Тени возрождаются лишь в избранных (джен)

Небо сгущалось в клочья мрачных туч — словно сама тьма расползалась по миру, сбивая с пути не только свет, но и надежду. Звёзды, некогда манившие Эмбер и сулившие новый дом, теперь скрылись за плотной завесой мрака, и вокруг царила лишь глухая ночь. Она уже знала: этот путь ведёт в бездну, в ад безысходности, из которого нет возвращения.

Девочка лежала на промёрзшей, сырой земле, с которой влага въедалась в кожу, словно она сама стала частью этой разлагающейся пустоты. Трава вокруг превратилась в чёрный пепел — последний зловещий вздох уходящего лета, словно смерть опустилась на мир. Холодный ветер безжалостно срывал с веток листья, а дождь бил по лицу острыми льдинками — казалось, даже стихия перешла в наступление, желая сломить её, уничтожить до последней капли. В глубине сознания, на грани безумия, Эмбер ощущала, как часть её принимает это, поддаётся, покоряясь хаосу.

С трудом поднявшись на ноги, она едва не рухнула обратно — каждый мускул, каждая клетка тела были насквозь пронизаны холодом и отчаянием. Это было не просто усталостью — она превратилась в марионетку, чьи нити судьбы рвались на части. Марионетку, которая безжизненно лежала на земле, среди мёртвой травы, луж пота и боли.

Ветер набрал силу, дул с особой жестокостью — резкий, колкий, он едва не сбивал с ног, словно желая просеять каждую мысль и чувство, вырвав из них всё лишнее. Ткань одежды прилипала к коже, холод проникал до самых костей. Всё вокруг безжалостно напоминало: эта ночь — не для слабых. Для неё.

Сердце в груди билось лихорадочно и торопливо — это был не страх, нет. Это была текучая смесь гнева, губительной тоски и инстинкта выживания, что жгла изнутри, вырывалась наружу и одновременно сковывала. Тёмная магия, плотно укоренившаяся в ней с детства, пробуждалась. Руки Эмбер непроизвольно сжались, она закрыла глаза, чувствуя, как тело охватывает судорога.

В воздухе витал запах крови — густой, металлический, прилипавший к ноздрям и с каждым вдохом становившийся всё навязчивее. Его было слишком много, и этот факт не давал ей ни покоя, ни даже минуты передышки.

Кулаки сжались до боли — дрожь поднималась по коже неотступно и жёстко. Ветер стал ещё резче, пронзительнее — в этой почти осязаемой пустоте возникла знакомая фигура. Тень. Чёрный плотный сгусток, он медленно оживал, складываясь в очертания, навеянные её собственными страхами и болью. Эмбер будто увидела перед собой нечто одновременно мучительно знакомое — призрачный силуэт матери, которого она боялась, ненавидела и в то же время отчаянно искала любви, словно потерянный ключ в тёмной комнате собственного сердца.

Время будто остановилось. Тень отделилась от Эмбер, сорвалась с места и бросилась вглубь поляны, разрывая на своём пути ветки кустарников — звуки рубящих клыков и мокрого хруста напоминали живой ужас. Тварь замерла, издав низкое, глухое мурлыканье — жуткое, отдалённо похожее на удовольствие.

— Вернись, — голос девочки прорезал тишину, жёсткий и трясущийся от надрыва.

Она сделала шаг, но Тень зарычала, предостерегая, прижимаясь к телу, которое без признаков жизни лежало на земле.

— Если пойдёшь дальше — я нас уже не спасу, — прошептала Эмбер, не отводя напряжённого взгляда от чёрного силуэта.

Девочка неуверенно двинулась вперёд. Тень зарычала ещё громче — глухим, почти звериным голосом, и набросилась на лежавшее под ней бездыханное тело, раздирая его на части с жестокостью, которой мог бы позавидовать оборотень. Мясо рвалось, внутренности вываливались, окровавленные куски разлетались по земле, словно мрачный пазл из ада. Тень не остановилась, пока не схватила кровоточащий орган и не сунула его прямо в рот. Урча недовольно, пережёвывая эту плоть, она наконец проглотила, смачно отрыгивая, словно только что съела самую жирную котлету на свете.

Воздух наполнился отвратительным запахом гниения и сероводорода. Скрежет зубов Тени превратился в подобие жуткого чавканья, от чего Эмбер захотелось блевать. Чудом ей удалось вернуть самообладание и не потерять контроль.

Она протянула руку к изуродованному телу — телу матери с пустыми глазами, в которых застыл страх и отчаяние одновременно. Любовь, которой никогда не было, и ненависть, пожирающая душу до костей. Эмбер не могла отвести взгляд, не могла отвернуться.

Рядом лежала старая книга — та самая, полная запретных заклинаний, способная изменить всё. Её страницы едва шевелились, словно помнили, какие силы они содержат. Эмбер прикусила губу — в этот момент ей отчаянно хотелось взять и испепелить эту проклятую книгу, вырвать из неё все страницы и навсегда спрятать содержимое, чтобы никто, никогда, ни за что не смог прикоснуться к этой тёмной бездне.

Если бы не одержимость матери этой книгой, возможно, всё пошло бы иначе… Но Эмбер прекрасно понимала — судьба давно сделала свой ход. Обманывать себя было бесполезно.

Девочка прижала дрожащую ладонь к холодному, пропитанному кровью лицу матери, пытаясь прикрыть ей глаза и осознать — возможно ли, чтобы боль и любовь сосуществовали внутри неё одновременно. Одно было ясно: обратного пути не было.

— Пф-ф-ф… — тень причмокнула, медленно углубляясь в свои поиски, словно жадно высасывая последние искры жизни вокруг. Казалось, Тень не одобряла действий Эмбер — для неё в этом жестоком мире прощения не находилось, особенно для тех, кто причиняет боль, даже если когда-то эти люди дарили радость. Если бы Эмбер была такой же холодной и безжалостной, как Моргана, её мать, Тень без колебаний уничтожила бы мучителя. Но внутри девочки жила совсем другая борьба — та, которую никто не осмеливался понять.

Если бы Эмбер могла заглянуть в голову Обскуру — то есть этой самой Тени — она бы хохотала так, что из глаз брызнули бы кровавые слёзы. Потому что рассуждать о проблемах, когда твоя жизнь — сплошной чёрно-белый фильтр, куда проще. «Легко тебе, мой страшный друг, прыгать между тенями, когда других цветов и не знаешь!» — именно так подумала бы Эмбер с оттенком ехидства.

Она отвернулась, потому что видеть эту жуткую мерзость совершенно не было желания, хотя внутри всё горело вопросами: «Ну и что теперь?» Бежать в мир магглов и раствориться в их толпе? Нет, смерти не избежать. Маги найдут — сожгут в адском пламени. Убежать в Дартмур, туда, где магия фонит сильнее всех магических мест вместе взятых в Великобритании? Там Тень выживет вместе с ней — но среди диких зверей и злых духов — ненадолго.

Да, выбор либо уныло сдохнуть, либо сидеть с этой Тенью на шее и ждать, пока проблемы сами себя решат. Эмбер уже давно устала быть героем своей собственной никчёмной жизни.

Тень тронула её спину, мягко и тревожно, почти пытаясь утешить. Но липкий след крови раздражал, холод сковывал. Девочка отвернулась.

— Хватит! — рявкнула она, и её голос разнёсся в ночи, заставляя взмокнувших птиц рвануть в небо, а шуршание их крыльев смешалось с раскатами грома.

Послышались резкие хлопки аппарации — те самые, что будто режут тишину, как острый нож по бумаге. Тень выскочила вперёд, и визг её пронзил тьму. Она рванула к дому, словно ветер. В тот же миг взрыв разорвал воздух. Сине-зелёное пламя взметнулось в небо, как сумасшедший огненный смерч. Огонь ревел, оглушая так, что заложило уши, а вокруг поднялась хаотичная тьма из танцующих теней.

Крыша треснула и рухнула, искры посыпались дождём, словно дикие светлячки, а вековые деревья вспыхивали и рассыпались на пепел — несмотря на холодный дождь.

Эмбер застыла посреди этого ада, словно растворяясь в огненной заре. В свете пожара её кожа побледнела, стала почти прозрачной, будто исчезала — мир сжирал её целиком, а в глазах застыла дикая безжизненная пустота. Тёмная тень внутри — единственный живой огонь, злой и жадный — пожирал всё дотла.

Позади донеслись приближающиеся шаги — быстрые, тяжёлые и неумолимые. Сердце бешено вырвалось из груди, и Эмбер бросилась в лес. Дождь хлестал по спине, взлетали брызги, и колючие ветки цепляли мокрую кожу, царапая до крови. Ноги скользили, ботинки плескались в грязи и водянистом гнилостном месиве. В висках гудело, словно молот, но бежать надо было — просто бежать, не думая ни о чём.

— Чёрт побери! — сдавленно вырвался возглас отчаяния.

Внезапно дорога кончилась: падающее дерево с грохотом заблокировало путь, разбрасывая вокруг пламя, как смертоносные искры. Эмбер была уже на пределе, не успела остановиться и упала кубарем вниз — прямо в холодный рот бурлящей реки. Холод пронзал лёгкие, сдавливая их железной хваткой. Она захлёбывалась, хватаясь за корягу, но услышала хруст — ветка сломалась, словно предатель. Страх и паника сжимали горло, а вода, как хищник, тянула вниз.

Каждый её вдох превратился в клокот ужаса, ногти ломались о камни, руки цеплялись за воздух, но воды было больше. Глухая темнота, бездна и шум стремительно бегущей реки — всё, что осталось, всё, что поглощало мир.

Она не чувствовала боли, только отчаянную борьбу за воздух, которую проигрывала по секундам. Камень с мхом ждал — словно последний страж на границе жизни и смерти. Собрав все силы, Эмбер вынырнула на него, кашляя, трясясь всем телом, пытаясь напомнить себе, что она ещё жива.

Казалось, её слышал весь лес, но за грохотом грозы все звуки потонули в ночи. Вдалеке донеслось: «Ищите у реки!»

Эмбер пыталась поверить, что вырвалась из потока — словно тонущая тень, выкарабкивающаяся из пучины. Но грудь сжималась от страха, каждая капля дождя падала на лицо, словно яд, высасывающий силу до последней капли.

Мох под ладонями был влажным и холодным, словно сама природа старалась притормозить бег, поставить на колени и сломать волю. Она замерла на мгновение, сдернув капли с лица, и взглянула вниз — на мутную бурную поверхность реки. В отражении не было привычного лица — только глаза, горящие ледяным огнём, а внутри — бездна собственного страха и отчаяния.

— Это — не я, — прошептала Эмбер сквозь зубы, но в голосе слышалась не твердость, а раздвоение. «Это он», — подумала она, ощущая, как мрак медленно просачивается обратно в её душу, шепча опасные слова: «Уничтожь их всех... Позволь, я сделаю это ради нас...».

Она вскинула голову и с трудом поднялась с камня, каждый её шаг отдавался резкой болью. Крики людей становились всё громче, рельефнее, словно сквозь густой туман. Эмбер зажала рот ладонью, боясь выдать себя движением. Вокруг повис мрак, и даже лес казался замёрзшим. Рёв реки сливался с гулом дождя, словно пытаясь затуманить сознание в хаос.

Мантию она скинула без сожаления — ткань мгновенно унёс поток к водопаду, словно последние обрывки надежды растворялись в бездонной тьме горной реки.

Крики снова пронзали ночную тишину, то близко, то далеко, а в груди сжимался неустанный страх — будто сейчас она растает и исчезнет, растворившись в этом мокром безумии.

— Сейчас или никогда, — шептала Эмбер, стараясь не дрожать и не дать панике захлестнуть разум.

Она бросилась к берегу, вода цапала за голени, холод проникал через прилипшую к телу одежду и жёг кожу. Почва скользила и гнула ноги, Эмбер поскользнулась и рухнула, холодный плеск залил кисть руки. «Не упади, не сейчас!» — мысленно кричала она себе, вцепившись пальцами в корявый корень, она едва удержалась. Дождь бил мелкими иголками по лицу, смешиваясь с ревом реки.

— Я же говорила, кто-то здесь рядом! — рявкнул женский голос сквозь ливень. Он был одновременно звонким и усталым, насквозь пропитанным раздражением — ночные поиски под холодным дождём давно вымотали остатки терпения. — Не можете просто поверить, пока доказательства у вас перед носом!

Голос был как смесь упрёков и отчаянья: «Вы все сомневаетесь, а я — одна иду в темноте, хоть и боюсь», — слышалось в тоне.

— Я видела тень человека! — настаивала девушка, которую звали Райли. Твердость в голосе обжигала — смесь гнева и страха: «Я не сошла с ума!»

— Может, ты ошибаешься, — послышался хриплый, но сдержанный голос другой женщины — её звали Амандой. В голосе дрожь усталости, но звучала она уверенно. — Это уже шестой раз, Райли. А на деле — одни галлюцинации и пустые страхи.

— Думаете, я лгу? — больно ответила Райли. — Только потому, что я — дочь Лорда? Мой путь в Аврорат был заслугой, а не папиным влиянием!

Эмбер пыталась сквозь листву и тьму разглядеть, кто был рядом, но тщетно. Интуиция ревела: голоса совсем близко.

— Я видела, как она бежала к реке, затем упала в воду, — Райли тяжело переводила дыхание. — Это факт.

Свет палочки мелькнул у ног Эмбер, освещая влажную грязь и блестящие туфли. Она медленно отступала, осторожно ступая по скользкой почве.

