Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Всё было в общем-то неплохо. Ровно до того момента, когда Аояма, вероломно дождавшись, пока Изуку откроет свой рот, взял и засунул туда сыр с запоздалым предложением его поесть. И вроде бы не было в этом ничего такого уж странного: уж не ему, с детства знакомому с Каччаном, удивляться. В их классе собрались весьма примечательные личности, далеко не всегда поступающие согласно его ожиданиям, но он чувствовал, что на этот раз это что-то иное.
Возможно сказывалось напряжение, в последние дни ставшее его постоянным спутником. Острое недовольство собой со стойким ощущением, что он мог лучше, намного лучше завершить последнюю миссию, ввергало его в смятение: он всё ещё никак не мог освоить доверенную ему силу. Переступив через своё желание самостоятельно во всём разобраться, Изуку направился к Всемогущему, готовясь спросить совета насчёт причуды. И заодно поинтересоваться невзначай о сыре.
Изуку пока не решался к нему зайти. Он не знал толком, что его останавливало, он же был уверен, что наставник обязательно даст совет и не станет над ним смеяться.
— …Не станет же? Самое главное — не начать бормотать. Да. Ну вот зачем он это сделал? Это было так странно... Может в самом факте наличия сыра есть тайный смысл? Или в его названии, нет, я забыл, какой же сорт там был… Он смотрел так проникновенно, словно что-то знает, что это может быть? — Изуку остановился, пронзённый неожиданной догадкой. — Неужели он прознал, что я разговариваю с фигурками?..
— Долбаный задрот, все и так это знают, чем ты там опять заморочился?
— Каччан! — Изуку, подпрыгнув от неожиданности, во все глаза уставился на хмурящегося друга детства. — Ничем, правда, я просто… Прости, мне срочно нужно к Всемогущему!
— Захлопнись! — Кацуки прервал поток бессвязных оправданий и потащил Изуку за собой, словно нашкодившего котёнка. — Сначала я выбью из тебя всю дурь.
* * *
Кацуки вольготно растянулся на диване и, с приятным чувством выполненного долга осматривая обновлённую причёску Изуку, принялся потирать ушибы.
— А неплохая тренировка вышла! Что скажешь, Деку?
— Мы можем поговорить о сыре? — Изуку посмотрел на Всемогущего так, словно от ответа зависела его жизнь. Ну, или, как минимум, пошатнувшееся психическое здоровье.
— Бакуго, мой мальчик, похоже, ты всё-таки перестарался, будь сдержаннее впредь.
— Чего?! — не понимая, почему он вообще должен оправдываться, Кацуки нахохлился под расстроенным взглядом Всемогущего. — Ему с причудой разобраться надо, а он сыром себе голову забил!
— Каччан, пожалуйста, если знаешь хоть что-то, скажи. Это очень важно!
— Отаку головного мозга не отпускает? Ты теперь решил и фромологом(1) заделаться? — Кацуки недовольно взирал на низко опустившего голову Изуку. — Жалкое зрелище.
— Ну… Если ты совсем ничего про это не знаешь, то тогда ладно…
— Сыр — это пищевой продукт, получаемый при трансформации определённых видов молока с использованием свёртывающих ферментов, молочнокислых бактерий и плавительных солей. В мире существует несколько тысяч различных сортов сыра и множество правил его подачи. Помимо использования в разнообразных кулинарных сочетаниях, имеет большое значение в истории, врачевании, искусстве и философии, — машинально опровергнув сомнения в его компетентности, Кацуки раздражённо уточнил: — Это всё? Мы можем, наконец, заняться делом?
— А что говорят французы о сыре? — Изуку кинул быстрый взгляд на подозрительно сузившего глаза Кацуки.
— Есть у них легенда о пастушке вроде тебя. Тот тоже забил себе голову всякой хренью и забыл про узелок с хлебом и сыром, который должен был отнести к пастбищу. Вернувшись в тёмную-тёмную пещеру всего лишь через несколько недель, он забрал испортившуюся еду и побежал в деревеньку Рокфор доказывать, что заплесневелый сыр — это вкусно, и вообще всё так и задумывалось. Ещё у них куча поговорок, в которых фигурируют короли и одноглазые красотки. Они на этом сыре повёрнуты, едят его днём и ночью, потому как он улучшает состояние мышечной ткани, положительно влияет на работу мозга, помогает бороться со стрессом, нормализует сон, а также является отличным афродизиаком, — закончил он и, наблюдая синхронное покраснение двух смущённых лиц, как-то совсем некстати вспомнил странную теорию одного Двумордого знакомого.
— Кхм, юный Бакуго…
— Ну что опять? Пусть сожрёт уже свой сыр и проспится наконец!
— Мидория, мой мальчик, он прав, всё же не стоит пренебрегать полноценным отдыхом. Я понимаю твои чувства, на тебя возложена огромная ответственность! — Всемогущий потянулся к Изуку, потрепав того по зеленоволосой макушке. — Не кори себя, ты обязательно со всем справишься.
* * *
Изуку ворочался в постели, перебирая различные события последних дней. Он честно старался сконцентрироваться на советах, данных ему Всемогущим, но мысли упорно возвращались к Аояме и его сыру. Бросив бесплодные попытки направить внутренний монолог в другое русло, Изуку попытался через своё впечатление об Аояме найти рациональное объяснение его поведению. В своём неудержимом желании блистать Аояма делал, что хотел и когда хотел, совершенно не задумываясь об оставляемом им впечатлении, так с чего бы этому странному поступку быть исключением? Просто ещё одно происшествие, в котором не было особого смысла. Это была вполне убедительная мысль, которая почему-то не принесла успокоения. Что-то просто было не так.
Изуку закрыл глаза, не особо надеясь уснуть. Щедро подпитывая его сомнения, чуткая тишина сгущалась вокруг тела, в котором предательски громко стучало сердце. Сон не шёл, тревога не отпускала, потому он даже не удивился, когда ощутил чьё-то давящее присутствие. Мерзкий звук царапающих ногтей разорвал тишину. Страх, словно какое-то юркое насекомое, мгновенно забрался к нему по позвоночнику и, судя по ощущениям, теперь гнездился где-то в животе. Стоило бы встать и проверить, что там за звуки, но Изуку не мог. Изуку уговаривал себя, что ему показалось. Не может же кто-то прямо сейчас стоять, смотреть на него и скрестись? Наверняка это просто ветка задела стекло.
Тук… тук… тук…
Тихие звуки пробрались в мозг и вкрадчиво уточнили, уверен ли он. Разумеется, Изуку уверен. Если не ветка, так голубь. Завтра он спросит у Коды, не потерял ли тот своего пернатого друга, и они вместе посмеются.
Тук… тук… скрежет… тук…
Голова наполнилась снисходительным согласием. Если уж ему удобно так думать, почему бы и нет? Тогда ничего страшного не случится, если он откроет глаза? Просто чтобы убедиться? Изуку оцепенел, не понимая, почему такое простое и логичное решение вызывает в нём безотчётный ужас.
Тук… тук… тук.
Внезапно наступившая тишина повергла Изуку в лихорадочный трепет. Его сердце заколотилось так отчаянно, будто хотело покинуть это глупое, обречённое тело. Казалось, за этим, заглушающим всё, стуком, он не услышит, даже если к нему кто-то подберётся. Он лежал без единого движения, ещё крепче зажмурив глаза, решительно отказываясь признавать, чьё лицо он ожидал увидеть, вздумай он их открыть.
