Котёнок в овраге (джен)

Когда снаружи затихли последние громкие голоса, Воробей осторожно выглянул из палатки. В его глазах вечно жила бескрайняя тьма, но слух был во много раз тоньше, чем у самого искусного воина. Котик внимательно прислушался к окружающим звукам, стараясь определить, есть ли кто рядом, и нервно ударил хвостом по впалым бокам.

«Вроде всё чисто», — наконец неуверенно предположил он и, не медля больше ни секунды, бросился вперёд.

Обоняние, хорошо развитое осязание и отличнейший слух вели его по знакомому маршруту. Воробей не раз ходил по этой тропе, охотясь на остатки мышей, которые оставались после пиршеств грозовых воинов. Ему несказанно везло — охотники были теми ещё барсуками и вовсе не считали, что оставлять гниющую падаль недалеко от лагеря — не самая хорошая идея. Впрочем, в племенах не было принято заботиться о ближнем. Семейные анклавы даже внутри их — не племени даже — шайки были довольно разобщены. Материнский инстинкт, пожалуй, пока держался, и котята с радостью проводили время подле матери. Но стоило им подрасти — и отчуждение, словно большая колючая стена ежевики, проходила между королевой и её детьми.

Если те становились воинами, то отдалялись от кошек и слабых членов племени очень далеко. Воины были привилегированными членами племени, они искусно охотились, немыслимо хорошо дрались и обладали минимумом эмпатических способностей. Воины защищали только себя, свою кошку, если та была достаточно послушной и не пыталась дерзить, и своих котят, пока те не открывали глаза.

Хуже всего было тем, кого избрало Звёздное племя. Мало того, что избирало оно в основном калек, либо отщепенцев из тех, кого и в обычное время не жалуют, так ещё и жизнь избранника — хотя, его, скорее, стоило бы назвать несчастным, — становилась просто невыносимой. Обычные калеки могли заслужить покровительство какого-нибудь сильного воина, в обмен на половую близость или ещё какую плату. Калеки-избранные становились реальными отщепенцами без каких-либо прав и возможностей. Пожалуй, хуже всего было лишь оруженосцам, так как те вообще не могли покинуть лагерь, пока не выберут, кем станут по жизни.

Воробью, можно сказать, повезло. Он родился в ужасный день сезона Голых Деревьев. Белые мухи целой стаей налетали на лагерь, кружились в невообразимо прекрасном, но и одновременно опасном танце, оседая на землю и шкуры котов. Королева, породившая его, была так называемой «целеей» — кошкой, некогда избранной Звёздным племенем. Это и было единственным везением Воробья в жизни — родись он у обычной королевы, в лагере, полным воинов, его бы убили сразу же, как выяснилось, что котёнок никогда не увидит неба. Целея Листвичка пожалела его. Вместе с братом и сестрой Воробей лежал под тёплым и уютным боком своей матери, тогда как родившийся пару лун назад Ветреничек, родительницей которого была свирепая воительница, уже через пару часов замёрз насмерть в специально отведённом для уничтожения калек овраге.

Шли луны, котята росли. Львиносвет и Остролистая вскоре покинули «отщепенцев», влившись в ряды воинов и навсегда вычеркнув мать и брата из своей жизни. Воробей остался с Листвичкой, которая обучила его своему ремеслу — поиску и использованию лечебных трав. Все воины умели лечить — это было необходимой частью их жизни, — но самыми искусными целителями были целеи. Их иногда забирали в лагерь, чтобы те принимали тяжёлые роды или лечили предводителей и глашатаев, но никогда не приглашали разделить с собой триумф победы или сытную еду во время Голых Деревьев.

Воробей вздохнул, вспомнив всё это. Листвичка погибла пару лун назад. Еда у целеев тогда подошла к концу, и кошка, презрев опасность пребывания вне защитного гнезда днём, отправилась на охоту. Воины, конечно, не пощадили её — Воробей сомневался, что они вообще знают, что это такое. Целеев терпели и не трогали, если те не покидали специально отведённых мест, во всех остальных случаях «избранные» калеки подвергались уничтожению, как и калеки обыкновенные. Воробей нашёл тело матери ночью, когда воины скрылись в лагере, и похоронил его на нейтральной территории. Целеи племени Теней, Лужесвет и Корявый, присоединились к нему, увидев печальную картину, и три кота всю ночь сидели над печальной одинокой могилкой, вспоминая все светлые моменты, связанные с Листвичкой. Тогда, кстати, Воробей и узнал, кто был его настоящим отцом. Правда, ему было всё равно — воин никогда не примет котят от целеи.

