Ящерица (гет)

Зачарованный лес, 1983 год по «нашему» исчислению.

В сухой гномьей шахте по стенам и на потолке поблескивали жалкие крупицы некогда щедро рассыпанной здесь волшебной пыли. Тишину мог разорвать даже мышиный писк, случайно покатившийся камушек или капля, упавшая со сталактита, что уж говорить о звонком, уверенном посвисте. В глубине, за грубо отесанными прутьями импровизированной решетки лежал на полу, подсунув под голову тканевый сверток, тот, кого в этом мире боялись как огня. Он и очутился в плену из-за чужих страхов, застящих глаза — и даже здесь внушал своим пленителям ужас.

Румпельштильцхен — так звали его на деле. Темный маг — так было бы звать его верней.

Неожиданно свист стих. Румпельштильцхен приподнялся на локтях, цепким взором присматриваясь к полумраку. Со стороны он напоминал старого тощего кота, загадочно уставившегося в пустоту. Впрочем, внимательный взгляд мог приметить слабое колыхание воздуха, а взгляд, сплетенный с магией, — грязно-серое марево то ли видения, то ли портала.

Румпельштильцхен недолго смотрел на это явление, а затем резким движением вскочил и кинулся к решетке. Худые зеленоватые пальцы с длинными черными ногтями вцепились в прутья.

— Кто ты? Покажись!

Он хорошо знал, что колдовать в пещере можно лишь за пределами его тюрьмы, а значит, тот, кто создал видение, прятался в гулких коридорах. Так, по крайней мере, подсказывала логика.

Но коридор шахты безмолвствовал и оставался недвижим. А вот видение — нет. Из колеблющегося марева слышалось бормотание вперемешку со сдавленными рыданиями. Румпельштильцхен вынуждено прислушался и медленно оборотил свой взор и слух туда.

— Кыш! — нетерпеливо взмахнул он рукой, снова опустился на пол и прикрыл глаза. Этого могло бы хватить, будь видение простым миражом, бредом, догнавшим его в подземелье. Однако полурыдания, полувздохи становились все настырнее и громче.

— А можно ускорить наложение проклятия? — вопросил воздух Темный, не открывая глаз. — Как знал, не стоило связывать с этой недоучкой… Ну что тебе, что? Только не говори, что я в этом новом мире буду занят торговлей детьми. Нет. Нет, я сказал.

Бормотание и мольбы не прекращались. К вящему раздражению Румпельштильцхена к ним добавился едва слышный звук у его плеча — звук, знакомый настолько, что маг резко сел и открыл глаза. Словно шепот смешался с шипением рассыпавшегося песка. Маг обреченно повернул голову и боковым зрением заметил дрожащую тень.

— Объяснишь мне, что это? — с плохо скрываемым раздражением спросил он.

— Это наш старый долг, — проговорил над его ухом чей-то голос, а на его плечи словно легли руки, тяжелые и невидимые.

— Это твой старый долг, — веско возразил Румпельштильцхен.

— Ц-ц-ц, — словно тень покачала пальцем и поцокала языком. Тяжесть на плечах стала сильнее. — Наш долг, наш, Румпель.

— С этим, — маг плавным жестом указал на морок, — я договора не заключал.

— Ты же знаешь, — с нарочитым, едва удерживаемым терпением произнес голос, — все долги Темного — твои долги.

Румпельштильцхен зло и досадливо скривился, а голос меж тем продолжил:

— Просто сделай, что он просит.

— Кто? Этот? — маг ткнул пальцем в человека, плохо видного сквозь пелену.

— Этот. Между прочим, он король.

— Еще один.

— О да, я знаю, тебе не привыкать. Так что… сделай и все.

— Я ему ничего не должен.

— Мы должны, — тень за плечом Румпельштильцхена будто набухла и нависла над ним, сгущая и без того плотную темноту. — Долг любого Темного — долг всех Темных.

