Просто дыши (гет)

Я хочу позволить тебе взять этот тонущий корабль и отвести меня домой…

Ноги Крюка подкосились, и он упал на палубу своего корабля. Он надеялся добраться до руля и вывести «Веселый Роджер» из залива в открытые воды, но его силы уже иссякли. Боль, пронзающая его грудь с каждым вздохом, дала знать о себе. Это того стоило, ведь он помог освободить Генри.

Завеса затмила звезды, и Крюк позволил тьме окутать себя. Он был готов отпустить эту жизнь.

Смех. Он услышал смех, открыл глаза и повернул голову в сторону, наблюдая за ней… наблюдая за Эммой. Она держала Генри на руках, сжимая его в крепких объятиях, на которые отвечал мальчик. У обоих были слезы на глазах и улыбки на лицах. Ему было приятно наблюдать за ней. Если её счастье означало его смерть, то пусть будет так. Смерть героя, несомненно, превосходит альтернативу — маленькое светлое пятно в его испорченной жизни.

Её родители — Принц и Белоснежка — склонились над ними с гордым и облегченным видом. Белфайр стоял в стороне, очевидно, всё ещё немного неуверенный в том, кем он являлся для них. Крюк знал, что со временем парень найдет свой путь.

Реджина подошла, и Генри прижался к ней. Столько любви к одному маленькому мальчику — мужчина его возраста не должен чувствовать ревность по поводу потерянного детства. Но всё же ревность была в нём, сжимая сердце в груди.

Эмма отодвинулась, предоставив Реджине Генри. Она оглянулась через плечо, и он догадался, что она, должно быть, заметила, что он лежит там, и её улыбка угасла. Он глубоко вздохнул, надеясь услышать какое-нибудь легкомысленное замечание, чтобы отмахнуться от всей ужасной ситуации, но не смог придумать ничего, кроме шепота: «Эмма».

Она подбежала к нему и упала на колени.

— Крюк. Что? Где? — спрашивала она, перевернув его на спину и проводя руками по его телу, под кожаным пальто. Она отдернула руку, что-то влажное и красное блестело в лунном свете. — Это не просто порез, — выдохнула она.

— Да, любимая, я знаю, — сказал он слабо.

— Это серьезно.

— Смертельно, — признался он, а затем его сознание перешло в режим паники и бессвязности, и слова начали сами выговариваться: — Мой собственный клинок... Действительно, если вдуматься... Потерянный мальчик отобрал его у меня... Это не один из моих лучших моментов. Мое предсмертное желание — чтобы мы никогда больше об этом не говорили.

— Заткнись, — рявкнула она, расстегивая его куртку. — Ты не умрешь, — сказала она, её голос был решительным, стальным, но звучал опасно близко к тому, чтобы перерасти в рыдание.

— Мы все когда-нибудь умрем, Эмма, — сказал он с усталой улыбкой. — Каждое приключение должно когда-нибудь закончиться.

— Перестань быть таким драматичным, — сказала она, разорвав его рубашку и прижав руку к его ране. — Реджина… Реджина может это исправить. Она починила твой корабль, а это будет проще простого.

— Об этом…

— Реджина! — позвала Эмма, и Реджина неохотно подошла к паре.

— Что? — спросила она скучающим и раздраженным голосом. Эмма показала на Крюка, и королева побледнела, её маска на секунду упала, и искренняя забота о ком-то, кроме неё самой или Генри, мелькнула на её лице.

— Спаси его! — приказала Эмма.

— Я… — начала Реджина.

— Просто сделай это. Он спас Генри. Мы в долгу перед ним. Ты ему должна.

— Конечно. За какого человека ты меня принимаешь? — спросила Реджина, помахав рукой над грудью Крюка. Фиолетовый свет вспыхнул и опустился на рану. Ничего не произошло. Она нахмурилась и снова махнула рукой.

— Это должно сработать, — сказала она с непонимаем.

Крюк закашлялся и почувствовал вкус крови во рту.

— То, что я пытался сказать тебе, любимая, прежде чем ты вызвала её королевское высочество — клинок был зачарован. Кора.

