Васильки (джен)

— Из вас выйдет отвратительный король, дон Эвеллус! — важно произносит Лидия Лазарикис, водружая на голову принца Эвеллуса венок из принесённых в переднике васильков, но всё же не может сдержать хихиканья. — Ни ответственности, ни самообладания, ни благоразумия!.. Вы прогуливаете уроки, выдумав несуществующее недомогание! Как это недостойно будущего короля, дон Эвеллус!

Весенний — на дворе почти лето — день в самом разгаре. Солнце в Элленгорне светит очень ярко и уже начинает припекать. Пройдёт совсем немного времени, и приятно тёплые солнечные деньки сменятся почти жалящим зноем, и королевский двор переберётся в одну из загородных резиденций, где, впрочем, будет не особенно прохладнее.

Зато там будет море... Море, по которому, если быть честным, Эвеллус тоскует.

Лидия старается подражать голосу сеньоры Зои Лимадис, наставницы младших принцесс и принца, строгой женщины поистине необъятных размеров и весьма громкого и резкого голоса, которому позавидовал бы даже колокол с главных ворот Элленгорна, столицы королевства Элар. Но долго держать маску серьёзности у Лидии никак не получается, и она то и дело сдавленно хихикает.

Лидия даже шутливо грозит Эвеллусу пальцем — пытаясь согнуть этот палец так, чтобы было похоже на крючковатые пальцы сеньоры Лимадис. Только вот запястья у Лидии совсем тоненькие, перевязанные шёлковыми лентами, как делают только незамужние девушки, а пальцы слишком беленькие и нежные, чтобы можно было хотя бы на миг сравнить её руки с руками сеньоры Лимадис.

— Но я ведь никогда и не стану королём, сеньорита Лазарикис! — смеётся Эвеллус, стараясь не дёргать лишний раз головой, чтобы не уронить ненароком василькового венка. — Сеньорита Лазарикис, прошу вас вспомнить, что у меня три старших сестры и два старших брата, и даже есть две племянницы — очередь никогда не дойдёт до меня! Так что, мне вовсе не нужно быть ответственным и благоразумным — я целую вечность буду всего лишь младшим принцем, на выходки которого всегда можно закрыть глаза!

Он даже не пытается сохранить серьёзное выражение лица, пока Лидия касается своими проворными пальчиками его тёмных волос, кажется, теперь по её прихоти не только заплетённых в косу, но и довольно густо украшенных васильками. Пожалуй, это и невозможно — удержаться от смеха. А ещё довольно трудно усидеть на месте и не вертеть головой, когда Лидия — его милая Лидия — так старательно возится с его волосами, чего он больше никому бы в жизни не позволил.

У Лидии Лазарикис синие-синие глаза — совсем как васильки, венок из которых она сплела, — длинные каштановые волосы, убранные в старомодную широкую косу из множества прядей, как, должно быть, давным-давно не носят даже в далёких провинциях Элара, веснушчатое круглое личико, ласковые руки и самая хитрая улыбка во всём Элленгорне, а, может — и на всём Эларе.

Лидию многие считают едва ли не дурнушкой — с её детской хрупкой фигуркой, чуть вздёрнутым носом и не слишком высоким лбом, — однако Эвеллус, если его об этом когда-нибудь спросят, готов признать её самой прекрасной девушкой на Эларе.

Лидия Лазарикис — самая улыбчивая и весёлая девушка в Элленгорне и уж точно самая прелестная и необыкновенная фрейлина принцессы Эрлеи. Рядом с Лидией и самому невозможно не улыбаться — во всяком случае, самый младший принц Элара, Эвеллус, не может.

И никогда не мог.

Ни в день знакомства, когда семилетнему принцу довелось случайно издали увидеть поистине чудное создание в жёлтом платьице и с тремя толстенькими косичками ⁽¹⁾, старшую дочку совсем недавно овдовевшего церемониймейстера, ни теперь, когда с той поры уже минуло десять лет. Только вот волосы чудного создания теперь заплетены иначе, так, как подобает взрослой девушке, а не ребёнку, а на сохранившем детские черты лице сейчас, кажется, ещё больше веснушек, чем раньше.

