Превратность (джен)

…хотя это только мысль; правда, зловещая, от которой

сладкий трепет ужаса пронизывает нас

до мозга костей.

(Там же)

— Вы понимаете, о чем я только что сказал, Накахара-сан? — спросил Мори после паузы, затянувшейся на несколько долгих минут.

— Понимаю… Но в то же время совершенно не понимаю, — ответил Чуя в замешательстве.

Услышанное никак не желало укладываться в его мозгу, словно он пытался уместить нечто массивное в неподходящую для этого маленькую коробку, и края этой коробки норовили порваться и разойтись в стороны. Примерно так же он ощущал весь необъятный ворох мыслей в своей, все еще полной боли голове — еще немного, и она попросту лопнет от напряжения.

— Да что же такого произошло сегодня, что позволило вам сделать подобные предположения обо мне? — воскликнул Чуя и заставил себя взглянуть прямо в пугавшие его до дрожи глаза доктора — уже почти без смущения и страха, но с огромной надеждой и мольбой. Потом он перевел взор на Дазая, который в ответ лишь скорбно нахмурил брови.

— Хорошо, если вы настаиваете. — Мори пожал плечами и снова откинулся на спинку стула, по-прежнему не сводя с Чуи изучающего взгляда. — Вы набросились с ножом для писем сначала на одного служащего вашей конторы, потом на другого, причем второго успели серьезно поранить. Вы заявили им, чтобы все до единого убирались с вашей дороги и не смели претендовать на Фукудзаву-сана, поскольку вы принадлежите ему и не потерпите рядом с ним никого более.

— Боже…

— Когда вас попытались вразумить, вы пригрозили всем, кто встанет у вас на пути, смертью, — продолжил Мори уже немного спокойнее. — Это записано прибывшим на место стражем порядка со слов ваших коллег, точнее, коллеги. Пострадавшего пришлось немедленно доставить в больницу. А вас, ввиду явной ненормальности и опасности вашего поведения, побоялись везти в участок и доставили сюда, где вам укололи успокоительное. И для вашей же безопасности обездвижили. Доктор Дазай может подтвердить мои слова: вели вы себя чрезмерно агрессивно.

— Я верю и вам, и доктору Дазаю, но… Теперь понимаю еще меньше. — Чуя изо всех сил выискивал слова, которые хоть немного смогли бы защитить его под гнетом сыпавшихся обвинений. — У меня никогда не было подобных желаний или чувств, тем более к Фукудзаве-доно. Он мой благодетель, было бы последним делом проявить к нему подобную неблагодарность. Поверьте, я ни разу не испытывал ничего похожего к нему или кому бы то ни было еще из мужчин.

— Что же, я также охотно вам верю, Накахара-сан, — настойчивый тон Мори окончательно сменился спокойствием, даже неким безразличием. Это дало Чуе призрачную надежду.

— Значит, это вполне может быть каким-то временным помешательством, от переутомления, например, — спросил он. — И не повторится в будущем?

— Вполне возможно. — Мори склонил голову набок, словно новый угол зрения помог бы ему разглядеть что-то, упущенное ранее. — Но для этого нам необходимо понаблюдать вас еще какое-то время.

— Меня будут лечить? Как долго? — Едва зародившаяся в душе Чуи хрупкая надежда снова пошатнулась.

— Думаю, говорить о каком-либо лечении пока рано. Вы согласны со мной, Дазай-кун? — Мори обернулся к Дазаю, тот снова промолчал, но в знак согласия кивнул. — Мы просто подержим вас тут под тщательным наблюдением.

— Меня освободят? — задал Чуя главный, мучивший его все это время вопрос.

— На время, чтобы вы смогли посетить уборную и умыться, в сопровождении санитара, естественно. Потом снова лишат возможности двигаться, для вашей же пользы, потому что себе вы тоже можете нанести вред, не забывайте об этом. Да, вас, конечно же, покормят. Желаете, чтобы мы передали что-либо вашему опекуну? Может, вашей невесте?