Рядом почудился смутно знакомый запах. Воробей остановился и навострил уши. Это была кошка, определённо — у котов был куда более пряный запах, отдающий тестостероном и опасностью. Однако молочный запах, который предвещал бы в своей хозяйке королеву, отсутствовал, и Воробей попятился. Если королевы, размягчённые появляющимися инстинктами, могли ещё пощадить некстати подвернувшегося под лапу целея, то кошка-воительница этого делать никогда не станет.

Мягкие пружинистые шаги послышались совсем близко. Воробей не успевал убежать. Он метнулся в сторону, заскочил в куст какого-то сильно- и дурнопахнущего растения и замер, надеясь, что кружащий голову аромат собьёт кошку с толку, и та не отыщет его. Так и вышло. Лишь на миг замерев недалеко от куста, воительница, видимо, решила, что обозналась, и отправилась дальше. Воробей с облегчением перевёл дух.

«Хорошо, что целеи пахнут травами, а то бы было худо», — подумал он.

Воительница больше не вернулась по этой тропе, но Воробей всё-таки решил не искушать судьбу, и направился назад. У него ещё оставалась пара часов до пробуждения лагеря. Гнездо целеев находилось недалеко от притока, впадающего в большую воду, и котик собирался немного порыбачить или, на худой конец, найти пару водных орехов. Рыба и прочее хуже утоляло голод, чем остатки жирных полёвок, но жизнь была дороже, а Воробей не для того просуществовал сорок лун, чтобы бесславно сдохнуть в зубах какого-нибудь свирепого воина.

«Что это?» — резкий тихий звук, похожий на тонкий писк, достиг чутких ушей Воробья, и он остановился.

Звук повторился. Котик сделал пару шагов в сторону, настороженно прислушиваясь, и похолодел. Он понял, что это кричало, отчаянно и тоскливо, постепенно леденея в стылом воздухе Падающих Листьев.

«Котёнок!»

Был у Воробья один недостаток. Несмотря на осторожность, на острый язык и циничную речь. Несмотря на ожесточившееся сердце, полное скорби по матери и жуткой ненависти к братьям, сёстрам и отцам. Несмотря ни на что, Воробей был добрым котом. И пройти мимо тоскливо плачущего детёныша он не мог.

— Мр-р… Тихо, малыш, а то нас обоих убьют из-за твоих оров, — прошипел он как можно более мягко, осторожно спустившись в овраг.

Котёнок был холодным и влажным, видно, недавно родившимся.

— Мама? — тихо пискнул он в ответ, дрожа так сильно, что эта дрожь передалась Воробью.

— Нет, — шикнул тот, обнюхивая маленький комочек. Тот пах кровью, грозовой кошкой и страхом. Не было в нём того запаха, который должен был сопровождать котят — аромата нежного материнского молока.

Воробей покачал головой. Сейчас его ненависть к воителям была плотнее тьмы, что стояла перед его глазами.

— Идём домой, — мурлыкнул он, подхватывая котёнка за шкирку. Тот послушно расслабился, поджав под себя лапки, и тяжело задышал сквозь не до конца прочищенный носик.

Воробей буквально чувствовал, как вытекает из-под его лап время. Найденный котёнок долго находился вне тёплого гнезда, и котик боялся, что это окажется фатальным для ещё неокрепшего тельца. К счастью, вскоре он почувствовал знакомый запах, а спустя пару мгновений, пробежавших быстрее мышиного хвостика, рядом вырос ещё один целей.

— Выкидыш, — понятливо мяукнул Ольхогрив. Молодой целей и сам был таким же — он родился куда слабей своей сестры, и воины решили, что из помёта должна остаться сильная самка, чтобы потом стать сильной воительницей. А маленького котёнка, чей недостаток был лишь в том, что он поднял головку на мгновение позже сестры, вышвырнули на берег реки, как никому не нужную вещь. Таковы были порядки в племени, когда еды не хватало на все родившиеся рты. К счастью, проходивший мимо Воробей забрал его к себе и выходил.

И вот теперь ещё один выкидыш болтался в пасти слепого целея, а Ольхогрив горько подумал, что его они, возможно, так и не спасут — он видел то, что не видел Воробей. Найденный котёнок родился калекой — маленькое пёстрое тельце было слишком худо, а глубокая вдавленная впуклость на груди говорила, что вырасти малышу было не дано.

— Мох, воду с «молочком», быстро, — отрывисто скомандовал Воробей, положив котёнка на подстилку в их скромном гнезде, и Ольхогрив вылез из своих невесёлых дум, начав делать привычную работу.

В конце концов, они сделают, что смогут. Они не боги и не звёздные предки.

Они лишь целеи, калеки, выжившие вопреки.