Оставшееся несказанным (гет)

I

Для любого, кроме Каза Бреккера, ночь была прекрасна. На улицах этой части Кеттердама царила тишина, не доносились бессвязные крики пьяных клиентов из игорных домов. Луна была почти полной и омывала булыжники мягким голубым светом. В гавани сияние луны наверняка отражалось на спокойной воде.

Но Каз Бреккер был не из тех, кто ценит красоту ради красоты. Конечно, он ценил красивые вещи — драгоценности, картины, ткани, — но только когда эти вещи можно было украсть и перепродать по более высокой цене. Грязные Руки интересовало то, что могло пополнить его сундуки, у него не было времени любоваться внешним видом чего бы то ни было. По крайней мере, когда речь шла о Кеттердаме.

Обычно в подобную ночь Каз искал замкѝ, которые можно вскрыть, и пути отступления на случай, если что-то пойдет не так. Обычно. Этой ночью он был зачарован Инеж, несмотря на то, что стоял у входа в переулок так, что она находилась вне поля его зрения.

Она всегда была объективно красива. Он не слепой. Ее темную косу и проницательные глаза сложно не заметить. Проклятье, она была красива даже месяцы назад в «Зверинце», даже когда жаждала избавиться от тех угнетающих шелков. Но есть разница между тем, чтобы считать кого-то объективно привлекательным, и тем, чтобы быть не в состоянии прогнать этого человека из мыслей.

Каз не знал, когда его сердце перескочило от одного к другому. Возможно, в тот день, когда он поднял взгляд и увидел, как Инеж кормит воронов. Заплетенные в косу волосы спускались по спине, легкую улыбку ласкали золотые лучи угасающего дня. Даже когда она язвила ему. Он определенно почувствовал тогда, как его сердце запнулось.

Или, может, это произошло не сразу. Возможно, Инеж медленно прокралась в его сердце и голову, и он лишь теперь осознал чары, которые она наложила на него.

Каз знал только, что той ночью, когда она появилась в черных узких брюках и блузе в его окне, он мог думать лишь о том, как заплетены ее волосы, и о ее едва заметных изгибах. Он с трудом сумел поведать ей о планах на вечер, время от времени поднимая взгляд от бумаг, чтобы посмотреть, как ее темные глаза скользят по странице, изучая каждое знакомое ей керчийское слово с тем же вниманием, что и его собственные.

Даже когда Инеж поднялась на крыши, Каз, стоя на карауле, наблюдал, как ее тело вытягивается и сжимается, словно у крадущейся кошки. Грациозная и элегантная, но в то же время смертоносная и решительная. Уверенная в том, что не упадет.

Другими словами, красавица.

Стоя в темноте, Каз злился, ненавидя свое предательское сердце за то, что оно выставляло его дураком. Совсем на него не похоже. Много лет прошло с тех пор, как Каз смотрел на что-то, не думая о выгоде; с тех пор, как он смотрел на что-то с намерением просто полюбоваться красотой. Но Инеж нарушила множество негласных правил, которые Каз воздвиг вокруг себя, так что, наверное, ему не следовало слишком удивляться.

Даже купаясь в ненависти к себе, Каз чувствовал, как Инеж притягивает его взгляд, стоило ей обогнуть крышу и начать стремительно спускаться по водосточной трубе. С трепетом и изумлением он наблюдал, как она задерживается на последнем подоконнике, хотя знал, что она вовсе не боится финального прыжка.

Инеж не давала его глупому сердцу никакой передышки. Вот надо было ей добавить особого стиля спуску. Она прыгнула со своего насеста спиной вперед и приземлилась, вытянув руки вверх буквой V, что только подчеркнуло ее гибкую фигуру. Ее улыбка была полна гордости и радости — выражение, которое еще несколько месяцев назад никогда не появлялось на ее лице. Логически Каз понимал, что улыбка вызвана новообретенной свободой, но эгоистичная его часть хотела воображать, будто это из-за него. Он хотел, чтобы Инеж снова и снова улыбалась ему, адресовала что-то только ему.

Уже не впервые этой ночью Каз порадовался, что здесь нет Джеспера. Может, Каз и внушил ему некоторый страх, но недостаточный, чтобы земенец так просто это оставил.

К несчастью, Призрак заметила его взгляд.

— Каз? — неуверенно произнесла она. — Всё хорошо?

«Нет. Ты самый красивый человек, что я когда-либо видел. Я никогда не думал, что после всего, через что прошел, смогу посчитать человеческое тело красивым, но потом появилась ты, и я не могу перестать думать о тебе, и я не знаю, когда это началось и как это прекратить», — подумал он.

— Ты спустилась слишком вычурно. Ты должна быть пауком, а не акробатом, — огрызнулся он более грубым, чем обычно, голосом.

На долю секунды лицо Инеж вытянулось, но потом губы сжались в жесткую линию, и она кивнула. Распрямила плечи, ожесточила взгляд. Каза бесило, что даже этот кивок сделал ее еще более привлекательной. Другие съежились бы от его критики, а Инеж отреагировала совершенно спокойно.

Красота никогда не задерживалась в Бочке надолго. Ее пленяли, использовали, избивали, уничтожали. Но, видимо, в этом состояла еще одна особенность Инеж. Она была не просто красива. Возможно, ее моментальное принятие критики означало, что она пришла к осознанию того, что давно понял Каз: она не менее смертоносна, чем он. Кеттердам будет съеживаться при звуке ее имени, как съеживался при звуке его.

Вместе Призрак и Грязные Руки пошли обратно в Клепку, вернувшись к шумному теплу трактиров и игорных домов, из которого они возникли.

 

II

Каз сделал большой глоток кваса. «Горький, как твоя душа», — пошутил однажды Джеспер, заработав от Каза злобный взгляд. Жидкость всё еще жгла горло, но он никогда не позволил бы никому этого заметить. Впрочем, ему было всё равно, он хотел залить свои проблемы.

Несмотря на жжение, Каз потянулся за очередным глотком. Всё, что могло пойти не так, пошло не так. Новичок оказался в кармане другой банды, а более давний член банды решил доверить этому новичку важную для планируемой работы информацию. С обоими разобрались, но работа, которая должна была стать быстрым прибыльным ограблением, обернулась гораздо более сложным делом для всех вовлеченных. На сцене появилась даже городская стража и несколько сторожевых собак.

