Вафля (джен)

Ник Рот настолько привык к своей порции адреналина поутру, что внезапное отсутствие соседа, Теодора Питерсона, выбило почву у него из-под ног.

Он находился в соседском дворе — как и всегда, когда хотел пощекотать нервишки. Обычно Теодор сразу палил его по камерам, которые нафасовал по всем мыслимым и немыслимым углам, после чего начиналась игра в кошки-мышки, из которой Ник крайне редко выходил победителем. Однако ему нравилось ощущать этот мандраж погони, и то, что сегодня всё резко пошло не по плану, несколько его озадачило.

— Эм… сосед? — Ник схватился за подоконник и втянул своё тощее тело в комнату.

Капканы отсутствовали. Отсутствовала и тяжёлая аура хозяина дома, что заставило Ника насторожиться ещё сильнее. Медленно, как кошка крадучись, он пробрался в коридор и повёл по сторонам длинным любопытным носом. Дом скрипел, как и положено старику, кряхтел и попукивал щелями с раскрошившейся кладкой, но никаких других звуков, кроме природных, Ник не слышал. Не рискуя больше звать соседа, он медленно прошёлся по дому, заглядывая во все углы.

Теодор отсутствовал. Возможно, конечно, что он изменил своим привычкам и поехал за покупками самостоятельно, не прибегая к помощи курьера. Но Ник тотчас отмёл эту фантастическую идею — на глаза ему попались ключи от входа, что мирно висели возле вешалки в прихожей. Ник толкнул дверь, и та, скрипя, как будто настал её последний час, отворилась. Шум поднялся адский, и Ник поспешно вернул дверь в её исходную позицию. Ясно. Значит, сосед был дома — кто уезжает в город, оставив дом открытым? Ну явно не параноик мистер Питерсон, который на каждый звук реагирует максимально агрессивно и не терпит чужих на своей территории!

Ник снова вернулся в комнату и подозрительно посмотрел на дверь, ведущую в подвал. Она была неактивирована, а значит, сосед вполне мог быть там. Сам Ник спускаться в подвал не рисковал: получил своё, когда открыл невероятный секрет Питерсона.

В подвале у того был настоящий лабиринт, в котором жили… кошки. Да, самые настоящие кошки. В Вороньих Ручьях, на самом деле, было мало кошек. Местные, с подачи вороньей секты, хозяйничающей в лесу, верили, что пушистые зверьки приносят несчастья. Ник не знал, связана ли судьба его соседа, не отличавшаяся светлотой, с этим поверьем, но факт был фактом — в городке кошек не любили. Ник знал только о двух представителях этого вида — кошка по кличке Имбирь каждое утро встречала его на пороге местной пекарни, выпрашивая пончики, которые обожала, а толстый лощёный безымянный котяра, живущий на лесопилке, постоянно охотился на мышей в ближайших дворах. Но, как оказалось, недаром мистера Питерсона звали чудаком и сумасшедшим.

Подвалы его дома были воистину огромны. Там Теодор создал самое настоящее кошачье царство. Комнаты, обустроенные под кошек и их нужды. Лабиринты ходов, подвесные мостики, съедобные растения, приученные жить под искусственным светом… Питерсон скупал едва ли не всю рыбу в округе, сторговался с местным таксидермистом на забор внутренностей животных, которых тот обрабатывал, и часто заказывал из города всяческие вкусные вещи для своих питомцев. В Вороньих Ручьях о его одержимости кошками знали, но считали это, мягко говоря, ненормальным. Но никто не знал, насколько прогрессировала эта «ненормальность».

Никто не знал о подвалах под его домом, кроме Ника.

В них Рот пробрался осознанно, подсмотрев, как сосед подозрительно тщательно прикрывал на ключ-карту подвальную дверь. В первый же раз это чуть не стало фатальной ошибкой — кошки, почуяв чужака, перепугались и выскочили наружу. К счастью, ни одна из них не выбралась из дома, иначе Нику бы не удалось выжить.