— Моя мать? — спросила Реджина.

— Да, — кивнул Крюк.

— Как зачарован? — спросила Эмма, хотя у неё было ощущение, что ответ ей не понравится.

По крайней мере, у него хватило приличия выглядеть немного смущенным, когда он объяснял:

— Любая рана, которую он создаст, будет невосприимчива к магии, способной исцелить её.

— Ну, это просто здорово, — она толкнула его в плечо, и он вздрогнул.

Он поднял руку, чтобы защитить себя.

— Я, чёрт возьми, не планировал использовать это против себя.

— Действительно? Тебе не приходило в голову, что с твоей хреновой удачей это может обернуться для тебя неприятными последствиями?

— Нападаешь на человека, пока он лежит? — он поднял бровь, пытаясь придать ситуации немного легкомыслия. Он ухмыльнулся: — Ты никогда не разочаруешь, Свон.

Она наклонила голову, и у него мелькнул тот момент, когда она смотрела на него сверху вниз в больнице, момент, когда она перестала быть шерифом и на короткое время стала просто Эммой. Она провела рукой по его волосам, и он увидел, как она тяжело сглотнула — её глаза были стеклянными даже в темноте.

— Я не сдамся, — прошептала она. — Если магия не исцелит тебя, нам придется сделать это по старинке.

— На Весёлом Роджере? Неизвестно где? — спросила Реджина, её голос был полон сарказма.

Эмма вздохнула и оглянулась через плечо, возразив: — Реджина, ты не помогаешь!

— Она права, любимая. Я потерял слишком много крови, рана глубокая, и такое ощущение, будто… — он сделал судорожный вдох, от которого у него странно сдавило грудь. — Такое ощущение, что что-то не так, что это что-то большее, чем простая ножевая рана. Боюсь, это превосходит даже твою упрямую волю, Свон.

Эмма схватила его за руку, её глаза сверкнули, как будто она злилась, но её голос дрожал:

— Мы собираемся отвезти тебя домой.

— Мы до сих пор даже не знаем, как вернемся в Сторибрук, — заметила Реджина, и Эмма закрыла глаза — Крюк мог бы поклясться, что она считала про себя до десяти. Реджина продолжала оказывать "поддержку": — Пират должен был управлять этой штукой. Что теперь?

— Ну, она просто чёртов солнечный луч, не так ли? — пробормотал Крюк себе под нос, и Эмма наклонила голову к плечу, чтобы скрыть смех от королевы.

Кто-то откашлялся, и Крюк внезапно вспомнил, что на его корабле были и другие люди — все они смотрели на него, пока он истекал кровью на палубе. Его взгляд остановился на Генри, и мальчик кивнул ему, на что Крюк кивнул в ответ.

Бэлфайр… нет, поправил его разум, Нил неловко поднял руку: — Эм… я могу. Я могу управлять кораблем.

Крюк устало ухмыльнулся:

— Ты уверен?

Нил кивнул, коротко рассмеялся и потер рукой затылок, произнося:

— Я почти уверен, что помню всё, чему ты меня научил. Это как езда на велосипеде, да?

— Да, или заниматься любовью с женщиной, — сказал Крюк, и Эмма сжала его руку, возможно, немного сильнее, чем ей нужно было.

— У нас всё ещё нет возможности открыть портал после того, как мы отправимся в плавание, — отметила Реджина.

— Динь-динь сказала, что будет здесь, — сказала Белснежка.

— Пикси солгала, — закатила глаза Реджина.

Белоснежка протиснулась мимо, плечом подтолкнув Реджину сзади, после чего прошипела ей на ухо: — Поверь немного. И помоги мне найти бинты и принадлежности.

Две женщины исчезли под палубой, а Дэвид и Генри поднялись на штурвал, чтобы присоединиться к Нилу.

— Нужна помощь? — спросил Чарминг, и Нил начал отдавать приказы, сначала колеблясь, но вскоре его голос зазвучал уверенно и властно. Крюк ухмыльнулся, вспомнив их короткое время, проведенное вместе, когда он учил парня всему, что знал — если кто и мог вернуть Эмме и её семье дом, так это Бэлфайр.

