Семейный подряд (джен)

Вечер. Потрескивает камин, над двумя чайными чашками поднимается ароматный пар, время от времени с тихим шорохом переворачиваются страницы журнала. Двое сидят на диване, ее волосы щекочут ему ухо, а блики от его очков падают на заголовок статьи о новых спортивных метлах. Он с довольным видом вытягивается и обнимает ее за плечи. Она фыркает, впрочем, без недовольства, и устраивается в его объятиях уютнее. Затем переворачивает страницу, сбрасывает оранжевые домашние тапочки и сворачивается у него на груди довольной кошкой. Он улыбается и подвигается ближе, опускает плечо, чтобы ей было удобно. Тикают часы, дрова в камине стреляют искрами и соревнуются, чья долетит до маленького оливкового коврика. Но солнце домашнего уюта вдруг начинает тускнеть. Сначала это просто легкая тень — он сидит уже менее расслабленно, да и лицо его уже не сияет таким довольством. Потом набегает первое облачко — он незаметно пытается передвинуть руку. Облачко постепенно разрастается в тучу — он ерзает на диване, плечи то поднимаются, то опускаются. Она недовольно морщится и убирает голову с его плеча. И вот из тучи падают первые капли — раздается недовольное покряхтывание.

— Джин, — произносит он смущенно, — ты не могла бы?.. Под лопаткой что-то стреляет.

— Вот так? — спрашивает она, и в ее карих глазах золотистые солнечные зайчики почему-то напоминают далекие разряды молний.

— Да, просто здорово, — с воодушевлением отвечает он.

Двое на диване снова замолкают, переворачивается страница, но шелестит она уже не так умиротворяюще, как минуту назад. Тучи вроде бы расходятся, и снова проглядывает солнце. Стрелки часов успевают неспешно пройти расстояние, которое отделяет цифру «три» от цифры «пять». Он опять пытается удобнее устроить руку, на которой лежит ее голова, и тихо шипит сквозь зубы что-то непечатное. Она недовольно приподнимается и откладывает журнал.

— Ну, сколько можно? — снова спрашивает она, и отблески молний в ее глазах даже отдаленно не похожи на солнечные зайчики.

— Опять под лопаткой, — виновато бубнит он.

— Повернись! — командует она и берет с подлокотника дивана палочку.

Он разворачивается к ней спиной и, морщась, задирает футболку. Она сосредоточенно тычет кончиком палочки ему в спину, отчего он морщится еще сильнее и явно готов сказать нечто такое, о чем будет долго жалеть. Она рисует у него под лопаткой какой-то узор и сердито бормочет:

— Дипломированный целитель, как же. Высшая категория...

— Первая, — робко поправляет он.

— Плевать, — обрывает его она. — Не может залечить простое... Что в этот раз было?

— Режущее, — виновато отвечает он и поднимает футболку повыше. — Мышцы рассекло. Ничего страшного, разрез чистый, Сметвик-младший все сразу обработал. Видишь, даже шрама нет.

— Шрама нет, а под лопатку стреляет, — сердится она. — У вашего Сметвика руки растут из...

— Нормальные у него руки, — протестует он.

— Тогда голова у него в...

— И голова там, где положено...

— Значит, в ней чего-то недостает. Например, мозгов!

— Знаешь, не так уж и легко... О! Да! Можно еще? Вот тут! Сильнее! Еще немного сильнее!

Он с блаженным вздохом откидывается на спинку дивана и закрывает глаза. Она откладывает палочку обратно на подлокотник и обманчиво-ласково спрашивает:

— Полегчало?

— Да-а-а, — тянет он, на его лице отражается безграничное счастье.

— Так вот ответь мне тогда, почему я исправляю халтуру за вашим дипломированным целителем первой категории Аурелиусом Сметвиком?

— Потому что ты умная, — говорит он и тянется поцеловать ее в макушку, — потому, что ты потрясающая волшебница. И потому, что ты моя жена.

— Зубы мне не заговаривай, — строго обрывает она.

— Ну, хорошо, бывают у парня плохие дни, — нехотя признает он.

— У него вся жизнь — сплошной плохой день, — не сдается она и продолжает напирать. — Скоро я потребую половину его жалования — постоянно исправляю за ним недочеты.

