Не проверялось на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
15 день Просинца(1)
Лето 7102(2)
Летом семь тысяч сотым царица Ирина Федоровна одарила государя дщерью, Феодосиею, в честь вести этой славной для всего государева семейства я заимел стольничий титул при царском дворе. По кончине последнего сына государя Иоанна Васильевича, Димитрия, остался единый Федор на царском столе из Калитичей(3), господь одарил царя менее чем через лето наследницей.
Шурин царский, дитя мурзы то татарского(4), в опалу послал весь мой род, пять лет они скитались по крепостям, матушку господь прибрал к себе, видать за грехи перед ним. Царь велел возвратить нас, по случаю кончины своего брата, жаль стало единую родню в казематах.
Государь пожелал совершить крестный ход в Новодевичий монастырь, призвал батюшку из Новгорода где тот воеводою стоял прежде, дядя Дмитрий уважение получил царское.
Лев Васильевич Шуйский, в прошлом Тайвин Ланнистер лежал в санях будучи укутанным в шубу, стоял ужасный мороз, была величайшая власть зимы, кучер руководил лошадьми беседуя с сидевшим с чуть далее Василием Ивановичем.
— А правду говорят, барин, что Димитрия уморила сила вражья?
— Врут всё, Микитка, врут. Я сам крест целовал пред лицом народа, разве мог я соврать?
— Не мог, барин, не мог.
— Ото-ж, Микитка
— Но Бориска жаждет на стол царский сесть, это то истина?
— Покуда жив государь, не помыслит он худого супротив его воли, ведь сестра его царица.
Лев поднялся с места сжав руками теплую шубку, конечно она давала проникнуть морозу в душу, но хоть чахотку не подхватить, и то слава господу.
— Батюшка, а отчего тогда Мстиславский в монастыре? Захарьин в гробу? Дядя твой собственный уморен по воле Бориски!
— Чего ж говоришь ты то, Лев?
— Истину, батюшка, истину. Уморит он и нас, не сомневайся.
Старший из четырех братьев Ивановичей почесал бороду, глянул на мягкий снег будто подозревая лазутчика при себе. Истинным он был царедворцем, теплых чувств к Годунову он не питал, и не мог питать, вся его семья по его милости в опале просидела пять лет, дядю потерял да овдовел по его воле.
— Лев, я воочию видал Димитрия бездушным! Сам он, сам, болен он был… Падучею хворью!
— Царский дядя, Юрьев, помер спустя два лета от кончины государя Иоанна! Иван Федорович Мстиславский приставился в монастыре! В за стенках и дядя твой отошёл к господу, царевич Димитрий с ножичком игрался, да помер. А если и ты, батюшка мой милый, приставишься?
— Что ты говоришь то такое, Левушка!
— Истину, батюшка. Бориска к столу ковровую дорожку стелит, хочет пройти с царским яблоком да сесть, наплевав на то что он не от Рюрика его кровь идёт!
— Я то итак знаю, сыночка. Но ведь раз дочь родилась у царя, то и сына выносить в чреве может Ирина Федоровна.
— Может. А чай не сдюжает? Подсыпет ей яду то братец, да и отправит дитя к господу.
— Никитка, бей лошадей покрепче!
Телега понеслась сквозь кучки снега, большого и мягкого, как в веселом детстве проведенном в Шуйске. Кончилось оно у меня рано, не стало мне и десяти лет как в ссылку с батюшкой отправились в казематы, там и пятилетие провели. Скоро я пятнадцатый год справлю, женюсь коли господь возжелает сего.
Кучер был умным мужчиной почтенных лет, ещё Ивану Петровичу он прислужил поколь не был придушен в обителе, велел сие злое дело свершить царский шурин, не иначе.
— Мы законные Рюриковичи, мы ведем колено от Юрия Владимировича! От Владимира Всеволодовича! От Рюрика счёт ведут летописцы нашего рода! Не бывать на столе который нам по праву принадлежать должен отпрыска мурзы татарского!
— Не бывать, батюшка. Но и действовать мы намерены, а не пустые беседы молвить. Следует уберечь царевну, пока государь в обитель пойдет, молиться за душу свою Бориска то девочку придушит.
— Чего сделать то? Как избавить от кончины Феодосию Феодоровну?
— Хлопотать ради того чтобы кто-то из нас дядькой её стал, да днём и ночью подле её тела был.
— Не поверит нам царь, не поверит. Опальные мы
— Роду мы государева, а не опальные. Родня царская единая, по линии то мужеской.
