С Эвереста в Канченджангу на послеобеденный чай (джен)

Луна стояла у входа в пещеру.

— Привет?

Ее голос эхом разнесся в темноте; ответа не последовало. Она задумчиво нахмурилась и огляделась по сторонам.

— Я не причиню тебе вреда, — позвала она, и эхо откликнулось: тебе тебе тебе...

Солнце грело ей спину, и она слышала, как позади нее тихо журчит ручей. Был поздний вечер — слишком поздний, чтобы безопасно выходить на улицу, если верить жителям деревни, — и ее тень длинной и тонкой полосой протянулась ко входу в пещеру.

— Я только хочу поговорить. О! И... — Луна похлопала по своей мантии и полезла в один глубокий, зачарованный карман, перебирая мелочь: волшебный перочинный ножик, семь разномастных пуговиц, вареную конфету, которую она не помнила, чтобы видела раньше, маленькую деревянную резную фигурку в форме козла и карманный справочник приключенческой ведьмы "Прогулки по Гималаям" размером с большой палец. На дне кармана, засунув руку по локоть, она нашла то, что искала. — Я принесла печенье, — сказала она, протягивая пакет к пещере. — Имбирное. Ты любишь имбирь?

На мягкой земле за пределами пещеры были следы. Отпечатки лап, правда, с пятью толстыми подушечками и глубокими впадинами от когтей толще ее палочки. Она опустилась на колени и положила руку на один из отпечатков; большой палец был размером с ее ладонь. Многие отпечатки были свежими, на них виднелась дорожка, спускавшаяся по склону к ручью, пучки травы и следы снега, вбитые в грязь.

Снова выпрямившись, Луна поправила лямку своего рюкзака и посмотрела на зияющий вход в пещеру. Все выглядело точно так же, как на рисунке, который она сложила и засунула в свой рюкзак, вплоть до маленьких желтых цветочков, которые пучками росли из трещин в камне. Воздух в пещере пах затхлым, но не неприятным запахом, скорее как в старой душной комнате, чем как в мясной лавке, о которой ей говорили жители деревни. На земле прямо внутри пещеры были разбросаны кости, а на гладких каменных стенах виднелись красновато-коричневые пятна. Она облизала палец и провела им по темным пятнам, коснулась кончиком языка и скорчила гримасу.

— Это краска! -воскликнула Луна, смеясь. — Только краска. Ты уже даже не пытаешься.

Из пещеры дул легкий ветерок, но недостаточно сильный, чтобы раздувать пряди волос на ее лице. Ей показалось, что она также услышала низкий звук, стон или рычание, но она не была уверена.

— Если ты не будешь осторожен, — продолжала Луна, — жители деревни перестанут бояться и придут тебя искать.

Но, конечно, они бы этого не сделали. Старики в деревне показывали ей рисунки на камнях и старые книги, которые они бережно хранили завернутыми в шелк, а юноши приносили порванные и изорванные шкуры животных, убитых давным-давно. Сидя вокруг костров из хвороста и навоза, женщины рассказывали истории, которые они рассказывали поколениями и будут рассказывать до тех пор, пока не останется никого, кто помнит, а дети гонялись друг за другом по деревне с вытянутыми руками в виде воображаемых когтей и перепачканными грязью лицами. Каждый в деревне утверждал, что знает семью, потерявшую из-за этого существа двоюродного брата, дядю или бабушку, но когда Полумна просила поговорить с этими семьями, ей неизбежно отвечали, что они уехали, спустились с гор от горя, покинули деревню, чтобы работать на магглов в городе.

Луна сделала два шага ко входу в пещеру.

— Я знаю, что эти истории неправда, — позвала она. — Я собираюсь войти.

На этот раз сомнений не было: пещера рычала, глубокий грохот сотрясал камни и поднимал волосы на затылке.

— Ох, прекрати. — Но она нервно сглотнула и вытащила свою палочку. — Люмос.

Всего в десяти шагах от входа пещера начала сужаться, наклонно уходя вглубь горы, и воздух становился холоднее и сырее. Луна шла медленно, стараясь твердо стоять на неровном полу, разглядывая гладкие стены. Бледный камень был украшен красными и коричневыми росписями, линейными рисунками удивительной сложности и дизайна, потрясающим сочетанием темного и светлого в мягком голубом сиянии ее палочки.

Она остановилась, чтобы оглянуться; солнечный свет у входа в пещеру был не более чем пятнышком вдалеке.

Когда она снова двинулась вперед, пещера зарычала. На этот раз рёв был более яростным, продолжительным и злым, и она почувствовала, как отзвук отдается в ее костях.

— Это не сработает, — сказала она, стараясь перекричать шум, хотя ее голос дрожал.

Рычание становилось только громче.

— Я не боюсь тебя.

Луне показалось, что в этом звуке могут быть слова, но это был не тот язык, который она могла понять. Она продолжила идти. Она ничего не могла разглядеть за светом своей палочки, но услышала что-то похожее на царапанье и глухой стук где-то впереди в темноте.

— Мне все равно, что они говорят. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда.

Внезапно наступила тишина; эхо затихло.

— Так-то лучше.- сказала Луна. — Теперь я могу войти?

Послышался тихий скрежет когтей по камню.

— Я вернусь завтра, — продолжала она разговорчиво, — и послезавтра, и послепослезавтра...

— О, черт возьми. — Голос вырвался из темноты, грубый, богатый и древний. — Уходи!

— Не нужно быть грубым, — пожурила Луна. — Я пришла только навестить тебя. Я знаю, тебе, должно быть, одиноко здесь одному.

Тишина.

Луна ждала, безучастно постукивая ногой по земле.

Затем, нехотя:

— Не хочешь зайти на чашечку чая?

Она улыбнулась.

— С удовольствием. Очень мило с вашей стороны пригласить меня.

На этот раз рычание, прокатившееся по пещере, подозрительно походило на раздраженный вздох.

Недалеко впереди пещера переходила из узкого туннеля в широкое помещение с грубыми стенами и низким потолком. Когда Луна приблизилась к другой стороне, она увидела, что в камне есть дверной проем. Теплый оранжевый свет, проникавший через отверстие, на мгновение был перекрыт большой, неповоротливой тенью. Луна заколебалась, дрожь нервозности пробежала по ее телу.

— Привет? — позвала она.

В дверях она остановилась. Она открыла дверь в другую каменную комнату, меньшую, чем та, что была позади нее, но гораздо более привлекательную. Потертые, но яркие тканые ковры покрывали пол, на стенах висели фотографии и рисунки, а предметы мебели были расставлены повсюду под грудами книг и свитков пергамента. В одном углу стоял старомодный фотоаппарат на треноге, а в другом — груда одеял, вероятно, служившая кроватью. В комнате слегка пахло мускусом и в основном дымом, как будто мокрая собака, пришедшая после дождя, спала у очага.

Существо скорчилось в углу. Он был наклонен над маленькой плитой, и Луна слышала металлическое позвякивание чайника.

Луна с удивлением заметила, что йети выглядел именно так, как описывалось в книгах и рассказах: с головы до ног покрытый лохматым, спутанным мехом, который, вероятно, был белым под слоем грязи, в форме очень высокого человека с длинными руками и странно маленькой головой. Ему приходилось наклоняться, чтобы не задеть потолок, когда он вставал, и его пронзительные голубые глаза смотрели на Луну из-под бахромы спутанных волос. Его руки были массивными, а когти длинными, как ножи, но в одной руке он держал помятый чайник, а в другой — пару металлических чашек.

— Что тебе нужно? — спросил йети. — Как ты меня нашла?

— Найти тебя несложно, — сказала Луна. — Все знают истории. Парни из деревни даже предложили показать мне дорогу.

— Я могу убить тебя. Ты знаешь истории. — Его английский был безупречным, культурным, он больше походил на профессора или ученого, чем на кровожадное существо. Он добавил несколько раздраженно: — Все остальные верят в эти истории.

Она улыбнулась.

— Я верю только в правдивые истории. Разве вы не собираетесь предложить мне присесть?

Йети на мгновение огляделся: в комнате были стулья, но все они были завалены книгами и пергаментами. Наконец, он потянулся вниз, спихнул стопку толстых книг с края пароходного сундука и жестом предложил Луне сесть, а затем повернулся к печке в углу. Кривая, потрескавшаяся печная труба шла вверх по стене и исчезала в отверстии в камне, но большая часть дыма все равно проникала в комнату.

— Ты будешь сахар? — спросил он.

— Да, пожалуйста.

— Ну, у меня его нет. И молока тоже. Моя коза убежала.

— Ох. — Луна скрестила руки на коленях и задумалась, как ей следует на это реагировать. Она полезла в рюкзак и нашла там потрепанный рисунок пещеры. — Вот так я нашла тебя, — сказала она.

Она развернула пергамент и разгладила его на колене. Она запомнила каждую деталь, ведь она рассматривала его столько раз: тонкий, детальный рисунок пещеры, испещренный цветными точками, набросанная карта в углу, изящные слова, написанные знакомым почерком. Один край был неровным; она не решилась взять с собой весь дневник, чтобы не потерять его, и знала, что сможет восстановить страницу на своем месте, когда вернется в Англию.

Йети повернулся; похоже, ему было удобнее сидеть на корточках, чем стоять прямо, и двигался он с удивительной грацией для существа, у которого колени согнуты возле ушей, а руки волочатся по полу. Луна протянула рисунок, и йети принял его после минутного колебания, аккуратно держа пергамент, чтобы не порвать когтями.

— Это нарисовала моя мама, — сказала Луна. — Она была здесь.

Йети пожал плечами.

— Здесь побывало много людей. Не так много, как раньше, но все равно слишком много, на мой вкус. — Его голубые глаза устремили на нее пристальный взгляд; остальная часть лица была скрыта мехом.

— Это было очень давно. Двадцать лет или больше.

Из уст йети вырвался странный звук, и через секунду Луна поняла, что он смеется.

— Двадцать лет — это едва ли полдень, — сказал он. — Я был здесь задолго до того, как вы, англичане, принесли в эти горы свои ледорубы и веревки, и буду здесь еще долго.

— Ты... — Луна замолчала, внезапно занервничав под непроницаемым выражением лица существа. — Ты такой единственный?

— Какое это имеет значение, если каждый мужчина, который встречает меня, утверждает, что видит другого?

— О. — Луна забрала пергамент у йети и спрятала его. -Это ужасно печально. Я не знала.

Йети хмыкнул в ответ и снова повернулся. Пока он разливал чай, поднимался пар, и когда он снова повернулся к ней, то сжимал двумя когтями маленькую металлическую чашечку.

Луна взяла чашку, держа ее за ободок, чтобы не обжечься.

— Спасибо.

Йети налил себе чаю и устроился на книжной полке напротив Луны, став похожим на очень большой клубок белой пряжи, который кто-то отбросил в сторону.

Он сказал:

— Ты хочешь знать, помню ли я ее.

Луна отпила чай.

— А ты помнишь?

— Я помню их всех и не помню никого из них, — сказал йети.

— Это глупости, — ответила Луна.

— Я буду помнить тебя, когда ты уйдешь, и тут же забуду.

— Это даже ничего не значит.

Йети снова засмеялся.

— Возможно, нет. Но ты бы не оказалась здесь, наперекор истории, которая, как все знают, правдива, если бы тебя слишком заботил смысл.

На мгновение йети показался ему таким похожим на профессора МакГонагалл, что Полумна не могла не улыбнуться.

— Почему ты здесь?" — спросил он, и на этот раз вопрос был скорее любопытным, чем обвинительным. — Откуда бы ты ни была родом, это долгий путь — путешествовать ради всего лишь воспоминаний, которых может и не быть.

Луна ответила не сразу. Она подумала о дневнике своей матери, о записях, историях, рисунках и идеях, о жизни, которую она вела до того самого утра, когда ей пришла в голову одна идея, и о своем отце, который гонялся за мифами и легендами по океанам и континентам, плел такие сложные заговоры, что даже он не мог уследить за всеми нитями. Она подумала об одноклассниках и друзьях, соседях и незнакомцах, все они говорили ей с мягким раздражением: этих вещей не существует, и все знают, что это неправда, и реальный мир устроен иначе, Луна.

— Все говорили мне, что это путешествие — безумная идея, — сказала она наконец. — Это показалось мне достаточно веской причиной, чтобы пройти через это.

Йети поднял свою чашку и выпил весь чай одним глотком. Он смотрел мимо Луны, прямо поверх ее головы, его голубые глаза бегали взад-вперед, как будто что-то искали. Затем он остановился и почти незаметно кивнул.

Луна обернулась. Стена позади нее была увешана приколотыми картами и фотографиями, их было так много, что они накладывались друг на друга в беспорядке. Некоторые из них были довольно старыми, и все это были маггловские фотографии, выдержанные в сепии и сером цвете. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы найти то, что привлекло внимание йети.

Фотография была вставлена между изображением мужчины в твидовом пальто, стоящего на склоне горы, и пейзажем голубого горного озера. Луна встала и подошла к стене, осторожно переступая через груды книг и свитков на полу. Картинка была цветной, но оттенки были приглушенными и мягкими. Белокурая женщина стояла на коленях на земле перед входом в пещеру, смеясь и щурясь от солнечного света. На ней было простое платье, как у деревенских женщин, а рядом с ней к столбу была привязана маленькая черная коза, которая смотрела на нее с выражением крайнего недоумения.

— Я подозреваю, что она оказалась здесь по той же причине, что и ты, — сказал йети.

Удивленная, Луна оглянулась через плечо.

— Она была здесь?

Вместо ответа йети продолжил:

— Но у нее были гораздо лучшие манеры, чем у тебя. Она не только дождалась приглашения войти, но и поделилась своим печеньем, прежде чем чай остыл.

— Ты расскажешь мне, что ты помнишь? — спросила Луна.

— Имбирное, говоришь? — ответил йети. — Я люблю имбирное печенье.

Луна полезла в карман и достала печенье.

— Да, имбирное.

— Замечательно. Я сделаю еще чаю.

Смеясь, Полумна повернулась к стене с фотографиями; она встала на носочки, чтобы лучше видеть. Женщина на фотографии была моложе и красивее, чем она помнила, больше похожая на угасающий сон, чем на воспоминание, но улыбка у нее была та же самая.