Эвеллус не может сдержать улыбки хотя бы потому, что в его мыслях Лидия до сих пор, как и в детстве — бесстрашная крошечная птичка, по какому-то поистине чудесному для него недоразумению оказавшаяся среди ястребов, павлинов и стервятников королевского двора Элара. Бесстрашная настолько, что рядом с ней просто невозможно чего-то бояться, почему-то грустить или сохранять хотя бы видимость серьёзности и благоразумия.

Он до сих пор не может противиться её капризам — как не мог и в детстве, когда воодушевлённая его присутствием любознательная девятилетняя девочка в непривычно скромном жёлтом платье предложила ему обследовать алькасар на предмет тайных ходов, которых «просто не могло не быть в таком старом замке».

Выдумкам Лидии нет и не было числа — это ей однажды пришло в голову обустроить для своих, тогда ещё четырёхлетних, сестёр маленький кукольный театр, в котором куклы были разодеты по старинной моде Элара, и этот маленький кукольный театр они потом показали и сёстрам Эвеллуса, и всем детям, которых только нашли в алькасаре, это ей захотелось устроить в одном из закутков сада самый настоящий штаб для игр, а после пытаться накормить дворцового кота рахат лукумом, это она придумала, как отворить дверь в один из тёмных коридоров, что не использовался чуть ли не с сотворения мира...

И Эвеллус, пока Лидия вплетает ещё больше васильков в его волосы, с улыбкой думает, что, пожалуй, никому другому он не позволил бы и меньшего. И едва ли позволит, если только Лидия не попросит его об этом.

Вообще, иногда в голове Эвеллуса и вовсе поселяется мысль, что Лидия, должно быть, является феей из северных земель Элара. Фея из туманного измерения Оллурноу, холодного, загадочного и, как говорят оба старших брата Эвеллуса, необычайно красивого, если только удастся привыкнуть хотя бы немного к не самым лучшим погодным условиям. В этом измерении, кажется, родилась когда-то давно мать Лидии, а затем и она сама.

Да! Лидии вполне пойдёт сравнение с феей — крошечным лукавым существом из сказок. Существом, которому, кажется, подвластны все силы природы, но больше других — способность создавать иллюзии, подчинять себе разум и волю собеседника. Лидия и внешне несколько походит на фею — в свои девятнадцать она совсем маленького роста и выглядит совсем ребёнком, которого только зачем-то обрядили во взрослую одежду. И хорошенькое круглое личико с веснушками, и волшебного синего цвета глаза лишь усиливают это сходство.

— Но вы — носитель королевской крови династии Миивов, дон Эвеллус! Вы должны всегда следовать всем правилам двора и нравиться даже самой вздорной престарелой дворянке, что может косо на вас посмотреть! — с весёлой важностью изрекает Лидия, а потом, видимо, осмотрев с должной придирчивостью творение своих рук, добавляет совсем другим голосом. — Не вертись хотя бы пять минут — я сбегаю за зеркалом. Хорошо получилось! Я хочу, чтобы ты посмотрел.

Эвеллус знает — Лидия уже несётся в комнату своих младших сестёр со скоростью ветра. Лидия Лазарикис постарается вернуться как можно быстрее — настолько, что скорее перевернёт комнату сестёр вверх дном, только бы не задерживаться хотя бы немногим дольше.

У неё самой в спальне нет ни одного зеркальца, а если и было когда-то, то давным-давно либо потеряно, либо разбито. Комната сестёр Лидии, десятилетних двойняшек, кротких и пугливых созданий, находится несколько дальше — они слишком малы, чтобы служить фрейлинами у матери или сестёр Эвеллуса, и потому живут с другой стороны алькасара, — но Лидия способна бегать действительно быстро, если только видит перед собой цель.

Так что Эвеллус покорно ждёт и изо всех сил старается не вертеться — последнее даётся ему с большим трудом. Это даётся ему с большим трудом с самого детства — Эвеллус никогда не мог усидеть на одном месте больше пары минут, ни на что не отвлекаясь. И даже сеньоре Лимадис не удалось это исправить — а уж она-то старалась изо всех сил, прилагая к его воспитанию едва ли не больше внимания, чем к воспитанию обеих его сестёр, что находились, как и он, под её опекой.