Теодор был в ярости. С трудом поймав напуганных любимиц, он водворил их обратно в подвал, после чего связал Ника, перевернул лицом вниз на диване и всласть выдрал тяжёлым армейским ремнём. Он прекратил бить лишь тогда, когда Ник, не выдержав, зарыдал, умоляя о пощаде. После этого Теодор содрал с него верёвки и вышвырнул из дома, пообещав сделать что-то похуже, если Ник ещё раз окажется возле его подвала.

Про дом, что интересно, он так не говорил.

Некоторое время после Ник залечивал раны и демонстративно не смотрел в сторону соседского дома. Кто от этого проиграл — история умалчивала. Но явно не Питерсон, который жил своей обычной рутинной жизнью и в усы не дул. Тогда Ник прекратил обижаться на того, кому было насрать, и снова продолжил свои мародёрские набеги на соседское жилище. Однако от подвала теперь предпочитал держаться подальше.

И сегодня не было исключением. Поняв, что Теодору негде быть, кроме как в подвале, Ник поскучнел. Вернувшись на кухню, он принялся шариться по шкафчикам. Соседушка уважал молоко и пил его в больших количествах. У Ника от молока было несварение, зато кофе, которое Питерсон хранил в дальних шкафчиках, ему нравилось. Достав спрятанную банку, он сыпнул себе в найденную кружку и поставил чайник на плиту.

— А ты не уху ел, случаем? — возникший на пороге Теодор был, мягко говоря, не в духе.

Задница Ника заныла, вспомнив о тяжёлой руке и не менее тяжёлом ремне, но внешне парень не подал вида, что очканул, увидев соседа.

— Не, не ел, а стоит? Вкусная?

Теодор не ответил. Насупившись, он медленно двинулся вперёд. Задница Ника сжалась ещё сильнее, и Рот мимолётно глянул на окно, прикидывая шансы удрать из него, если сосед кинется убивать. Однако Питерсон прошёл мимо. Схватив бутылку с молоком, он припал к ней и принялся глотать жидкость жадными глотками, отчего Нику стало вдвойне не по себе. Как-то это было неправильно. Обычно сосед выкидывал его из дома сразу же, как он попадался ему на глаза, что же произошло сегодня?

— Вафли больше нет, — внезапно произнёс Теодор, и Ник вздрогнул.

— Вафли? Ты наконец-то съел мой прошлогодний подарок?

Теодор кинул на него настолько убийственный взгляд, что душа Ника завопила и покинула тело через свободное для этого отверстие.

— Вафля — это мой кот, — хмуро уточнил Питерсон, и Ник поспешно кивнул.

— Я… я так и понял…

Чтобы вы понимали одержимость Питерсона кошками — их у него было больше сотни, и все из них имели собственные клички, которые ни разу не повторялись. Теодор знал всех своих зверьков «в морду», помнил, как кого зовут, и никогда не путал их даже в самом тёмном помещении.

— У тебя умер кот? — тихо уточнил Ник, и Теодор, понурившись, кивнул.

— Это был не просто кот. Это был мой лучший друг, — тихо добавил он, колупая этикетку на молочной бутылке. — Мы с ним прожили длинную общую жизнь, и это было лучшее время… Так что допивай мой кофе и тащи отсюда свою тощую задницу, мелкий засранец! Я хочу побыть один.

Ник не стал уточнять, что мелким его двадцатитрёхлетнюю жирафью тушу не называли уже давно. У соседа было горе, и чёрт его знает, как бы он отреагировал на подколки. Ещё убьёт и закопает где-нибудь на заднем дворике, с него станется — там было столько кошачьих могил, что искать среди них человеческую никто бы не стал. Допив кофе, он помыл кружку и поспешно слинял, оставив соседа грустить в одиночестве, как тот и хотел.