Гнетущее ощущение присутствия схлынуло мгновенно, так что Изуку не сразу осознал, что действительно остался один. Кто бы это на самом деле ни был — он, должно быть, исчез, так что Изуку, наскрёбший таки щепотку смелости, открыл глаза.
Перед ним предстал привычный потолок его комнаты. Изуку привстал с кровати и быстро, не давая себе и секунды на размышления, подошел к окну и распахнул шторы. Там не было никого. А в лунном свете, заливающем его веранду, отчётливо виднелась надпись, выложенная сыром.
Я знаю.
Изуку вернулся в кровать. Схватив фигурку Всемогущего с её обычного места, он отрешённо стал перекатывать её в руках. Задумчиво разглядывая образ кумира, Изуку ясно понимал, что нет, он один с этим не справится. Он должен кому-нибудь рассказать. Первым на ум как всегда пришёл Каччан, но Изуку тут же откинул эту нелепую мысль. Достаточно было просто представить это насмешливое выражение лица и язвительные комментарии, которые бы непременно пролились на него щедрым дождём. Вздохнув, он предпринял очередную попытку найти разумное звено во всём произошедшем.
— Да как такое вообще можно объяснить? Ну, хорошо, хорошо, он знает… И хочет, чтобы я об этом тоже знал. Пробрался ко мне ночью на веранду, выложил надпись сыром, до этого долго стучал… Ну, конечно же, азбука Морзе! — Изуку, ругая себя за недальновидность, попытался сопоставить последние запомнившиеся звуки с буквами, с недоверием смотря на получившееся слово. — Один. Кто один, я? Он хотел дождаться, когда я буду один?! А причём тут сыр?
Изуку схватил телефон, быстро вбил в поисковой строке «тайное значение сыра», открыл первую попавшуюся статью и пробежался по тексту, тихо бормоча бросившиеся в глаза советы:
— Вы можете очаровать нужного человека, подарив ему кусок сыра… Благословите сыр молитвой, потом дайте по кусочку каждому из подозреваемых — виновный не сможет проглотить его, тем самым признав свою вину… Врачи шокированы, мужское бессилие исчезает за мгновение, никаких таблеток, нужно просто взять сыр и засунуть…
Решив, что на сегодня с него интернета хватит, Изуку выключил телефон, осторожно отодвинул его подальше и с безучастным видом улёгся в полной уверенности, что заснуть ему уже не удастся.
* * *
Ладони скользили по нежной поверхности, жадно хватаясь за исключительную гладкость. Бело-молочного цвета, воздушная словно безе, она обволакивала податливую плоть и будто таяла под трепещущим огоньком одинокой свечи.
Изуку нехотя отвлёкся от созерцания удивительно красивой фарфоровой тарелки, послужившей ему ложем, встал и зябко поёжился: геройский костюм Яойорозу, в который он почему-то был экипирован, покрывал преступно малое количество частей его тела. Похоже, он был на огромном подобии обеденного стола. Изуку приподнялся на цыпочках и огляделся, с нарастающей тревогой отмечая отсутствие ещё какого бы то ни было окружающего пространства. Он хотел подойти к краю стола и посмотреть вниз, однако так и замер с занесённой ногой: Аояма, полностью закрывая обзор непомерно большим лицом, возник откуда-то снизу и положил подбородок на стол, держась за него длинными, тонкими пальцами. Его губы, обычно крепко сжатые во всезнающей улыбке, были чуть приоткрыты; он был взволнован и в целом производил впечатление ребёнка, что немного смущённо вознамерился потребовать желаемое лакомство. Его дыхание окутало Изуку прокисшей сладостью, мигом сводя челюсти: из всего месива запахов удалось вычленить лишь шоколад, яичные желтки, жареные орехи и карамель. И сыр.
- Je te vois… mon précieux… En fait, j'aime le poivre vert.(2)
Изуку машинально поставил ногу обратно, не зная, как реагировать на слова, что звучали непонятно, но каким-то образом своей маниакальной сутью пропитывали всё его существо вязкой, панической субстанцией. Аояма же, тоскливо проследив за его движением, что-то удовлетворённо проворчал и, уже не отрывая от него глаз, неторопливо встал в полный рост, исполином возвышаясь над столом. В полной мере ощущая свою фатальную беззащитность под этим пристальным взглядом, Изуку растерянно всматривался в знакомые черты: светлые волосы, уложенные в аккуратную причёску; большие глаза, разгоняющие своим блеском подступающую тьму; вычурная рубашка, облегающая тело с истинно французской непринуждённостью — это был Аояма, бесспорно… И всё же было в его облике что-то неправильное, чужеродное, как будто кто-то решил влезть в него словно в костюм и теперь, с комфортом разместившись внутри, с еле скрываемым весельем гадал, скоро ли заметят его остроумную шутку. Очевидно, смотреть вниз ему уже было неудобно, так что он проворно сгорбился и, схватив вилку с ножом, начал сердито покачиваться из стороны в сторону, словно никак не мог занять положенное ему место за столом. Лёгкая игривость исчезла, сменившись нетерпеливостью, из подрагивающего рта потекла ниточка слюны.
- Обед, не заканчивающийся вкусным сыром, подобен красивой женщине с одним глазом.
Зловещее обещание прозвучало достаточно разумно. Какая-то частичка Изуку, что отказывалась соглашаться с этим укоряющим голосом, отчаянно посылала сигналы застывшему телу. Тщетно. Непослушные ноги приросли к тарелке, словно определяя его законное место, но, так или иначе, бежать было некуда. С плотоядного лица лохмотьями спадали уже ненужные остатки человеческого подобия, порождая животный ужас, который тяжело ворочался где-то на глубинном уровне его затухающего сознания.
Ощущение собственной беспомощности стало совершенно невыносимым; рот жалобно скривился; тихий скулёж, вырвавшийся из Изуку, всё нарастал, и теперь, в последней доступной ему попытке выразить охватившие его эмоции, он кричал прямо в эту неумолимо приближающуюся мерзость, до самого конца, пока она милосердно не исчезла вслед за серебряным росчерком острой изящной вилки.
* * *
Изуку резко распахнул глаза, возвращаясь в свою реальность. Испуганный, полностью дезориентированный, он пытался восстановить привычное восприятие себя и окружающего мира, но пока не ощущал тела и словно смотрел на себя со стороны: горячие слёзы извилистыми ручейками пропитывали подушку; широко раскрытый рот жадно хватал воздух; ледяные пальцы, в мёртвой хватке сжавшие одеяло, потихоньку расслаблялись под ласковыми лучами солнца.
«Это сон, просто сон, просто сон, просто…» — эта мысль панически билась в голове, вытесняя всё остальное.
Самоощущение наконец вернулось, и Изуку был готов прямо сейчас вскочить и побежать, чтобы дружески пожать руку Шигараки. Любую. Хоть все разом, только бы никогда больше не переживать ничего подобного.
