Сегодня я твой папа (джен)

Всю жизнь, сколько я себя помню, я чувствовал себя чуть-чуть особенным. Все дети большую часть времени проводили дома или в садике, а я почти жил в огромном здании и иногда ночевал дома. В этом здании работал мой папа. Это была огромная, можно сказать, лаборатория с длинными широкими коридорами. В каждом отделении было что-то интересное. То большие компьютеры, телевизоры, голограммы… Большая часть таких кабинетов отделялась прозрачными стенами, а некоторые были закрыты полностью, это зависело от того, что именно делали в помещении.

В таком огромном здании, где проводились разные эксперименты, обязательно должны были быть и врачи. И даже была не одна медсестра, как в школе, а, можно сказать, целая больница разных врачей. Хотя докторов здесь работало всего пять, они могли выполнять роль совершенно любого врача. Уж слишком умными они были. Они тоже ставили эксперименты, разрабатывали что-то интересное, новое и, конечно, с радостью помогали друг другу. Поэтому, если я болел, папа не вел меня в больницу или поликлинику… Зачем? Папина подруга лечила меня с самого рождения. Я там лечился, делал уроки, играл. Ну, в общем, жил. У меня даже была своя комната. Конечно, можете сказать, что лаборатория — это не место для детей, но там было достаточно свободного места и для меня. За мной следили сразу все папины коллеги, и вниманием я не был обделен. С математикой и информатикой мне могли помогать лучшие программисты в стране, дак чему мне жаловаться? Мне нравилось думать, что я сын каких-нибудь мстителей и вот должен сидеть один у них на работе среди одних взрослых для своей же безопасности. Других детей здесь не было. Меня зовут Эрик Паркер, и даже моя фамилия была такой же, как и у человека-паука. Так что представлять себя им было проще. Мне также нравились мои чуть вьющиеся светлые волосы, которые тоже добавляли схожести с Питером Паркером… По крайней мере, в моей фантазии.

А я всегда боялся врачей, сколько себя помню. Я относился к ним с осторожностью, и даже простые манипуляции меня напрягали. Именно поэтому мне не нравилась такая жизнь. В любой момент врач мог заметить, что что-то со мной не так: не так хожу, не так пою или не так ем, и увести, чтобы что-нибудь сделать! В любой момент они могли заметить не поставленную в школе прививку или назначить какой-нибудь анализ. Они, конечно, просто заботились и не хотели, чтобы со мной что-то случилось, но в моих глазах ребенка они казались издевателями… Немало слез и истерик здесь были оставлены мной по совершенно разным поводам.

Но с одним из этих всех врачей у меня были очень теплые отношения. Я его тоже боялся, когда он был врачом, но все равно как-то по-особенному доверял. Его звали Артем. Он был высоким, по сравнению со мной, мужчиной тридцати лет, но выглядел он моложе. Артём меня тоже очень любил. У меня было очень непростое детство, и большую часть моей жизни именно он заменял мне отца. Скорей всего я или кто-то другой расскажет вам об этом отрезке моей жизни попозже, но сейчас не об этом.

Так как мамы у меня уже давно не было, я жил только с отцом. Но он был постоянно в работе и редко обращал на меня внимание. А тем более после долгого моего отсутствия в его жизни мы оба не знали, как сблизиться. Я знал, что он любит меня, но виделись мы крайне редко. Артем и его прекрасная добрая жена Джесс по-прежнему были для меня ближе. Они воспитывали меня несколько лет, за которые я успел побывать в детском доме, я жил у них тогда, поэтому и после всего иногда папа отправлял меня с ночевкой к ним.

Мне было двенадцать лет, когда мы с пацанами из школы решили прогуляться после уроков. Ох, уж лучше бы я не ходил! Мы пошли попрыгать на гаражи, мне всегда нравилось заниматься паркуром. Это было, конечно, непрофессионально, мы просто по-подростковому выпендривались. Нам нравилось прыгать по крышам невысоких гаражей. Где-то расстояние было больше, где-то меньше. А я всегда бегал быстрее своих сверстников, поэтому даже не особо напрягался. Был у меня типа такой дар. В мои четыре года не каждый взрослый мог меня догнать, как рассказывали мне старшие.

— Эрик, давай ты первый! Здесь реально далеко, разгонись получше! — крикнул мне одноклассник Данил. Сегодня мы добрались до таких мест, где обычно не гуляли. Это были новые гаражи, высота, а значит, была и новая для нас «Трасса». Я стоял в начале крыши, а мои друзья, что бежали впереди, остановились у дальнего края, и пропасти я не видел.

— Да без проблем! Сколько там примерно? — спросил я, уже готовый разбегаться. Пацаны задумались, прикидывая расстояние.

— Я думаю, около двух метров… Чуть меньше, может… — протянул Стас и пожал плечами. Всего нас было трое, считая меня, мы часто придерживались нашей тройничковой команды, несмотря на то, что мой папа не очень одобрял мою дружбу с этими ребятами… Особенно со Стасом. Но мне было больше не с кем дружить.

Я показушно фыркнул на его слова, краем глаза заметив сомнения Данила, но не придал этому значения. Я уже бежал, держа ладошки прямыми для своей же быстроты. Мне всегда казалось, что это помогало, ведь натянутые ладошки рассекали воздух. Я приблизился к краю, глазами заранее рассчитывая свои шаги, чтобы последний оказался ровно перед краем. И только тогда я мог оценить пропасть, но останавливаться или пугаться было уже поздно. Высота на этих гаражах была выше тех, где мы привыкли бегать. А расстояние до следующего гаража действительно больше, чем я представлял. Там было явно больше двух метров, а необходимую скорость я не набрал… Я оттолкнулся со всей силы, вытягивая руки вперед. Ветер, что дул мне в спину, немного помогал, я чувствовал, как кудряшки разлетаются в полете, но полет был не очень долгим, хоть и приятным, в отличие приземления. Если это вообще можно было назвать приземлением… Я долетел до гаража, но не ногами, а руками. Мои ноги соскользнули вниз при первом соприкосновении, левой рукой я попробовал зацепиться за крышу, а правая на пару секунд оказалась прижата моим собственным телом к выступающей доске. Удержаться надолго не получилось, так что уже в следующую секунду я полетел вниз, изо всех сил надеясь на мягкое приземление. Было очень страшно и даже казалось, я услышал испуганный крик Данила. От такого незапланированного полета у меня захватило дух, и уже ближе к земле я отчетливо почувствовал, как стало прошибать болью правую руку.

Я не помнил, как приземлился, казалось, это было крайне неважным. Я не помню, как пацаны оказались возле меня. Меня ничего не беспокоило, кроме ужасно болящей руки. Я прекрасно помнил тот момент, когда сидел на траве среди какого-то мусора, опершись на стенку гаража, и прижимал ужасно болящую руку к себе, боясь ее потрогать, даже потрогать. Слезы сами полились из глаз, мне было уже без разницы, что Стас будет обзывать меня плаксой, я думал только о том, как бы поскорей пережить этот момент, когда боль чувствуется так ярко.

— Эрик, все хорошо? — спросил Данил и присел возле меня на корточки. Его голос был тихим и испуганным. Он положил ладонь мне на плечо и аккуратно отряхнул мои джинсы от песка, а затем отодвинул подальше разбитое стекло, которое лежало рядом. — Ты сможешь встать? Что у тебя болит?

— Мм… Рука, — промычал я, тихонько кивнул, но подниматься не спешил. Моя ладонь непроизвольно сжимала ткань кофты со всей силы. Я сидел, откинув голову на стену позади себя и закусив губу. — Смогу, но попозже… — сначала мне нужно было расслабиться и подождать, когда боль стихнет. Тут сразу накатила и легкая тошнота, так что я просто пытался успокоиться, сам себя уверяя, что все будет хорошо. Мне было абсолютно без разницы, что делали мои друзья, у меня не было сил контролировать еще и их действия и решения.

— Может, позвонишь папе? Он заберет тебя… — начал говорить Данил, но Стас его резко перебил.

— Нет! Ты что? Нельзя говорить родителям! Нам влетит. У него всего лишь небольшой ушиб, сейчас еще немного посидим, и все пройдет! — твердо произнес Стас, складывая руки на груди. — Да и зачем вообще кому-то говорить, дойти до дома-то он сможет! Да ведь, Эрик? Тем более автобусы ходят! Подумаешь, рука чуть-чуть болит, — я нехотя кивнул, устало прикрывая глаза, Данил, видимо, тоже стушевался. Стас всегда нами командовал, а мы вроде и не противостояли ему. Я был согласен с ним в каком-то смысле. Мне бы действительно влетело, если бы папа узнал, что я лазал по гаражам. Он у меня все же очень строгий. И я не хотел, чтобы кто-то снова начал меня лечить… Артем бы все равно докопался до правды… Я ему особо врать не умел. Было просто страшно, хоть и боль была почти невыносимая. Но я вроде вынес.

Спустя некоторое время я все же поднялся с земли. Всю дорогу до дома я старался не шевелить и не тревожить руку. Мальчишки помогли мне дойти до автобусной остановки, потом Стас пошел гулять дальше, взяв с нас обещание никому не говорить. Данил поехал со мной, помогая нести мой школьный рюкзак. Я был ему благодарен, хоть и не очень хотел показывать свои слезы. Ведь терпеть было довольно трудно. Вскоре я стал привыкать к этой боли, то ли просто рука стала ныть по-другому, но ближе к моему дому — лаборатории — мне стало чуть-чуть легче. Хотелось поскорей лечь в постель, отдохнуть, забыть это, как сон, и не чувствовать больше противную тошноту.

Но забыть об этом мне не давала яркая боль. Она не прошла, как говорил Стас. Боль была все такой же сильной от прикосновений и, даже находясь в покое, неслабо ныла. Два дня я сидел на обезболивающих и старался не попадаться никому на глаза. Спал я плохо, хоть и чуть лучше, чем вообще без таблеток, но все ужасные ощущения они все равно не гасили полностью.

На третий день, когда мне так и не стало лучше, ко всему добавился еще и страх. Артем уже, казалось, стал что-то подозревать. И, конечно, как тут ничего не заподозрить, когда я вдруг стал вести себя совершено по-другому. Я не появлялся в спортивном комплексе, который тоже был у папы на работе, где я всегда любил поиграть в волейбол или полазить на турниках. Я никогда не упускал возможности побегать, стащить что-нибудь незначительное и с улыбкой убежать, но в таком состоянии мне было явно не до этого! Обычно я был заметен всем взрослым в доме. Каждый видел меня хоть раз в день и страдал от моих небольших шуток, а потом вдруг резко я стал тихим и незаметным… Все знали, что это значило! Либо близится что-то страшное и медицинское, либо что-то не так. Кроме руки у меня заболела и голова. Я уже стал думать, что температура решила подняться за компанию! Ощущения были именно такими, будто я простудился… Только горло не болело, и насморка не было. Но проверить и удостовериться в своем состоянии я не мог. Просить градусник у врачей было бы подозрительно. Сразу началось бы: «А что случилось?», «Ты плохо себя чувствуешь?», «Эрик, все хорошо? Давай-ка я тебя осмотрю, выглядишь неважно…» А такое мне точно не нужно было! Рука в месте боли, между локтем и кистью, увеличилась, как мне казалось, в два раза, поэтому ее я тоже старался прятать от взрослых глаз. Артем несколько раз кидал на меня хмурый анализирующий взгляд, но я старался отвести тему или побыстрей уйти, а он вроде ничего пока не предпринимал, только задумчиво смотрел на меня, но сам не спрашивал.

Я сидел в своей комнате и упорно делал вид, что делаю уроки. Вообще я был правшой, но левой рукой писать тоже умел. С самого детства я рисовал левой рукой, разукрашивал правой, а кушал сначала одной, а когда она устанет, то другой рукой. И этому я был очень благодарен. Комната у меня здесь была небольшая, но и вещей здесь было по минимуму, так что большой простор чувствовался. У дальней стенки стояла серая кровать, рядом большой белый шкаф и белый стол, который был чуть выше обычных. В лаборатории все столы были такими, и они мне этим нравились, ведь к большим столам полагаются высокие стулья на колесиках. Стены, когда были тоже белыми, но еще в детстве я разрисовал их фломастерами и карандашами. А когда я стал постарше, то в дело пошли акварельные краски, так что комната выглядела уже более-менее красивой и детской.

Я лежал на столе на своей здоровой левой руке и ей же пытался что-то черкать в тетради от скуки. Делать уроки в таком состоянии был сложно, поэтому я просто терял время.

— Эрик? — я незаметно дернулся, когда в комнату зашел Артем. — Вот ты где! Пойдешь в волейбол играть в кругу? — спросил Артем, внимательно меня оглядывая. Моя болящая рука лежала на столе, но резко прятать ее было бы слишком подозрительно, поэтому я решил оставить все как есть, внутренне молясь, чтобы никто ничего не заметил. Это как с гаишниками. Если забыл пристегнуться, а потом увидел стражей правопорядка впереди, то не нужно резко дергаться! Это только повысит внимание к тебе! Мужчина медленно подошел ближе и встал позади меня, заглядывая в тетрадь.

— Не-е, я не хочу. Мне уроки нужно делать, — я постарался сделать лицо грустным, как будто я и сам был очень расстроен, что должен менять волейбол на домашку. А затем я вновь повернулся к столу, чтобы мой взгляд ничего не выдал! Я всегда странно себя вел, когда пытался что-то скрыть, а Артем меня слишком хорошо знал. Я уже не был уверен, догадывается ли он или нет, потому что его взгляд снова остановился на моей руке.

Я услышал тяжелый вздох и почувствовал, как он внимательно и, возможно, недовольно полностью меня оглядывал. Я попытался спрятать взгляд и снова взял ручку в левую руку, чтобы продолжить что-то писать. Но Артем меня остановил, неожиданно сказав то, чего я так боялся.

— Что у тебя с рукой? Почему я вижу ярко выраженный отек уже второй день, а ты мне и слова про это не говоришь? — строго спросил врач. Я после первого вопроса уже хотел все отрицать, но второй вопрос мне это не позволил. Хотя почему же не позволил? В принципе я могу… Артем медленно потянулся к моей руке, но я вовремя ее заслонил левой ладонью и прижал к себе.

— Ничего у меня нету с рукой… Просто… Комар укусил, и аллергия выскочила… — да, придумывать, я считаю, я мастер. У меня уже так было просто, только тогда кусал меня не один комар, конечно. Артем усмехнулся и прислонил ладонь к моему лбу. Я даже отшатнуться не успел…

— И температура у тебя от аллергии, естественно! Пойдем посмотрим на твой укус комара… — сказал врач и настойчиво подтолкнул меня, заставляя встать со стула. — Посмотрим и узнаем, укус комара ли это или поцелуй асфальта…

— Да правда не нужно! Я в порядке! — я застонал и сам от себя не ожидал, что голос будет таким тоненьким. Артем тем временем спокойно вел меня в сторону врачебных кабинетов. Этот путь мне был очень хорошо знакомым. Немного пройти через полукруглый коридор, завернуть в ответвление и все. Там можно было найти все что угодно! От стоматологического кресла до какой-то очень дорогой машины МРТ. Бюджет всей лаборатории, насколько я знал, был немаленьким. Сопротивляться я не мог, Артем всегда легко поднимал меня на руки в таких случаях и, как в детстве, пытался успокоить. Не скажу, что это не помогало. Очень даже помогало и успокаивало, но ведь здесь было полно других ученых, а я уже не был маленьким!

Врач завел меня в просторный кабинет. Посередине стоял стол, справа у стены шкаф и кушетка, в левом дальнем углу на другом столе стоял компьютер, рядом с которым была еще одна дверь, но чуть массивнее той, через которую мы вошли. Эта дверь была совершенно не похожа на выход.

