё испортила! Вандер просил меня позаботиться об этой... дурочке. Но я... не смогла.

Вайолет пожала плечами. Чего ещё добавить? Всё ясно. Всё понятно, но...

— Нет. Я должна знать! Расскажи.

Вай тут же бросила, наверное, самый отчаянный взгляд в своей жизни на упрямую пилтошку, ученицу какого-то Даглана. Воровка резко вскочила, метнулась к окну и минут пять смотрела на улицы Зауна. Её руки дрожали, а пальцы изо всех сил сжимали трухлявый и исцарапанный подоконник. Потом она метнулась обратно. Не села, а упала в койку! И снова стала сверлить глазами пол с разводами засохшего бухла. Она запустила две пятерни в пожар на голове.

Кейт встала. Ей казалось, что Вайолет сейчас взорвётся или... произойдёт катастрофа! Жуткая и неизвестная! Бывшая заключённая дышала так шумно, будто отчаянно, изо всех сил боролась сама с собой, но никак не могла победить! И тут Кираманн поняла, что свидетеля нужно подтолкнуть.

Она представила девочку, маленького ребёнка. Одна в четырёх стенах. Она хочет спасти сестру и друзей. Она поняла как может помочь! Маленькая головка должна была вспомнить... Вспомнить про силу хекстека, про взрыв, разрушения, кучу проблем. Маленькая ручонка должна была хлопнуть по лбу! Но голубой кристалл манил! Кристалл дал ей сил! Она не пошла, не побежала, она полетела! Хекстек окрылял!

Девочка боялась только одного — она не успеет помочь! Паудер хотела как лучше, но получилось даже не как всегда, а максимально плохо, жутко, ужасно и необратимо!

Она всё разрушила. Она всех убила. Осталась только сестра.

Вай не успела сказать, как Паудер умоляла её. Но Кираманн не могла остановиться. Она уже вошла в образ. Слова сами рвались из её груди!

— Вай, прошу! Я только хотела помочь! Вай! Ты нужна мне, Вай! Я только хотела помочь! Я только хотела...

Сначала Вайолет застонала. Стон превратился в крик через сжатые зубы! Пальцы вцепились в алые лохмы. Казалось, ещё чуть-чуть и воровка готова будет вырвать все волосы на голове, лишь бы унять невыносимую боль!

— Я только хотела помочь! Прошу! Прошу! Ва-ай!

Кираманн сорвалась на самый отчаянный крик в своей жизни и тут же почти пожалела, что вообще взялась за это дело! Что и кому она докажет, если Вайолет её тупо убьёт?

Пальцы заключенной №516 вцепились в лицо законницы Пилтовера. Усилием воли Кираманн не дёрнулась, не убежала и даже подавила рефлекс, чтобы не провести обычный болевой приём. Миротворица смогла остаться девочкой, маленькой, синеволосой Паудер, чтобы принять на себя всю бесконечность отчаяния, боли и ненависти!

— Ты... Ты моё проклятие!!!

Мир взорвался, рассыпался. Колоссальная сила одного крика уничтожала всё вокруг себя! Одно проклятие оказался сильнее всех кристаллов хекстека! Все стекла в Пилтовере и Зауне разбились на миллионы осколков! Все доски и все деревья превратились сначала в мелкие щепы, а потом в пепел и труху. Самые прочные камни пошли трещинами и разлетелись на множество осколков и пыль. Моря вышли из берегов! Горы рассыпались! Небо рухнуло на землю! Два города перестали существовать! Все люди сошли с ума и с останками всех континентов рухнули в бесконечную бездну!

Слова старшей сестры, её крик, полный отчаяния и ярости вопль взрывал, ломал и сжигал Паудер изнутри! Одним кошмарным ударом Вай разбила все надежды ребёнка. Когти ужаса, детского отчаяния и одиночества раздирали разум маленькой девочки на окровавленные куски.

Кираманн падала в бездну вместе с виновницей взрывов, расстрелов и поджогов. Юная ученица Даглана не чувствовала ничего, кроме бесконечной и беспросветной, нескончаемой боли!

А потом она вернулась в реальность. Вай отшатнулась, прижалась к стене и выставила перед собой руки, словно боялась, что Кейт может на неё посмотреть, как названная дочь Силко смотрела со всех трёх рисунков.

Из глаз воровки текли слезы. Руки дрожали. Она вся дрожала, потому что... Снова всё вспомнила. Всё, от чего бежала все эти годы. Она всё поняла, но боялась поверить в сорванную криком лавину.

— Я... Я...

