Шорохи в шкафу (джен)

После того, как Эллиотт перешел в колледж Праудвелл, отец, мистер Грин старший, основательно взялся за его учебу. В действительности, сначала он взялся за самого Эллиотта. То есть, его вдруг обеспокоило личностное развитие и духовное воспитание сына. Собственно, именно поэтому он и отправил его в Праудвелл — не иначе как самый благообразный колледж на планете, с учителями с безупречной репутацией, разборчивым приемом, тихими коридорами, кристально-чистыми классами и монолитным соблюдением правил, порядков и расписаний. Бросить вызов этому колледжу могла бы, пожалуй, только какая-либо ультра-религиозная школа, которых в городе, где жили Грины, не было.

В прошлой школе мальчик учился нормально. То есть, не хорошо и не плохо. Но в Праудвелле была более серьезная образовательная программа, и поэтому его уровня не хватало на то, чтобы учится нормально. Его кредитная таблица оставляла желать лучшего. Эллиотта это совсем не беспокоило. Напротив, для старшего Грина плохие оценки были неприемлемы. Мистер Грин считал, что это признак либо лени, либо глупости. Ни того, ни другого мистер Грин терпеть не мог. Тем более, он не желал видеть подобные качества в своем сыне, которого воспитывал не кто-нибудь, а он сам.

Но таблица Эллиотта на протяжении квартала оставалась прежней.

Мистер Грин всегда был максимально серьезным и весьма строгим. И хотя ранее до подобного не доходило, он без особых раздумий выпорол Эллиотта.

Так что, к новым требованиям отца к его поведению мальчик приспособился довольно быстро. С тех пор с «правильным» поведением, которого добивался мистер Грин, проблем почти не возникало.

Однако, на то, чтобы повысить планку учебы потребовалось больше времени.

И больше усилий со стороны старшего Грина.

Магическое превращение Эллиотта в участника группы AB заняло полтора семестра. В кредитной таблице данного курса колледжа Праудвелл содержалось 16 предметов. И если учитывать, что магических сеансов было 6, в усредненной статистике на два-три предмета приходилась одна порка. В общей сумме наказаний было 9, но три не относились к оценкам в школе.

Эллиотт стабильно находился в группе АВ, так что его отцу не о чем было волноваться. И всё было замечательно пять месяцев, два дня, семь часов и восемь минут.

Пока Грин младший снова не встретился с ремнем отца пятнадцать раз подряд, столько же раз, сколько ему лет.

Мэгги тихонько плакала на самой дальней лавочке школьного парка. В третий раз за неделю. Кажется, раньше она не плакала. Но в этом нельзя было быть уверенным, учитывая ее постоянно мокрые глаза.

Маргарет Диана Саусвест, Мэгги, училась с Эллиоттом в одном классе. Она была болезненной девочкой, с бледной, с неприятным желтоватым оттенком кожей, очень худой и почти всегда печальной. Вся она была сухая, безжизненная, с красными влажными глазами, с шелушащейся кожей и ломкими волосами, рассыпающими во все стороны перхоть. Мэгги всегда ходила с миллиардом разнообразных платочков, в которые она сморкалась и чихала. Девочка была гиппераллергиком и бог знает кем там еще. В целом, Мэгги, конечно, была очень отталкивающей личностью, и хотя всем было ее жалко, у нее не было закадычных подруг и на вечеринки ее звали только из жалости или приличия.

Эллиотт никогда не общался с Мэгги помимо бытовых школьных ситуаций.

И сейчас его не то чтобы сильно волновало ее состояние. Дело было не только в том, что они с девочкой не дружили. Куда более существенной причиной было то, что состояние самого Эллиотта было угнетающим. Он не знал, чем она была так сильно расстроена, но ему тоже было плохо. Хотя вряд ли ее вчера тоже выпороли.

Наверняка нет, несмотря на то, как странно иногда Мэгги ведет себя в последнее время. Взять, например, этот последний случай. Она вдруг так странно начала говорить с мистером Керреном, ведущим историю. Встала, подходила к его столу, ходила по классу, не обращая никакого внимания на замечания и попытки призвать ее к порядку. А потом рассмеялась и вышла из класса. Эллиотт, откровенно говоря, в первый раз видел, как она смеется. На следующем уроке её не было.

Поведи себя так Эллиотт… Мальчику даже предполагать было страшно. Но Мэгги — другое дело. Ее родители тряслись над ней, потому что она была такая хрупкая и чахлая. Впрочем, она была абсолютно «домашняя», кроткая тихоня, ей бы и в голову не пришло сделать что-либо без двойного согласия родителей… За исключением, вчерашнего дня. Наверное, она окончательно разболелась…

Эллиотт сам хотел бы, наверное, сесть на «грустную лавочку», где сидела сейчас Мэгги. И пусть она уже была залита соплями и забрызгана чиханием девочки, он всё равно хотел бы, чтобы его никто не трогал некоторое время. Однако, как раз сидеть ему было тяжело. Он с трудом дождался перемены и теперь подпирал стенку пристройки в парке, забивая себе голову мыслями о Мэгги и отмечая, как фоновая ноющая боль утихает.

Девочка тем временем перестала плакать и теперь оглядывала парк. Теперь она сидела совсем по-другому. Она убрала вечный платок от лица, не сморкалась каждую секунду, выпрямила плечи и закинула ногу за ногу. Она сидела, откинувшись чуть назад, опираясь на руки, и слегка нагнув голову, с любопытством рассматривала людей в парке.

Эллиотт наблюдал за ней и в какой-то момент они встретились взглядом. Она улыбнулась ему. Грин стоял метрах в пяти от нее. Поскольку он не отводил взгляда, она улыбнулась шире, затем легким жестом показала на него и похлопала рукой на место на лавочке возле себя. Когда мальчик никак не отреагировал, она упруго подскочила на ноги и со скоростью, совсем ей не свойственной, в пять шагов была возле него.

— Привет! — сказала Мэгги, улыбаясь. При этом она не шмыгала носом, а взгляд ее был незамутненным и прямым.

— Привет, Мэгги. Ты в порядке?

— Да, несомненно — рассмеялась Мэгги, — спасибо, что спросил.

Было очень необычно видеть, как улыбается и, тем более, смеется «Сопливая Мэгги», но она удивила его больше, спросив:

— Как тебя зовут?

После некоторой паузы он более-менее спокойно спросил:

— А ты не помнишь, Мэгги? Мы с тобой в одном классе.

Она чуть запрокинула голову, потом причмокнула языком и ответила:

— Я не Мэгги, котенок. Так как твое имя?

— У тебя точно всё хорошо? Я Эллиотт.

— Ммм, прелестно. Пойдем — она показала на лавочку — Посидим немного, поболтаем.

— Может тебе отпроситься домой?

— Нет, нет. Сегодня я хочу побыть здесь. Знаешь, сегодня…

Она не договорила, вдруг резко замолчав. Она повела головой немного в сторону, потом оглянулась за спину мальчику, прищурилась. Затем сделала полшага назад и осмотрела его с ног до головы. Мэгги приблизилась к нему, закрыла глаза и, слегка повернув голову налево, продолжительно втянула воздух носом снизу вверх, приоткрыв рот. Потом она впилась в него взглядом, при этом ее зрачки расширились. Мэгги смотрела на него в упор и издала непонятный звук на выдохе.

— Элли, милый… — промурчала девочка.

Прозвенел звонок. Ему не хотелось идти в кабинет, но выхода не было.

— Мэгги, на твоем месте, я бы сходил к медсестре и отпросился домой. Может, тебя проводить? — он был готов терпеть странности «сопливой Мэгги», лишь бы не возвращаться за парту.

— С тобой — куда угодно — промурлыкала Мэгги.

Вдруг она вся осела, пожелтела, как будто мгновенно выцветшая фотография. Ее жутковатый пытливый взгляд потух, и она стала прежней Мэгги. И сразу чихнула.

— Ннн, Эллиотт — прогнусавила она, доставая из кармана мокрый платок и растирая им потекший нос — Что ты тут денаешь?

Мальчик еще раз предложил ей пойти в медпункт, но она затрясла головой, разбрызгивая сопли. Так что он нехотя вернулся с ней в класс.

Странности «Сопливой Мэгги» в тот день продолжились. Второй урок Мэгги вполне оставалась собой. Но за пять минут до звонка с ней снова произошла метаморфоза. И из класса вышла уже Мэгги-не-Мэгги.

Как только он покинул класс, она обвилась вокруг него. Эллиотту тем временем было вовсе не до больной девочки. Но не успел он опомниться, как она уже вцепилась в его руку и в пугающей совершеннейшей радости, задавливающей даже попытку сопротивления, волокла за собой по коридору в столовую. Она что-то ласково ворковала ему, но он не вслушивался. Периодически она вглядывалась в него безумно-восхищенными глазами.

Когда она притащила его в столовую, буквально пронесшись по коридору, то спросила:

— Солнышко мое, ты что-нибудь хочешь? Знаешь, я без ума от этой … газировки! С такими смешными пузырьками — она захихикала — А что ты хочешь? Проси, что угодно, котенок!

