Когда медицина бессильна (джен)

==========

Первое, что делает Дерек, когда их с Корой отпускают из участка, звонит старшей сестре. Та уже должна быть в курсе, что случилось что-то непоправимое, но он обязан ей всё рассказать. Он рыдает в трубку, захлёбываясь слюнями и чувством вины, пока Кора перебирает его волосы и что-то успокаивающе шепчет.

Лора отвечает едва слышно, будто задыхаясь, что скоро приедет.

Ей всего двадцать два. Она только что получила свой диплом и готовилась открыть маленькое кафе в Сан-Франциско, из которого потом планировала вырастить целую сеть. Это было до вчерашнего дня. До той адской боли, которую принес разрыв связей практически со всей стаей. Это было до того, как её глаза окрасились в красный цвет.

Сейчас она ясно чувствует только две ниточки: Дерека и Кору. И едва-едва ощущает отголосок связи с Питером. Он единственный остался у них из старшего поколения. Теперь нет ни родителей, ни бабушки, ни деда. Как нет и мелких, годовалых близнецов. Никого из большой семьи не осталось…

Когда звонит Дерек, Лора практически справилась с той ужасающей пустотой, которая осталась на месте стаи. Он рассказывает в подробностях, что произошло, когда он поехал отвезти Кору к подружке на ночёвку. Рассказывает, что его девушка, Кейт, оказалась из семьи охотников. Рассказывает, что всё случившееся — его вина. Рассказывает, что должен был предугадать, предусмотреть. В его голосе нет ни намёка на того жизнерадостного мальчишку, с которым Лора разговаривала в начале недели.

Она тихо говорит, что приедет, как только соберёт вещи и заправит машину. Дерек не отвечает.

* * *

В больнице Бейкон Хиллс светло и тошнотворно чисто. Запах антисептика и анальгетиков забивает обоняние и лишает возможности связно мыслить. Или, может быть, связно мыслить мешает вид дяди Питера. Он лежит на больничной кушетке в тонкой хлопковой сорочке под казённым одеялом. Такой хрупкий сейчас, такой беззащитный. Левая сторона лица, не опалённая огнём, иссиня-бледная. Правая — розово-алая, расплавленная. Дерек сжимает руки сестёр, пытаясь одновременно поддержать и их, и себя. Но это не помогает: Кора с тихим плачем опускается в кресло для посетителей и прячет лицо в ладонях.

Конечно, все те, другие, настаивали, говорили разные умные слова и приводили правильные доводы. Состояние нестабильное. Сложно перевозить. Нужен уход. Будет занимать много сил. Вы так молоды. Он вас не узнаёт.

Предлагали оставить его тут, в этом проклятом всеми богами Бейкон Хиллс, по которому до сих пор разгуливает эта спятившая семейка охотников… Даже не обсуждая это с остатками семьи, Лора подписала все необходимые бумаги, чтобы забрать дядю отсюда. Если Дерек и Кора откажутся помогать, она справится и сама: в Сан-Франциско у неё есть благоустроенная квартира в центре города, есть собственный счёт, с которого она уже сейчас сможет оплачивать лечение и сиделку.

Но Дерек и Кора, разумеется, согласны с её решением. Пусть Питер никого не узнаёт (и даже не видит), они-то помнят, кем он им приходится.

Помнят, как он играл с ними в настольные игры, как помогал с уроками и как читал перед сном. Помнят, как давал советы, — как правило, слишком заумные для прямолинейного Дерека и болтливой Коры. Помнят, как он улыбался им своей хитрой, но тёплой улыбкой. Помнят, как блестели его голубые глаза, когда дети рассказывали очередные школьные истории…

У них есть неделя, чтобы всё организовать.

После похорон Дерек уезжает первым: ему нужно подготовить квартиру к приезду дяди, найти подходящую клинику и сиделку, разузнать о школе для Коры. Лора же остаётся в Бейкон Хиллс — как официальный опекун и сестры, и дяди. Она занимается оформлением бесконечной череды бумаг, встречами с юристами и управляющими, представителями банка и детскими психологами. Она лавирует между сверхъестественным миром и официальными властями, и ей некогда думать обо всём произошедшем.

За безумные деньги Лора нанимает такси для перевозки лежачих пациентов, чтобы переправить Питера в новую клинику, где его уже готовы принять.

Ей безумно страшно отправлять дядю с неизвестными людьми, но она вынуждена остаться в городе, чтобы закончить все дела. Отправить Кору тоже невозможно — она ещё совсем щенок даже по меркам оборотней, не говоря уже об общепринятых человеческих. Можно было бы вызвонить Дерека, но тот должен быть в Сан-Франциско на переговорах с местной стаей.

Она уже в отчаянии, когда раздаётся звонок с неизвестного номера:

— Лора Хейл?

— Да. Кто это?

— Меня зовут Алан Дитон. Возможно, вы меня не помните…

— Я помню вас, — перебивает Лора, — вы несколько раз приходили к моей матери, когда…

— Именно так. Лора, я знаю о вашей сложности с перевозкой Питера. Если хотите, я мог бы поприсутствовать.

Через несколько часов, когда вопрос "оплаты" подобной услуги урегулирован, Лора провожает дядю в Сан-Франциско. Перед дальней дорогой она целует его в лоб и незаметно вытягивает боль, чтобы хватило хотя бы на несколько часов. Потом его встретит Дерек и тоже сможет помочь.

* * *

С тех пор минуло восемь месяцев. Два из них Питер провёл в небольшой частной клинике, в палате интенсивной терапии. Когда же врачи удостоверились, что сделали всё, что было в их силах, племянники забрали Питера домой.

И потихоньку жизнь семьи Хейл вошла в колею: Лора перед уходом в кафе, которое она всё-таки открыла, проводит несколько минут возле Питера, забирая его боль и немного разговаривая; после школы Кора заглядывает к нему и рассказывает, как прошёл её день; вечером, после колледжа, Дерек тоже сидит с дядей, залечивая его раны. Дереку сложнее всего: он тянется к дяде, хочет рассказывать ему о своих переживаниях, но очень стесняется общения с безответным пациентом.

Весь день же Питер проводит в компании своей сиделки — юной волчицы из местной стаи. Она вводит ему все прописанные питательные растворы и лекарства, моет его, меняет катетеры по мере необходимости, делает массажи и другие процедуры. Это сотрудничество — своеобразный акт доброй воли, подтверждающий возможность лёгкого и безболезненного сосуществования двух стай на одной территории.

А раз в неделю Лора вызывает лечащего врача, чтобы тот проверил состояние своего стабильно тяжёлого пациента.

В целом, всё гораздо проще, чем Лора думала изначально. И гораздо тяжелее. Невыносимо видеть, как, несмотря на все усилия, Питер так и остаётся безучастным ко всему, неспособным на регенерацию. Мила — сиделка Питера — увещевает, что надо только подождать, надо дать ему больше времени, надо помочь ему в исцелении. Тогда Питер вернётся к племянникам.

И однажды вечером, когда Дерек возвращается с вечерних занятий и по привычке заходит к дяде, он видит, как дрожат ресницы дяди в попытке приоткрыть глаза…