Место сохранения (джен)

Сегодня был тот день, когда Тоша утомился своей девушкой и за восполнением сил пришёл ко мне.

— Мне курсач надо делать. Не до тебя.

— Я не буду мешать.

— Не канает. Твоё хмурое естество весь настрой отбивает.

— Я заплачу.

В деньгах я нуждался, поэтому Тоша снова расположился на диване. Как и раньше он прихватил ноутбук и закупился магазинной дрянью: газировкой, чипсами, батончиками, печеньем. Не будь он настолько ленив, скупал бы всевозможные полуфабрикаты и обжирался.

Но я рад, что он ленив. Мне не в кайф вдыхать жжёное масло и гипертрофированные запахи добавок и усилителей вкуса. С хроническим гастритом начинаешь ненавидеть еду с изощрённым составом на упаковке и людей, которые не думая скупают её. Я тоже так могу, но последствия потребуют денег на лекарства и времени на восстановление. У меня столько нет.

Так и знал, что впаду в уныние после его прихода. Уже не сконцентрироваться на работе. А нужно переделать всю теоретическую часть, чтобы «Антиплагиат» не выдавал низкую оценку «оригинальности». Надо перелопатить. Своими словами заменить те, которые кажутся чересчур мудрёнными.

Не хочу этим заниматься. Но вынужден. Мне не нужны проблемы с учёбой. Мне не нужны хвосты. Мне нужна повышенная стипуха. Мне нужно будет сделать три курсача для однокурсников. Господи боже…

В животе зажгло.

Я вперился в монитор с чётко поставленной целью: закончить сегодня.

Тоша смотрел фильмы и хрустел чипсами, шипел колой и всячески не привлекал моё внимание. Не считая тех моментов, когда фильм действительно оказывал влияние и он смеялся. Я укоризненно смотрел, но молчал. Тоша сразу замечал, извиняясь улыбался и прикладывал руку к губам, показывая, что будет тише, и потом совсем закрывал лицо ладонью, словно это могло уменьшить звуки от жевания еды. Которая «едой» называлась лишь опосредованно.

От звуков я отвлекался быстро, но уходил не в перелопаченный текст философа менее известным философом, а в собственную усталость. Теперь из квартиры хотелось свалить мне, засесть где-нибудь в кафе и восстановить силы.

Найти свой чек-поинт и быть в нём столько, сколько понадобится. Однако я вынужден вбирать в себя пары угнетения человеческими отношениями, о которых и знать не знаю. Тоша приходит уже раз десятый, если не двадцатый. Не помню. Каждый раз это происходит спонтанно: иногда ночью, иногда под утро. Он просился «переспать».

Тупое слово.

Дать ночлежку и доступ к вай-фаю. Ему хватает. Когда уходит, он всегда благодарит, хотя я делал меньшее из возможного. Просто пускал. Просто не трогал. Просто разрешал делать, что хочет, в разумных пределах. Ему, по всей видимости, хватало.

* * *

Я закончил проверку, оригинальность — 87%. Приятная цифра. На четвёрку по шкале тестирования. Начал делать для однокурсника. Залип в экране, но быстро отошёл, когда вспомнил о деньгах. Воображаемые цифры на счету «Сбербанка» приятно мотивировали. Но недолго. Я быстро затухал и часто вздыхал, когда не мог собрать необходимую информацию. Почти засыпал.

Следующим толчком к моему пробуждению послужил грохот. Я обернулся. Тоша лежал на диване. Его ноутбук тоже — только расположился на полу, в окружении невскрытых упаковок.

Техники он не жалеет.

— Ну ты жопа, Тоша, — я сказал это размеренно, не беспокоясь о его сне, и взял в руки ноутбук. Клавиши были жирными. Что не радовало вдвойне.

Рядом валялась открытая пачка чипсов. Я, не думая, взял её и перевернул над Тошей. Единственное, о чём я думал, что она пустая. Это оказалось не так. Тоша и диван украсились мелкими крошками.

— Вот чёрт…

Как объяснить? Месть? Вполне вероятно. Месть самому себе, что снова не отказываю человеку, когда хочется, и соглашаюсь, потому что перепадает бонус…

Деньги же — отличный бонус? Вроде как.

Сам сомневаюсь.

Смотрю на экран бука. Горит, открытый на странице в «Вконтакте». Переписка. С неким Глебом Белым.

Не могу сказать, что решил полюбопытствовать, но я не побрезгал влезть в неё. Даже совесть не всколыхнулась. Считал ли я это своей привилегией, потому что разрешаю Тоше проводить вечера в моей квартире, тогда как сам желаю полного одиночества? Вполне вероятно.

Это хреновый поступок.

Переписка была длинной. До начала я не дошёл. Вернулся на несколько чисел назад и не связал ни с чем известным мне. Много мыслей. Много чувств. «Я думаю». «Я считаю». «Тебе не кажется более верным». «Мне плохо». «Бывает выворачивает». «Я накручиваю себя».

Я устал читать.