— Ну, не постоянно, — пытается спорить он, но в карих глазах сверкает особенно яркая молния, и он умолкает.

— Давай посчитаем, — тихо говорит она, но в голосе уже раздаются далекие грозовые раскаты. — За прошлый месяц: колено — раз, колотье в груди — два, шею хватало — три. В этом месяце...

— Хочешь сказать, у тебя получится лучше? — недовольно перебивает он.

— У меня уже получается лучше, — горячится она.

— Тогда почему ты еще не аврор? — торжествующе спрашивает он.

— Это временно, — запальчиво парирует она.

— Ну-ну, — он полон сомнения и не скрывает этого. — Сначала вступительные, потом три года учебы, потом практика, потом выпускной экзамен. Сдуешься.

И испуганно замолкает, потому что молнии в ее глазах сверкают так ярко, что могут испепелить диван.

— Спорим? — негромко спрашивает она, и голос ее полон угрозы.

— Спорим, — с безнадежным вздохом соглашается он.

Вот так «Холихедские Гарпии» лишились перспективного ловца, а Джиневра Уизли решила сменить род занятий.

Разумеется, наутро она начала сомневаться. Разумеется, Гарри тоже выглядел виноватым. Но отступать было не в правилах Джинни. Первым делом она заглянула к Гвеног и заявила, что берет пару дней отпуска. Потом собрала все необходимые документы. К обеду она в новой строгой мантии уже выходила из камина в Атриуме Министерства. Где располагался кабинет начальника Аврората, она знала прекрасно, в коридорах Министерства не путалась, и меньше чем через пять минут уже стояла перед массивной дверью с ручкой в виде головы грифона. Здесь ее в очередной раз попытались одолеть сомнения, но Джинни решительно послала их куда подальше и постучала. Дверь распахнулась сама, Джинни быстро пересекла приемную, размеры которой заставили бы смутиться любой бальный зал, и вошла в кабинет поменьше. Возмущенно поднятые брови секретарши она проигнорировала.

— Миссис Уизли? — удивленно сказал Долиш и поднялся из-за массивного письменного стола. — Гарри в дежурке, чай... Прошу прощения, проводит инструктаж.

— Я не по этому поводу, — возразила Джинни и, решительно вздернув подбородок, положила перед Долишем на стол стопку документов.

Долиш дернулся, уголки его рта скорбно опустились, он сел обратно в кресло и с тяжелым вздохом произнес:

— Если вы хотите подать заявление, то вам нужно в Департамент Магического Правопорядка. Это тремя этажами выше.

— Я хочу подать не заявление, а документы, — заявила Джинни.

Долиш настолько опешил, что даже не предложил ей присесть, так что она сама подвинула себе стул и села.

— Куда подать? — растерянно спросил Долиш.

— В Академию, — невозмутимо ответила Джинни. — На полевого целителя.

— Но почему? — Долиш все еще пытался справиться с удивлением. — У вас в команде, похоже, все прекрасно складывается. В «Пророке» писали...

— Я знаю, о чем писали в «Пророке», — перебила его Джинни. — И я хочу подать документы в Академию. Все нужные предметы у меня сданы, по возрасту я подхожу. Или есть какие-то дополнительные условия?

— Дополнительных условий нет, — вынужден был признать Долиш. — А ваш муж?

— Мой муж полностью поддерживает мое решение, — отрезала Джинни. — Принести вам от него справку?

— Нет, не нужно, — обреченно произнес Долиш. — Давайте сюда ваши бумаги. Вступительные экзамены через две недели.

— Большое спасибо, — довольно улыбнулась Джинни и с достоинством вышла.

Первый этап остался позади, и это наполняло ее легкой гордостью.

Вечером она выдержала бурное объяснение с Гвеног. Та требовала, угрожала, просила, умоляла, но Джинни была непреклонна. Она поступает в Академию Аврората, ей нужен двухнедельный отпуск, чтобы подготовиться к экзаменам, и нечего тут обсуждать. Когда наконец растрепанная голова Гвеног исчезла из камина, Гарри заглянул в гостиную и спросил:

— Ну, как прошло?

— Лучше, чем я думала, — ответила Джинни.

Этим вечером к теме Аврората, поступления и экзаменов они не возвращались. Джинни приготовила блинчики, и в доме воцарилось счастье.

Наутро она обложилась всеми книгами по волшебной медицине, которые смогла найти в домашней библиотеке. Получилась внушительная стопка, только беглый просмотр которой мог занять несколько месяцев. Джинни вздохнула, заварила чай и решительно открыла первую книгу. Две недели прошли в доме на Гриммо в тревожной и опасливой тишине. Гарри, научился сам готовить блинчики и вовремя аппарировать подальше, когда между бровей Джинни собиралась морщинка — предвестник будущей грозы. Бурю обычно вызывали вопросы «Ну, как? Все прочитала?», «Думаешь сразу на высшую категорию сдавать?»

В день экзамена Джинни, бледная от волнения, но решительная, снова стояла в Атриуме и ждала, когда ее вызовут. За эти полчаса она успела не раз пожалеть, что не сменила фамилию — не болталась бы тогда в конце списка Кандидаты один за другим заходили в лифт и не возвращались. Остающиеся нервничали все больше. Наконец, подошла ее очередь. Джинни глубоко вздохнула, одернула рукава мантии, поправила воротничок и твердым шагом вошла в лифт. Ехать пришлось долго, и непоколебимость Джинни таяла с каждым этажом. Длинный коридор она пересекла менее уверенным шагом, а у самой двери ей отчаянно захотелось развернуться и пойти домой. Но приветливый голос пригласил ее войти. Отступать было поздно, и Джинни, приказав себе успокоиться, переступила порог.

Сам экзамен она почти не помнила — его скрыл туман волнения. Кажется, она отвечала уверенно, похоже, ответы комиссии понравились. Наверное, пожилая волшебница в канареечно-желтой мантии даже одобрительно улыбалась. Все заняло не больше пятнадцати минут. Хотя, может, и все полтора часа — Джинни сложно было сказать.

— Спасибо, миссис Поттер, — сказал невысокий кряжистый целитель с великолепными усами. — Результаты мы пришлем вам совой через три дня. Можете воспользоваться камином, если не хотите снова толкаться в Атриуме.

— И вам спасибо, — слабым голосом ответила Джинни. Она даже не обратила внимания на то, что он перепутал ее фамилию.

Зачерпнуть летучего пороха у нее получилось не сразу, поэтому адрес Джинни произнесла четко, едва ли не по слогам. Не хватало еще от волнения спутать буквы и оказаться неизвестно где.

Дома она рухнула на диван прямо в туфлях и закрыла глаза. Ее не покидало стойкое ощущение, что она все провалила, отвечала глупо, невпопад, спутала названия двух позвонков, а улыбались целители, потому что еще никогда не видели такой эталонной дуры.

— Чаю? — спросил Гарри и присел рядом.

— Ага, — вяло ответила Джинни.

Забулькала вода, зашипел чайник, фарфор тихо прозвенел о фарфор, по гостиной поплыл легкий аромат чабреца и мелиссы.

— Не переживай, — попытался успокоить ее Гарри. — Помнишь меня после вступительных? Вступительные — чепуха, самое сложное потом начинается. Отоспись лучше, силы тебе понадобятся. Хочешь, я тебе грелку положу, чтобы спалось лучше?

— Грелку? В июле? — Джинни попробовала возмутиться, но на это не осталось сил.

— Ладно, тогда льда насыплю, — покладисто согласился Гарри, в глазах у него плясали ехидные искорки.

Джинни только махнула рукой и порадовалась, что палочки в этой руке сейчас нет. Однажды она наколдовала такое, что повергло в восторженное изумление сразу и Луну, и Гермиону.

Следующие три дня прошли в нервном ожидании. Репаро звучало чаще обычного, Гарри снова скользил по коридорам беззвучно, как привидение, а Джинни хватала каждую сову так, словно собиралась ее выпотрошить. Наконец, взъерошенный и удивленный министерский филин стряхнул ей в руки тяжелый конверт и быстро вылетел в окно. А секундой позже крыша дома на площади Гриммо едва не рухнула от радостного визга:

— Меня приняли!

— Потрясающе, — заметил Гарри и приготовился было колдовать Силенцио, но все силы Джинни, похоже, ушли на этот один восторженный вопль.

Ни к одной игре она так не готовилась, как к этому первому занятию. Хорошо ли ложится в руку палочка? Все ли заклинания получаются как надо? Вот тут Гарри сослался на срочные дела в Министерстве и просто сбежал. Джинни беззлобно ругнулась ему вслед и продолжила метаться по дому. Учебники взяла, стопка чистых пергаментов есть, перья и чернильница тоже на месте. «Превращаюсь в Гермиону», — говорила она себе, проверяя сумку в седьмой раз. Наконец, настало время выходить, Джинни с сожалением оглянулась на такую уютную гостиную и шагнула в камин.

Теперь для нее началась совершенно новая жизнь. Утром она наспех забрасывала в себя овсянку, на бегу допивала чай и прыгала в камин — на лекции опаздывать было нельзя. До полудня стажеры скрипели перьями в Министерстве, а после обеда отправлялись в Сент-Мунго на практику. Джинни научилась есть на ходу, спать с открытыми глазами, могла на одном дыхании назвать все кости руки. Иногда ей казалось, что голова просто лопнет, так старательно трамбовали туда знания преподаватели.

— Кажется, ты похудела, — осторожно заметил Гарри одним солнечным утром.

— Это новая мантия меня стройнит, — отмахнулась Джинни.

— И побледнела, — настаивал он.

— У рыжих всегда бледная кожа, — возразила она.

— Может, у тебя переутомление? — с невинным видом заметил Гарри. — Нагрузки в Академии серьезные, по себе знаю.

— Ты на что намекаешь? — грозно спросила Джинни.

— Ни на что, — Гарри сделал честные глаза. — Просто выглядишь не очень.

— А ты меня только за внешность любишь? — ехидно прищурилась Джинни.

— Нет, конечно, — стушевался он. — Я тебя просто люблю.

— Вот именно, — удовлетворенно кивнула она и с торжествующим видом намазала джемом кусок хлеба.

Часы пробили три четверти восьмого, и Джинни подскочила.

— Опаздываю! — вскрикнула она и начала сбрасывать в сумку вперемешку пергаменты, чернильницу, перья и старую мантию, которую она надевала на практические занятия.

Хлеб так и остался на тарелке, в чашке стыл недопитый чай, а за Джинни уже взметнулось и опало зеленое пламя. В приемный покой Сент-Мунго она влетела одной из последних. Целитель Киркпатрик пристально взглянул на нее из-под кустистых бровей, но промолчал. Джинни облегченно выдохнула. Фелим Киркпатрик слыл джентльменом весьма эксцентричным, но за талант ему прощали все. К примеру, он мог начать очередное занятие вопросом:

— А что вы слышали о синдроме волосатого языка? Между прочим, наши африканские коллеги уже доказали...

А еще он мог с одного взгляда определить, что пил вчера стажер, сколько, и даже называл правильную марку. Причем делился он своим открытием громко и приглашал всех желающих вступить в дискуссию. Так же легко он определял всевозможные проклятия и сглазы.

— Сегодня, дамы и господа, мы не будем тратить время на конспекты, — заявил он, приподнявшись на носках, отчего его туфли протестующе скрипнули, — Сегодня у нас будет нечто особенное... Скажем так, попробуем поработать с вами в условиях, отдаленно напоминающих полевые. Разбейтесь на пары.

Аудитория заволновалась. В конце концов, они сейчас стояли в самом центре приемного покоя, мимо них носились медсестры, спешили по своим делам целители, печально постанывали (кому было чем) пациенты, громко ругались родственники этих самых пациентов. А Киркпатрик стоял, заложив руки за спину. Осторожно, тихо перебрасываясь вопросами, стажеры начали выбирать себе напарников. Наконец все выстроились в два ряда и уставились на Киркпатрика как стайка напуганных клобкопухов.

— Замечательно, — удовлетворенно улыбнулся он в бороду. — А сейчас, дамы и господа, мы поднимемся на третий этаж, в конференц-зал, и там уже приступим. К сожалению, проводить занятие здесь нам не разрешили. Но я постарался создать вам все необходимые условия.