Наверное, Кираманн должна была её успокоить. Всё хорошо. Ничего не случилось. Ничего такого. Мало ли кто на кого кричал. Не важно. Но... Они обещали друг другу быть честными и откровенными, пока Кейт расследует дело и нуждается в помощи Вайолет.

Она вздохнула и, кажется, не смогла и не успела стереть с лица гримасу упрёка.

— Ты... Создала Джинкс.

Вай застыла. Окаменела. И без того большие глаза с расширенными зрачками стали огромными от ужаса осознания.

Сумрак комнаты превратился во тьму. Тьма вспыхнула от огня! Она снова стояла в развалинах от взрыва хекстека. Она снова стояла над телом. Над телом Вандера. Она вспомнила его последнюю волю, но… С неба сыпался пепел, а руки были в крови. Вай с ужасом поняла, что весь Заун и весь Пилтовер обратились в руины. Джинкс сожгла и взорвала весь мир! Бледное лицо, бледный призрак появлялся то тут, то там. А в воздухе боролись два крика.

— Вай! Прошу! Вай! Ты нужна мне!

— Ты моё проклятие!!!

Что-то произошло. Крики исчезли. Воздух задрожал от странного звука. Аплодисменты. Со всех стороны аплодисменты. Наркобарон, промышленник, Силко, Око Зауна стоял сотней лиц над обугленным пепелищем и телами всех жертв. Стоял и хлопал в ладоши.

— Где ты её держишь?

— Я? Держу её? Она работает на меня. Она мне как дочь!

Джинкс. Угрюмая ненависть, усмешка и... отчаяние, тоска и боль. Сердце сжалось. В глубине чёрных зрачков зловещей бестии Вайолет увидела Паудер. Девочка всё ещё тянулась к старшей сестре. Плакала. Умоляла не оставлять её в огне и в тьме.

Заключенная №516 вернулась в реальность. Кейт сидела напротив воровки, хмурилась и словно бы смотрела в себя. Она как будто искала ключ к какому-то невероятно важному сейфу. Потом она рывком подняла голову и посмотрела на Вай, как учёный, открывший новое свойство хекстека! Рука, сжимавшая подбородок, быстрее молнии метнулась в карман и вынула миниатюрную зажигалку.

— Там был огонь?

— Да. Много.

Один огонёк стал частичкой огненной и безумной ночи. Кираманн приблизила маленькое пламя к лицу. Так близко, как только могла, чтобы представить мрак и пожар. Она снова стала маленькой девочкой, которая только что осталась одна. Совсем одна! Она хотела помочь, хотела спасти, хотела стать нужной, полезной, но стала... проклятием для старшей сестры!

Кейтлин Кираманн осталась одна в огне и в тьме. Вай ушла. Родная сестра, заменившая маму, ушла. Пуповина разорвалась! Беспомощный маленький ребёнок остался наедине с ревущим пламенем и хищной темнотой. Неизвестность и смерть. Раздирающее изнутри чувство вины и мольба.

— Вай, прошу!

Ночь молчит. Ужас давит со всех сторон. Девочка готова бежать за сестрой через огонь. Но крик Вай всё ещё сотрясает ребёнка и мир.

— Ты моё проклятие!!!

Из ужаса одиночества, из желания, жажды, нужды рождается новый кошмар. Сестра, любовь, нежность, забота, тепло, безопасность, самый дорогой человек превращается в силу, которая давит, ломает, бьёт без пощады и жалости, наотмашь!

Психика сопротивляется. Любой ценой психика защищает себя! И тогда бесконечная преданность, бесконечное чувство вины с бесконечной мольбой создают бесконечную потребность жечь, разрушать и взрывать. Бесконечное пламя заполняет собой бесконечную пропасть между старшей и младшей сестрой. И тогда из тьмы, из огня выходит зло во плоти. Силко, промышленник, крёстный отец наркомафии Зауна. Через секунду Паудер осознаёт себя в его руках.

Она сама кинулась к нему. В его руки. Ей всё равно кто он. Он обнял девочку. Погладил по голове. Она в безопасности. Она что-то кричит. На этот раз вселенная не промолчала. Вселенная ответила голосом красноглазого монстра.

— Мы им всем покажем.

Из мрака и огня, в руках у Силко рождается бледный, зловещий призрак Джинкс. Она ненавидит Вайолет. За боль. За одиночество. За крик. Она ненавидит Паудер, которая никак не может исчезнуть. Она ненавидит мир, который не может помочь и не в состоянии понять девчонку, в лицо которой изрыгнули проклятие.