— Передайте, пожалуйста, Юкичи-сенсею, что я очень сожалею о случившемся и глубочайше прошу у него и у того, кто невольно пострадал от моей руки, прощения в надежде, что сумею однажды полностью загладить перед ними свою вину. Моей невесте, думаю, не стоит знать о случившемся. Это ее очень расстроит.

— Это правильное решение, Накахара-сан. Думаю, на сегодня мы закончим беседу, но если вы вспомните что-то, что сможет пролить свет на случившееся с вами, будет замечательно. Оставляю вас в чутких руках доктора Дазая. Ваш случай весьма его заинтересовал. До встречи.

С этими словами Мори поднялся со стула и вышел через незапертую дверь палаты. Дазай отступил к стене против кровати и махнул санитару, тот расстегнул сначала ремень в ногах Чуи, потом остальные — на поясе и груди. Чуя смог наконец-то вздохнуть всей грудью, которую больше ничего не стесняло, если только все то же тяжкое ощущение чего-то зловещего, что свернулось тугим клубком у него внутри и хотело уходить. Санитар помог ему подняться на кровати, а затем и встать на ноги, придержав от неминуемого падения — Чую качнуло в сторону от бессилия и немоты в затекших ногах. Неуверенной поступью Чуя медленно добрел до уборной, а потом и до ванной комнаты, где дрожавший от холода, под неусыпным наблюдением санитара и Дазая, снял с себя остатки потрепанной одежды и смог умыться и кое-как ополоснуться в ванне, на треть наполненной прохладной водой.

Все тело нещадно саднило от синяков и кровоподтеков: те, кто его скручивал, явно обошлись с ним совсем не милосердно. Но желания разглядывать себя — такого жалкого и изломанного — у Чуи не было. В присутствии посторонних, особенно Дазая, он не чувствовал особого смущения, но все же находиться долгое время обнаженным было неуютно. Он кое-как вытерся грубым полотенцем и надел приготовленный для него комплект больничного белья, вполне сносный на вид, хоть и далеко не новый, и был препровожден санитаром и Дазаем назад в палату-камеру, где его снова уложили и пристегнули ремнями.

Оба сопровождавших вышли, но спустя время Дазай вернулся с миской супа, ложкой и салфеткой. Присев на стул, который переместил ближе к изголовью кровати, он укрыл салфеткой шею Чуи под подбородком, и по этому, не лишенному некой доли заботы жесту тот догадался: ему даже поесть самостоятельно не дадут, будут кормить из ложки. Впору было бы снова смутиться, но Чуя вдруг почувствовал облегчение. По крайней мере, рядом с ним был человек, которому он небезразличен.

— Вы тоже считаете, что я какой-то не такой, Дазай-сан? — спросил Чуя. — Что все то, что сказал доктор Мори, действительно может быть правдой?

Дазай осторожно поднес к его рту ложку, и Чуя отхлебнул горячий бульон. Потом еще и еще ложку. Суп был пустоват, но особого голода Чуя не испытывал.

— С доктором Мори я согласен в одном: еще рано говорить о причинах вашего… недомогания. Необходимо наблюдать, — заговорил наконец Дазай. — Насчет других его выводов я был бы осторожен и не так категоричен. Не волнуйтесь, я обязательно скажу ему об этом, если нужно, буду оспаривать. Но от вас тоже зависит, станут ли его выводы диагнозом в вашей истории болезни или так и останутся лишь предположениями.

— Благодарю вас.

— Вам пока не за что меня благодарить, Накахара-сан.

— За вашу заботу и участие ко мне. — Чуя почувствовал, как горло сжалось болезненным спазмом, а на глаза снова готовы были навернуться слезы.

— Постарайтесь отдохнуть. — Дазай сдержанно и, как показалось Чуе, несколько вымученно улыбнулся. — Вам снова уколют на ночь успокоительное, но доза не будет такой большой. Спокойных снов.