Голоса затихли, когда все принялись за работу, чтобы отправить Веселого Роджера в путь, оставив Крюка наедине с Эммой.

Крюк сжал её руку, его сила убывала с каждым болезненным вздохом.

— Мое единственное сожаление... — сумел произнести он, его голос был слабее, чем он предполагал.

— Что? — спросила она, наклоняясь ближе, чтобы услышать, и у него перехватило дыхание, когда её волосы упали ей на плечо, выглядя в свете луны как серебряное плетение.

— Я сожалею только о том, что мы разделили лишь один поцелуй.

— Это был хороший поцелуй, — улыбнулась она, её выражение лица было задумчивым и грустным, когда она провела пальцами по его лбу, зачесывая его волосы назад. — Если я пообещаю поцеловать тебя снова, когда все закончится, ты обещаешь не умереть?

— Это трудная задача, любимая, — сказал он, улыбнувшись в ответ. Тьма в его глазах становилась больше, и ему было тяжело продолжать оставаться в сознании. — Я никогда не нарушаю своих обещаний, мне не хотелось бы начинать сейчас…

* * *

Странно, что мозг обрабатывает, возвращаясь из мертвых.

Звуковой сигнал. Непрерывный сигнал, который свел бы с ума любого здравомыслящего человека. А затем странный щелчок, за которым последовало еще более странное шипение — снова и снова. Что-то тяжелое село ему на грудь, заставляя его дышать с трудом — хотя тот факт, что он дышал, был некоторым удивлением. И что-то теплое и мягкое прижалось к его правому бедру.

Его пальцы зашевелились, желая исследовать источник тепла, но оказались в ловушке и не повиновались. У него была краткая вспышка паники, когда он вспоминал те многочисленные утра, когда он просыпался, думая, что он целый человек, забывая, что потерял руку, только для того, чтобы пережить все это снова, когда он вспомнил.

Должно быть, он дернул рукой или что-то в этом роде, потому что тиски на его пальцах сжались, и он почувствовал, как что-то пролетело у него по лбу.

— Киллиан, — мягко произнес голос, и он в замешательстве нахмурил брови. Никто не называл его так уже много столетий.

— Киллиан, — сказал голос более решительно. — Открой свои глаза.

— Нет, — упрямо ответил он, его голос был едва громче шепота.

Ответ, который он получил, был смех.

— Ты не можешь притворяться, что не спишь, приятель. Я видела, как ты двигался.

Он неохотно открыл глаза и вздрогнул. Столько белого. Все было не в фокусе, яркое и такое чертовски белое.

— Эй, — сказал мягкий голос, и он повернул голову, пытаясь сориентироваться. Все приобрело острую ясность, когда он увидел её… Эмму.

— Эй, — прохрипел он в ответ и был вознагражден широкой улыбкой. Он действительно был в замешательстве от того, что смог добиться от неё такой улыбки.

— Мы справились, — сказала она. — С тобой все будет в порядке.

На его лице было растерянное выражение, потому что она внезапно бросилась к длинному объяснению. Он собирал её по кусочкам, но его мозг был настолько затуманен, что он решил, что просто попросит повторить эту историю в следующий раз, когда проснется. Все, что он услышал, это слово «больница», от которого он застонал, поскольку у него остались не самые лучшие воспоминания о последнем визите. Что-то о том, как ему делали операцию, и это не имело ни малейшего смысла. И, наконец, немного о том, как Эмма была напугана, из-за чего ему захотелось обнять её и извиниться, но, поскольку современные больницы сочли целесообразным держать его привязанным проводами, трубками и различными приспособлениями для пыток, максимум, что он мог сделать, это кивнуть.

— Как? Неверленд? — ему удалось спросить, и каким-то образом она поняла, что он имел в виду.

— Динь-Динь, — Эмма скривила рот, как она делала каждый раз, когда упоминала пикси — он сделал пометку, чтобы выяснить, что же делало Динь-Динь такой невероятной в её мире. — Она вернулась, — объяснила Эмма. — Она нашла тайник Пэна с пыльцой пикси. Короче говоря: портал открылся, Нил доставил нас домой, а ты не умер.

— Поцелуй? — спросил он, морщась от того, как у него болело горло и каким грубым был его голос.

— Что?

— Поцелуй, — он сумел ухмыльнуться и приподнял бровь, его силы немного вернулись. Улыбка превратилась в детскую надутость, когда она закатила на него глаза. — Ты обещала, — подтолкнул он, и она вздохнула.

В больничной палате Крюка было тихо — накануне его отцепили от всех механизмов, и он наконец-то хорошо отдохнул. Изголовье кровати было поднято, и лицо Крюка было отвернуто от дверного проема к окну, выражение его лица было безмятежным, пока он спал.

Эмма остановилась в дверях, наблюдая за ним, удивляясь тому, каким молодым и невинным он выглядел, когда не донимал её до чертиков.

— Поцелуй, — стонал предположительно спящий пират, и она задалась вопросом, не спал ли он все это время.

— Ты собираешься говорить это каждый раз, когда я вхожу в комнату? — спросила Эмма, захлопнув дверь бедром.

Крюк медленно повернулся и посмотрел на нее с преувеличенным разочарованием на лице.

— Я не могу поверить, что ты стала заложником поцелуя умирающего человека.

Она закатила глаза.

— Ты не умираешь.

Он слегка пошевелился, поморщившись.

— Ты обещала поцелуй. Пираты не нарушают обещаний.

— С каких это пор? Ты лгал, когда я встретила тебя. Разве ложь не является своего рода правилом номер один во всем пиратском кодексе поведения? — она бросила куртку на край его кровати и схватила стул, который стал её вторым домом во время его пребывания в больнице.

— Ложь и обещания — две разные вещи, любимая.

— Ну, ты что-то забываешь — я не пират.

— Ты больший пират, чем ты думаешь, Свон.

— А кто сказал, что я нарушила своё обещание? — она схватила журнал с тумбочки и начала его листать.

Он крякнул, протянул руку и схватил журнал.

— Придёшь ещё?

Она откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Разве ожидание не является частью острых ощущений? Я целую тебя, ради чего тебе осталось жить?

Он медленно облизнул нижнюю губу, и она изо всех сил старалась сохранить выражение лица. Она понятия не имела, как мужчина в выбеленном больничном халате и с пятидневным изголовьем мог выглядеть опасным.

— Я уверен, что мы можем придумать что-нибудь ещё, — сказал он с ленивой ухмылкой. — Повышай ставку. Если да, то я в игре.

* * *

— Ты что делаешь, Свон? — спросил Крюк, прислонившись к дверному проему её спальни.

— Мне нравится, чтобы всё было просто, — объяснила она, опуская кровать и направляясь обратно к пирату. Она предложила ему свое плечо и поддержку, когда он, хромая, подошел к кровати и со вздохом опустился на землю.

Она не учла лестницу, когда решила, что ее спальня — лучшее место, чтобы держать его, пока он выздоравливает вместе с ней и ее семьей. Это был десятиминутный подъем, и она боялась, что они не смогут его закончить, поскольку он останавливался на каждом шагу, чтобы отдышаться. Возможно, ей следовало вместо этого отдать ему диван, и тогда ей не пришлось бы отказываться от своей кровати, но казалось, что это последнее место, куда следует положить парня, который спас её сына и чуть не погиб при этом.

— Просто? — спросил Крюк, оглядевшись вокруг и заглянув в ее комнату. — Однажды я знал монаха — веселого парня, постоянно пьяного, — который дал обет бедности. Думаю, у него было больше вещей, чем у тебя.

Она проследила за его взглядом и сама осмотрела комод без всяких безделушек, журнальный столик с лампой и книгу, которую она никогда не собиралась дочитывать. На стенах висели картины, но это были фотографии Мэри Маргарет, и она никогда не уделяла им больше внимания, чем мимолетным взглядом. Она думала об этом месте как о своем доме, возможно, пришло время ей начать вести себя так же. Она немного всё поменяла: повесила фотографию на комод, убила растение на подоконнике. Она думала перестать жить так, как будто она была той Эммой, которая не могла пустить корни и доверять людям.

Должно быть, она была слишком тихой, потому что Крюк внезапно ворвался в её мысли:

— Свон?

Она покачала головой, чтобы прояснить ситуацию и проговорила:

— Извини.

Она подождала, пока он поднимет ноги, а затем развернула одеяло, фактически укрывая его. Она старалась не смеяться над тем, насколько сюрреалистической стала её жизнь.

— Я принесу сюда телевизор. Это улучшит ситуацию?

Его лицо просветлело и он уточнил:

— Коробка с движущимися картинками?

Она вздохнула:

— Да, коробка с движущимися картинками.

— Полагаю, этого будет достаточно.

— О, ты думаешь?

* * *

— Что вы, ребята, задумали? — спросила Эмма с порога.

— Пиратские фильмы, — объяснил Генри, запихивая в рот пригоршню попкорна.

Крюк поерзал на куче подушек, сложенных между его спиной и изголовьем. Он вздрогнул и слегка застонал от явной боли, а Эмма боролась с желанием спросить, в порядке ли он. Он выписался из больницы всего неделю назад и, хотя и не на сто процентов, выздоравливал, и это было всё, что для неё имело значение. Спросить его восемь тысяч раз в день, в порядке ли он, сведет их обоих с ума.

Генри сидел рядом с пиратом, вытянув ноги и скрестив лодыжки на одеяле, которое дала ему Мэри Маргарет. Ей следовало сказать ему, чтобы он снял кроссовки с её кровати, потому что это казалось маминской фразой, но у неё не хватило духу придираться к нему после того, как она потратила столько времени, чтобы вернуть его. Содержимое холодильника, казалось, было разбросано по кровати и тумбочкам. Судя по разбросанным по полу фантикам, они, видимо, уже давно были на своем маленьком киномарафоне.

Крюк прищурился к телевизору, на его лице появилось растерянное выражение:

— Неужели ваша земля действительно думает, что мы только и делаем, что пьем ром и суетимся?

Она повернулась и положила руки на бедра, глаза сузились.

— Серьезно? — спросила она.

Посмотрев вниз, ерзая с потертым краем одеяла на коленях, он пробормотал себе под нос: «Я понял».

— «Пираты Карибского моря», — указал Генри на телевизор, и когда фильм подошел к концу, начали идти титры: «Первый, со скелетами-пиратами».

— Понятно, — ответила Эмма, наклоняясь, чтобы подобрать белье, разбросанное по полу. Удивительно, как работает мужской разум: одна неделя в современном мире, и они тут же возвращаются в неряшливый режим.

— Воробей всегда был немного шутом и нелепым шоуменом, — сказал Крюк с полным ртом попкорна, — но я не припомню, чтобы он был таким идиотом.

— Воробей, — пробормотала Эмма. — Как в «Капитане Джеке Воробье»?

— Да.

— Они были друзьями, — сказал Генри, и Эмма поборола ухмылку, глядя на то, как он имитировал акцент Крюка.

— Не товарищи, парень, знакомые. У тебя, как у пирата, гораздо больше знакомых, чем приятелей.

— Держи друзей близко, а врагов еще ближе, — сухо сказала Эмма.

— Именно. Это у тебя пиратский ум, Свон, как бы ты ни старался это отрицать.

— Нет, — поправила она. — Что у меня есть, так это сверхъестественная способность цитировать практически любой фильм, который я видела. Эта цитата была из «Крестного отца». Тот, который нам придется смотреть без Генри.

— Эй! — Генри прервал её.

— Слишком жестоко, малыш.

— Хорошо, следующий! — Генри бросил миску с попкорном на колени Крюку и скатился с кровати, чтобы сменить DVD. — "Принцесса-невеста", — прочитал он на обложке, открыл обложку и вытащил диск.

— О, мне нравится это название, — сказал Крюк, и Эмма поняла, что оно адресовано ей. Она встретилась с ним взглядом, он подмигнул, а она закатила глаза, надеясь, что он не увидит, как покраснели ее щеки.

— Это один из любимых фильмов моей мамы, — сказал Генри, не обращая внимания на молчаливый разговор между пиратом и его матерью.

— Это так? — спросил Крюк.

— Он неплохой, — сказала она, перекладывая белье на руках. — Кстати, приятель...

— Да, любовь моя?

— Завтра я научу тебя пользоваться стиральной машиной, — она взглянула на стаканы, оставляющие кольца на столе, и миски с растаявшим мороженым, и поморщилась. — И посудомоечной машиной.

На его лице расплылась медленная улыбка:

— Не могу дождаться.

Генри рассмеялся.

— То же самое касается и тебя, приятель, — добавила она, выходя из комнаты. — То, что добрый капитан восстанавливается после столкновения со смертью, не означает, что мы внезапно оказались в свинарнике.

Громкий стон раздался со стороны Генри: — Но… мама… — после чего парень последовал за ней вниз по лестнице, и ей понравилось, как прозвучали её слова — как правило.

Эмма уже начала слышать звуки фильма, когда она поднималась по лестнице после запуска стиральной машины. Диалог был ей настолько знаком, что она могла практически разыграть сцену, в которой всё происходило.

— Как пожелаешь, это все, что он ей сказал, — нежный голос Питера Фалька эхом разнесся из её комнаты.

Она замерла на ступеньках.

— О, нет, — выдохнула она, бросаясь к двери.

Она прибыла как раз в тот момент, когда в повествовании появилась фраза, от которой у нее всегда останавливалось сердце:

«В тот день она была поражена, обнаружив, что, когда он говорил: «Как пожелаешь», он имел в виду: «Я люблю тебя».

Лицо Крюка было бледным, когда он смотрел фильм, выражение его лица было зеркальным отражением её, в этом она была уверена.

— Умение запоминать фильмы? — спросил он практически шепотом, и она кивнула.

Он сглотнул.

— Почти каждую строчку? — спросил он, и она снова кивнула.

— Черт возьми, — сказал он так тихо, что она почти не расслышала.

Она развернулась на каблуках и выбежала из комнаты. Она была на кухне, расхаживая, и в это время чайник, который она поставила, начал нагреваться. Ей следовало воспользоваться микроволновой печью, но ей нужно было время, чтобы вода закипела, чтобы собраться с мыслями.

Крюк не сильно отстал, и она не удивилась, когда он, хромая, вошел на кухню, явно запыхавшийся после спуска по лестнице. Она почувствовала укол вины — она знала, что он последует за ней, и ей следовало хотя бы подставить ему плечо для поддержки.

Эмма поспешила вокруг стойки, выдвигая для него табуретку, на которую он со вздохом сел. Опустив голову на минуту, он провел рукой по бинтам, все еще обернутым вокруг его груди и раны, которая чуть не убила его. Она затаила дыхание, ожидая услышать какие-нибудь явные признаки того, что его дыхание ухудшилось, что он, возможно, подхватил инфекцию, пневмонию или что-то в этом роде. Её разум прокручивал миллион вещей, которые всё еще могли пойти не так из-за его травмы.

— Расслабься, Свон, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Просто немного отвык от всей этой ерунды.

Её плечи расслабились, и она поборола желание протянуть руку и ощупать его лоб на предмет лихорадки.

— Я знаю, мне пора расслабиться, да? — сказала она, криво скривив губы.

— Расслабляться? — спросил он, и на его лбу появилось недоумение.

— Это то, что сказал бы мне Генри: «Боже, остынь, мама».

— Ещё одно твое непонятное высказывание, любимая?

Она закатила глаза и ухмыльнулась.

— Да, это так.

— Да? Ты смеешься надо мной?

— Может быть, — подмигнула она.

Чайник начал свистеть, и она поспешила снять его с плиты. Взяв две кружки, она поставила чайник на островок рядом с огромным ассортиментом изысканных чаев Мэри Маргрет, которые она хранила в до боли милой корзинке с клетчатой ​​подкладкой и кружевной каймой из салфетки. Выбрав два пакетика своего любимого напитка, она разложила их по кружкам и поставила одну перед Крюком.

— Что? Никакого рома? — предсказуемо спросил он, и она покачала головой.

— Не бойся, приятель. Никакого рома со всеми этими обезболивающими и антибиотиками.

