Безупречность (джен)

Одасаку любил безупречность. Когда иероглифы выписаны чёрточка к чёрточке, тарелки на полке стоят по размеру, а книжки повёрнуты корешками в одну сторону.

Хотя в его мире оставалось место и для некоторого хаоса: не заправлять рубашку в брюки, класть в любое блюдо много карри и, очевидно, общаться с Дазаем. Серьёзно, есть ли в Йокогаме более хаотичное создание?

На грани сознания мелькнули отблеск заката и грохот разбиваемой бутылки французского вина. Ладно, пожалуй, есть. Но Одасаку на самом деле редко сталкивался с этим типом. Они были слишком из разных миров.

Рыжий солнечный луч перебрался из мыслей в реальность и заплясал в пыли. Он сиял на старой хрустальной люстре, которая раскачивалась прямо над головой Одасаку.

Кач-кач, кач-кач… Сакура любила качаться на качелях. Касуми, Косуке, Ю и Шинджи всегда по очереди качали её. Дети, дети…

Ветер за окном хорошенько разбежался и загремел листьями. Пятна-ромбики закружились по осколкам стекла. Кажется, то окно вынесла случайная пуля.

Пятна закружились, закружили… Одасаку со стоном повернул голову вбок. Щека ткнулась в холодные плиты, на которых не было ни пылинки. Вся пыль летала где-то вверху, всполошённая десятками рваных плащей и стоптанных сапог.

Сколько людей здесь сейчас лежит? Одасаку сегодня их не считал. Ему было всё равно. Он не собирался оставлять никого — это было бы недостаточно безупречно.

Крыльцо, холл, лестница… Теперь вот этот зал, то ли золотой в лучах солнца, то ли вовсе янтарный. Янтарный — как виски из бара, который они с Дазаем и Анго пили несколько лет назад.

Дней. Дней, конечно, а не лет. Солнце. Вчера шёл дождь. Гроза. Казалось, этот дождь разрезал одну жизнь на две совершенно разные.

Ещё одно доказательство: горло, сорванное, когда дети погибли, больше не болело.

Хотя… Должно быть, это пуля в животе затмила все другие чувства. Теперь Одасаку знал боль выстрела. Будь у него такая возможность, записал бы её непременно в блокнот, чтобы запомнить и передать в будущем романе с безупречной реалистичностью.

Не запишет уже. В глазах туманилось. С миром его связывали лишь отблески красного вина на янтарных стенах. Но вот они исчезли.

Что-то коричневое, одноглазое, перевязанное белой лентой. Дазай. Когда он наконец перестанет завязывать глаз бинтом? Зачем он это делает?

Одасаку был рад, что Дазай пришёл. С ним необходимо было попрощаться, чтобы уйти, не оставив за собой долгов.

Уйти безупречно. Как странно думать это, лёжа на холодных плитах среди людей, у которых только что отнял жизни. После того, как обещал себе не убивать и выбросить пистолет.

Что ж, по крайней мере, ослабевшие руки сейчас пусты, хотя палец, кажется, всё ещё сведён судорогой бесконечной стрельбы.

Дазай что-то говорил. Одасаку что-то говорил. Почему-то вместо прощания выходили слова напутственно-воспитательные, будто Дазай был ещё одним, самым непутёвым приёмным ребёнком Оды Сакуноске.

Отчего-то вспомнилось, как они долго ехали куда-то под дождём… То задание не заладилось, но Дазай подобрал там котёнка. Плюшевый чёрный воротник по имени Юко так и жил, наверное, в квартире Дазая.

Слова закончились. Туман в глазах приобрёл цвет. Блёкло-белый, как ноябрьское молоко или рыбье брюшко. Дазая уже совсем не было видно.

Одасаку поднял руку, надеясь, что не промахнётся. Коснулся пальцами мокрых волос Дазая — там что, опять дождь полил? Нашёл шершавую ткань бинта и, затратив на хилую повязку остатки последних сил, сорвал её, открыв второй глаз.

Хватит, Дазай. Если ты свернёшь шею, навернувшись с лестницы, это явно будет не лучший для тебя конец.

Тишину вдруг разорвал хлюпот — кто-то бежал по плитам в мокрых резиновых сапогах. С небольшим опозданием за ним цокали шпильки.

— Человек! Человек ранен! — суетливо тараторил кто-то.

Тот странный парень, которого Одасаку сбил с ног в день взрыва? Откуда?..

— На-адо же! — возмущённо восхитился женский голос. — Он даже в хорошем состоянии! Мне не придётся избивать его до полусмерти, чтобы вылечить! Эй, Мафия, когда твой друг очнётся, поставь мне Шардоне Трентино. Коё говорила, у рыжего коротышки была пара бутылок.

Одасаку представил себе Дазая, вымогающего вино у Накахары. Что ж, пожалуй, это будет безупречный анекдот на будущее.