Не проверялось на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Ничто не способно излечить нас от потери любимого человека. Ни правда, ни искренность, ни сила, ни доброта. Все, что мы можем, это выживать в обнимку с этой трагедией и учиться тому, что никакая очередная потеря не будет менее горькой.
«Норвежский лес»
Елена не чувствовала ничего. За окном машины раскинулись большие поля, которые уже начали распахивать. Она лениво наблюдала за тем, как техника двигалась туда-сюда, туда-сюда, а солнце играло на полированных красно-зелёных боках. Её мозг постоянно улавливал мелкие и бесполезные детали, словно пытаясь заполнить чем-то пустоту внутри.
Елене снились родители, их обвиняющие взгляды пронзали её грудь на вылет, как эти дороги разрезали прерии. Ей казалось, что если цепляться за эти параллели и сравнения, то боль спрячется, останется шуметь где-то на фоне. Елена была не против прятаться, глупо строить из себя сильную и смелую, когда родители мертвы, потому что ты вела себя, как капризная девчонка.
Она пересчитывала трещинке на потолке придорожных мотелей, количество цветов на безвкусной картине и перечисляла в уме все цвета машин на стоянке по памяти. Елена отчаянно цеплялась за детали, чтобы окончательно не развалиться на части. В дороге с Нурой это было, как минимум, неуместно.
Нура выглядела потрепанной жизнью и временем. Елена не позволяла себе думать, что это её последняя живая родственница, потому что… она убила свою семью… У Нуры были светлые волосы, едва заметный акцент и двойная фамилия. Елена отчаянно искала что-то ещё, пока разглядывала её за завтраком. Голубые глаза — так банально, даже для метиса американки и норвежца, была ещё кривая улыбка и усталость при взгляде на них с Джереми.
Дженна обещала бороться за них, звонила каждый день, собирала, как ненормальная, документы, искала работу в Мистик Фоллс и обещала, что вернет им дом до конца лета. На улице пел слякотью и грязью апрель.
Нура ничего не обещала, не говорила и не объясняла, просто усадила их в машину и повезла в Айдахо. Откровенно говоря, она даже не была им тёткой. У их деда была сестра, которая когда-то вышла замуж за норвежца и уехала из Мистик Фоллса. Нура была результатом их союза. Джереми даже звал её тётей.
Голубые глаза, кривая усмешка, белые волосы… Голубые глаза, кривая усмешка… Елена повторяла это про себя снова и снова, и боль отступала. Детали.
Дом был самым обычным. Елена сосчитала количество садовых гномов, ещё пока они парковались. Затем — ступеньки, окна в её комнате, в комнате Джереми и во всём доме. Хотя комнатами это тоже было назвать сложно. Скорей каморками девять на три метра, с кроватью, столом и чем-то, что должно было быть комодом. Обои давно выцвели, но Елена всё равно смогла разглядеть золотые вензеля.
Просыпаясь ночью от беззвучного крика, Елена вспоминала их, восстанавливала в памяти детальный рисунок и накладывала его стены. Вензеля тянулись узором, как свежие швы по ране. Елена думала можно ли наложить такие же на её сердце.
И школа тоже была самой обычной. Стандартной. Со знакомым количеством окон в классе, расстановкой шкафчиков и белыми полосами на полу спортзала. Когда Елене хотелось кричать, она прослеживала путь этой линии, проходя по кругу снова и снова, и мир обретал целостность.
Нура не была похожа ни на отца, ни на любого другого Гилберта с семейных фото. Наверное, это Елене в ней и нравилось. По вечерам она помогала готовить блюда на несколько дней вперёд и не задавала вопросов, когда Нура исчезала по ночам. А ещё тётя не лезла в душу, не пыталась давать советы, но смотрела не с сочувствием, а каким-то обреченным пониманием. У Елены мурашки бежали по коже от таких взглядов. Будто… будто Нура знала слишком много.
— Мы с Грейсоном обменивались письмами и фотографиями, — неожиданно заметила она, помешивая чили.
Елена чуть не выронила нож, которым нарезала яблоки для шарлотки.
Вдох. Выдох. Голубые глаза, кривая усмешка…
— Он, — не отец, — никогда не рассказывал о тебе, — пожала плечами Елена.
— Это ранит моё самолюбие, — Нура усмехнулось, пробуя чили и затем добавляя немного соли. — Мы начали общаться, когда выросли и это было связано в основном с нашей работой, но даже так… Он не переставал упоминать кого-то из вас. Как Миранда сожгла пирог прямо к приезду Бет, как ты притащила домой щенка, а Джереми помогал его тебе прятать… Столько историй.
Голубые глаза, кривая усмешка, белые волосы, на кухонном полотенце ровно две птицы и три ветки рябины… Вдох, выдох.
— И, конечно, фото, их он присылал не мало, — Нура, кажется, даже не обратила внимание на то, что Елена отложила нож в сторону.
Она оставалась всё такой же невозмутимо спокойной, помешивая чили и составляя список покупок на завтра. Елена чувствовала себя снова окруженной со всех сторон водой, сдавливающей легкие, а она должна была стоять и улыбаться, считая птиц на полотенце.
— Я сохранила все. Даже не знаю для чего и кого. Засранец обещал приехать, но так и не сподобился ни разу. Если честно я была больше рада приезду Миранды. Она вся такая жгучая и весёлая, — Нура рассмеялась, воскрешая в памяти Елены образ матери.
Да, она была красивой, привлекательной женщиной, которая абсолютно не умела готовить, зато отлично стреляла из арбалета и придумывала лучшие в мире сказки на ночь. Как будто Елена могла забыть!
— Небольшая работа здесь, знаешь? Все эти писательские штучки по сбору интересного материала, — Нура фыркнула, не скрывая сарказма в каждом слове. — Она, кстати, спала в той же комнате, что и ты.
Елене хотелось кричать. Спросить, зачем Нура делала это — проворачивала застрявший в сердце нож снова и снова, словно наслаждаясь её мучениями? Зачем говорила всё это? Она разве не видела, что Елене было больно? Последнее Елена видимо произнесла в слух.
— Нет, не вижу, Елена, — пожала плечами Нура и невозмутимо посмотрела на неё. — Если ты не признаешь, что тебе больно, я не буду этого знать.
Елена вогнала нож в доску и вылетела из кухни, в ярости хлопнула входной дверью. Нура будто издевалась над ней. Будто не видела сколько сил Елене приходилось прикладывать каждый день, чтобы вставать с кровати, улыбаться в школе, отвечать на звонки Бонни и Кэролайн, будто… Это так раздражало!
Елена просто хотела домой. Домой! Обнять маму, получить поцелуй в макушку от отца и не просыпаться с криками, не видеть родных осуждающих взглядов. Елена хотела вернуться в тот чёртов день и не поехать ни на какую тупую вечеринку.
Она пнула со злости камень под ногами, взмахивая от бессилья руками. А затем неожиданно схватила его и швырнула не смотря куда. В ней клубилось столько всего яростного, гневного, ядовитого. И как ей с этим теперь прикажите жить? Как дышать, если в легких только вода?!
Раздался треск, и Елена подняла голову, видя, что камень угодил точно в чёрный, тонированный мерседес, прямо в лобовое стекло. Оно покрылось сеткой трещин, Елена уже привычно проследила глазами несколько самых крупных. И ей вдруг подумалось, что, наверное, лобовое стекло их машины, выглядело также.
Оно тоже было покрыто сеткой трещин, проваливалось во внутрь, а осколки разлетелись по всему салону, задев… их. Отца… и маму. Оставили царапины на лицах и руках, причиняя боль при каждом движение, вгрызаясь в тонкую кожу подобно дикому зверю. Они, наверное, попытались прикрыться руками, но безжалостный материал этого будто не заметил.
Елена видела это.
Елена не могла забыть.
На самом деле не могла.
Длинная трещина до самой крыши, короткая трещина, стремящиеся к дворникам…
По правде говоря, она не могла вечно это отрицать, спрятав голову в песок и отгородившись случайными фактами ни о чём.
Её родители погибли. Она была там, она была виновата в этом, она видела, как вода заполняла машину, как её отец смотрел на неё, словно в последний раз. И это и был последний раз! Маленький беспомощный человек… Вода, проникающая в легкие, наполняющая машину до краёв, и обреченное понимание, что им не выбраться, потому что ремни безопасности заклинило.
Ноги подкосились, и Елена осела на газон. Её затрясло и нечто горячее заструилось по щекам. Слёзы обжигали её каждое мгновение, напоминая, что она не заслужила этого. Она не имела права сидеть страдать в то время, как её родители умерли из-за неё в ледяной речной воде. Не имела права даже думать, что у неё есть право на горе.
Елену замутило от ощущения влажной и холодной после дождя травы под руками.
Господи, она ведь приехала сюда, в Айдахо, на машине! Она сама села в неё, такой бесчувственный болванчик, который просто следовал чужим указам. И каждое мгновение поездки искала за окном хоть что-то, что могло бы заглушить звук удара в её голове, плеск…
Елена захрипела, хватаясь за грудь, чувствуя, как какой-то нечеловеческий вой поднимается откуда-то из её груди. За что?! Елена сгорбилась, утыкаясь лицом в колени и понимая, что не способна издать и звука, как будто кто-то держал её за горло, не давая горю выплеснуться наружу.
И правильно, потому что она его не заслуживала.
— С вами всё в порядке? — неожиданно раздался рядом мужской голос.
И эта спокойная, тихая интонация, это чужое… безучастие, вопрос, заданный ради вежливости, а не из сочувствия или жалости — это было тем, чего ей так отчаянно не хватало, чтобы сбросить удушающую хватку вины с горла и закричать:
— Нет! Не в порядке! — она выпрямилась, щурясь от слез, застилающих глаза, и света фонаря.
Мужчина перед ней представлялся размытым пятном в темной одежде.
— Я швырнула камень в машину, которая стоит больше, чем моя почка! И теперь мне, возможно, — Елена даже не сдерживала яда в голосе, активно жестикулируя, — мне придется её продать, чтобы оплатить ущерб.
Ей пришлось сделать глубокий вдох ртом, потому что сопли мешали нормально дышать, а грудную клетку буквально распирало изнутри. Она вытерла тыльной стороной ладони глаза, надеясь, что это прояснит картину, но слёзы всё продолжали и продолжали стекать по щекам, и их не получалось остановить, как и тихий скулёж, который заставил её снова сгорбиться.
Это было так нечестно! Так несправедливо, что их больше не было! И это была только её вина! И ничья больше.