* * *

Практически каждый человек видел пасторальные открытки, поздравляющие с Новым годом. На них был изображён рай — крепкие милые домики в окружении хвойных деревьев, лёгкий снежок, нежно покрывающий окрестности холодным, но очень красивым одеялом…

Стандарты красоты, навязанные подобными картинами, явно были незнакомы в Вороньих Ручьях. Зима здесь началась совершенно обыденно — просто взяла и пошла. В конце сентября. С ветром-спутником, из-за которого то и дело отключался свет, отключалась вода, а иногда свет и вода вместе.

К Новому году зима уже давно хозяйничала в окрестностях, и её магия совсем не походила на магию, изображённую на открытках. Это было какое-то злое и нерадостное волшебство. И всё же Рот любил это время, несмотря на все его сложности. Праздники возвращали его в детство и делали большим восторженным ребёнком.

Восторженное ощущение требовало разделить себя с кем-нибудь ещё. Но с кем? Вокруг Ника жили полностью отбитые личности. Справа — безумный дед-таксидермист, чуть что хватающийся за ружьё; слева — запаханная пекарша, заедающая проблемы большим количеством мучного и не желающая общаться с кем-либо, не похожим на кексики и булочки. Через дорогу жил Питерсон, и у того было ГОРЕ — он недавно похоронил своего любимого кота. Чуть дальше жили неведомые твари, ибо там начинался лес. Вряд ли их возбудило бы новогоднее настроение, и при виде Ника они испытали бы всего одно чувство, и оно не было праздничным.

И всё же Ник решил попытать счастье. Заглянув в пекарню за любимыми кексами, он разговорился было с пекаршей, но той было не до него — в печке жарилась очередная порция выпечки, а столы на кухне были завалены различными продуктами. Расплатившись за покупку, Ник привычно погладил Имбирь и направился на поиски ещё какого собеседника.

— Мяу! — раздалось за кустом, когда парень вышел на улицу.

Ник остановился и осмотрелся. Под кустом сидела маленькая пятнистая кошка и смотрела на него. Сначала Нику показалось, что это Имбирь вышла за ним следом, но нет — зверёк был намного меньше и худее пекарской кошки. Приподняв зверька под живот, Ник посадил её за пазуху и отправился домой.

Найденная кошка перевернула его дом вверх дном и излазила все уголки. Розовый нос так и двигался, разбираясь в переплетении запахов. Ник наблюдал за ней с опаской — он никогда не держал кошек и справедливо опасался их. Зато кое-кто другой кошек боготворил. И, кажется, Ник только что нашёл повод наведать любимого соседушку.

— Эй, сосед, привет! — Ник, как всегда, нагло вломился с парадного.

Теодор не отозвался, и Рот подумал было, что тот опять был в своём подвале, когда Питерсон всё же пришёл на крик. Один его вид сразу же отбросил от Ника все опасения, и он, не стесняясь, заржал, как конь.

— Чудная ночнушка, сосед! А хвост на жопе есть?

— У тебя сейчас точно будет, — с угрозой прошипел Теодор, поправляя кошачье кигуруми. В нём вся суровость и жестокость, которую пытался излучать Питерсон, блекла до нуля, вызывая одно лишь умиление. — Какого хрена здесь делаешь, ты, мелкий…

— Да ладно, сосед! Давай праздновать! Уже канун Нового года! — Ник потряс захваченной со стола бутылкой чего-то спиртного. В алкоголе он не разбирался, но надеялся, что этого хватит, чтобы растопить жестокое соседское сердце. По крайней мере, он очень надеялся, что сосед вообще пил что-то крепче молока.

Теодор глянул на него взглядом суперзлобного хищника.

— Иди к чёрту со своими праздниками, — прорычал он, медленно двинувшись на Ника. — Я же говорил, что сейчас… не лучшее время…

— Э-э, стой! Стой! — Ник сделал шаг назад, ведь задница опять заныла, чувствуя неладное. — Я… Я принёс тебе подарок! Она тебе понравится.