Паудер всегда будет звать, просить и умолять сестру. Паудер всегда будет ждать, что вот сейчас единственный родной человек снова обнимет её и спасёт от всех бед. Паудер всегда будет ждать, когда Вай унесёт её из огня, из одиночества и мрака. Паудер всегда будет молить о прощении. А Джинкс всегда будет взрывать, сжигать и разрушать. Она всегда будет проклятием для Вайолет, для мира, для всех кто дышит и живёт. Её никто не сможет сломать, потому что она уже сломана! Её никто не сможет убить, потому что Джинкс — сама смерть! Только смерть сможет стать крепостью, чтобы спасти маленькую, хрупкую жизнь! Только Джинкс может спасти глупую Паудер от бесконечной боли. И только Джинкс может заткнуть всем глотки, чтобы никто и никогда не смог бы прокричать…

— Ты моё проклятие!!!

Маленький огонёк спрятался в зажигалку. Вечность, мгновение или минуту две девушки сидели в звенящей тишине. Каждая приходила в себя от воспоминаний и погружения в мир разорванной пополам души.

— И что теперь? Что нам делать?

Вайолет прошептала так тихо, как только могла. Ей казалось, что в мире есть только шёпот и крик. Но крик уже разрушил мир Паудер и Вай. Остался только шёпот.

— Когда мы её найдём, ты попросишь прощения. И скажешь, что ненавидишь себя за ту ночь.

— А ты моя мамочка, да?

Вай и так ненавидела себя все эти годы. Все эти годы она цеплялась за робкую надежду, что, может быть, сестра забыла про крик. В конце концов, Вайолет кричала не просто так. Она потеряла отца и потеряла мать. Она осталась одна. Без Вандера и без друзей! Из-за кого? Их всех убили громилы Силко? Нет. Их всех убила Паудер. И именно Паудер виновата! Именно Паудер сделала всё совершенно не так и получила за это! И Вай чуть не сошла с ума! Она едва не сдохла от боли, когда сердце Вандера остановилось. И тут младшая, глупая сестра со своей улыбкой и радостью. Она хотела помочь? Спасибо. Помогла.

Воровка с алыми волосами смотрела на младшую сестру и не могла поверить. Вандер погиб, мне больно, а ты… Улыбаешься? Радуешься? Ты даже, кажется, счастлива? Это ты устроила взрыв? Ты всех убила? Кто ты после этого?! Да! Ты моё проклятие! Слышишь? Ты — проклятие! Ненавижу! Ненавижу тебя!!!

Потом она металась от одного кошмара к другому. Во сне и наяву её успокаивал, упрекал и обвинял сам Вандер. Он хотел, чтобы старшая позаботилась о младшей сестре. А Вай пыталась ему сказать, что он погиб из-за Паудер! Она всех подвела! Не смейте! Не смейте за неё просить! Но он всё равно… Успокаивал, упрекал, обвинял.

Заключенная №516 вспоминала отцов и матерей, которые кричали на дочерей и сыновей. Матери и отцы раздавали пощёчины, подзатыльники и просто били своих детей по поводу и без повода. Старшие братья и сёстры орали на младших, ненавидели их и проклинали, но… Никто не сошёл с ума! Так какого же Вай должна вдруг ненавидеть себя? За что она должна просить прощения?

Прости меня, Паудер, за то, что... ты работаешь на Силко. Прости меня, Паудер, за то, что... ты променяла Вандера на негодяя! Иногда она думала, что готова убить проклятую девчонку. За всё. За всех. Иногда она представляла, как выйдет, наконец, из тюрьмы и вырвет сестру из лап красноглазого. Не может же быть, чтобы девочке понравилось быть под крылом наркобарона? Какие крики? Какие там проклятия? Паудер давным давно всё позабыла! А Силко наверняка держит её на чёртовом голодном пайке, в каком-нибудь подвале и издевается, возможно, даже насилует! С него станет! Лишь бы отомстить Вандеру!

Она не хотела верить, что Паудер может возненавидеть её. Она не хотела верить, что Паудер может… работать на красноглазого, чтоб отомстить сестре. Такого быть не может! Нет! Никогда!

А что теперь делает сладенькая девочка в униформе? Что делает эта... мисс стройные ножки? Пытается бить на жалость? Зачем оно ей? На кой ей всё сдалось? Она же — миротворец. Сегодня Кейтлин Кираманн хочет помочь, а завтра… Миротворцам нельзя доверять!

А Кейт смотрела на Вай не столько даже с упрёком, сколько с горечью. Она дико устала. Даглан предупреждал учеников и учениц, что многие не поймут их, а попытки разгадать головоломку особо опасных преступников изнутри будут выматывать и однажды могут закончится кошмарным нервным срывом.