— Мэгги, послушай — он попытался высвободиться из ее восторженной хватки, но она обвилась вокруг него еще плотнее как удав — Ты уже выходишь за пределы…

Похоже, чокнутая Мэгги влюбилась в него.

— Ах, мой милый, да-да! С тобой я выхожу за пределы! — она ликующе рассмеялась — Как жаль, как бесконечно жаль, что у меня так мало времени! Через несколько минут я уйду… Ааарр, к черту газировку! — она издала урчащий звук — Не будем тратить времени!

И внезапно она сделала кошмарное действие. Мэгги, не обращая ни на кого внимание, потянула Эллиота в сторону одного из пустых столов. Мягко уперлась ладонями ему в грудь и толкнула на лавочку перед столом. Вытекая прямо из этого движения, прыгнула на него и уселась сверху, обняв его плечи. Перед тем как содрогнуться от нахлынувшей боли, он увидел абсолютно безумные и абсолютно восторженные глаза Мэгги, наполненные искрящейся чернотой зрачков.

Она сидела на нем полминуты, пока Эллиотт не справился с собой и не скинул ее с себя. Мэгги стекла с него, отпрянула. Через секунду она выцвела, а еще через секунду упала на пол без сознания.

Столпились ученики, прибежали учителя, вызвали скорую.

Сопливую Мэгги увезли в больницу.

//

На следующий день как гром среди ясного неба прозвучала новость о том, что мисс Саусвест в состоянии крайнего истощения. Девочка никогда не хвасталась здоровьем, но чтобы быть до такой степени обессиленной… Саусвесты не находили себе места. Еще бы: как они проморгали, что их дражайшая дочь, судя по ее состоянию, провела последний месяц будучи рабыней на средневековой каменоломне.

Маргарет была не в себе. Она бредила. Меняла настроение. Несла чепуху, то твердила, что ее хотят убить, то — она сама хочет куда-то уйти, чтобы родители наконец оставили ее в покое и не лечили ее больше.

И повторяла, что хочет видеть Эллиота Грина.

Чтобы бедная девочка успокоилась, Грина привезли.

Маргарет выглядела еще хуже, чем обычно. Она вся была мокрая, измученная и цвета пожухлой травы. Слабым голосом она настояла, чтобы их с мальчиком оставили одних.

Эллиот сел возле несчастной, больной девочки.

— Эллиот — жалобно загнусавила Мэгги — Ты ведь винел ее?

— Кого, Мэгги?

— Ее.

— О ком ты, Мэгги?

— Ту, котоная не я — еще более жалобно ответила девочка.

— Извини, я не понимаю, о чем ты.

— Она говорит со мной, Эллиотт. Из темных углов. Шепчет и шелестит. А иногда… Изнутри.

— Кто говорит?

— Она.

— Я не понимаю.

— Ты долнен понять — Мэгги высморкалась и продолжила — Ты ведь говорил с ней. Она часто-часто говорит о тебе. Ты ей очень нравишься, Эллиот. Может даже больше чем я… Обо мне она то же говорит…

— Извини, я всё равно не понимаю. О ком ты?

— О той, которая прячется в темноте и следит. Она говорит, что я чудо, что я самый красивый человек на земле, что она обожает меня… и… — Мэгги замолчала, потом хрипло втянула воздух и закончила — И что она может сделать так, чтобы меня больше никогда, никогда не лечили.

— Мэгги, но ведь ты не здорова — мягко возразил Эллиот и припомнил, как она прыгнула на него и упала в обморок.

— Эллиот — неожиданно напористо прогнусавила девочка — Она хочет забрать меня. И я решила, что только ты мне поверишь, потому что она ни о ком ни разу не говорила, кроме тебя.

— Куда забрать?

— Не знаю. Туда где темно и уютно. Где нет ни постоянной заботы и беспокойства, ни таблеток, ни уколов, ни капель, ни ингаляторов, ни врачей, ничего. Она говорит, что это не страшно и не больно. Это никак, как выключить лампочку и остаться в темной комнате с одним окном наружу. Смотреть в окно и ничего не делать — Мэгги закрыла глаза и с удовольствием повторила — Ничего не надо делать, ни о чем не беспокоится.

— Мэгги… — Эллиот не знал, что сказать — Ты поправляйся. Мы все тебя ждем.

Девочка тяжело хрипло вздохнула.

— Только вот я не вернусь.

— Ну что ты говоришь, я уверен, что вернешься.

Она покачала головой с закрытыми глазами.

— Нет. Знаешь… Я решила. Но мне интересно… Что в тебе такого, что она выспрашивала меня о тебе. О чем вы говорили?

— Эта вот «она»? — мальчик удивился и немножко насторожился — Что «она» спрашивала обо мне?

— Кто ты, откуда, что делаешь… Всё, в общем.

— И ты рассказала?

— Да. Почему нет?

— Эм — Эллиот опять не знал, что на это ответить — Мэгги, а сейчас «она» здесь?

Девочка на мгновение задумалась.

— Кажется, нет. Она бы уже беседовала с тобой, если бы была здесь. Я говорила: ты ей очень нравишься.

— Почему?

— Не знаю. Я думала, ты мне расскажешь — Мэгги закашлялась и не могла остановиться.

Пришла медсестра с врачом и мальчика спровадили.

Это был последний раз, когда Грин видел «Сопливую» Мэгги.

В двадцать три часа шесть минут и семь секунд девочка впала в кому.

В школе со дня на день ждали возвращение Маргарет Саусвест. Об излечении целого букета болезней с помощью комы писали все местные и несколько национальных газет. Приезжали журналисты, словоисточали. Умничали, спорили и распространяли пафос врачи. Однако, мистер и миссис Сауствест, оберегая дочь, запрещали любые интервью. Врач, лечивший девочку, получил национальную премию за неоценимый вклад в медицину и уехал в столицу нести свой бесценный опыт в массы за большие деньги совершенно бескорыстно.

Был четверг, десять часов пятнадцать минут.

Перед третьим уроком в класс вошла хорошенькая темно-рыжая девочка без формы и, став в стороне, наблюдала за учениками. Её заметили, зашептались, обсуждая новенькую. Новый ученик в классе посреди семестра — более чем волнующе. Девчонки сразу стали перемывать ей косточки. Мальчишки молча разглядывали дерзкую юбочку, которая была короче школьной формы.

— Здравствуйте, миссис Хэшилот — девочка изящным жестом заправила прядку волнистых волос за ухо, звякнув браслетом.

— Здравствуй, — миссис Хэштлот одела очки и прищурилась. — Ты из какого класса?

— Из этого, миссис Хэшлот — Девочка звонко хихикнула, кокетливо прикрыв рот ладошкой — Меня зовут Маргарет Саусвест.

Сказать, что все без исключения удивились — ничего не сказать. Это было такое изумление, от которого солнце могло бы забыться и в рассеянности упасть за горизонт.

— Ах, боже мой, наша девочка! — всплеснула руками учительница. — Иди, обниму тебя, красавица!

Но это никак не могла быть «Сопливая» Мэгги!

У этой девочки были блестящие волосы, которые наверняка приятно пахли, если зарыться в них носом. И гладкая матовая молочная кожа. И ванильные щечки. И чувственные пальчики, венчающие изящные подвижные запястья. И округлая, девичья фигура с выпирающей грудью под блузкой. И сексуальные изгибы талии, заставляющие мечтать о них перед сном под одеялом. И губки, будто выпачканные клубникой. И пронзительный, искрящийся взгляд лисьих глаз под длинными ресницами.

Наверное, это была чья-то злая шутка…

Дьявольски похорошевшая, разительно не похожая на себя, Мэгги Саусвест.

— Элли, подожди, пожалуйста! — Мэгги-совсем-не-Мэгги догоняла Эллиота, который уже выходил из школы, направляясь домой. Мальчик остановился. — Как дела?

— Всё в порядке. А у тебя? — Эллиот медленно пошел вперед, девочка шла рядом.

— И у меня.

На протяжении недели Мэгги постоянно искала с ним встречи и заговаривала каждый раз, когда ей удавалось вырваться из пут девчоночьей болтовни. Как-никак она теперь была местной звездой. Кажется, одному только Эллиоту было все равно — общается с ним Мэгги или нет.

Мэгги была со всеми мила и приветлива, улыбчива и смешлива. Но с Эллиотом она прям-таки расцветала. И смотрела с какой-то даже не нежностью, а восхищенной страстью.

— Как день прошел, Элли? — Мэгги беззаботно болтала школьной сумкой из стороны в сторону.

— Хорошо. Только я тебе уже говорил, не называй так. Это девчачье имя!

— Ах, прости, прости, милый.

Эллиот серьезно посмотрел на нее:

— И милым — нет!

— Конечно, конечно, как скажешь — разлилась медом Мэгги — Ты что, всё еще дуешься на тот случай в столовой до…

— О чем ты? — Эллиотт прекрасно помнил тот случай во всех ярчайших деталях, но сделал вид, что не понимает.