— А ещё… — Елена захлебнулась очередным всхлипом, её сердце замерло на секунду, прежде чем она позволила этим словам наконец-то сорваться с её губ и обрести вес. — Мои родители… Я убила их. Они погибли!
Она взывала, чувствуя, как эта плотина внутри неё окончательно рухнула, продавливая все её отговорки, все детали, что помогали ей жить.
— Сомневаюсь, что столь безобидное и отчаянно страдающее создание, как ты, способно на подобное, — неожиданно спокойно ответил мужчина, словно не обращая внимания ни на её истерику, ни на пронзительные крики.
— Откуда вам знать? — просипела Елена.
Она почувствовала движение перед собой и подняла голову: ей протягивали носовой платок. И эта уверенность в его голосе, ровная и тихая, будто он знал её годами, что-то всколыхнула в её груди. Что-то помимо боли. Елена приняла платок дрожащей рукой, медленно разворачивая и утирая лицо.
— Потому что иначе бы ты так не страдала, — пожал плечами мужчина, словно это было очевидно.
Просто и очевидно настолько, что ему приходилось объяснять это маленькому ребенку. Она шмыгнула носом, чувствую себя невероятно глупо. Слёзы продолжали течь, но вместо ярости и гнева пришло опустошение — кричать больше не хотелось. Все конечности отяжелели, придавливая её к земле, на которой она сидела.
Мужчина продолжал протягивать ей руку, и Елена почувствовала неожиданно острую потребность за неё схватиться, словно это было действительно важно. Она сделала глубокий вдох, точно готовясь к прыжку, и ухватилась за чужую руку. Её прохлада не обожгла её кожу. Этот холод не пугал её. Он остужал рану в её груди.
Мужчина поднял её одним рывком, удерживая на месте и не давая упасть. Елена не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, и это показалось ей ещё более глупым.
— Да и я сомневаюсь, что владельцу машины нужны почки юных школьниц, — раздался тихий фырк сверху, и Елена воинственно вскинулась, недовольная, возмущенная, живая.
— Мне уже семнадцать!
Мужчина в ответ рассмеялся, заставляя Елену покраснеть от стыда. Это было так по-детски, она даже не была уверена, что именно заставило её произнести это. Просто это оказалось неожиданно легко. Стоять здесь, ночью, в свете единственного фонаря и разговаривать с абсолютно незнакомым мужчиной о жизни. Это почему-то значило больше, чем все попытки Дженны поговорить с ней до этого.
И Елена сама не заметила, как едва заметно улыбнулась.
— В любом случае, как владелец машины, — в его голосе явно проскальзывало легкое поддразнивание, — могу с уверенностью заявить, что твоя почка мне не нужна, и я не горю желанием лишать тебя школьных обедов на всю жизнь. Можешь считать это прощением.
— Что?.. — вскрикнула Елена, на мгновение теряясь и не зная то ли ей краснеть, то ли бледнеть, то ли извиняться.
— Я прощу прощение, мне правда… — начала лепетать она, выбирая третье.
— Я уже сказал, можешь считать, что прощена, — фыркнул мужчина, пожимая плечами, будто эта машина для него ничего не стоила.
— Я… — Елена запнулась, не зная, что сказать.
— Тебе пора, — заметил он, аккуратно отпуская её, и вместе с этим исчезло тепло вокруг неё.
— Да, — кивнула Елена, понимая, что должна вернуться обратно.
Она замерла на пару мгновений что-то обдумывая, а затем покачала головой и тихо фыркнула. Незнакомец вопросительно выгнул бровь.
— Ничего, просто подумала, что вдруг вы какой-то маньяк, — Елена снова фыркнула и позволила себе улыбнуться, едва-едва.
— Спасибо, — сказала она и развернулась.
Елена шла назад, не оборачиваясь и прижимая к груди чужой носовой платок.
Когда она скрылась за поворотом улицы, от деревьев отделилась тень, ступая на освещенную дорожку. Голубые глаза, кривая усмешка, светлые волосы.
— Это не похоже на твою машину, — спокойно заметила Нура, смотря на вампира без всякого страха.
— А она — на мою Катерину, — снова пожал плечами Элайджа, засовывая руки в карманы брюк и смотря на побитый мерседес, почему-то ещё не кричащий сигнализацией.
— Я слегка приглушила звук, — Нура ухмыльнулась и щёлкнула пальцами.
Звуки сигнализации залили всю округу, заставляя Элайджу едва заметно поморщиться, ведьма же выглядела абсолютно довольной собой. Невысказанный вопрос звенел в воздухе, заглушая собой даже машину.
— Я надеюсь, ты сдержишь своё слово, и у Елены и правда не будет с этим проблем, — полностью проигнорировала это напряжение Нура, кивая в сторону спешащего владельца машины.
Элайджа раздражённо повёл плечами, думая, что эта ведьма позволяет себе слишком много. Но своё слово он всегда (почти) держал, поэтому развернулся, в мгновение ока оказываясь рядом и ловя чужой взгляд.
— Ты забудешь тех, кого видел сегодня возле своей машины. Ты сам разбил лобовое стекло машины в порыве гнева, и завтра же утром отвезёшь её в мастерскую. И больше никогда не вспомнишь об этом инциденте. А сейчас выключи сигнализацию и вернись к себе домой.
Элайджа моргнул, и человек вздрогнул, осоловело смотря на них.
— Мне нужно домой, — пробормотал он, щёлкая сигнализацией и стремительно уходя.
Элайджа повернулся к Нуре, выразительно смотря на неё. Ведьма закатила глаза и недовольно поморщилась, но всё же ответила:
— Когда служба опеки позвонила мне, я видела много вариантов развития будущего. Нити судеб стекались ко мне в руки, путались и сплетались, показывая разные варианты. Мне пришлось сделать выбор.
— Полагаю, ты выбрала лучший? — спросил Элайджа.
— Нет, — Нура осклабилась, смотря на вампира с каким-то известным только ей знанием. — Я выбрала единственный, который не могла проследить дальше этой ночи. Когда даже нити судеб не определены может случиться всё, что угодно.
Нура развела руками и повернулась к нему спиной.
— Теперь всё только в её руках.
Элайджа хотел фыркнуть, поправить её, напомнить, что дальнейшее развитие событий зависит только от него, но не сделал этого, неожиданно вспоминая Аяну. Это отдалось уколом боли в груди, но она научила его уважать ведьм и понимать силу их слов. Элайджа замолчал, позволяя себе ненадолго погрузиться в размышления, пока Нура неспешно уходила в сторону своего дома.
— О твоей просьбе, — ей не нужно было кричать, чтобы он услышал её с другого конца улицы, и это было, возможно, единственным, что она любила в вампирах. — Приходи к моему дому, когда надумаешь.
Элайджа усмехнулся, это было её не-приглашение.
Значит, Елена?
Примечания:
Это не исцеление, но начало.
Примечания:
Или часть, гле заклятие Эстер спустя столетия слабеет и даёт осечку.
Вопросы крови — самые сложные вопросы в мире!
Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита»
Елена не думала, что в ближайшее время смогла бы найти в себе силы лечь спать в маминой своей комнате или даже переступить её порог. Стоило только подумать о подобном, как невидимая рука сжимала её горло, лишая воли и кислорода. Нура не просила её об этом и ничего не сказала, когда Елена устроилась на диване в гостиной, даже принесла ей массажную подушку. Она спасала её каждое утро, когда шея затекала и спина отдавала простреливающей болью прямо в голову.
Елене хотелось думать, что это такой способ Нуры извиниться за вскрытие свежих ран, но она не хотела обманываться. Нура прекрасно знала, что делала и ни о чём не жалела. Это всё ещё злило её временами. Просто вспыхивало при случайном взгляде. Мимолетная искра, больше напоминающая микровзрыв.
Нура расколола что-то в Елене. Тщательно возводимая после похорон броня пошла толстыми трещинами, и заделать их уже не представлялось возможным. Через них просачивалась отвратительная и разрушительная в своей правдивости реальность. Елена не хотела её помнить, она просто не знала, как жить с постоянным напоминанием о самом ужасном дне в жизни.
Елена была не против, если бы Агент Джей щёлкнул своим чудо-прибором и создал сладкую и привлекательную картинку, где Елене не приходилось проходить через всё это. Она не могла простить себе эти эгоистичных мыслей, но порой ей так хотелось, чтобы всё кончилось. Боль ушла, воспоминания притупились, жизнь вернулась в прежнее русло. Никто бы больше не смотрел на неё с дешевым сочувствием и снисхождением.
Всё было бы, как раньше.
Всё никогда не будет, как раньше. И знание этого не облегчало страдания.
Елена подорвалась от очередного кошмара в 5:37 и с некой самоиронией решила, что сон — это просто социальный конструкт. Трещины на потолке образовывали нечеткий узор, и свет от торшера играл с её зрением злую шутку, удлиняя тени и превращая тьму во вместилище маленьких монстров. Елена считала даже их. Это помогало миру оставаться чётким.
Всё чаще она вспоминала ту ночную вспышку. Ярость, боль, гнев и странный незнакомец. Мужчина не кричал, не ругался, хотя она разбила его машину. И пусть он запомнился ей нечётко и смутно — Елена всё равно была уверена, что у него карие глаза. Глубокие, завораживающие.
У Елены глаза тоже были карими, а мама всегда сравнивала их цвет с горячим шоколадом, с рождественским какао или печеньем, которое они пекли на день благодарения. Глаза незнакомца напоминали Елене бурбон. Тяжёлая, початая бутылка такого стояла в отцовском баре. Он пил его по праздникам, пока мама немного снисходительно цедила красное вино.
Эти воспоминания всё ещё вызывали укол боли, но больше не были такими удушающими. Возможно, Елена была просто немного пьяна?
Кто-то постучал в дверь в 5:58, и Елена была достаточно разбита и рассеяна, чтобы просто открыть, не спрашивая, кто это.
Мужчина, с глазами цвета бурбона стоял перед ней. Елена проморгалась, пытаясь развеять морок, и даже закрыла и снова открыла дверь. Она наконец-то смогла разглядеть его в бледных рассветных лучах.
Весной всегда так было, свет пробивался утром беловатый и мутный, и всё вокруг казалось таким замыленным, что чёрный костюм мужчины выглядел слишком резко и ярко на этом фоне. Он выделялся. Елена снова вернулась мыслями к бурбону. Мужчина выглядел просто безупречно, идеально, даже если казалось, что он был соткан из тьмы.