— «Она»? — холодно усмехнулась Аманда. — Ты правда веришь, что тринадцатилетняя девочка могла пережить эту горную реку? Даже великаны обходят её стороной.

«Верно», — мысленно констатировала Эмбер, вспоминая мать и её слова: «Держись подальше от реки — потонешь». Раньше это казалось заботой, теперь — ловушкой. Мать использовала её, оберегая лишь как средство усиления собственной магии.

— Ну, посмотрите на её мокрые следы! — настаивала Райли. — Она здесь, я чувствую!

— Следы кентавра, — устало вздохнула Аманда.

— Райли права, — вмешался ещё один голос. Его спокойствие в этом хаосе было странно пугающим. — Кто-то здесь есть.

— Видите! — радостно воскликнула Райли. — Вы слышали крики?

— Помолчи, — хмуро бросила Аманда. — Ремус, ты уверен?

— Да. Её запах в воздухе, — ответил он холодно и спокойно, будто игра, где он уже победил. — Теперь осталось найти.

Палочка выскользнула из рук Райли и глухо звякнула о землю.

— Мерлин, — прошептала она, оглядываясь, — где-то совсем рядом.

Аманда фыркнула, опускаясь за палочкой Райли, и тихо сказала:

— Альбус, скоро полнолуние. Не стоит рисковать.

— Аманда, — мягко, но решительно заговорил Альбус. Эмбер почувствовала в нём возраст. — Ремус полностью безопасен. Я доверю ему свою жизнь в любой день, независимо от фазы луны.

— Ремус — оборотень?! — взвизгнула Райли.

— Ты только сейчас это поняла? — с ехидцей ответила Аманда, шёпотом добавляя: «Скажешь это, и отец тебя не спасёт...» — слова звучали как проклятие.

Мгновение гнетущей тишины. Лишь треск веток под шагами, раздражённое сопение сзади — Райли? И шум реки.

Эмбер же в это время застыла на месте, сердце бешено стучало, холод и страх перемешивались с решимостью. Она знала — если найдут, всё кончено.

Воспоминания наваливались волнами — детство, когда мать учила быть тихой, не высовываться, бояться мира. Тогда казалось — забота. Теперь — кандалы.

Она прижалась к земле, грязь вползала под одежду, вокруг ползали черви, и единственное, о чём мечтала — поменяться с ними местами, лишь бы исчезнуть. Тень не отозвалась на её молчаливый крик.

Глаза метались в темноте, как будто сами не могли поверить, что живы и всё ещё на ногах. Голос Ремуса, этот хриплый бархат с тёплыми нотками, звучал рядом, и, честно говоря, именно он немного, совсем чуть-чуть, утешал:

— Мы не причиним тебе боль, — тихо говорил он, — просто выйди.

Но в голове не стихал грохот — нет, не просто грохот, а фаршированный страхом колокол: «Ловушка! Предательство! Стальное жало опасности, вот оно, пронзает плечо!» И вот, пока ноги вязли в траве, измазанной грязью, она ползла среди веток, ощущая, как лес вдруг становится не просто живым, а почти кровожадным существом. Грязь лезла в каждую щель, будто сама природа решила не отпускать.

— Один... два... три... — шептала себе Эмбер. Считала... готовясь к прыжку. Прыжку в неизвестность, где свет, который она видела в голове, мог быть и спасением, и приговором.

Она медленно с трудом поднялась, тяжело, будто груз не только на руках, а в душе. Ползла к кустам — каждое движение давалось с болью и подозрением ко всему вокруг. Сердце вдруг застучало ярче, как будто поняло, что сейчас всё изменится: из темноты, перекошенный и уставший, выплыл мужчина.

— Эмбер! Стой! — прозвучал голос, полный беспокойства и какой-то... странной теплоты. — Клянусь, мы не причиним тебе вреда!

Но спасение не казалось спасением. Она повернулась к обрыву, той самой последней грани, где можно уйти в небытие, уйти, сбросить всё, уйти от страха и боли. Но схватили за предплечье крепко, почти разбивая изнутри.

— Пусти! — выдохнула с болью Эмбер.

Кожа разорвалась царапинами от её борьбы, девушку дернуло, и она оттолкнула её. Её тело, как мешок с песком, плюхнулось в грязь, и если бы не оборотень, который стоял рядом, она бы скатилась по склону вниз, прямо в холодную бездну.

— Райли, ты что, девочка моя, совсем забылась? — старик, чей взгляд пронзал насквозь, словно нож, говорил с усталой, но властной интонацией.

— Она меня оцарапала! — уступила Райли, разглядев красные полосы на своём лице в наколдованном зеркале.

И наконец она увидела всех этих людей: Райли, которая неуклюже цеплялась за мантию и истерично пыталась выглядеть серьёзно; женщину средних лет с пронизывающим взглядом, которая постоянно металась между телом Эмбер и стариком; и старика — в мантии цвета осени, украшенной мерцающими бабочками, как будто волшебство решило немного подурачиться, несмотря на всю серьёзность ситуации.

Она слышала об этом суровом, но загадочном персонаже от матери. Дамблдор — человек, способный закрыть три-четыре двери сразу, прежде чем ты успеешь спросить, почему. Мать говорила, что он может казаться добрым, но на самом деле — мощнейший игрок, который контролирует долгоиграющую партию. Эмбер верила маме, потому что… ну, мама редко ошибалась.

— Давай я помогу, — мягко предложил четвёртый, молодой мужчина. Его лицо было помечено шрамами, но вместо устрашающего вида он вызывал скорее жалость, как будто сам прошёл через тысячу безумств.

— Эмбер, мы хотим помочь... — тихо, почти по-другому, сказал он. Это звучало совсем не как угроза, а скорее как последний золотой круг в этом аду.

Оборотень присел рядом, весь мокрый, пахнущий болотом и свежестью леса. Он был как живое напоминание того, что здесь никто не идеален, и магия — не всё. Ведь если бы она была главной, почему остальные не позаботились хотя бы о нём? Хотя нет — даже родная мать Эмбер заботилась только о себе.

Она медленно поднималась, стараясь смотреть прямо в лица — никак не поворачиваться спиной, потому что заклинания, как шрапнель, можно было ожидать в любой момент. Жизнь научила её быть начеку, даже когда хочется просто закрыть глаза и забыться.

— Ты позволишь нам переместить тебя в более… подходящее место? — улыбнулся старик.

— Да вы чего! — воскликнула Райли, откинув на спину длинные волосы.

— Райли, девочка моя, кажется, Аластору нужна твоя помощь, — проговорил Дамблдор с усталыми глазами и палочкой, которая как будто сама хотела сказать «хватит драмы».

— Иди же, — женщина скомандовала.

Райли неохотно поспешила в сторону пожара, и как будто специально задела плечом женщину, которая даже не пошатнулась. Эмбер уже не видела пламени, только слабый дым, который перекрывал облака — что могло быть знаком надежды.

— Вы хотите, чтобы мы переместились в Министерство? А потом — в Азкабан? — даже голос Эмбер звучал как эхо из могилы, полный безнадёжности и отчаяния. Горло саднило, кашель рубил остатки сил, а глаза предательски увлажнялись.

Она не отводила взгляд от Дамблдора. Его силуэт, переливающаяся мантия и бабочки казались чем-то сказочным и жутким одновременно.

— Нет, — мягко сказал он, — всего лишь Хогвартс.

По его голосу Эмбер показалось, что тот улыбается. Эмбер подумала: «Ну, конечно, место, где магия буквально в воздухе. Как будто кто-то решил сыграть с огнём, не зная, что у меня внутри… монстр.»

— Поклянитесь, что только туда.

— Клянусь своей шикарной бородой, что только туда, — ответил Дамблдор с оттенком юмора, словно снимая напряжение с себя и окружающих. — Ремус, аппарируй мисс Стоун в замок и проводи в мой кабинет. Пароль — «ореховые тянучки».

Ремус оживился, словно ребёнок перед Рождеством.

— Да, конечно.

Эмбер старалась растянуть время, надеясь, что дом проявит себя живым, что пожар разгорится, и в пламени растворятся все страхи и тайны. Хотелось быть обычным подростком, а не монстром под кожей.

В белой вспышке она увидела лицо оборотня — в её глазах он стал волком: страшным, мощным, как её отражение.

Он говорил что-то, но слова были размыты. В голове прозвучала жёсткая мысль: «Я действительно убога, если боюсь собственной тени».

Вдруг он взял её за руку — и мир завертелся, кружа в калейдоскопе ярких, тошнотворных красок, унося Эмбер в неизвестность.

Они шли молча. Под ногами всё время попадались камни, и стоило наступить неаккуратно — те с грохотом отлетали, делая шаги громче. Эмбер нравился этот шум гораздо больше, чем гробовая тишина леса. Лучше уж грохот — он хоть отвлечёт от назойливых мыслей, что шныряли в голове и не давали покоя.

Ремус молчал, шёл рядом, время от времени бросая на неё быстрые взгляды, будто пытаясь понять — всё ли с ней в порядке. Эмбер делала вид, что ничего не замечает. Её взгляд блуждал куда-то в никуда, мысли метались: «Может, всё и к лучшему. Пусть узнают. Пусть наконец раскроют меня. А что ещё остаётся?»

— Не переживай так, — вдруг мягко сказал он. Эмбер сначала не поняла, что обращается к ней.

— Профессор Дамблдор не даст тебя в обиду.

Она немного дернулась, словно ища ответ или отговорку в земле.

— Мне плевать, — Эмбер выдыхала тихо.

— Что? — Ремус прищурился.

— Ничего, — сказала она слишком быстро, боясь выдать больше, чем хотела.

В горле будто что-то жгло, сковывая. Ей хотелось и кашлять, и рыдать одновременно, но она молчала. Просто смотрела в сторону, грызла губу, запоминая кочку, пожухлый пень, грязь, что хлюпала под ногами.

Пень, обросший грибами, привлёк её внимание. Грибы были такие старые, что казалось, сорвать их можно только вместе с кусочком коры. Всё вокруг казалось таким же хрупким и нереальным, как и она сама.

— Эмбер, я понимаю, тебе страшно, — снова начал Ремус, будто боясь, что промолчит не то, — но тебе станет легче, если выговоришься.

Она посмотрела на него и впервые почувствовала призыв — открыть хоть немного души. Но внутренний голос кричал: «Нет! Нельзя никому!»

— Я не знаю, о чём говорить, — ответила тихо, прячась за взъерошенными волосами, в которых упрямо цеплялись ветки и листья.

Он положил руку ей на плечо — и она едва не дернулась, будто в этом простом прикосновении затаилась угроза. Чтобы не сорваться, она уставилась на привычную мантию — изношенную, мокрую, грязную. Скрип Гремучей ивы за спиной усиливал чувство одиночества, словно лес знал все её тайны и насмехался над ней.

— Почему вы мокрый? — попробовала завязать разговор Эмбер.

— Забыл себя высушить, — пожал плечами Ремус.

— А раньше? Может, умеете водоотталкивающие чары?

Эмбер покачала головой, закрывая лицо руками, пытаясь пригладить волосы — те царственно запутались и упрямо цеплялись за ветки. Этот жест помог избавиться от ощущения прикосновения.

— Надо было, — задумчиво сказал он. — Чары мешают некоторым навыкам.

— Обонянию, — вспомнила Эмбер.

Обувь чавкала в грязи, комья летели с каждым шагом. Она боялась оступиться, упасть в воду, снова почувствовать себя маленькой и беспомощной перед холодной смертью. Боялась даже думать об этом.

Путь вёл в гору. Там, над тёмной гладью озера, возвышались скалы. На вершине стоял огромный замок, чей силуэт вызывал в Эмбер сжимание внутри, будто что-то надрывно рвалось.

Страх становился живым, почти осязаемым. Он требовал выглядеть ещё более потерянной. Чем хуже — тем сильнее обскур. Как змея в душе, он кусал, заставляя забыть о надежде.

Эмбер умышленно отключала чувства, словно перерезала провода, ведущие тревогу. Всё вокруг казалось размытым, но одна мысль не покидала: этот Ремус… он растерян. Его одежда вся в заплатках — словно человек, которого тяжело принять в этом мире, едва держащемся на поверхности.

Ей было жаль его — потому что он не пытается казаться сильным. И жалко себя — ведь он давно прячет то, что трогает её до глубины души.

«Я не хочу, чтобы ты лез с этой добротой под кожу, — раздражённо думала она. — Липкие следы потом неотмываемы».

Но где-то глубоко пряталась другая часть — та, что мечтает о простом человеческом тепле, о доме без шипения и боли, где семьи, как в книгах, а родители улыбаются, а не прячутся за ножом.

Она никогда не поверит в это. Ни когда мать, холодная как лёд, была готова убить её, лишь бы начать всё с чистого листа — жизнь в теле Эмбер.

Она знала: мама планировала ритуал. Помнила, как в девять прочла:

«Ритуал возможен, если жертве тринадцать лет, если она потеряет желание жить, если тело — на грани безумия. Иначе ритуал обернётся против мага, который затеял темное деяние».

Она поняла, нельзя об этом с матерью говорить. Нужно спасаться. Но в ней жила верность — верность, что не дала убежать.

— Что, какое отношение имеет обоняние? — вернул Ремус её мысли.

Эмбер мягко запрокинула голову в небо — тучное, с проблесками рассвета, словно отражающее её горечь.

— Как скажете, — пожала плечами.

Она не хотела сейчас убегать. Зачем? Можно играть в доверие, а потом поступить по-своему. Лучший план за все тринадцать лет. Может, сегодня станет чуть смелее.