Каз выполз из обломков этой катастрофы со скверным порезом на ноге и рассеченной рукой. Остальных участвовавших в миссии Отбросов тоже потрепало. Но Инеж, чтоб ее, вышла из бедлама невредимой и с поговоркой на прекрасных устах.

Каз собирался вернуться в Клепку и допить квас в уединении собственной спальни, но вместо этого обнаружил себя прислушивающимся к болтовне посетителей бара в «Клубе ворона». Он надвинул шляпу на глаза и спрятал трость под столом, чтобы обеспечить себе немного анонимности. Он чувствовал, что Инеж где-то спряталась, как всегда разузнавая для него тайны клиентов, но ему хотелось самому услышать пьяные слова. Сделать эту ночь чем-то большим, чем бесполезнейшей тратой времени.

Каз отпил еще кваса. Он знал: позволить себе опьянеть — плохая идея. И уже решился просто пойти домой, оставив Инеж разбираться с информацией, и отоспаться после кошмарной ночи. Его остановил разговор в компании из трех посетителей бара.

Дородный рыжий мужчина заговорил первым:

— Я слышал, Янник Рихтер в ближайшие дни привлечет к себе большое внимание.

Рихтер не был невероятно богат, тем не менее являлся членом Торгового совета. Каз вытянул шею, прислушиваясь, уточнит ли мужчина, почему Рихтер привлечет большое внимание.

К несчастью, удача была не на стороне Каза: его товарищ, более низкий мужчина с темными волосами, шикнул на него:

— Тихо, Маури. Будь осторожен, а то Призрак проберется в твой дом за этой информацией, — слова слились в невнятное бормотание.

Каз фыркнул и закатил глаза. Он взял на заметку мужчин, чтобы завтра спросить у бармена их имена и велеть Инеж проследить за ними. Пока же стоит вернуться в Клепку.

Каз положил на стол крюге для бармена и переместил трость, чтобы встать. Он собирался повернуться так, чтобы ворона на его трости не видели трое мужчин за стойкой, но видели все остальные. А потом он уйдет.

Или по крайней мере, он так планировал. Но тут рыжий мужчина — Маури — снова заговорил, и Каз вернулся обратно.

— О, Призрак будет желанной гостьей в моем доме. Особенно в спальне, — хихикнул он. — Слышал, она хорошенькая сулийская штучка.

Кровь застыла в жилах. Каз видел достаточно пьяных, чтобы знать, куда ведет подобный разговор. Обычно он уходил, отказываясь слушать, как мужчины обсуждают даже неизвестных девушек. Но когда речь шла о Призраке… Каз замер на месте. Он знал, что остаться — плохое решение во многих смыслах, но ничего не мог поделать.

— Знаете, что говорят про сулийек? — усмехнулся третий, светловолосый в очках, хотя темноволосый пытался заставить его замолчать; последовала пауза ради драматического эффекта. — Они невероятно гибкие и горячие в постели!

Это вызвало еще один взрыв хохота, и по спине Каза прокатилось отвращение.

— Ты бы тоже переспал с Призраком, если бы мог? — хихикнул Маури, глотнув еще пива и заглушив протесты темноволосого.

— Переспал с ней? Нет, я бы трахнул ее, заставил бы ее забыть всех остальных мужчин, которые были у нее до меня, — снова заговорил Очки.

Раскаленная ярость закипела в желудке. Ненависть Каза к подобным похотливым комментариям возросла десятикратно, когда предметом разговора оказалась Инеж.

— Знаешь, говорят, раньше она была проституткой. Вероятно, она может научить тебя паре штучек, — усмехнулся Маури.

Каз решил уходить, но его желудок снова перевернулся. Руки сжались в кулаки, и он знал, что, если услышит что-нибудь еще, потеряет самообладание. Каз Бреккер убивает человека в «Клубе ворона». Он годами создавал образ опасного человека, но не того, кто способен на преступления на почве страсти. Он не мог начать теперь.

И что важнее, он не мог навредить Инеж. А если он сейчас примется защищать честь Инеж от гогота пьяных идиотов, об этом пойдут слухи. Его величайшее преимущество легко могло стать его величайшей уязвимостью. Неравнодушие было слабостью в Бочке.

Но потом Маури произнес последние убийственные слова.

— Я бы не стал здесь говорить такое. Я слышал, она шлюха Грязных Рук, — сказал темноволосый.

— В самом деле? Думаешь, Ублюдок Бочки не продаст ее нам за лишние крюге в своем кармане? — протянул Маури.

Остатки самоконтроля Каза разлетелись на осколки. Кровь гремела в ушах, закипая от жара алкоголя и гнева. Он знал, это могло ужасно для него закончиться, но ему было всё равно. Он уже собирался встать, но, к счастью, его опередили.

Инеж приземлилась на корточки на барную стойку перед тремя мужчинами во всей своей Призрачной красе. Ее ноги твердо стояли на стойке, но положение коленей говорило, что при необходимости она готова ударить. Дыхание Каза прервалось, когда она медленно выпрямилась, поднимаясь. Движение было почти чувственным, но учитывая нож в руках и еще несколько, спрятанных под одеждой, это была демонстрация смертоносной грации. Если до сих пор ее облегающий черный костюм позволял ей растворяться в тенях, то теперь она выделялась даже в тусклом освещении бара. Очки, Маури и черноволосый явно уловили послание судя по тому, как они сглотнули и сбились в кучку.

— Слышала, вы говорили обо мне? — спросила Инеж, и ее голос сочился тошнотворно сладким ядом.

«Клуб ворона» нехарактерно затих, все наблюдали, как Призрак раздает наказание, даже если не знали за что.

Маури, чокнутый ублюдок, ответил:

— Д-да.

Инеж снова присела на корточки. На этот раз она быстрым текучим движением схватила Маури за подбородок, а другой рукой поднесла кинжал к его яремной вене.

— Знаете, довольно-таки невежливо обсуждать кого-то у него за спиной.

— Вы убьет-те нас сегодня? — пробормотал Очки.