Она неожиданно залилась краской, вспоминая, что стояла перед ним босиком, в одной пижаме, вся растрепанная, заплаканная и еще более невыспавшиеся без косметики. Мужчина, впрочем, был достаточно воспитан, чтобы никак не показать, что он что-то заметил. Его взгляд оставался всё таким же спокойным.
— Прощу прощение за раннее вторжение, — его глубокий голос был таким же, как в её воспоминаниях. — Нура сказала, что я могу прийти.
— Шесть утра, Майклсон! — прошипела Нура, спускаясь по лестнице и на ходу завязывая халат. — Это что, месть за сигнализацию? Где же твоя хвалёная вежливость?
Женщина уверенно прошла вперёд, отодвигая Елену от двери и веля ей уйти кивком головы. Елена опешила на секунду от такого напора, но пробежавший сквозняк услужливо ей напомнил, как она сейчас выглядела, и она поспешила скрыться наверху.
— Точное время не было оговорено, и я принёс извинения, — невозмутимо пожал плечами Элайджа.
Да, это была маленькая месть. Это определённо не было достойно его, но он ничего не мог поделать с этим порывом. Элайджа не хотел по-настоящему злить сильную и опасную ведьму, но насладиться этим моментом всё равно хотел. У него на руках были все козыри. Единственное, что его сдерживало — это нежелание быть похожим на брата.
— Не пригласишь? — спросил он, всё ещё наслаждаясь чужой злостью.
— На чай? Только с вербеной, — оскалилась Нура.
Она поправила свои волосы лёгким взмахом руки и прислонилась к дверному косяку. Небольшая часть её тела выходила за границы барьера. Это было явной демонстрацией и предупреждением: Нура не боялась его — не на собственной территории, не на земле своих предков, где всё дышало магией и было наполнено памятью о её ковене. Элайджа не был дураком, чтобы нападать на ведьму в её доме. Возможно, даже Никлаусу не удалось бы противостоять гневу всех её предков. Вернее сказать, их предков.
Нура Кристенсен-Гилберт, была потомком сестры его матери. Было в какой-то степени очаровательно и иронично, что дороги снова и снова сводили всех их в «стране за морем».
— Прогуляемся? — предложил он с вежливой улыбкой и протянул ей руку, приглашая.
Нура гордо проигнорировала это и прошла мимо него, не теряя чувства собственного достоинства и превосходства даже в белых, пушистых тапочках. Глядя на это, Элайджа против воли вспомнил Ребекку и горько улыбнулся, стараясь не думать о том, где сейчас его взбалмошная сестра.
Он последовал за ведьмой, позволяя ей привести его на задний двор, скрыться за цветущими кустами сирени и пройти по выложенной из камней дорожке. Элайджа знал, это всё ещё её владения, а этим камням было лет не меньше, чем ему самому. Это ощущение фантомной тяжести на плечах напоминало ему каждую секунду о поколениях ведьм, стоящих за спиной Нуры и следящих за каждым его движением.
— Надеюсь ты пришёл ко мне не из родственной сентиментальности? — спросила Нура, наконец разворачиваясь и смотря на него с легкой тенью любопытства; но настороженно, готовая в любой момент устроить ему аневризму.
— Скорей из-за общей крови, — честно ответил Элайджа.
Если одна ведьма наложила заклятье, то её прямой потомок с куда большей вероятностью смог бы снять его, чем любая другая ведьма. Кровь. Даже среди ведьм она значила слишком много. Элайджа находил это ироничным, потому что ведьмы в большинстве своём либо ненавидели вампиров, либо не желали иметь с ними дел. Ещё более ироничным это делало то, что именно одна из них и породила вампиров. Воистину ведьмы обладали великой властью, но явно не любили признавать свои ошибки.
— Я слушаю тебя, — Нура выгнула бровь.
Теперь ей было интересно, как всякий раз, когда он приносил ей очередную магическую головоломку. Этим она напоминала ему Финна, который также любил решать логические задачки и разгадывать загадки. Если магия была связана с родословной, то это по крайней мере было нетривиальное заклятье поиска очередного Майклсона.
Не поймите Нуру неправильно. Она любила своё маленькое и уютное захолустье. Её предки жили здесь поколениям, оставив ей силу вышвырнуть любого заезжего вампира или оборотня, как уличную шавку. Это был её дом, тихая гавань и крепость в одном флаконе, но… Иногда здесь было чертовски тихо и спокойно! А весь этот магический потенциал требовал какого-то выхода и реализации.
— Мать наложила на меня какое-то заклятие. Я хочу, чтобы ты его сняла, — ответил Элайджа.
— Не хочу показаться бестактной, но я точно говорю с тем братом? — Нура посмотрела на него с легким снисхождением, и это вызвало в нём вспышку раздражения.
Иногда эта ведьма позволяла себе слишком много, Элайдже пришлось напомнить себе о том, что другой такой у него просто не было.
— Я не шучу.
Нура перестала издеваться и стала резко серьезной. Когда она думала о бесконечных вариантах развития будущего, то не ожидала встретить подобный. Ещё один Майклсон, ещё одно проклятие от дорогой мамочки. Масштаб мог быть любым, но последствия определенно будут далеко идущими.
— И я должна тебе помочь, потому что? — Нура выразительно на него посмотрела, помня главное правило живой хорошей ведьмы: никогда не помогай вампиру бесплатно.
— Например, я не сообщу своему дорогому брату, что где-то в Айдахо есть двойник, — язвительно предложил Элайджа.
Взаимное бросание друг в друга кольями было их семейной чертой.
— Ты мог сделать это в любой момент, но что-то я не вижу твоего братца-психопата на своём пороге, — фыркнула Нура, едва заметно морщась.
— Которого из? — уточнил Элайджа.
Нура тихо рассмеялась, прикрывая на секунду глаза и сосредотачиваясь на бурлящей вокруг магии. Это была хорошая сделка, но этого было мало. Элайджа хотел, чтобы она разобралась с проклятьем Эстер. Откровенно говоря, Нура считала её никудышной ведьмой, которая хотела защиты, а породила целое проклятье. Ни о чем хорошем это не говорило. Ещё одно заклятье не могло принести с собой ничего кроме новых проблем. А Нуре нужно было позаботиться о двух подростках, застрявших на разных стадиях принятия смерти своих родителей. Иными словами — Элайджа предлагал крайне мало, а пришёл крайне не вовремя.
— Этого мало, Элайджа. Даже с учётом того, что я не желаю Елене подобной участи, она всё равно рано или поздно встретит Никлауса. Благодаря твоей матери — такова её судьба, — Нура пожала плечами, холодно и расчётливо понимая и принимая эту жестокую правду.
Двойникам было суждено притягиваться к проклятью, порождённому их кровью. Все двойники рано или поздно встречали на своём пути вампиров, а затем и самого Никлауса. Всё, что могла дать Нура, — это отсрочку неизбежного.
— Те, чьи судьбы связаны магией и кровью… — Нура тяжело посмотрела на Элайджу.
— Ты сама сказала, что у этого ребёнка есть шанс, — полувопросительно, полуутвердительно заметил Элайджа.
— Да, — кивнула Нура. — Я не знаю, чему уже верить. В этом и проблема.
Она и сама уже не была ни в чём уверена. Будущее Елены было слишком размытым, с той самой ночи, как она ответила на звонок из службы опеки, всё покатилось в тартарары. Ничего больше не было определено, а её вера в основные законы природы и судьбы пошатнулась.
Нура глубоко вздохнула, понимая, что они отдалились от темы. Она не желала вываливать на Элайджу свои сомнения не только потому, что это ранило её гордость, но и потому, что не могла доверять ему в полной мере.
— Ты подпишешь чек и оставишь пустым поле суммы, — добавила к их договору Нура, сложив руки на груди. — В мои расходы раньше не вписывались двое вечно голодных и растущих подростков.
— Хорошо, — тут же согласился Элайджа.
Это было самой простой частью сделки.
— Мне понадобятся подробности и, возможно, что-то побольше моей книги заклинаний.
— У меня есть книга заклинаний одного из твоих предков, достаточно близкого по времени к Далии.
— Это хорошо, — Нура впервые улыбнулась ему искренне, думая о том, сколько знаний и секретов может хранить эта книга. — Полагаю, мне может понадобиться твоя помощь с древнескандинавским или ты уже занялся её переводом?
— Я… — Элайджа на секунду замялся, и Нура удивлённо посмотрела на него. — Книга не открылась мне. Другой ведьме тоже.
Нура неожиданно рассмеялась:
— Это семейное дело, я полагаю?
— Да.
— А теперь о подробностях.
— Прямо сейчас? — Элайджа выгнул бровь, окидывая её красноречивым взглядом.
— Ты имеешь что-то против моих тапочек? — спросила Нура, демонстративно поднимая ногу, чтобы показать ему свои пушистые, похожие на облачко тапочки на толстой подошве… с облачками.
Она явно издевалась.
Элайджа закатил глаза, думая, что они с Колом нашли бы общий язык. Или разрушили бы мир. Одно из двух.
— Недавно мне начал сниться один и тот же сон. Каждую ночь, — не стал дальше спорить Элайджа. — Повсюду кровь, потом я вижу лес и силуэт женщины. Рывок и я стою на коленях перед своей матерью. Всё. Каждую ночь. Одно и тоже.
— Не густо, — Нура нахмурилась, начиная тихо рассуждать, — но в точности одинаковые до каждой детали сны — это ненормально даже для обычных людей. Выглядит так, будто заклятье памяти рушиться и ты начинаешь вспоминать фрагменты. В конце концов, даже вампирское внушение можно побороть и частично вернуть воспоминания тоже. Не все заклятья с годами крепнут. Некоторые постигает эрозия, если использовать самые близкие для твоего понимания метафоры. К тому же, если колдовала действительно твоя мать…
Нура позволила сомнению проскользнуть в свой голос. Она никогда не скрывала от Элайджи своего мнения относительно магических способностей Эстер. Куда больше Нуру интересовали Далия и Айна. Вот уж за чьи книги заклятий она отдала бы многое.
— Хорошо. Мы договорились, при условии, что ты дашь слово, что не навредишь Джереми или Елене, Элайджа, — Нура внимательно на него посмотрела, напряжённо ожидая ответа.
Ей бы определённо хватило сил, чтобы вышвырнуть его отсюда, но что делать дальше представлялось смутно. Она бы не смогла поручиться даже за собственную жизнь.
— Пока я нахожусь здесь, и ты помогаешь мне с этим делом, я обещаю, что никоим образом не наврежу Елене и Джереми, — кивнул Элайджа. — У тебя есть моё слово.