Младший принц вообще стал для достопочтенной сеньоры Лимадис сущим наказанием — во всяком случае, именно это он слышит день ото дня. Одну из сестёр Эвеллуса, Алессандру («Сандру» — если Эвеллусу хочется её позлить), сеньора Лимадис, напротив, хвалит довольно-таки часто, пусть и ругает порой за излишнее самолюбование. Другой сестре, Эрлее, постоянно достаются упрёки в чрезмерном своеволии, неподобающем особе королевских кровей, и лживости, которую сеньора Лимадис отчего-то постоянно в ней подозревает, пусть едва ли способна найти хотя бы одно подтверждение.

Остаётся только надеяться, что Эвеллус в таком виде — с вплетёнными в волосы цветами — не попадётся на глаза сеньоры Лимадис. Та и без того недовольна тем, как близко Эвеллус общается с Лидией, девочкой «недостаточно благородных кровей», чтобы впоследствии стать его женой. Если же сеньора увидит Эвеллуса в таком виде, достанется им обоим — и Лидии, за то, что она позволяет себе вести себя с принцем без должной почтительности, и Эвеллусу, за то, что он подобное отношение к себе никак не пресекает.

Время, проведённое почти неподвижно, в одиночестве — в этом уголке сада сейчас нет ни единой живой души — кажется Эвеллусу целой вечностью, хотя он уверен, что прошло едва ли больше пары минут. Он старается развлечься хотя бы разглядыванием стен алькасара, который ещё в детстве он излазил вместе с Лидией и Эрлеей вдоль и поперёк, заслужив этим не одно наказание от сеньоры Лимадис.

Развлечение из этого выходит не очень.

По правде говоря, Эвеллус только ещё больше изводит себя этими мыслями — ему всё больше хочется вскочить на ноги, размяться, пройтись, в конце концов. А ещё лучше — забраться куда-нибудь повыше, на крышу алькасара, и развлекать себя разглядыванием проходящих мимо слуг или придворных, что обязательно переполошатся, едва завидев младшего принца на «слишком опасной» высоте.

Лидия возвращается, должно быть, довольно-таки скоро: ужасно гордая собой, весьма запыхавшаяся и в измятом и несколько пыльном платье, но зато с двумя зеркалами в руках — одно из них совсем крохотное, такие Сандра держит в карманах едва ли не каждого своего наряда, не обходя вниманием даже тот бархатный костюм для верховой езды. Второе зеркало несколько больше размером — должно быть, где-то с ладонь Эвеллуса величиной.

Подбегая к Эвеллусу Лидия спотыкается, почти падает и едва не роняет зеркала, только в последний момент удержавшись на ногах. Она хихикает, но следующие несколько шагов делает уже гораздо медленнее.

— Посмотри поскорее! — радостно командует Лидия, протягивая Эвеллусу одно зеркальце, а со вторым, побольше, вставая позади него.

Эвеллус при первом же взгляде на себя в зеркале начинает думать, что целью Лидии, вероятно, было сотворить из младшего принца клумбу. Цветов слишком много, чтобы думать иначе. И вообще, Эвеллус чувствует себя с подобным сооружением на голове слишком неловко и скованно — кажется, что стоит только повернуть голову чуть более резко, и всё расплетётся, рассыпется по земле, и тогда Лидия обязательно обиженно надует губы и примется заплетать его снова.

Эвеллус выглядит слишком странно. И дело даже не в венке из васильков, что венчает его голову подобно своеобразной короне — дело в косе, в которую вплетено столько цветов, что едва видны сами волосы. С такой причёской уместнее видеть саму Лидию — она иногда не знает меры, и Эрлея всегда её за то отчитывает, не желая лишний раз показываться рядом с фрейлиной, у которой совсем нет вкуса.

— Я выгляжу... смешно! — пытается найти слова Эвеллус, а потом хитро зажмуривается и с самым невинным видом интересуется. — Как это называется? Эрлея точно позволяет тебе трогать её волосы?