— Эмбер, — замялся Ремус. — Я… прошу — не распространяйся о…

— Хорошо, — ответила она. Но внутри хотелось крикнуть: «Исчезни! Оставь меня!» и рухнуть на мокрую траву. Почувствовать холод земли, закрыть глаза и не думать.

Но она остановилась и встретила его янтарные глаза — в них золотился рассвет, делая взгляд глубоким и с лёгкой тенью недоверия.

— Я обещаю, — сказала твёрдо.

— Почему ты не боишься? — выдохнул он и достал палочку, высушивая одежду. Предложил ей. Но она покачала головой. Не доверяла.

— Вы выглядите вполне нормальным, — тихо пробормотала, и слова прозвучали почти как шутка.

Она представила, как кто-то узнает её тайну, тихо рассмеялась. Хуже разве что услышать: «Мне жаль…»

Поднимаясь к замку, ветер усиливался, резче резал пальцы.

— Ну… — прокашлялась Эмбер, нарушая молчание, — мы идём?

— Да, — усмехнулся Ремус устало. — Я — Ремус Люпин, буду вести защиту от тёмных искусств. Можешь звать меня мистер Люпин — пока что.

Эмбер чуть расслабила голос, стараясь скрыть нервозность. Всматривалась в тёмный силуэт у ворот, пытаясь понять, надёжен ли этот преподаватель.

— Чудно. Очень приятно, мистер-профессор Люпин.

Он улыбнулся шире, однако между ними по-прежнему висела невидимая нить напряжения. Они будто пытались делать вид, что ничего не происходит.

— Хочешь, расскажу о школе? — предложил он.

— Не против, — ответила она, стараясь звучать увереннее, чем чувствовала.

Когда они почти вошли в замок, проход преградил высокий, почти призрачный мужчина в чёрной мантии. Одежда развевалась, словно огромные демонические крылья.

Эмбер невольно дернулась и сжалась. В глубине души она понимала: с таким спорить — плохая идея.

— Люпин, — произнёс мужчина глубоким, хриплым баритоном. — А мы… — мрачно взглянул на Эмбер, — …вас уже ждём. Выгулял своего ручного пса?

— Приятно видеть и тебя, Северус, — спокойно ответил Люпин, будто это была обычная болтовня.

Эмбер застыла у дверей. Пальцы дрожали, но, встретив взгляд незнакомца, ноги сами понесли внутрь. Страх перед замком словно таял.

Внутри было мрачно и величественно. Высокие каменные своды, тяжёлые портреты, на которых спали люди. Но Эмбер знала: они притворяются. Это лишь отголоски сознания, помогающие живым перенять опыт прошлого.

— Альбус говорил, что появится не раньше обеда, — устало бросил Люпин, потом передумал. — Северус, иди отдыхай, впереди сложный день.

Эмбер заметила странный блеск в глазах «Северуса». Что-то жёсткое, тёмное. Мысленно прокляла своё жёлтое платье — слишком броское — и попыталась раствориться в тени стены, не дышать громко. Этот человек пугал.

— Не приказывай мне, — хрипло сказал он, приближаясь к Люпину. — Ты уже забыл, кто дал тебе возможность спокойно существовать в полнолуние?

— Северус, я благодарен, — ответил тот, — но прошу, не напоминай об этом при каждом случае. Я просто посоветовал.

— Оставь свои советы при себе. — Мужчина резко развернулся в сторону тёмного коридора. Мантия задела Эмбер, ветер всколыхнул волосы.

Точно демон, — подумала она, с трудом сдерживая сарказм: «Вот только рогов и трезубца не хватает».

— Кто это? — впервые за утро голос Эмбер дрогнул от любопытства. Она очень надеялась, что больше не встретится с ним.

— Профессор Снейп, — ответил Люпин, поднимаясь по лестнице. — Будет учить тебя зельям. — Сделал паузу, ожидая, когда лестница повернётся к нужному коридору. — У него тяжёлый характер, но мастер своего дела.

Эмбер мысленно кивнула. Если тяжёлый — это про него, с нервами у неё будет весело.

Они остановились у каменной горгульи — чёрной и холодной, как лёд. Эмбер осторожно коснулась её поверхности — горгулья внезапно взмахнула крыльями. Она чуть не упала, если бы не крепкая рука Люпина.

— Пароль? — спросила горгулья, словно живая.

— Ореховые тянучки, — вспомнил Люпин со смешком. — Не бойся, она только машет крыльями.

Эмбер ещё чувствовала тепло камня. Мысль, что она — простая маггла, только что погрузилась в волшебный мир, заставляла улыбаться и немного бояться одновременно. Вот уж нелепо — бояться говорящей каменной глыбы!

Проход открылся и перед ними появилась винтовая лестница. Вот что удивляло — она двигалась! Забавно, что старинные чары работали спустя сотни лет. Эмбер тихо улыбнулась, жаль, что не дожить до раскрытия всех этих тайн.

Она поспешила за Люпином.

— Подожди в кабинете, — сказал он, усаживая её в кресло. — К сожалению, у меня не получится составить тебе компанию.

Она кивнула, стараясь не показывать радость. «Ой, куда угодно, только оставь меня одну», — взмолилась мысленно.

Люпин заметил взгляд.

— Всё же позволь высушить твою одежду.

И добавил, словно убеждая себя:

— В такой влажной одежде можно заболеть.

Эмбер застыла — мокрая, холодная, дрожащая от дождя и купания в ледяной воде. Этот мужчина предлагает помощь? Ладно, один раз. Кивок.

Люпин взмахнул палочкой, и вокруг распространился тёплый ветерок. Одежда засветилась мягким светом, быстро высыхая и очищаясь от грязи.

Эмбер задумалась: может, он действительно добрый? Может, и правда заботится? Но быстро отогнала эти мысли, не желая пачкаться в надеждах.

— Можешь попробовать угощения, — указал он на столик у лестницы. — Альбус точно не возражает.

— Спасибо, — сказала Эмбер, и он прикрыл дверь, оставляя её одну.

Наконец можно было вдохнуть. Глубоко и без оглядки. Сердце стучало медленнее, взгляд начал разглядывать новую обстановку.

Кабинет больше напоминал гостиную — круглый, с куполом потолка, наполненный странными звуками приборов. Что-то тихо жужжало, то гремело, то выпускало искры. Они стояли на вращающихся столах, один из которых, как позже объяснил Дамблдор, управлялся магией.

Эмбер заинтересованно приблизилась, рассматривая лакричные конфеты.

— Как их есть? — пробормотала, глядя на твёрдые конфеты. Ведь они кусались при жевании.

Рядом стояла ваза с лимонными конфетами, припорошенными сахаром. Она осторожно взяла одну и положила в рот — сразу перекосилась.

— Фу! — выплюнула кислотную конфету, скривившись. — Этот старик точно шутит или специально так издевается над гостями.

— Вы ошибаетесь, мисс, — раздался голос. Эмбер резко обернулась.

Портрет на стене, которого она раньше не замечала, усмехался тонкой ироничной улыбкой. Мужчина был в старомодном костюме. Под портретом надпись: «Бэзил Фронсак».

— Странные вкусы у вас, — бросила Эмбер, надеясь, что портрет не ответит.

— И не говорите, — пропел он. — Но Альбус любит по-своему удивлять гостей. Не каждый выдержит.

Эмбер усмехнулась, чувствуя, что эти шутки — лишь фасад. Кто так долго живёт здесь, если не умеет скрывать правду?

Она взглянула на остальные портреты — все спали или казались безмятежными. Наверное, у каждого своя роль, и её не стоит нарушать.

Девочка отошла в угол и плюхнулась в кресло — большое, обитое алой тканью с узором, напоминающим Гриффиндор. «Эх, эти храбрецы», — подумала с иронией. Ей явно не дано было быть одной из них — слишком много здравого смысла и слишком мало безумной жажды приключений.

Скинув обувь, Эмбер подняла ноги и помассировала уставшие ступни. Сон подкрадывался, но сопротивляться хотелось. Расслабляться было рано — ещё нет.

За окном мягко просачивался рассветный свет, ласково глажа массивный письменный стол с резными когтистыми ножками. При виде этих острых когтей казалось, что они легко порвут любую жертву. В уме Эмбер невольно нарисовала кровавую сцену — когти вонзаются в шею, оставляя алые капли.

— Не сейчас, — прошептала она, глотая комок тревоги.

Полки с томами стояли хмурыми, будто постоянно недовольными. Но в этом уюте Эмбер чувствовала тепло. Сон перестал быть врагом — стал тёплым пледом, обволакивающим и успокаивающим.

Остались только мысли — тревожные и неотступные.

Воспоминания о вчерашнем вечере всплывали в памяти снова и снова — как она, почти насмешливо и с жалостью к самой себе, проглотила тот ужасный пирог. Теперь уж точно знала — это было не игнорирование странного поведения матери, ведь она никогда так открыто не заботилась о ней. Мама… собственноручно подложила зелье в еду.

Сердце сжималось — внутри всё еще тяжело, слабость словно гудела глубокими ударами в костях. Хотелось лишь одного: лечь и забыться хотя бы на пару часов, почувствовать себя просто девчонкой, а не пленницей обстоятельств.

Глаза начали закрываться. «Ладно, — шептала себе Эмбер, — ты здесь не случайно». И позволила реальности ненадолго отпустить хватку.

…Хлоп! Дверь с шумом захлопнулась.

Эмбер вздрогнула, вскочила с кресла, сонно потирая лицо. Солнце уже не слепило, а лишь мягко освещало замковую территорию едва жёлтым светом.

— Прости, — раздался знакомый голос. Дверь открылась вновь.

Перед ней стоял Дамблдор, сияя улыбкой, как будто внезапно вспомнил хорошую шутку.

— Привык, что кабинет пустует, — добавил он с лёгкой иронией.

Он подошёл к шкафу, ловко доставая сушёных насекомых, потом бодро поднялся по винтовой лестнице. Эмбер лениво взглянула вверх — там восседал красавец феникс, приветливо курлыкая и подставляя голову под ласковую ладонь директора. Никогда прежде она не видела живого феникса — казалось, будто мифы воскресали.

Птица излучала мягкое сияние. Эмбер не хотела отрывать взгляд. Она тянулась погладить его, но была словно приросшей к креслу. Бархат обвивал её, словно тёплая паутина, а движение казалось невозможным.

— Время обеда, — объявил Дамблдор, наводя порядок на широкой периле рядом с клеткой. Затем сел за стол.

Эмбер сжала подлокотники, словно чувствуя ловушку в груди. Сон давно казался дурной идеей. «Как тут уснуть? В логове хищника!» — подумала с глухим страхом.

— Не хочешь лимонную дольку? — спросил Дамблдор, подпирая подбородок.

— Что? — в нерешительности выдавила Эмбер.

— Лимонную дольку, — он указал на вазочку с ярко-жёлтыми конфетами.

— Нет, спасибо, — всплеснула она руками, передёрнувшись от кошмара кислого вкуса.

— Вижу, ты уже знакома с нашими «вкусностями», — Дамблдор вздохнул мечтательно. — Когда-нибудь кто-нибудь проникнётся ими — это было бы интересно.

В мыслях мелькнуло: «Надеюсь, не кто-то с бородой, перевязанной колокольчиками, и с таким же фениксом.» Эмбер тихо посмеялась, украдкой нащупав туфли. На всякий случай — вдруг понадобится спасительный побег.

— Эмбер, — голос Дамблдора потяжелел, — думаю, ты понимаешь, что я пришёл не просто поговорить о конфетах.

Сердце подпрыгнуло. Ладони вспотели. Она ощущала его взгляд — острый, словно лезвие, просвечивающий каждую тайну.

— Как и обещал, санкций не будет. Ты же знаешь… — он замялся, словно подбирая слова, — что твоя мама погибла?

— Да, — выдохнула Эмбер, и на мгновение земля словно ушла из-под ног. Язык запутался, глоток застыл, пальцы онемели, крепко цепляясь за подлокотники.

— А знаешь ли ты, при каких обстоятельствах?

— Нет, — тихий, но лживый ответ.

Она знала: Моргана не справилась с магией, дала слабину, когда Эмбер кричала от боли. Если бы не это — её бы уже не было среди живых.

— Ты можешь мне довериться.

— Я… не знаю, — с трудом вымолвила Эмбер.

Дамблдор снял очки, массируя переносицу. Выглядел уставшим, словно весь мир лёг тяжёлым грузом на плечи.

Эмбер отвернулась — сейчас не время откровений. Не с ним. Не сейчас.

— Хорошо, — тихо сказал он, надевая очки. Солнечный луч проскользнул по каменному полу. — Я не буду давить.

Встал и подошёл к шкафу.

— Хогвартс до следующего лета будет твоим домом. Я взял над тобой опеку.

— Что? — паника сковала голос.

Опекун. В магическом мире это слово значит многое. Представь: ты только вырвалась на свободу, а тут снова контроль, решения, запреты. «Может, он хочет завершить дело моей матери?» — мелькнуло в голове.

— Слышала про приказ №666? — спросил Дамблдор.

Эмбер встряхнула головой, тело напряглось.

«Дыши!» — приказала себе. Не хотелось, чтобы Дамблдор почувствовал всплеск магии, ведь тогда ей точно конец.

— Приказ действует со времён победы над Грин-де-Вальдом. Многие дети стали сиротами, и мы не могли отправить их в мир магглов — они бы пропали.