Единственные конкретные мысли были связаны с тем, что Тоша начал западать на парней.

Я был настолько истощён, что не отреагировал. Прочитал и забыл. Пришлось вернуться и перечитать. «Мне нравится».

У меня высохли глаза. Мозг тоже начал отсыхать. Яркость экрана добивала.

У меня настолько замедлилась реакция, что, когда я увидел чужие руки, не сообразил, откуда они могли взяться.

Тоша закрыл крышку бука и сказал на ухо:

— Не знал, что у тебя есть такие привычки.

— Сам оставил без присмотра.

— Потому полез?

— Интересно стало.

Он даже не злился. Его не хватало на что-то более яркое и живописное, чем «лень».

— Давно ты так? — спросил я.

— Так — это как?

— С парнями. Или по парням.

— Ну, понял недавно.

Он неуверенно гладил ноутбук.

— А девушка твоя что?

— Когда сказал ей, она очень расстроилась.

— Неудивительно. Злилась?

— Нет. Как бы сказать, она очень сильно… огорчилась, что ли. Она не злилась. Но выглядела плохо. Так будто… не знаю, как сказать. В чувствах-то не разбираюсь. Ну, она мне всем сердцем доверяла, а я предал её. Все секреты рассказал тем, кто мог использовать их против неё. И тем самым погубить. Плохо вышло.

— Очень похоже.

— Это да.

Всё. Больше я не знал, что сказать. Плотное молчание сдавливало виски. Нужно было что-то произнести, но я не представлял что. Что люди говорят в такие моменты? Молчать более выгодно и правильно — так мы перевариваем информацию.

— Тебя не волнует, что я пидор?

Тоша убрал руку и отдалился.

— Если ты пидор, то меня волнует, что ко мне ты ещё не лез.

Глупая, очень глупая шутка про то, что геи лезут ко всем парням подряд.

— Извини, Дань, ты не в моём вкусе.

— Очень жаль.

— А если бы был, ответил взаимностью?

— Пожалуй, нет.

— И тогда было бы жаль мне. Хорошо, что так, как есть.

Хорошо я себя не чувствовал. Уже давно. Мне куда ближе чувство усталости и угнетённости.

— Почему ты не говорил об этом?

— Я не думал, что тебе это надо. Так — мои проблемы. Ты вечно в работе. По таким пустякам не стоит отвлекать.

Я сам так сказал.

Меня это огорчает? Одиночество, которое я приписал себе?

— Тогда зачем приходишь, даже если свои проблемы выговорить не можешь?

— Не всегда надо выговаривать проблемы. Бывает достаточно… отдохнуть.

— Тебе хватает?

— Честно, не слишком. — Тоша засмеялся. — Но это нормально. Такой перекур меня тоже устраивает. Лежать, ничего не делать, никого не трогать. Быть спокойным и расслабленным. Мне нравится. У тебя. Тут умиротворённо.

— И одиноко.

— Да. В этом есть своя прелесть.

— Хочешь поменяться?

— Нет. Весь смысл в том, что здесь я не провожу всё своё время. Это и делает его особенным. Не просто то место, где я валяюсь каждый день без дела, а место, куда прихожу, чтобы… всё отпустить. Побездельничать, когда планировал побездельничать. Это стоит попробовать.

— Звучит заманчиво. Не много ли ты отдаёшь этому месту?

— Нет. В самый раз. Ты потому и не чувствуешь ценности, потому что всегда здесь. В этой квартире ты многое переживаешь, многое делаешь, она пресыщается и становится частью быта, которая «всегда есть». Тебе тоже надо попробовать найти…

— Своё место.

— Не хотел так говорить, ну, потому что…

— Потому что звучит так, будто я не на месте.

Я прижался к дивану и посмотрел на Тошу. У него была слабая улыбка, глаза подёргивались. У меня не было улыбки. Её сложно поднять.

— Может, так и есть.

— Я знаю одну штуку, — неожиданно сказал Тоша, — которая может облегчить твоё состояние.

— Да неужто? — Я не поверил.

Тоша сильно улыбнулся и прижал к себе.

— Раньше я не любил обниматься. — Его руки держали мою спину. — Вызывало… отвращение. Я не думал почему. А потом попробовал. И ещё. И ещё. И теперь это кажется очень даже хорошим средством. Для объяснения без слов.

Не сказать, что это было неприятно… Это было необычно: парень всеми силами вжимал меня в себя. И я утыкался в крошки чипсов.

— Не дай Бог эта дрянь попадёт мне в рот.

— Тебя не разнесёт.

— Как знать.

— Ты напряжён.

— Для меня это тоже непривычно.

Тоша легко раскачивался из стороны в сторону, и мне становилось ещё более неловко. Казалось, меня укачает.

Вместе с тем обрушилось желание заснуть. Перевести дух. Забыть обо всех делах. Деньгах. Нуждах.

Теплело. Хотелось оставаться на месте и не думать ни о чём, кроме естественной тишины. Необычно мягкой и послушной, которая сохраняется биением сердца и может течь в необходимом направлении.