Радостные предвкушения (джен)

Сердце Андрианны Казицини трепетало от счастья и сладостных предвкушений новой жизни— сегодня ей исполнялось двадцать⁽¹⁾ лет.

Казалось, целая вечность прошла с того момента, как двадцать стукнуло Людмитке! Теперь Андрианна вновь считалась равной по статусу старшей сестре и могла с чистой совестью пропускать мимо ушей все её придирки! Теперь Людмитке больше нельзя будет разговаривать с ней свысока и заставлять музицировать или вышивать. Теперь у Андрианны станет куда больше свободы. Не удивительно ли это?

Андрианна не могла поверить в своё счастье — вот-вот канут в прошлое коротенькие детские платьица, подол которых не должен прикрывать колен (из-за чего зимой приходилось надевать ненавистные гетры, ношение которых теперь не будет обязательно), зато станет можно посещать балы, подруг, делать покупки в городе, ужинать за большим столом, носить волосы завитыми и надевать расшитые золотом и серебром контуши, сменять наряды часто-часто, следуя модным веяниям... А главное — Андрианне больше не придётся делить комнату с младшими сёстрами и их няньками!

Младших сестёр у Андрианны было, к огромному огорчению девушки, которого она никогда не могла как следует скрыть, аж две, что не прибавляло любви к детской — почти пятилетняя Доброслава, кроткое, но слишком уж плаксивое создание, забиравшее оттого большую часть маменькиного внимания, и двухлетняя шкодница Стефания, от проворных маленьких ручек которой не было спасу.

И так как обеим не было ещё семи лет, к каждой прилагалось по няньке из моурос⁽²⁾, что пристально следили за каждым шагом своих воспитанниц и Андрианны заодно. Отовсюду доносились указания — туда не ходи, то не делай, вот это отдай поиграться кому-то из малышек, не сиди без дела, займись чем-нибудь полезным и всё в таком духе.

Теперь это, впрочем, не имело значения — отныне Андрианне полагалось иметь отдельную спальню, а так же более широкую кровать (и что было не менее важно — с балдахином, что тоже приятно), бюро, туалетный столик и широкий, во всю стену, шкаф для нарядов, ведь теперь Андрианна считалась взрослой барышней и могла менять наряды гораздо чаще, чем прежде. Платьев у Андрианны должно было вскорости стать так много, что старые, вышедшие из моды, придётся перешивать для Доброславы и Стефании или же попросту складывать в старый большой сундук, где хранилось всякое тряпьё.

От переполнявших сердце радости и гордости хотелось петь — громко и, может быть, не особенно чисто, так, как поют на народных гуляньях, на которые пару раз удавалось улизнуть вместе с Марийкой. Или даже пуститься в пляс, завлекая за собой каждому, кто окажется неподалёку.

Между тем, осознание собственной важности — отныне Андрианна не считалась несмышлёным ребёнком, с которым не было нужды советоваться — заставило сдержаться от столь немыслимой для взрослого человека вольности. Во всяком случае — от того, чтобы начать носиться по усадьбе, бросаясь ко всяком встречному на шею, чтобы поделиться своей радостью, разделив и умножив её одновременно. Ох... Иначе бы Андрианна всякого шеляртца расцеловала бы в щёки!

Вот, должно быть, что чувствовала Людмитка тогда, пять лет назад, когда «перешагнула двадцатилетие»!..

Теперь, как ни удивительно это было, Андрианна не могла, как прежде, злиться на сестру за невыносимое лето чуть больше пяти лет назад. Теперь Андрианна и сама была не прочь покомандовать кем-нибудь и заставить целую усадьбу плясать под свою дудку. И Андрианна, право слово, досадовала, что Доброслава и Стефания, по правде говоря, были слишком уж малы, чтобы что-то понять.

Ох, Андрианна бы им показала!

Отыгралась бы за всё то время, которое они жили в детской! Отыгралась бы и за испорченные платья, и за разбитых кукол, в которых, по правде говоря, Андрианна уже года три как не играла, и за плач ночами, из-за которого Андрианне не всегда удавалось выспаться!

Но Доброслава и Стефания, к их большому счастью, которого они пока ещё не осознавали, были совсем крошками, и мстить им за шалости или излишне частое шмыганье носом было низко и подло.

Впрочем, едва ли что-то могло испортить Андрианне праздник. В конце-концов, сегодня ей исполнялось двадцать лет, и само по себе это было столь чудесно и восхитительно, что, коль уж быть совсем честной с собой, не нуждалось в каких-либо дополнительных поводах для радости.

Всё шло так, как нельзя было и мечтать — утром, когда служанки набрали горячую ароматную ванну для Андрианны, она оставила на лавочке по-детски короткую ночную рубашку, а, когда уже собралась вылезать, обнаружила на той же самой лавочке белоснежную длинную (до середины голени) нижнюю рубашку, тонкую-тонкую, что, казалось, если надеть только её, всё-всё будет видно, четыре нижних юбки (одну шёлковую и три из тончайшей шерсти), белые чулки, чёрные туфли, голубое с синим платье с широкими рукавами и расшитые серебром синие ленты для запястьем. Андрианне помогли одеться и уложить её длинные рыжие волосы (не по-детски — в одну, две или три косички, а обернув их вокруг головы и после закрепив узлом на затылке), затем её проводили в новую комнату, уже наполненную многочисленными приятными глазу и сердцу безделушками, а после даже принесли в комнату чашечку ароматного травяного чая (в детской есть или пить что-то казалось немыслимым). Завтракать пришлось только в присутствии Людмитки — маменьке завтрак приносили в постель, как и любой пани, а папенька отбыл из усадьбы, чтобы встретить своего младшего брата, пана Сержиуса Казицини, приехавшего погостить на Шелярту из Элленгорна, — но даже это не омрачало праздника — в конце концов, за обедом, на который за взрослый стол пока ещё не пускали ни Доброславу, ни Стефанию, Андрианну должны были поздравить родители, Людмитка и дядя Сержиус, служивший при королевском дворе. Да и Людмитка, к радости Андрианны, держалась сегодня вполне доброжелательно и будто бы участливо.

Между завтраком и обедом Андрианна успела зайти на кухню — показать своё новое, девичье, а не детское, платье Марийке, которой сегодня нужно было помочь матери. С Марийкой что угодно станет веселее праздновать — а уж двадцатилетие тем паче. Разве могла Андрианна не похвастать перед ней новым платьем — таким важным хотя бы потому, что подол его теперь достигал середины голени. К тому же — пошито было платье любимого Андрианниного цвета.

— Красавица вы, панна Андрианна! Истинная королевишна! — с радостным вздохом отозвалась Марийка, только заметив Андрианну. — Куда краше панны Людмиты, пусть и нехорошо так говорить! А ну повертитесь!

Андрианна с удовольствием повертелась в своём платье перед подругой, показывая вышитые узоры со всех сторон. Марийка глядела на неё жадно, словно и сама желала иметь такое платье, а потом, оглядевшись, ахнула, видимо, сообразив запоздало, что должна скрывать от Андрианны праздничный яблочно-творожный пирог, густо украшенный разноцветной глазурью и орехами.

— Вы бы шли из кухни, панна Андрианна, — чуть смущённо сказала Марийка, явно стараясь лишний раз не поворачивать головы в сторону пирога. — Не ровен час — измажете чем или прожжёте, если искра попадёт. Матушка моя ругаться станет, да и ваша маменька, пани Лижбета, будут недовольны.

Праздничного пирога до обеда Андрианне видеть не полагалось — его украшение должно было стать ей сюрпризом, и маменька, вероятно, весьма расстроилась бы, узнав, что Андрианне удалось подглядеть один из своих подарков до поры. Впрочем, Андрианна не собиралась портить праздник остальным — в конце-концов, теперь она была уже почти что взрослой панной, которой дозволялось отныне посещать балы и наносить визиты многочисленным подружкам.

А разве могла почти взрослая панна портить близким людям подготовку сюрпризов в собственный день рождения?

— Прогуляемся после ужина? — поинтересовалась Андрианна, и, дождавшись кивка Марийки, убежала прочь, счастливая от мыслей о предстоящем обеде, который должен был ознаменовать новую веху в её жизни.

Покрасоваться своим прекрасным голубым платьем Адрианна успела и перед Огнешкой — та, успевшая за какие-то пару лет превратиться из нескладного утёнка в довольно миленькую девушку, восторженно ахнула и попросила, «если панна Андрианна не посчитает просьбу нескромной», когда платье придёт в негодность, отдать это платье ей, Огнешке.

Разве можно было в этом отказать?

