Сон гомункула (джен)

Темнота. Темнота вокруг. Казалось, даже если открыть глаза, в этой кромешной тьме не увидишь собственного тела: ни рук, ни ног. Сон. Бесконечный сон во тьме. Сон с неясными вспышками света. Затем вспышки стали цветными, превращаясь в блики. Постепенно всё это превратилось в неясные образы и видения. И во всех их был он — темноволосый смуглокожий мальчик с темно-карими глазами.

Сначала он был совсем крошкой. Потом малыш быстро рос. И вот он играет с игрушками в красивой детской комнате. Вот он идет в школу, выбегая из красивого особняка по широкой лестнице, направляясь к блестящему черному автомобилю. И взрослые с гордостью смотрят на него, хвалят за успехи.

«Это я?» — задал он вопрос неизвестно кому. Он не мог видеть своего тела и не знал, как выглядит. Но что-то очень родное было в этом мальчике, что-то своё.

«Нет», — прозвучал голос из тьмы.

«Кто это?» — снова мысленно спросил он, ловя каждый звук из темноты.

«Твой хозяин, твой Бог...» — услышал он снова.

«Что такое хозяин и Бог?» — снова спросил он. Ему нравилось слушать этот таинственный, но пронизывающий холодом голос из тьмы. Всё-таки это был единственный в его жизни собеседник. Словно сама тьма говорила с ним.

«Тот, кто повелевает тобой. Он — твоя жизнь. Он — твоя смерть», — ответил таинственный голос.Он хотел спросить ещё что-нибудь, но не знал, что именно. Видения становились всё отчётливее. И в них мальчик становился всё взрослее.

«Как его зовут?» — снова спросил он.

«В своё время. Возможно, ты узнаешь», — был ответ.

«Я его когда-нибудь увижу?» — спросил он.

«Возможно», — был ответ.

«И что я должен делать, если увижу его?» — снова спросил он.

«Единственное, для чего ты был создан, это умереть за него, если это потребуется», — ответил голос.

«Умереть...» — подумал он. В этом слове было какое-то опустошение. Как будто это единственное, для чего билось его сердце.

Он не знал, сколько времени прошло. Образы становились уже разнообразнее. Мальчик стал стройным подростком. Около него то и дело появлялись взрослые люди: родители, слуги, учителя, старший брат. Он не знал, кто они. Только относительно родителей и брата. Предчувствие подсказывало ему, что они — семья его хозяина. С этими снами он постепенно познавал мир. Он видел рассветы и закаты. Деревья, травы и цветы. Ветер и дождь. Здания и автомобили. И людей. Множество людей. Они были такими разными. Он жалел, что не может запомнить, как они выглядят, потому что их образ был таким мимолётным. И только он оставался в памяти.

— Привет! Знаешь, а ты очень на меня похож, — услышал он голос и вздрогнул от неожиданности. Не тот, что слышал раньше, бесцветный и холодный. Этот был по-юношески высокий, веселый и какой-то теплый. Он внутренне замер, боясь спугнуть его, боясь, что он замолчит. И сердце отчаянно забилось.

— Вообще-то это запрещено — видеть своего донора до его пробуждения, когда надо будет использовать его тело. Но мне так хотелось тебя увидеть. Узнать, какой ты. И знаешь, мы совершенно одинаковые. Ну, кроме длины волос. У тебя они намнооого длиннее. У нас одинаковый рост и цвет волос. Цвет кожи тоже одинаковый. Наверное, глаза тоже одинакового цвета, — говорил подросток.

А он слушал его, впитывая каждое слово и звук его живого голоса всеми фибрами души.

— Ладно, мне пора. Я ещё приду. Обязательно приду. И расскажу тебе что-нибудь. Пока, — сказал паренёк, и он услышал приглушённые удаляющиеся шаги.

«Не уходи!» — взмолился он, но сразу понял, что подросток его не услышит.

«Это он?» — мысленно обратился он к тьме.

«Да», — ответила тьма.

С тех пор время для него тянулось невыносимо долго. Он буквально кожей чувствовал плавный ход секунд, перерастающий в минуты и далее в часы. И понял, что начинает ненавидеть время.