— Чепуха, по моему мнению. Ром действует так же хорошо, как и все ваши модные лекарства.

Он склонился над кружкой, лениво помешивая в ней ложку, пока насыпанный им сахар растворялся и чай заваривался.

— Ром притупляет боль, а не лечит её, — сказала Эмма, изучая Крюка, когда он сидел напротив неё.

Его крюк находился в ящике прикроватной тумбочки в её комнате, но он настоял на том, чтобы носить такелаж, закрывающий его культю — он стал необычно тихим в больнице, когда она спросила его, почему он чувствует необходимость скрывать это, но она не стала торопиться с этим вопросом. Он также носил толстовку с капюшоном и длинными рукавами поверх футболки, которая, по её мнению, предназначалась скорее для того, чтобы скрыть кожаные ремни, обвивавшие его руку, чем для того, чтобы помочь согреться. Добавьте сюда серые спортивные штаны, принадлежавшие Дэвиду, и она с удивлением обнаружила, что ей не хватает кожаного плаща и яркой рубашки. Он выглядел совсем по-другому в «крестьянских одеждах», как он их называл, — такими обнаженными и уязвимыми.

— Я бы смирился с болью в любой день, любимая, — сказал он, поднимая голову и встречаясь с её взглядом. Её всегда поражало, насколько его глаза синие… и какими грустными они были, когда она находила время, чтобы не обращать внимания на ухмылку и чванливость.

— Капитан! — позвал Генри сверху. — Ты вернешься?

— Меня вызвали, — рассмеялся Крюк.

— Спасибо, что веселишься с ним.

— Он? Он потешает меня, девочка. Я бы сошел с ума, если бы не ты и твой сын. Спасибо, что дали мне приют, хотя я уверен, что не сделать этого было бы гораздо легче.

— Ты спас Генри — ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

Он поднял бровь.

— Я имела в виду «надо» — до тех пор, пока тебе это нужно.

— У меня столько же потребностей, сколько и желаний, Свон, — его голос понизился на октаву, а выражение лица стало чистым, и она, не дрогнув, встретилась с его взглядом.

— У меня тоже.

Она задавалась вопросом, есть ли особые способы заставить пирата покраснеть.

Она дала ему пару секунд, чтобы поерзать, прежде чем сменить тему:

— Итак, этот фильм…

— Да, — Крюк выглядел облегчённым. — Тот фильм.

— И эта фраза. Совпадение, да?

Он кивнул, опустив глаза, теребя край манжеты своей толстовки. Её детектор лжи зашкаливал.

— Полное совпадение.

— Ничего не значит.

— Чертова романтическая чепуха, по моему мнению.

На этот раз он посмотрел вверх, на потолок. Хорошая попытка, приятель, подумала она.

— Рада видеть, что мы на одной волне, — сказала она, и что-то странное поселилось в её груди — как будто ей хотелось плакать и смеяться одновременно.

— Мама! — Генри прервал его.

— Одну секунду, малыш! — кричала она в ответ.

Она взяла обе кружки и пошла к лестнице, но остановилась и оглянулась на Крюка, который следовал за ней в нескольких шагах.

— Знаешь, ты сегодня не спросил, — сказала она.

— Что не спросил?

— Свой поцелуй.

Края его рта изогнулись в улыбке, но выражение его лица не стало ужесточенным, как обычно, когда он собирался превратиться в капитана Иннуэндо. Он сделал шаг вперед, как будто приглашал её потанцевать на выпускном и нервничал, что она откажется.

— А ты бы хотела?

Она переминалась с одной ноги на другую, внезапно почувствовав себя подростком, влюбленного в школьника.

— Возможно, — сказала она, пожав плечами. Она надеялась, что это выглядело гораздо более беспечно, чем казалось.

— Возможно? — повторил он, и она кивнула.

Он наклонился, его теплое дыхание коснулось её лица. Он наклонил голову, убрал волосы с её плеча и провел большим пальцем по её щеке. Она закрыла глаза и задержала дыхание.

— Как пожелаешь, — прошептал он, когда его губы коснулись её губ.