Яркие вспышки перенесённого ужаса уносились прочь с каждым дуновением ветра. Изуку глубоко вдохнул, стараясь не думать, что после ночного визита Аоямы с его сырными откровениями, он абсолютно точно не только закрыл окно, но и задвинул шторы. Это был просто сон. Нехороший, неправильный, но всё же сон. Не то чтобы ему в первый раз приснился кошмар: Изуку до сих пор во всех возмутительных подробностях помнил один такой, где Каччан аккуратно брал его любимую фигурку Всемогущего, что-то тихо ей говорил, а потом разбивал и с умилением глядел на получившиеся осколки.
Кое-как собравшись, Изуку побрёл на занятия, на которые, конечно же, капитально опоздал. С легкостью игнорируя все внимательные взгляды, Изуку пробормотал какие-то банальные извинения и плюхнулся за свою парту, похоже, практически полностью исчерпав лимит своих эмоций. Лишь Аояма, подмигнувший ему и прошептавший «сюрприз», вызвал у него тихий нервный смешок.
После окончания классного часа, Изуку вместе со всеми пошёл на очередную тренировку по освоению причуды. Учитель Цементос показательно постучал по твердому бетону, в разнообразных формах покрывшему огромную площадь тренировочного зала, и проинструктировав их, направил в разные стороны.
Изуку апатично смотрел, как ребята отрабатывали новые приёмы. Воинственный клич Киришимы звучал непривычно приглушённо, но по большей части всё было так же, как и всегда: его одноклассники радостно крушили препятствия и друг друга. Он понимал, что ему следовало бы заняться тем же, но стоило только поднять руки, как они тут же безвольно опускались вниз. Изуку нахмурился: это было непохоже на него. Это определённо нужно обдумать. Было бы славно расположиться на этом мягком полу и просто размышлять, позволяя мыслям неторопливо растекаться по гладкой светло-серой стене…
— …застыл, ботан? Есть прогресс?
— А?.. Каччан, — Изуку чуть повернул голову на его голос, рассеянно делая мысленную пометку уточнить как-нибудь потом, не охрип ли тот случаем. — Нет, никакого. Прости, никак не могу сосредоточиться, понимаешь, то, о чём мы говорили…
— И это мой соперник? — Кацуки схватил за грудки Изуку, что раздражающе безвольной куклой подался в его сторону, и начал угрожающе шептать, набирая привычную громкость по мере того, как зеленые глаза напротив становились круглее с каждым тщательно проговорённым словом: — Чёртов Деку, сейчас же пошёл и быстро с этим разобрался, пока я не засунул этот долбаный сыр тебе прямо в…
— П-понял, Каччан, я всё понял, не волнуйся!
— Кто тут волнуется, совсем мозги уже растерял?.. — пробормотал Кацуки вслед слишком уж шустро убегающему Изуку. — Это что, седой волос был?
Изуку рванул в противоположную сторону, бессознательно прикрывая нижнюю часть тела. Только увидев, как Кацуки, неловко почесав затылок и сгорбившись, всё же побрёл в сторону других ребят, остановился и постарался перевести дыхание. В чём вполне преуспел, до тех пор, пока не услышал низкий голос, от которого его мгновенно бросило в холодный пот.
— Эй…
Аояма стоял вплотную к огромному бетонному монолиту. Облокотившись на него и подперев подбородок руками, он уставился на Изуку с загадочным выражением лица. Лёгкая улыбка изогнула губы, тело охватила мелкая дрожь, бёдра подались чуть назад, и блок пронзил мощный выстрел лазера. Взметнувшийся плащ всё ещё опадал мерцающей синевой, когда Аояма задрожал сильнее и сдавленно выкрикнул:
— Пупочный лазерный удар! ★
Из пояса и плечевых отверстий геройского костюма выстрелили новые лучи, искрошившие соседние глыбы. Аояма зажмурился и, закусив нижнюю губу, выдавил:
— И ещё.
Нестерпимо жгучее чувство стыда обожгло нутро Изуку, он обхватил горящее лицо руками и затравленно оглянулся, пытаясь понять, неужели только он видит это?
— Классный приём, мужик! — Киришима радостно махал им одной рукой, другой показывая большой палец.
Совершенно сбитый с толку Изуку повернулся обратно и увидел, как Аояма быстро двигал бёдрами, что-то сосредоточенно выжигая тонким лазером. Едва закончив, он с гримасой боли схватился за живот и рухнул на колени.
— Аояма, как ты? — Изуку бросился на помощь, однако его протянутая рука так и осталась висеть в воздухе: взглянув на неё, Аояма сжался и опустил голову ещё ниже, едва заметным кивком привлекая внимание к получившейся надписи. — Это на французском? Но я не…
— В тихом омуте черти водятся.
Сердце Изуку заныло какой-то особенной болью, отзываясь на уже набившую оскомину фразу. Он всё же помог подняться Аояме и, устремив на него вопрошающий взор, ожидал объяснений, впрочем, уже не вполне уверенный, что действительно хочет их услышать.
— Я знаю. Ты такой же, как я.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Изуку упавшим голосом. Аояма склонил голову набок, что-то насмешливое промелькнуло в его глазах.
— То, что твоя причуда тебе не подходит. Ты не мог контролировать её ещё при поступлении, не так ли, mon ami(3)? Ты постоянно калечишь своё тело, пытаясь её приручить. Я тоже страдаю от эффектов своей причуды. Так что мне всегда казалось, что мы похожи. В последнее время ты выглядел таким грустным и уставшим. И я просто подумал, а что могло бы тебя отвлечь? Знаешь, когда меня мучает бессонница, я просто съедаю сыр и voilà(4), все тревоги исчезают, как по волшебству! — Аояма усмехнулся и встал в нелепую, горделивую позу. — Я обожаю сюрпризы! Так что под покровом ночи я пробрался на веранду, и с присущим мне благородством бескорыстно оставил для тебя тот восхитительный сыр! — Аояма восторженно обхватил ладони Изуку и с придыханием спросил: — Так что ты скажешь? Тебе понравилось? ★
Изуку хмыкнул, со всей своей серьёзностью обдумывая полученную информацию. Только он открыл рот, ещё толком не зная, что скажет в ответ, как окружающий мир взорвался осколками вместе с вырвавшимся истерическим смехом, заставившим его согнуться пополам. Он прикрыл рот, безуспешно пытаясь скрыть громкие, булькающие звуки, но лишь упал навзничь, сквозь слёзы всматриваясь в размытые лица своих одноклассников. Видимо, сейчас он представлял собой исключительное зрелище, раз все уставились на него в немом изумлении. Все, кроме Кацуки, разумеется, потому как тот уже рванул в его сторону, взрывами придавая себе нужное ускорение. Он был слишком далеко, чтобы Изуку, как следует, мог рассмотреть выражение его лица, но справедливо решив, что вряд ли он так разогнался, чтобы как можно быстрее присоединиться к веселью, поспешил встать и объясниться:
— Т-так ты просто хотел меня поддержать, а я-то себе уже такого понапридумывал! Это было довольно шокирующе, и всё же, знаешь, когда я увидел тот сыр, сразу подумал о тебе! — Изуку наконец отдышался и впервые за эти долгие дни искренне улыбнулся. — Спасибо, твой сюрприз определённо удался!
Глаза Аоямы весело заблестели, уголок губ чуть дернулся вверх, весь его вид выразил крайнее самодовольство.
— Ах, не стоит благодарности, mon poivre(5)…
— Эй, Блонди, кончай ломать моего соперника!