— Он просит ребенка. Где я возьму ему ребенка, сидя здесь, — маг показал пальцем в пол своей темницы, — без магии?

— Да уж найди! Ты же тот еще хитрец, Румпель!

— Хм. Как думаешь, за час я управлюсь? — хитро прищурился тот.

— Вряд ли. Но…

— Вот и прекрасно! — перебил маг тьму. — Через час я буду в мире без магии, где даже тебя не услышу!

— Но долг-то останется! Долг, Румпель! Мы должны! Ты должен!

— Пусть посчитает проценты, — беспечно ответил маг, — когда дойдет до двухсот, я верну ему двух младенцев.

— Нет! Этот долг… Я обещала!

— Не будешь в другой раз разбрасываться своим словом.

— Ты не понимаешь! Если этот ребенок не родится, миру настанет конец!

— Это не мой мир.

— Он должен родиться!

— Без моей помощи — пусть рождается.

— Румпельштильцхен!!!

— РУМПЕЛЬШТИЛЬЦХЕН!!!

— А?!

Маг отскочил от решетки, на которую оперся плечом, пока спорил с Тьмой.

— Румпельштильцхен! — подле прутьев едва не заходился в рыданиях принц Дэвид — тот самый, который и принцем стал благодаря магу, но сам же этого мага и пленил.

— Зачем пришел? Не видишь — я занят. И ты бы занялся делом — до проклятия считанные минуты!

— Румпель… штильцхен…

Пока принц еле выговаривал имя, Тьма за плечом мага стушевалась, сжалась, вытянулась, будто предчувствуя грядущее.

— Румпель… что… что это?!.. Посмотри!!!

— Откуда я знаю, что это? — возвел очи к потолку тот. — Ты же не показываешь, мой принц.

Дэвид дрожащими руками приблизил нечто, обернутое тряпицей. Румпельштильцхен через решетку протянул руку, длинным ногтем то ли с осторожностью, то ли брезгливо откинул угол и как-то странно крякнул.

— Ну и что это ты мне принес под занавес этого мира?

— Это ты мне поясни, что это!!!

— Кхм. На вид похоже на ящерку, — и маг с диким хохотком поднял на принца свои глаза — желтые, с вытянутыми змеиными зрачками.

— ЭТО — НЕ ЯЩЕРКА.

— Попроси его сюда, — шепнула Тьма за плечом мага.

— Зачем? — бросил тот невнятно.

— Что — зачем?! — взвился Дэвид. — Ты не видишь?! Это — дракон!!! Дракон, понимаешь! Маленький дракон!..

— Затем, что это не дракон, — настойчиво проговорила Тьма и сжала плечи Румпельштильцхена так, что он зашипел от боли.

— Ну-ка, дай его сюда.

Протиснутый через прутья сверток неожиданно увеличился и невнятно вякнул.

— Оу, — Румпельштильцхен раздвинул ткань, бережно держа свою ношу. — Мой принц, а у тебя сын.

— Что?.. — опешил Дэвид.

— Так вот как вам откликнулось то ма-а-аленькое хулиганство с яйцом Малефисенты… Хах.

— Мы нашли его!!! — Тьма взвилась, заполоняя собой все вокруг. Сверток — точнее, сын принца и Белоснежки, — захныкал и вознамерился громогласно высказать свое мнение по части творящегося беспорядка.

— Этого не может быть… — Дэвид вцепился побелевшими пальцами в прутья. — Отдай его мне!

— Да забирай, — и на той стороне решетки плачущий младенец снова стал пищащей ящеркой.

— Румпельштильцхен! — в отчаянии вскрикнул Дэвид, держа сверток на вытянутых руках.

— Да не кричи ты так… сам же хотел сына… — проворчал маг, что-то прикидывая в уме.

— Забирай, отдадим и забудем! — нервно шелестела Тьма за его спиной.