По рядам стажеров прошла тихая дрожь ужаса. Но все чинно, медленно пошли за Киркпатриком к лифту. Ехали молча, Джинни снова на миг засомневалась, правильно ли она сделала, подав документы в Академию, но лифт остановился, Киркпатрик вышел первым и с видом конферансье распахнул двери в конференц-зал. Толпа стажеров робко заглянула внутрь и ответила слитным тоскливым стоном. Стулья были сдвинуты к стенам, а в центре на коробках, наспех созданных столиках, тумбочках и табуретках лежало то, чему Джинни сходу названия бы не подобрала. Кажется, что-то из этого было растительного происхождения.

— Станьте рядом со своей парой, — жизнерадостно сказал Киркпатрик. — Представьте, что ваш напарник ранен. Ваше задание — создать из подручных материалов то, чем можно остановить кровь и исцелить рану.

— А какое ранение? — робко спросила Мередит, русая и дотошная..

— Это вам как раз и придется определить, — широко усмехнулся Киркпатрик и взмахнул палочкой.

Половина присутствующих невольно согнулась и прижала руки к тем местам на одежде, на которых расползлись красные пятна.

— Это просто иллюзия. Пока что, — утешил их Киркпатрик. — Ну, приступайте.

Только навыки ловца помогли Джинни первой схватить что-то, похожее на пучок стеблей бадьяна. Она быстро оглянулась в поисках котла: ничего. Она судорожно вспоминала, что еще входит в рецепт кровеостанавливающего зелья и как долго его нужно варить. Тем временем ее напарник присел на освободившуюся тумбочку и уперся меланхолическим взглядом в потолок. Джинни начала было превращать пустую пивную крышку в котел, но остановилась. Первым делом нужно определить характер ранения. Она схватила напарника за шиворот, словно снитч на Чемпионате Мира, сорвала с него мантию.

— А Поттер ревновать не будет? — ехидно поинтересовался напарник.

— Он к беззубым парням не ревнует, — парировала Джинни.

— Так у меня все зубы на месте, — сверкнул тот улыбкой.

— Пока что, — мрачно заверила его Джинни, осматривая рану.

С виду простая, просто рассечены мышцы, важные сосуды не задеты. Кажется, на груди нет никаких важных сосудов. Или есть? Джинни быстро проверила — точно не задеты. Значит, не важно, есть они там или нет. Дальше нужно очистить рану. Тут можно обойтись Экскуро. А вот дальше нужно остановить кровь, а потом свести вместе края и аккуратно залечить порез. Мысли снова вернулись к рецепту кровеостанавливающего и котлу.

Тем временем по залу уже начал расползаться слабый дымок, потянуло паленым, кто-то испуганно пискнул, ему басовито ответили. Перед Джинни лежала пивная крышка и пучок бадьяна. Надо покрошить его, бросить в воду и варить до легкого загустения. Напарник тем временем со скучающим видом заметил:

— Я так могу и кровью истечь.

— Не ври, рана несерьезная, — буркнула Джинни, но в его словах был определенный резон.

К тому же Киркпатрик все чаще посматривал на часы. И Джинни решила рискнуть. Гарри рассказывал ей, каким заклинанием Снейп залечивал раны после Сектумсемпры. Кажется, она все правильно запомнила тогда. А настойкой бадьяна можно обработать потом, чтобы шрамов не осталось. Джинни наспех трансфигурировала крышку в котел, щедро плеснула туда воды, покрошила стебли. Теперь нужен огонь. Тут Джинни почти не думала — согнала напарника с тумбочки, отломала от нее дверцу, подожгла и сунула прямо под котел. А сама тем временем ткнула напарнику в грудь палочкой и старательно, четко произнесла:

— Вулнера санентур.

Рана начала затягиваться, зелье в котле дало обильную пену, и Джинни в последнюю секунду успела его снять. Чистую тряпку она выхватил прямо из рук у Мередит, сунула в котел и с размаху приложила напарнику к груди.

— Горячо! — взвыл тот. — Ожог останется.