Окинув напоследок довольного Аояму ласковой улыбкой, Изуку развернулся и побежал навстречу Кацуки, маша руками в примиряющем жесте.
— Каччан, всё хорошо! Понимаешь, он просто хотел меня подбодрить, ну, это же Аояма, конечно, это должно было получиться так экспрессивно!
Наконец-то всё начало обретать хоть какой-то смысл. Каччан что-то успокаивающе орал над ухом, стремительный поток стратегических приёмов привычно наполнял голову, так что Изуку устремился вперёд с уверенной улыбкой, как и полагалось настоящему герою. Давно пора заняться делом, он и так потратил достаточно времени на глупости.
Ведомый странным чувством, Изуку обернулся, вглядываясь в одинокую фигуру, оставшуюся позади. На один короткий миг это лицо, искривлённое смесью ужаса и надежды, с беспощадностью скальпеля врезалось в его сознание, устраняя всё, кроме безрассудного желания скорее вернуться обратно. Однако отчаянная мольба, плескавшаяся в глазах, быстро скрылась, лицо разгладилось и засияло дежурной улыбкой. Аояма снова подмигнул.
Развернувшийся, было, обратно Изуку запнулся и остановился, поражённый накатившей на него паникой. Он не мог отделаться от чувства, что он опоздал, словно что-то важное было безвозвратно утеряно. Аояма знал, и теперь Изуку, впервые видя жестокое выражение на знакомом лице, читал на нём ответ на свой невысказанный вопрос.
Уже поздно, слишком поздно.
Примечания:
Некоторые метки выставлены к предстоящим событиям, по крайней мере судя по тому, что творится в черновиках — будет ещё две главы. В следующей, кстати, будут спойлеры к 336 главе манги, в аниме этого ещё не было, будьте аккуратны.
Минутка задротства.
Советы по практическому применению сыра взяты из статьи Сырного эксперта "Завораживающая история сыра и колдовства". Кроме последнего, это скорее вольная интерпретация чего-то в духе "Пейте этот простейший отвар за две копейки, и болезнь уйдёт, вам надо всего лишь...перейти дальше по ссылке..." )
"Обед, не заканчивающийся вкусным сыром, подобен красивой женщине с одним глазом" — цитата Жана Антельма Брийя-Саварена, французского философа и кулинара, автора трактата “Физиология вкуса”.
Прошу прощения за мой французский, его спонсор — гугл переводчик) Я почти уверена, что всё в порядке, но если что, пишите)
1) Фромолог — человек, увлекающийся коллекционированием сырных этикеток.
2) Я тебя вижу… моя прелесть… Вообще-то, мне нравится зелёный перец.
3) мой друг
4) готово
5) мой перчик
Примечания:
Напоминаю о спойлерах к невышедшим сериям аниме, будьте осторожны. В остальном же — приятного чтения)
Аояма Юга часто спал и видел сны. Удивительно, как среди всех простейших человеческих потребностей он сохранил и приумножил именно её: тяга ко сну была совершенно неодолимой.
В этом непонятном нигде, в котором он находился, практически полностью потеряв ощущение времени и пространства, он всё-таки нашёл подходящее ему определение дня. Это было время, когда до него изредка доносились обрывки фраз, мелькали чьи-то образы. Они манили, но Юга никак не мог взять в толк, зачем ему пытаться до них дотянуться. Скользить по едва заметной серой спирали казалось предпочтительней. Не нужно было думать, не нужно было решать — окутавшая его пустота брала на себя все эти непосильные обязанности. И единственным чувством, на которое он в своём равнодушии казался способен, была усталая благодарность.
Словно восполняя апатию его однообразного дня, ночь великодушно одаряла его пониманием. Во мраке ему становилось предельно ясно, почему те образы так важны. Сны ошеломляли своей правдивостью: то, чего он страшился, то, чем он дорожил — всё сплеталось в единое сонмище ужаса и печали.
Его иррационально-тревожные сны, в которых он сжигал собственный язык или распарывал живот, парадоксальным образом чувствуя радость и освобождение, чередовались с иными. В них знакомые ребята единой гурьбой неслись куда-то вдаль. И Юга был среди них: свободный и не обременённый никакими заботами. Его друзья непринуждённо пихались и шутили так отчаянно, что он хохотал до слёз. Они смеялись вместе с ним, но постепенно их улыбки увядали; пожимая плечами, они уходили, напоследок с извинением бросая:
Ты не такой, как все, ты отличаешься.
В такие моменты он наиболее чётко ощущал присутствие того, другого. Убедившись, что Юга в полной мере напитается одиночеством, он утешающей тяжестью наваливался на плечи и с некоторой обидой шептал:
Но ведь ты не один, ты никогда больше не будешь одинок.
Ночь сменялась днём, Юга вновь терял смысл существования и опускался всё глубже и глубже. Терпеливо дожидающийся своей очереди, мрак бил наотмашь, выставляя напоказ и смакуя все его страхи, но в конечном итоге сильнее всего Юга боялся, что когда достигнет дна, его очередная ночь уже никогда не наступит.
Так или иначе, подобное времяпровождение действительно закончилось: место его пребывания трансформировалось в небольшую комнату, в которой не было никаких окон, только светло-серые стены и пол, да дверь. Последняя, будто компенсируя однообразную обстановку, смотрелась чрезвычайно эффектно: любовно украшенная изящными кармелитовыми завитушками, фривольно покрывшими более тёмную коричневую поверхность, она, тем не менее, являла собой апофеоз грозной мощи — отсутствие механизмов открытия лишь подчёркивало её неприступность, так что робко толкнувший её Юга убедился — она не поддастся.
Способность практически нормально мыслить во время его обычного дня вовсе не обрадовала: всё говорило о том, что Юга проиграл битву, о начале которой его никто не удосужился предупредить. Впрочем, это показалось ему подходящим временем, чтобы наконец отделить его реальность и вымысел, различными хитросплетениями выступавшим в его снах.
«Я - Аояма Юга, мне… Когда мне исполнилось четыре года, моя причуда так и не проявилась. Родители обратились к человеку, который мог давать другим причуды...»
Он достаточно хорошо помнил их подслушанный разговор: они тихо спорили, не подозревая, что он в ожидании предстоящего чуда никак не мог заснуть. Их сомнения в правильности этого важного решения показались ему надуманными: как и папа, он не мог ничего ответить на мамин вопрос, знает ли тот, как в их обществе обычно заканчивают беспричудные, но даже в свои четыре года прекрасно осознавал: больше всего на свете он хотел причуду — своего рода доказательство причастности к их необыкновенному миру. Всё же быть другим… слишком страшно.
Из последующих событий наиболее чётко Юга помнил властно протянутую к нему руку, постепенно закрывающую обзор; встревоженные лица родителей, когда стало ясно, что его тело отторгает причуду: при каждом её использовании живот скручивало просто невыносимой болью; и сильное чувство странной, ничем не объяснимой тяги к сыру.
Однажды перед сном он попробовал выпустить слабый лазер причуды, надеясь постепенно привыкнуть к боли, но она тут же беспощадно искрутила его внутренности, сводя на нет все его попытки. Окончательно разозлившись, он крикнул:
— Ну почему у меня ничего не получается?!
Потому что ты неправильно себя ведёшь! Ты должен воссиять и смело заявить всему миру о своём великолепии!
