Сумрак и свеча (гет)

Террен'Эрм пробуждался в зареве пожаров и реках крови, и само солнце вставало на запятнанном копотью небе, поднимая меч во славу драконов, заливая горизонт алым и изгоняя тьму. Рассвет разгорался, словно возрождающийся феникс, и встречали его по-разному: кто слезами и болью, а кто — воздев клинок к небесам.

Но полк Летдарата, одного из первых высших фениксов, сегодня отпускал в небо лишь души павших. Там, за голубой гранью, предки встречали их, подняв боевые знамёна и призывая воинов на битву, ведущую в новую жизнь. Пусть через века, но они вернутся — Летдарат знал. Фениксы никогда не уходят навечно.

Их прах ветер гнал по полям сражений, разносил на многие лиги и предавал земле и рекам. Фениксы не оставляли после себя тел. Когда сил на возрождение уже не хватало, они сгорали в избавляющем от боли пламени — легко и быстро, словно мотыльки, летящие к костру.

А в обнесённом частоколом лагере отблески рассвета затмевал большой костёр, вокруг которого собрались крылатые и рождённые сумраком воины. Все они стояли, уперев оружие в землю и опустив головы в прощальном жесте. Многие из них этой ночью потеряли друзей и родных, другие выказывали уважение своим павшим товарищам, третьи, златокрылые фениксы, скорбели по своему дракону. Дракон, этот гигантский зверь с золотой чешуёй, навсегда остался горсткой праха на поле брани, и его сыновья и дочери не могли провести его в последний путь: они потерпели поражение и отступили под натиском врага в лагерь почти у самой столицы. Не сегодня завтра люди и эльфы дойдут и до Адиктара, и когда над сторожевыми башнями будут реять их флаги, фениксы и фоскоры станут всего лишь мрачной легендой.

Драконы были их последней надеждой. Те драконы, которые не предали их, не отдали своих детей на растерзание ведомым Сериллис и Хонорусом врагам. Но они, последние потомки первых драконов, способных не только воскрешать, но и создавать фениксов, погибали — и сегодня не стало Веларзела. Летдарату он был как отец, а феникс не мог даже попрощаться с ним! Ему оставалось только стоять в первых рядах у погребального костра, глядя, как пламя пожирает тела погибших фоскоров, провожать их души к теням.

Такой боли он не чувствовал со дня своего создания, а значит, уже много веков. Сердце разрывалось, обливалось кровью. Щемящая боль сдавливала грудь, мешая дышать. Тело налилось тяжестью, и Летдарат уже не просто держал опущенный к земле меч, а опирался на него. Его тянуло расправить крылья и взлететь в небо, умчаться подальше от лагеря — туда, где нет смрада горелой плоти и едкого дыма, но он оставался на месте. Он должен остаться здесь, со своими воинами и генералом. Каков будет боевой дух солдат, если их лидер спрячется от боли в лесах? Их полк, некогда бывший легионом — последняя линия обороны на пути к Адиктару, и они не вправе проиграть грядущую битву.

На плечо легла лёгкая даже в латной перчатке женская ладонь. Подняв голову, Летдарат встретился тяжёлым взглядом с синими кошачьими глазами своего генерала. Плотная походная мантия развевалась на ветру за спиной усталой, но всё равно красивой женщины в украшенной резьбой серебряной броне. Она держала шлем подмышкой, и её растрёпанные волосы тёмной копной стелились по наплечникам.

Фиргатта ничего не сказала, да слов и не требовалось. Достаточно было её взгляда — жёсткого, лишённого ласки, но согревающего душу и прогоняющего боль. Летдарат знал, что за внешней суровостью скрывается нежное сердце, которое война заковала в броню. Пусть фоскоры созданы как оружие, это не бездушные клинки в руках фениксов. Что бы ни говорили другие, златокрылый феникс сумел узнать бесстрашную воительницу поближе, увидел её без маски — как открыто и искренне она улыбается, как смеётся приглушённо, но заразительно, как мечтает о светлом будущем, глядя на звёздное небо… Фиргатта оставила неизгладимый след в его, казалось бы, чёрствой душе.

Они так и стояли в гробовом молчании, глядя на разгорающийся всё ярче костёр, пока солнце не поднялось над деревьями, развеяв утренний туман. Тогда Фиргатта поманила Летдарата за собой и бесшумной походкой убийцы двинулась к большому шатру в центре лагеря. Подвёрнутые пологи шатров поменьше открывали взгляду лежащих на подстилках раненых и бродящих среди них целителей из близлежащего поселения. Металлический запах крови резал нос, отовсюду доносились болезненные стоны. В первый раз от этого кожа покрывалась мурашками, но за свою долгую жизнь и множество войн Летдарат привык ко всему.

В сопровождении генерала он вошёл в шатёр, в котором стояли два сделанных на скорую руку топчана и стол с расстеленной на нём картой Террен'Эрма. Тяжёлые пологи ничуть не заглушали жутких звуков снаружи. Летдарат сел на свой топчан и снял нагрудник и наплечники. Он не был ранен — отделался царапинами да парой ушибов, не считая рубца на щеке, — но золотистые перья покраснели и слиплись от крови. Алые капли пропитали и его льняную рубаху, перевязанную кушаком.

Фиргатта взяла со стола свёрнутую в несколько слоёв тряпку и, обмакнув её в плошку с водой, приложила к порезу на щеке феникса. Рана защипала, но Летдарат не чувствовал этого: всё его внимание было приковано к Фиргатте. Её нижнюю губу пересекал небольшой шрам, но это ничуть не портило словно выточенного из мрамора лица. Фоскоры выделялись среди более древних народов необычайной красотой, потому как были рождены тёмной магией, но для Летдарата Фиргатта была бы самым прекрасным существом во всём Лихткайтланде, даже будь она другого вида.

Красота её была обжигающе холодной, под стать её тёмной природе, но почему-то Фиргатта манила и притягивала его. В его глазах она была идеальна — каждое грациозное движение, её чуть хрипловатый голос и завораживающе глубокий взгляд. Летдарата не волновало, что отношения между фениксами и фоскорами были запрещены сразу после создания последних. Если придётся, он пойдёт против своих ради неё.

Зайдя ему за спину, Фиргатта принялась разделять и промывать липкие перья. Она могла бы этого на делать, но сам он с трудом дотягивался до крыльев. Её забота находила отклик внутри него. Летдарат не верил во внушаемый фениксам миф, будто фоскоры бесчувственны и холодны. Фиргатта никогда открыто не выражала чувств к нему на глазах у других, да и он старался не показывать, что влюбился, как мальчишка, но наедине они могли не надевать маски безразличия и не притворяться командиром и подчинённой. Между ними давно не существовало субординации.

Летдарат мечтал лишь о том времени, когда всё закончится. Пусть даже Террен'Эрм падёт, они сбегут вдвоём за Пограничные горы или в Ридхаби, найдут пристанище вдали от своих собратьев… Он верил, что они всё выдержат, переживут этот кошмар…

Ведь она — его любимый сумрак, а он — её свеча во тьме.