— Эллиот — девочка сложила руки в умоляющем жесте и состроила крайне виноватое личико — Эллиот, мне так чрезвычайно жаль! Ну чем мне заслужить твое прощение? Я ведь тогда была не в себе…

— Мне кажется, ты и сейчас не в себе — пробормотал Эллиот.

— Ты простишь меня? — она широко открыла глаза и, кажется, они начали наполняться слезами — Я была такой глупой, такой дурочкой — чуть не плача сказала Мэгги — Я не переживу, если мы не станем друзьями… Я так виновата, так виновата… Я всё испортила.

Девочка остановилась, уронила лицо в руки и замерла. Через пару секунду она стала слегка сотрясаться от беззвучного плача.

Мальчику стало неловко. Даже немножко стыдно.

— Мэгги, ну ладно. Не плачь, пожалуйста. Я всё равно ничего не помню.

— Ты меня простил? — она подняла на него полные слез глаза и ее щечки были так мило розовыми. Ее губки чуть дрожали как у расстроенных детей.

— Простил — сдался мальчик.

— Спасибо, спасибо, Элли… Эллиот! — поправилась Мэгги и засияла. — Ты мой самый-самый лучший друг! — она прижала руки к груди и смотрела на него влюбленными глазами.

Они пошли вместе от школы. Мэгги грациозно вышагивала рядом, чуть покачивая бедрами в школьной юбке. Она выглядела очень довольной. Она даже жмурила глазки. Эллиот косился на девочку и не знал, чего ему ждать от нее на этот раз.

Кажется, Маргарет всё-таки была влюблена в него. И несмотря на то, что новая Мэгги была симпатичной и, откровенно говоря, сексуальной, Грина настораживало такое отношение. В ней было что-то странное… Замечал это не только Эллиотт, но других эта неразгаданная необычность привлекала. С другой стороны, на них Мэгги не набрасывалась. Ох, будь тогда Мэгги такой как сейчас… В общем, Эллиотт испытывал смешанные чувства. Саусвест одновременно и возбуждала, и отталкивала его.

— Ты живешь с родителями? — спросила девочка.

— Эм, ты же знаешь. С отцом.

— А миссис Грин? — Мэгги наклонила головку от любопытства, медные волны изящно упали на лицо.

Эллиотт помедлил с ответом.

— Мама уехала от нас, когда мне было тринадцать.

— Дааа — протянула Мэгги — А почему?

Эллиотт погрустнел:

— Мне неприятно об этом вспоминать.

— Ааа — разочарованно протянула девочка. — Извини. Но если захочешь рассказать — я всегда готова тебя выслушать — она лучезарно улыбнулась. Ее зубы показались на солнечный свет, и мальчику на короткий миг показалось, что у нее во рту ряд одинаковых острых клыков. Но морок пропал и перед ним был улыбающийся влажный ротик хорошенькой Мэгги.

Миссис Грин была образцовой домохозяйкой, кулинарным гением, безупречной женой и любящей матерью. Но однажды, она пристрастилась к азартным играм. Она уходила ночами, возвращалась под утро, пьяная и неадекватная, и спустила все деньги Гринов. Для разумного и рационального мистера Грина это было тяжелейшим ударом. Иногда на нее находило раскаяние, она плакала, молила о прощении и просилась в центр психологической помощи. Грины продали дом, купили поменьше и миссис Грин отвезли в центр. Тогда Эллиот последний раз видел мать. Потому что на следующую ночь она покинула центр, и одному богу было известно, где она находилась сейчас.

Старший и младший Грины никогда не говорили об Алисии Грин. После исчезновения жены и без того сухой мистер Грин окончательно ушел в работу. Через полтора года он получил должность руководителя сектора проверки и стандартизации компании «Юпитер инк.» в качестве главного метролога. Мистер Грин всегда приходил домой ровно в шесть часов (впрочем, во всем остальном он также был неукоснительно пунктуален). По субботам и воскресениям он работал в домашней лаборатории. По субботам у Эллиота был бейсбол, но в воскресение старший Грин помимо работы выделял время на воспитание сына по разработанной им самим программе.

В данный момент Мэгги и Эллиотт шли по улице и беседовали без особой цели разговора. Обсуждали школу и всякие мелочи. Пока Маргарет опять не начала поворачивать к теме семьи Эллиота.

— … Я обязательно приду на твою игру — пообещала Мэгги. — Буду самой ревностной болельщицей — и она легко коснулась его предплечья.

— Приходи, раз собралась.

— А по воскресениям, значит, ты проводишь время с папой? — как бы между прочим поинтересовалась Мэгги.

— Да.

— И чем вы занимаетесь?

— По-разному. Всякими полезными вещами.

— Например?

— Ну… В эти выходные чертили гараж. Отец собирается сносить старый и строить новый. Мы так делаем каждый год. Каждый раз это «новый проект».

— Ух ты! — Мэгги распахнула глаза и приоткрыла ротик — Как здорово!

Эллиот пожал плечами:

— Да, неплохо.

— Расскажи мне еще что-нибудь! — девочка на секунду просительно прижалась головой к его плечу — Расскажи мне, какой он твой папа?

— Эм… Мэгги, мы уже прошли Брэдстор-стрит…

— Ммм? — девочка рассеяно потеребила шелковую прядь волос.

— Мэг, но ведь ты живешь в пяти кварталах отсюда в другую сторону.

— Ну и что?

— Тебе домой не надо?

— Домой? А. Нет. Я хочу побыть с тобой. Ты против? — и она обиженно надула клубничные губки.

— Э, нет, Мэгги, не то, чтобы… Но ведь надо сделать уроки.

— Какие уроки? — Мэгги недовольно встряхнула рыжей шевелюрой, от чего ее мягкие волосы растеклись по плечам ручейками.

— То есть, «какие»? Нам довольно много задали. И у нас завтра открытая контрольная по химии.

Эллиот вздохнул, потому что очень не любил химию.

— Да что ты? — на лице Мэгги отразилось искреннее непонимание. — Забудь ты о контрольной, пойдем, поедим блинчиков с кленовым сиропом и газировкой — Мэгги показала в сторону кафе «Лакомка Стив», напротив которой они стояли. И потом посмотрела на него непередаваемо голодным взглядом. Похоже, она и впрямь очень хотела есть.

— Серьезно, Мэг, завтра полшколы соберется. Ты же знаешь, как это важно.

— Ни-че-го не может быть — произнесла Мэгги по слогам, выводя пальчиком круги на его плече — Необходимее и важнее — она подняла на него потемневшие от расширившихся зрачков глаза, переместила руку и теперь выводила гипнотические круги на его груди — Чем еда — весомо закончила она и уперлась пальцем в центр его грудной клетки.

Эллиот застыл на месте, и у него немножко защекотало в затылке. Мысли стали спутываться, пока он проваливался в эти огромные голодные черные зрачки. В них заплясали необычные искорки, они начали раскачиваться, кружится, а потом начали танцевать бешенный танец. Он не понял как, но они пошли, оказались за стойкой кафе и заказали чизкейк. Перед ними стояли тарелки.

Саусвест держала его за руку, жарко прижавшись к плечу.

— Ой, ну какой сегодня хороший денек — ворковала девочка — До чего же ты вкусный… пирог! Такой вкусный! — и жмурилась как кошка.

Тут мальчик опять вспомнил об уроках.

— Да ты с ума сошла! — не выдержал Эллиот — Какой пирог?! Когда ты собираешься готовиться? — он выдернул руку из ее объятий.

— Да я и не собиралась — она махнула рукой. — Тратить на эту ерунду время… Я лучше побуду с тобой — и она соблазнительно улыбнулась.

Девочка перекинула ногу за ногу, отчего ее бордовая школьная юбка полезла вверх, больше открывая ее ванильные пухлые ножки. На минуту Эллиотт отвлекся, но потом вернулся к сути разговора.

— Мэгги, ты не будешь готовиться? — его негодование зашкаливало. — А что ты собираешься делать? Списывать?

— Может быть — хитро сказала она.

— Да ты что, там же будут сидеть почти все учителя и директор. Ты с ума сошла — никто не сможет списать!

— Окей — сдалась Мэгги, ни капли не огорчившись.

— Ведь это открытая! Ты не знаешь, что означают у нас открытые контрольные? — Эллиот был шокирован, всё что угодно, но это было уже более чем странно. Мэгги звезд с неба никогда не хватала, но чтобы наплевать на открытую…

— Понятия не имею — она хихикнула. — Мне всё равно. Ты будешь пирожок или нет? Остывает же.

— А… — Эллиотт потерял дар речи.

— В мире столько удивительных и вкусных вещей… Газировка, например. Столько эмоций, чувств. Поинтереснее, знаешь, этой контрольной! И тебе не советую готовиться.

Этой репликой она окончательно его добила. Что значит «не готовиться»?! Если он завалит открытую, это будет настоящая катастрофа. Его отец свихнется от подобной новости. Эллиот даже боялся представить, на сколько лет ему придется «постареть» в таком случае.