Каз подавил желание закатить глаза. Все мужчины смелые и дерзкие, когда рядом нет женщины, о которой они болтают.

Не ослабляя хватку на Маури, Инеж повернула голову и так пристально посмотрела на Очки, что этот взгляд мог резать сталь. Очки вздрогнул, но Каз мог только пялиться в восхищении и желать, чтобы она так смотрела на него, хотя и в более приятных обстоятельствах. Казу хватало ума никогда не злить Призрака, и, что еще важнее, не считать, будто она принадлежит ему и он в праве брать ее или отдавать.

Должно быть, он выпил больше, чем думал, раз вообще останавливался на таких мыслях.

— Нет, — ответила Инеж, и ее голос звучал низким мурчанием. — Я не заинтересована убивать вас.

Очки заметно расслабился — еще одна ошибка.

— Пока, — ее клинок порезал кожу на шее Маури — недостаточно, чтобы покалечить, но достаточно, чтобы пошла кровь, достаточно, чтобы несколько дней напоминать ему об этой стычке. — Как заметил ваш друг, я прекрасно могу проскользнуть в вашу спальню и перерезать вам горло. Или я могу скрываться в тенях, когда вы пойдете на работу. Сегодня вы будете жить со знанием, что я могу найти вас где угодно, когда только захочу, и сделать с вами что угодно. Но поверьте, для этого я воспользуюсь умениями, которые приобрела в Бочке как паук. А теперь предлагаю вам уйти.

Услышав, как Инеж отдает приказ, Каз резко очнулся от ошеломленного состояния, в которое был погружен. Он радостно позволил бы Инеж командовать им вообще без проблем, если бы «Клуб ворона» не был его владением. Он не мог позволить, чтобы увидели, как кто-то руководит лейтенантом Отбросов, даже если это Инеж.

Он встал, поправил шляпу, чтобы было видно лицо. Инеж коротко кивнула ему, ослабив хватку на Маури. Наблюдавшая за стычкой толпа осталась напряженной, ожидая действий Каза. Радостное возбуждение достаточно отрезвило его, чтобы пару секунд не выглядеть пьяным.

— Я не жалую людей, которые нарушают прекрасный ночной бизнес.

Ему показалось, что на мгновение уверенность Инеж поколебалась, но, когда он снова бросил на нее взгляд, она выглядела такой же сильной, как всегда. Многообещающая игра света. Глупо для человека, который не мог позволить себе любовь.

— Вы больше не появитесь в «Клубе ворона», иначе познакомитесь еще и с гневом Каза Бреккера.

Он мог бы покалечить мужчин, он хотел их покалечить, но они оскорбили не его. Он напомнил себе, что не может навредить Инеж, эта фраза быстро стала его мантрой этой ночью.

Мужчины выскочили наружу раньше, чем Инеж могла вознести молитву Святым. Каз посмотрел на нее в последний раз. У нее на лице было расчетливое выражение, однако в глазах — понимание. Он хотел упасть прямо здесь и высказать всё, что чувствовало его сердце. Я не мог вынести то, как эти мужчины говорили о тебе, то, как они подразумевали, что ты не самостоятельная личность. Я сделал бы всё, что в моей власти, чтобы никто никогда больше не говорил о тебе так.

— Призрак, — кивнул он, после чего покинул «Клуб ворона» с еще одной бутылкой кваса.

Той ночью Каз продолжил пить — достаточно, чтобы на следующее утро ему понадобилась лишняя чашка кофе. Но вместо призраков проваленной работы его преследовала Инеж. Ее пристальный взгляд, способный сровнять поле битвы. Ее фигура, излучающая силу. Она была диким существом, не подходящим Кеттердаму, и тем не менее каждый день продолжала показывать городу, кто здесь босс.

Один в темноте, в туманном пространстве между деловыми планами и ночными кошмарами, Каз мог признаться себе в глубочайшей правде и глубочайшем позоре — что бы ни случилось, отныне преследовать его будет только Инеж.

 

III

Было утро. Утро, когда весь мир Каза снова перевернулся. В прошлом такие дни всегда становились неожиданностью — он не знал, что отец умрет; он не знал, что Пекка Роллинс выманит у них с Джорди все их деньги; он не знал, что подхватит чуму; он не сознавал, что короткий взгляд не в том направлении приведет к тому, что у него заберут Инеж. Но наличие предупреждения нисколько не успокаивало бьющее ключом внутри беспокойство.

Каз пытался напомнить себе, сказать себе, что так будет лучше. И большей частью это работало, пока Каз смотрел в окно своего кабинета, представляя гордую улыбку Инеж, когда она училась завязывать узлы под руководством Шпекта. Она будет счастлива в открытом море, счастлива с новообретенной свободой, счастлива исполнить миссию по избавлению мира от зла рабовладельческих кораблей. Больше никто никогда не будет ее контролировать.

А потом наступила ночь, и Каз обнаружил, что беспокоится о том, что с ней будет. Инеж могла позаботиться о себе, в этом он не сомневался, но он спрашивал себя, не найдет ли она кого-нибудь получше, кого-то, кто сможет любить ее, как не мог он. Она не принадлежала ему, но, Святые, как он хотел, чтобы было иначе. Он никогда не попытался бы контролировать ее, но он хотел быть тем, к кому она возвращается, хранителем ее сердца и красивых улыбок.

Смотреть, как она уплывает — девушка, которую он так привык видеть рядом, — станет пыткой, но это к лучшему. Она получит свободу исследовать мир, осуществить свою месть и выяснить, где она хочет быть. И если она вернется к нему, он поблагодарит всех ее Святых за возможность принадлежать ей.

Утром того дня, когда Инеж отплывала, Каз был завален документами и письмами, на которых ему едва удавалось сосредоточиться. Он знал, что должен разобраться с ними к вечеру, но не мог думать ни о чем, кроме нее. Что он скажет ей, как она будет выглядеть, что она скажет ему.

В эти последние недели между ними возникла странная новая энергия. Хотя Каз был рад познакомиться с ее родителями, он оставил Инеж одну, давая возможность заново привыкнуть к семье и научиться у Шпекта морскому делу. Пару раз он приходил посмотреть на нее на корабле, но не оставался надолго.