Сны. Они дополнились ещё одним персонажем. Таким же мальчиком, как и тот, кто постоянно ему снился. Только волосы были настолько длинные, что почти касались пола. Откуда-то со всех сторон лилась спокойная красивая музыка. Она напоминала дождь. Как будто капли, падая сверху, ударялись обо что-то и издавали звуки разной тональности: то высокие, то низкие, то плавные, то резкие и прерывистые. Он смотрел на подростков и чувствовал ту нить, которая связывает их. Соединяет его и его хозяина. Его Бога.

— Привет. Ты знаешь, я нашёл интересную книгу. Она про... Не, это слишком долго рассказывать. Я лучше тебе прочитаю, — сказал паренёк и начал читать. И каждое его слово рождало причудливые образы: говорящих животных, гномов, кентавров, грифонов, фавнов, гоблинов и троллей, злую ледяную колдунью и огромного говорящего льва. Откуда-то сверху слышалось пение, высокое, невероятно красивое, проникающее в самые укромные уголки его сердца. Вдруг мальчик остановил чтение.

— Ой, так много времени прошло. Я побегу. А то меня отругают, — спохватился подросток.

— Я приду ещё, обязательно, — сказал паренёк. И он снова услышал приглушённый звук удаляющихся шагов.

«Я буду ждать тебя», — мысленно сказал он.

Когда стихли шаги, и он остался один в этой кромешной тьме. Она теперь не казалась такой опустошающей, одинокой. Он и смуглокожий темноволосый подросток с горящими темными глазами разговаривали с животными и тем самым большим львом, путешествовали по бесконечному лесу, сражались со злой ледяной колдуньей, возглавляя огромную армию. Он замечал, что когда он вспоминал его рассказ и звук его высокого голоса, его сердце начинало биться чаще. И он ждал. Ждал его прихода.

— Что такое? Аритмия? Давление резко меняется. Этого только не хватало. Надо запретить юному господину приходить сюда. Это волнует его, — услышал он строгий приглушенный голос. Не тот, что раньше, совсем другой.

— Да брось. Не лишай мальчика развлечения. К тому же разве можно через стекло такой толщины и жидкость что-то услышать, — возразил другой, но тоже более низкий голос.

— В любом случае мне это не нравится, — отозвался прежний собеседник.

«Запретят приходить...» — испугался он. По телу пробежала дрожь при мысли, что он может больше не услышать голоса того паренька, его рассказов.

«Не делайте этого, пожалуйста», — мысленно попросил он. Но понимал, что изменить ничего не сможет. От отчаянья хотелось кричать, но, как ни пытался, он не произнёс ни звука.

«Неужели я его больше не услышу?», — совсем упав духом, подумал он.

Время показалось пыткой. Как будто каждая секунда ожидания вонзалась в него острыми иглами.

«Приходи, пожалуйста», — молил он. Но с каждой минутой надежда всё угасала. Боль тисками сдавила грудь. Слеза, появившаяся на ресницах, тут же растворилась в жидкости, что его окружала.

— Привет. Прости, что меня так долго не было. Знаешь, жаль, что мы не можем поговорить. Я даже не знаю, слышишь ли ты меня, — услышал он долгожданный знакомый голос. Его радости не было предела. Он отчего-то понял, что когда такое волнение в груди и хочется одновременно плакать и смеяться, то это именно радость. Он поднял голову, давая знать, что слышит его, и надеясь, что паренёк поймёт это.

— Ладно, всё равно. Ты самый лучший друг, что у меня когда-либо был. И вот что я подумал. Тебе надо дать имя. Только вот не знаю какое. Такое, какое ты сам сможешь запомнить. Очень короткое и простое, — говорил мальчик и ненадолго замолчал.

Он оглядел громадное помещение и ряд таких же огромных инкубаторов. На основании каждого из них был регистрационный номер, состоящий из двух латинских букв и ряда цифр.

— Джей Эс. Теперь тебя будут звать Джей Эс или просто Эс, — произнёс он.

«Эс. Мне нравится», — подумал он и улыбнулся.