Кучер был высоким, уже стареющим мужчиной, он слез с телеги медленным шагом и стучал сапогами по снегу, эти шаги были похожи на топот дедушки направляющего в гости к детям.
— Прибыли, барин.
Василий Иванович слез с телеги набросив на голову темную шапку, потеплее укутавшись в шубу он направлялся внутрь столицы, белокаменной Москвы.
Не мог не последовать за батюшкой и я, шуба была теплой, снег мягким, на небе пробивалось солнце, хоть и происходило это через силу.
Неподалеку остановились телеги дяди Александра Ивановича, Дмитрий Иванович прибыл с супругой, дочерью Малюты, Иван Иванович держался один, тот был ещё красив собой, хотя и низок ростом.
Ходили по столице слухи, мол государь Иоанн оттого помиловал Шуйских что все они как один калеками слыли, я бы вняв этим словам языки то повыдергивал, но нету дела мне до бабкиных рассказов.
Мы с батюшкой да дядюшками подошли до царского крыльца, из него вышел худо одетый низковатый ростом пухловатый государь, Фёдор Иоаннович. Напрасно говорят что сей сын Рюриков не наделен разумом, он добр, милостив и кроток, таков царь нужен Московской земле, а не ужасный Иоанн Васильевич.
Позади него стоял высокий, коренастый, черноволосый, имеющий тонкую бородку Борис Федорович, царский шурин был свиреп и хитер, истинная змея, я бы назвал его дорнийцем.
— Гостей глядеть я рад каждый раз, братцы мои. Васенька, Митенька, Ванечка, Сашенька. Левушка, от купели я помню тебя.
Я отбил челом перед царем, струсил немного снега который сыпался с небес вновь и вновь, дядья да батюшка соединились в поклоне.
— Честь знавать тебя, государь.
— Поспешить бы государь, метель намечается.
— Господь велит идти в Новодевичий, Бориска, а ты пригляди за моей доченькою, Феодосией.
— Добро, государь, добро.
Федор Иоаннович опустился медленно по ступенькам, ноги его хворью маялась неведомо сколько лет, может и отроду то хворь досталась. Он крепко сжал плечи по очереди братьев, целовал по щекам Шуйских, особо обратил внимание на юного меня, погладил по головушке, поцеловал в лоб.
— Будешь ты боярином, Лёвушка. Как настут лета к лицу.
— Чего ж стоять у ворот то? Проходите в терем, гости дорогие, велю накрыть стол.
Я направился внутрь палат государевых, убранны они были прелестно, колонны словно гишпанские, двери расшитие великолепно, ковры заморские под ногами. Убранство не менее англицкого роскошное.
За столом сидел Федор Михайлович, из Трубецких, он продвигал государя в польские кайзеры, учавствовал в войне с ливонами, уже стареет он, да не обзавелся дитём.
Богдан Сабуров мог стать тестем царским, выдал дочь за царевича Иоанна, отцом убиенного, теперь был в странном положении, хоть и родня Годуновым, но не более чем дальняя, почти что в опале.
Дядя Бориски, Дмитрий Иваныч, хитрый старик, заделал племянницу в царицы, племянника чуть ли не полудержавные властелины, а ведь начинал с бедного дворянина, служил у опального Юрия Васильевича, брата царского. Привёл к казни боярина Ваську Колычева, наместником в почти уничтоженный Новгород сослан был десять лет тому назад.
Властный Федор Мстиславский, род был не беднее нашего, от Гедимина счёт вел, знатен, прихож собой, даже сватался к Старицкой деве Марии. Пил он из серебрянной кружки квас.
Родня наша дальная, седьмая вода на киселе чай, Скопин-Шуйский, слышал я что сыну его скоро десятилетие справлять нужда будет.
Годуновы Гришка, Ванька да Стёпка, а ведь дядя Александр и боярином стать не успел, как родня то Бориски в думе сидит да дела земли нашей вершит.
Федор Никитич Романов, одет в роскошный кафтан, исшит по слухам заморскими торговцами, а ведь не врут то... Прелестен, с иголки считай, ни пылинки, ни краплинки, да и лицо то мил, все девки смотрят как коровы летом на быка, а он выбрал девку из семьи чуть ли не холопов, чернь словом.
Братцы его, Мишка да Ванька. Иван заикался с ранних лет, говорил он словно все дни ест одну кашу, да и не пережует, но одет не хуже брата старшего, видно все-же наряжаться дар от батюшки покойного пришёл.
А вот и царица-государыня, Ирина, вела рядом с собой маленькую дочку, царевну, отраду нашу богом данную, глядели все словно на сундук наполненный золотом, честное слово.
— Дочь моя долгожданная, данная господом, Феодосия.
Царь заулыбался, он любил дочь искренне, они чуть ли не с два десятилетия дитя ждали, любой полюбит, он взял её на руки и посадил на трон деревянный, как государыню, та улыбалась но и кашляла иногда, не до сией беды было нам.
— В это лето справим два лета царевнушке, дай господь ей силы да крепости.
— Дай господь. — Проговорили бояре чуть ли не хором.
Все пили квас, да заедали истинным мясом, из лесов земли нашей благодатной привезенного, скоро отбудем в святой ход, следует набраться сил да терпения, чтобы молиться перед господом в монастыре, все грешны, все.
Это был пир доподлинный, не хуже лет царя Иоанна Васильевича, плясали скоморохи, гусляры играли, блаженные что-то рассказывали, бояре ели да пили, казалось все налаживается и идёт на путь истинный.
1) Просинец — январь
2) 1594
3) Калитичи, потомки Ивана Калиты
4) Про происхождение Бориса Годунова ходили различные слухи, это наиболее выгоден его врагам, а Шуйские держат обиду на него
17 день Просинца
Лето 7102(1)
Празднества заняли не менее двух дней, бояре распивали квас, скороморохи всё также плясали, государь был чист душой и телом, он не учавствовал в пирах. Годунов не дремал, очи его темные наблюдали за царскою дщерью, за своею же сестрою да супругом её, государем нашим.
В царский терем прошел с размахом одетый дьяк посольского приказу Афонька Власьев, тот челом бил пред ликом государевым, очи его горели желали чтобы государь весть принесенную им ведал.
— Государь, Феодор, я весть принес от кайзера ашрийского
— Говори немедля, Афонька!
— Дщерь твою в невесты взять желание имеет царевич ашрийский, брат меньшой кайзера.
— Как звать то его?
— Машмилиан, батюшка его ныне покойный был дядей кайзеру.
— Он велел гнать коней?
— По весне, государь
Тут же поднялся Мстиславский, по крови он был Гедиминовичем, опалу терпел от шурина царского, человек богатый хоть и потерял милость государеву за заговор мнимый.
— А не врать ли желание он иметь? Не намерен ли он разделить ляхов державу, а как свадьбу то дулю показать?
— Ему не стало и десяти лет, хворь заиметь может в пути, просинец ведь не прошёл
Царь выпрямился, подошёл к брату своей супруги ожидая совета от него, мало кому сын Иоаннов доверять смел, заговоры вокруг были.
А я в свою очередь занимал место подле батюшки да дядюшек, квас был прекрасно приготовлен, ведь и после испития его не имелось желания почивать.
— Дай господь нам сил, в этот день начнем ход до монастыря.
— Как скажешь, батюшка.
Годунов отхлебнул кваса с чарки и направил взор свой на Мстиславского, давного соперника, тот желал Ирину Феодоровну заточить в монастырь, а сестру свою в царицы заделать, простить этого Борис ему не мог.
— А почто кайзеру врать своему брату? Цезарю сидящему на Москве, он именует его августом в письмах, а сие истина.
— Оттого что брата отдавать иноверцам грех для него!
— Почто королевич Ливонский по воле ещё батюшки государя нашего стал супругом княжне Марье?
— Оттого что он не исповедует веру латинскую, а именуемую лютерской!
— Пока обещает он, сие истина! Токмо не станет кайзер другу и соратнику измену учинять!
Гедиминович отпил кваса и замолчал, новой опалы он боялся, а государь по наветам шурина мог и в монастырь врага заточить, не убережет господь от сией участи никого.
К государю подбежал Истомка Безобразов, натянул теплую и нарядную шубу, одел шапку, поправил рукава царские и безмолвно остался рядом с государем своим
— Степка, вели телегу запрячь, ход святой начнем
Государь обратился к кузену Годунова, Степану, стоявшему подле родича своего великого, тот молча направился по ковру прочь из терема, выполнять волю царскую.
— Аз есмь государь на Москве Федор Иоаннович имею намерение отбыть в Новодевичий монастырь, да помолиться во здравие дщери моей единой.
Я незамедлительно поднялся с места, батюшка допив квас отбросил чарку на пол и набросил на себя шубу направившись по коридору, вслед за царём.
Сквозь ряды шли и братья Романовы, и Голицын, и Годунов с родней, и Мстиславский, и стольник государев Петька Басманов, и дядья. Колонны были словно с парсун гишпанских сняты, высокие, прямые, ашрийский кайзер лишь завидовать мог. Ковры расписные, соколом обрисованные (2), несколько лет назад я своими очами видал зверя невиданного, заморского, слоном которого звали гонцы.