Такая формулировка её не очень устраивала, но Нура понимала, что не могла рассчитывать на большее и уже сделала для этих детей всё, что могла. Её на секунду пронзила паническая мысль от того, в каком порядке он упомянул юных Гилбертов. Обычно он просто цитировал её.
— Ты ведь не видишь в ней Татию или Кэтрин? — почти прошипела она, чувствуя подступающую изнутри злость.
Магия вокруг неё сгустилась, и Элайджа ощутил давление на плечи, потяжелевший воздух и невидимую руку на горле. На этой земле настроение Нуры определяло поведение магии. Элайджа никогда не заблуждался о том, какой нрав был у этой ветви его семьи. Особенно, когда дело касалось семьи. От правильного ответа сейчас зависело многое. И стоило ему соврать, как вся эта магия обратилась бы против него.
— Нет, — он покачал головой. — К тому же, они совсем не похожи.
Нура фыркнула. Не похожи? Что ж, пока она могла опустить эту ситуацию. Были дела поважнее.
— Приходи днём, после обеда. Если ничего не случится — я буду свободна, попробую открыть книгу.
— Хорошо. До встречи.
Нура кивнула на прощанье, но его уже там не было. Она тяжело вздохнула и потёрла лицо руками, чувствуя свалившуюся ей на плечи тяжесть. Помощь вампирам никогда не оборачивалась чем-то хорошим. Ей стоило подготовиться к сегодняшней встрече. Предчувствие кричало, что ничего не пойдёт так, как ей хотелось бы.
Примечания:
Возможно я случайно добавила её раньше времени. Сори
Примечания:
Если кто не видел, там есть вторая глава, которую я случайно выложила раньше, потом скрыла и снова выложила, и уведомление могло не прийти.
Я слышала, мы можем вырасти. Только я ещё не встречала тех, кому это удалось.
Анатомия страсти
В час дня Элайджа уже стоял на крыльце и стучал в дверь, морщась от странного аромата, витавшего в воздухе. Беспокойство едва заметно покалывало в затылке, и ведьма явно имела к этому отношение.
— Привет, — дверь открыла Елена также беззаботно, как и утром.
Она едва заметно покраснела, понимая, что перед ней их утренний гость, который застал её не в самом лучшем виде. Элайджа же едва не поморщился, с трудом сдерживая отчаянное и такое забытое желание чихнуть и умыться холодной водой. Нура Кристенсен-Гилберт что-то устроила!
— Добрый день, — годы практики позволили ему улыбнуться и посмотреть на девушку.
Несмотря на явное внешнее сходство с Татией и Катериной, Элайджа всё равно легко видел различия. Он, по его мнению, знал слишком много двойников, чтобы начать путаться с появлением нового. Дело было даже не в прическе. Елена предпочитала прямые локоны, в том время, как Катерина гордилась своими кудрями, а Татия плела косы. Елену выдавал взгляд. Чистое тепло и свет, пусть горе всё ещё туманило её разум.
— Нас не представили. Элайджа Майклсон.
— Елена Гилберт. Проходи, — Елена улыбнулась и шире распахнула дверь. — Ты, наверное, к Нуре? Она уехала недавно, только перестановку закончила.
Элайджа всего пару секунд задавался вопросом, как могущественная ведьма так просто оставила ему шанс получить приглашение. И пускай, учитывая их совместную работу, оно всё равно должно было быть получено в какой-то момент, не было ни единого шанса, что Нура отдала бы его просто. Только не эта женщина. Всё встало на свои места, когда ему захотелось выблевать собственные легкие, потому что всю гостиную, кухню, ступени и любые свободные поверхности заполняли собой горшки с вербеной. Удушающий, концентрированный аромат вцепился ему в горло, обжег кожу и глаза и наполнил легкие жидким огнём.
Маленькая мстительная ведьма!
— Всё в порядке? — неуверенно спросила Елена, видя, как он застыл.
— Аллергия на вербену, — постарался спокойно ответить Элайджа, отступая в сторону спасительного свежего воздуха.
— О, — лицо Елены на секунду вытянулось, а затем она поджала губы, точно сложила недостающие элементы вместе. — Так вот почему Нура сказала, что собирается «травить наглых вторженцев».
Элайджа неожиданно понял, что Елена пыталась сдержать смех, чтобы не обидеть его. Он не мог винить её за то, что ситуация была настолько комична. Самым ужасным было то, что он и сам был не лучше.
— А где сама Нура? — почти прошипел он, выходя на крыльцо и вдыхая свежий воздух.
— Уехала по какому-то срочному заказу в свой магазинчик, — ответила Елена, прислонившись к дверному косяку.
Она сдавленно добавила, всё ещё сдерживаясь и не веря ни одному слову:
— Наверное, позвонить забыла.
Карие глаза впервые с момента их знакомства сверкали озорным блеском. Елена старалась остаться вежливой, но тихих смешков сдержать не могла. Она смотрела на него с легким интересом и любопытством, наверняка думая, чем он мог так расстроить её тётю.
Элайджа выгнул бровь, ведя с ней безмолвный диалог, мол — вперёд, что ещё скажешь.
— Я полагаю, она не оставила утреннее вторжение без внимания.
— Это в её стиле, — невозмутимо ответил Элайджа, поправляя пиджак.
— Если ты подождёшь немного, думаю, я смогу унести вербену обратно в подвал, — предложила Елена.
— Если тебе не трудно, — кивнул с благодарностью Элайджа, вспоминая не было ли там ничего тяжелого, но Нура, будто предвидя и это, вынесла всё в маленьких отдельных горшках.
Обычно ведьмы растили вербену в больших кадках, в конце концов, она мало чем отличалась от травы или кустарника. Впрочем, Элайджа не сомневался, что Нура вполне могла потратить всё утро на то, чтобы высадить её в небольшие горшки ради удобства Елены (и мести ему).
Это снова напомнило ему о Коле и сердце болезненно сжалось. Он не знал, где искать своих братьев и сестру, и это лишь подпитывало его ярость и горе. Место братских чувств к Клаусу постепенно занимала ненависть. Она копилась в Элайдже веками, смешивалась с любовью к семье и данной много-много лет назад клятве. Такой детской и глупой, данной до того, как суть вампиризма раскрылась перед ними в полной мере.
Из мрачных мыслей Элайджу вывел скрипучий звук — Елена распахивала окна. Она высунулась в последнее, смотря на него с легким прищуром.
— Дай мне десять-пятнадцать минут, — попросила она, — я недооценила мстительность Нуры.
— Распространенная ошибка, — кивнул Элайджа.
Елена замерла, прикусывая губу и словно не решаясь что-то сказать.
— С чего она начала? — наконец-то выпалила Елена, смотря на него с искренним любопытством.
— Ты так уверена, что первый шаг был за ней? — уточнил Элайджа, складывая руки на груди и приваливаясь к перилам.
— Это же Нура, — Елена пожала плечами и добавила, — просто, она выглядит, как человек, который встанет ночью, чтобы посыпать твою машину пшеном и приманить птиц или приклеить дворники к лобовому стеклу.
— С этим не поспоришь, — кивнул Элайджа. — Она включила сигнализацию, когда я подошёл к машине. У меня довольно острый слух.
Елена тихо рассмеялась, качая головой и словно пытаясь себя остановить.
— Ох, прости-прости, — она подняла руки и исчезла внутри дома, уже выкрикивая. — Я почти уверена, что она также добавила вербену в чай. И кофе. И ещё бог знает куда.
Элайджа поймал себя на том, что улыбается. Прошли годы с момента их первой встречи, и Нура не изменилась. Элайджа не мог не думать о том, что её жизнелюбие и ребячество напоминали ему об очень далёких временах. И эти воспоминания не отдавали болью, скорее — забытым теплом.
Он слышал, как Елена резво перетаскивала горшки в подвал, как размеренно билось сердце её брата наверху и безвкусную музыку в его наушниках тоже. Грифель карандаша слегка царапал бумагу, заставляя Элайджу морщиться. Он явно поспешно делал какие-то заметки. Не рисовал. Точно не рисовал.
Элайджа старался не вспоминать о Клаусе, пока ждал.
Семью нельзя было просто так вычеркнуть из жизни и головы, как бы ему порой этого не хотелось. Утверждение, что это в принципе возможно, было довольно пошлым, на его вкус. Элайджа прожил достаточно, чтобы знать: те, кого мы любили, всегда оставались с нами, в памяти, в сердце. Чтобы вычеркнуть человека из жизни нужно было уничтожить все воспоминания, связанные с ним. В его случае, чёртову тысячу лет воспоминаний. Не всегда горьких.
— Вот и всё, — Елена вывела его из мыслей, появившись на пороге и отряхиваясь от пыли и земли. — Но чай я всё-таки не рискну предложить.
— Я понимаю. Благодарю, — Элайджа кивнул, проходя в гостиную и не ощущая жжения в легких.
— Нура сказала, что помогает тебе с одним делом, расскажешь? — Елена взяла со стойки свой кофе, и Элайджа отчётливо уловил запах вербены.
Неугомонная ведьма.
— Я изучаю историю, — формально, это было правдой, просто Элайджа был частью этой истории. — Нура помогает мне с исследованиями. Я понимаю, что звучит не очень интересно.
Элайджа позволил себе легкую снисходительность.
— Не скажу, что мечтала бы заниматься подобным, — пожала плечами Елена, признавая, что это не самая интересная вещь в мире, — но у моей семьи сохранились дневники предков со времён Гражданской войны. Я читала некоторые. История через призму чужого, живого восприятия выглядит местами довольно интересно.
Она усмехнулась и сделала глоток кофе.
— Правда верно и обратное, иногда очень скучно читать о том, как прохудилась крыша или сколько продуктов нужно купить на рынке. Рутина. Даже в дневниках. Особенно в дневниках.
— Не без этого, но у меня чисто исторический интерес, — ответил Элайджа.
— Я знаю, что Нура содержит магазин со всякой эзотерикой, — Елена не сдержала скепсиса, и Элайдже пришлось удержаться от насмешки. — Но это просто не вяжется обычно с глубокими познаниями в истории.
Иногда его всё ещё веселило, как люди даже не подозревали насколько опасный мир их окружал. Так и тянуло рассказать правду, посмотреть на реакцию. Некий интерес исследователя, увидевшего новую бабочку, не более. Элайджу останавливали две вещи: воспитание, разъярённая ведьма во врагах. Вторая, возможно, даже больше.
— Она скорее хорошо разбирается в языках, — соврал Элайджа, потому что это было лучшим описанием того, чем на самом деле занималась Нура.