— А меня зовут Дженис, — сказал мальчик.

— И раз у тебя есть имя, то ты настоящий человек. И у тебя есть душа. Брат говорит, что у клонов нет души. Ведь они не рождаются, как настоящие люди. А я думаю по-другому. Если у человека есть имя, то и душа есть. Ладно, мне пора. До встречи, — сказал он и умолк. Эс снова услышал звук удаляющихся шагов.

«Имя... У меня есть имя, как и у моего хозяина. Дже-нис. Раз мы одинаковые и у меня есть имя. Может, я тоже Бог», — подумал Эс, оставшись один.

«Ты всего лишь его жалкое подобие, выращенное из его клеток. Ты проснешься лишь для того, чтобы отдать ему своё тело. Если ты и выживешь после этого, то останешься на всю жизнь никому не нужным калекой. Возможно, ты никогда и не увидишь его. Так что выкинь эту глупую чушь из головы», — произнёс холодный голос из тьмы.

С тех пор Дженис часто приходил к нему, рассказывал, как прошел день и что за этот день случилось. Читал ему вслух книжки.

Спустя некоторое время он снова услышал знакомый голос. Но интонация его была строгой и надменной.

«Что-то случилось?» — всполошился Эс.

— Я хочу этого. Я приказываю! — сказал Дженис.

— Но это запрещено. Нельзя пробуждать донора раньше положенного срока. До тех пор, пока ваше тело не перестанет расти, — произнес другой голос, более взрослый. Эс слышал его раньше.

— Он больше не донор. Я дал ему имя, и он мой лучший друг. Я хочу, чтобы он был рядом со мной, как мой брат, — настаивал Дженис. При этом его голос звучал тише, чем обычно.

— Ты безответственный мальчишка, даже не представляешь, на какие муки его обрекаешь, — послышался строгий, но совершенно другой голос, которого он раньше не слышал.

— Ты хочешь показать ему мир? Хочешь, чтобы он жил, как обычный человек? Забыл, для чего он существует. А после? Ты подумал, что будет после? После того, как он отдаст тебе своё тело? Его выкинут на улицу, как ненужный мусор. Ты подумал, что он будет чувствовать при этом? Разве тебе не кажется, что это жестоко? — уверенно продолжал он.

— Нет! Я так не сделаю. Я буду заботиться о нём и никогда его не брошу! — с жаром возразил подросток. Эс почувствовал, как его сердце забилось чаще. Настроение Дженис каким-то невероятным образом передалось и ему. Он повернул голову на звук. Видимо, люди стояли поодаль от инкубатора.

— Слова иногда расходятся с делом, — ответил взрослый.

— Я хочу, чтобы он увидел меня. Заговорил со мной. Эс — мой лучший друг, — настаивал мальчик.

— Друг? Безвольная кукла не может быть чьим-то другом, — возразил взрослый.

— Он не кукла. Он человек. И я покажу ему этот мир, — уверенно произнёс подросток.

Эс услышал глухой стук в стекло. Потом ещё один и ещё. Эс с трудом открыл глаза. Через толщу воды проникал слабый рассеянный свет. Но и он резал глаза. Он увидел черные длинные плети собственных волос вокруг него. Послышался треск. И на стекле появились трещины. В конце концов, оно раскололось, и вода с шумом хлынула в образовавшийся проём. Эс почувствовал что-то твердое и холодное под своими руками и ногами. При попытке пошевелиться конечности начали сильно болеть. Ноги не слушались. Он попытался встать, но неудачно. И холод. Холод острыми иглами проникал под кожу. Его затрясло, как в сильной лихорадке. Глаза никак не могли привыкнуть к яркому свету в помещении, ослепляя его. Эс чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег.

— Господин Рено! Что же вы наделали! — всплеснул руками ученый.

Но вдруг Эс почувствовал тепло. Тепло, исходящее от рук, которые его обнимали. Он видел его светлую, теплую улыбку.

— Не бойся, я с тобой. Я покажу тебе мир, — сказал Дженис.

«Ты для меня — весь мир», — подумал Эс, глядя в его темные глаза, так похожие на его.