Он увидел, что Мэгги внимательно смотрит на него. Она вся превратилась в сосредоточенность. Таким был его отец, когда проводил расчеты в лаборатории дома. Вся она была сжатая, собранная пружина и более всего напоминала хищника перед прыжком на добычу.

— Эллиот — без улыбки спросила она, и голос её стал ниже. — А почему ты так волнуешься из-за открытой контрольной?

У мальчика холодок пробежал по коже. У него появилось неприятное ощущение, будто его ощупывают. Её лисий взгляд пронизывал его насквозь и искал, искал что-то внутри…

Мальчик прокашлялся:

— Как ты сама не понимаешь? Это очень важное событие.

— А для тебя оно особенно важно, не так ли?

Эллиот отвел взгляд вниз и стал рассматривать оранжевые крапинки на столешнице. Он подумал о том, что мистер Грин мог бы и по-другому ужесточить наказание и разделить «счет» на два раза. Мистер Грин, как-никак был специалистом по распределенным расчетам.

Маргарет была такой тихой. Кажется, она даже затаила дыхание.

Мальчик посмотрел на нее. Девочка всем телом подалась на него. Эллиот вдруг узнал безумный взгляд той Мэгги, что прыгнула на него в столовой.

Мэгги облизнулась. Розовый язычок исследовал губы. Сначала она поджала их и обсасывала, потом розовая молния с влажным блеском пробежала влево и вправо.

— Эллиот, — прозвенела Мэгги — почему ты должен хорошо сдать открытую?

И снова волна ледяных мурашек.

— Мэг, мне правда пора — сказал Эллиотт и выложил монеты на стойку. Ему внезапно захотелось бежать.

— Эллиот — загудело ему в спину — Постой…

Он стремительно вышел из кафе и почти бегом рванул домой.

С этой девочкой определенно было что-то не так

Она вкусно поела. Человек в школьной форме неплохо накормил ее. Она прочувствовала связь. Дело было явно в оценках. В школьных оценках и в этом втором человеке, о котором он говорил. Между ним, баллами в таблице и тем человеком была натянута энергетическая дуга. Дернув за струну она получала восхитительную мелодию его эмоций. Он пойман. Теперь она знает, где источник, осталось только подождать и припасть к этому чистейшему роднику, пить и пить, напиваясь досыта, когда он снова пробьется из недр его души.

Накачавшись энергии она была сильной. Она чуть распустила свою форму и теперь тело тянула просто за собой. Покидать тело полностью было рискованно. Поэтому она только немного вытекла за материальную форму. Она тенью преследовала мальчика по пятам, подхватывая и смакуя оставляемый след.

Для человека в школьной форме уже готовится ловушка.

Эллиот Грин должен провалить открытую контрольную.

//

Сирин Ринви сидела за кружкой ароматной терпкой браги в уютной таверне в ближнем мире, когда к ней незваной явилась демон Миив.

— Есть дело — сказала пожиратель, тяжело дыша, подтягивая что-то за собой. Сирин не затруднялась присматриваться.

— Не интересует — механически ответила Ринви и отхлебнула горячий напиток.

Демон уселась за столик.

— Феее — сморщилась «птица» — Какие же вы все наглые.

— Дело легкое, не затратное — продолжала гостья, надрываясь над тянувшим ее вниз предметом.

— Не интересует — холодно повторила Ринви.

Пожиратель вытянула наконец что-то тяжелое из-под стола и с неимоверными усилиями уложила на стол.

— Ой, ну это еще что — скривилась Ринви — Зачем же людей сюда притаскивать?! И прям на стол вывалила!

На столе лежала спящая душа, сверх-тяжелая для этого мира и мегатонной притяжения стремящаяся «домой».

— Ненормальные вы ребята — осуждающе покачала головой Ринви.

— Прости, «птица». Не могла я ее оставить. Потеряю контроль.

— Да понятно…

— Так вот. Прошу тебя, спой одному человеку.

— НЕ — сирин намеренно очень громко отхлебнула из чашки — ИНТЕРЕСУЕТ

— Это хороший человек, тебе понравится. Я заплачу.

— Я ваших вкусов не разделяю.

— Я найду то, что тебе подойдет.

— Зачем тебе это? С каких пор вы охотитесь с песнями?

— Ситуация такая. Надо.

— Что за человек? Спрашиваю так, из любопытства. Меня все еще не интересует.

— Человеческий ребенок. Школьник. Грустный и нервный.

— Ни стыда, ни совести… Противно с вами даже рядом стоять. Что с него тянешь?

— Тайна охоты.

— Ах, так сразу тайна охоты.

— Потом тебе расскажу. После песни.

— Хитрые вы ребята.

— Кушать всем хочется. Так по рукам?

— Отвратительно. Мерзкие пожиратели. Что надо спеть? Оплатишь мне здесь все чашки браги за кольцевую. И не приходи больше, гадко это.

(«кольцевой пробег, кольцевая» — лунный месяц)

//

Хористо Мангуст подавился зеленой брагой от смеха, когда увидел, как в таверну заявилась пожиратель, приперевшая с собой человеческую душу. Случай был из ряда вон.

Мангуст не ожидал, что пожиратель тяжелой волны выкинет что-либо такое смешное. Они обычно серьезные, злые, с ними шутки плохи.

И хористо накрыло неодолимое любопытство. Он решил выведать, что здесь делает демон.

Он услышал лишь обрывки разговора, но точно понял — пожиратель на большой охоте. Но следить за самой Миив было опасно. Так что он решил действовать осторожнее.

И выследил сирин Ринви, когда та отправилась к людям.

Эллиот сконцентрировался на учебнике и грыз карандаш. Оставалась еще половина: четыре параграфа.

За окном шелестела листва.

И где-то далеко-далеко, едва различимо за шорохом страниц, шелестом листьев и тиканьем часов кто-то пел.

Песня была очень красивая. Грустная и добрая.

Эллиот заканчивал параграф, отвлекаться было нельзя.

Мальчик зевнул. Захотелось спать, хотя было только шесть часов и сорок пять минут.

Строчки учебника поплыли. Неодолимо захотелось спать. Глаза закрывались, а мозг совсем не желал учить материал.

Эллиот начал засыпать. Он заснул прямо на учебнике.

//

Мистер Грин аккуратно повесил только что идеально ровно выглаженные брюки с острыми как лезвия стрелками.

Мистер Грин открыл дверь своей спальни, чтобы пойти за справочником и посмотреть номер…

Мистер Грин спал мертвым сном у ножек своей кровати.

//

Эллиту снилась мама. Она была странная. Она вся мерцала, будто посыпанная блестками, улыбалась родной улыбкой. Она была не рядом, а немного дальше. Эллиот пошел к ней быстрым шагом… И вдруг уткнулся во что-то невидимое и вязкое, что было между ними. Оно стало проявляться, и мальчик увидел, что путь ему преграждает нечто похожее на мутно-серый занавес.

— Эллиот, я хочу, чтобы ты был со мной… — сказала Алисия из-за занавеса, и голос у неё был ласковый и звенящий. Совсем не такой как у настоящей мамы — всегда тихий, приглушенный.

— Я не могу пройти к тебе! — сообщил Эллиот маме из сна.

— Постарайся, милый, мой хороший, мой любимый — ласково звала Алисия, и блесток на ней стало больше, и они ярче засверкали крошечными огоньками. — Я так соскучилась, малыш. Ты только будь счастлив, обещаешь? — и она прижала ладони к груди. Она тепло-тепло улыбнулась из-за марева.

Эллиот заметался, кажется, стал запутываться в занавеси между ним и мамой. Затем неожиданно решительно остановился, выпутался. А потом стал раздирать занавесь руками, пробиваясь к Алисии, пока не оказался по её сторону, оставив серую вязкость за спиной.

И прежде чем Эллиот открыл глаза, проснувшись от звона будильника, они с мамой крепко-крепко обнялись, как прежде, в детстве

Стрелки двигались так быстро! Она желала, чтобы шесть часов никогда не наступило! Ведь это бы означало только одно. Сладостное ожидание человека в школьной форме окончилось бы. Впрочем, она также очень желала, чтобы шесть часов наступили. Потому что это значило бы… Апогей ожидания! Завороженность, восхищение, самозабвение, получасовое упоение и восторг, затем кратковременный экстаз и всё будет окончено…

Когда мальчик в школьной форме встал, всем существом она подалась за ним из-за натяжения энергетического каната.

Миив не могла сидеть на месте от возбуждения. И хотя нужно было оставаться незаметной, ей было чертовски сложно быть беззвучной. Человек излучал. О, как он излучал! Она сходила с ума от восхищения. Он уже накормил ее, но мог дать больше, еще больше! Она почти всерьез опасалась, как бы он не убил ее… Это либо наполнит до краев, либо в итоге разорвет…

Она любила его. Она хотела быть ближе. Она хотела быть рядом с ним, касаться его. Он был её маленьким солнышком. Ее любимой звездочкой. Энергия вырывалась из него всплохами, протуберанцами. Она ловила их, чутко следовала за ними, и энергия стекала к ней сладчайшей патокой…

Она откинулась на стенку и превратилась в удовольствие. От нее ничего не осталось кроме вращающейся воронки, втягивающей, стяжающей.