Возмущённый мужской голос, внезапно раздавшийся в его сознании, определённо не был похож на его собственный или же на внутренний, хотя он и не сумел бы точно сказать, как он звучал в голове. Потому произошедшему он смог придумать только одно объяснение и тут же спросил, надеясь получить немедленное подтверждение:
— Ты — причуда?
Да!
Юга испытал небывалый восторг: он, конечно, слышал о том, что причуды оказывают влияние на характер человека, но чтобы с этой силой можно было вот так разговаривать, словно с другим человеком? Почему мама с папой ему об этом никогда не рассказывали? Наверное, это что-то очень личное.
— Ты мне поможешь? Я очень хочу стать настоящим героем, но не понимаю, что я делаю не так.
Само собой! Скажи-ка, кто из героев тебе нравится больше всех?
— О, это Мисс Шутка! — как и всегда, как только речь заходила о его любимой героине, Юга взахлёб принялся тараторить: — Она пока ещё только помогает другим героям, но ты бы видел, как она расправляется с противниками! Они просто сильно смеются и совсем-совсем ничего не могут поделать! А ещё…
Нет, нет, нет, так дело не пойдёт… Мой дорогой, ты же француз, громкое плебейское выражение эмоций не должно вызывать у тебя подобного восторга. Вот в этом и кроется твоя проблема. Нужно быть утончённее, непринуждённее… Ввергать остальных в восхищённый трепет, оставляя их позади… прямо как этот замечательный лазер.
Юга очень расстроился, услышав подобное о Мисс Шутке: её заразительный смех, тёплое сияние улыбки, добрая хитринка в глазах — всё это делало его по-настоящему счастливым, и он не хотел от этого отказываться. Но также он не хотел, чтобы его отвергала его собственная причуда. Так что он решил довериться.
— Хорошо, я… попробую.
О, знаешь, тебе совсем не обязательно разговаривать вслух.
Это будет наш секрет?
Да. Наш секрет.
Наличие общей тайны согрело Югу неведомым огнём: у него, конечно, были хорошие знакомые, которых он в своём сердце несмело называл друзьями, но эта внутренняя связь определённо была особенной; то, что он испытывал, скорее походило на благодарность доброму старшему брату, которого у него никогда не было.
А знаешь, что ещё сразу выделяет истинного француза? Любовь к сыру.
Так это ты мне подсказывал? А я-то думал, почему мне постоянно хочется его есть! Вот пойду и прямо сейчас съем, да?
Да. Поешь-ка сырка.
* * *
Мисс Шутка всё же не покинула его: с некоторым удивлением он обнаружил мягкую игрушку с её образом в своих руках. Он помнил, как получил её: любимая героиня пока ещё не пользовалась всеобщим признанием, так что этот мерч пришлось изготовить на заказ. Не то чтобы с этим были проблемы, родители с радостью исполнили его просьбу.
Это был момент первого осознанного видения: он, всё ещё находясь в сером пристанище, одновременно видел и свою обычную комнату; глаза не отрывались от игрушки и, в отличие от этой, та, что находилась в его комнате, была грязной и казалась заброшенной. Игрушка приводила другого в задумчивое недоумение, тот словно силился что-то понять.
И сейчас похожий момент вновь настал, только теперь эмоция определённо была иной.
За всё это время существования в одном теле, они так и не слились. Юга всегда безошибочно отделял свои эмоции от чужих, варьировавшихся от скуки до одобрения. Иногда к его истерическому смеху присоединялся другой. Одно оставалось неизменным: тем, кто боялся — всегда был он. Теперь же у другого чувство страха вызывала обычная дверь. Или же то, что находилось за ней. Покопавшись в памяти, Юга вспомнил: в этой комнате отец принимал исключительно важных персон.
Его руки боязливо повернули дверную ручку, и тело протиснулось в узкий проём. Пред взором предстал просторный кабинет и сидящий в кресле мужчина, чьи черты в полумраке разглядеть не представлялось возможным. Он приглашающе указал на ближайший стул. Тело Юги не сдвинулись ни на миллиметр дальше двери, но гость, похоже, ничуть не обескураженный подобной неучтивостью, первым начал разговор.
— А вот и ты, Аояма Юга… Как тебе причуда, ты доволен?
— Да… Большое вам спасибо за неё.
— Собираешься поступать в Академию Юэй? Прекрасный выбор! Говорят, в этом году сам Всемогущий будет там преподавать. Будешь сообщать мне обо всём, что нужно, иначе я убью твоих родителей.
Будничность тона, которым была преподнесена угроза, заставила его сомневаться, уж не послышалось ли ему это? Зачем кому-то убивать его родителей?
— Нет, пожалуйста, я сделаю всё, что угодно!
Облегчение, сквозившее в голосе Юги, было настолько явным, а мольба настолько неискренней, что даже ему тошно стало, мужчина же на это лишь обнажил зубы в лукавой улыбке и уточнил:
— Эй, малыш Юга, ты всё ещё там? Может тебя больше заинтересует избавление от столь… неудобного соседства?
— Что?..
Мужчина добродушно засмеялся, раскинув руки.
— Миюме, рад снова тебя видеть! Ох, знал бы ты, как мне без тебя скучно. Вообще все эти причуды во мне такие скучные. В них нет… жизни. Мне даже как-то не по себе теперь без твоей реакции на Ному. Чувствую себя неполноценным, — вымолвив это неловкое признание, мужчина чуть подался вперёд и протянул руку. — Не хочешь вернуться? У доктора чрезвычайно интересный проект намечается.
Юга почувствовал, как его тело вжалось в дверь, а голова начала судорожно мотаться из стороны в сторону. Отчаянье и неимоверно сильное предчувствие надвигающейся беды обрушились на него, вызвав головокружительную панику: окружающее пространство стремительно вращалось, унося его вверх, прямо к этой знакомой властной руке. На мгновение видимость обычного человеческого образа исчезла, и Юга успел увидеть страшные рытвины шрамов, практически полностью покрывшие лицо, оставив нетронутыми лишь нижнюю губу и подбородок. Понимающая усмешка на этом лице казалась практически гротескной.
— Ну, нет так нет. В конце концов, Юга же француз, это как если бы ты мог воссоединиться со своей семьёй, да? — видимо, утратив интерес к этому разговору, мужчина откинулся назад и небрежно махнул рукой в сторону двери. — Иди и будь готов сделать то, что нужно. И без глупостей. Ты не один такой в Юэй.
Знакомые коридоры мелькали перед взором, но Юга был слишком потрясён, чтобы акцентировать на этом внимание: он не мог больше оставаться безучастным, он должен был что-то сказать.
Миюме…
Заткнись! Ты ничего не знаешь!
Голову Юги наполнили чужие воспоминания о воющих кусках мяса, небрежно сшитых и соединённых какими-то трубками: с торчащими наружу внутренними органами, нелепо грозные в своём порченом обличье, они всё равно ещё слишком напоминали людей. Чувство страха и агрессии чередовалось с жалостью и отвращением… и надеждой проскользнуть даже в такое, лишь бы не оставаться внутри этого человека, среди бесчисленного множества пустых, равнодушных лиц. Донёсшийся до Юги надрывный крик сводил с ума; он инстинктивно потянулся всем своим существом к источнику этого звука, но его выдернули из омута памяти, с силой бросив на пол серой обители.