— Мне нужен сын… я хочу сына… — взвыл морок нечеловеческим голосом.

— Тебе остается только отнести его в дерево и… — начал маг.

— В дерево попадет моя дочь, — жестко отрезал Дэвид. — А это родилось с ней вместе.

— А, — Румпельштильцхен с новым интересом уставился на сверток.

— Но он же… он же…

— Он твой сын, маленький сын-дракон, — пояснил маг все еще не до конца понимающему происходящее Дэвиду.

— Это не может быть моим сыном! Это… это… дракон!

— Да, это дракон. Но твой сын.

— Нет!

— Так что ты хочешь, мой принц? Ты хочешь, чтобы я это спрятал? Ты отдаешь это… мне?

— Да! Что угодно проси!

— За твоего сына заплатят другие, — неожиданно сказал маг странным, звучным голосом, и его руки по-хозяйски сграбастали сверток. — А мое молчание не продается. Иди.

Дэвид хотел что-то еще спросить. Он со странной смесью ужаса и отчаяния смотрел на начинающего ныть младенца. Его руки дернулись, чтобы выхватить ребенка, но перед глазами встал красный чешуйчатый малыш-ящерка, и руки сами опустились.

— Ты дочку-то спрятал? — скрипучим голосом напомнил Румпельштильцхен, и, сглотнув, Дэвид помчался прочь.

— Перестань говорить за меня, — тем временем проворчал маг в темноте. — Ну кому там сына не хватало? Драконом он будет доволен?

— В том мире нет больше драконов, — промолвила Тьма. — И магии больше нет.

— Хороший мир. Похож на…

Румпельштильцхен не договорил. Его мир, мир магии, Тьмы и драконов накрыло проклятие.

«Наш» мир, конец 1980х

Солнце заливало лес, небо распласталось над бескрайними просторами, а маленький черноволосый мальчик прятался от жары под сводом пещеры. Его родители устроили привал у ее входа и по привычке посчитали, что устных указаний «не лазить внутрь» — достаточно. Мерлин и правда был тихоней, вот только сейчас ему показалось, что это папа зовет его едва слышным шепотом.

И Мерлин пошел.

Пещера была не глубока, не темна и не холодна. Мерлин медленно двигался за отблесками невидимого пламени, тревожно скользящими по стенам.

— Мерлин…

Шепот прозвучал над самым ухом.

Мерлин обернулся и уперся в стену. Порода будто стекала ровными каплями, образуя неестественно правильный узор. Мальчик провел пальцем по стене, поскреб впадинку… и камень неожиданно сдвинулся.

На удивление, Мерлин не испугался. Он боялся многого: американских горок, пчел, каких-то мультяшек, а ярко-оранжевый круглый глаз перед самым лицом не напугал, только заставил вздрогнуть от неожиданности.

Глаз медленно моргнул. Где-то в стороне покатились камешки.

— Ну здравствуй, Мерлин, — шепот был совсем рядом, отражался от стен пещеры и обволакивал со всех сторон.

— Здравствуй, — язык и так-то плохо слушался, а от волнения и вовсе забыл, как ложится, чтобы произнести «р».

— Ох ты, малыш… Как страшно оставлять этот мир на такого малыша…

Мерлин замер, вслушиваясь в странные речи.

— Но ничего. На смену нам в Камелот придет другая магия — ее принесет твой король… Ты, главное, найди эту чертову ящерицу… дай ей подрасти как следует… И не отпускай никуда, слышишь?!

И глаз сомкнулся. Мерлин ждал, когда он снова откроется, но вместо этого стена перед ним растворилась, открывая широкую пещеру. Откуда-то послышались крики родителей: он же обещал не уходить! Мерлин едва не споткнулся, бросившись бежать к выходу: под ногами блеснула круглая пластина. Что оставалось, кроме как подобрать?..

Он знал, что добром эта поездка не кончится.