Два дня назад Инеж заглянула в его комнату в Клепке, чтобы попрощаться со своими воронами и попросить Каза кормить их. Он проворчал, что от них одни проблемы, на что Инеж, конечно же, засмеялась, и ее голос звенел как колокольчик. Хотя он никогда не признался бы в этом, Каз не хотел, чтобы вороны улетели, поскольку они напоминали ему о своей хозяйке. Видеть, как Инеж в последний раз смеется в его комнате, было приятно, но это не настоящее правильное прощание.

Стук в дверь вырвал его из мыслей.

— Каз, — позвал Джеспер снаружи.

Чтоб его. Каз совершенно забыл, что Джеспер попросил о встрече, чтобы обсудить кое-какие дела Отбросов.

— Заходи, — ответил Каз.

Нынешнее положение дел, когда Джеспер переселился из Клепки в особняк Ван Эка, они обсуждали недолго. Как только они закончили, Каз жестом велел ему уходить и вернулся к работе. Вот только Джеспер не ушел, даже когда Каз опустил взгляд в документы.

— Инеж уплывает сегодня после обеда, — осторожно заметил Джеспер.

Каз просто согласно промычал. Он прекрасно это знал. Кровь с нервной энергией стучала в висках, но он не собирался этого показывать. Он надеялся, что Джеспер уйдет.

— Ты не можешь так с ней поступить.

Каз вскинул взгляд, встретившись глазами с Джеспером. Как он не может с ней поступить? Подарить ей корабль? Смотреть, как она уплывает? Слишком поздно для этого. Глаза Джеспера будто вгрызались в его душу, а рот сжался в жесткую линию. Серьезное выражение непривычно смотрелось на его лице и контрастировало с яркой цветной одеждой. Каз даже мог разглядеть стремление защитить… защитить Инеж.

— Джеспер, — начал Каз, осознание накрыло его, но он придал своему лицу нейтральное выражение.

Джеспер настаивал на своем, и Каз должен был признать, что его уважение к нему возросло.

— Нет, Каз. Мне страшно указывать тебе, что делать, но ты должен знать, что, если ты сегодня не покажешься на пристани, с ней всё будет закончено.

— Джеспер, — снова вставил Каз, но тот был слишком увлечен своей речью.

Каз начал думать, что он отрепетировал всё заранее и встреча была лишь предлогом. Джеспер принялся вышагивать по комнате.

— Ты дорог ей сейчас, но, если ты упустишь эту возможность, она не вернется обратно. Ты должен дать ей причину вернуться. Если ты действительно хочешь, чтобы она держалась подальше, тогда отлично, но не делай что-то, о чем пожалеешь, только потому, что ты эмоционально тупой…

— Джеспер! — рявкнул Каз.

Джеспер повернулся к нему, снова встретившись с ним взглядом. Окрик Каза, похоже, вырвал Джеспера из состояния транса, в которое он погрузился.

— Что?

— Я и без твоих речей собирался проводить Инеж, — сказал Каз, приподняв брови, как если бы то, что он не придет проводить Инеж, было глупейшей мыслью.

Хотя Джеспер не мог этого знать, учитывая, как Каз обращался с Инеж в прошлом. Джеспер замер.

— О.

Каз кивнул на дверь в уверенности, что больше сказать нечего.

— Ты можешь идти.

Джеспер повернулся к нему спиной, собираясь уходить, когда Каз вдруг почувствовал странную необходимость заговорить. «Без брони» не обязательно должно начинаться с Инеж.

— Спасибо, Джеспер, — сказал Каз — слова непривычно чувствовались на языке.

Джеспер замер, а потом осторожно обернулся через плечо. Каз сказал правду: он был благодарен, что Джеспер, не колеблясь, защищает сердце Инеж. Они оба прекрасно знали, что она может позаботиться о себе сама. Но после того, как ее использовали в «Зверинце», Каз рад был видеть, что теперь есть тот, кто борется за нее, даже если ради этого он идет против самого Каза.

Каз кивнул:

— Ты никому об этом не расскажешь. Я знаю, где ты живешь. Охрана купчонка мне не помеха.

Он мог открыться перед Инеж и Джеспером, и даже перед купчонком, но ему совсем не нужны были слухи, будто Ублюдок Бочки размяк.

Джеспер, чтоб его, просто ухмыльнулся, не обратив внимания на угрозу.

— Конечно, босс. Хорошего дня, — он подмигнул и исчез за дверью, прежде чем Каз успел придумать ответ.

Каз посмотрел на часы. Всего десятый колокол. Инеж должна была отплывать в тринадцатый. Однако он знал, что никакой работы сегодня уже не сделает. Возможно, хорошо, что она уезжает. Он не сможет построить криминальную империю, если его мозг будет поглощен Инеж.

Спустя еще один час, в течение которого он тупо смотрел на пергамент, Каз решил выйти пораньше и сделать круг, чтобы убить время. Если кто-нибудь спросит, он заявит, что инспектирует Бочку, наблюдает за тем, как приходят и уходят новые простофили. И он уж точно не собирается демонстрировать отчаянное желание видеть некую сулийскую пиратку.

Ну, Грязные Руки не собирается. Каз Ритвельд — с кровоточащим сердцем и полным надежды мировоззрением, который не появлялся на поверхности много лет — совсем другая история.

Он прибыл на пристань сразу после двенадцатого колокола. Сердце запнулось в груди, когда он увидел Инеж с капитанской шляпой на голове. Рядом с ней стояли Джеспер и Уайлен. Нина отсутствовала, поскольку уехала пару недель назад, преследуя собственные цели и сопровождая родителей Инеж в Равку.

Инеж обняла Уайлена на прощание. В то время как глаза купчонка наполнились слезами, глаза Инеж сияли надеждой. Джеспер увидел Каза, и на его лице появилось облегчение. Однако он быстро отвернулся и сосредоточился на утешении Уайлена, чтобы Инеж могла переключить внимание на другое.

Инеж обменялась парой слов со Шпектом, после чего повернулась к Казу. Он оставался в стороне, давая ей побыть с Уайленом и Джеспером, но теперь хотел быть ближе.