Директор достал старую шляпу, которая пробормотала что-то знакомое. Эмбер узнала — Распределяющая шляпа.

— Тогда и придумали ритуал — с помощью гоблинов, — тихо улыбнулся он. — За это гоблины получили возможность жить не только под землёй. Единственный минус — время. Результаты ритуала почти через год.

Эмбер слушала. Это помогало успокоить обскура, который активнее пытался вырваться.

— По окончании служащий банка пришлёт письмо с генеалогическим древом, где указаны живые родственники. Если они добропорядочны, ты переедешь к ним. Возможно, даже к отцу… Ведь, насколько я понимаю, мама скрыла от тебя его имя?

— А если не захочу? Можно к магглам? — голос полился надеждой.

— Увы, нет, — тихо ответил Дамблдор, пытаясь встретиться взглядом. Но она смотрела в пол.

— Тебе нужна семья, Эмбер, — мягко сказал он.

— Мне почти четырнадцать, сэр, — она подняла взгляд. — В моём возрасте в сказки не верят. И если найдётся отец, не думаете же вы, что он воспылает ко мне любовью? Если я — ублюдок… почему весь магический мир должен это знать?

Она встала, сжав губы.

— Я жила без него. Живу и дальше.

— Понимаю, — тихо заметил Дамблдор, — но выбора нет. Ты не магглорожденная, оставлять тебя в мире магглов — обречь на гибель. Если родственники плохие — я не отдам им опеку.

— Не обещайте то, в чём не уверены.

— Эмбер, уверяю — дам выбор. Если достойных не найдётся, Хогвартс останется домом.

— Домом? — переспросила она. — Что для вас значит «дом»?

Дамблдор словно сжалился. Она покачала головой. Не хотела жалости, хотя она уже была на лице директора.

Натянуто улыбнулась:

— Мистер Дамблдор, что бы вы ни сказали, я не поверю, что вся эта ситуация хорошая.

— Эмбер…

— Вы говорите, что у меня выбор, но ограничиваете свободу. Если всё зависит от вас — зачем спрашивать меня? — глубоко вздохнула. — Знаете, что будет к концу года?

Дамблдор отложил шляпу, осторожно сделал шаг в сторону.

— Вы скажете, что разговора не было, и вы мне ничего не должны. И будете правы, — фальшиво рассмеялась она.

Эмбер выставила руки, почувствовав чью-то близость. Сказывалась Тень, жгущая изнутри. Пот лился с лица, маска смирения рушилась, выставляя чудовище наружу. Она готова была к любой глупости — лишь бы выжить!

Но в самом конце вспыхнула ярость. Стиснув зубы, она сказала:

— Но не забывайте — я тоже ничего вам не должна. Вы меня не спасали — я спасла себя.

Директор посмотрел с укором:

— Ошибаешься. Я слов на ветер не кидаю.

Он больше не приближался, взмахом палочки сотворил стул, и Тень в Эмбер немного утихла.

— Ты действительно никому ничего не должна, — мягко сказал он, — но и не должна причинять боль другим.

Она сжала губы. Впервые сказала вслух то, что думала давно. Вместо облегчения — раздражение и груз несбывшихся надежд.

— Язык — сильнейшее оружие. Одно необдуманное слово способно уничтожить больше людей, чем самое тёмное проклятье. А добрая фраза, сказанная в минуту отчаяния, исцелит израненную душу лучше любого лекарства. Никогда не забывай, Эмбер.

Она опустила взгляд. Жжение в висках пульсировало. В голове плескался шторм мыслей. Внутренний монстр рычал, метался — хотелось сломать всё. Но мысль, что родственники не лучше матери, словно ком застряла в горле. Не время копаться в болоте. Победить себя — настоящая битва.

Эмбер сильно сжала виски, закрыла глаза и тихо выдохнула:

— Этого больше не повторится. Ни капли. Никогда.

Дамблдор, заметив её внутреннюю борьбу, улыбнулся и подмигнул:

— Думаю, пора переключиться, — взмахнул палочкой, перед ним появился стул. — Пора выбирать факультет. Интересно, куда тебя судьба занесёт?

Шляпа зашевелилась, и Эмбер вздрогнула. Усталость плотно обвила тело, отчаяние словно плотная тень жгло изнутри. Ей отчаянно хотелось, чтобы маггловская религия была чем-то большим, чем звуки слов. Чтобы молитвы нашли отклик. Но Бога не было. И дьявола тоже. Был только мир ошибок, которые рано или поздно догоняют, как хищник.

Эмбер медленно села на стул, вздрагивая, когда шляпа кряхтела у неё в голове:

— Давно таких как ты не было.

«Каких именно?» — устало промчалось в голове. С ироничной улыбкой пришла мысль: «Шляпу не проведёшь. Она видит суть души». Но прямо выдать себя страх перед обскуром не позволял.

— Не про него, — засмеялась шляпа. — Но и таких тоже. Я про возраст.

Она пыталась отвлечься, сосредоточившись на тонких пальцах Дамблдора, мелькавших близко. Шрамы на запястьях, скрытые под мантией, играли тенями — отпечаток бурной молодости. Теперь он управлял людьми, будто шахматист, угадывающий каждый ход.

— В тебе громадная обида на мир, — продолжала шляпа, словно читая древний свиток, — ядовитее любого зелья. Но эта обида — твоё топливо. Жадность к знаниям, стремление быть сильной и нужной — плод её.

Эмбер собиралась возразить, но шляпа тихо сказала:

— Тсс! Со мной не поспоришь.

— Ты решительная, упрямая, не сдашься без боя. Вороны не для тебя — слишком поучительные. Гриффиндор? Взорвёшь при первом слове. Барсук — мил, но добра слишком много. Твой дом — Слизерин.

— Неплохой выбор, — улыбнулся Дамблдор, — хотя думал, что ты пригодилась бы на Когтевране.

— Я тоже… — Эмбер сняла шляпу и протянула её директору, голос дрожал от тревоги и надежды.

Мысль о факультете змей резала сердце. Мать закончила его, с благоговением вспоминая дни, когда магия жила в ней. Эмбер мечтала попасть туда — думала, это поможет матери полюбить её. Но оказалось — просто быть хорошей недостаточно.

— Не хочешь поспать? — спросил Дамблдор, убирая шляпу.

— Нет.

— Тогда после обеда сходишь на Косую аллею, — легко предложил он, будто в парке погулять.

— Зачем? — с удивлением подняла брови Эмбер. — Можно всё заказать почтой. Палочка есть. — Как доказательство она достала её из кармана.

Палочка заискрилась, вырвался сноп ярких искр — волшебный водопад, мгновенно наполнив комнату тёплой аурой, успокаивая монстра внутри.

Она выдохнула, мышцы расслабились, но судорога всё равно сводила каждую клетку — почти боль, которую хочется чувствовать, иначе страшно.

Дамблдор с удивлением поднял бровь, глядя на палочку — тёмно-зелёную, почти чёрную, усыпанную загадочными рунами. Палочка матери — подарок Морганы в тот самый вечер, когда она обещала: всё изменится. Тогда она не знала, как горько ошиблась.

— Я могу заказать всё совиной почтой, — продолжила Эмбер. — Или сходить в Хогсмид.

Такое развитие событий ей понравилось: никаких планов побега строить не придётся.

— Я настаиваю на Косой аллее, — покачал головой Дамблдор.

Она хотела возразить, но директор словно читал мысли, и сердце забилось сильнее.

— Это традиция. Даже если тебе «почти четырнадцать».

Взмах палочки — искры исчезли, превратившись в пепел. Пепел совсем не вписывался в интерьер кабинета. И, в общем-то, как и многое здесь.

Дамблдор внезапно заплёл бороду в косу — менял выражение так быстро, что Эмбер не успевала следить. Человек-загадка.

— Обед! — он хлопнул в ладоши, и Эмбер подпрыгнула, сбив с полки курицу-статуэтку. Та прозвенела, помчалась, лишившись клюва.

— Мне она всё равно не нравилась, — равнодушно заметил Дамблдор, не взглянув на разбитую вещь. Потом прошептал домовому эльфу, и на столе появился обед.

Эмбер глубоко вздохнула и закрыла глаза. Аромат разносился по комнате, но взять ложку не могла. В памяти крутились мысли о пироге, испечённом матерью. Пироге, который стал точкой невозврата. И теперь, когда Дамблдор отрезал ломоть вишнёвого пирога и наливал чай, всё казалось издёвкой.

Только после долгого взгляда директора с беспокойством она взяла чашку и медленно сделала глоток. Знала: Дамблдор вряд ли отравит её. У него пока не было мотива. Но если покажет страх, внимание только усилится. А она этого не хотела.

Эмбер потёрла ладонь. Тонкая, почти незаметная бледная полоска тянулась от запястья к указательному пальцу — свежий след от гоблина, который всего несколько минут назад с особым удовольствием устроил ей «ритуал».

Она усмехнулась своим мыслям.

Азарт Бургока в этих «обычаях» многое говорил о его народе. Что-то в этом напоминало её собственный дом, где выживание было делом номер один. Там нож мог прилететь в спину ни с того ни с сего — особенно если Моргана была в плохом настроении или когда без предупреждения наведывались её «знакомые». В Гринготтсе рану залечили и даже извинились — пусть и с редкой неискренностью. А дома Эмбер приходилось самой варить зелья и накладывать чары, которые порой оставляли последствия хуже ран.

Она глубоко вдохнула холодный, влажный воздух, который жёг лёгкие. Погода была промозглой: дождь капал с каменных крыш, улицы блестели сыростью, а маги торопливо прятались по магазинам, стараясь не промокнуть. Одна капля упала ей за шиворот — и тут же по спине пробежали мурашки. Эмбер взглянула на Дамблдора. Он, словно напрягая зрение, высматривал кого-то вдали.

— Теперь за покупками? — вздрогнула девушка, запахивая мантию и тщетно пытаясь согреться.

— Именно, — ответил он.

Дамблдор кивнул мужчине в цилиндре, который погружённо собирал воду из луж после ночного дождя, не глядя под ноги. Эмбер заметила, что редкие прохожие приветливо кивали незнакомцу, но он делал вид, что не замечает их.

— Мистер Дамблдор, рад вас видеть, — серьёзно произнёс незнакомец, снимая цилиндр и приглаживая седые, растрёпанные волосы. — Я уже собирался послать сову. Гарри Поттер…

— Корнелиус, я в курсе. Что-нибудь известно о Блэке?

Они медленно двинулись в сторону «Дырявого котла». Эмбер не спешила следом. Это был её шанс — удача, к которой она весь день тихо стремилась. Можно уйти — без масок, без хитростей и продуманных планов.

Она оглянулась. Справа парень, чуть старше её, нежно обнял девушку и вручил помятую ромашку. «Вот это романтик», — подумала Эмбер. Девушка смутилась и запылала ярче любого заклинания. А Эмбер в душе заволновалась — она даже не знала, каково это — быть любимой.

Отогнав тоску, Эмбер шагнула к тёмной арке между двумя домами. Бросила спутникам настороженный взгляд: те всё ещё увлечённо обсуждали семейку Блэков, погружённые в свои секреты. Пользуясь моментом, Эмбер незаметно скользнула в узкий мрачный переулок.

В тени она позволила себе перевести дух. Всё оказалось проще, чем думала. Как игра в кошки-мышки — ей дали уйти, но она знала: за это придётся заплатить.

Эмбер затянула капюшон почти до бровей и прогнала тревожные мысли. Мимо шли маги в тяжёлых мантиях — живые тени. Не обошлось и без привычных пьяниц, валяющихся в канавах и мычащих на непонятном жаргоне. Всё это для неё было так же естественно, как дыхание. Не первый год она шастала по таким местам — и не только в магическом мире. Главный урок, который она усвоила: страх — роскошь новичков. Она не показывала его ни под каким соусом — играла свою роль.

Прошмыгнув в книжный магазин с выцветшей вывеской, Эмбер почувствовала странный зов внутри. Почему-то именно сюда — словно что-то в ней умоляло найти ответ.

Дверь со скрипом распахнулась и ударила в нос затхлым запахом — смесью старого пергамента и высохших чернил. Девушка сразу заметила лишь чёрного кота с синими, как лёд, глазами, лениво бьющего хвостом по разбросанным пергаментам.

— Дорогуша, чего носишься по моему логову? — голос дрогнул, будто лёд треснул под тяжестью.

Мгновенно, словно удар молнии, Эмбер выхватила палочку, не оборачиваясь. На пороге стоял старик — невысокий, скрюченый, в грязной замызганной мантии. От него исходило что-то древнее и опасное, словно сама ночь обрела плоть и сознание. Его глаза — синие, как у кота — светились в полумраке холодом, пронизывающим насквозь.

Она бросила взгляд за спину старика — пустой стол, рассыпанные пергаменты и перевёрнутая чернильница, из которой медленно сочилась густая чёрная жижа, как слёзы призрака. Эмбер сглотнула — внутри что-то холодное и безжалостное шевельнулось.

— Да… — голос был едва слышен. Медленно она опустила палочку, хотя каждое мышечное волокно кричало быть начеку.

— Искала… информацию об обскурах, — сказала она, впиваясь взглядом в стеллаж с древними томами, чей запах попадал прямо в кровь.

Старик склонил голову, словно змей, наблюдающий за жертвой. Его взгляд прожигал насквозь — казалось, он читал всю её боль и тайны, которые она прятала.