Елена почему-то всем телом ощутила, что он лжёт. Возможно, это просто выбивалось из образа Нуры, но Елена просто знала. Странное чувство понимания лжи Элайджи осело где-то в желудке. Ей не хотелось возражать или искать правды. Было просто приятно и спокойно слушать его размеренный голос.
Елена находила Элайджу… уютным. Это было новое чувство, которое притупляло остальные. У мужчины были острые скулы и аккуратно уложенные на одну сторону волосы, и всё те же глаза цвета бурбона. Елена едва сдерживала себя от того, чтобы начать откровенно пялиться, но ей было нужно за что-то зацепиться.
Строгий костюм. Она видела его в третий раз, и деловой костюм был неотъемлемой частью его образа. И было бы ложью сказать, что ему не шло. В последний раз Елена видела костюм на Мэтте. И это было больше забавно, чем… красиво (опустим слово на букву с). Элайджа наоборот был словно создан для этой монолитной строгости. Ей пришлось в очередной раз напомнить себе, что перед ней не мальчишка, а взрослый мужчина… у которого Нура пыталась вызывать анафилактический шок и который отвечал тем же.
Эта маленькая деталь почему-то рождала в ней искорки смеха.
Елена думала о том, как раньше они с Джереми постоянно шутили друг на другом. Как она гонялась за ним с тапкам, обещая все кары небесные за краситель в её шампуне (минусы общей ванны), и как кричал он, когда Елена добавила ему в кофе немного коровьего молока прямо перед первым свиданием (у Джереми была непереносимость лактозы). Это было их динамикой. Они смеялись, вспоминая потом свои подвиги и тайные операции.
Елена скучала по этим моментам. Елена скучала по-своему брату. Это осознание неожиданно навалилось ей на плечи, не обращая никакого внимания на все попытки взять себя в руки.
— Всё в порядке? — спросил неожиданно Элайджа, касаясь её руки.
Прикосновение обожгло её, сердце подпрыгнуло в страхе, и она отшатнулась. Елена осознала, что опять ушла в себя, считая цветы на картинах в гостиной. Стыд тут же залил лицо красным, и она сделала глубокий вдох, отгоняя от себя непрошенные слёзы.
— Да, прости, пожалуйста, — Елена кивнула, вымученно улыбаясь. — О чём мы говорили?
— О скандинавской мифологии, — спокойно ответил Элайджа и достал из нагрудного кармана платок, протягивая ей, — но сомневаюсь, что она настолько трогательная.
Елена всё же утёрла набежавшие слёзы и посмотрела на мужчину.
— Уже второй платок за неделю, — фыркнула она, не желая отвечать ни на один из вопросов (даже если второй был не таким явным).
— Боюсь, при таком спросе мне придётся запастись ими, — подразнил её Элайджа.
Уголки её губ дрогнули и слегка изогнулись, а Елена прикрыла на пару секунду глаза. Его спокойствие во всей этой ситуации… Можно быть просто вежливым и делать вид, что ничего не происходит, но всё равно язык тела будет выдавать дискомфорт. В Элайдже была только обеспокоенность. Это было приятно. Хотелось сказать правду; сию секунду рассказать о ста миллионах способов, которыми они с Джереми доставали друг друга, когда всё ещё было хорошо; и расспросить про Нуру, конечно.
Елена не могла себе этого позволить. Здравый смысл всё ещё напоминал ей о том, что она видела Элайджу третий раз в жизни. Было просто неправильно вывалить все свои страхи и проблемы на него. А он и не настаивал.
Они просидели в молчании до прихода Нуры, но Елена не чувствовала неловкости. На неё медленно наваливалась апатия. И всё же она не смогла сдержать улыбки, когда Нура вошла в дом с целым букетом вербены.
Невыносимая женщина!
Следующим утром Елена специально проследила, чтобы в тарелке Джереми с хлопьями были только буквы L-O-S-E-R. Ей пришлось потратить на это пятнадцать минут, но тихий фырк Джереми того стоил. А затем Елена осознала, что спросила у Нуры, как она планировала снова отравить Элайджу, уже после того, как тётя подавилась кофе.
Елена на секунду задумалась обо всём этом, и неожиданно для себя просто отмахнулась от тяжёлых размышлений. Хлопья давно не были такими вкусными.
Примечания:
Я также планирую ввести Джереми в сюжет в скором времени.
Так сказать тут у всех семейная драма, и она будет временами проскакивать.
Ой да камон, между ними с первой встречи было какое-то странное напряжение.
Примечания:
Деймира меня душит, но я сопротивляюсь.
Советую кратко ознакомиться с мифом об Андромеде и Персее.
Опыт учит нас, что случается всегда неожиданное.
Анна Элеонора Рузвельт
Нура скептически посмотрела на Элайджу и демонстративно фыркнула.
— Ты действительно, — она позволила сарказму проскользнуть в свою отповедь, — пытался открыть магическую книгу, предположительно, принадлежавшую потомку одной из сильнейших ведьм в истории, при помощи химических реактивов?
— В то время химии и её современных творений ещё не существовало, — Элайджа оставался невозмутимым, что раздражало ещё больше. — Я был осторожен, чтобы не повредить сами страницы.
Нура нащупала на столе стакан и запустила его в направление вампира. Звона стекла не последовало, и спустя секунду посуда была возвращена на место.
— А тебя кислота может убить? — выгнула бровь Нура, наконец поднимая на него взгляд.
— Нет, но это будет в высшей степени неприятно, — Элайджа пожал плечами и отвёл взгляд.
Нура глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. Её гнев не решил бы проблему. Ей хотелось спросить, чем он — демоны его дери! — думал, когда пытался справиться с древней магией примитивными человеческими методами, но боялась запустить в него чем-то поопаснее стакана.
— Существует множество заклятий, основанных на крови, которые можно использовать, чтобы попытаться открыть книгу, — пробубнила она, пускаясь в монотонные и длинные объяснения механизма работы подобных заклятий.
— Если мы не знаем изначального заклятья, то можем только пробовать всё по очереди, надеясь, что нужное нам заклятье окажется в начале списка. Может уйти ни одно полнолуние, Элайджа, пока мне удастся открыть её, — честно призналась Нура, с обожанием поглаживая корешок древней книги.
— И ты будешь наслаждаться каждым мгновением, — фыркнул Элайджа, наблюдая за этой практически интимной сценой.
— Каждым мгновением нашей сделки, в течение которой ты не можешь причинить вреда моим племянникам, а я становлюсь богаче? — Нура ухмыльнулась и посмотрела на него. — Ja(1).
Элайджа проигнорировал этот выпад, только покачал головой.
— Полнолуние скоро, посмотрим, что из этого выйдет.
Вечером субботы дверь Элайдже снова открыла Елена. Он позволил себе небольшую слабость, полюбоваться таким знакомым и одновременно незнакомым профилем. Двойники никогда не были похожи друг на друга. Будто природа смеялась над самой идей существования чего-то настолько одинакового, внося маленькие коррективы в общую картину.
— Элайджа, — мягко улыбнулась Елена.
— Елена, — ответил он в тон.
Она взяла с вешалки свою кожаную куртку и проскользнула мимо него.
— Нура на заднем дворе, копается в клумбах, — Елена бросила на него хитрый взгляд и добавила, — тебе очень идёт этот костюм, поэтому я бы на твоём месте не приближалась к Нуре, у которой вокруг много мокрой земли и вещи, которые не страшно испачкать.
— Я уверен, что мы ещё не в песочнице, Елена, — Элайджа покачал головой, но был вынужден признать, что веры во… взрослость Нуры у него не было.
— Может и нет, но… Ты готов доверить неприкосновенность своего костюма Нуре?
Этот диалог был бессмысленным, но забавным, Элайджа не мог отрицать, что ему было просто приятно разговаривать с Еленой, даже если дело касалось таких глупостей.
— Я ещё не сошёл с ума.
— Я рада, — Елена кивнула ему и бросила взгляд на свои наручные часы. — Мне пора. Удачи с вашими историческими исследованиями.
Элайджа поймал себя на мысли, что ему было интересно, что так торопило её. Она была поглощена горем, и тем не менее пыталась вернуться к нормальной жизни. Это состояние ничем не отличалось от первых дней существования вампиром. Все эмоции зашкаливали, каждое чувство обжигало, и казалось, что в этом бесконечном потоке невозможно было вычленить что-то одно. Ухватить одну эмоцию. Сосредоточиться на одном действие. Элайджа уже очень давно не обращал других вампиров, но прекрасно помнил, как выглядит это ощущение потерянности в мире.
Свои первые годы в новой роли он помнил едва ли. Большинство из них было покрыто кровавой пеленой голода, на умение контролировать который ушли десятилетия. Подавлять его было куда проще, но с каждым срывом алых пятен на карте становилось больше.
Думая о ней в качестве вампира, Элайдже казалось, что у неё бы получилось лучше. Она бы справилась быстрее, потому что этот огонь человечности пылал в ней невыносимо ярко.
— Элайджа, — позвала Нура, вырывая его из размышлений и оставляя их незаконченными.
Элайджа закрыл входную дверь и в мгновение оказался на заднем дворе рядом с перепачканной землёй Нурой.
— Твоя племянница предполагает, что ты будешь кидаться грязью, — заметил Элайджа, держась от Нуры на почтительном расстояние, — но я думаю, что ты не опустишься до такой банальности.
— Поэтому ты там к стене жмешься? — усмехнулась ведьма, отряхиваясь от грязи.
Она сложила все нужные травы в корзинку и снова пошла по потайной тропинке, скрываясь в зарослях деревьев, оказываясь под защитой своего места силы. Было крайне удобно, что дом стоял на самой окраине городка, и она могла себе позволить огородить свою территорию не только магией, но и высоким забором. Лишние наблюдатели были ей точно не нужны.
— Ты не мог бы сообщить мне, когда кто-то из детей вернется домой? — попросила она, подходя к плоскому валуну и раскладывая на нём травы.
— Хорошо, — пожал плечами Элайджа: ему было не трудно улавливать звуки в доме.
Когда ночь окончательно вступила в свои права и взошла луна, все травы были разложены в нужном порядке, книга лежала ровно по центру камня и его кровь плескалась в нескольких чашах. Привычный холодок прошёлся по коже, и Элайджа почувствовал знакомое чувство не голода, но желания перекусить.
Донорская кровь в багажнике машины не выглядела слишком соблазнительно, но привлекать внимания в столь малом городке было опасно, ещё опаснее было бы поить незнакомого человека своей кровью после трапезы. Раны, может быть, и затянулись бы мгновенно, но были слишком большие риски, связанные с незапланированной смертью и появлением новообращенного. Стоило умерить аппетиты до тех пор, пока он находился в городе.
Ничто не могло сравниться со свежей, ещё секунду назад бегущей по венам кровью. Это было похоже на чистейшую ледяную родниковую воду посреди пустыни. Донорская кровь была похожа скорей на продукт из-под крана. Способ перебиться, но не утолить жажду. Элайджа глубоко вздохнул, разделяя запахи на составляющие и элементы, и едва поморщился.
Кровь ведьмы всегда отрезвляла разум. Это было похоже брошенную в лицо горсть острого перца. Вербена мешалась в их жилах с магией, посылая колючие искорки вдоль позвоночника.
Когда Нура начала читать первые катрены, взывая к силам природы и духам предков, Элайджа сразу почувствовал, как пространство сжалось вокруг него. Не критично, но неприятно. Духи демонстрировали своё отношение к нему весьма ясно, пытаясь вытолкнуть его из этого пространства.
Такое случалось не то чтобы часто, но он вполне мог предположить, что потомки его крови не будут раболепить перед ним, скорей вцепятся в горло. Частично это передалось и самой Нуре. Она испытывала здоровый страх по отношению к нему, но никогда не позволяла управлять собой.
— Они не очень меня любят, — тихо заметил Элайджа, смотря на сосредоточенную Нуру.
Ведьма уже сжигала какие-то травы, помещая их одна за одной в чашу с кровью.
— Возможно, у них просто есть вкус, — фыркнула Нура, не отводя взгляда от тлеющих трав.
Элайджа закатил глаза. В доме что-то зашуршало, и он прислушался к тяжёлым шагам, нетвердой походке и соударением тощего тела и разной мебели.
— Твой племянник вернулся, судя по всему, он пьян, — безразлично заметил Элайджа.
Нура чуть дернулась и поморщилась, но быстро вернула себе контроль, стараясь не отвлекаться.
— Скорей обкурен, — выплюнула она. — Я ждала подобной реакции с его тягой к саморазрушению, но с алкоголем было бы проще.
— Воспитывать детей оказалось сложнее, чем ты думала? — выгнул бровь Элайджа.
Нура по-прежнему не смотрела на него, но ему было достаточно и многозначительного хмыканья.
— Когда мне перерезали горло, было проще справиться с этой раной, чем с двумя подростками, пытающимися справиться с потерей родителей. Да и не то чтобы в таком возрасте уже можно кого-то воспитывать.
Нура пожала плечами и опустила очередной пучок трав в чашу. Кровь начала медленно терять цвет, будто отдавая его цветку. Причудливые соцветия вобрали в себя все оттенки алого, оставив после себя только воду. Нура вытащила цветок, и в свете луны и всполохах пламени он, казалось, мироточил.
— Я думаю, детей есть смысл лет до пяти-семи воспитывать. Потом уже поздно. Уже все ролики встали в пазы, можно только подкручивать, и то, если повезет.
Элайджа скучающе наблюдал за творимой магией, уже не чувствуя такого восхищения, как в юности. Он сам был результатом грандиозного заклятия. Магия больше не завораживала его, скорей напоминала обо всех потерях: о людях, которых он любил и потерял, о возможностях и путях, которых у него больше не было.
Когда цветок вспыхнул ярким пламенем, Нура отшатнулась и живо отбросила его в сторону. Она недовольно посмотрела на книгу, считая, что игнорировать такое мощное заклятье — это просто хамство. Даже страничкой не зашуршала. Столько магии! А она-то — дура — с козырей пошла.
Нура почувствовала острое желание закатить глаза на такое бесчувствие, но только сделала глубокий вдох и перешла к следующему пункту в списке. Это и не должно было быть просто. Не с такой книгой.
Магия утекала сквозь пальцы, как вода, забирая с собой силы и весь энтузиазм. Подбор ключей никогда и не был увлекательным занятием. Нура подняла глаза на луну, проверяя сколько ещё времени у неё осталось и мазнула взглядом по Элайдже. Какая-то настойчивая мысль просилась в её разум, пыталась сформироваться в чёткое предложение.
Елена?
Елена!
— Елена пришла домой? — требовательно спросила Нура у Элайджи.
Вампир только покачал головой.
— Пекло! Уже слишком поздно, она уже должна быть тут.
Нура нахмурилась, кусая губы. Её первостепенной ответственностью была не сделка с Элайджей, а забота о племянниках. Елена была слишком разумной (действительно, слишком для своей трагедии), поэтому Нура спокойно отпустила её на подростковую вечеринку у костра за городом. Там собиралось полгорода, что дарило относительное чувство спокойствия. Но теперь её наполнили сомнения по поводу этого решения.
После того, как на свет пробились первые чувства Елены после похорон, она больше не могла сесть в машину. Каждый раз застывала, только потянувшись к дверной ручке. Поэтому передвигалась только пешком. И должна была прийти сюда. И Нура, правда, не подумала об этом нюансе, о том, что вообще-то это не близкий путь, а на улице уже ночь. Иногда она забывала, что её окружали всего лишь… люди.
Нура достала из кармана телефон, быстро набирая Елену. Долгие гудки уведомили её, что абонент находится вне зоны доступа, и ей пришлось напомнить себе, что за городом связь ловила с перебоями. У неё не оставалось другого выбора.
— Мне нужно одолжение, Элайджа, — Нура оперлась обеими руками на камень, удерживая равновесие и себя. — Я беспокоюсь за Елену. За мостом, на севере города, молодёжь устраивает «посиделки у костра». Мне не нужно твоё присутствие сейчас, и крови у меня достаточно. Ты можешь, пожалуйста, съездить туда и найти её?
Она подняла взгляд на вампира, пытаясь скрыть насколько уязвимой её делала это просьба. Нура не могла позволить себе подвергать срыву сделку с Элайджей. Это было слишком рискованно, но Елена была её ответственностью. По крайней мере, до конца лета точно.
Элайджа выгнул бровь, удивлённо смотря на Нуру.
— Зачем мне это делать?
Нура опасно прищурилась, из её позы исчезла мягкость, губы растянулись в острую линию. Соприкосновение ногтей и камня заставило Элайджу едва заметно поморщиться.
— В нашей сделке не сказано, что я должна доводить себя до магического истощения, пробуя максимально возможное количество заклятий за полнолуние. Или что я должна это делать каждое полнолуние. Я могу сделать ожидание ещё более долгим, Элайджа. Ты прождал несколько десятилетий, пока гонялся за этой книгой. Сколько ещё ты готов ждать? Пойди мне навстречу, и я сделаю больше, чем могу.
Элайджа неожиданно рассмеялся, запрокинув голову и прикрывая глаза.
— Мы снова ведём переговоры? — спросил он, с легкой насмешкой смотря на Нуру.
Пространство вокруг сгущалось, пытаясь сдавить его, расплющить, прогнуть под себя. Это было абсолютно неосознанное действие, но всё равно раздражало.
— Я сверну ей шею, если вы не прекратите, — тихо обронил он, разом становясь убийственно спокойным.
Давление исчезло, но ощущение сотен пар глаз за спиной усилилось многократно. Духи презирали его, но оберегали своего потомка.
— Я не так много прошу, Элайджа. Помимо нашей сделки у меня есть ещё другие обязанности, — настояла Нура, не обращая внимания на его замечания.
Она сдержала дрожь, когда Элайджа неожиданно возник перед ней, заглядывая в глаза. Нура встретила это смело и воинственно, не скрывая опасных магических искорок.
— В следующий раз, я позабочусь обо всём заранее, — добавила она, стараясь сохранить свой голос ровным и спокойным.
Напряжение нарастало, кровь стучала у Нуры в висках, отсчитывая секунды вместо наручных часов, но она оставалась непоколебимой.
— Хорошо, — Элайджа отступил, отходя от неё.
Нура постарался незаметно выдохнуть и разжать пальцы, понимая, что сжала руки слишком сильно и теперь на ладонях остались кровавые разводы.
— За мостом, на севере? Это всё описание? — уточнил Элайджа.
— Очень легко найти единственный источник света на берегу реки, — Нура прокашлялась и поспешила тщательно вытереть руки об одежду, чтобы не испортить травы своей кровью. — И да, она не сядет в машину, а утром она пила вербену.
Когда Нура подняла взгляд, на поляне уже никого не было. Вместе с этим оставшиеся напряжение покинуло её плечи. У неё осталось время и силы ещё на несколько заклятий, и она должна была сдержать слово. Мысленно обращаясь к предкам, Нура просила силы и терпения.
В всполохах костра Елене виделись призрачные тени, что нависали над ней. Они тянули свои длинные, скрюченные руки и превращались в чудовищ, что таились в тёмных углах. Раньше у неё был отец, которые одним своим белым халатом прогонял всю тьму, теперь у Елены не было даже маленького фонарика.
Пиво в бутылке давно стало тёплым и противным на вкус, но бросать её просто так не позволяло воспитание. Стоило встать с валуна и дойти до мусорки, но тьма наваливалась на плечи и придавливала к земле.
Елена никогда не боялась огня, вернее у неё не было травматичного опыта взаимодействия с ним. Её больше пугал плеск воды за спиной. Река разрезала город насквозь, а затем вилась вокруг него, исчезая где-то в лесах. Местные говорили, что её источник находится где-то высоко в горах. «Наверное, она очень холодная», — думала Елена и невольно содрогалась, когда представляла, как ледяная вода снова наполняет легкие.
Вода. Холодная.
Легче было бы бояться пламени. С ним не часто приходилось взаимодействовать. Костров в её маленьком мире было куда меньше, чем мостов и рек, чем тарахтящих и куда-то спешащих машин.
Елена думала, что легко бы обменяла одно проклятье на другое, потом представляла откуда мог бы взяться её новый страх. Перед ней струились новостные сводки и колонки некролога. Угорели, не смогли выбраться из дома, оказались заперты в ловушке огня, не выдержали потолочные перекрытия… Елена жмурилась и качала головой. Нет, лучше уж машины и вода, чем закрытые гробы и опознания по зубной карте.
Она перевела пустой взгляд на юэнглинг в своей руке, обвела ногтем контур орла(2) и подумала, что её родителей хотя бы не понадобилось обводить мелом. Просто несчастный случай, просто маленькая глупая девочка, которая своими истериками убила родителей.
Глупая девочка.
Кто-то осторожно коснулся её плеча, но Елена даже не вздрогнула, слишком глубоко погруженная в тени, танцующие у костра.
— Полагаю, твой задумчивый взгляд — это причина, по которой Нура уговорила меня сюда приехать, — заметил Элайджа.
Елена не сдержала слабой улыбки. Она была едва заметна, но мягкий мужской голос принёс с собой волну тепла. Это было похоже на стаканчик кофе в холодную погоду. Тепло шло от пальцев, проникая куда глубже, сворачиваясь где-то под сердцем.
— Полагаю, уже не десять вечера, — ответила Елена, доставая телефон, чтобы проверить время.
В последний раз, когда она засиделась на вечеринке до глубокой ночи, а потом попросила её забрать — её родители погибли. Она подумала об Элайдже, его чёрной тонированной машине и маленьком мостике через реку. Одно накладывалось на другое, скручивая желудок в узел и скрадывая дыхание. Бутылка выпала из её ослабевших пальцев и покатилась по земле, расплёскивая содержимое.
— Ты пьяна? — уточнил Элайджа, принюхиваясь.
От Елены едва-едва пахло дешевым хмелем, зато уровень кортизола(3) резко подскочил. Вкупе с адреналином, который заставил её кровь петь, это свидетельствовало о страхе и волнение. Элайджа заинтересовался ещё больше, пытаясь найти причину этого.
— Нет. Нура попросила забрать меня? — просипела Елена, силясь сделать глубокий вдох.
— Да, — коротко ответил Элайджа, понимая, что девушка была близка к панической атаке.
— Я пойду только пешком.
Сама мысль о машине казалась ей убийственной.
— Тут несколько километров, — флегматично заметил Элайджа.
— Ты выглядишь, как человек, которому это вполне по силам… — Елене было нужно, чтобы он согласился.
Ей нужна была какая-то константа. Элайджа в своём неизменном, идеальном костюме был похож на волнорез, об которого разбивались силы природы и время. Все вокруг двигались, пламя играло светом, скрывая и оголяя поляну, а её юэнглинг затерялся в траве. Елене было не за что зацепиться на этом празднике жизни.
— Ты ведешь со мной переговоры? — спросил Элайджа, и что-то в его голосе заставило её наконец-то развернуться и посмотреть на него.
Элайджа снисходительно улыбался, едва сдерживая смех. Елена ничего не могла поделать с тем, что у неё перехватило дыхание (снова), но уже совсем по другой причине. Он сбивал её с мыслей. В этом строгом костюме, на молодёжной вечеринке, посреди леса, с искорками веселья в глазах и острыми скулами, которые очерчивал свет от костра. Картины трагедии растворялись в крепком бурбоне. Элайджа бы не позволил миру пошатнуться снова.
— Да, — уже увереннее ответила Елена. — И побеждаю, потому что ты всё ещё здесь и не бросил меня посреди леса.
Мир собирался вокруг Элайджи, и к ней возвращалась способность делать вдохи.
— Похвальная самоуверенность, — хмыкнул Элайджа и протянул ей руку, чтобы помочь встать. — Пожалуй, тебе я её прощу.
— Как великодушно с твоей стороны, — усмехнулась Елена, хватаясь за его руку.
Он вытянул её из тьмы одним легким движением. Будто она ничего не весила, потому что её ноги всё ещё слегка подрагивали и вряд ли обладали достаточной силой, чтобы так легко подняться.
Элайджа мягко сжал её руку и повёл за собой, ловко маневрируя между людьми. По мере их отдаления от «площадки» свет становился всё более приглушенным и приглушенным, пока тьма полностью их не скрыла, когда они вышли к дороге.
Елена вдруг осознала, что вокруг них были только темнота и лес, зажавший трассу в клещи. Никакого освещения в таком маленьком городке никогда и не существовало, засветка здесь была совсем небольшой, поэтому путь им освещала луна и звёзды. Елена привыкла к звёздному небу и даже вспомнила, как Мэтт пытался устроить романтический пикник и показать ей созвездия, но у неё никак не получалось составить точки на небе в созвездия.
— Забавно, всю жизнь прожила в городке, где звёзды видно каждую ночь, но так и не научилась составлять из них в созвездия, — тихо пробормотала Елена.
Ей казалось кощунством говорить громко в окружающей тишине.
— А как же Малая Медведица? — также тихо спросил Элайджа.
— Все умеют её находить, — фыркнула Елена.
Элайджа сделал глубокий вдох, словно что-то для себя решая, и остановился. Елена бросила на него удивлённый взгляд, но вряд ли в темноте он мог видеть немой вопрос на её лице.
— Нура бы сказала, что это трагедия, что ты не умеешь читать звёзды, — сказал Элайджа.
Со звёздами и созвездиями были связаны свои ритуалы и заклятья. За тысячелетия ведьмы научились черпать силы у природы разными способами. Элайджа читал звёзды вместо карт и полагался на них в море. Создание навигатора определенно его разбаловало, но знаний он не растерял.
— Смотри.
Елена не знала, что побудило Элайджу сделать это, но не сопротивлялась, когда он взял её руку и указал на Полярную звезду, вставая рядом с ней. Она могла почувствовать запах его одеколона. Что-то свежее и весьма легкое, без давящего или тяжелого запаха, оседающего в лёгких. Это было больше похоже на морской бриз или весенний ветер. Елена сглотнула, но постаралась сосредоточиться на звёздах. Сейчас ей куда лучше удавалось соединять точки линиями.
— Вот Полярная звезда, — Элайджа склонился, опаляя висок горячим дыханием. — Видишь справа от неё группу ярких звёзд? Они выделяются ярче всех на небе.
Он отвёл её руку чуть в сторону, и Елена попыталась вычленить самые яркие звезды в этом месте.
— Допустим, — Елена прищурилась, находя несколько ярких точек.
— Соедини их буквой «w».
— Не очень похоже на что-то осмысленное, — фыркнула Елена.
— И всё же это Кассиопея, — усмехнулся Элайджа.
Елена почувствовала этот смешок всем своим телом и не смогла удержать дрожи. Мурашки пробежали по её руке, но Элайджа только невозмутимо погладил её запястье большим пальцем. Грубые ладони касались кожи на удивление нежно.
— Тщеславная царица? — Елена попыталась вспомнить миф, чтобы отвлечься от новых и опасных мыслей.
— Да, она оскорбила нереид, созданий Посейдона, и тот в отместку наслал на Эфиопию наводнения и чудовище. А вот здесь, постарайся найти букву «Y». Это женщина, которая раскинула руки.
— Андромеда, которую приковали к скале за грехи родителей? — тихо уточнила Елена.
Элайджа только кивнул, и Елена подумала, как это на самом деле печально, когда приходится платить за чужие ошибки. Как её брату приходится страдать из-за её решений.
— Иногда семья — это бремя, — едва слышно прошептала она.
Цепи крови порой связывали слишком крепко, лишая воздуха и права на ошибку. Это было похоже на систему противовесов, и стоило одному элементу сорваться в пропасть, как все остальные канаты натягивались до предела, в попытках удержать, попутно причиняя боль.
— По крайней мере, мы знаем, что такое семья, — серьёзно ответил Элайджа.
Это всколыхнуло волну боли в её душе, прошлось по свежим ранам, но Елена не отвела взгляда от звёзд, старательно всматриваясь в Андромеду. Она стиснула зубы и заставила себя стоять ровно. У Елены был Джереми. Её бремя, которое она с трудом несла, которое не могла избавить от его опасной привычки. Елена проигрывала каждый раз, но всё равно продолжала пытаться.
Вспоминая о греческих мифах — сизифов труд, конечно. Возможно, это было её наказанием, расплатой. Она не знала. Елена больше не была ни в чём уверена.
— Рядом с ней должен быть Персей, да? — её голос едва заметно дрожал, но Элайджа сделал вид, что ничего не заметил.
«Какой вежливый», — подумала Елена и улыбнулась этим мыслям даже сквозь слёзы.
— Да, перевернутая «Y», что довольно символично. Ниже, левее. Прямо под Кассиопеей. Они тянутся друг к другу.
И Елена действительно смотрела, но не столько на звёзды, сколько на двух влюбленных, не перестающих искать друг друга даже на звёздном небе.
Звезда к звезде, точка к точке, тонкие мерцающие нити соединяют их в единый узор. Елена старалась запомнить, уложить в памяти, чтобы иметь константу на каждую ночь.
Они нашли Пегаса, Кита и ещё Цефея — всех персонажей мифа. И Елене казалось, что старая легенда развернулась прямо перед ней, на небесном полотне, вышитая чей-то твёрдой рукой. И если горячие слёзы расчерчивали ещё щёки, то в темноте это было не так уж и страшно. Элайджа ничего не сказал, только снова протянул ей носовой платок.
Это было уже не смешно. У неё такими темпами должна была собраться целая коллекция. Елена всё равно смеялась и чувствовала себя даже немного расстроенной, когда городские огни разогнали тьму.
Нура открыла им двери, ещё до того, как Елена успела постучать.
— Прости, пожалуйста, — сразу начала Елена, чувствуя вину за то, что заставила тётю так волноваться, а Элайджу проделать такой долгий путь.
Нура притянула её в крепкие объятия, взволнованно шепча:
— Ты не заставишь меня купить спутниковый телефон, liten streptopelia(4).
— Прости, — повторила Елена.
Нура наконец нашла в себе силы отпустить её и внимательно посмотрела на неё.
— Обещаю.
Нура выдохнула и закатила глаза, переводя взгляд на расслабленного Элайджу.
— Ничего не вышло, — она поджала губы, бросая взгляд на книгу, лежащую в гостиной.
— Это и есть ваше историческое исследование? — спросила Елена, с интересом рассматривая древний фолиант.
У неё покалывали кончики пальцев от желания прикоснуться к нему и открыть, но… можно ли было её вообще трогать? Это ведь артефакт, который, впрочем, выглядел слишком хорошо для книги, которой должно было быть несколько столетий минимум, раз понадобился древнескандинавский Нуры.
— Можно?..
Она кивнула на книгу. Её безумно тянуло к ней. Это была слишком необъяснимая потребность. Ей просто было надо.
Нура пожала плечами и кивнула, настороженно наблюдая за происходящим.
Елена подошла к столу и осторожно прикоснулась к книге, почти ласково провела по кожаному переплёту, а затем легким движением руки раскрыла её.
— Это не похоже на обычную латиницу, — пробормотала она, разглядывая знакомые по школьной программе по математике греческие буквы.
Нура почувствовала, как холодок пробежал вдоль позвоночника и вцепился ей в горло. Она бросила быстрый взгляд на Элайджу. Он хмурился, рассматривая греческую пропись. Ощущение того, что всё катилось в тартарары, усилилось многократно.