Инеж направилась к нему, и Каз не мог не заметить целеустремленность ее походки. Она никогда не была трусихой, но сама ее работа подразумевала необходимость передвигаться в тенях украдкой. Она была смертоносной, но беззвучной тенью. Теперь Инеж излучала силу. Она больше не станет прятаться в темноте, ее увидят тем опасным созданием, каковым она всегда являлась. Отныне она будет не привидением, а живой дышащей богиней, готовой нанести удар.

Инеж остановилась перед ним и, хотя Каз был выше нее, смерила его пронзительным взглядом.

— Пора прощаться, — прошептала Инеж, глядя ему прямо в глаза.

— Да. Кеттердам будет скучать по тебе, Призрак, — сказал Каз, в первое мгновение опасности возвращаясь к своему щиту из расплывчатых слов.

Инеж приподняла брови. Он был ужасен в этом. Он мог дарить корабли и даже вернуть ей давно потерянных родителей, но простые слова прощания застревали у него в глотке. Каз прочистил горло и попытался снова. Слова, которые она когда-то сказала ему, эхом звучали в ушах, побуждая двигаться вперед.

Я буду с тобой, если ты снимешь броню, Каз Бреккер, или не буду вовсе.

— Я буду скучать по тебе, — попытался он еще раз. — Без тебя Кеттердам не будет прежним.

Это было непривычно, но краткое мгновение уязвимости абсолютно того стоило, поскольку лицо Инеж осветилось самой сияющей улыбкой, что он когда-либо видел.

— Скажи это еще раз? — прошептала она.

Каз закатил глаза, но на его губах появилась улыбка.

— А я должен?

Инеж не ответила, и он заговорил снова:

— Я буду скучать по тебе, Инеж Гафа, хоть ты и имеешь склонность раздражать меня.

Инеж покачала головой, по-прежнему улыбаясь:

— Я тоже буду скучать по тебе, Каз Бреккер.

«Каз Ритвельд», — хотел он сказать, но, наверное, этот разговор стоило отложить на другой раз.

Шпект свистнул Инеж с корабля, и она посмотрела на него через плечо и кивнула. После чего повернулась обратно к Казу.

— Думаю, мне пора.

— Да. Тебе предстоят важные дела, — кивнул он.

Инеж снова посмотрела ему в глаза:

— Ты будешь меня ждать?

Казалось, даже маленькое его признание что-то раскрыло внутри нее — ту часть, которую она прятала, боясь получить разбитое сердце.

Каз вздохнул. Если и существовало время для романтической речи, которую он составил в уме, оно настало.

— Есть только ты. Если ты решишь вернуться, я буду здесь.

Инеж вдумалась в его тщательно подобранные слова.

— А если я решу не возвращаться?

— Я отнесусь с уважением к твоему решению. Я желаю тебе только счастья, Инеж, и, если для этого тебе надо навсегда покинуть Кеттердам, я никогда не стану тебя винить, — Каз глубоко вдохнул. — Но я надеюсь, ты решишь вернуться. Я хочу этого.

Инеж снова улыбнулась той солнечной улыбкой:

— Это может занять какое-то время, но я вернусь, Каз Бреккер. Я уже говорила тебе: Кеттердам стоит спасения.

Она не настаивала на объятиях, как с Уайленом и Джеспером. По одному куску брони за раз.

Глядя, как Инеж уходит с прямой спиной и высоко поднятой головой — волосы заплетены в обычную косу, но на этот раз на ней капитанская форма вместо черной одежды паука, — Каз в очередной раз был поражен ее красотой. Он окликнул ее, не успев задуматься, что делает.

— Да? — повернулась Инеж.

И Гезен, как она смотрела на него с полуоткрытыми губами... В другом мире он уже без ума целовал бы ее прямо здесь и сейчас. Но опять же… возможно, он получит шанс и в этом мире.

Ты самое прекрасное создание, что я когда-либо видел. Я хочу, чтобы ты была последним, что я вижу перед тем, как закрыть глаза ночью, и первым — просыпаясь утром. Если ты когда-нибудь сможешь посчитать достойным такого человека, как я.

Она смотрела на него с опасливым выражением, и Каз понял, что должен сказать нечто более важное.

— Ты совершишь великие дела, Инеж. Убей парочку рабовладельцев для меня.

Инеж солнечно улыбнулась ему, и Каз мог поклясться, что видел слабый румянец на ее щеках. Он решил, что в это мгновение Инеж совершенно не нужно слышать, как он распинается о ее красоте. Она слышала всё это прежде, хотя и не из уст безнадежно влюбленного в нее мужчины. Нет, прямо сейчас ей нужен был уверенный голос, подтверждающий правду, которую она уже знала о себе. У него будет еще время сказать ей, как она прекрасна.

Инеж кивнула:

— Уничтожь парочку порочных купцов для меня.

Последний раз махнув рукой, Инеж с легкой улыбкой прошла по трапу. Она не собиралась оборачиваться, но знала, что обнаружит, если обернется: двое ее друзей с готовой для нее комнатой в особняке и парень, который будет ждать ее, ждать вместе с ней.

Готовясь ко сну той ночью, Каз обнаружил под одеялом записку, которую раньше не заметил. Он подобрал ее и узнал почерк Инеж. «Пиши мне, — просто говорилось в ней, а потом мелко добавлено: — Я серьезно насчет кормления моих воронов: я хочу, чтобы они были здесь, когда я вернусь». Каз улыбнулся. Его хитрая Призрак — выходя в море сегодня, она уже знала, что собирается вернуться.

Каз положил записку и глубоко вдохнул, думая о поставленной задаче. Прямо сейчас он был весь искорежен, не в состоянии любить Инеж, как она того заслуживает. Но ради нее он будет работать над этим. Ради нее любые усилия того стоили. Кроме того, ее первое требование было таким простым.

Каз бросил взгляд на стопку чистой бумаги и ручку на своем столе. Если Инеж хотела, чтобы он писал ей, он хотя бы попытается. И будет пытаться, и пытаться, и пытаться. И однажды у него начнет хорошо получаться. И однажды он скажет ей всё, что напишет. И однажды он коснется ее руки своей. И однажды он поцелует ее без тени колебания. И однажды она будет с ним, как она того заслуживает и как он хочет.

Кирпичик за кирпичиком.