— Никитка, запрягай коней!
— Хорошо, барин!
Царь сел в телегу, подле него постельничий его да супруга, подле государя в иной телеге занял место Бориска Годунов с уже почти юной дщерью Аксиньей да сыном Федоркой пяти годков. Супруга его, некогда невеста батюшки моего, Марья Григорьевна была подле супруга.
Дядя Дмитрий уже в одну с нами телегу сел, толковать с батюшкой видать желает.
— Души не чает в Бориске государь то наш, чай беда сие. Прибыша с татарской земли дед его Сабурову девку царицей сделал! Супругой Василия Иоанныча, деда ныне царствующего Федора Иоанныча, но не вышло уморить государя, теперь вновь за сие дело взялись.
— О чём толкуешь, братец? Ты ведь сам в казематах сидел, ведаешь как боязно учинять заговоры ныне.
— Аль уморит царевнушку то? Отраду единую для царя то, помрёт то с горя он.
— Как один родня Годунова то в бояре записались, а наши братцы Сашка да Ванька всё в рындах ходят, а почитай служат то поболее этих Годуновых, нехристей.
— Чего же желаешь ты, дядюшка?
Не смог я смолчать, ведь и сидеть в стороне было бы грехом, но и вновь терпеть побои в темнице от прислужников шурина царского намерения нету.
— Уморить надо Бориску дабы государь не дай бог не сгинул!
— Тише, тише, братец — Предупреждал Василий, ведь людей то по телегам много, бояре да окольничие, и царь то сам неподалеку.
— Чем уморить, дядюшка? Чай не убивцы мы
— Отравою, а то и змеюкой. Вон приедет царевич ашрийский, встречать его Бориска выйдет, вон на пиру и яду то и подольешь, ведь стольник ты.
— Не стану я, дядюшка, вбивцей в уподобие врагу нашего, мудрее стоит быть.
27 Просинца
Лето 7102
В молитвах какой день государь часы проводил, подобно ему и люди служилые грехи отмаливали, а иные заговоры плели, чай не прознает Бориска.
Вон Мстиславский обиду держал грозную, отца его уморили в келье подобно мученичеству Филиппа убитого Малютой, а моя родня и подавно, я то сам лета юные провёл в казематах, а не подле родной травки-муравки.
Приехала телега, с нее незамедлительно слез англицкий лекарь, а подле него стоял один из царских спальников, тот велел звать государя к себе, речь имелась.
Федор Иоаннович окончив молитву вышел из кельи с грустным ликом, он ступал по снегу своими сапогами, следом вышла царица и её старший брат.
— Дочта васа помарла, по воне лихорадки ужаснай. — с некоторым трудом говорил лекарь по русски
Дядя царевны зарыдал, он припал к снегу, это было ужасающей вестью для него, он метал снег и плакал словно дитя, узнать по слухам убийцу и злобного отравителя было невозможно.
— Что ты говоришь, смерд? Феодосия приставилась?
— Сие так, государь — с опечаленным лицом проговорила его супруга, Ирина Федоровна.
Царь был в истинном ужасе, тот поднял свой жезл и принялся наносить ужасающие удары по лицу англицкого медика, Федор был в ярости, его единое дитя отправилось на тот свет пока он проводил время в молитвах.
— Прасти, цезарь! Прости! — лекарь пытался вырваться, но кровь уже текла по снегу, царь в пылу был уподобен своему отцу.
— Получай, смерд! Это ты уморил мою дщерь, ты!
Последний удар разломал кости на его голове, снес шляпу украшенную перьями, Борис поднявшись попытался остановить зятя что ему не удалось.
— Иди прочь, Бориска!
Мстиславский бросился к царю поднявшись с телеги, подбежав тот выхватил жезл, царь упал на снег и зарыдал, порыв гнева прошёл, но не ужасная печаль. Потеряв дочь он был в ужасе, спустя столько лет брака наконец господь осчастливил его рождения дитя, прошёл год, но и теперь господь прибрал её.
— Поезжаем в Москву, следует похоронить доченьку…
Я услышав весть о кончине Феодосии Феодоровны пребывал в некотором ужасе, по кончине царевны некому было занять стол на Москве, а царю оставалось недолго, он слабел… Намечалась борьба за престол, борьба за Мономахову шапку…
1) Сие все ещё 1594 по латинскому календарю
2) Разного вида сокол был символом и самого Рюрика, и его потомства.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу