Торфинн Светлый (джен)

Это было ожидаемое предложение, но я не предполагала, что оно наступит так скоро. Прошло полтора года работы: за это время моё состояние мало-мальски стабилизовалось, я не плакала каждую ночь, не желала себе умереть, я научилась замечать хорошие вещи, которые происходят со мной, я вернула себе возможность убираться в квартире и самостоятельно готовить себе, я вернулась к тому, что для большинства людей является нормой, и в последнее время только занималась тем, что закрепляла результат, но психолог решил пойти дальше. Сказал, что я готова. Что теперь я могу попробовать взять ответственность не только за себя, но и за кого-то другого. За животное. Это может быть попугай или хомяк, крыса или морская свинка, кошка или собака. Но чем больше животное, тем больше ответственность — мне надо быть к этому готовой.

Я не была ни к чему готова. Я не хотела. Я искренне боялась, что всё похерю, поэтому откладывала эту тему до последнего. Находила поводы поговорить о другом, но психолог всегда успешно возвращался к вопросу: «Так что там насчёт животного?». И вопрос был не в том, кого я возьму, а возьму ли вообще. Я не хотела, но… вместе с тем чувствовала, что мне нужна хотя бы маленькая, но поддержка. Когда я снизошла до «да», пришлось сесть за поиск. По дню на каждый вариант. Это было тяжело и тягомотно. Работало сопротивление, я ещё не определилась, но, когда тот самый день настал, я поняла, что терять нечего.

Попалось объявление о продаже взрослого лабрадора за символическую сумму. Хозяевам нужно было срочно переезжать, а возможности забрать с собой собаку не было. В будущем они бы хотели вернуться за ней, но пока это не представлялось им возможным. Я откликнулась. Боялась, но сделала это. Хозяевами лабрадора оказалась молодая пара, девушка по имени Лиза мне всё рассказала: от кормления и любимых лакомств вплоть до способов дрессировки и поощрения. Рассказала, сколько и когда гулять, какие игры мальчик предпочитает, как за ним нужно ухаживать. Мальчика звали Торфинн. В честь Торфинна Карлсефни — мореплавателя, достигшего Винланда, Лиза почти пустилась в пересказ «Саги об Эрике Рыжем», но Толя — её муж, её остановил, напомнил, зачем мы здесь, а викинги подождут. Я хотела послушать, но Толя всё же был прав: нужно было познакомиться с Торфинном и наладить с ним контакт.

Проблем не возникло, лабрадор был послушный и игривый, облизывал руки и предлагал почесать ему пузико, сам приносил игрушки и зазывал поиграть. На первое время мы договорились, что Торфинн будет приходить ко мне в гости, а я буду за ним приглядывать, буду примеряться и отсылать фотоотчёты Лизе и Толе, задавать вопросы, если такие будут появляться.

Сначала было непривычно, что я не одна, что есть живое существо, которое проявляет ко мне интерес и просит провести с ним время. Когда могла позволить себе отвлечься от работы, я делала то, что Торфинн хотел, а в ответ он ластился и весело махал хвостом, будто подтверждал, что всё хорошо, что я всё делаю правильно, что бояться не надо. Он меня успокаивал, тыкаясь своим мокрым носом в моё лицо, кладя свои лапы на мои плечи и прижимаясь, будто обнимал. Я обнимала его в ответ. У него была мягкая шерсть, огромное и тёплое тело, сильное дыхание — я ощущала его душу, которая жила бок о бок с моей.

Глаза заслезились.

Через две недели Торфинн окончательно переехал ко мне, а ещё через две Лиза и Толя улетели в Канаду. Первое время Торфинн грустил, ждал, когда хозяева вернутся, сидел на пороге моей квартиры, а я только предлагала ему поиграть. Когда он не реагировал, смотрел грустно, подняв брови, я просто гладила его. Успокаивала, как это делал он. Он клал свою голову мне на колени и засыпал. Так продолжалось полторы недели, потом он расшевелился. Привык к тому, когда я встаю, встречал меня, вертелся около ног и ждал еду. Завтракал, когда садилась завтракать я, словно ожидал меня, смотрел, говорил мысленно «приятного аппетита» и принимался есть, аккуратно, ничего не разбрасывая. Он был обучен манерам, и я их подкрепляла лакомствами и почёсыванием за ушами. Потом мы шли гулять. Недалеко от меня, в семи минутах ходьбы, был парк, там мы и разместились, встречая таких же утренних гуляк с собаками, мы здоровались друг с другом и о чём-то переговаривались. Я удивилась тому, как наличие собаки привлекает внимание людей. У меня давно такого не было. Ни к чему необязывающий разговор, который, возможно, никогда не повторится. Но это было не грустно, это было… необычно, интересно, немного странно. Я сжимала поводок и пыталась тоже вступать в диалог.

Психолог сказал, что очень сильно удивился, когда узнал, что я завела собаку — всё-таки она требует огромной отдачи сил. В связи с этим: как я себя чувствую? Не устаю ли? Готова ли продолжать работать в таком же темпе? А я… я почему-то была готова. И подниматься пораньше с утра, и играть с Торфинном, и учить его новым командам, и ходить с ним на прогулки под дождём, а потом мыть и сушить его, ведь в ответ я получала не меньше внимания, чем отдавала сама. От этой мысли, от понимания того, что мне достаётся любовь Торфинна, я чуть не заплакала. А когда психолог спросил, почему я не заплакала, я всё-таки позволила это себе.

Новое утро. Минута до будильника. Торфинн запрыгивает на кровать и лапой трогает меня. Он вычислил, когда я встаю, и будит меня ровно за минуту. Предупреждает, что сейчас вставать. Я улыбаюсь и поднимаюсь. Обнимаю его. Он кладёт свою голову на моё плечо, потом я поднимаюсь и иду умываться. Накладываю ему еды и разогреваю себе кашу. Мы вместе завтракаем, а потом собираемся на прогулку. Выходим вместе с рассветом. Он вылизывает розовым цветом дома и улицы. Я делаю несколько сочных фотографий и иду с Торфинном в парк. Почему-то никого нет. Безумно тихо и непривычно. Я отцепляю поводок и позволяю Торфинну идти рядом со мной, если он сам того пожелает.

Деревья вокруг зелёные, трава блестит от росы. Где-то вдалеке проезжает машина, её не видно, но слышно. Воздух прохладен. Я останавливаюсь на мгновение и закрываю глаза. Вдыхаю. Даю себе прочувствовать то, что происходит вокруг. То, что происходит внутри меня. И то, что внутри — очень похоже на душевный покой. Я открываю глаза. Торфинна рядом нет. Я зову его, кричу, но он не откликается. Поднимается паника, сердцебиение ускоряется, я начинаю бегать, заглядывать за деревья, думать, что отпустила-то сама! А потом слышу шум. Оборачиваюсь, а это Торфинн несёт в зубах огромную ветку. Нет, это не просто ветка, это будто маленькое деревце. Оно огромное и перевешивает Торфинна, а он с улыбающейся открытой пастью довольно идёт ко мне, таща за собой поклажу.

Солнце выбирается из-за домов. Слепит меня, а я иду к своему маленькому другу. Глажу по голове и говорю, что он — хороший мальчик, но, увы, такую большую ветку кинуть ему я не смогу.