— Видимо, ты давно в плену, деточка, — тихо, но каменно сказал он. — Паразит твоей души — не чужой и не уйдёт. Чего бы ты ни ждала, он будет рядом. Пока дышишь — он рядом. Это не болезнь, а приговор.

Сердце застучало громче. Кровь в жилах будто замёрзла, время замедлилось. Пыль висела неподвижно, и в глубине души обскур сжался от страха — чего не случалось прежде.

— Знания задушат тебя вопросами. Сойдёшь с ума раньше, чем найдёшь ответы, — прошептал старик, приближаясь.

Внезапно он резко поднял руку и вонзил в грудь Эмбер тяжёлую книгу. Удар выбил дыхание, пол дрогнул, словно зверь.

— Убирайся, — голос прозвучал как приговор.

Старик взмыл в воздух, глаза вспыхнули тёмным, хищным огнём, что будоражило душу и звало в бездну. Эмбер отшатнулась, дотронулась до двери — но её выбросило наружу нечеловеческой силой. Книга с грохотом упала; боль разлилась по спине, оставляя жёсткий след.

«Что это было?!» — дрожащими руками она упёрлась в землю, запрокинув голову к выцветшему небу. Тяжело дыша, ощущала, как капли дождя медленно текут по горячей коже, скатываясь по подбородку, и тонут в трещинах облезшей брусчатки.

Где-то глубоко внутри обскур содрогнулся. Эмбер поняла — игра, эта грязная и кровавая, только начинается.

— Маленький неуклюжий воронёнок выпал из гнезда? — скрипучий голос прошмыгнул из тени.

К ней подошёл худой мужчина, словно вылезший из крысиной стаи. Шаг шаткий и нервный — казалось, дунь — и он рассыплется.

Потертый балахон, спутанные жирные пряди, измождённое лицо с покрасневшими глазами и бесконечным отчаянием.

— Не ваше дело, — холодно ответила Эмбер, отрывая взгляд и подтягиваясь с земли.

— Моё, — хрипло прорычал он и резко вдавил её в стену. Холод кирпича врезался в спину, пальцы липкие и горькие сжимали шею. Дыхание — смесь пота, дешёвого пива и гниющей рыбы — вызывало желание выкинуть на землю собственный желудок.

— Убери… руки… — прошептала Эмбер, сжав зубы. Взгляд скользнул по мутным глазам — в них плескалась грязь и чужая боль.

Внутри зашевелилось тёмное «оно» — маленький монстр, который плевал на страхи и шёл наперекор.

Она хотела накричать, но голос сломался. Внутри всё зашевелилось, дыхание сбилось, пульс бился, как барабан на кладбище. Они были одни.

— И не подумаю, птичка, — вдруг провёл язык по её щеке. Липкая влага не смылась дождём. — Сладкая…

Это была последняя капля.

Вокруг потемнело, воздух сгустился — вязкий коктейль грязи и боли. Взгляд Эмбер встретил на спине мужчины силуэт Тени — чёрной, страшной, как ночной хищник, с острыми, как лезвия, зубами.

Эмбер сдавленно ухмыльнулась: представила, как этот ублюдок теряет голову — и не только фигурально.

Она обхватила лицо нападавшего руками. Его взгляд на мгновение приобрёл жуткое довольство — как у бешеного пса, которому подают добычу.

Эмбер перевела взгляд на Тень, которая норовила сорваться, и шепнула, сжав зубы, прямо в мутные глаза:

— Передавай дьяволу привет.

— Тварь! — заревел мужчина, словно его обжарили на сковородке, и отпрыгнул, спотыкаясь назад. Кровь хлестала с пореза, растекалась по мостовой. Запыхавшись, он крестился, но Тень уже стояла за ней, непробиваемой бронёй.

— Ну, ты как всегда вовремя, — холодно сказала Эмбер.

Она отогнала дрожь, взгляд приковался к телу на земле — беспомощному, словно мусор.

Тень, похожая на большого, неуклюжего, но самодовольного котёнка, лениво замурлыкала и обвила девушку смоляным хвостом, словно оберегая.

— Эй, прекрати! — выкрикнула Эмбер, вырываясь. — Нам не нужен разнос — иначе прибудут Авроры, и всем станет хуже.

— М-р-р? — фыркнул где-то снизу смешок.

— Вот именно.

Эмбер подскочила, поправила мантию и крепче сжала книгу. Бросила взгляд на книжный — никого, кроме чёрного кота с синими, как огонь, глазами.

— Ты и вправду умеешь поджигать и злить людей, — усмехнулась она.

Она бегло открыла книжный разворот. «…Ничего не происходит просто так. Обскур — не проклятие, а дар дьявола. Ведь тени возрождаются лишь в избранных».

Оторвавшись, Эмбер оглянулась — кот и Тень исчезли. На конце улицы вертелась старая женщина с взглядом, будто она несла на себе все грехи мира.

Девушка отступила, споткнулась о ногу лежавшего без сознания мужчины и подумала: «Вот дерьмо. Недооценила я это место».

В голове крутилась мысль — обратно на Косую Аллею, найти «Дырявый Котёл», раствориться среди магглов и забыть хоть на час эту гниль.

Но тут из-за угла вывалилась полуодетая блондинка, громко икнув:

— Не найдётся пара кнатов?!

— Дай сюда кнат! — захохотал чей-то голос, хватаясь за руку Эмбер. Она вскрикнула и рванула в ближайшую арку.

— Сука! — прозвучало сзади.

Но Эмбер почти не услышала — её сбили с ног.

— О, миледи, искренне приносим свои сожаления… — раздался влажный хохот.

— Чтоб вы в аду горели, — пробурчала она, вытирая пот с лба.

— Что не сбили вас раньше! — не растерялся другой голос — теперь справа.

Она подняла голову и увидела двух рыжих парней — зеркальных близнецов с такими серьёзно-озорными глазами, что невозможно было их не заметить.

Они одновременно сели на колени и протянули руки — словно приглашая к совместному безумию.

Эмбер смотрела на них с удивлением и даже с лёгкой усмешкой. Что-то щёлкнуло внутри: только что она, вся такая «переросшая себя», могла обдуманно приблизиться к убийству, а теперь — два весёлых рыжика сносят все её взрослые планы в пыль.

— Вы прекрасны, как кирпич посреди волшебной аллеи, — начал первый, делая театральный поклон.

— Как дождь, который уже третью неделю служит поводом не гонять садовых гномов, — подхватил второй, ухмыляясь.

— Как… О-о-о! — перебил первый, ползая к раскрытой книге. — «Обскуризм»? Да это прямо музыка для моих ушей!

— Отдай! — дерзко цапнула книгу Эмбер. — Это моё!

— Никто не спорит! — сказал второй с грацией лорда. — О, прекрасная леди…

— Джордж, Фред! — воскликнула рыжая волна злости, такая же огненная, как и они. Эмбер знала: таких, как она, порой могут остановить только смерть… и то не всегда.

— Прекрасная леди, нам жаль расставаться… — начал первый, игнорируя приближающую бурю.

— Но огнедышащий дракон зовёт рыцарей! — подхватил второй, отпрыгивая и ухмыляясь, словно спаянные одним смехом.

— Как вы назвали родную мать?! — с искрами в глазах выдала рыжая женщина, метая заклинания, которые пахли угрозой.

Парни ловко увернулись, и заклинание попало в знакомого мужчину в цилиндре, которого почти до потолка подкинуло. Если бы не Дамблдор, он бы сейчас смачно плюхнулся в лужу.

Секундная тишина взорвалась хохотом прохожих. Кто-то захлебнулся, хватаясь за живот.

Эмбер поспешно уменьшила книгу и спрятала под мантию.

— Милая, ты в порядке? — мягко спросила женщина, убирая палочку в карман.

— Молли, я этого так не оставлю! — мужчина в цилиндре, красный как варёная свёкла, злился на хохочущих.

— Прости, Корнелиус, не специально.

Женщина подняла Эмбер на ноги, пыталась поправить мантию, но девушка ловко соскользнула, словно жидкость или ускользающая кошка.

— Лучшая шутка Дред! — близнецы дали друг другу пять.

— Дома я вам устрою за это! — женщина вновь вытащила палочку и двинулась к ним с грозным видом.

— Мама, пожалуйста! — вцепился в неё рыжий парень в очках. Эмбер невольно подумала, что он тоже её сын. Наверняка, они Уизли.

— Дети мои, давайте вдохнём и успокоимся! — попытался перебить шум Дамблдор, словно дирижёр оркестра из ада.

Эмбер натянула капюшон, стараясь слиться с толпой. Но в волшебном мире такого не бывает — новости распространяются быстрее мощнейшего заклинания. Сегодня в каком-нибудь углу Косой Аллеи уже будут рассказывать, как семья Уизли чуть не взорвала половину улицы, а та странная незнакомка наложила «Империус» на всех, кто попадался.

Лишь через двадцать минут Дамблдору удалось унять весёлое пламя и навести порядок. Эмбер и не рассчитывала на второй шанс сбежать. Зачем она полезла через Лютный? Знала, кто там водится. Даже её Тень была разумнее.

— Эмбер, зачем ты убежала? — спросил Дамблдор мягко, чуть улыбаясь.

— Просто потерялась, — ответила она без жалости, глядя на удаляющихся близнецов. Месть зрела, но как именно — ещё не придумала.

Директор вздохнул:

— Юность — чудесное время. Когда думаешь, что море по колено, и штормы не страшны. Иногда нам, старикам, нужно напомнить об этом. А иногда — рассказать, что в море есть глубокие ямы и вихри, где можно навсегда потеряться.

— Вы действительно помните это? — пробормотала Эмбер, нащупывая в кармане книгу.

— О, я многое помню, — Дамблдор потёр бороду и хитро улыбнулся. — Однажды, рассердившись на преподавателя трансфигурации, я зачаровал дверь на прозрачность. Месяц никто не мог расколдовать её, и знаешь что? Миссис, а на тот момент ещё мисс Кинг, переехала к мистеру Бекеру, и осенью в Хогвартсе появилась семья Бекер. Вот так, хотев навредить, я подарил счастье двоим нерешительным людям. — Он положил руку ей на плечо. — Не всё в жизни происходит просто так. Даже плохие моменты.

Эмбер не спешила снимать руку. Внутри неё что-то пыталось понять, почему после семи лет обскур вдруг затих. Пустота, где раньше горела боль или гнев, казалась пугающе тихой — так, что забывала дышать.

— Всё хорошо? — спросил Дамблдор, глядя в глаза.

— Д-да… — прошептала она и отступила.

Обскур негромко зашипел, словно требуя вернуть всё назад. Эмбер бы подчинилась, но Дамблдор был слишком умен, чтобы не заметить очевидного, и слишком опасен, чтобы ему доверять.

— Раз всё решено, — наконец сказал он, — пора делать покупки.

И тут Эмбер чуть улыбнулась — играть по чужим правилам никто не отменял. Даже если ты — девочка с прошлым, которой иногда хочется сбежать и забыть всё. Но побег подождёт. А пока… начнём с малого.

* * *

Они вернулись в замок как раз к ужину. Дамблдор взмахнул палочкой — и с тихим хлопком домовой эльф перенёс недавно купленные на Косой Аллее вещи Эмбер в её будущую спальню. Маленькие свёртки и потёртая кожаная книга исчезли в темноте коридоров, а из дальних углов доносилось приглушённое гудение разговоров.

Директор пожимал плечами и улыбался, когда Эмбер, словно птица, ведомая собственным ветром, свернула в противоположную сторону от двери в Большой зал.

— Позже покажу тебе дорогу, — спокойно сказал он, засовывая пальцы в густую седую бороду. — Не забывай, здесь не только лестницы двигаются, но и двери меняются местами. Я однажды так потерял пару колокольчиков от бороды, — улыбнулся, будто рассказал лучшую шутку.

Эмбер забыла улыбнуться, лишь кивнула. Магия вокруг сейчас казалась ей куда безопаснее, чем собственные мысли. Большой зал был огромен. Четыре длинных стола вдоль стен пустовали, но завтра наверняка наполнятся смехом и разговорами. Над ними парили свечи, мерцающие и танцующие в воздухе. Но сердце Эмбер остановило не это.

Потолок — или, точнее, его отсутствие — отражал ночное небо над Шотландией: тысячи неподвижных, холодных звёзд и огромная серебристая луна, висящая так близко, что казалась почти настоящей. Эмбер чуть не села на пол, просто глядя вверх… пока веки не начали тяжелеть, а сознание — погружаться в приятный туман.

— Здравствуй, Альбус, — голос пожилой женщины прервал мечты. — Не представишь нам свою спутницу?

Эмбер вздрогнула — забыла, что не одна.

В конце зала стоял пятый стол — такой же массивный, но заметно короче. За ним сидела женщина в остроконечной шляпе, излучающая спокойную силу. Рядом — мужчина не выше четырёх футов, похожий на гоблина, но куда человечнее. Слева от него — полная женщина в ярко-жёлтой мантии. Она казалась тёплой и простой, и Эмбер вздрогнула: здесь она чужая. Женщина весело рассказывала что-то «полугоблину», словно они давно были на одной волне.

В стороне, почти на грани света и тени, сидел Северус Снейп — лицо его было сгустком непрошеных бурь. Эмбер сразу решила: он будет её любимцем. Села как можно дальше, надеясь, что дистанция спасёт.

— Конечно, Минерва, — Дамблдор протянул руку к жареному мясу, словно играя в старую добрую игру «познакомь их». — Мисс Эмбер Адайн Стоун, переведённая сразу на третий курс после домашнего обучения. Эмбер, позволь представить профессора Филиуса Флитвика — твоего учителя чар, декана Когтеврана и лучшего дуэлянта Европы. Первый в своём деле.