Мне всё равно, пусть они сдохнут, пусть все сдохнут! Я ни за что не вернусь туда!
— Юга? Что случилось?
Взволнованный голос матери вызвал у обоих ступор, Миюме, впрочем, довольно быстро взял себя в руки.
— Ничего. Он просто дал мне пару наставлений насчёт причуды. Всё… не так просто, как я считал.
Мягкие стены и пол сжали Югу, лишив способности двигаться. Ощущение удушающей заботы перечёркивало всё желание противодействовать.
— У тебя ещё есть время передумать, может…
— Вы с папой так хотели, чтобы ваш сын мог следовать за своими мечтами, где же ещё я смогу засиять, как не в великолепной Академии Юэй? Не стоит так беспокоиться, лучше пожелай мне удачи. Мне пора!
Последнее пожелание матери прозвучало приглушённо, оставив за собой лёгкий шлейф тоски.
— Будь осторожен! И не забывай правильно питаться!
О, это уж непременно.
* * *
Юга понял, что Миюме успешно поступил в Юэй. Его глаза настороженно следили за всеми обитателями Академии: по всей видимости, сближаться с кем-либо в его планы не входило.
По редким моментам осознанного совместного времяпровождения, Юга успел составить собственное мнение об одноклассниках. Они были прекрасны. На своём пути к становлению героями, они падали и вставали, проявляя несокрушимую волю. Учителя же, несмотря на некоторые излишние, по его мнению, упрёки, заботливо направляли их вперёд к исполнению мечты. И Юга не мог понять, почему Миюме, будучи окруженным такими особенными людьми, их сторонится и упорно предпочитает его общество.
Тот, похоже, чувствуя его недопонимание, как-то пренебрежительно заявил, что считает всех их поголовно лицемерами, главными из которых выступали Изуку и Кацуки. Когда поражённый Юга спросил, с чего он это взял, получил в ответ лишь раздражённое пояснение, что от их бесконечного «я тебя одолею — нет, я всего лишь… — я всё равно тебя одолею — нет, я! — нет, я!» у него начинается мигрень, и закрыл эту тему.
Впрочем, к Изуку он приглядывался намного чаще. Очевидно, какая-то мысль не давала ему покоя.
А знаешь, он напоминает тебя в детстве… Такое же отторжение причуды… Правда калечится он с заметно большим энтузиазмом. Я слышал, его причуда проявилась совсем недавно, так что такое вполне вероятно. Но всё же странно…
Ты что, думаешь, Изуку — его шпион?! Этого просто не может быть!
Я же тебе говорил, все они лицемеры…
Причуда той же Тору намного больше подходит для подобного!
Да что ты говоришь, Миюме иронично фыркнул и продолжил, между прочим, невидимка — первая, о ком я подумал. Но она так навязчиво привлекает к себе внимание, так пытается влезть в каждый разговор, что я просто отказываюсь принимать её кандидатуру.
В тот раз они так и не пришли к единому мнению. Юга толком не знал, зачем он вообще спорил с Миюме, но сама мысль о том, что Изуку может быть шпионом, ввергала его решительное негодование, он просто отказывался в это верить.
Со временем Миюме перестал наяву донимать его своими версиями возможного предательства, не забывая восполнять отсутствие его реакции во снах. Несмотря на это, дни протекали довольно спокойно, пока однажды Миюме, скорбно вздохнув, не заявил:
Ох, знал бы ты, от какого жестокого мира я тебя оберегаю! Все эти бесконечные тренировки... Знаешь, классный руководитель — настоящий садист, постоянно заставляет страдать мой бедный животик. А тут ещё и нападение злодеев, ужас, натуральный ужас!
Что случилось? Кто-то пострадал?!
Да ничего такого, парочка раздробленных костей, немножко помятые лица... Куда деваться, договорённости всё же надо хоть немного соблюдать.
Юга, в последние дни пренебрежительно игнорирующий все разговоры о предателе, совершенно забыл, что один-то такой уже точно есть.
Да как ты…
О, не переживай, в следующий раз я обязательно дам тебе посмотреть. А пока набирайся сил. И поспи.
* * *
Когда настало время следующего предательства, кое-что пошло не по плану: Миюме не предполагал столкнуться с таким количеством наводящих на него ужас противников. Прежде чем он, стараясь даже не дышать, скрылся за каким-то валуном, Юга успел воочию увидеть, что из себя представляли так называемые Ному. Миюме совершенно не реагировал на его крики, и лишь когда некоторые из них ушли, начал подавать признаки реакции. К тому моменту злодеи успели схватить двух его одноклассников, нанеся остальным немыслимые раны.
Да сделай же ты что-нибудь! Их же там убьют!
Юга никак не ожидал, что Миюме действительно выпустит лазер в сторону злодеев, предоставив остальным шанс спасти заложников.
Миюме, ты…
Да... да, ты прав, нужно поддерживать образ храброго героя. Эти святоши точно меня четвертуют, если обо всём узнают, мне это пока ни к чему. Ну, полагаю, одного моего выпада будет достаточно.
Ребята моментально бросились в атаку, однако вернуть всех не удалось: Кацуки исчез в портале вместе со злодеями, оставив их с тяжким чувством поражения.
* * *
Юга сокрушённо разглядывал игрушку Мисс Шутки, водя пальцами по её широкой улыбке. Ему впервые пришло в голову задуматься над мотивами её поведения: может быть, она шутила так отчаянно, потому что хотела скрыть какую-то боль? Блёклое воспоминание о её заливистом смехе окутало его ласковым теплом. Нет. Это не отчаяние. Это обещание, что всё обязательно будет хорошо.
Будет ли? Горестное лицо Изуку, его душераздирающий крик, разнёсшийся над полем сражения, возвещал о невосполнимой утрате. Ярость поднималась в нём, и Юга, не желая гасить это сильное чувство, начал остервенело бить по стене.
«Если бы я там был… сам… Я бы смог, непременно смог всех защитить! Ещё при первом нападении!»
Стена безропотно сносила все его удары и, по мнению Юги, была непозволительно мягкой: он совсем не чувствовал сопротивления.
«А если я закричу, меня кто-нибудь услышит?..»
Юга выдохнул и, тихо вскрикнув, в немом изумлении уставился на свои руки.
«Почему нет крови?! Я… всё ещё существую?»
Его окатило волной легкого презрения.
Это и правда выглядит жалко.
Не вреди моим друзьям!
Унылый вздох Миюме поверг его практически в бешенство.
Это тем самым, с которыми ты даже не разговаривал ни разу?
Это не важно! Я не хочу, чтобы они страдали!
Маленький, глупенький Юга. Это не имеет никакого значения. Они будут жить, может, будут умирать, а ты всё равно останешься здесь. Ну, до поры до времени, конечно. Возможно, твоё предательство когда-нибудь откроется. Интересно, будешь ли ты к этому моменту способен на размышления?
Слова Миюме повергли его в болезненное изумление.
Моё предательство?.. Это же ты натворил!
Ха, ну я практически точно уверен, что ты мог бы остановить меня, если бы хорошенько постарался. Ты тоже виноват. Жалкий. Слабый. Сиди и смотри, раз больше ничего не можешь поделать.
Юга в изнеможении опустился на пол.
«Я виноват? Я мог это предотвратить? Я останусь тут навсегда?..»
Он вцепился в свою руку зубами, пытаясь заглушить зарождающийся вой. Он никогда не спрашивал Миюме, почему тот с ним так поступил и продолжает поступать, в этом просто не было нужды, но почему он никогда не пытался отсюда выбраться? Он с ненавистью уставился на дверь и, издав яростный вопль, принялся обрушивать на неё удары.
Ну и чего ты буянишь? Уже забыл о его угрозе? Разменяешь головы родителей на своих дражайших друзей?
Поглощённый паническими мыслями о своём состоянии, он совершенно позабыл о родителях, но теперь их дорогие, обеспокоенные лица встали перед ним. Ярость мгновенно схлынула, и пустую серую комнату наполнили тихие всхлипывания.
Боже, я так по вам скучаю…
Новые ощущения настойчиво привлекали внимание Юги: его настоящие, тёплые слёзы скатывались по щекам и капали на игрушку Мисс Шутки. Юга сжал её и решительно смахнул влагу со своих глаз.
Он всё ещё существует. Он не сдастся.
* * *
Кацуки вернули. Сражение Всемогущего со злодеем, известным как Все за одного, и его последующим пленением оставило Миюме совершенно равнодушным. На все вопросы Юги он лишь устало бросил:
Не будь наивным. Он в тюрьме лишь потому, что это один из многих вариантов давно спланированных им событий. Ничего не изменилось.
Время шло, Миюме учился, тренировался, не забывая веселиться. Казалось, ему доставляло какое-то особое удовольствие давать ребятам подсказки, и хохотать, когда все его намёки оставались непонятыми. Ребята, похоже, немного привыкли к эксцентричным выходкам Миюме, и всё дружелюбнее на него поглядывали. Юга же впитывал выражения их лиц до мельчайших подробностей, сберегая для себя мягкий свет их улыбок от тревог и понимания всей тщетности надежды, что когда-нибудь они смогли бы так посмотреть и на него. Он определённо знал, что Миюме использует это против него, но просто не мог перестать мечтать.
Ещё немного успокаивали мысли о родителях: ему достаточно было вспомнить детство, ведь это то, что произошло именно с ним, это всё же когда-то было. Предчувствуя приближение очередного кошмара, Юга надеялся встретить их хотя бы там. Это закончилось бы непременно ужасно, он не обманывался на этот счёт, но хоть на миг увидеть их стоило бы всех мучений.
Родители ему так и не приснились, вместо этого он вновь и вновь оказывался окружённым своими одноклассниками. Сгустившееся молчание нависало над ним тяжким укором, не оставляя и шанса на иное толкование, было ясно без слов — они обо всём узнали. Он робко тянулся к ним, пытаясь объясниться, но по их лицам, скрючившимся в брюзгливом негодовании, тут же осознавал: они не услышат, не поймут и не простят. Преисполненный отвращением к самому себе, Юга просыпался со сдавленными, виноватыми рыданиями, силясь постигнуть собственную душу: неужели это то, чего он боится более всего? Он пытался убедить себя в том, что мысль об их погибели волнует его несравненно больше, но какая-то зловещая часть его сознания цинично советовала ему принять самого себя и поскорее.
Его дни становились всё более обыденными, размышления практически не прерывались желчными комментариями и постепенно Юга осознал: снова что-то назревало. Перед глазами всё чаще мелькал Изуку; Миюме затих, сосредоточившись на сборе информации, однако, как только речь зашла о каких-то пулях, стал крайне дозировано предоставлять Юге доступ к внешнему миру, оставляя довольствоваться опостылевшей комнатой, да кошмарами, к которым Юга за столько лет так и не смог привыкнуть.
Спустя какое-то время бездумного, тоскливого ожидания стало ясно: что бы там ни произошло, всё закончилось. Из разрозненных обрывков сведений Юга понял лишь то, что герои при участии некоторых студентов уничтожили какую-то опасную группировку злодеев. Тогда же вновь объявился Миюме.
Эй, малыш Юга, до меня тут донеслась крайне занятная информация! Не зря мы с тобой подозревали Изуку, в нём тоже кто-то нашёл уютное убежище. Я так понял, их даже несколько!
«Несколько… вот таких?» - пытаясь унять паническую дрожь, Юга спросил: Это тоже… он?
Я этого не говорил. Но кому бы ещё быть к этому причастным? Но Изуку… Неужели такой добрый, милый мальчик может быть шпионом? Хотя иногда он на удивление туповат… Может он не понимает, что происходит?
Он часто увлечённо бормочет…
Вот, я тоже заметил! Он что, пытается с ними подружиться? Но ведь это так глупо, не правда ли? — не дождавшись ответа на свой риторический вопрос, Миюме продолжил: Нанесу-ка я ему визит вежливости, мне кажется, он совсем не понимает, с кем связался. Кстати, я уже всё подготовил. И мне действительно интересно, к чему это может привести… Должна же моя усердная практика причуды принести свои плоды?
Нет, не надо! Не трогай его, пожалуйста! - Юга пытался докричаться до Миюме, но тот, не реагируя на его мольбы, отрешённо начал готовиться к предстоящему кошмару.
Так, мой юный друг, вполне стандартный набор. Боишься бессилия, отторжения, кого-то обидеть, подвести, ну какой же хороший ребёнок. Страх разбитых фигурок? Я мог бы… Ох, нет, мне нужен серьёзный настрой. Вижу, мой сюрприз ты оценил по достоинству, да… А это что? Ну и воображение, откуда ты только взял такое? А, понимаю, нашёл-таки ту легенду о Рокфоре. А зачем ты полез читать о бунте овец и коров? Оу.
Его удивлённое молчание сковало Югу леденящим ужасом: что такое могло предстать перед взором Миюме, казалось, привычного абсолютно ко всему?
Надо было остановиться после тех замечательных сырных советов. Ты теперь просто мечта психотерапевта. Или его самый страшный кошмар, тут как посмотреть... Ну что же, как говорится, что нам дали, с тем и работаем. Пойдём, малыш Юга.
Прежде чем его глаза окончательно закрылись, Юга услышал последние напутственные слова Миюме.
Я верю, что ты сможешь извлечь из этого правильный урок. Это поможет. Всегда помогает.
* * *
Приятный запах щекотал ноздри, пробуждая счастливые детские воспоминания. Это определённо был киш, уж Юга-то точно знал: где бы он ни находился, он сразу же прибегал на кухню, чувствуя этот тончайший аромат песочного теста и нежной сырной начинки, прекрасно контрастирующей с острыми овощами и мускатным орехом.
Юга подался вперёд, едва сдерживая слюну, но увидел лишь несуразно одетого Изуку. Он как вкопанный стоял на тарелке и затравленно озирался вокруг.
Юга вспомнил, зачем он здесь находился. Едва возникший вопрос тут же получил ответ: Миюме определённо знал, как повергнуть Изуку в ужас, и решил использовать для этого непомерно огромный образ Юги. Очевидно, это было представление и для него: на какое-то время он впал в прострацию, пытаясь опровергнуть такую простую мысль: его собственного лицо, по всей видимости, пугало Изуку больше всего. Юга пришёл в себя уже когда его громадный образ нацелился на Изуку вилкой.
Вся эта обстановка, его слова и пристальный голодный взгляд приводили к единственному выводу: Миюме действительно собирался съесть Изуку.
Это огромное лицо Юги… То, что было его лицом, превратилось в нечто гниющее, кишащее какими-то паразитами, и с утробным рычанием стало надвигаться на застывшего Изуку. Полностью потеряв контроль при первом же его загнанном стоне, Юга рванул, сам не зная куда, он что-то кричал, о чём-то умолял и внезапно, как никогда сильно, ощутил присутствие Миюме. С чудовищным отчаяньем, обострившим все его чувства, он осознал: что бы там ни происходило с Изуку, Миюме это не волновало, очевидно, всё его внимание безраздельно принадлежало Юге — тот, так или иначе, давал ему всё, что было необходимо. Впервые их крик слился в единый вопль.
Но Изуку их не услышал.
* * *
Серый пол, услужливо растелился перед Югой, как всегда готовый принять всё, что бы тот ни дал ему. Содрогаясь всем телом, Юга кашлял, пытаясь исторгнуть из себя остатки чудовищного сна. Как это могло ему помочь? Что за урок он должен был извлечь? Это намного хуже всех его кошмаров. А каково сейчас Изуку?
Изуку!
Ты крайне вовремя!
Юга пытался осознать происходившее снаружи, но мелькавшие с безумной скоростью образы лишь вызвали тошноту.
Ахахаха! Я больше могу! Ты посмотри на его лицо, ну о чём он только думает?!
Внезапно Юга обнаружил себя, выпускающим тонкий лазер причуды в ближайший монолит. Реальность обрушилась на него, вызывая безудержное желание обладать этим миром, вкусить каждую частичку; он слишком давно не дышал. Юга старался заглотнуть как можно больше воздуха, урвать как можно больше впечатлений, потому что знал... что всё это скоро будет потеряно.
Увидев фразу, которую он неосознанно продолжал выжигать, Юга горько усмехнулся. Мог ли он упрекать Миюме? Чем он в итоге от него отличается? В своей эгоистичной попытке быть как все, он в должной мере платил за силу, которая ему принадлежала не по праву, но может теперь он сможет использовать её для чего-то действительно важного? Сосредоточив все свои ощущения на скручивающей боли в районе пупка, Юга завершил предупреждающее послание и рухнул на колени.
— Аояма, как ты?
Увидев его протянутую руку, Юга почувствовал себя совсем жалким. Ну, конечно, это же Изуку. После всего, что Юга натворил, он всё ещё беспокоится. Всё ещё пытается помочь.
«На это нет времени, он должен догадаться!»
— Это на французском? Но я не…
«Французский, почему… конечно же Изуку его не знает. Это же...»
— В тихом омуте черти водятся.
«Как… сосредоточиться… Дать ему понять. Он не один, я понимаю… разделяю с ним эту боль».
Всё ещё не в силах посмотреть Изуку в глаза, Юга задержал взгляд рядом, на россыпи веснушек и попытался вложить в слова всё своё чувство сопричастности.
— Я знаю. Ты такой же, как я.
Ну-ну, будет. Пусти-ка, я тоже хочу повеселиться.
Небрежно низвергнутый в своё посредственное пристанище, Юга обнаружил, что за недолгое время его отсутствия, произошли кардинальные изменения. В замешательстве осматривая трещины, сквозь которые настойчиво просачивался какой-то мрак, он услышал, как Миюме, искусно мешая ложь и правду, вызвал истерический смех Изуку, в котором звучали столь знакомые ему нотки страха и облегчения. Он хорошо знал, что будет дальше. Умиротворение, доверчивым клубком свернувшееся в груди Изуку, будет выдрано и демонстративно превращено в кровавое месиво.
Нет, ты это слышал? Он благодарит меня за тот сюрприз, едва сдерживая смех, Миюме продолжил: Похоже, та информация о нескольких личностях у него в голове была ложной. Нет там никого. Ни-ко-го. Все, увы, покинули сей дом. Ладно, подожди, сейчас я его.
Юга не то со страхом, не то с надеждой ждал осознания кошмарного намёка, но оно так и не появилось: Изуку немного нервно, но вполне дружелюбно улыбнулся и, повернувшись к нему спиной, поспешил прочь.
«Миюме же на этом не остановится? Он всегда идёт до конца!»
Но тот молчал. А Изуку уходил всё дальше.
Как он может вот так просто уйти, почему он уходит?!
Раскатистый хохот Миюме, варварски сминая стены, сотряс комнату. Вырванная дверь единым тяжёлым куском рухнула рядом с Югой. Поток света хлынул в образовавшуюся брешь, пронзая неряшливые пучки мрака и вынуждая их сиротливо жаться к его ногам.
Ох, прости, ты и правда думал, что он что-то поймёт? Видишь ли, малыш Юга, каждый видит только то, что хочет видеть. Ты посмотри на эту целеустремлённую походку! Думаешь, ему есть дело до тебя? Он тебя даже не знает. Никто из них тебя не знает.
Нет, нет, не надо! Не бросай меня! - вскричал Юга и в совершеннейшей панике ринулся вперёд, отбрасывая обломки стен, жестокие слова, собственную слабость — всё, что могло удержать его в этом погибающем месте. Он так ясно видел, как Изуку, услышав его, поворачивается обратно, что когда это действительно произошло, инстинктивно попытался разглядеть в этой, несомненно, прекрасной иллюзии её очевидные признаки. Но нет, ощущения от этой реальности были слишком настоящими, почти осязаемыми, и Юга с замиранием сердца понял, что Изуку действительно смотрит на него.
Расширенные от ужаса глаза Изуку было последним, что он увидел. Под тихий издевательский хохот его поволокло куда-то во тьму, в которой больше не было ни странной серой комнаты, ни непреодолимой громоздкой двери, ни лиц дорогих ему людей.
Примечания:
Юга написал «il faut se méfier de l’eau qui dort» — аналог нашего «в тихом омуте черти водятся», но если переводить как есть, получится что-то вроде «следует остерегаться спящей воды». Кстати, японский вариант этой пословицы «寺の隣に鬼が住む» — «по соседству с буддийским храмом живут черти». И вот эти самые черти тут представлены кандзи 鬼 (демон, призрак, дух). И помимо этих значений, это ещё и ключ к иероглифу 魅 (пленять, очаровать), который произносится как «ми», так же как и первый слог имени Миюме. Я уже похожа на того мемного мужика с теориями заговора?)
Имя Миюме состоит из двух иероглифов:
造 (изготовлять, создавать).
夢 (сон, мечта, иллюзия). А ещё так называется японский вариант буддийской концепции «пустоты ума», обозначающей, в том числе, и отсутствие постоянного «я» у личности.
Фамилия: 恐 (страх), 糾 (разузнавать) — и это предполагает обширное знание о природе страха.
Меня терзают смутные сомнения по поводу правильности моего чтения кандзи) Мне хотелось подходящее имя и фамилию, потому что его причуда — создавать сон на основе индивидуального страха, причём его содержание будет соответствовать его целям. Это не обязательно должен быть кошмар. С тем же успехом он мог бы показательно обезвредить какую-нибудь хтонь. Или устроить показ чего-то вроде «Очень страшного кино». И да, для этого нужно заставить жертву съесть сыр с внутренним намерением использовать причуду.
…
Так, Ииды поколениями пили апельсиновый сок, чтобы быстрее гонять, так что, почему бы и нет)
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу