Ты не будешь один (джен)

Оби-Ван перевернулся на другой бок, полежал немного и открыл глаза. Дверь его спальни сливалась со стенами, и только по раме дверного прохода можно было определить её местоположение. В темноте нечётко виднелись шкафы, слабая подсветка по периметру пола давала каплю света, ведь окон не было.

Пятнадцатилетний падаван уже целый час ворочался, но заснуть у него не получалось из-за беспокойства. Квай-Гон получил сильное ранение на миссии и так и не пришёл в себя к тому моменту, когда целители отправили Кеноби спать в его комнату. Ученик хотел остаться рядом с учителем, но ему не позволили ночевать в палате, ломая свой позвоночник. Он очень переживал за своего мастера, от страха за его жизнь даже успел обругать Джинна за то, что тот сделал обходной круг, который и стоил ему времени и взрывной волны в спину.

Оби-Ван вздохнул и спустил ноги с кровати. Обычно по ночам никто не ходил в Храме, а отругать за то, что он не спит, теперь его никто не мог, и мальчик, поколебавшись ещё немного, надел сапоги и вышел из комнаты. Он всё равно не заснёт, не сможет. Зачем было отправлять его спать? По крайней мере сейчас он сидел бы рядом с учителем.

Кеноби вышел на балкон. Ночной Корусант жил своей жизнью, сиял тысячами огней, но гудел тише. Это здесь, на верхнем уровне, а внизу всегда было светло из-за всевозможных вывесок, но вместе с тем и сумрачно в каждом уголке, шумно из-за постоянных происшествий, но тихо в каждом переулке. Квай-Гон знал столько мест — и это на одном только Корусанте, а сколько таких известных ему закутков было на других планетах!

Слёзы мальчика спокойно текли по его щекам, а он не обращал на них внимание. Пусть текут. Боль от этого не уменьшалась. Ветер тихо обдувал его лицо, холодя мокрые дорожки, и чем дольше Оби-Ван стоял, тем суше становилась его кожа.

Порывы ветра стали холодными и неприятными, нос и пальцы замёрзли, под одной лишь туникой по телу побежали мурашки. Но возвращаться в свою комнату Кеноби не хотел. Там было очень тихо и пусто, а здесь можно было отвлечься на летящие корабли.

Он почувствовал мягкое прикосновение к ученической связи, прощупывание, предупреждение, успокоение. В следующую же секунду на него опустилась большая тёплая мантия, укрывая от шеи до ног. От неё пахло травами и ягодной свежестью. Так знакомо. Так успокаивающе.

— Вам нельзя вставать, вы ещё не восстановились, — с трудом сохраняя спокойный тон, сказал Оби-Ван и повернулся к Квай-Гону. Как можно держать маску безмятежности, когда внутри всё клокочет?

— Я в порядке. В отличие от тебя, — Джинн поправил на нём свою мантию, подтягивая её под самый подбородок падавана.

— Я-то не ранен, а вот вы…

— Уверен? — мягко оборвал ученика мастер и заглянул в его серо-голубые глаза. В них отражались звёзды, и Квай-Гону казалось, что он смотрит в туманность.

Он перевёл взгляд на небо, глядел дальше верениц кораблей, на яркие и далёкие звёзды, чистый свет которых не могли затмить тысячи искусственных огней. Учитель мягко поднял лицо Кеноби вверх:

— Посмотри, как красивы сегодня звёзды.

— Да нужны мне эти звёзды, если я буду один?! — наконец сорвался Оби-Ван и уткнулся лицом в живот учителя, начиная плакать.

Джинн грустно улыбнулся и обнял мальчика, укутывая в своё тепло физически и давая опору через ученическую связь, принося поддержку и спокойствие.

— Учитель, не оставляйте меня, вы мне нужны, — всхлип вышел будто из самого сердца падавана.

Мастер запустил пальцы в волосы ученика, начиная перебирать их и массировать кожу подушечками пальцев. Кеноби старался быть идеальным. Идеальным учеником. Идеальным джедаем. Но всегда, когда он прятал, глушил свои эмоции, чтобы следовать идеалу спокойного джедая с холодным умом, они прорывались наружу через некоторое время. Мощно. Как ураган.

Квай-Гон поднял на себя лицо Оби-Вана и осторожно вытер слезинки с его глаз. Туманность глаз мальчика была мутной от переживаний. Джинну это не нравилось, ему всегда не нравилось, что падаван всё ещё сильно переживает о том, что может снова остаться один. Он хотел, чтобы Кеноби не волновался об этом. Он старался доказать, что все его проблемы в прошлом. Он мечтал, чтобы его мальчик наконец перестал волноваться по каждому, даже мельчайшему, поводу. Он желал, чтобы Оби-Ван просто был счастливым.

— Ты не будешь один, мой дорогой. Так просто ты от меня не отделаешься, — мастер усмехнулся и поцеловал падавана в голову, отвечая на хватку по ученической связи.

Ученик уткнулся лбом в его живот, успокаиваясь. Квай-Гон часто задавался вопросом, как излечить уже израненную душу Оби-Вана, что сделать, чтобы ускорить процесс исцеления. И его часто страшили будущие ситуации, в которых его мальчик получит новые раны, часть из которых может быть даже сильнее нынешних. Единственное, что Джинн чётко усвоил — он должен быть рядом со своим падаваном, сам факт его присутствия оберегает Кеноби от мелких ранений души, а его поддержка помогает залечить раны посерьёзнее.

Джинн погладил мальчика по голове и потянул за собой. Ученик последовал за ним, как его собственная часть. Квай-Гон заглушил свой приступ слёз, Оби-Вану сейчас нужно спокойствие, а не новое переживание.

Мастер привёл его в свою палату и снял с ребёнка свою мантию. Пригревшийся падаван поёжился, и Джинн кивнул ему на кровать. Две пары сапог расположились у её изножья, Кеноби прополз к стене и уткнулся носом в большую подушку. От неё пахло особыми медовыми цветами и ещё чем-то освежающе кислым. Запах любимого шампуня учителя — мальчик знал лучшую марку и внешний вид пузырьков. Тёплое одеяло мягко опустилось на него, навевая такой необходимый сон, даря спокойствие и уверенность в том, что он никогда не будет один.

Квай-Гон прижал Оби-Вана к себе, чтобы никто не мог выхватить у него его маленькое, но такое дорогое и светлое, как туманность, сокровище.