Пожиратель сидел во тьме шкафа и была счастлива.

Конечно, ты этого не делал, мой очаровательный, мой милый! Ты, к моему сожалению, никак не мог этого сделать. Поэтому я написала за тебя: «Миссис Нерсен, Генри был очень удовлетворен вами прошлым вечером… что бы сказал на это мистер Нерсен?». Умно, не правда ли?

Откровенно говоря, миссис Нерсен, помимо своих специфических отношений с мужем, вобщем-то тоже не при чем. Она не перепутала твою работу. Я исправила ее. Солнышко, а как иначе я могла спровоцировать твоего отца, если ты такой правильный и послушный, и совсем никак не мог разозлить его?

Теперь горела она. Он поджег ее и она сияла. Ее внутреннее существо бешено вращалось в безумном ритме экстаза.

Она проживала пожирательский «оргазм». Его энергия сконцентрировалась до предела и била ее волнами вместе с ударами…

…Он был в трех метрах от часовой бомбы. Тик-так-тик-так… Часы отсчитывали время в такой жуткой тишине, что появлялись сомнения в существовании мира вне его комнаты. А его комната превратилась в оцепленный полигон, где нужно было обезвредить бомбу, которая вот-вот должна была разорваться здесь… Но нет, у него не было даже шанса предотвратить взрыв. И с каждым тиком он был всё ближе и ближе к тому моменту, как это произойдет.

В промежутке, пока минутная стрелка меняла свое положение, его сердце успевало сжаться сотню раз… Почему это происходит с ним снова? Почему? Он делал всё, чтобы бомба не появилась. И несмотря ни на что, по каким-то воистину загадочным причинам это громкое тиканье часов в ожидании, похожем на кошмар, происходит снова.

Скоро он вернется домой, и детонатор сработает. И этого невозможно избежать…

Оставались час, двадцать минут и сорок шесть секунд, когда он услышал первый шорох в шкафу. Звук был едва различим. Дело в том, что шуршание раздавалось там и раньше, но он был настолько занят своими мыслями, что не замечал его. И кроме того, при его состоянии зашкаливающего напряжения часы тикали настолько громко, что вызывали звон в ушах, и в таких условиях мальчику не было дела до каких-то там шорохов.

Шорох был скрытным и ненавязчивым. Потихоньку скрипнула вешалка. Осторожно зашуршал рукав рубашки, коснувшись рукава куртки.

Мальчик только слегка повернул голову в сторону шкафа. А затем снова провалился в свои душевные терзания…

Стрелки двигались так быстро! Он желал, чтобы шесть часов никогда бы не наступило! Ведь это бы означало только одно. Апогей ожидания. А получас спустя — унижение и боль…

Всё внимание Эллиота было сосредоточено на часах над его дверью. Оставалась сорок минут и шестнадцать секунд. Он поерзал на постели, меняя позу. В шкафу тихо-тихо картонная коробка с ботинками стукнулась о стенку. Но всё внимание было по-прежнему отдано стрелкам. Мальчик встал с постели. Из шкафа раздался отчетливый шорох. Он посмотрел на дверцы. Они были плотно закрыты. Эллиот глянул на часы. Последнее, что его сейчас волновало это какие-то шорохи.

Он взял книгу с полки и сел за письменный стол. Для разнообразия, он стал смотреть на цифровой будильник на тумбочке у кровати. Уроки были сделаны два часа, десять минут и тридцать секунд назад. Мальчик постарался читать. Одну строку приходилось читать по нескольку раз, а буквы расплывались. В какой-то момент, он забылся и вчитался. Время! Он резко оглянулся на дверь. Над дверями висели часы, которые говорили, что до взрыва осталось двадцать две минуты и десять секунд.

Оставалось так мало времени. Ему стало душно. В горле пересохло. Ему захотелось пить.

Эллиот встал, глянул на часы, потом на будильник. Вышел из комнаты, (как жутко скрипнула дверь, заставив на секунду замереть от вспышки ассоциации). Налил полный стакан воды и выпил. Пустой стакан задрожал в руке. Время начинать себя успокаивать…

Он вернулся в комнату, когда оставалось шесть минут и тринадцать секунд. Делать что-либо он был уже не в состоянии. Он просто сидел на кровати и разглядывал ворсинки на ковре. К горлу подступил ком.

Скрип в шкафу. Мальчик повернул голову. Шуршание ткани его одежды внутри. Слишком очевидный, чтобы остаться незамеченным. Что это? Мышь?

Он подошел к шкафу, снял вешалку с пиджаком от школьной формы. И взялся за ручки. В шкафу что-то было. Точнее, там кто-то был. Потому что даже сквозь отвратительное, оглушительное тиканье часов он услышал приглушенный вздох…

Он потянул за ручки и открыл дверцы шкафа. Там был мрак. Его одежда немного шевелилась, в правом углу было очень темно и пусто… Очень-очень темно.

Взрыв! Из будильника грянул гром. Всё перестало иметь значение, кроме того, что его отец подходил к дому.

Эллиот, не отдавая себе отчета в действиях, судорожно захлопнул шкаф и заметался по комнате в повторяющемся звуке будильника. Он резко сел на кровать и уставился на дверь. Будильник замолчал, а его отец зашел в дом.

Мальчик слушал шаги мистера Грина.

Эллиот чувствовал, как подкатывают заранее волны стыда. Его отец шел к нему. Дверь его комнаты резко открылась.

Мистер Грин стоял, скрестив руки на груди и безмерно строго смотрел на Эллиота.

— Мне казалось, мы договорились в прошлый раз. Я думаю, ну слава богу. И сегодня мне звонят из школы и говорят…

— Да, но…

— Не перебивай! У тебя есть голова на плечах? Чем ты думал?!

— Я знаю, что тебе рассказали. Но всё не так, как ты думаешь!

Всё было бесполезно. Они оба знали, что оправдания не имеют смысла.

— Я этого не делал!

— А кто же?! Тебя поймали практически за руку!

— Ты мне всё равно не поверишь…

— А во что я должен не поверить? Что это не ты сдал ни на 40, ни на 30, а на 1 балл! 1! Ты не то, чтобы плохо готовился — ты даже не открывал учебник!

— Я готовился, и я отвечал почти везде правильно, я точно знаю! Она что-то перепутала, это не моя работа.

— И поэтому ты написал про нее непристойности? Я поражаюсь, как тебе в голову такое пришло?!

— Ничего я не писал!

— Хочешь сказать, она сама написала?!

— Нет… я не знаю…

— В классе были только ты и она. Больше никого! И, да — я действительно не поверю, что она сама про себя это написала. Она прекрасная учительница, очень почтенная и порядочная женщина!

— Я не знаю, не знаю! Но я этого не делал!!! -закричал мальчик

Мистер Грин сделал пару шагов к сыну и застыл над ним, снова скрестив руки на груди. Когда он вот так скрещивал руки это было угрожающе. Эллиот ненавидел этот жест. Он был более чем однозначным.

— Ну всё, хватит. Ложись!

Мистер Грин сказал это очень спокойно, и голос его был тверд и холоден как сталь. Он стал расстегивать ремень брюк.

Эллиот замялся и опустил взгляд.

— Я не ясно выразился? — бесцветно спросил отец.

Эллиот рассматривал свои руки. Его сердце колотилось в груди.

Если отец решил что-то, то переубедить его невозможно. Разумеется, он и не помышлял сопротивляться. Единственная попытка обернулась печальными последствиями, преследующими его до сих пор.

Дело в том, что мистер Грин подходил к любому делу основательно и обосновано. И при первом наказании мистер Грин пришел к выводу, что десятка — метрически идеальное и наиболее подходящее с математической точки зрения число. Потому сперва Эллиотту приходилось мириться с десяткой. Но после неудачного эксперимента сына, который попросту подпер дверь стулом, не пуская старшего Грина в комнату, красоту симметрии числа пришлось нарушить. После того, как он всё же попал в комнату, Аарон логически рассудил, что декады не достаточно. И как всегда безукоризненно разумным и хладнокровным заключением стало прировнять число ударов к возрасту сына. А поскольку мистер Грин был последовательным (чем очень гордился), решения не изменил.

— Ты что, не слышишь? Я с кем разговариваю? Немедленно ложись, руки по швам!

Для пущей убедительности мистер Грин указал рукой, держащей ремень на пустое место на кровати рядом с Эллиотом. Отцовский ремень оказался невероятно выразительно близко от Эллиота. Он медленно растянулся на кровати в полный рост. Было бесконечно обидно. Ведь он не заслужил наказание. За эти несколько секунд до первой вспышки он проживал вечность, наполненную отчаянием. Призрачная надежда, что может быть всё обойдется, он сможет объяснить, невозвратно рухнула.

Мистер Грин обожал считать. Так что не удивительно, что замахи он тоже считал. Вслух. И считал он именно замахи. Поэтому после оглашения цифры и ошеломляющим действием оставался промежуток времени. И хотя промежутки были четко равномерными (очевидно также рассчитанными), для Эллиота буквально каждый удар оказывался неожиданным. Цифра — пауза — вспышка боли. Ужасный маятник, безукоризненно ритмично раскачиваемый мистером Грином с холодной, размеренной точностью. Метролог порол как робот.

Один.

С первым ударом мальчик только поморщился. Но их было еще четырнадцать.

Два.

Он чуть дернулся, но едва заметно.

Три.

Вспышка боли. Эллиот судорожно выдохнул.

Четыре.

Эллиот зажмурился. Хотелось сбежать.

Пять.

При пятом жестком, резком соприкосновении ремня и ткани его брюк он застонал.

Шесть.

Ремень ужалил его, Эллиот дернулся всем телом.

Семь.

Половина. А Эллиоту уже становилось трудно дышать.

Восемь.

Пальцы рук Эллиотта сжались, вцепившись в ткань простыни.

Девять

Вырвался вскрик, пальцы неконтролируемо сжимались и разжимались.

Десять

Боже! К горлу подкатил ком.

Одиннадцать

Эллиот вскрикнул и закашлялся.

Двенадцать

Счёт — молния. Убежать.

Тринадцать

Бежать. Как можно дальше!

Четырнадцать

Эллиотта трясла мелкая дрожь…

Пятнадцать…

Минуту спустя он остался в комнате один.

Не считая того, кто прятался в шкафу

Примечания:

Осторожно, много мата!!!

— Здравствуйте, это мистер Джошуа Хеттлер?

— У аппарата.

— Эм… Меня зовут Эллиот Грин.

— Ну слушаю, Грин, говори, сиськи не мни.

— Вы… Вы писали объявление в газетах… И, как вам сказать, у меня есть предположение…

— Слушай, Грин. Голос у тебя мышиный… Ты погромче не можешь?

— Да, сэр, конечно. Так вот, мне кажется…

— Срань господня, ну вот ощущение, что с мальчишкой говорю. Видать, плохо там тебе, бро. Адрес говори.

— Я хотел только посоветоваться… Вот вы…

— Да не дрыщи, разберемся.

— Что простите?

— Адрес диктуй.

— Я не думаю, что это хорошая идея. Вы могли бы мне подсказать…

— Бля, Грин, ну я не могу, что за пискля *смех* Погодь, а сколько тебе лет?

— Эм… Пятнадцать, сэр.

*Пауза*

— Ну ебать… Да ты мелкий совсем… Ну это объясняет голос, конечно *смех* Я уж думал… Да ладно. Ты дедушку не подъебываешь?

— Что? Повторите, пожалуйста.

— Ты дедушку не обманываешь? Дедушка не любит лживых сопляков. Дедушке хватает гребаных уебков на работе.

— Послушайте, то, о чем вы пишите в объявлении, кажется... Похоже на то, что происходит в моей жизни…

— А не пиздишь?

— Сэр?

— Что там у тебя происходит? Комиксы потерял?

— Я не… О чем вы?.. Короче, у меня есть очень странная подруга. А теперь я познакомился еще с одним странным человеком.

— И чё теперь, блядь. Да у меня весь город полон странных пиздоболов. Не ебашить же мне всех подряд.

— Вы, кажется, не понимаете… Извините за беспокойство *гудки*

Примечания:

Осторожно, очень много матюков!

Эллиотт Грин направлялся на тренировку, когда черный хаммер взвизгнул шинами и остановился рядом с ним.

Дверь открылась и из машины вылез поджарый, мощный человек, лет пятидесяти. Автоматическим жестом вынул из кармана кожаной куртки начатую сигару и прикурил «зиппой».

— Ты Грин? — спросил человек, выдыхая дым.

Эллиот не знал, стоит ли откликаться.

— Ты тот шкед, который звонил мне два дня назад?

Эллиот стоял в оцепенении, пока до него не дошло.

— Вы мистер Хеттлер… Специалист по… по…?

— Да-да, по злоебучим демонам! Он самый со звезды да из мамкиной пизды. А ты, значит, Грин с мышинским голоском. Я ж тебя сначала принял за… Ну да ладно.

— Вы… Вы… А как вы меня нашли?

— Да что тебя искать, Атлантида ты засаленная. Номер твой пробил.

Эллиот оглянулся. Тренировка начиналась через семь минут.

— Зачем вы приехали? Я же сказал, что это плохая идея. Если мой отец узнает… Он в такое не верит.

— А что отец… Я тебя чё, бухать и трахаться зову? Я работать приехал. Показывай субъект. Послежу уж так и быть. Но скажу тебе честно, скорее всего, очередной упоротый долбоеб.

— Вы о чем?

— О писюне маленьком твоем. О работе, о чем еще! Скорее всего, это не пожиратель, а ушлепок какой-нибудь неадекватный. Расскажи мне, что за херня там у тебя? Как ведет себя?

— Кто? Мэгги?

— Это девчонка твоя что ли? Ты давай эти сопли по дедушке не размазывай, о деле давай.

— Мэгги — это та странная подруга.

— «Та странная подруга» — передразнил мистер Хеттлер. — Что в ней странного? Не дала? И теперь решил нажаловаться дедушке?

— Боже, о чем вы говорите? — не выдержал Эллиот. Этот человек сам был очень и очень странный. Он уже сильно жалел о своем звонке. А если еще и отец о нем узнает…

— Ладно, не тяни резину, наливай за Зину. Рассказывай подозрения свои.

По дорожке шли Аллан и Мэтью. Эллиот заметался.

— Они не должны вас видеть!

— И что? Глазки им выколоть?

— Я должен идти — Эллиот развернулся.

— Не, парень, так дела не делаются. Купил патроны — иди на охоту. Давай в машину.

Хеттлер попросту сгреб Эллиотта за предплечье и практически закинул в машину на переднее сидение пассажира.

Минуту спустя Аллан и Мэтью прошли мимо. Эллиот сидел и пытался осмыслить такой поворот событий.

Хеттлер забрался в машину. Достал гигантскую фляжку.

— Будешь? — кивнул он Эллиотту — Ай, блядь, ты ж мелкий совсем. Обойдешься.

По дорожке проходили, собираясь на тренировку, участники команды.

В какой-то момент из-за поворота появилась Маргарет, выискивая Эллиота.

Эллиот вышел из ступора.

— Вот она! — мрачно показал он Хеттлеру.

— Кто?

— Та, о ком я говорил. Точнее, одна из тех, о ком я говорил.

Хеттлер отложил фляжку, потушил о приборную доску сигару и пригляделся к девочке.

Мэгги спокойно шла по дорожке, покачивая бедрами.

Хеттлер перегнулся назад, поковырялся в черной сумке на заднем сидении возле Эллиотта, достал какую-то штуковину и направил на Мэгги. Штуковина затрещала как цикада.

— Ебать, охерели совсем демоны ебаные! — Хеттлер со всей силы хлопнул по сидению рядом так, что Эллиотт подпрыгнул от испуга. — Ну, пизда тебе, девка! Погоди, а ты говорил, второй есть?

— Эм… Да. Мартин.

— Он такой же Мартин как я чирледерша. Блядь, ну как так?! Они же по двое не охотятся! Что это они скучковались, сучьи дети? Они друг друга на дух не переносят. А ты уверен, что второй тоже пожиратель?

— Вам виднее — процедил Эллиот.

— Ой, парень — сочувственно вздохнул Хеттлер, снова перегнувшись через первое сидение к сумке — Как же ты так неудачно стал энергетической шлюшкой? Ну ты не переживай. Дедушка не вчера родился. Я надеру им задницу как следует. Они сюда больше не сунуться.

Эллиот сконфузился. Не нравились ему такие сравнения. Особенно, из уст жутковатого человека.

Примечания:

Осторожно, очень много матюков!

Хеттлер тем временем вернул штуку-цикаду назад в сумку и сосредоточенно в ней рылся, ругаясь в пол-голоса. Внутри позвякивало и шуршало. Эллиот рассматривал мужчину и думал о том, что этот человек такой же странный и неестественный, как и Мэг с Мартином. И, пожалуй, такой же опасный. А может, еще опаснее… Не сводя глаз с Хеттлера, нащупал ручку двери, приготовился, затем резко дернул, вылетел из машины и рванул вдоль забора к базе.

— Блядь! — рявкнул из машины дед.

Эллиотт довольно быстро бегал. Но при всём при этом, Джошуа, который не раз преследовал тварей и пошустрее напуганных мальчишек, нагнал Эллиота. Он схватил его за плечо и без особых усилий плотно прижал к забору.

— Что ж ты бежишь как белка бешенная? — ничуть не запыхавшись произнес охотник. — Я тебе помочь хочу, а ты драпать от дедушки! Кто ж так делает, пьян-был-ебал-да-перепутал!

— Отпустите меня! — ошарашенно выпалил Эллиот, не ожидавший такой прыти — Не хочу иметь с вами никаких дел!