— А это уже в условия задания не входит, — хищно оскалилась Джинни.

Голос Киркпатрика раздался у нее прямо за спиной. Джинни от неожиданности едва не подпрыгнула.

— Хорошее решение, классическое. Неплохо, Уизли, очень неплохо. Теперь меняйтесь.

Тут хищно улыбнулся уже напарник.

Это занятие они пережили практически все. Но Киркпатрик расслабляться не давал. Однажды он приволок здоровенный Омут Памяти.

— В нем — воспоминания. Они настоящие. У каждого — минута. Потом жду полный диагноз и минимум три способа лечения от каждого, — заявил он и погнал их к Омуту, словно гусят.

Джинни нырнула и чуть не оглохла — что-то рвалось, что-то пылало, кто-то орал матом, прямо у нее под ногами сидел курносый парень, трясся в ознобе и тяжело дышал через рот. Она хотела наклониться ближе, чтобы рассмотреть, но ее выдернуло обратно.

— Ну? — требовательно спросил Киркпатрик.

— Похоже на Проклятие Призраков, — неуверенно начала Джинни, немного подумала и продолжила тверже: — Да, точно, Проклятие Призраков. Симптомы: сильный озноб, насморк, затрудненное дыхание, впоследствии — тошнота, головокружение, обморок.

— Неплохо, — кивнул Киркпатрик. — Как будем лечить?

— Можно просто очистить носовые пазухи и снять другие симптомы Бодроперцовым зельем. Но это долго. Поэтому я бы начала с Фините Инкантатем, а потом добавила бы Энервейт.

— Просто, но эффективно, — хмыкнул Киркпатрик. — Я ожидал большего, но и так неплохо. Следующий!

Джинни отошла в сторону и облегченно перевела дыхание. Надо же так пролететь — забыла контрзаклятие. Вечером надо будет найти его и повторить. Хотя надо совсем выжить из ума, чтобы в бою применять к противнику Проклятие Призраков.

Дома она, сидя в мягком кресле и прихлебывая горячий чай, жаловалась на это Гарри.

— По-моему, хорошая идея, — заметил он. — Когда от озноба трясет, не очень поколдуешь. Надо будет взять на заметку.

— Ты тоже ненормальный, — надулась Джинни.

— Тут мы друг друга стоим, — усмехнулся Гарри, отобрал у нее чашку, усадил к себе на колени и зарылся носом ей в шею.

Джинни сразу перехотелось ругаться. Она свернулась калачиком у него в объятиях и задремала.

Занятия продолжались, и приближался день выпускного экзамена. Джинни волновалась, у нее то пропадал аппетит, то она готова была есть целыми сутками. Ночами она не могла заснуть, вертелась в постели и постоянно будила Гарри, так что днем уже двое невыспавшихся молча сновали по кухне и старались лишний раз друг друга не злить. Готовить в этом доме практически перестали и перешли на бутерброды с чаем. А часы отсчитывали минуты, часы и дни — выпускной экзамен неумолимо приближался. Джинни казалось, что она с каждым днем глупеет все больше, и перед комиссией не сможет и двух слов связать, не то что вспомнить нужное заклинание.

В предэкзаменационную ночь она до рези в глазах при свете Люмоса перечитывала все свои конспекты. Наконец Гарри отобрал у нее палочку, пергаменты, не слушая протестующего и гневного бурчания, замотал в одеяло и уложил рядом с собой.

— Хватит, — припечатал он. — Ты все знаешь и все завтра сдашь. А сейчас спи.

— Я не могу, — жалобно пропищала Джинни.

— Тогда я тебя заколдую, — пригрозил Гарри. — Но у меня тоже нервы, так что могу перестараться, и ты проспишь свой экзамен.

Угроза подействовала, Джинни закрыла глаза и начала считать от десяти и до одного, чтобы заснуть. В сон она провалилась где-то между шестью и семью, но проспала недолго. Она подскочила еще засветло и несколько часов сновала по дому: то снова пыталась читать, то пробовала запихнуть в себя завтрак. В конце концов, не выдержала и отправилась в Министерство. В Атриуме выяснилось, что она такая не одна. Почти вся группа, точнее, то, что от нее осталось, собралась у одного из каминов и пугала ранних служащих бледными лицами. Наконец, за ними спустились, провели в лифт, потом — в здоровенный кабинет с огромной приемной.