— Если я хочу раскрыть это дело, вернуть самоцвет, не допустить войны Зауна с Пилтовером, если хочу добраться до Силко…

Она замолчала, чтобы привести все мысли в порядок и как-нибудь перевести дыхание.

— Если ты хочешь вернуть себе Паудер или хотя бы спасти десятки и сотни тех, кого она хоть завтра сможет взорвать и сжечь, ты попросишь прощения и скажешь…

— Я и так себя ненавижу.

Девушки посмотрели друг другу в глаза. Вай годами сопротивлялась, вертелась ужом, извивалась только, чтобы не думать про одну ночь и один крик. Но с пилтошкой она прошла через то, от чего убегала.

Вай не знала должна ли она ненавидеть сестру или то, во что Паудер превратилась. Но себя она уже ненавидела и проклинала. Одна ночь. Один крик. Она сама отдала Паудер в лапы наркобарона.

— Она всё ещё там. Джинкс ненавидит тебя, а Паудер ждёт и умоляет, как умоляла в ту ночь. Если ты скажешь, что ненавидишь себя, часть её ненависти станет бессмысленной. Может стать бессмысленной. Джинкс ослабнет. Может быть, ослабнет. Паудер станет сильнее. И, возможно, мы сможем достучаться до неё.

— Ясно.

Слишком призрачная надежда. Но либо так, либо…

Кираманн растянулась во весь рост на серой, заштопанной простыне. Она протёрла кулаками глаза, растёрла ладонями лицо и обернулась к воровке.

— Какой она была?

— Накануне?

— Нет. У меня осталось немножечко сил. Расскажи, как вы жили? Ты ревновала её, к матери или к отцу? Паудер доверяла тебе? Она была способной? Твои родители, друзья ценили её? Вы ссорились? Часто?

— Жестокая ты. Я тут и так уж...

— Ложись и попробуй... Расскажи, чем она тебя раздражала, удивляла, чем бесила и веселила?

Через минуту Вай лежала на койке и вспоминала улыбки, слезы, шёпот, крики, боль и радость, обиды и безмятежные минуты счастья, когда Вай и Паудер обнимали друг друга и не было никого роднее и ближе старшей и младшей сестры.

В конце концов, она вспомнила, как однажды, после крупных проблем, зашла внезапно в комнату сестрёнке и... Увидела, как Паудер плачет навзрыд. Девочка даже била себя кулачками по голове!

— Она... Хотела помочь, но я за неё испугалась и запретила. Я же не думала, что она вот так... Так хотела быть нужной.

— Ва-а-ай...

Кираманн почти простонала. Почему так? Ну почему? Матери и отцы вроде бы любили своих детей, но постоянно отмахивались от тысячи вроде бы неважных знаков и мелочей! А потом миротворцы хватались за головы и с полным правом загоняли в угол бешеных и неуправляемых.

Воровка с красными волосами попыталась свернуться в клубочек. Она вспомнила рисунки на бомбах. Разноцветные, клыкастые монстры. Они живут в голове у Паудер. Они поселились там после той ночи. А, может быть, и раньше. Но сейчас разноцветные монстры прыгали и скакали, царапались и кусали Вайолет, а не Паудер.

Каждый коготь, каждый клык создавал хищный, бесконечный хаос. Вай потерялась во времени и пространстве. Она уже не знала, когда, где и в чем ошибалась. Когда, где и в чем она недоглядела? Когда и от чего отмахнулась? Сколько пустяков старшая сестра пустила на самотёк? Паудер, прости! Я ненавижу себя! И я не знаю что делать. Я не знаю, сможешь ты меня услышать или уйдёшь за Силко во тьму?

Она попыталась представить, как обнимает зловещую, бледную Джинкс. Она попыталась представить, как защищает её от монстров, разноцветных монстров, от красноглазого, от всех бандитов Зауна, от миротворцев Пилтовера, от всех и от всего! А Джинкс ненавидит её, отбивается, осыпает старшую ударами и кричит проклятия! Но Вай пытается удержать её, пытается дать сил Паудер, сестрёнке, слабому и тоненькому голосочку из бездны мрака и огня.

А Кираманн ни о чём не думала. Она отвернулась к стене и попыталась отключить свой разум, голову. Скоро она узнает, стоят ли чего-нибудь её идеи, догадки, выкладки и логика вообще. Скоро она посмотрит в глаза зловещей Джинкс, услышит её голос. Она увидит движения и мимику, позы и тогда… Слуга закона сможет понать, стоит ли её затея того?