— Слушай, сынок! Я ж те сказал, так не делается. Купил петуха — вынь потроха, а коли не хошь, так на хуй берешь.

Эллиот ничего не понял из последней фразы, но понял, что мужик его не отпустит. А когда ненормальный поволок его обратно в машину, Эллиоту стало казаться, что сейчас с ним случится что-нибудь жуткое. Он, конечно, постарался высвободиться, но Хеттлер, похоже, даже не заметил его усилий. Эллиот также понимал, что звать на помощь бессмысленно — на улице было ни души, на базе уже началась тренировка, и никто бы его не услышал. А испытывать удачу, на случай, если бы кто-нибудь проходил мимо Эллиотт не стал. Шанс очень мал, а как сумасшедший дед отреагировал бы на его крик, не хотелось проверять.

— Ну вот, — закинув мальчика на сидение рядом и сев за руль, пробасил охотник слегка нахмурясь, — Что ты рыпаешься, как монашка от хуя? Пристегивайся.

Эллиот не пошевелился, не сводя глаз с сумасшедшего деда.

— Ты слы-ышь, нет? Я, знаешь, ползать как тележка с жирным ребенком в супермаркете не люблю, газ-то выжимаю. Пристегивайся, шкед.

Видя нулевую реакцию Эллиота, Хеттлер крепко ругнулся, перебросил свою ручищу через мальчика (Эллиотт шарахнулся как от раскаленного утюга), вытянул ремень безопасности и ловко защелкнул замок. Эллиот же во время этого действа пребывал в ужасе.

Хеттлер завел машину, мотор заревел и они рванули с места. Дедуле было хоть бы что, его мощное тело даже не шелохнулось, Эллиота резко отбросило назад.

— Теперь и поговорим по-мужски, без треволнений. Как дед с внуком, так сказать — и щетинистое лицо Хеттлера растянула ободряющая улыбка.

Эллиотт сидел беззвучно.

— Ты чего притих, парень? — по-прежнему излучая дружелюбие, спросил Хеттлер, — Эй! — охотник чуть наклонился, и взглянул в лицо мальчику.

— Ты чё… испугался что ли, малец? — Хеттлер даже растерялся.

Эллиотт смотрел стеклянными глазами в лобовое стекло.

— Ты что мне не доверяешь? Что тебе деда плохого сделал? — искренне удивился охотник.

— Всё это походит на похищение — бесцветным голосом высказал скорее утверждение, а не предположение Эллиот.

— Похищение?! — так громогласно возмутился Хетллер, что Эллиот непроизвольно зажмурился. — Какое, ебись-ты-в-пятку, похищение?!

Хеттлер был оскорблён до глубины души, он достал флягу и от расстройства выхлебал почти треть содержимого, не сбавляя, к слову, скорости.

«Пьет еще за рулем» — с какой-то обреченной тоской отметил про себя Эллиот.

— Ты, парень, на дедушку не наговаривай! Я таких как ты охапками спасал… А ты — «похищение»! Не обижай дедушку, врать — что в рот брать.

— В таком случае, почему вы меня остановили, когда я хотел уйти, и куда-то везете?

— Не куда-то, а в мою святую обитель на ближайшую неделю. В заплати-и-еби (cash&bonk — перефразированное cash&carry), ой… в мотель то бишь. Кхм, «Горячие булочки» называется, на Эйдж-стрит… Вообще-то… Не уверен, что такому мелкому там место, но, простите, скаутских лагерей дедушка не снимает.

— И… зачем? — Эллиоту очень не понравилось известие, куда странный дед его повез. Его везут в мотель под названием, явно подразумевающем совсем не невинные сдобные изделия, на улице на окраине города… Всё это складывалось в одну цепочку, ведущую к навязчивому выводу о крайне печальном для Эллиота сценарии…

— Что ты несообразительный такой — проворчал Джошуа, абсолютно не предполагая и не догадываясь, о чем думает Эллиот. — Буду допрашивать тебя, разбираться, что к чему.

Эллиотт от шока напрочь забыл и о Мэгги, и о том, с чего началось знакомство с Хеттлером. Он пытался отбросить эти мысли, но воображение упорно рисовало ему кошмарные картины. И каждую сказанную Хеттлером фразу мальчик трактовал сквозь нарисованную гипотезу.

— Как я говорил, дедушка в таких делах не новичок. Дедушка знает, что делать. Доверься мне.

Эллиотт слышал, что его сердце стучит громче мощного мотора хаммера.

Хеттлер не замечая, состояния мальчика, продолжал монолог:

— Я, честно сказать, даже рад, ебал-да-не-в-попад. Пора, пора старику размяться. Всё гоняюсь за этой стервой… Совсем забыл про простых парней вроде тебя… А тебе ведь тоже дедушка нужен! Развелось же швали ёбанной… Притворяются, ехидничают, обманывают за здорово живешь! Ну ничего, надеру зад, ой и надеру как следует!

И тут ситуация в воображении Эллиота приняла совсем другой оборот. Наверное, это было как-то связано с тем, что происходило между ним и мистером Грином. Как бы то ни было, Эллиоту пришел в голову несколько иной вариант развития событий. Видимо, по предположениям мальчика, мистер Хеттлер посчитал его в чем-то виновным, возможно, во вранье (о той же Мэгги), поскольку он всё время говорит о правдивости и лжи. С одной стороны порка лучше, чем изнасилование…

Дед болтал, пересыпая речь ругательствами и весьма неприличными присказками, но Эллиотт не вслушивался в его слова. Всё его пространство ума занимали ужасающие картины. Он смотрел на ручищи Хеттлера и думал, мистер Грин по сравнению с мистером Хеттлером был как форд и хаммер… И есть ли место жалости в этом безумном человеке?..

Когда охотник с мальчиком доехали до «Булочек», последний трясся незаметной глазу дрожью. У Джошуа, ничего не замечающего, было приподнятое настроение. Тем не менее, будто в ответ на худшие ожидания Эллиота, дед положил ручищу ему на плечо и практически втолкнул в незапертую дверь мотеля.

— Чем богаты, тем и рады — пробасил Хеттлер, грохнув дверью и тут же сбрасывая с себя пропахшую крепким табаком куртку.

Эллиотт застыл на пороге, во все глаза уставившись на Хеттлера. Он видел жалобно хрустнувший и треснувший косяк после того, как мистер Хеттлер мощным посылом захлопнул за собой дверь. Если так легко сдался дуб, то, что же станет с его… Кожей?

— Проходи, садись, будь как дома — улыбнулся дед и показал на кровать. Эллиот рефлекторно замотал головой. — Ну, понимаю, что не хоромы… — смялся Хеттлер.

Эллиотт превратно понял эмоции охотника и потому проскользнул мимо него, осторожно присев на кровать.

Хеттлер одобрительно кивнул и засуетился, прибирая беспорядок. Мальчик следил за ним.

— Так-то оно лучше — дед сделал жест, будто отряхнул воображаемую пыль с рук. — Где бардак да срань, там не сядь да не стань, где грязь лежит там и хуй не встанет… кхм… ну, ты понял, короче.

Мистер Хеттлер протяжно приложился к фляжке, допив всё содержимое, и оправил ремень на джинсах.

— Блядь, — пробурчал под нос охотник, — Жру дрянь эту, ебургеры всякие… Толстею… Дедушке толстеть нельзя, дедушка ещё не всем лживым тварям задницы надрал.

С этими словами мистер Хеттлер с мрачным сокрушенным видом стал вытягивать ремень из брюк.

Опасения Эллиотта оправдались, его сердце ухнуло вниз и перестало биться. Он бессознательно молниеносно втянул ноги на кровать и прижался к стене в противоположном от охотника углу кровати.

Хеттлер, конечно, уже не мог не заметить такого маневра.

— Эй, парень ты чего? — с удивлением спросил он.

Эллиотт не дышал.

— У тебя вид такой, как будто ты член потерял и найти не можешь — добродушно хихикнул Хеттлер.

Видя, что Эллиотт на полном серьезе до смерти напуган, Джошуа перестал улыбаться и спросил:

— Ну опять-двадцать-блядь, чё случилось? — он оглянулся назад, но позади не было ничего опасного.

Эллиотт посмотрел на ремень в руках охотника, Хеттлер проследил его взгляд, но озарение его не посещало.

— Да что ж случилось, ебись-ты-в-пятку?! — всерьез забеспокоился Хеттлер — Да не молчи, Грин, говори уже!

— Я не врал насчет Мэгги — прошептал Эллиотт.

— Что? Что ты пищишь как мышь?

— Мэгги действительно такая, как Вы описывали…

— И что? — конечно, Хеттлер ничего не понимал — Она демон, это ясно, я её проверил.

— А в чем мне не верите? — спросил Эллиотт, едва сдерживая слезы.

— Я тебе верю, вот-те-слово-иначе-хую-не-встать — и Джошуа зачем-то перекрестился.

— Верите? Тогда почему Вы… сердитесь на меня?

Хеттлер растерялся. Он не очень понимал, что у него спрашивают.