Флитвик тут же подмигнул и сделал театральный поклон, излучая доброжелательность.

— Профессор Помона Спраут — герболог, которая знает о живых растениях больше, чем написано в книгах. Декан Пуффендуя и самая добрая ведьма в школе. Но не злоупотребляй её доверием.

Директор улыбнулся полной женщине, та протянула руку — тёплую и слегка грубую, словно в ней собрана вся жизнь. Эмбер почувствовала странность: пожимать руку взрослому. Будто они равны. Или, что хуже, будто сегодня она стала сиротой по-настоящему — без волшебных уловок. Они словно пытаются поддержать, а в голове Эмбер — только одна мысль: не раскрыть обскура и скорее упасть в объятия долгожданного сна.

— И не слушай Дамблдора, — с лёгким подмигиванием сказала Спраут, возвращая Эмбер из неловкой паузы. — Он любит загадки больше, чем свои лимонные дольки. Так что если что — всегда рада помочь. Хоть ночью, хоть в час заката.

— Помона! — тут же отозвалась женщина в шляпе. — Не подстрекай студентку нарушать правила!

— А это Минерва МакГонагалл — преподаватель трансфигурации, декан Гриффиндора и мой заместитель, — добавил Дамблдор, дотронувшись до строгой женщины.

Он улыбнулся как отец, у которого спорят дети — с лёгкой грустью и теплотой.

— Северус, всё в порядке? — спросил он, замечая, как цвет лица Снейпа потемнел. Эмбер подумала, что тот, может, отравился. Наверняка желающих немало.

— В порядке, Альбус, — хмуро ответил Снейп и пробормотал что-то обдуманное. От улыбки у него осталась едва заметная тень.

— О чём именно? — не упустил Дамблдор шанс вывести нелюдимого преподавателя на разговор.

— О вашем драгоценном Поттере. И грядущем с ним году с вашей ручной собачкой.

Дамблдор по-отечески укоризненно посмотрел на него:

— Северус, не стоит так отзываться о коллегах. Особенно в их отсутствии.

Эмбер внимательно слушала невидимый танец слов двух волшебников, чьи отношения сложнее любой трансфигурации. Снейп скривился, отставляя кубок с апельсиновым соком. Если бы она не пила такой же, подумала бы, что он кривится из-за вкуса. На деле же он едва переносил долгие беседы.

— Кстати, Северус, — добавил Дамблдор с хитрой улыбкой, — мисс Стоун будет ученицей твоего Дома. Эмбер, это Северус Снейп — твой декан и преподаватель зелий. Хороший человек, хоть и скрывает это.

Эмбер с трудом сдержала панику. Вместо гордости в груди залаяла собака: «Это декан?! Это декан?!»

— Надеюсь, вы истинная слизеринка, — мрачно бросил Снейп, просвечивая девушку взглядом.

Ей стало жутко от его бездонного взгляда — как колодец, затягивающий вниз. Что-то щёлкнуло глубоко, но Эмбер не могла вспомнить что. Что такого в этом человеке, что хочется кричать, сбежать, спрятаться и перестать дышать? Почему обскур взбесился, словно в его территорию вторгся чужак?

Она сжала вилку, заставляя себя не моргать и выпрямиться, хотя по спине текла жидкая влажность — то ли пот, то ли страх. Или сразу и то, и другое.

Снейп неожиданно покачал головой и встал, словно вытащил из памяти что-то тяжёлое, от чего хотелось уйти. Эмбер затаила дыхание.

— Хороший профессор, хоть и замкнутый, — сказал Дамблдор, словно отвечая самому себе.

Эмбер сжала кулаки под столом. Этот человек внутри неё вызывал невообразимую злобу и страх, будто обскур вот-вот сорвёт оковы.

Чтобы не сгорать от напряжения, она хватала кусок остывшей отбивной и резала его с такой энергией, будто рубила злость.

В этот момент профессор Флитвик заговорил мягко и заинтересованно:

— Мисс Стоун, не могу не спросить — почему переход на очное обучение? Вы первая на моём веку, кто сразу на третий курс…

Эмбер поморщилась, глядя на Дамблдора, который внимательно наблюдал.

— Моя мать… — резко замолчала, проглотив комок. — Мой опекун настоял…

Зловещие воспоминания подкрадывались вместе с тошнотой — огонь, пентаграмма, крик. Вдруг Эмбер резко встала:

— Извините, я устала. Спасибо за ужин, но мне нужно… отдохнуть. — Усилием воли выдавила улыбку, хоть внутри была на пределе.

Ноги едва держали, когда она направилась к выходу. Внутри что-то рвалось на части. Никогда раньше обскур не бился так яростно.

Она понимала: если останется ещё пару минут — обскур уничтожит её.

Судорожно прокручивала сцену со Снейпом, но не находила ответа: что такого сделал он её монстру, что тот рвётся на свободу?

Она споткнулась, ухватившись за стол.

«Легилименция!» — пронеслось в голове. Тень её не выносила. Как она могла забыть, что обскур так же взбесился, когда Моргана пыталась читать мысли — за что та чуть не поплатилась жизнью!

Дамблдор с тревогой окликнул:

— Эмбер, подожди… Минерва, не могла бы ты проводить мисс Стоун в гостиную Слизерина?

— Конечно, Альбус, — кивнула МакГонагалл, обеспокоенно глядя на присутствующих. Маги переглядывались с тревогой. Помона Спраут шепнула что-то вроде: «У неё действительно погибла мать? Бедная девочка…»

Эмбер не услышала конца, потому что даже не остановилась ждать МакГонагалл — лишь немного сбавила ход.

— Мисс Стоун, постарайтесь запомнить дорогу с первого раза, но если нет — в вашем распоряжении призраки и портреты.

МакГонагалл указала на парящего в коридоре мужчину в серебристых пятнах. Цепи громыхали, когда призрак жестикулировал толстому мужчине в рясе.

«Священник-маг? Абсурд», — подумала Эмбер, пытаясь отвлечься и считать шаги, лишь бы обскур успокоился.

«Сорок первый… семьдесят третий…»

— До завтрашнего распределения пароль — «Призрак». Не забудьте.

— Спасибо, — поспешно ответила Эмбер и пулей скрылась за портретом. Ей было всё равно, что о ней думают.

Она прислонилась к обратной стороне двери, сползая на холодный пол. Глубоко дышала, шепча себе:

— Всё хорошо… Всё будет хорошо…

Но хорошо не становилось.

Пол опасливо пошатнулся вслед за висящей гигантской хрустальной люстрой под потолком. Свечи, которые ни разу не гасли за существование Хогвартса, покрылись копотью, и комната погрузилась во мрак.

Не в силах контролировать ситуацию, Эмбер вылетела за дверь.

Эмбер стремительно летела вниз, не разбирая дороги и не замечая, как последние отблески заходящего солнца гаснут в её спутанных волосах. Шум ветра в ушах, слезящиеся глаза, путающиеся в жухлой траве носки туфель — именно такой её мог увидеть случайный прохожий. Но вокруг была только пустота. Несколько раз она почти упала, но Тень хватала её за подол мантии, рыча от почти детской радости. Обскур рос, сжимая внутренности в тугой узел, и смерть казалась уже неотвратимой. Для мира она стала бы спасением, а для самой Эмбер — личным поражением судьбы.

Девушка ощущала, как неминуемая гибель давит на лёгкие, заставляя ловить каждый вдох с горечью и растерянностью. Огромные деревья мелькали вокруг, шум озера становился всё громче — словно сам мир безжалостно приближал то, чего она так боялась: конец своей никчёмной жизни. Внезапный пронзительный визг обскура разорвал пространство, посылая дрожь, пробирающую до костей, и липкий, всепоглощающий страх — горький, ядовитый дурман, сильнее любого огневиски.

Эмбер врезалась в покрытый мхом каменный колодец, больно ударив голень. Она пролетела вперёд и, словно распятая кукла, повисла над колодцем, со дна которого исходило бледно-зелёное свечение. Сердце колотилось, дыхание сбивалось, и она судорожно искала хоть какой-то выступ, за который могла бы ухватиться. Но Тень нависла сверху, давя своей тяжестью, а магический фон не давал выбраться из этого кошмара. Воздух казался наполненным самой магией, и с каждым вдохом обскур становился всё ощутимее — его шёпот гулко резонировал в голове, пробивая дрожь по коже. Эмбер сорвалась в бездну, как тряпичная кукла, лишённая опоры.

На губах застыл немой крик, зрачки расширились от ужаса. Она не могла поверить, что ещё мгновение — и всё кончится; что всё пережитое исчезнет в пыли, а тело навсегда останется лежать на холодном песке внизу.

Она зажмурилась и попыталась призвать Тень, но та, словно отвернувшись, игнорировала её. В отчаянии Эмбер пыталась вспомнить их первую встречу, лишь бы хоть как-то усмирить обскура.

— Мамочка, пожалуйста, не делай этого… — ломаный детский голос рвался сквозь тишину из центра зала.

Эмбер лежала на холодном каменном полу, её маленькое тело дрожало, будто осенний лист под порывами ветра. Глаза шестилетнего ребёнка, слишком большие для хрупкого лица, упрямо искали хоть какой-нибудь проблеск тепла. В зале, где танцевали свечи и тени скользили по стенам, было холодно не только телесно — здесь царила бездна безразличия.

Воск медленно капал с потаённых подсвечников, оставляя на коже горячие, ожогоподобные пятна — каждое касание словно кусало сердце. Девочка ощущала жар и лед одновременно — контраст, рвущий душу на части.

Сквозь полумрак зияла фигура матери — сгусток ночи с искаженными чертами: растрёпанные седые волосы, блуждающий безумный взгляд, губы, шепчущие слова на древнем, пугающем языке. Казалось, сама тьма обвивала её, словно живой ужас.

Девочка повернула голову, уставившись на мать:

— Прошу… — тихо, будто последний шёпот живого света в глубинах мрака.

Но женщина не слышала. Или, что ещё страшнее, не хотела слышать. В её глазах не осталось ни капли материнского тепла, только зияющая пустота, холодная и всепоглощающая.

Эмбер пыталась найти силы подняться, почувствовать себя сильной — но руки были словно связаны невидимыми цепями. Сердце бешено колотилось, ком молчания давил в горле, мешая дышать.

Из глубин зала раздался низкий гул — густой, словно воздух начал сгущаться и превращаться в нечто живое. Из тени выросла тварь — несуразная, сплетённая из мрака и холода, словно живой кошмар.

Появление этого создания — разрыв тайного шва реальности — породило в Эмбер ещё более глубокий ужас. Белёсые искры вместо глаз пульсировали в пустоте, пасть раскрылась шире звериной — зубы зияли гнилыми и острыми, обещая смерть.

Эмбер отшатнулась. Боль от падения с каменного алтаря уже не чувствовала — только ледяной страх, опутавший её, как паутина. В каждом вдохе — отчаяние, в каждом выдохе — крик, не пробивающийся сквозь глухую толщу мрака.

За окном кукарекал петух — символ нового дня, утра, когда небо обещает свет. Но для Эмбер свет был лишь иллюзией, за которой скрывалась пустота и безжалостная тварь.

Она сжала локти, защищая себя от неминуемого. Но дрожь сменилась пустотой — словно где-то глубоко, под страхом, закладывался лёд отчаянного спокойствия.

В этот миг мать, или то, что было ей, шепнула с ужасной яростью:

— Ничтожество…

Фраза врезалась в душу, раня сильнее, чем любое тело.

В ладонях накопилась решимость. Если мир забыл про неё, если любовь матери стала гнилостью — она должна стать своей надеждой, своим светом.

Существо приблизилось. Его дыхание было резким, как морозный ветер, способный снести всё живое с пути.

Но девочка не плакала. Она повернулась на бок, припала ухом к земле и ощупывала холод камня, что словно напоминал: мир огромен, но она — часть его. И у неё есть шанс.

Образ матери исчезает в дымке, тварь растворяется в её теле — вокруг остаётся только тишина, ломкая и хрупкая, как кристалл.

И в этой тишине Эмбер впервые почувствовала своё дыхание по-настоящему — глубокое, сильное, подчёркнутое решимостью прожить ещё один день, чтобы однажды вернуть любовь, которой так и не была удостоена.

Эмбер открыла глаза и сразу же увидела, как к ней несётся свечение песка — быстрое, почти агрессивное. Тело напряглось, она судорожно глотнула воздух, но словно повисла в воздухе, остановившись всего в паре дюймов от дна. Мгновение — глухой, приглушённый удар — и тишину разорвал густой, протяжный кашель.

Она попыталась вдохнуть, но воздух будто слипался в горле, и горький вкус пыли остался на языке. Вокруг всё казалось чужим, далеким — словно она смотрела на себя со стороны, на эту девочку, которая так долго жила в страхе и ненависти.

«Мама…» — мысль всплыла неожиданно, словно вспышка света в темноте. Она всегда думала, что ненавидит её — за холодные глаза, за слова, что резали душу, за ночи, когда никто не приходил на помощь. Но теперь, когда мать ушла, в сердце проснулась другая боль — пустота, которую невозможно заполнить. Любовь и ненависть сплелись в один клубок, и Эмбер не знала, что сильнее.

— А я тебя заждался, дорогуша, — проскрипел голос с ноткой злорадства.