Адрианна порхала по усадьбе, чувствуя себя то ли принцессой, то ли ангелом. Она поклонилась каждому из портретов в маленькой картинной галерее, устроенной маменькой, покивала проходившим мимо слугам, покружилась по бальному залу их усадьбы — слишком маленькому, чтобы там могло спокойно помещаться больше дюжины пар, сыграла несложный коротенький вальс на рояле и побежала дальше, стараясь, впрочем, шагать чуть спокойнее.

Затем Адрианна, шагнув в открытый папенькин кабинет, безуспешно попыталась читать книгу — но ни строчки не отпечатывалось в её сознании. То ли книга оказалась слишком скучна, то ли волнение не позволяло ей сосредоточиться — но Андрианна уже совсем скоро захлопнула книгу и водрузила её на законное место на книжной полке. В конце концов, Андрианна даже открыла и закрыла каждый ящичек отцовского стола, обнаружила украшенный жемчугом гребень и, с трудом удержавшись, чтобы его не забрать прямо сейчас, решила покинуть папенькин кабинет.

Подальше от искушения, которое вполне могло оказаться непосильным.

Тем более, что этот гребень, учитывая тот небезынтересный факт, что жемчугом на нём была выложена буква «А», предназначался ей, Андрианне, и должен был быть подарен уже сегодня. А что, должно быть, подарит маменька! Да и Людмитка! И Марийка что-нибудь подарит вечером — выдумщица Марийка всегда дарила восхитительные подарки, когда они вдвоём отправлялись прогуляться после семейного ужина...

От навалившегося счастья попросту кружилась голова. Казалось, невозможно ему полностью поместиться в душе, вдруг показавшейся Андрианне такой крохотной, что просто стыдно и досадно становилось. Андрианне было так хорошо и радостно, что почти больно становилось от этой огромной радости, с которой она просто не могла уже справляться в одиночестве, не дёргая понапрасну всех, кто был задействован в подготовке вечернего торжества.

Тут к крыльцу подъехали папенька и дядя Сержиус, и этого уже Андрианна не выдержала. До крыльца Андрианна бежала так быстро, словно ей было не двадцать лет, а каких-то семь — ведь так скорее бегают маленькие девочки, чем благовоспитанные барышни.

— Папенька! Дядюшка! — Андрианна проворно выбежала на крыльцо, едва не запутавшись в непривычно длинных юбках, и сначала кинулась на шею отцу, осыпала его щёки поцелуями, затем, отстранившись, точно так же бросилась в дядины объятия. — Я так рада вашему приезду!

— Андрианнушка! — укоризненно качал головой папенька, и всё же в его глазах Андрианна видела слишком явное одобрение, чтобы засмущаться своего поведения. — Полно уж! Ты больше не маленькая!

Отец посмеивался в рыжие усы. Дядя тоже выглядел довольным. На нём был плащ, пошитый по элленгорнской моде, а вычищенные чёрные сапоги сияли на солнце. Дядя Сержиус, в отличие от отца и большинства шеляртских мужчин, был гладко выбрит и волосы носил длинными — кажется, так принято было в Элленгорне. И всё же они с отцом были так похожи!..

— Красавица выросла! Разве мог кто-то вообразить в егозе Андрианнушке такую восхитительную красавицу! — с одобрением усмехнулся дядя Сержиус, а потом повернулся к брату. — Старшая твоя, уж прости, Анжей, больно простовата. Людмитка, конечно, миленькая девчушка, но изящества ей не достаёт да никогда и не достанет... А вот из твоей Андрианны, напротив, можно, при должном умении, сделать первую красавицу Элленгорна! Королю не зазорно будет взглянуть!

Вспомнилось тут Андрианне давнешнее гадание — чёрные-чёрные волосы у напророченного суженого, — и сердце её вновь затрепетало от счастья и радостных предвкушений. Суженый-то, должно быть, у Андрианны из столицы! И как только они с Марийкой сразу о том не подумали?..

А дядя Сержиус всё говорил и говорил — и кажется, предлагал папеньке нанять для Андрианны сеньору-наставницу из столицы...

1) У Ксанин принято отмечать четыре основных вехи взросления: окончание младенчества в семь, физическое совершеннолетие в двадцать, магическое совершеннолетие в сорок и полное совершеннолетие в шестьдесят

Вернуться к тексту

2) Моурос — в мире Элар раса магов, владеющих одной из шести стихий: вода, земля, огонь, воздух, электричество, сознание

Вернуться к тексту