Этим он заслуживает лёгкий, почти невесомый подзатыльник — как и все, что порой отвешивает ему Лидия — и довольно таки укоризненный взгляд, который он ловит в зеркальце.

Сказать, что укор в синих глазах Лидии беспочвенен, Эвеллус не может.

Эрлея — самая настоящая красавица. Черноокая, белокожая, словно в каких сказках, с густыми чёрными блестящими волосами до самых пяток. Сандре или Иоланде до неё далеко. И хоть Эрлея не столь печётся о белизне своей кожи, сиянии глаз и изысканности и безупречности наряда, как Сандра, она ни за что не подпустит к своим волосам кого-то, кто по её мнению способен испортить её главную гордость.

Впрочем, обиды Лидии хватает ненадолго — она никогда не злится дольше пары секунд. Тем более, когда её замыслы выполняются, пусть даже и под ворчание соучастников.

— Неправда! — смеясь не соглашается с Эвеллусом Лидия, принимаясь осторожно расплетать (или скорее — распутывать) сооружение на его голове. — Ты выглядишь вполне мило. Тебе идёт даже больше, чем мне!

Васильки летят на землю. Лидия не щадит их. Должно быть, садовники опять будут ругаться, а потом и вовсе доложат сеньоре Магуол, распорядительнице королевского двора, о том, что какие-то фрейлины таскают в алькасар полевые цветы, тогда как имеют доступ едва ли не к любому садовому растению, которых в это время года в Элленгорне столько, что можно сказать, будто бы город превращается в один огромный благоухающий сад.

— Может, оставишь ненадолго венок? — с надеждой интересуется Лидия, когда в волосах Эвеллуса не остаётся больше цветов, кроме упомянутого венка. — Остальное я уже расплела.

Выполнить эту просьбу несложно. Как и любые просьбы Лидии. Так что, нет ничего удивительного, что Эвеллус, конечно же, соглашается.

До вечера, когда сеньора Лимадис придёт проведать своего якобы захворавшего воспитанника, а Эрлее непременно понадобится собрать рядом с собой всех-всех фрейлин (Эрлее только пару лет назад позволили держать собственных служанок, фрейлин и пажей, и она этим пока очень гордится), ещё далеко. Можно провести это время вот так — вместе, перешучиваясь и делая ленивые глупости, на которые только и есть силы в самом конце весны.

Эвеллус ложится на траву — на рубашке, должно быть, потом останутся пятна, за которые сеньора Лимадис непременно устроит ему выволочку. Впрочем, выволочкой больше... В недолгой жизни младшего эларского принца было уже столько этих выволочек, что очередную он, должно быть, и не запомнит вовсе, разве что, вспылит в первый момент.

— Как хорошо, что ты не станешь королём, Эв, — доверительно шепчет Лидия, ложась на траву рядом с Эвеллусом. — Представь, как это было бы ужасно — целую вечность видеть эти кислые лица, слышать лживые клятвы и не иметь никакой возможности сбежать...

Эвеллус улыбается. В жизни короля слишком много места для долга и обязанностей, чтобы мечтать о короне. Эвеллус и не желает её. И уверен, что никогда и не будет. Оставаться самым младшим принцем всю оставшуюся вечность будет весьма приятно, думает Эвеллус. Младшим принцем, на которого почти не возлагают обязанностей, кроме как улыбаться толпе с балкона, вовремя кланяться королю и бунтовать по мало-мальски серьёзным поводам.

Быть младшим принцем, надеется Эвеллус — это получить возможность путешествовать по Элару сколько влезет, как только минёт совершеннолетие, как когда-то обещал отец. Путешествовать вместе с Лидией, которую он обязательно возьмёт с собой — если потребуется, будет на коленях умолять Эрлею отпустить с ним фрейлину Лазарикис.

— Удивительно хорошо!.. — соглашается Эвеллус, перекатываясь поближе к Лидии.

Так — чтобы иметь возможность коснуться пальцами её тонкого запястья.

Небо над ними такое ясное, что впору зажмурить глаза от удовольствия, а впереди ещё целое лето, полное радостей, счастья и новых впечатлений в одной из загородных резиденций...

1) В королевстве Элар жёлтый — цвет скорби

Вернуться к тексту