Она повернула голову и увидела его — старика с глазами, в которых горел огонь, будто он хранил в себе все тайны мира и все его страхи. Его лицо было изрезано морщинами, но в них играла зловещая улыбка, как у того, кто знает слишком много и не боится ничего.

— Кто вы? — прошептала Эмбер, и голос её дрожал. Её тело всё ещё было слабо, а разум — в плену воспоминаний и боли.

Страх медленно, почти незаметно просачивался под кожу, отравляя сознание. Он заставлял верить, что мёртвая, поломанная ворона рядом вот-вот воскреснет и выклюет ей глаза. Хотя голова птицы давно сгнила, сладковатый запах разложения бил в нос, отдавая волнами, от которых дышать становилось труднее. Эмбер не выдержала — согнулась в рвотных позывах.

— Какое убожество, — тихо, с отвращением произнёс голос, стоявший рядом.

Она держалась за живот, стараясь заглушить рвоту. Едва смогла сфокусировать взгляд на человеке, склонившемся над ней.

Это был тот самый старик из лавки — с глазами, горевшими дьявольским огнём, и глумливой улыбкой, играющей на усталом лице.

— Да кто вы такой?! — прошипела она, неожиданно ощутив во рту вкус крови и жжение на кончике языка. Этот странный привкус смешался с рвотным и, вопреки всему, подарил ясность уму. Эмбер уже ничему не удивлялась. Пустая досада от мысли, что именно она — виновница всей этой безнадёги — придала сил подняться, хоть ноги едва слушались.

— Какие манеры, — старик тихо рассмеялся, почти беззвучно.

— Я тот, кто наблюдает за тенями, — ответил он, приближаясь. Его пальцы были холодны, как камень, когда он схватил её за волосы и медленно прошептал:

— Ты — ключ. И я ждал тебя долго.

Эмбер судорожно выдохнула, упала на колени, цепляясь за руки мага. Она боялась пошевелиться, а взгляд не мог оторваться от его презрительной улыбки.

— Такая жалкая.

Он резко оттолкнул её — голова со стуком ударилась о стену. Эмбер сжала зубы, но не издала ни звука. Медленно перевернулась и села, прислонившись к холодной каменной стене, тяжело дыша.

— Ты раньше не боролась… и не борешься сейчас.

— Это не так, — ответила она, глядя вперёд, не поднимая головы.

Медленно, не отводя взгляда, Эмбер осмотрела колодец. Помещение напоминало древний Колизей в руинах, на вершине которого они оказались. Свет пробивался только через узкую горловину, но даже так можно было разглядеть всю глубину этого мрачного места. Вдали извилистые туннели уходили под землю, а из них доносились крики мольбы. Злости в Эмбер уже не было — только страх и усталость, накопившиеся за этот день.

— Ложь во спасение, — пробормотал маг, глядя в ту же сторону, что и она. Затем он оглянулся через её плечо. — Но, дорогуша, ты в неё сама не веришь.

Эмбер сжала губы, открыла рот, но быстро закрыла. Схватившись за выступы стены, она поднялась и твёрдо произнесла:

— Верю.

В этот момент она ощутила, как Тень медленно вытекает из тела, цепляясь коготками, чтобы не оказаться рядом с магом. Магия покидала её, оставляя свинцовую тяжесть.

— Прекратите! — сделала шаг вперёд Эмбер, но слабость, охватившая её минуту назад, сбила с ног. — Она часть меня… Пожалуйста… Её смерть убьёт меня…

Старик рассмеялся глубоким, жестоким смехом.

— Слышал, сгусток? — проговорил он, обходя колодец, проводя рукой по стенам. — Тебя держит только страх смерти. Но не волнуйся, — добавил с хитрой улыбкой, — как только она умрёт, я найду тебе достойное применение. А ты, — резко повернувшись к Эмбер и пронзив её ледяным взглядом, — если осмелишься избавиться от неё, я уничтожу тебя.

— Тогда зачем вы дали мне книгу? — слабеющим голосом спросила Эмбер.

Она пыталась подняться, но рухнула на колени — словно голова наполнилась мокрым песком, на котором стояла.

— Понаблюдать? — маг задумчиво обошёл висевший сгусток, поглаживая его и посмеиваясь. — Понаблюдать, как ты теряешь последнюю надежду.

Эмбер напряжённо смотрела, как от прикосновения старика тень скукожилась, поглощая свет вокруг. Щёлкнув пальцами, он швырнул её обратно в тело Эмбер.

Девушка резко осела на песчаное дно. Боль взорвалась в каждом мускуле. Она часто задышала и закрывала глаза — никогда раньше сближение с тенью не было столь мучительным. Но всё же унижение и стыд от этого человека резали сильнее, чем боль.

— Ты… Обскур.

— Я знаю, — тихо ответила Эмбер.

Она слышала его голос словно издалека. Земля всё ещё уходила из-под её ног. Но она заставила себя успокоиться и смотреть, как старик обернулся вокруг себя, а воздух наполнился мелькающими образами.

— Первая за сорок девять лет, — только и сказал он, будто не замечая её.

Эмбер уже не слушала слов. Глаза намертво прилипли к тусклому изображению — маленькая девочка, разрывающаяся в беззвучном крике. Обрывки тела разлетались по пескам пустыни, сгорая в раскалённом закате.

— Я тоже так умру… — вырвалось едва слышно.

Из глубин колодца доносились крики боли. Но Эмбер даже не пошевелилась. Её глаза чуть ли не вылазили из орбит, настолько сильно она была поражена увиденным. Ни то чтобы она не знала, что уготовила ей судьба. Но одно дело — знать, а другое — видеть собственными глазами.

Появился другой образ — молодой парень, чуть старше Эмбер. Он огромной чёрной тенью крушил магловские кварталы прошлого. Его преследовали множество магов, а когда они поравнялись рядом, выпустили белое пламя, которое замедлило действия Обскура. Парень завис в воздухе с широко раскрытыми глазами и ртом — немой крик замер, тело увеличилось в размере, потом лопнуло, засыпав улицу кровью и останками.

— Хватит! — выдохнула Эмбер, зажмурив глаза. Тут страх Тени казался бледным — ужас в душе затмил всё вокруг.

— Я знаю, что меня ждёт смерть, — с болью прошептала она, — так не надо показывать её заранее…

— Смерть — отговорки слабых, — тихо сказал маг.

Но прежде чем Эмбер успела что-то ответить, руки мага, холодные и шершавые, сомкнулись на её шее. Она попыталась повернуть голову, но маг удержал без малейшей жалости. Глазами он смотрел расфокусировано вдаль Колизея.

— Думаешь, я чокнутый? Нет, — голос дрогнул, — но без безумия человечество бы до сих пор сидело в пещерах, с палками охотясь на животных.

Старик резко отступил, и Эмбер зашлась в приступе кашля, почти ломая грудь. Её лицо по цвету напоминало переспелую сливу, а из глаз брызнули слёзы. Сгибаясь пополам, Эмбер пыталась подавить кашель ладонью, чтобы только не оставлять без внимания сумасшедшего на всю голову мага.

— Сильные и безумные — движущая сила прогресса, — глухо добавил он. — Они могут разрушать или создать. Всё — в твоих руках. — Его взгляд был презрительным. — Но ты не способна ни на то, ни на другое.

— Тогда зачем всё это? — голос Эмбер леденел от усталости и боли.

— Один твой знакомый очень мне задолжал.

— Почему не разобраться с ним напрямую?

— Через тебя я причиню ему ту боль, что он заслужил.

Маг резко раскинул руки, и над его головой вспыхнуло новое видение: взрослая Эмбер и рыжеволосый мужчина идут по осеннему лесу, а рядом послушно плывёт Тень. Девушка смеялась, подкидывая носком туфель разноцветную листву в воздух, а затем прильнула к губам мужчины. Незнакомец улыбнулся и покачал головой. Он бережно убрал за ухо прядь её волос.

— Кто он? — сдавленно спросила Эмбер. Не верилось, что кто-то может любить её — даже в будущем. Она судорожно выискивала знакомые черты в мужчине из видения, но никто из её окружения не подходил.

Старик резко повернулся, и образы растворились.

— Милочка, всему своё время, — хитро улыбнулся он. — Не порти сюрприз.

— Ты думаешь, я просто злодей из сказки? — его голос был мягок, но в каждом слове звучала угроза, словно яд, медленно проникающий в кровь. — Нет, девочка, я — результат ошибок прошлого. Тех, кто забыл цену силы. Тех, кто предал свои идеалы ради слабости.

Он медленно приблизился, и в его глазах вспыхнуло что-то почти человеческое — боль, которую он тщательно скрывал под маской презрения.

— Ты видишь меня сейчас — врагом. Но я лишь зеркало. Отражение того, кем можешь стать и кем никогда не должна быть.

Эмбер сжала кулаки, пытаясь не поддаться страху, но голос дрожал:

— Почему я? Почему именно я?

Старик усмехнулся, но улыбка не достигла глаз.

— Потому что ты — последняя надежда. Или последний приговор. Всё зависит от того, кто победит внутри тебя — свет или тьма.

Он сделал шаг назад, и Тень, словно послушная зверушка, обвилась вокруг его ног.

— Я дал тебе книгу не просто так. Это была ловушка и шанс одновременно. Ты выберешь путь, который заставит меня исчезнуть — или останешься пленницей своей судьбы.

— Но если я проиграю? — прошептала Эмбер.

— Тогда ты станешь тем, кто разрушит всё, что тебе дорого. И я… я стану тем, кто будет наблюдать, как мир падает. — Его глаза сузились, и голос превратился в холодный шёпот: — И, поверь, я знаю, как заставить тебя страдать больше, чем ты можешь себе представить.

Пауза. В воздухе повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Эмбер и тихим шуршанием песка.

— Но знаешь, — добавил он, — в этой игре нет победителей. Только выжившие.

Он повернулся к выходу, но остановился и оглянулся через плечо:

— Помни, девочка, страх — лучший учитель. А я — твой самый строгий наставник.

Он щёлкнул пальцами — воздух сгустился в едкий туман. Эмбер почувствовала, как пол уходит из-под ног и неведомая сила выбросывает её на поверхность, вбивая в мокрую землю. Из колодца взмыло зелёное свечение, которое устремилось в Запретный лес.

— Больной ублюдок! — прокричала Эмбер вслед.

В шорохе увядшей травы и опавшей листвы лишь завывание тени ответило на её крик. Ледяной ком сжал горло, тело тряслось, словно холод проник в каждую клетку. Чтобы не потерять рассудок, она опустила пальцы в влажную землю, чувствуя под ногтями мелкую гальку — жёсткую, как сама реальность, от которой не убежать.

Сердце билось всё резче, отдаваясь знакомой и болезненной песней тревоги и усталости.

Она знала: чего-то не хватает. Знала, что должна быть сильнее. Подползла к старому колодцу, где мутная вода хранила отражения прошлого. Опавшая листва плавала на поверхности, словно забытые воспоминания, над которыми нельзя задерживаться.

Лихорадочный блеск в глазах иссякал, тело судорожно дрожало. Она опустила руки на лицо, тихий стон вырвался из глубины.

— Мы обречены, — прошептала, не скрывая боли и холода отчаяния.

Тень неуклюже обвила её со спины, издавая приглушённые вздохи, будто разделяя тяжесть момента. Но Эмбер была слишком погружена в бурю мыслей, чтобы ответить. Где-то в глубине сознания всплывало воспоминание — фигура жуткого мага… знакомого из историй, но правда ускользала, растворяясь в тумане страха.

— Хватит! — с отчаянной яростью вырвалось из неё. Тень взвизгнула, словно оглушённая, и отступила.

Эмбер поднялась, взглянула на замок, окна которого отражали холодный свет звёзд — хрупкие маяки надежды в бездонном мраке. Ответов не было, только пустота и болезненное осознание: бежать некуда.

Она судорожно провела рукой по шее, где горел след боли — напоминание о прошлых ошибках, приведших к новой катастрофе.

— Может, это и к лучшему? — выдохнула, позволяя усталости обволакивать каждую мышцу.

Закрыв глаза, медленно двинулась в гору. Тень следовала за ней, останавливаясь и прислушиваясь к ночи — словно чувствовала то же, что и она. Но внутри Эмбер горело жаркое, неутолимое желание понять: кто этот старик и почему память отказывается подчиняться, оставляя лишь смутное ощущение угрозы.

С каждым шагом ноги ныли, сводимые судорогами, мысли спутывались, словно невидимая вуаль между прошлым и настоящим. Всё, что оставалось — стать сильнее. Стать той, кто сможет противостоять всему.

Она бросилась вперёд — не бежала, а летела, сбивая с ног ветки и кусты, разрушая тишину отчаянным бегством. Бегством от себя, от самых глубоких страхов, что тянули вниз, сковывая сердце… от Тени, цепко держащейся, словно тая вместе с ней.

Наконец рухнула на сырую землю в центре квиддичного поля. Грудь колотилась в ритме усталой битвы, мысли бились о стены разума.

«Сколько ни беги — ничего не изменится», — шептала себе, поднимая руку с палочкой. Желтый туман заиграл в воздухе — её оружие, её обещание бороться.

Она была сильной. Ей предстоит пройти многое, но не сейчас — сейчас нужно выжить. Назло судьбе, назло всему миру.

Пузыри, что всплывали и лопались в жёлтом тумане, казались странной мелодией успокоения — её тихим ритуалом, когда остаётся лишь удержаться на плаву.

— Если ты ещё раз клацнешь зубами у меня под носом, — прошептала Эмбер, сжимая пальцы, — обещаю, сожгу нас обоих.