 

IV

Порой неподвластные Казу силы мешали ему слагать стихи о красоте Инеж. И ее губы представляли собой силу непреодолимую.

За годы, что они провели вместе, их отношения стали самым плохо хранимым секретом Бочки. Когда-то это испугало бы Каза, поскольку Инеж могли использовать против него и наоборот. Однако по мере того, как появлялось всё больше сплетен об обоих, всё меньше людей решались навлечь на себя гнев Грязных Рук и капитана Гафа.

Он вынужден был признать, что ему нравилось ждать ее на пристани, а не в тенях или в своей комнате. Каз любил наблюдать, как «Призрак» появляется на горизонте и медленно приближается, принося с собой обещание объятий, слез, поцелуев и смеха. Взгляд, которым Инеж одаривала его, когда встречалась с ним глазами в первый раз, был на вес золота.

Когда «Призрак» пришвартовался, послеполуденное солнце еще палило на пристани. Каз чувствовал влажный блеск пота у себя на шее, но ему было всё равно, поскольку устроившаяся на снастях Инеж встретилась с ним взглядом. Как-то она призналась, что, хотя у нее в команде есть люди, которых она может попросить заняться этим, ей нравится чувствовать себя так высоко в воздухе. Напоминает о цирковой проволоке в Равке и о крышах Кеттердама. Каз не понимал, почему она с такой нежностью обращается к последним воспоминаниям, пока Инеж не потянулась поцеловать его.

Команда начала готовить корабль для входа в порт, и Инеж соскользнула по снастям вниз, чтобы отдать команде последние распоряжения. Инеж командовала своими людьми, обращаясь с ними тепло и дружелюбно. Каз построил свою империю на страхе, но Инеж пользовалась восхищением своей команды.

Члены ее команды разошлись по Кеттердаму, наверняка в поисках хорошего жилья. Во всех портах Инеж разрешала им идти, куда захотят, при условии, что они не отправятся в дома удовольствий или места, где используются контракты. Инеж не потерпит, чтобы ее команда состояла из лицемеров.

И остались только Инеж и Каз. Ну, Инеж, Каз, не успевшие уйти члены команды и бродившие по пристани простофили и купцы. Но важны были только Каз и Инеж. Каз в своем лучшем костюме и выглаженной белой рубашке, и Инеж в капитанской форме, слегка помятой от соленого воздуха.

Он задумался, доживет ли когда-нибудь до момента, когда при виде нее сердце перестанет запинаться, а дыхание прерываться. Но ему стало всё равно, когда он впитал взглядом ее улыбающееся лицо, когда она спустилась к нему по трапу.

— Инеж, ты…

Каз не договорил, поскольку Инеж устремилась вперед, преодолев остававшееся между ними расстояние, и ее губы прижались к его губам. Ее губы были мягкими и теплыми. Первоначальное потрясение сменилось желанием, когда он растворился в поцелуе — он скучал по этому больше, чем сознавал. Язык Инеж прижался к соединению его губ, и он открылся ей. Каз пожалел, что не подождал ее в своей комнате в Клепке, где они легко могли упасть в кровать, блуждающими руками и жадными губами наверстывая последние несколько месяцев.

Инеж отстранилась, тяжело дыша, не меньше Каза потерявшись в поцелуе и всепоглощающей нужде быть как можно ближе.

— Я люблю тебя, — выдохнул он, не в состоянии остановиться.

— Я тоже люблю тебя, дорогой, — хихикнула Инеж и оставила дразнящий поцелуй у него на кончике носа. — Пойдем в Клепку? — более долгий поцелуй на губах, но он закончился слишком быстро. — Позволь показать, как я скучала по тебе.

— Пожалуйста, — пробормотал Каз — только первая из многих просьб, которые сорвутся с его губ в эту ночь.

Позже будет время для комплиментов — лучше всего, когда они останутся без одежды. Он почтит ее всеми комплиментами, которых она заслуживает, когда уставшие и насытившиеся они будут лежать в кровати, которая давно стала их кроватью.

Инеж жестом велела оставшейся команде — которая милосердно не прокомментировала представление — поднять трап. Несколько часов спустя она вернется забрать свои вещи, но сейчас — время, которое она проведет с Казом.

 

V

Инеж сидела, прислонившись спиной к кровати, прижав колени к груди, запрокинув голову и крепко зажмурившись. Ее дыхание было дрожащим, но более ровным, чем несколько минут назад, и Каз счел это хорошим знаком. Она плотно завернулась в его пиджак, начав замерзать на ночном воздухе из-за того, что раньше вспотела. Хотел бы он, чтобы ее обнимали его руки, но знал, что сейчас его близость принесет ей только еще больше боли. Им обоим пришлось ограничиться пока его пиджаком, который хранил его запах и тепло.

Сам Каз сидел на полу в нескольких футах от Инеж. Он спокойно мог сесть в кресло за столом или на кровать, что было бы удобнее для его ноги, но не хотел, чтобы Инеж приходилось смотреть на него снизу вверх. Их равенство сейчас было важно, как никогда. Она не принадлежала ему, она не обязана была отвечать ему, она обладала свободой уйти, если захочет. Она останется — они останутся, — потому что любят друг друга, и потому что нет в мире больше никого, кому они доверяли бы больше.

Время от времени Каз бросал взгляд на дверь. Хотя в окна проникал лунный свет, а Отбросы слишком боялись Каза, чтобы врываться в его комнату, он всё равно следил за тем, чтобы Инеж не увидели в столь уязвимом состоянии. У нее уже много лет не бывало таких приступов, и, хотя Каз знал, что она может позаботиться о себе, он хотел защитить ее единственным способом, каким в данный момент мог.

Предполагалось, что это будет развлечением, возможностью объединить их интересы. Каз услышал о купце, который предположительно убивал связанных контрактом проституток. Приближалась их с Инеж годовщина, и он решил спланировать для них романтическое свидание: убить купца-извращенца.

Они проскользнули в его кабинет и убили его. Инеж даже не потрудилась добиться, чтобы он умолял оставить его в живых. Ее теперь было кому умолять. Она поцеловала Каза рядом с остывающим телом, после чего они отправились исследовать остальную часть дома на предмет драгоценностей и денег, чтобы забрать их в качестве компенсации за всех пострадавших девушек. Конечно, Каз мог забрать их себе, но решил, что им можно найти лучшее применение в миссии капитана Гафа. А потом всё пошло наперекосяк.