— Так я не сержусь — он простодушно пожал плечами и почесал живот рукой с ремнем. — Ну, на тебя. На потусторонних хитрожопых сосалок дедушка ещё как зол.

— Если не сердитесь, зачем… зачем решили сделать… это?

— Что?

Эллиотт сжался.

— Так, парень. Я не понял ни хрена, о чем ты толкуешь.

Смутная догадка, что возможно, всё не совсем так, как ему представилось, посетила мальчика.

— Эм… Что вы будете делать сейчас? — осторожно, как по тонкому льду скользнул Эллиотт, очень боясь своим непониманием вызвать еще больший гнев, как не раз было с мистером Грином.

— Бражку залью на дорожку — растерянно ответил Джошуа. — Или ты про демонов твоих?

Сказав это, дед непринужденно открыл ящик тумбочки у кровати и закинул в него злополучный ремень. Эллиотт проследил за этим движением и мысленно поблагодарил бога. Его сердце вернулось на прежнее место и даже восстановило нормальный ход.

Хеттлер в свою очередь проследил за мальчиком.

— Да что ж такое — не-пробрало-хмельное?!

Эллиотта так явно «отпустило», что этого нельзя было не заметить. Невидимые путы распустились и всё его существо расслабилось. Хеттлер пронаблюдал, как изменилось его лицо, принявшее выражение блаженного облегчения.

Рука охотника всё еще лежала на приоткрытом ящике, и его мозг, наконец, сопоставил все странности и реакции мальчика в единую мысль.

— Охуеть! Ты от него, что ли, шарахаешься?! — ремень вернулся в его руку, и перемена в лице Эллиотта ответила красноречивее любых слов. — Что за хуйня у тебя в голове творится?!

Эллиотту было очень неловко и тоскливо, а Хеттлер был поражен.

— Парень, эээ ты… эээ — дед не мог найти слов.

Хеттлер зашвырнул ремень в ящик, резко захлопнул, отчего затряслись вещи на тумбочке.

— Ты что подумал, что я тебя… Да как такое вообще тебе в голову пришло?!

Он сокрушенно уставился на сконфуженного мальчика. Впрочем, несмотря на всю неловкость ситуации Эллиотт в тайне восхвалял небеса, что все его страхи оказались более чем необоснованными. Деда всё же стоило опасаться, хотя бы из-за его импульсивности в купе с не дюжей силой, но стало ясно: порки от него можно было не ожидать.

Далее повисла пауза, наполненная смущением с обеих сторон.

— Хууу-бляя — то ли шумно выдохнул, то ли ругнулся Джошуа. — Срань господня, ну-дела-не-тому-дала…

Что бы как-то замять момент, охотник удалился в маленькую ванную в номере и нарочито старательно прополоскал свою гигантскую фляжку.

— И кто тебя дерёт? — без особой тактичности спросил прямолинейный Хеттлер по возвращению. — Это потому ты так струсил, да?

Эллиотт ни с кем не беседовал о методах воспитания старшего Грина. Пожалуй, это не то, что можно обсудить с приятелями во время перемены на школьном дворе. Собственно, и с едва знакомым странным дедом тонкости своих отношений с отцом обсуждать мальчик не собирался. Поэтому он просто легко пожал плечами, отклеился от стены и переполз на край кровати.

— Во дела, сестра-с-братом-спала… Ясно уж, чего там — по-свойски махнул рукой охотник. — Видать, серьезно тебя отхаживает, раз как олень шуганный от каждого шороха напролом сквозь валежник ломишься.

Эллиотт поежился, стряхивая волну холодных мурашек, пробегающих от воспоминаний о заполоняющей, ломящей жгучей боли после пятнадцатикратной встречи с ремнем. Несправедливой, незаслуженной и очень запоминающейся встречи.

— Мне кажется, это не должно Вас касаться — вежливо, но довольно настойчиво ответил Грин. Во-первых, ему ни капли не хотелось вспоминать об этом, а во-вторых, ему было крайне стыдно говорить о таких вещах.

— Дедушка, знаешь, жизнь целую прожил — дедушка как бармен — такие вещи видел и слышал — его нечего стесняться! — не унимался Хеттлер. — Отчим твой?

Мальчик слегка качнул головой, а сам подумал, какой бы фразой отвязаться от мистера Хеттлера, чтобы не прозвучало резко или грубо.

— Ах, да, ты ж говорил про старика своего! Точно, снимай-трусы-мне-срочно! — озарился охотник. — Всё переживал — так теперь ясно, почему: суров он у тебя, хм.

— Может быть, поговорим о другом?

— А что ты натворил, сорвиголова ты эдакий? — будто не слышал Хеттлер.

— Ничего. Как насчет, поговорить о чем-то другом? — мрачно повторил мальчик.

— Мне-то сироп в уши не лей — беззлобно пробурчал Хеттлер. — Скажи, как дело было.

— Не было! Я ведь ничего не сделал тогда! Ничего не было! — вкипел Эллиотт, которому было безмерно горько и обидно. — И хватит уже об этом!

— Не хочешь ли ты сказать, что просто так? — нахмурился Хеттлер.

— Вот что вы привязались? Какая вам разница? — Эллиотт даже повысил голос от злости.

— Раз спросил, значит есть.

— Черт подери, я и близко не прикасался к мелу, понятия не имею, как появилась надпись! Я пытался объяснить, но он мне не поверил! — на одном дыхании выпалил Эллиотт и закусил губу от расстройства. На его щеках заблестели дорожки от слез.

— Это… Вот что, — одобряюще и немного смущенно произнес охотник и сделал несколько шагов, чтобы зарыться в еще одну походную сумку.

Из сумки Джошуа изъял необычного вида бутылку, доверху полную ярко-зеленой жидкости. На бутылке была намотана красноватая бечевка, которую Хеттлер быстро размотал. Затем мужчина хозяйским жестом протянул бутылку мальчику.

— Что? — спросил Эллиотт, хотя жест был более чем однозначным.

— Выпей вот, парень…

— Это абсент? — с большим сомнением Эллиотт оглядел бутыль

— Ахах, лекарство сердешное — хохотнул Хеттлер. — Нет, не абсент, кое-что намного лучше, чтоб-мне-ни-одной-пизды-больше-не-видать, если не так.

— Эм…

— Не дрыщи, пей. В пизду, что тебе двенадцать, ничего… Не повредило бы тебе сейчас малёха вжахать.

— Мне пятнадцать — на автомате уточнил Эллиотт, неуверенно принимая бутылку из рук мистера Хеттлера.

— О, тогда тем более заебись! Пей-на-хуй-не-пролей!

Мальчик внимательно осмотрел бутылку. Внутри плескалась завораживающе-зеленая жидкость.

— Там… — засмоневался Эллиотт — Не наркотики… Ведь?

Может старик и не собирался его пороть, но немного осторожности не помешает.

— Эээй — искренне обиженно протянул охотник — За кого ты дедушку принимаешь? Я не ангел, конечно, но наркотой сопляков малолетних пичкать не собираюсь.

— Брага — пояснил в конце-концов мистер Хеттлер. — Зеленая брага. Напиток нездешний, из ближнего мира, ебись-он-в-пятку. До чего всех этих тварей недолюбливаю, но бухло они, ублюдки иномирные, знатное выделывают. Там нет ни единого дэша алкоголя. Это всё долбоебучая их магия, нахлобучь-её-на-хер (dash — единица измерения жидкости у барменов примерно 1 мл)

— Нет алкоголя? — удивился и не поверил Эллиот.

— Нет и не было со времен большого траха.

А тем временем так называемая зеленая брага в руках Эллиота приятно холодила пальцы и маняще булькала. Ему вдруг неодолимо захотелось её попробовать. Не в силах сопротивляться этой необъяснимой притягательности, он запрокинул бутыль и сделал три больших глотка.

И холод, и тепло сплелись в танце и одновременно полились в его желудок. Во рту расположился мягкий, чуть сладковатый и прохладный вкус, отдаленно напоминающий то ли яблоки, то ли мед, то ли клубнику. Эллиот не почувствовал какого-либо физиологического эффекта, вроде головокружения. Но по нему растекалось чарующее расслабление, будто оно самое и было в бутылке в виде жидкости.

Эллиотт сделал еще три глотка и отдал бутылку охотнику.

— Какие дела? — заулыбался и подмигул Хеттлер. — Наигрывает, да?

Эллиотту похорошело. Он даже заулыбался деду в ответ.

Джошуа и сам приложился к браге. Потом отправился наливать нормальный человеческий алкоголь в свою непомерную фляжищу.

— Вот блядь! А я всё-таки бухло тебе дал… А обещал, что не бухать зову — и охотник залился простодушным хохотом.

Пока Хеттлер занимался своими делами, рассказывая себе под нос какие-то пошлые шуточки, Эллиот нежился в блаженном расслаблении.

Примечания:

На этом история, лежавшая в ящике Злого Автора закончилась. Всё кончилось хорошо, в итоге дедушка победил демона Миив, Эллиот будет дальше жить спокойно, Алисия вернется, все счастливы )