— Чт… — Теодор замолчал, когда Рот, расстегнув куртку, вытащил из-за пазухи маленькую пятнистую кошку. Глаза той были с блюдца, а шерсть стояла колтунами. Увидев Питерсона, она поджала хвост и лапки, мгновенно становясь меньше.

Теодор опустил кулак, который хотел уже было обрушить на голову Ника, и хмуро уставился на кошку. Потом, нехорошо прищурившись, перевёл взгляд на соседа.

— Это ещё что?

— Ну… ты же говорил, что… твоя Вафля погибла. И я… подумал, что… ну… вот… — Ник, поначалу воодушевлённый, сник и говорил всё тише, не отрывая взгляда от зелёных глаз напротив.

Питерсон хмуро смотрел на него.

— То есть ты думал, что, получив другую кошку, я сразу забуду о Вафле и буду радоваться? — обманчиво мягко уточнил он, и Ник понял, что это было, пожалуй, самое худшее решение, до которого он мог дойти. Теодор увидел ответ на его востроносом лице и вздохнул. — Мелкий. Ты так и думал.

— Извини…

Теодор молча протянул руку и забрал кошку из мокрых — снег таки растаял — объятий Ника. Подхватив её под мышки, он задумчиво посмотрел в разноцветные кошачьи глаза и невесело усмехнулся. Рот с облегчением понял, что пронесло. Его вечно жестокий сосед моментально расслабился в компании четвероногой. Значит, вот как надо его побеждать! Найти коробку с котятами и оставлять ему по одному, когда он настигал бы его.

За окном бушевала метель, и темно было так, будто стояла полночь (хотя на деле был полдень). Все жители Вороньих Ручьёв попрятались по домам. Не стали исключениями и Ник с Теодором.

— Я назову тебя Пышка, — заметил молчавший доселе Питерсон, и Ник, оторвавшись от приготовления кофе, искоса глянул на него.

На лице соседа были непривычные грусть и печаль. Он глядел на обнюхивающую стулья кошку и молча плакал, глотая слёзы. Ник удивился — он никогда не видел Питерсона столь разбитым и… беззащитным каким-то, что ли. Будто смотрел на маленького ребёнка, скучающего по своему питомцу. Идея принести новую кошку взамен старой уже совсем не казалась нормальной.

Плеснув алкоголя в стакан, он протянул его Теодору. Тот рассеянно обхватил стакан завёрнутой в перчатку рукой. Поднёс к лицу и сморщился.

— Фу! — Он оторвался от кошки и посмотрел жидкость на свет. — Что это за отрава, мелкий?!

— Не знаю. Что-то спиртное, я полагаю.

— Уничтожь.

— Извини, — ещё раз повторил Ник.

Схватив бутылку, он неловко заозирался, выискивая мусорку. Взгляд его бесцельно заблуждал по комнате. Дверь в гостиную была слегка приотворена, и Ник, рассеянно заглянув туда, замер, увидев большую нераспакованную ель, небрежно стоящую в углу возле книжной полки. Выходит, сосед всё-таки собирался праздновать? И не обязательно было тащить кошку?

— Это ничего не значит, — увидев, куда глядели любопытные глазёнки Рота, поспешил уточнить Теодор, но Ник уже расслабился.

Да, Питерсон определённо был несчастным человеком. Он слишком привязывался к своим животным, чрезмерно сильно для того, чтобы потом их отпускать. К счастью, похоже, смерть Вафли всё-таки не доконала его окончательно.

— Помочь тебе украсить ёлку? — осторожно уточнил Ник, впервые чувствуя себя наглым.

Зелёные глаза Питерсона излучали неуверенность.

— Я не собирался, но… Ладно, мелкая ты наглая жопа! Почему бы и нет, — грубо добавил он, подхватывая Пышку и погружаясь лицом в её мягкую шерсть. — Всё равно же не отстанешь.