Так же, как знал и то, что Титаник обречен, или то, что Германия капитулирует в мае 1945, а он сам до этого не доживет. Сколько ему в тот раз было — тридцать четыре, тридцать пять? Да, тридцать пять, точно. Всего на десять лет больше, чем в тот, первый раз. Тот, который у нормальных людей обычно первый и единственный. Но то у нормальных. И людей.

Он, Артур Пендрагон, давно не относил себя ни к тем, ни к другим.

Так что да. Он знал. Но. Это ничего не меняло и не могло изменить. Уж это-то он за столько веков точно усвоил. Как и то, что Мерлина в это лучше не посвящать. Совсем. Меньше будет жертв и разрушений. Гораздо меньше.

Тем более, что до свадьбы Мерлина и Морганы остался месяц. И если всё сорвется, Моргана и со своего благоверного, и с него, горемычного, шкуру живьем сдерет — не поленится. И в общем-то ее можно понять. Моргана и Мерлин шли к этому… лет пятьсот?

К тому же, даже если всё будет совсем плохо и он погибнет, на остальных это не скажется. Никогда не сказывалось.

Это всегда, при любых раскладах, оставалось неизменным. Как и то, что Мерлин всегда появлялся накануне его совершеннолетия. День в день. А ему самому ни разу не удалось умереть собственной смертью. Один раз он, правда, умудрился дотянуть почти до восьмидесяти и умер в собственной постели, но после того, как стараниями Мордреда сломал шейку бедра. Мордред клялся тогда всеми богами былого и грядущего, что он этого не планировал и уж тем более не хотел. Давно не хотел. Еще с позапрошлого воплощения. Правда, того факта, что Мордред прямо или косвенно всегда являлся причиной гибели Артура, это никак не изменило.

Со временем Мордред стал воспринимать происходящее как кару свыше и прилагал просто титанические усилия, чтобы не допустить его гибели. А потом, после, очень переживал и винил себя во всех смертных грехах. Сам же Артур относился к этому философски. Еще одна константа. Не более того.

Так что ничего особо критичного не случится, даже если звезда Формулы 1 — Артур Пендрагон — убьется в Поднебесной к чертям собачьим (Да нет, не убьется. Максимум покалечится. Это он тоже знал.).

Все просто проживут отмеренный им в этом воплощении срок, а когда последний из их компании отойдет в мир иной, всё начнется с начала. И на Туманном альбионе один за другим появятся на свет два мальчика, Мерлин и Артур. Через 17 лет они встретятся, и мир снова обретет Великого Мага и Короля Былого и Грядущего. Правда, даже не узнает об этом.

Да, Артур очень надеялся, что неожиданностей больше не случится. И они все, в той, новой жизни, встретятся дома, в Англии. Еще одного захода на земле Майя… — или кого там?.. — он просто не выдержит. Не задалось у него как-то ни с Большим Яблоком, ни с американской мечтой. Наверное потому что они ему были не очень-то и нужны.

А что было нужно он и сам не знал. В этот раз не знал.

Обычно всегда была какая-то цель. Изменить ход войны, предотвратить катастрофу, поспособствовать какому-то открытию, привести к власти нужного человека. И он к этой цели шел, руководствуясь внутренним чутьем. Он сам толком не мог этого объяснить, но зачастую он знал, как ему следует поступить. Особенно в сложных ситуациях с множеством вариантов развития событий.

Мерлин говорил, что это абсолютно нормально. Для его ситуации. И у Артура не было оснований ему не верить.

Так вот. О цели. В этот раз ее не было. Совсем.

Не было войны, не было врага. По крайней мере, осязаемого и понятного. Не было, черт возьми, даже самой Англии! Был штат Нью-Йорк, Манхэттен и… обычная в общем-то жизнь. Ну за исключением одной маленькой проблемы. Его проблемы. Психолог, правда, упорно называл это особенностью и советовал проще ко всему относиться. Переключаться на что-то другое. Вот он и переключался с гонок на рекламу, с рекламы на благотворительность, с благотворительности снова на гонки, заполняя промежутки антидепрессантами, снотворным и Джес.