Примечания:
Отношения Нуры и Элайджы — это сложная и не однобокая тема. Они могут подкалывать друг друга, Нура может вести себя фамильярно и даже панибратски, потому что она знает достаточно много и является его очень дальним потомком (а кровь не водица), но при этом оба знают, что существует четкая граница. Я пыталась это показать.
Я не врач, поправьте меня, если я не права, но наши эмоциональные реакции зависят от гормонов, их выработка влияет на запах человека. По этой причине собаки, например, могут вести себя нервно, когда мы сами нервничаем, если что-то случилось. По идее нюх вампиров куда лучше человеческого и, мне хочется думать, не уступает собачьему. Поэтому вампиры должны буквально чуять страх и его разные оттенки, если достаточно долго являются вампирами.
Ну да, ну да, я использовала дешевый и клишированный трюк со звездами. И что вы мне сделаете? Я в другом городе.
Если вы заметили в словах Элайджи отсылку на слова Ребекки, то вы круты.
1) Да (норвеж.)
2) «Yuengling» — это марка недорого пива, распространённого по всей Америки. У них на бутылке изображён орёл.
3) гормон страха, защищает организм от стресса и тд.
4) маленькая горлица (норвеж.); горлица — это род птиц семейства голубиных, а ещё они упоминаются в рождественской песни «12 дней Рождества»: «Во второй день рождества моя любовь принесла мне двух горлиц…».
Примечания:
Ну, я наконец-то дошла до этого.
— Тебя нелегко любить, брат.
— Но ты продолжаешь упорствовать.
«Древние»
Это должно было однажды случится. Всё к этому шло. Это был не Мистик-Фолз, где их все знали, где каждый понимал, что это — глупый мальчишка Гилбертов. Местные дилеры были опасны. Они не хотели ждать, не знали, что за деньгами можно прийти к Елене, что есть кому отдать долги.
Елена даже не понимает, что делает, когда заслоняет собой Джереми. Она действует на инстинктах. Вот они ещё спорили и громко ругались, она отчитывала его, и в следующую секунду нож входит куда-то под рёбра. Становится жарко, жарко, а потом липко и холодно.
Елена упёрто держится на ногах, заслоняя Джейми собой, отчаянно решительная, яростная и всё ещё злая. Преданная фурия.
Элайджа отстранённо думает, что, когда Татию загоняли в угол, она старалась извернуться, выползти из удавки, накинутой на её хрупкую шею, но в итоге сдавалась на милость победителю. Екатерина сопротивлялась озлобленно, пробегая по трупам и скрываясь, скрываясь. Они с Татией любили бегать.
Елена злится. Она не ищет выхода там, где его нет, она с животной яростью и злостью пытается утянуть за собой, вцепиться в горло, вскрыть грудную клетку. Елена встречает страх лицом к лицу. Элайджа не знает безрассудство это или храбрость: всё для защиты семьи. Ничего себе.
Не очень здоровая идея — не Элайдже её судить.
Елена попадает в больницу с двумя ножевыми, а дилера, находящегося без сознания, увозят копы.
Нура звонит ему и рассказывает обо всём, когда начинается сепсис и следом — заражение крови. Элайджа даёт Нуре пробирку со своей кровью и отправляется с внушением к персоналу больницы. Он поправляет свой пиджак, находя это всё крайне утомительным.
Мысль о мертвенно бледной Елене не покидает его до конца дня.
Он ничего не может поделать с тем, что возвращается к этому, продолжая проводить параллели и сравнения с другими Двойниками. Он думает, как всё к этому пришло. Клаус был слишком самонадеян в своей уверенности, что Катерина ничем не лучше Татии. Возможно, у них на роду написано попадаться в ловушку отношений рода Петровых. Они были разными.
Обращаясь к памяти, он пытается оценить свои действия тогда, понять искал ли он в Катерине Татию или у него изначально не было этих высокомерных шор перед глазами. Клаус всю жизнь был слишком маленьким перед отцом. Беззащитным. Элайдже судьба оставила больше уверенности.
И всё же он был обязан признать, что совсем не искать тогда Татию он не мог. Это было слишком остро вновь увидеть её лицо, слишком ярко. Она привнесла живой синий цвет в его покрытую алыми росчерками жизнь. Это было похоже на глоток свежего воздуха, на чудное воспоминание о днях юности, о Хенрике, о семье.
Элайджа нехотя, но с годами начал признавать, что бессмертие отняло у них больше, чем дало. Они были викингами, безусловно их жизнь была далека от идей гуманности и альтруизма, но они никогда не были… монстрами. У них была мать, отец, которому ещё можно было перерезать горло, и семья.
«Вместе и навсегда» обернулось красивой сказкой и развеялось, как туман к полудню. Это никогда не было вместе и навсегда. Это была вечная погоня, и это всегда был Клаус с кинжалами у их сердец.
«Строительство воздушных замков ничего не стоит, но их разрушение обходится очень дорого»,(1) — сказал ему однажды один человек. Элайджа тогда не потрудился даже запомнить его имя. Он убил его, легко и просто, не желая признавать, что эти слова что-то задели в нём. Возможно, просто подтвердили собственный догадки, когда его иступленная вера в Клауса начала разваливаться на части.
А может его просто раздражало, что тот мужчина, маленький, глупый и такой недолговечный человек, видел больше него само и просто понимал. Понимал и принимал свою скорую смерть, но уходил на своих условиях, оставив что-то острое торчать у Элайджи под рёбрами.
Иронично, но правда была в том, что Элайджа к тому времени уже устал бегать от… правды. Поэтому оглядываясь ещё дальше в прошлое, он не мог с уверенностью сказать, кем была для него Катерина, любил ли он её, а если любил, значило ли это, что его любовь была настолько жалкой и искалеченной, что он был готов убить любимую женщину? Был ли Элайджа так ослеплен своим желанием защищать брата, которого никогда раньше не мог спасти, что своими руками создал монстра?
Вопросы копились столетиями, и всё также не находились ответы. Возможно, их отсутствие — его собственное наказание.
Элайджа не знал, только видел, как Елена возлагала на себя тот же терновый венец.
— Она пришла в себя и уже идёт на поправку, — говорит Нура, стоя за дверью палаты. — Я буду с ней здесь, пока кровь полностью не выйдет из её организма.
— Было бы прискорбно, если бы ещё один двойник так быстро стал вампиром, — отвечает Элайджа беспристрастно и спокойно.
Маски — это то, что ты учишься носить с годами, как вторую кожу. Нуру это не впечатляет, она слишком сильная ведьма, чтобы не считывать эмоциональный фон.
— Ты что-нибудь выясняла на счет книги? — спрашивает он спустя короткое молчание.
Нура морщится, точно он вынуждает её вернуться к крайне неприятной теме.
— Есть две жизнеспособные теории, либо Елена является хозяйкой книги, — Элайджа фыркает, — точнее книга принимает её за хозяйку, либо дело в общей крови.
— Значит всё-таки родственные узы? — Элайджа не может сдержать сарказма.
— Не в том виде, что раньше, но скорей всего, либо книга принадлежала двойнику, что тоже не исключено, — Нура пожимает плечами. — Открылась только первая глава, я пока думаю, что понадобится, чтобы открыть остальные. Слишком много неизвестных переменных, Элайджа
Вся эта ситуация приносит ей слишком много головной боли. Она протягивает Элайдже листок с тем, что успела распутать и переписать, но не понять. Нет. Было слишком много греческого, чтобы она могла понять откуда отталкиваться, единственное, что она могла сказать — переводчик не распознавал текст.
Элайджа думает. Не то чтобы он знал мало языков, просто… Это одновременно похоже и не похоже на древнегреческий. Это слишком мертвый язык даже для него, поэтому он знает его скорей мельком, чем в академическом смысле. Просто тысяча лет — это… долго. И порой безумно скучно.
— Это среднегреческий, Нура. Не просто греческий, среднегреческий, — отвечает Элайджа, хмурясь. — Я видел его в оригинале «Дигенис Акрит»(2).
Нура выгибает бровь, напоминая, что не все здесь тысячелетние вампиры с любовью к пыльным текстам.
— Это эпическая поэма, но суть не в этом, — Элайджа отмахивается от этой мелочи, потому что проблема теперь в другом. — Среднегреческий язык — это этап развития греческого языка примерно между III и XV-веками нашей эры. Я только на вскидку могу вспомнить пять диалектов. К тому же до X века язык весьма сильно менялся грамматически.
Нура тихо матерится себе под нос, думая, что её надежды на то, чтобы избавиться от Элайджи за месяц и дать детям спокойное, тихое лето без тысячелетнего убийцы под боком летят в Тартарары.
Ничего личного. Ей нравится играть с опасностью и периодически запускать руки в ящик Пандоры. Это не значит, что она будет достаточно безответственной, чтобы втягивать в это двух сломленных подростков. Нет, решать проблемы — задача взрослых, чтобы не говорили подростковые романы.
— Иными словами: ты не говоришь на нём и тебе нужно найти специалиста.
— Справедливости ради: это мёртвый язык, на нём давно никто не говорит.
Нура фыркает и прикрывает глаза, обдумывая полученную информацию.
— Скажи, что ты не притащишь в мой город какого-нибудь несчастного ученого под принуждением, — просит она со стоном. — Пожалуйста, Элайджа. Пощади мой моральный компас.
— У тебя он есть? — не удерживается от шпильки вампир.
Нура бросает на него хмурый взгляд в ответ, и Элайджа чувствует легкий укол боли, похожий на укус. Маленькая мстительная ведьма.
— Я подумаю, — он ничего не обещает.
Это честно, но также горько, потому что возвращает его к размышлениям о человечности и неправильных выборах.
Элайджа бросает последний взгляд на Елену, и спокойно разворачивается, и выходит. Больничные коридоры прямые и светлые, чем не может похвастаться его дорога жизни. Он хочет хотя бы избавиться от тёмных пятен.
Примечания:
Я думаю, что ключевой момент в отношениях элены — это их одинаковое понимание семьи и абсолютная преданность ей. Без этого момента их отношения мной мало представимы в декорациях такого мира.
Мы ещё вернемся к Елене и Джереми, не волнуйтесь.
Я не думаю, что в Элайдже много сожалений (хотя они есть), просто он размышляет и пытается анализировать своё прошлое.
1) В реальной жизни цитата принадлежит Франсуа Мориаку
2) среднегреческая (византийская) эпическая поэма о жизни и подвигах легендарного героя-акрита Дигениса. Время создания точно не определено, X-XII века.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу