Восхождение (джен)

Глубокий тёмно-фиолетовый цвет растёкшихся чернил залил небо, как только небольшое холодное солнце скрылось за горизонтом и две быстрых аляпистых и карикатурных в своей не шарообразной форме луны прочертили свои дороги среди медленно высыпавших на небо звёзд.

Альпинистский лагерь из четырёх микроклиматных куполов у подножия древнего потухшего вулкана, самой высокой горы на планетах Солнечной системы — Олимпа, казался вымершим. Но только на первый взгляд.

Вот уже несколько дней обитатели лагеря готовились к восхождению на вершину двадцатисемикилометрового пика.

Последний гусеничный марсоход со снаряжением должен был в ближайшие пару дней прийти из долины Маринера, если не разразится очередная пылевая буря.

* * *

На розоватом небе было ни облачка, и солнце довольно медленно двигалось в сторону заката.

Одинокая человеческая фигура в полевом марсианском скафандре гражданской модели в очередной раз поднесла к лицу кислородную маску.

Было прохладно, столбик термометра не поднимался выше плюс девяти, вездесущая пыль забивалась в ноздри, горло и глаза, а дышать разреженным воздухом с малым содержанием кислорода хоть и было можно, но весь день так не продержишься — можно потерять сознание, а там...

Рассуждения человека прервались, как только он заметил пыльное облако, надвигающееся на лагерь. На пылевую бурю — та ещё мерзость — было не похоже, да и не сезон вроде бы для них, но всё-таки щиты стоило бы поднять.

Но не успел человек добраться до купола с пультом управления щитами, как, оглянувшись, он разглядел в пыли тёмное тело марсохода. Это была не буря, а оборудование для восхождения и провиант.

* * *

Альпинисты задержали марсоход до следующего утра, всё-таки до конца дня медленно ползущий транспорт не успел бы вернуться к той станции, от которой отошёл, или добраться до следующей. А марсианские ночи... они тёмные и холодные. И ненароком можно свалиться в какую-нибудь щель или кратер, несмотря на все навигационные программы и ведение маршрута со спутников.

В эту ночь лагерь праздновал грядущее восхождение.

Бородатый капитан вездехода только качал головой, глядя на буйство романтически настроенной молодёжи, которой было мало земных гор и они решили покорить и марсианские. Как объяснить туристам всю опасность затеи, когда даже в ухоженных земных Альпах может подстерегать опасность: лавина, обвал, просто откол скалы, выветренной и подмытой дождями, не выдержавшей веса нескольких закрепившихся на ней разгильдяев. Что уж говорить о диких, неприступных, таинственных и опасных горах иных планет.

Когда-то и он увлекался экстримом, только на Луне, и когда редкий, но всё же солидный метеорит сшиб скалу, из всей компании альпинистов-сорвиголов выжило только двое: он и ещё один приятель, которым повезло до этого облюбовать небольшую пещерку с целью изучить лунные минералы.

Остальные... Остальных либо размазало по скале, либо они погибли от декомпрессии.

Вспоминая прошлое, старик лишь печально качал головой.

Зато вокруг него веселились.

Вот один из альпинистов притащил откуда-то гитару, и чуть настроив её, ударил по струнам. Пронзительный ясный звук разошёлся до стен и резонировал от них.

— Песня старая, альпинистская. Музыка и слова Владимира Высоцкого. Был такой поэт в позапрошлом веке, — словно бы стыдясь своего знания истории, сказал парень и, перебрав аккорды, начал петь:

— Здесь вам не равнина, здесь климат иной -

Идут лавины одна за одной,

И здесь за камнепадом ревёт камнепад.

И можно свернуть, обрыв обогнуть,

Но мы выбираем трудный путь...

Когда он закончил песню, кто-то из девчонок затянул свою. Затем откуда-то из угла купола позвучала третья песня.

А потом ещё и ещё. Кто-то затянул песню пусть не про альпинистов, но про войну, которая уже как два века миновала, и её свидетелей не осталось, только книги и кинохроники.

* * *

Марсоход продолжил свой путь ранним утром, когда только-только начинало светать. На рассвете следующего дня, перепроверив всё снаряжение, выспавшись после веселья по причине явления транспорта, в дорогу, на вершину Олимпа, собрались и альпинисты.

Лагерь опустел и стал как будто больше без всяческих приспособлений для выживания в горах и личных вещей альпинистов, но много ли надо паре-тройке дежурных, которые увязались за основной компанией только из чувства коллектива, а так их в горы не заманишь, и приютившим альпинистов учёным, если даже оружие на лишённой собственной жизни планете было не нужно?

Распрощавшись с остающимися в лагере, девять путешественников, так далеко забравшихся от родного очага, начали восхождение на неприступную вершину.

* * *

Первые километры всем дались сравнительно легко, хоть и пришлось на подъём по пологому склону вулкана потратить два дня.

Гравитация на Марсе была значительно ниже земной, но и подниматься было намного выше, чем на самую большую земную гору, да и тащить на себе приходилось много чего, в чём на Земле не было никакой нужды.

Мало того, что приходилось идти в соответствии с данными со спутника — компас на планете бога войны был бессилен; что скафандры, защищающие от более жёсткого солнечного излучения и полярного холода по ночам, были не очень-то легки и иногда сковывали движения; что постоянно приходилось браться за кислородные маски или чистить фильтры шлемов скафандра; что и альпинистское снаряжение и оборудование для выживания на этой пыльной планете весило чуть ли не больше, чем кошки и карабины на Земле, так некоторые участники авантюры начинали ныть и жаловаться, как будто до подъёма не знали, что их ждёт.

Впрочем, и остальные участники похода не могли сдержать разочарования и крепких слов на семи языках, когда склон прямо перед ними пересекла широкая расщелина.

Перепрыгнуть было нельзя, спускаться — рискованно. Оставалось либо повернуть назад, либо выбрать направление вдоль узкой тёмной раны горы и надеяться, что она скоро сойдёт на нет, а не приведёт к узлу таких же трещин.

На обход трещины был потрачен ещё день, пока альпинисты не смогли подняться выше. Постепенно склон вулкана становился круче, а мелкие расщелины и огромные валуны то ли камней, то ли потухшие обломки вулканических бомб усложняли и замедляли подъём.

Ещё через полдня наступил момент, когда просто так прогуляться до вершины стало невозможно. Нужно было подниматься по может быть и не совсем отвесной, но всё-таки каменной стене, страхуясь тросом с карабинами и стараясь не сорваться, иначе всех утянет вниз.

* * *

Очередная стоянка, а до вершины всего каких-то три километра. Каких-то, если бы финальный бросок был прогулкой по немного холмистому и замусоренному мелкими кратерам, булыжниками и валиками окаменевшей доисторической лавы вперемежку с узкими и неглубокими трещинами, плато. Три километра горы — это не три километра равнины.

Их максимум ждал ещё один привал, если вообще будет возможность стать таким вот лагерем, а не повиснуть на тросе в качестве отдыха, боясь: вдруг мономолекулярная нить окажется всё же не такой уж прочной.

Собравшись в мертвенном свете фонаря-прожектора у электрической плиты с греющимся в закрытой термопосуде поздним ужином, альпинисты стали греться — благо плита щедро дарила тепло холодной атмосфере — и, периодически дыша в кислородные маски, рассказывать, что же их привело на красную планету, в этот поход.

Кто-то давно хотел повидать другую планету. Кто-то поддался на горную романтику и истории из старых, ещё бумажных, а не на гибком вечном пластике, книг. Кто-то просто устал от суеты земных мегаполисов. А кого-то подбили на слабо.

Разные люди, разные судьбы. Много историй, смешных и печальных, нравоучительных и глупых, было рассказано на остановке перед последним рывком на вершину величественного древнего потухшего вулкана.

Едва забрезжило на горизонте и стало можно разглядеть камни без фонарей и приборов ночного видения, встроенных в шлемы скафандров, восхождение продолжилось.

* * *

И вот последний рубеж пройден. Крепкая рука в плотной перчатке подтянула тело на тросе, и первый из девяти людей оказался на вершине.

Второму человеку было чуть легче — ему помогли подняться. Третий, четвёртый и остальные тоже вскоре оказались наверху.

Альпинисты оказались на довольно большом плато — когда-то бывшем жерлом вулкана. Взгляд отмечал непривычную для землян близость и мутность горизонта. Жёлто-розовато-оранжевый цвет неба сливался с красно-оранжевой пустошью, пересекаемой скалистыми хребтами, кольцами кратеров и шрамами трещин в коре планеты.

Они смогли это сделать. Они поднялись туда, куда нога человека чаще ступала с летательных аппаратов, чем поднималась из долины вверх.

Осталось только разыскать на вершине...

— Оно здесь, — почти неслышно прозвучал в разреженной атмосфере голос одной из трёх девушек-альпинисток.

Все девятеро подошли к большому валуну, рядом с которым едва колыхались на постоянном марсианском ветру флаги нескольких земных держав.

Сам камень был округлым и похожим на морскую гальку, только отточенную не водой, а бушующими порой на планете бурями. Удивительно, что ими за столько лет не были снесены флаги.

— Их, наверно, постоянно обновляют? — в общем безмолвии прозвучал так и не получивший ответа вопрос.

На камне были вытравлены имена членов четвёртой марсианской экспедиции. Людей, так и не вернувшихся домой, которые почти продержались до прихода помощи.

— А где-то здесь должны быть купола той станции...

— Не здесь, дальше. Да и убрали их уже давно.

Ещё одной причиной похода было то, что у каждого из поднявшихся на Олимп была трагедия. Пусть и до их рождения, красная планета забрала кого-то из их родных в плату за будущее превращение Марса из безжизненной пустыни в подобие Земли.

Покинув монумент, альпинисты раскинули стоянку у края плато. Утром им в обратный путь.