Они опоздали спасти последнюю жертву — красивую сулийку с татуировкой в виде павлиньего пера, которая лежала на кровати в луже собственной крови. Инеж попятилась так быстро, что врезалась в стену, ее глаза расширились от представшей перед ней картины. Инеж видела кровь раньше, это не было проблемой. Проблема состояла в том, что она поняла, что этой девушкой могла быть она, если бы не заговорила в тот день в «Зверинце».

В считанные секунды Инеж выскочила из окна, оставив Каза изучать отвратительную картину в одиночестве. Он знал, ему следовало пойти за ней, и он собирался, но сначала хотел получить все факты, которые она наверняка захочет утром. Девушка умерла от ножа, перерезавшего ей горло. Ее татуировка выглядела стершейся, а значит, она, скорее всего, уже несколько лет не работала в «Зверинце». Возможно, ее даже выкинули на улицу много лет назад после того, как они спровоцировали чумную тревогу. Этой информацией Каз поделится с Инеж, заверит ее, что Хелен не коллекционирует новых девушек в той дыре, где она затаилась. Однако в данный момент Инеж это не утешит.

Каз боролся с желанием вернуться в кабинет и покалечить тело сильнее. Он не мог устроить ему медленную смерть, но по крайней мере мог сделать его труп предупреждением. Однако в итоге победила та его часть, которая хотела утешить Инеж.

Каз помчался обратно в Клепку, не обращая внимания на боль в ноге. Сердце стучало в ушах, отбивая ритм, который смутно звучал как «Инеж, Инеж, Инеж». Примерно год назад они с Инеж переселились в маленький дом на двоих — купленный под другим именем, естественно, — но Каз знал Инеж и был уверен, она будет в его старой комнате на чердаке. Он по-прежнему использовал ее в служебных целях, и ни он, ни Инеж не хотели отказываться от связанных с ней воспоминаний. Там они начали влюбляться друг в друга, и там Инеж впервые почувствовала себя в безопасности после «Зверинца».

Каз нашел ее в своей старой ванной — она стояла на коленях, склонившись над унитазом, и ее тело сотрясали спазмы.

— Инеж, — прошептал он.

Она вскинула голову, встретившись с ним взглядом, и Каз был потрясен тем, насколько ее глаза походили на глаза испуганного зверя. Сейчас она была не Призраком или капитаном Гафа, которую видели все, а скорее сулийской Рысью. Старые воспоминания и страхи сотрясали ее тело.

Каз медленно вышел из ванной. Инеж знала, что он никогда не причинит ей боль, но в это мгновение он позволил действиям говорить громче слов. Он никогда не станет одним из тех мужчин, которые прикасались к Инеж против ее воли, даже если это всего лишь утешающее объятие.

Каз прошел к сундуку, в котором припрятал кое-какую одежду на случай, если ему придется здесь спать. Из всего, что Инеж когда-либо воровала, она, похоже, предпочитала его одежду. Не то чтобы Каз возражал: в конце концов он был всего лишь мужчиной и получал удовольствие, видя Инеж в своей одежде, даже если только в их спальне.

Казалось, он несколько часов просидел на полу, прижавшись спиной к стене, когда Инеж наконец появилась.

— Мне жаль, — прошептала она, сев на пол спиной к кровати.

С кем-то другим ей было бы неловко, что ее увидели в таком состоянии, но не с Казом. Она знала, что он никогда не посмотрит на нее с жалостью. Он будет смотреть на нее так же, как она смотрела на него в его плохие дни — с состраданием, но и с решимостью, что они выберутся из этого. Тем не менее извинения оставались привычкой, от которой ей еще предстояло избавиться, даже если она сама не знала, за что извиняется.

— Не стоит, — ответил Каз, напоминая Инеж, почему она влюбилась в него.

Ей действительно не за что было извиняться, и Каз не позволит ей забыть об этом. Она не контролировала эти приступы. Кроме того, у них было столько хороших дней, что вот такие плохие просто затмевались.

Инеж вздохнула, глядя вперед. Каз уронил свой пиджак ей на колени, за что она благодарно улыбнулась. Она накинула пиджак себе на плечи, после чего снова прислонилась к кровати, прижавшись головой к коленям. Каз мог только с благоговением наблюдать, как ее плечи поднимаются и опускаются в попытке восстановить нормальное дыхание.

Сейчас был самый неподходящий момент говорить Инеж, как она прекрасна, но не думать об этом Каз не мог. Если судить объективно, она выглядела перепачканной и уязвимой: на бледное лицо только начали возвращаться краски, волосы выбились из косы. Конечно, некоторые мужчины находили удовольствие в слабых и уязвимых девушках, но Каз всегда свысока смотрел на таких мужчин и никогда не принадлежал к их числу.

Нет, прекрасной Инеж делало не это мгновение слабости. А то, как она не позволяла своему прошлому в «Зверинце» определять ее. Она превратила прошлое в силу и мотивацию, вместо того чтобы позволить ему тормозить ее. Инеж была прекрасна, потому что после всего, через что прошла, она по-прежнему боролась — боролась за шанс улыбаться, за шанс быть с ним. Каз был абсолютно очарован.

Долгое время спустя Инеж поманила Каза сесть рядом с ней. Когда он переместился к ней, она осторожно подвинулась ближе, сокращая оставшееся расстояние, после чего неуверенно положила голову Казу на плечо.

— Хочешь пойти в кровать? — спросил Каз.

Он тут же проклял себя за то, что нарушил установившееся между ними тяжелое молчание, но он знал, что ей нужно отдохнуть. Вместе с ним или в одиночестве — ее выбор.

Инеж вздохнула, сильнее уткнувшись ему в плечо.

— Пока нет. Можешь просто обнять меня?

Ничего не говоря, Каз одной рукой обнял Инеж за плечи, чтобы она полностью могла прижаться к его боку. Она обняла его за талию, сложив их вместе как два кусочка головоломки, как всегда должно было быть. Они во многом были похожи, но и во многом различались, тем не менее прекрасно работали вместе. Они принадлежали друг другу, неважно как далеко уводили их миссии.