— Присаживайся, — пригласил Артем, указав на стул за столом, а сам обошел его и встал с противоположной стороны.

— Не нужно! У меня все хор… — я не успел договорить свою жалостливую речь, сверкая своими загнанными глазами в сторону врача. Он меня перебил.

— Если бы было все хорошо, Эрик, ты бы так не трясся! — серьезно и спокойно сказал врач. Он внимательно смотрел мне в глаза, и я будто не мог отвести взгляд. Он прав! Но вот так просто сдаваться я не хотел, поэтому продолжал стоять столбом, невербально протестуя. — Хорошо, Эрик, давай так, — вздохнул Артем, и стал оборачиваться в поисках чего-то, и через несколько секунд взял пол-литровую бутылку воды. — Если ты сможешь взять ее правой рукой и подержать хотя бы пять секунд спокойно. Без слез после, чтобы я видел, что тебе не больно, то я поверю, что все хорошо, и перестану приставать. Хорошо? — сказал он и спокойно пододвинул бутылку ко мне. Я опустил глаза, с сожалением пялясь на эту бутылку. Я уже представлял, какой болью охватит руку, если попытаюсь это сделать. Я даже не пошевелился, стоял, опустив голову, и молчал. Артем спокойно ждал моих действий, поэтому кабинет ненадолго погрузился в тишину. — Ну все, тогда, — вздохнул Артем, — садись и не капризничай, — он мягко подтолкнул меня к стулу и, усадив, аккуратно взял мою больную руку.

Я выпучил глаза от неожиданности и испуганно внимательно следил за каждым его движением, приоткрыв рот. Просто я не был готов так быстро отдать свою больную конечность. Он аккуратно ощупал опухшую руку под мои немые возмущения, ведь при малейшей боли я начинал тихо пищать и зачем-то широко открывал рот. Будто от этого мне могло стать легче. Закончив, Артем аккуратно положил мою руку, вздохнув.

— Пойдем-ка… — позвал Артем, похлопав меня по спине, и повел меня как раз к той большой двери, что была не похожа на выход. На стене между двумя этими комнатами было небольшое прозрачное пространство, так что я мог заранее видеть какой-то большой стол и аппараты, которые висели над ним. — Я уверен на девяносто девять процентов, что у тебя перелом, мне просто нужно сделать снимок, — спокойно сказал врач, поглаживая меня по спине, и открыл дверь, пропуская меня вперед. Я понимал, что он так меня успокаивал, и был очень рад его пониманию. Мы шли медленно, он и не пытался меня торопить или подгонять, пока я старательно прижимал и придерживал больную руку другой рукой, стараясь не создавать болезненные ощущения. — Положи руку вот сюда. Желательно вот в таком положении, сможешь? — я неуверенно пожал плечами, глянув на то, что показал Артем. Его рука лежала слишком ровно, а вот я свою конечность все время как-нибудь изгибал на столе. Ровно и без боли она у меня нормально не ложилась еще ни разу! На стол я укладывал свою ручку с такой аккуратностью, что мог бы сравниться с молодой мамочкой, которая боится уложить ребенка в кроватку и так бережно придерживает его головку. В прямом смысле я был на нее похож, ведь точно так же тогда укладывал свою руку, только вместо головки малыша у меня была кисть, которую двигать я не мог. — Хорошо, руку не шевели, стой спокойно. Я отойду к компьютеру и буду в соседнем кабинете. Эти штуки начнут крутиться и двигаться, тебя они трогать не будут, не пугайся, ладно? Как все закончится, я тебя позову.

Я мог только кивнуть. Хотя вот я не мог обещать, что не испугаюсь и случайно не дернусь. Все-таки знание чего-то не всегда могло предотвратить испуг. Иногда даже, если я ожидал чего-то, мог все равно «наложить в штаны» от эффекта неожиданности… Как мне когда-то сказал Артем в детстве, страх — это осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом… И определение веры было точно таким же. Это как две крайности одной и той же сущности… Так Артем пытался помочь мне справиться со страхом. Он пытался помочь мне немного теорией и, конечно, не забывал про любовь. Он часто мне говорил, что все можно решить любовью…

Задумавшись, я действительно забыл о проблеме ненадолго и все-таки слегка вздрогнул, когда этот большой аппарат надо мной начал движение. Но я надеялся, что меня за это недодвижение ругать не будут, все-таки рука вроде не двинулась, а значит, все было нормально.

— Эрик, все, можешь выходить, — услышал я голос из динамиков, и вот этого я точно не ожидал. Громковато для меня получилось, так, что, испугавшись, я даже подпрыгнул на месте, а потом обиженно зашипел на свою руку.

Еле как открыв тяжелую дверь левой рукой, я заметил, как Артем сидел за компьютером, слишком озадаченно и внимательно смотря в монитор. Мне это ужасно не нравилось. А еще не нравилось, что он никак не комментировал, а мне приходилось просто находиться в режиме ожидания. Я попытался заглянуть в монитор, и перед тем, как Артем отправил меня сидеть за стол, я успел увидеть целую три-D модель моей руки! Она была такая четкая и крутилась во все стороны… Я ничего в рентгенах не понимал, но даже я смог легко увидеть сломанную кость, зачем он тогда так тщательно ее рассматривал? Разве не нужно просто наложить гипс и все?

Я сидел за столом и наблюдал за тем, как врач пошел что-то готовить, копаясь в шкафчиках. Наверное, гипс, хотя по звукам мне так не казалось. Я думал, что был готов ко всему и ожидал чего угодно, но, когда Артем подошел ко мне с небольшим закрытым шприцом в руке и спокойно положил его на стол, я очень сильно испугался. Уколов я не ждал точно! Я недоверчиво притянул руку к себе и откинулся на спинку стула. Сердце быстро заколотилось, и я даже не понял, когда решил убежать. Я просто резко встал и побежал к двери, намереваясь просто скрыться, как всегда пытался делать в детстве. По привычке я даже не успел подумать, но правая рука сама потянулась к дверной ручке, а в следующую секунду и приглушенно взвизгнул, закусив губу. Боль пробила, казалось, всю руку, а на глазах выступили слезы. Я навалился на стену и обречённо ударился головой, пережидая боль. Бежать и двигать я не мог, игнорируя ужасные ощущения. Я не поворачивался, пытался скрыть все свои страдания, но и так был уверен, что Артем все понимает и видит. Он даже не попытался меня догнать, так и остался стоять напротив места, где я сидел.

— Эрик, — мягко вздохнул врач, — без лечения сейчас твоя рука не вылечится и болеть не перестанет… Я подожду, когда ты будешь готов, — я шмыгал носом, так и стоя спиной к нему. Голос его был таким добрым, а мне больше ничего не оставалось, как вернуться за стол. Не сразу, правда, я это сделал. Сначала постоял еще немного, решаясь и настраиваясь, а затем, хмуро и обидчиво опустив голову, сел на свой стул. Вот только руки обе я оставил прижимать к себе, пока не давая их в обиду. — Ты умница, я тобой горжусь, — Артем подошел ко мне сбоку и медленно вытянул мою правую руку. Он стал ее снова ощупывать в разных местах, аккуратно надавливая кончиками пальцев. — Где ж ты поломался?

Я опустил голову, не желая говорить. Артем пока уложил мою руку на стол, взял спиртовую салфетку и шприц. Видимо, специально ввел меня в раздумье своим вопросом и заставил посидеть спокойно, потому что в себя я пришел, только когда Артем уже ввел иглу мне в руку. Я возмущённо открыл рот, но пошевелиться боялся.

— Эрик… Дыши… Это наименьшее из того, что нужно сделать… — вздохнул старший. Я не успел толком осознать сказанное. Как будто моя система безопасности специально решила пропустить именно это мимо ушей, чтобы я меньше беспокоился. Сейчас я уже мог понять, что врач имел в виду тогда, но вот в тот момент я продолжал боязливо хлопать глазками и возмущаться на простой укол. — Где ты руку успел сломать? Что ты такого делал, что говорить не хочешь? — Артем не звучал слишком строго. Хотя некая строгость присутствовала в его голосе, я знал, что он меня любит и сильно ругать не станет. Вот если бы об этом спрашивал меня отец, я бы вряд ли рассказал, а вот Артема в этом смысле я не боялся. — Опять со Стасом творили что-то? — чуть недовольно спросил он и закончил ставить укол с другой стороны руки. Я сидел с закусанной губой, испуганно пялясь на свою конечность. На глазах непроизвольно проступили слезы, но не то чтобы я собрался плакать. Вовсе нет! Просто проступили… Я сам не знал почему.

— Да… — тихо признался я хрипловатым голосом. Артем недовольно покачал головой, цокнув, но все так же продолжал внимательно осматривать руку. — Мы на гаражи ходили… И я упал, — я проговорил это тихо, наблюдая за тем, как Артем отошел куда-то. Он включил какую-то непонятную машину в углу, что начала негромко гудеть, и стал рыться в каких-то ящиках. — Только не говори папе, ладно?

— Ладно… — вздохнул он. — Тебе какой больше цвет нравится? Желтый или красный? — я не понял, к чему был этот вопрос, поэтому нахмурился и ответил «красный», стараясь увидеть, что к чему. Дверь позади меня открылась, и я резко перевел взгляд на вошедшего. В дверях стояла Джессика, жена Артема. Очень добрая и понимающая девушка с темными волосами и тоже в белом халате. Она доброжелательно улыбнулась мне, но, видимо заметив небольшую влагу под глазами, сразу поменялась в лице.

— Что у вас случилось? — голос ее был взволнованный, и она быстро подошла ко мне ближе. А я уже говорил, что она тоже врач? Вот такая семья врачей у них! И оба слишком квалифицированные специалисты, ведь могли мне и зубы в детстве лечить, и отравления, и даже переломы сейчас! Нет-нет, конечно, это делал все не один человек. Они любили делить обязанности, так что в каких-то сферах разбирался лучше Артем, в каких-то — Джессика… А мне не нравилось количество врачей вокруг меня на квадратный метр!

— Перелом… — вздохнул Артем и подошел ближе, — перелом лучевой в типичном месте… — спокойно сказал он, а потом тише добавил: — со смещением.

Девушка молча похлопала меня по плечу и подошла к компьютеру. Я ничего не понимал, но напряжение, которое было вроде невербальным и неофициальным, я прекрасно чувствовал! Даже немое удивление и волнение Джесс я чувствовал! Они перекидывались какими-то своими умными словечками, а я ничего не мог понять! Но еще больше я испугался, когда на вопрос девушки: «Мне помочь?», Артем спокойно ответил:

— Да, подержи, пожалуйста… — он не успел договорить, кивнув в мою сторону, потому что я испуганно взвизгнул.

— Не надо меня держать! Я сам могу! — жалобным голосом запищал я, когда Джесс сделала два шага ко мне. Я весь сжался, а на глазах вдруг снова стала появляться влага. Я никогда не мог, чтобы меня держали или сдерживали… Помню, что сразу начинал плакать, а страх от этого только сильнее усиливался. Какой-то триггер на удержание я всегда ловил, даже если просто чувствовал, что кто-то блокирует мне движения, а особенно врачи.

— Эрик, нет-нет! Никто не будет тебя держать, — сразу отреагировала девушка. — Я только помогу придержать руку. Не для того, чтобы ты не мог двигаться, просто для удобства! Хорошо?

— Да, Джесс тебя просто приобнимет, держать мы не собирались, — успокаивающе произнес Артем. Я сидел и большими глазами пялился на Артема, который опять взял мою руку. Девушка зачем-то одной рукой обхватила мое плечо и свободной рукой слегка меня приобняла. Я ничего не понимал, но что-то мне подсказывало, что бояться здесь было даже очень уместно. Особенно я это понял, когда Артем предупредил: — Будет больновато… — а затем беспощадно, но не резко стал вытягивать мою кисть и сгибать в разные стороны. Я почувствовал это «больновато» и уже не мог себя нормально сдерживать. Я заревел. Мою больную конечность держали в три руки, так что пошевелить я ей не мог. Да и не стал бы, ведь боялся сделать себе больнее. Артем медленно продолжал выгибать мою руку, а лицо его оставалось непоколебимым. Он будто совсем не слышал моих криков, в то время как я плакал, как самый настоящий ребенок. Было больно и страшно, а Артем не останавливался некоторое время, что тоже добавляло мне волнения. Джесс прижала меня к себе и свободной рукой потирала по здоровому плечу.

— Все-все, я больше не двигаю… — с сожалением произнес Артем и зафиксировал мою руку в странном положении. Тем временем я уже улегся головой на стол, продолжая реветь и всхлипывать. Я не заметил, как отходила Джесс, но, когда поднял голову, увидел, как красиво ложится красный пластик на мою руку. Он был не сплошной и в дырочку и постепенно облегал каждый изгиб на моей руке, быстро остывая. Вскоре Артем полностью отпустил мою руку, внимательно оглядывая свою работу. Моя кисть так и осталась зафиксирована в чуть согнутом состоянии, но, видимо, так нужно было.

— Я надеюсь, ты не забыл про анестезию? — тихо спросила Джесс.

— Я же не дебил, — ответил Артем и усмехнулся. Девушка кивнула, продолжая обнимать меня одной рукой.

— А я думал… Гипс будет… — еще чуть всхлипывая, произнес я. Артем мне улыбнулся и снова повел меня в тот кабинет для снимка.

— За гипсом нужно в бесплатную поликлинику обращаться! — усмехнулся мужчина.

Результат повторного снимка был прекрасным, как сказал Артем. Хотите верьте, но я молился об этом! Второй раз мне переживать это не хотелось. Артем достал специальную штуку, которая вешается на шею, чтобы рука находилась в неподвижном состоянии. Обычно врачи делали ее из обычного бинта, но тут она была сшита из специальных материалов. Навороченная, короче! Ну другого я уже и не ожидал. Здесь, в лаборатории, было все такое.

— Первое время носишь вот так, чтобы кисть была выше локтя. Первую неделю руку вообще никак не трогаешь, не напрягаешь, ничего! — стал серьезно объяснять Артем. Он сидел на стуле, корректируя правильное положение моей руки с помощью ремешков, пока я стоял перед ним. Когда взрослый закончил говорить, мы некоторое время молчали. Я все еще не до конца успокоился и продолжал шмыгать. Рука ныла. И врач, тяжело выдыхая, аккуратно притянул меня к себе, обнимая так, что мне пришлось сесть к Артему на колени. — Вот и все…

— Мне было больно… — я сказал это тихо, будто жаловался, и даже в глаза старшему не смотрел. Мне нравилось вот так вот расслабленно лежать у него на груди. Тем более после всего, что сейчас произошло, мне очень хотелось отдохнуть…

— Я знаю, солнце… — Артем прижал меня чуть сильнее. — Зато ты завтра в школу не пойдешь.

— Папа мне не разрешит… — я был уверен, что именно так и будет. Мой отец действительно был не из тех, кто разрешит прогуливать школу по мелочи. Ну что, что рука болит? Она же лечится…

— Ничего страшного. В ближайшие два дня я твой папа, — улыбнулся мужчина. Увидев мой непонимающий взгляд, он все же пояснил: — Твой отец уехал на конференцию, поэтому ты поживешь у нас. Думаю, что это даже к лучшему, потому что первое время рука будет побаливать, а я смогу проследить и дать обезболивающее, если понадобится, — он говорил негромко, заглядывая мне в глаза, а закончив, вообще чмокнул меня в лоб. — у тебя еще и температура… Но с этим Джессика тоже легко разберется.