— Мы будем вызывать по списку, — сообщила приветливая молодая ведьма в мантии лавандового цвета. — Вы заходите, отвечаете на вопросы и камином отправляетесь домой. О результатах вам сообщат письмом к вечеру.

Головы будущих колдомедиков согласно наклонились, но так и не поднялись. Опять потянулось выматывающее душу ожидание. Наконец, очередь дошла до Джинни. На негнущихся ногах она переступила порог, приветливая ведьма остановилась у нее за спиной. Во всем большом кабинете были только они вдвоем и профессор Киркпатрик. На столе за ним в беспорядке лежали какие-то связки трав, стояли полупустые колбочки и странные приборы.

— Обойдемся без теории, — начал он. — Задача — за двадцать минут поставить диагноз и вылечить пациента. Время пошло.

Откуда-то сзади блеснуло две вспышки, и профессор рухнул на пол, заливаясь кровью, а рот у него просто исчез. Джинни едва не рухнула рядом. Несколько секунд ушло на то, чтобы понять — это не розыгрыш и не иллюзия, еще две или три — на то, чтобы броситься к профессору и по-маггловски пережать руками рану на ноге. И только потом Джинни начала думать.

Нога разворочена, в ране видны осколки кости. Значит, надо очистить рану, наложить жгут... Нет, на это времени не хватит, потому что у Киркпатрика уже начал зарастать кожей нос — еще минут десять, и он просто задохнется. Значит, убрать лишнюю кровь и хватит. Потом — процедура понятная и знакомая: Вулнера санентур, настойка бадьяна. Хотя на настойку тоже времени нет. Джинни просто разжевала один стебель. От острого вкуса на глаза навернулись слезы, но она быстро смахнула их тыльной стороной ладони и выплюнула на розовую полоску шрама получившуюся кашицу. Глаза Киркпатрика удивленно и весело округлились.

— А что еще делать? — огрызнулась Джинни и занялась его лицом.

Следовало торопиться — одна ноздря почти заросла, и Киркпатрик дышал с трудом, его широкое круглое лицо потихоньку начинало багроветь. Это проклятие она знала — Оскауси. Контрзаклятие от него как раз повторила с утра. Джинни словно наблюдала за собой со стороны. Сама она тряслась от страха, но рука с палочкой выполнила нужный жест, внезапно незнакомый уверенный голос произнес заклинание. Киркпатрик фыркнул, медленно сел, шумно вдохнул обеими освободившимся ноздрями и выдохнул через рот, появившийся там, где ему и положено быть.

— А что с раздробленной костью делать будем? — ехидно поинтересовался он.

Джинни молча призвала флакон с костеростом и сунула ему в руку. Киркпатрик хмыкнул, глотнул, скривился, глотнул еще, вернул флакон Джинни и поднялся.

— Неплохо, — сказал он, посмотрев на часы. — Очень неплохо. Восемь минут и три секунды. Я бы сказал, это почти хорошо. Можете идти.

Джинни неуверенно кивнула и шагнула в камин. Дома она взахлеб рассказывала Гарри:

— Ты представляешь? Нет, ты представляешь? А если бы я не успела?

— Ничего бы не было, — отмахнулся Гарри. — Его за дверью двое целителей всегда страхуют.

— Не было там никакой двери, — возмутилась Джинни.

— Была, — расхохотался Гарри. — Просто под чарами.

Письмо пришло уже под самый вечер. В нем миссис Джиневру Уизли поздравляли с успешной сдачей выпускного экзамена и зачислением в Аврорат. По такому случаю они с Гарри откупорили «ту самую» бутылочку вина А наутро Джинни встала пораньше и, постаравшись не разбудить Гарри, отправилась в Министерство. Вернулась она быстро, довольная и веселая. Гарри уже проснулся и заваривал себе на кухне чай.

— За покупками ходила? — спросил он.

— Нет, — заявила она. — Подавала заявление в твою группу, — и с торжеством добавила. — Долиш его уже принял. Чего ты так смотришь?