— Мр-р? — пробормотала тень, неуверенно и почти жалобно.

— Сгинь.

Тень отступила, опустив голову в знак покорности, но не переставала наблюдать — единственный свет в её одиночестве. Эмбер знала цену этой любви — без неё она была бы пустотой, давно утраченной в зыбких тенях.

Обскур мягко уткнулся ей в колени, разрывая мыльные пузыри и превращая их мелодию в глухой шёпот ночи.

— Ты невыносима, — с улыбкой в голосе вздохнула она, бросая взгляд на свою тихую тень.

Тень тихо проворчала, словно соглашаясь. Поставив тощую руку на колено, Обскур потянулся, лёг на её грудь и замурчал.

Хотя злость всё ещё пылала в душе, касаясь Обскура, Эмбер понимала: он — её якорь в хаосе, единственный друг, который никогда не предаст.

— Знаешь, — прошептала, — рано или поздно мы расстанемся. И это будет не в твою пользу.

Тень отозвалась тихим рыком, затем растворилась в ней, как последняя нота ночной песни.

Небо было безупречно спокойным, и Эмбер позволила себе этот миг — минуты мира посреди бесконечного шторма. Она любила смотреть на звёзды. В них — искры надежды, отражающие её внутренний свет даже в самый тёмный час.

Где-то в волосах заскрежетало насекомое. Девушка не шевелилась, наслаждаясь звуками жизни вокруг — даже когда она казалась такой хрупкой.

«Этот маг играет со мной… Загоняет в ловушку.»

Мгновение — и насекомое было сдавлено без жалости. Брезгливо вынув и бросив в сторону, она сожалела о порыве — импульсивности, что не раз обжигала раны, оставляя осколки боли.

Попыталась вытащить из-под затёкшего тела мантию, но потерпела поражение. Не желая вставать, она сделала мантию сухой и тёплой магией, растворяя тяжесть напряжения.

Закрыв глаза, погружаясь в холодный песок пальцами, Эмбер позволила дыханию стать ровнее, а тень облегчения коснулась плеч. Утром всё будет казаться возможным. Но настоящая борьба всегда — здесь, внутри.

Она думала о будущем, непрерывно составляя план, морщась от сомнений и страха. В памяти всплывало прикосновение чужих губ — невидимая линия между надеждой и безумием.

— Может, это чары… Ведь не может быть, чтобы меня кто-то полюбил.

Она закрыла лицо руками, позволяя уязвимости, спрятанной под слоем стойкости, выйти наружу.

— Может…

Эмбер протяжно вздохнула, словно тяжесть мира свалилась на плечи, и раскинула руки в стороны, устало опуская голову. Глаза уже закрывались от жажды сна, когда в туманном дыхании ночи донёсся знакомый — зловещий, глубокий и свирепый рык.

— Тень?.. — сдавленно прошептала Эмбер, всем телом вздрогнув, словно холодная игла прошила кожу.

Рык повторился, уже ближе, ещё более злой и угрожающий. Эмбер резко вскочила, почти запнулась, мгновенно осматривая поле вокруг. Ночь была густой, друзей света почти не осталось, и без Обскура охватить взглядом все углы было невозможно. Но благодаря ему в воздухе зудело чувство: здесь она не одна — рядом кто-то ещё.

Сердце застучало быстрее, вспоминая — старик… этот безумец мог так просто не оставить начатое. Собрав остатки сил, Эмбер резко провела палочкой в воздухе, словно режущим движением скользнув по луне, и плотный желтый туман взметнулся над полем, почти живой вуалью спрятав всё вокруг.

— Я знаю, Тень, ты боишься, — тихо и проникновенно произнесла она, будто заговорщически. — Но если тот сумасшедший старик меня убьёт, ты не останешься в живых, несмотря на все его обещания. Поэтому — прошу — применяй свой самый крутой фокус, пока я буду уходить. Пожалуйста.

Шаг за шагом Эмбер отступала в густой туман, а Тень выныривала из неё с противной тягой и скручиванием внутри, словно жар от огня и холод от льда сражались в каждом участке живота. Девушка невольно поморщилась — эти ощущения были жуткими, и хуже всего — просто невозможно с ними свыкнуться.

Тень принюхалась несколько секунд, словно опасаясь сделать шаг дальше. Тогда Эмбер, слегка погладив Обскура — верного спутника и бронированного друга, — прошептала:

— Не рискуй зря, хорошо? Возвращайся сразу же. Я пойду в сторону замка. И не смей меня подвести.

Поджавшись, почти пританцовывая осторожными быстрыми шагами, она бросилась к трибунам, словно надеясь там застать хоть какой-то укрывающий свет. Внезапно позади раздался чудовищный рык — низкий, как раскат грома, пронизанный злобой. Эмбер вздрогнула, обернулась — и сердце застыло. Поле медленно покрывалось чёрным льдом, словно сама ночь решила поживиться этой мерзкой данью.

В воздухе сверкали ядовитые вихри, переливы света и тени сливались в смертоносное танго. В одном из вихрей — огромные, слишком яркие, белые глаза смотрели на неё прямо из глубины агонии. Она знала этот взгляд, знала его силу… Но теперь, стоя лицом к лицу с ним, впервые почувствовала себя крохотным и никчёмным дымком на ветру.

Тяжесть придавила всё тело к земле, и Эмбер едва не потеряла сознание. Через секунду она уже отчаянно заползала под трибуны, скользя в темноту, чтобы выскользнуть с другой стороны и помчаться, не оглядываясь, в сторону замка.

Её жёлтое платье развевалось на ветру, как маяк среди ночи — яркий, но хрупкий. В руке она крепко сжимала палочку, как последнюю надежду, а лицо, измазанное грязью и исцарапанное, вытянулось с примесью страха и решимости.

Внезапно она споткнулась. Сжавшись, схватилась за грудь — там разгорелось невыносимое жжение, будто в неё воткнули сотни раскалённых игл. Она жадно глотала воздух, пытаясь не задохнуться, а на грязном платье разливались алые, вводящие в ужас следы крови.

Вдалеке разразился пронзительный рык Обскура — окружённого светящимися шарами. Они вонзались в него, оставляя глубокие чёрные дырины, такие же, какие расползались на груди у Эмбер.

— Тень! — её голос прорывался сквозь рыдания и боль. Она крепко сжимала рану, не позволяя себе упасть. Жара пронизывала тело, окрашивая ткани в багровую волну.

С ревом, пытаясь прорваться сквозь магическую преграду, Обскур метнулся через поле, взмывая в воздух и словно ворвавшись с громом в падущее тело Эмбер.

Она никогда прежде не парила — и вот сейчас, окутанная коконом тьмы, взмыла над землёй. Разум отказывался работать, грудь горела белым, ослепительным светом, но — о чудо! — боли уже не было. Только власть и опьяняющая сила. И холод, прохлада безмятежной ночи, пронизывающая до самых костей.

* * *

Голова Эмбер пульсировала с нестерпимой болью, а глаза жгло, словно в них плеснули кислотой. В нос ударил резкий запах тины — знакомый и одновременно зловещий, будто тень её дома. Она попыталась сесть, но тело словно утяжелилось сотнями стоунов. Медленно, избегая резких движений, на трясущихся ногах Эмбер поднялась и тихо простонала:

— Господи Иисусе…

Гостиная Слизерина превратилась в ночлежку для бездомных. Вода покрывала пол, превращая камень в зыбкую поверхность. Изодранные подушки сбивались в серые комья — самый уродливый ковер, который когда-либо видела Эмбер. Опрокинутая мебель валялась в беспорядке посреди комнаты, а сломанные гардины свисали со стен, открывая вид на треснувшее окно, за которым чернело мёртвое озеро.

Пошатываясь, Эмбер подошла к окну. Вода просачивалась в комнату пульсирующими волнами. За стеклом мутная вода колыхалась водорослями, а рыбы, словно обезумевшие, нападали друг на друга, окрашивая воду в мутный розовый цвет.

— Это всего лишь вода, — нервно прошептала она, губы дрожали. Запрокинув голову, быстро заморгала. — Вода… Её можно объяснить…

Но вместо облегчения сердце сковал притуплённый страх. Эмбер глубоко вздохнула, направила палочку на кучу мебели и произнесла:

— Вингардиум Левиоса.

Диван и кресла медленно поднялись в воздух, ударяясь о мраморные колонны в центре зала. С ткани капала вода, а часть дивана была изодрана глубокими порезами.

— Репаро.

С треском ткань вернулась в первозданное состояние, и Эмбер облегчённо выдохнула. Так же она починила подушки.

Некоторое время она неподвижно смотрела в потолок, кусая губы. Светлый камень обуглился, а тусклый свет настенных ламп отбрасывал на потолок горбатую тень девушки.

— Эванеско.

Но копоть не исчезла.

— Эванеско! Эванеско! Эванеско!

Безрезультатно.

— Проклятье!

Эмбер уронила палочку в воду, холодные капли обрызгали ноги. Она судорожно дернула себя за волосы и шагала по комнате, зачерпывая ногами воду. Уровень воды достигал середины голени и, вероятно, просачивался за пределы апартаментов.

Она понимала: если кто-то свяжет происшествие на квиддичном поле с этим погромом, её быстро вычислят. И хорошо, если обвинят лишь в использовании тёмной магии.

Подняв проплывающую палочку, Эмбер решительно направилась к лестнице, ведущей в женскую часть факультета. Вглядываясь во тьму, она затопала вверх, чувствуя пульсирующую боль в затылке. Туфли раздражающе чавкали, но снимать их она не спешила — не хотела пораниться ещё больше. Разрушения могли затронуть и второй этаж.

На третьем этаже она нашла табличку со своим именем и влетела в комнату. Сбрасывая грязное рваное платье, прошла в ванную и с ужасом отпрянула.

— Чёртовски отвратительно выглядишь, миледи, — проворчало зеркало.

Эмбер медленно подняла руку — отражение повторило движение.

— Говорю правду. Тебе точно нужно помыться, — зеркало задумалось на секунду. — И поспать.

— Чёртовски верная правда, — согласилась Эмбер.

В зеркале смотрело настоящее чудовище: полопавшиеся капилляры в глазах превращали чёрную радужку в бездонные врата Ада. Чёрные круги под глазами и измазанное грязью лицо лишь усиливали этот образ. Русые волосы свисали безжизненными сосульками, а на затылке зиял огромный калтун из запекшейся крови и листвы. Фиолетовые следы пальцев мага на шее напоминали о недавней битве — их будет сложно скрыть. Взглянув на впалый живот, Эмбер облегчённо вздохнула: кровоточащая рана с квиддичного поля сменилась огромным багровым синяком.

Она вошла в душ, повернула вентиль и шагнула под горячие струи, которые заставляли стонать от боли при попадании на затылок. После душа аккуратно вытерла волосы, стараясь не трогать больное место. Пульсирующая боль не отпускала, но Эмбер чувствовала себя лучше — ситуация хоть как-то поддавалась контролю.

Прочёсывая мокрые волосы, она внезапно заметила — не чувствует ничего. Абсолютно ничего.

— Тень? — прошептала она.

В ответ — лишь звенящая тишина.

— Если это снова твои шутки, знай — мне не до смеха.

Отложив расчёску, Эмбер протерла запотевшее зеркало. В отражении стояла та же девушка, только волосы выглядели темнее, а заострённое бледное лицо уже не походило на бродяжку. Её глаза казались кровавыми бездонными колодцами, в которые она стремилась сбросить следы своего преступления.

Губы задрожали, из горла вырвался каркающий смех — неконтролируемый и дикий. Эмбер была в ужасе, но страх не мог заглушить хохот. Она согнулась пополам, схватившись за живот, представляя, как невинным голосом сообщает Дамблдору, что окно разбили русалки, и она ни при чём. Что Обскура не существует, а всё — дело рук того самого Блэка!

Эта мысль вызвала ещё более громкий смех — до слёз и крови. Лишь после полного переодевания и умывания она смогла остановиться.

Спустившись в гостиную, из которой доносилось тихое шуршание, Эмбер замерла на ступенях и протерла глаза. Вода исчезла, окно занавешивала штора.

Осторожно ступив в центр комнаты, она запрокинула голову. Над потолком в уродливых наволочках парили домовики, тщетно счищая копоть с хрустальной люстры.

— Значит, я не сошла с ума, и всё это не привиделось, — прошептала Эмбер. Подойдя к окну, с треском отодвинула штору, впиваясь взглядом в целое стекло, за которым проплывала стая русалок.

Домовики дрожали и не сводили с неё глаз. Один уронил тряпку, но никто не решался поднять её.

— Не бойтесь меня. Мой друг ушёл спать и не скоро появится.

В ответ — гробовое молчание.

— Ладно, не буду мешать, — с сожалением прошептала Эмбер. — Спасибо вам, вы только что спасли мне жизнь.

Вернувшись в комнату, она рухнула на кровать, почувствовав под спиной тяжесть книги об обскурах. Глупая часть хотела сжечь фолиант и забыть всё, как страшный сон, но разумная лишь устало вздохнула и открыла первую страницу:

«Обскуры — самые опасные существа на нашей планете. Им дарована безграничная власть, но из-за неопытности носителей лишь единицы представляют реальную угрозу.

С XI века до нашей эры и по сегодняшний день маги всего мира порождали, а затем уничтожали этих существ. Ещё ни один ребёнок-обскур не пережил своё магическое совершеннолетие…»

— Чудное начало, — прошептала Эмбер. — Теперь я точно обязана нас разъединить — и плевать на чокнутого мага.