В конечном итоге Казу не пришлось говорить вслух, насколько Инеж сильна и прекрасна. Всё это было сказано в том, как Каз прижался щекой к ее макушке, запечатлел легкий поцелуй у нее на лбу, провел ладонью по ее руке медленным движением, которое не содержало сексуального подтекста. Инеж не нуждалась в заверениях или комплиментах Каза, ей нужно было только, чтобы он был рядом, не отшатываясь при первом же появлении ее демонов, а крепко держа ее.

 

VI

Инеж проснулась от горячего солнца, которое светило ей прямо в глаза, и гораздо более нежного ощущения губ, прижавшихся к ее коже. Первые несколько лет их отношений Инеж предостерегала Каза не трогать ее ранним утром, чтобы не разбудить ее демонов, но сейчас, возвращаясь в мир живых, она радовалась легким как перышко поцелуям на обнаженном плече и груди.

Вдруг между поцелуями возникло ощущение будто укола. Не столь сильного, чтобы причинить боль, но достаточного, чтобы вырвать ее из тумана пробуждения.

Глаза распахнулись, и Инеж обнаружила ухмыляющегося Каза Бреккера, который положил подбородок ей на руку.

— Ты укусил меня? — прошептала она полным недоверия тоном.

Время от времени они становились грубыми в пылу страсти, но для раннего утра это было что-то новенькое.

Каз улыбнулся ей. Прежде Инеж и представить не могла такое выражение у Ублюдка Бочки, но оно было решительно прекрасно на лице ее мужа. Он пожал плечами, насколько позволяло его положение.

— Хотел попробовать что-то новое. Это было плохо?

Инеж выгнула бровь, но утренняя улыбка Каза была слишком заразительной, чтобы не ответить ему тем же. Словно солнце после долгой ночи, бледное серебро чистого неба после грозы. Выражение, которое она не ожидала у него увидеть и которым с радостью упивалась бы как можно дольше.

— Это было… неожиданно, но не совсем неприятно.

— Тогда мне придется удивить тебя снова, — Каз подтянулся, устраиваясь повыше рядом с ней. — Доброе утро, сокровище моего сердца.

— Доброе утро, похититель моего.

Улыбка освещала ее лицо, и Каз не мог не восхищаться женщиной рядом с ним. Из всего, что Каз когда-либо украл, ее сердце было самым ценным. Он поклялся сделать, что угодно, чтобы сохранять его в безопасности столько, сколько Инеж позволит ему.

— Я говорил тебе, что ты прекрасна, любовь моя? — сказал он, поднеся ее ладонь к губам, чтобы поцеловать.

Инеж засмеялась, хотя ее сердце потеплело от ласкового обращения. Любовь моя. Она никогда не устанет слышать, как он говорит ей эти слова.

— Пару раз, — поддразнила она.

— Ну, это правда: ты невероятно, потрясающе красива.

Каждое слово Каз отмечал поцелуями на ее лице, вызывая у нее дрожь.

Удовлетворившись поцелуями, Каз довольно вздохнул — звук, который Инеж обожала. Он притянул ее к себе так, что ее голова легла ему на грудь, и поцеловал в макушку. Они идеально подходили друг другу — Инеж прижалась к нему, устроив голову у него под подбородком.

— Как настроение этим утром? Какие-нибудь коварные планы? — прошептал Каз ей в волосы.

Инеж солнечно улыбнулась. Все комплименты в мире не могли сравниться с радостью, когда в тебе видят больше, чем просто тело. Каз доказывал это снова и снова.

— Я думала о том, чтобы похитить некого босса Бочки, — она усмехнулась ему в грудь, зная, что Каз чувствует это.

И всё же переместила голову так, чтобы видеть выражение его лица.

— О? — Каз приподнял брови, уголки его губ приподнялись в усмешке.

Инеж переместилась, предплечьем прижав ему ключицу. Другой рукой она схватила его обнаженное запястье, удерживая его. Не самый эффективный способ держать мужчину заложником, но на Казе, который не стремился менять положение, работало.

— Да. Я считаю, ему необходимо провести еще несколько часов в постели с женой.

Каз вздохнул с притворным смирением:

— Что ж, похоже, ты загнала его в ловушку. Ты умеешь захватывать заложников, капитан Гафа.

— Я так усердно трудилась, чтобы завоевать любовь этого человека, — начала Инеж, хотя они оба знали, что это ложь: Инеж никогда не приходилось так уж трудиться — Каз был влюблен в нее с самого начала, просто ему нужен был толчок, чтобы открыться. — Я не могу отпустить его теперь.

— М-м, думаю, нет.

Каз ли первым поднял лицо, или Инеж наклонила голову, но их губы встретились, соединившись в поцелуе.

— Невероятно прекрасна, — вздохнул он в который раз за это утро, когда они оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха.

Теперь, когда они могли, проще стало потеряться друг в друге. Шлюзы открылись, и уже не было возврата.

У них ушли годы проб и ошибок, чтобы добиться нынешнего положения вещей, но Инеж не променяла бы этого на целый мир. Бывали хорошие и плохие дни, глупые желания, гордые сердца, и всё это стоило того, чтобы быть рядом с этим мужчиной. Несмотря на травмы и ошибки, они вместе вырастили нечто стоящее и прекрасное только для них двоих.

Рука Каза, которой она позволила выскользнуть из ее хватки, поднялась покрутить локон ее волос в пальцах. Инеж в свою очередь подняла руку, чтобы положить ладонь ему на щеку. Она прижалась лбом к его лбу, ни на секунду не позволяя глазам закрыться. Она научилась лелеять эти мгновения — черты его лица, не отягченные стрессом и тревогой, нежность глаз цвета кофе, блестящих в утреннем солнце.

— Я люблю тебя, — прошептал Каз.

Теперь слова давались ему легко, и он обнаружил, что ему нравится, как они чувствуются на языке и губах.

— Я тоже люблю тебя, мой прекрасный муж, — прошептала Инеж в ответ.

Они лежали в объятиях друг друга, пока солнце поднималось в небо, уязвимые и без брони, но довольные и в безопасности.