И эта круговерть действительно спасала. Последний раз на него «накатило» лет пять назад. Накатило что надо. Даже мысли нехорошие появились. Совсем нехорошие. Пару месяцев он просто на стенку лез. Совсем как тогда, когда впервые погиб Утер. А потом… Всё как будто не прекратилось, но практически сошло на нет. Даже снов почти не было. Один или два за всё время. Да и те он толком не помнил. Какие-то города, ночные дороги.

Смысла жизни, достойного Короля Былого и Грядущего, тоже как-то не появлялось.

И вдруг это приглашение. На гонки в Пекине. Вроде бы ничего особенного. Гонки как гонки, да и в Пекине ему уже не раз бывать приходилось. Но…

Он знал, что добром это не кончится. Но знал и то, что должен был поехать.

Его укачивало. Укачивало так, что невозможно было открыть глаза — тем более, что взгляд все равно упирался в слепую темноту. Впрочем, кое-какие крошечные пятнышки света мелькали то тут, то там перед глазами.

Неприятно пахло рыбой, едкими травами и совсем немного — порохом.

Он попробовал потянутся, но конечности уперлись во что-то упругое, окружившее его со всех сторон.

«Это что, мешок, что ли?..»

Да, очень, очень походило на мешок. А если тебя тащат куда-то в пахучем мешке, то хорошего не жди. Тем более, если...

«Черт! Черт! Черт!» — мешок только растягивался под когтистыми лапами. И даже всполох огня вернулся обратно к зажегшему его пленнику.

«Совсем, совсем плохо!» — он лихорадочно стал перебирать тех, кто мог бы так с ним обойтись — перебирать было некого. Или... или это вот эти самые узкоглазые?!

«Вот заразы! А что, по-человечески поговорить нельзя было?! Сволочи! Зачем по морде-то?! В мешок зачем?! А-а-а-ыыы-ххх!»

Впрочем, похитители были на удивление бережны с мешком. И его снова укачало.

Разбудили его, попросту вытряхнув на ковер.

— Ой! Ай! Оу, мои ребрышки! — на ярко-желтом ворсе растянулся красный дракон — впрочем, драконом это существо чуть крупнее ящерицы можно было назвать с трудом. — Вы обалдели совсем?! А так позвать не могли?! — он подскочил, яростно растопорщил усики и крылья и сердито уставился на старого круглолицего мага-китайца. — Как будто я бы не пришел! Я же даже... Я вообще через океан к вам перелетел! А вы!!!

Китаец усмехнулся.

— Ну уж простите, не уважили вашество! Да вы-то и сами могли бы с пониманием отнестись к нашим общим проблемам. Не тащили бы за собой своего сверчка — нам бы не пришлось... импровизировать.

— Вы бы попробовали остановить этого... эту... — дракон досадливо фыркнул. — Ладно, уже решили вопрос. Но я же вам не просто так понадобился, да еще за тридевять земель? Что выяснили?

— Ну... — китаец замялся, а потом его рот растянулся в сладкой улыбке. — Не хотите ли курочки? Или пельмешек? Небось, проголодались, пока мои остолопы тащили вас сюда?

— Курочки? А давайте, — дракон ощутил, как желудок и вправду скрутило голодом. Но ему точно не понравилось, как китаец ушел от ответа: — Так что там?

Китаец снова замялся.

— Мы нашли... вашу сказку.

Дракон сначала подкинул вверх куриную ножку, обжег ее собственным пламенем и с довольным урчание проглотил целиком — удивительно, как она вообще уместилась в его тощем тельце!

Он облизнулся, подхватил лапкой следующий кусок курицы и переспросил:

— Мою что?

— Вашу сказку. Часть вашей сказки, если точнее. Или одну из ваших сказок.

Крылышко хрустнуло на зубах дракона.

— Я не понимаю. Объясните с самого начала.

Китаец вздохнул, сел, расправив мантию, и прикрыл глаза.

— В этом мире любые легенды, мифы, сказки, рассказы — и всё прочее, как вы не называйте, — всё, абсолютно всё имеет под собой основу. Легенды — как ваша, — рассказывают о том, что, как минимум по мнению рассказчика и слушателей, было в действительности. Ну, или было частично — приукрасить-то мы все любим. А есть сказки — они существуют, пока в них верят. И вот... — китаец сделал драматическую паузу, которую заполнил хруст куриных косточек. — И вот мы нашли сказку, где не хватает красного дракона, дракона-хранителя семьи, и это — вы!

— В меня верят? — осведомился дракон, отодвигая миску костей и приступая к пельменям.

— Еще как! — китаец повозился в горе свитков, лежащих тут же на столе, и вытащил один, с яркими рисунками и чередой иероглифов, — вот, смотрите!

Свиток оказался не один. Пельмени медленно заканчивались.

Дракон вздохнул, глядя на последнюю порцию.

— Я извиняюсь, но у вас васаби к ним не найдется?

— Васаби — приправа японская, — почесал затылок сбитый с толку китаец.

— Ах, простите. А сметанки?

— А это — русская.

— Тьфу ты. Ну с чем-то же вы их едите?

Китаец неодобрительно посмотрел на дракона, слопавшего уже порций пять, и протянул ему соевый соус.

— Спсба... Да, так и что?

— Вот ваша сказка. Вы же за ней приходили ко мне тогда?..

— Я приходил не за сказкой, а за решением моей ма-а-а-аленькой проблемки.

— Так вот ваше решение — сказка. Вы — ее часть. Она сейчас идет без вас! И там без вас — плохо. И вам без сказки плохо.

— Мне хорошо, — дракон похлопал себя по округлившемуся пузику.

Китаец неодобрительно поцокал языком.

— Сходили бы. Заодно узнаете и что-то про свою здешнюю проблему. Ваша же легенда тоже не полная?..

Дракон сглотнул и как-то неловко свернулся.

— А тут как я все брошу?

— Не беспокойтесь. Мы обо всём позаботимся. Вернетесь во времени в тот же момент в который уйдете. Никто и не заметит.

— Точно?

— Точно-точно. Всё будет в лучшем виде, не сомневайтесь! Наши интересы далеки от создания проблем в этом мире.

Дракон закинул в рот последний пельмень.

— Заманчиво. — Пельмень был проглочен, мордочка облизана. А риск он, в конце концов, уважал. Да и тут без него... выживут. — Ладно, черт с вами. Схожу в вашу сказку. А... куры еще есть?

— Конечно-конечно! А уточки не желаете?

— По-пекински? Желаю.

Где-то в Сказке, примерно за 2 года до Проклятья Злой королевы Реджины.

Мулан отчего-то проснулась. Приподнявшись, она огляделась. До рассвета было еще далеко. Тишину нарушал лишь шорох листвы да негромкий плеск воды в реке. Казалось, ничто не должно бы нарушить её покой — её и её дракона. Впрочем, последнего рядом не было.

— Мушу? — негромко позвала она.

Они уже несколько лет путешествовали по Чжунго, частенько забредая на земли Зачарованного леса, и ни разу ещё ночевка под открытым небом не закончилась плохо. Ну, хотя бы потому, что слава смелой воительницы и её нелепого, но очень вспыльчивого и боевитого дракончика летела впереди них.

Поэтому Мулан почти не переживала: ну мало ли, почему Мушу мучила бессонница? Только плеск воды показался ей вдруг слишком уж резким. «Он что, решил ночью искупаться?.. Странное существо всё же... И не знаешь, о чём думали предки, отправляя его ко мне...»

Она всё же поднялась и взяла меч: мало ли глупцов найдётся на этом свете! Вот, может, кто-то и решил, например, украсть ее дракончика. Ну ничего, сейчас этот кто-то из вора превратится в свидетеля их геройств...

Мулан постаралась бесшумно развести листья осоки. В воде кто-то явно плескался: только что нырнул, оставив за собой широкие круги. Мулан удивленно хмыкнула: неужто это её дракончик решил поплавать в ночи?.. Да вроде мелковат для такого заплыва... Пока она думала, из воды показалась голова. Не драконья.

Сначала Мулан решила, что в воде плавает старый воин: вон какая седая шевелюра! Потом сообразила, что здесь, в Зачарованном лесу, почти белые волосы бывают и у молодых парней. У крепких, высоких, миловидных парней... Вот он ныряет, вот мощно рассекает водную гладь... Вот вышел на берег в чём мать родила... Да, определенно молод, красив, крепок...

Мулан потрясла головой. Стоп, а куда он дел Мушу?! Украл? Украл и решил искупаться? Нет, бред. Убил? А почему тогда не тронул ее?

Парень с видимым удовольствием раскинулся на мелкой гальке. Мулан быстро окинула взглядом берег: какой-то комок ткани (скорее всего одежда) и... ничего. Ни меча, ни лука, ни хотя бы кинжала. Ещё больше насторожившись от всех этих странностей, она подкралась поближе, и холодный клинок прижался к горлу незнакомца.

— А! — он произнёс это коротко и даже не дёрнулся под лезвием. Только перевёл взгляд на Мулан. — А, это ты! Фух, а я-то уже подумал! Ну и напугала же ты меня!

— Кто ты такой и куда ты дел Мушу? Отвечай! — она чуть сдвинула короткий меч, раня кожу на его шее.

— Что? Кто? А! Фу ты! Я и забыл! Ну-ка, убери свою зубочистку, я тебе всё расскажу. Даже покажу!

— Я тебе сама сейчас всё покажу, если ты не скажешь, что сделал с моим драконом! А заодно — кто тебя прислал и зачем!

— Эй! Я серьёзно! Я не могу пошевелиться, а, значит, не смогу и показать тебе свои чудеса! И, поверь мне, тебе эти чудеса понравятся!

Мулан, которую назойливо отвлекало пытающееся вывернуться стройное обнажённое тело, при этих словах только больше обозлилась.

— Я считаю до трёх! Или ты говоришь, или я начинаю отрезать от тебя по кусочку! Раз!

— Я! Я! Я и есть Мушу!

— Что?!

— Чёрт, я знаю, знаю, если показывать, это будет убедительней, но ты же не даёшь мне развернуться! Пожа-а-алуйста, убери меч! А то рискуешь отрезать голову своему дракону!

И он улыбнулся. Натянуто, широко, во все тридцать два зуба. Такой же точно неловкой улыбкой, какой сверкал Мушу, в очередной раз накосячив. И Мулан чуть приподняла лезвие. И охнула, сев на землю: незнакомец в один миг обернулся крошечным драконом-ящеркой.

— Здрасте! — теперь уже Мушу ослеплял улыбкой.

— Му... шу?..

— Мушу, Мушу!

И он снова обернулся парнем, явно наслаждаясь её обалдевшим взглядом, беззастенчиво рассматривающим его человеческое тело.

— Ни... чего себе!

— Да, — он развёл руками, как будто говоря: «Да, я такой!»

Мулан немного пришла в себя, подцепила мечом тряпьё, которое она сразу верно приняла за его одежду, и протянула ему.

— Одевайся. И рассказывай, откуда ты такой взялся, давно ли это с тобой и всё прочее.

— Мне... так и остаться человеком?

— Д-д-да, — она немного смутилась. — В конце концов, я должна привыкнуть. А то ты обернёшься, а я тебя и не узнаю. Мало ли.