Снежный шар (гет)

— Снежные шары так причудливы, не правда ли?

Женский голос вырвал Ксавье из долгих размышлений. Он стоял перед сказочно-красивой витриной нью-йоркского магазина. Пряничные домики, голубые ели, золотистые шары, олени, леденцы и огромный снежный шар, перед которым восседала ворона. В центре шара искрился силуэт девочки в тёмном кружевном платье. Ксавье вглядывался в её черты. Что-то в ней приковывало к витрине. Снежинки ложились на его лицо, оставляя мокрые следы на коже. Метель по-доброму убаюкивала, навевая сны наяву. Сны об Уэнсдей.

В преддверии Рождества Ксавье было что вспомнить, хотя снег и не являлся их спутником. Им был дождь. Тягучий, холодный, испытующий. Как тот, что шёл в день, когда он спас Уэнсдей от горгульи. Или тот, что лил, когда он встретил её, возвращавшуюся из старого дома собраний, в лесу и укрыл зонтом. Или тот, под которым они провожали мэра Уокера в последний путь.

Ксавье обернулся и увидел перед собой Мортишу Аддамс. Та не сводила с него внимательного взора, улыбаясь широкой обволакивающей улыбкой. Меньше всего на свете он предполагал столкнуться с ней здесь, в центре Нью-Йорка, перед самым Рождеством. Было в этом нечто почти магическое.

— Напоминает её, да? — ласково качнула она головой в сторону снежного шара.

Ксавье вновь посмотрел на фигуру девочки и чёрного ворона и повернулся к миссис Аддамс.

— Да, так и есть.

Довольная, Мортиша улыбнулась его честному ответу. К чему было притворяться, что он не понимает, о ком речь? Если только она и жила в его сердце последние месяцы?

— Иногда со мной также, — миссис Аддамс шагнула вперёд и встала перед витриной рядом с Ксавье. — Я улавливаю её в странных вещах и замираю, любуясь ими. У Уэнсдей не всегда получается проявлять любовь. Но ещё сложнее ей принимать её от других.

— Почему? — чуть нахмурился Ксавье.

— Потому что если кто-то любит тебя — я говорю о настоящей любви — значит, он видит твою душу.

Ксавье наклонил голову, глядя на мерцающий асфальт под ботинками.

— Вас Уэнсдей точно любит, — немного подумав и смутившись, сказал он.

— И всё равно с ней бывает непросто. Порою она всё делает наоборот. Когда мы с её отцом отвозили её в Невермор и рассказывали о том, что это место значит для нас, Уэнсдей заявила, что для неё оно не станет тем же, чем и для нас. Что она никогда не полюбит, как я. И уж тем более не полюбит в Неверморе, ты понимаешь?

Ксавье молчаливо кивнул. Странно было осознавать, что миссис Аддамс помогала ему, но как расценить её слова иначе? Она дарила ему ещё один ключ в понимании Уэнсдей. А ещё надежду. Надежду, что его чувства будут приняты со взаимностью. Хотя порою это и вправду казалось невозможным настолько, что доводило до отчаяния.

— Счастливого Рождества! — сладко пронеслось мимо Ксавье, прежде чем Мортиша Аддамс исчезла в снежных хлопьях посреди улицы.

Он медленно повернул в сторону дома. Людей на улице было много, но не так, как предполагал Ксавье. А сворачивая в узкие переулки, он погружался в хрустальную зимнюю тишину. Снег падал и таял, но местами ему удавалось собраться в стойкое покрывало.

Уэнсдей, Уэнсдей, Уэнсдей…

Ещё недавно его терзали злость и ревность. Он задавался вопросом: а живут ли человеческие чувства под этим чёрным платьем? Её безразличие стало величайшей пыткой, а его разгорающиеся чувства тяжким бременем. Он пытался отдалиться, обойти эту пропасть и вернуться к обычной жизни. Но его неудержимо влекло к ней. Он отчитывал её за равнодушие, за беспечность по отношению к Тайлеру, за риск, которому она подвергала всех и себя в первую очередь. Когда, закованный в цепи, он услышал её признание о поцелуе с Тайлером, его будто пронзили колом в грудь. Он накричал, сказал, чтобы она уезжала — потому что даже тогда подумал: если она уедет, то опасность минует её.

Ведь правда заключалась в том, что даже встречаясь с другим, Уэнсдей оставалась объектом его заботы. Знать, что она целуется с Тайлером, было чудовищно больно, но допустить хоть мысль о том, что её жизнь в опасности — хуже этого ничего не могло быть.

Однако теперь хайд был пойман, и вместе с этим мучающие Ксавье чувства медленно отступали. Вопреки всем обидам он бросился защищать Уэнсдей от Крэкстоуна и получил награду — приоткрывшееся сердце этого маленького дьявола.

Не чёрствое. Не холодное. И вовсе не равнодушное. Уэнсдей и желала бы, чтобы оно было таким, но, к счастью для Ксавье, в нём жили скрытые чувства. А ещё страх. Подумать только — у той, кто решительно искала правду и храбро сражалась с Крэкстоуном, — имелся страх перед искренней привязанностью и любовью. И, как ему подсказала миссис Аддамс, страх пойти по стопам матери. Даже в деталях. Уэнсдей словно демонстративно заявляла ей: «Я не ты. Ни в чём».

Своим упорством она лишь вредила себе. Ведь принять чью-то заботу — вовсе не значило пойти по стопам дающего, а принять помощь — не значило показаться слабой. В целом мире не нашлось бы человека, который сказал бы, что Уэнсдей недостаточно уникальна или смела. Поддержка близких же делала её ещё сильнее.

Кажется, этот факт она больше не отвергала. После истории с Крэкстоуном Уэнсдей признала, что и Энид, и Юджин стали её друзьями. Не вслух, не слишком явно, в стиле Уэнсдей. Но это было, всё равно что обычный человек взял бы стул посреди городской площади, встал на него и прокричал в рупор о своих чувствах. Вот настолько для Ксавье были громкими и очевидными изменения в Уэнсдей.

Она понимала это и отчасти боялась. «Потому что если кто-то любит тебя, значит, он видит твою душу». Ксавье словно стал камнем преткновения для неё. Попав в список тех, кого она могла бы назвать другом, он претендовал на нечто большее, и Уэнсдей инстинктивно ощущала это.

Оборачиваясь назад, Ксавье начинал припоминать разные детали, которые теперь складывались в любопытную картину. То, как она сбежала при виде собственного портрета с виолончелью. Музыка помогла Ксавье по-особенному прочувствовать Уэнсдей, и, объединив свои чувства с холстом, он получил не просто картину, а подлинную Уэнсдей. Такую, какой она и сама себя не знала, а если и догадывалась, то всеми силами отвергала. Это от себя настоящей сбежала она в тот вечер. А заодно и от Ксавье, без приглашения ворвавшегося в её жизнь и разглядевшего запретное.

Тут уж ничего изменить было нельзя. С появлением Уэнсдей всё в жизни Ксавье словно притянулось к ней. И теперь он брёл по тихой улице, гадая, что ему делать дальше. Он хотел, чтобы Уэнсдей считала его другом, доверяла ему, рассчитывала на него. Но этого уже было мало. Как пробить эту ледяную крепость? Как показать ей самой, что она не так уж равнодушна к нему? Ксавье видел доказательства, и нет, этот бросок под стрелу был не просто извинением за ошибку.

Уэнсдей будет сопротивляться. Потому что сподвигнувшись на дружбу, она всё ещё была не готова к любви. В Уэнсдей по-прежнему горело желание быть не такой, как мать, никогда не влюбляться, а уж тем более в Неверморе.

«Какая ирония», — подумал Ксавье с печальной усмешкой.

Его положение ухудшилось всего лишь из-за одной мелочи. Они встретились в Неверморе. Хотя формально в детстве и на похоронах. Но Уэнсдей это не устроит. Однако имелись и хорошие стороны: Ксавье больше не закован в цепи и не подозревается в совершении многочисленных убийств. Огромное достижение. И если он наберётся терпения, то, возможно, однажды будет вознаграждён.

Перед глазами возникли двери дома. Уже занеся ногу на ступеньку, Ксавье резко развернулся и помчался назад. Его будто озарило, будто внутренний голос прорезался внутри и отчётливо сказал: «Вернись!» Ксавье добежал до магазина, но в этот раз зашёл внутрь. Снежный шар с девочкой и вороной. Он попросил продавца упаковать их вместе в плотную бумажную обёртку.

* * *

В сочельник все обменивались подарками. В доме у Ксавье было слишком много людей, приходивших к его отцу. Но ему всё было чуждо, а от обилия посторонних это чувство усиливалось.

К его удивлению, утром он обнаружил на столе приглашение. Искусным почерком на плотной бумаге было выведено приглашение на чай. От Мортиши Аддамс. У Ксавье глаза на лоб полезли, но, с секунду постояв на месте, он рванул к шкафу, чтобы выбрать подходящую для визита одежду.

Аккуратно отложенный в сторону пакет пришёлся как нельзя кстати. Нельзя идти в гости без подарка, хотя заскочить в магазин и присмотреть что-то для хозяйки дома требовалось непременно. Ксавье уже чувствовал себя обязанным ей. Стоило признать: Мортиша делала ему одолжение за одолжением, а Ксавье даже не понимал, за что удостоился такой чести.

Однако сомневаться, а уж тем более отказываться не собирался. Он давно не видел Уэнсдей и смертельно соскучился. И если уж Мортиша давала ему подобный шанс, то он непременно воспользуется им.

Застёгивая пуговицы на рубашке, он даже улыбнулся, представив изумлённо-осуждающее лицо Уэнсдей, когда та увидит его. Она точно даже не подозревала об эпистолярных забавах матери. Одно мгновение он подумал: а не оттолкнёт ли её ещё больше тот факт, что к нему проявляет благосклонность миссис Аддамс? Ксавье быстро одёрнул себя: он не делал ничего дурного, а Уэнсдей пора взрослеть и переставать видеть за любящими людьми источники ловушек и руководствоваться чувством противоречия. Он даже решил, что если она попросит, то он просто уйдёт.

Его встретили с теплом и радушием, которые Ксавье успел позабыть, но не разучился ценить. Гомес Аддамс тут же вспомнил его крёстную и бабушку Уэнсдей. Их весёлые «приключения». Ксавье подарил им сервиз, украшенный золотом, так как счёл его наиболее приемлемым в условиях, когда он не знал вкусов родителей Уэнсдей, но не хотел, чтобы его подарок выглядел совсем банальным. А в ответ получил набор для итальянской акварели из рук Мортиши, что говорило о том, что из них двоих лишь он не знал об её предпочтениях.

И в этот момент на пороге комнаты, словно тёмный ангел, повелевающий сердцами, появилась она.

В чёрном домашнем, но оттого не менее прелестном платье с кружевными вставками на груди. Сложила руки в замок перед собой и посмотрела на привставшего Ксавье. Уэнсдей не выглядела ни удивлённой, ни недовольной. Просто смотрела на него.

— Вещь сообщил, что у нас гость, — наконец сказала она.

— Да, моя птичка, — отозвался её отец. — Мы так давно не видели дорогого Ксавье. Всё-таки неплохо, что ты вытащила его тогда из гроба. Иначе бы мы не узнали, каким очаровательным молодым человеком он вырастет.

Уэнсдей промолчала. Лишь перевела взгляд на мать.

— Того шара не оказалось на прилавке, — внезапно сказала она, обращаясь к миссис Аддамс. — Говорила же, что нужно покупать сразу.

— Какого шара? — спросил Ксавье, заподозрив неладное.

— Да так, — мрачно ответила Уэнсдей. — Приглянулась одна вещица.

Ксавье прочистил горло и произнёс:

— Я для Уэнсдей тоже принёс подарок. Мы отойдём?

Мортиша и Гомес с радостью отпустили их, и они прошли в соседнюю комнату, в которой стояла рождественская ель, украшенная чёрно-белыми шарами. Уэнсдей скрестила руки на груди и повернулась к Ксавье.

— Вот уж не думала, что ты на короткой ноге с моей матерью.

— Она просто позвала меня на Рождество.

— Ну конечно, — фыркнула Уэнсдей.

Свечи на каминной полке играли в замысловатую игру. За окном не унималась метель. А Ксавье продолжал разглядывать Уэнсдей, впитывая каждую частичку её образа.

— Я уже сказал, что пришёл не с пустыми руками. Не знаю, понравится ли. Но мне показалось, в вас есть что-то схожее.

С этими словами он достал пакет, который держал всё это время за спиной, и протянул Уэнсдей. Она быстро стрельнула взглядом на подарок, а потом на Ксавье.

— Выглядит как бомба.

— Вот уж нет, — усмехнулся он, продолжая держать пакет, пока Уэнсдей всё-таки не приняла его.

Она отошла к столу, встала коленями на пол и начала разворачивать подарок. Ксавье занял место чуть поодаль и сбоку, чтобы лучше видеть её лицо, когда она наконец узнает, что лежало внутри. Увидев снежный шар, Уэнсдей едва-едва отклонилась от удивления, но более ничем не выказала своих чувств. Затем развернула остаток упаковки, в которой лежал ворон. Напряжённый взгляд упал на лицо Ксавье.

— Кто тебе подсказал?

— Что подсказал?

— Про шар.

— Я увидел его на витрине, когда гулял, и подумал, что она напоминает тебя. А что, понравилось?

— Мы же не могли ходить мимо одной и той же витрины. Это моя мама подстроила?

— Так значит, понравилось? — настойчиво повторил вопрос Ксавье.

Уэнсдей поднялась с пола, скосила взгляд на подарок и тут же посмотрела на Ксавье.

— Если нет, то я заберу обратно, — приблизился он к ней, протягивая руки к шару, но ему тут же преградили путь.

Мысленно он торжествующе улыбнулся.

— Подарки обратно не забирают, не слышал? — строго прозвенел голос Уэнсдей.

— Слышал. Но не хочу, чтобы ты злилась, глядя на мой.

— Не буду.

— Правда?

— В отличие от многих людей я не лгу.

— Ты про этот шар говорила своей маме? Я угадал с тем, что ты и сама хотела купить? — честно спросил Ксавье без увёрток и недомолвок.

И ей пришлось признаться:

— Выходит, так и есть. Мне понравился этот шар.

— Тогда я рад, что вернулся за ним, — улыбнулся Ксавье.

Уэнсдей окинула его внимательным взором, но не стала уточнять, что тот имел в виду.

Он видел, что в глубине души она была сбита с толку. Кто-то чужой угадал её сокровенное желание. И этот кто-то снова он. Что ж, кажется, ему пора уходить.

— Стой! — остановила его Уэнсдей, когда он направился в сторону двери.

Он оглянулся и вопросительно посмотрел на неё.

— Вообще-то невежливо принимать подарки, но ничего не дарить взамен, — пояснила Уэнсдей.

— Ты не знала, что я приду, нестрашно.

И Ксавье хотел снова повернуться к двери, но неожиданно Уэнсдей направилась к нему и встала вплотную.

— Ты угадал с моим подарком. Думаю, я знаю, что понравится тебе.

Он и опомниться не успел, как она встала на цыпочки и оставила памятный невесомый поцелуй на щеке.

— Счастливого Рождества, Ксавье.