Привет, змеёныш (гет)

Людям посторонним было бы сложно поверить в то, что жизнерадостная, улыбчивая хаффлпаффка способна что-то искренне ненавидеть. Особенно, если это «что-то» — праздник Рождества. Светлый, счастливый, семейный, — именно такой, каким его никогда в жизни не смогла бы встретить Шарлотта Маргрейв.

Однако само Рождество было лишь половиной беды. Настоящей проблемой было справлять его в стенах школы чародейства и волшебства Хогвартс. Последние несколько лет она проводила зимние каникулы в гостях у семьи своей лучшей подруги Миллисенты Фоули и совершенно отвыкла от того, что в канун Рождества, сидя за праздничным столом, все хогвартские профессора отчего-то разом забывали, что существуют личные границы и нарушать их не то что некультурно — смертельно опасно.

Шарлотта очень надеялась, что уже к середине ужина выпьет достаточно ромового пунша, чтобы расслабиться и не нагрубить Горацию Слагхорну или, не дай Мерлин, не послать в Запретный Лес заместителя директора школы Альбуса Дамблдора.

— Лотти, девочка моя, где же твоё рождественское настроение? Почему бы тебе не взорвать хлопушку?

Голос Дамблдора сочился снисходительным, хоть и весёлым добродушием, а голубые глаза — мальчишеским озорством. Ни дать ни взять владелец лавки с приколами Зонко.

Она вымученно улыбнулась и потянулась к подносу с игрушками. Когда хлопушка взорвалась, Шарлотту обсыпало разноцветным дождем конфетти и серпантина. Блестящие кусочки бумаги приземлились прямо на аппетитный кусочек торта.

— Замечательно! — зааплодировал профессор и взорвал свою хлопушку. Кажется, пятую подряд. Его рыжая борода была усыпана блёстками. — Профессор Бири, спойте еще раз тот чудесный рождественский кэрол? Мы все с радостью вам подпоем!

Шарлотта застонала и начала медленно сползать под стол.

Да, пунша определенно нужно больше.

За рождественским столом собрался полный состав школьных профессоров. Все были нарочито веселы и наигранно довольны происходящим. Неужели, думала в очередной раз Шарлотта, у этих взрослых людей нет семей, возлюбленных, друзей, любовников, на худой конец, домашних эльфов, с которыми они могли бы провести эту ночь? Сама она при первой же возможности убегала подальше от стен горячо любимого, но наскучившего за годы учёбы замка.

Этим рождеством разделить судьбу преподавателей были вынуждены и пятеро, включая Шарлотту, студентов.

С правой стороны от неё сидела маглорождённая гриффиндорская второкурсница с каким-то сложным именем. Она начала клевать носом уже через час после начала ужина и периодически заваливалась то на плечо своей соседки, то в тарелку с недоеденной индейкой. В её бокале Шарлотта учуяла следы алкогольного пунша.

По левую от неё руку сидел рейвенкловец Дамокл Белби: парень был начинающим зельеваром и остался в школе, чтобы в спокойной обстановке заниматься своими экспериментами. Белби уже несколько лет трудился над зельем, облегчающим трансформации оборотней. Прошлой весной Шарлотта ходила с ним на свидание в Хогсмид, но дальше сливочного пива в «Трёх метлах» дело у них так и не зашло. Впрочем, насколько она помнила, он тогда клялся назвать в честь её «чудесных шоколадных глаз» какое-нибудь зелье. Главное, чтобы не от паразитов.

Напротив ребят расположилась рыжеволосая слизеринка по фамилии Селвин. Во время ужина она несколько раз настойчиво подчеркнула, что осталась в школе только потому, что её бабуля заболела драконьей оспой, и ехать в поместье было небезопасно. Большую часть времени она металась между неоднозначными взглядами на кусок торта в тарелке и однозначными — на пятого в их компании студента.

Том Риддл был однокурсником Шарлотты Маргрейв и единственным за весь вечер, кто не проронил ни слова. Ромовый пунш в его бокале так и остался нетронутым.

Прямая спина, вежливая улыбка, внимательный, настороженный взгляд. В его позе было столько напряжения, столько надлома и драматизма, что он куда больше напоминал оголённый, воспалённый нерв, чем самого популярного студента школы за последние десятилетия. Как только директор Диппет великодушно отпустил всех по спальням — на часах было почти десять вечера, — Риддл первым вышел из-за стола и, не прощаясь, покинул Большой зал.

Было приятно осознавать, что Шарлотта Маргрейв была не единственной, кто ненавидит Рождество.

Она провела в Большом зале ещё немного времени. Скорее из вежливости, а не потому что действительно этого хотела. Обсудила с профессором Бири новый сорт тентакулы, что недавно завезли на британский рынок с востока, допила в компании профессора нумерологии свой пунш, а также выслушала несколько абсолютно идиотских анекдотов от профессора Слагхорна.

Покинув тёплый, пропахший фруктовым алкоголем зал, Шарлотта плотнее закуталась в мантию и двинулась в сторону астрономической башни. Гуляющий по коридорам студёный ветер пронизывал до костей, вызывая на коже неприятные мурашки.

Она добралась до башни за десять минут. По дороге ей не встретилось ни одной души — живой или призрачной, — лишь завывание ветра и зловещий лязг рыцарских доспехов. Быстрым, летящим шагом она поднялась по крутой лестнице и отчего-то несмело замерла перед дверью.

Здравый смысл кричал немедленно развернуться и уйти, но выпитый пунш оказался настойчивее: Шарлотта кивнула сама себе и открыла дверь.

Она сразу заметила подсвеченный луной силуэт на краю обзорной площадки. Засунув руки в карманы, Том Риддл стоял к ней спиной и смотрел на небо. В холодном ночном воздухе пар от его дыхания клубился рваными серебристыми облачками.

— Привет, змеёныш, — сказала она вполголоса, но звук всё равно вышел громким.

Как щелчок невидимого хлыста, он разрезал безмятежную тишину и заставил Риддла резко повернуть к ней голову. Увидев слева от себя однокурсницу из Хаффлпаффа, парень издал странный, похожий на невеселый смешок, звук и вновь отвернулся. Сильный порыв ветра с озера забрался под школьную юбку Шарлотты, заставляя колени в тонких чулках дрожать.

— Зачем ты здесь? — глухо спросил Риддл.

Шарлотта замерла. Неужели он и правда её об этом спрашивает?

— Немного свежего воздуха перед сном, — ответила она, неопределённо махнув рукой.

Парень повернул к ней голову и медленно, будто бы даже лениво осмотрел её тонкую, мокрую от снега мантию, напрягшиеся от холода плечи и дрожащие посиневшие губы. Сам он выглядел так, будто даже не замечал трескучий рождественский мороз. Даже если бы градусник опустился до критично низкой температуры, этот холод не сравнился бы с тем, что исходил от самого Тома Риддла.

— Здесь холодно, — заметил он с легкой, ничего не значащей улыбкой.

— Прости, Риддл, но в этот раз я не захватила для тебя шарфик, — ответила она, обхватив саму себя за плечи.

— Поверь, Маргрейв, я это переживу, — усмехнулся он, покачав головой.

В кои-то веки от его насмешки повеяло теплом.

— А вот ты — вряд ли.

Быстрым движением он стянул с шеи слизеринский шарф и, сделав шаг к Шарлотте, небрежно закрутил его вокруг её шеи. Пальцы, как и он сам, были ледяными.

Её колени вновь задрожали, но едва ли в этом был виноват ветер с озера.

Шарлотта думала о том, что забраться на Астрономическую башню будет просто фантастическим завершением этого рождественского дня. Если где-то и загадывать желание, то в самой высокой точке школы чародейства и волшебства Хогвартс. Вид на заснеженные горы, утопающие в розовом сумраке, захватывал дух. Хотя она жила в мире магии уже четыре месяца, ей всё ещё сложно было поверить, что эта сказка — реальна. И, что ещё удивительнее, она в ней — главная героиня.

Когда она поднялась на верхушку башни и зашла на площадку обсерватории, то сразу обнаружила, что идея насладиться красотой хогвартских земель пришла в голову не ей одной.

Там был этот странный мальчишка с факультета Слизерин.

Том Риддл.

Они никогда не общались, никогда даже рядом не стояли, но Шарлотта знала, что на факультете он не пользовался всеобщей любовью из-за своей нечистокровной фамилии, замкнутого характера и тяжёлого, пугающего взгляда тёмно-синих, как беззвёздное небо, глаз.

А ещё он был отвратительным, раздражающим всезнайкой.

Шарлотта приблизилась к стоящему на краю площадки однокурснику. Он был одет в тонкий школьный свитерок и заметно трясся.

— Привет, змеёныш.

Риддл повернулся резко, стремительно, будто этим приветствием она огрела его по голове лопатой. Он нахмурился и выглядел оскорблённым до глубины души. Последнее, что успела заметить Шарлотта, прежде чем он снова отвернулся — это его красные то ли от слез, то ли от холода глаза.

— Маргрейв, — проговорил он высокомерно.

Шарлотта удивилась тому, что он знает её фамилию: едва ли она могла похвастаться тем, что знает имена большинства однокурсников с других факультетов, не говоря уже про их фамилии. Том Риддл был редким исключением. Он слишком выделялся, чтобы его можно было не заметить. Не запомнить.

— Можно просто Шарлотта, — дружелюбно предложила она.

Риддл издал странный звук, который мог бы быть веселым смешком, если бы он не был пронизан ядом. Неудивительно, что мальчишку не жалуют на факультете.

Воистину змеёныш.

Она подошла к каменной ограде и, положив на обледеневшее покрытие руки, закрыла глаза. В голове возникла картинка её заветной мечты: вот она открывает свою собственную лавку с удивительными волшебными цветами и растениями где-нибудь на побережье Италии. Солнце, море, запахи цитрусов и искренние улыбки покупателей, что забредают к ней за букетом или последней сплетней.

«У тебя всё обязательно получится, Шарлотта Маргрейв».

Она открыла глаза и с надеждой посмотрела на небо. Сердце застучало с удвоенной силой, когда она увидела в отдалении падающую звезду. Её желание обязательно сбудется.

Шарлотта счастливо улыбнулась и — глупо и по-детски, — помахала почти исчезнувшей за горами звезде.

— Что ты делаешь? — послышался сбоку озадаченный голос Тома Риддла.

— Загадываю желание на звезду.

— Глупость какая, — фыркнул он.

— Ничего не глупость.

— Глупость.

Она повернула голову к однокурснику. Он снова нахмурился, на тёмных волосах неравномерной кучкой лежал снег. Нос и щёки покраснели, отчего его белая, бледная кожа стала ещё светлее.

— Здесь холодно, — заметила она, а затем быстрым, решительным движением стянула с себя школьный шарф и, приблизившись, накинула его на Риддла и обернула дважды вокруг шеи. Том замер, поражённо рассматривая край чёрно-желтого шарфа, падающего на его слизеринский свитер.

— Зачем ты это сделала?

— Чтобы ты не умер от обморожения, глупый, — улыбнулась она.

— Я бы не ум… — он так сильно сжал губы, что они превратились в две бледные полоски. — Ладно.

Шарлотта и не рассчитывала на «спасибо», но то, что Риддл заметно расслабился, перестав хмуриться и смотреть на неё волком — было уже неплохим прогрессом.

— Хуже грязнокровок могут быть только хаффлпаффцы, — рассматривая шарф, внезапно сказал Риддл.

Шарлотта усмехнулась и закатила глаза. Его слова её не обидели: на факультете ещё в первый день предупредили, что таких как она будут ждать не самые радушные объятия от некоторых студентов.

— А что говорить о хаффлпаффцах-грязнокровках, да? — широко улыбнулась она. Риддл поднял брови. — Даже самый жалкий домашний эльф лучше меня.

— Что? — Том выдохнул вопрос вместе с облачком белесого пара. — Я не…

Он схватился за шарф и неловко помял его в руке, будто до конца не понимал, как лучше поступить: как можно скорее избавиться от вещи, принадлежащей человеку, которого он презирает, или оставить, чтобы и дальше наслаждаться теплом, которое та ему дарила.

Он выглядел умилительно потерянным, с взъерошенными, влажными волосами и нахмуренными бровями. Шарлотта почувствовала необъяснимый внутренний порыв и, сделав к мальчику шаг, быстро поцеловала его в холодную щеку.

Том выпучил глаза и поражённо приложил пальцы к щеке. Шарлотта тихо рассмеялась.

— Зачем ты это сделала? — сухо спросил он.

— Ну, ты симпатичный, — протянула она, пожав плечами. — И выглядишь как человек, которому срочно нужен поцелуй.

Шарлотта была готова поклясться, что на долю секунды, пока он не спохватился и не ушёл быстрой походкой в сторону выхода, Том растянул губы в едва заметной улыбке.

— Пришёл загадать желание? — спросила она Риддла.

Слизеринский шарф приятно согревал шею и плечи. Шарлотта дыхнула на руки, пытаясь их согреть.

— У меня достаточно сил, чтобы самому исполнить свои мечты, Маргрейв, — не сводя зачарованного взгляда с небосвода, проговорил он в ответ.

— Справедливо, — улыбнулась она. — Увы, но простым смертным вроде меня остаются глупости вроде падающих звезд и национальных лотерей.

Он тихо усмехнулся, но не повернулся, продолжив смотреть перед собой. Шарлотта вряд ли могла похвастаться тем, что хоть сколько-нибудь знала Тома Риддла, но даже ей было очевидно: с того момента, как они говорили тут в последний раз — много-много лет назад, — он очень сильно изменился. В Риддле и его магии появилось что-то прекрасное и вместе с тем чудовищное. Будто он и не человеком был вовсе, а падающей в небесах звездой. Пленительно прекрасной в полёте, но способной оставить на земле, куда вскоре упадет, один лишь огромный шрам-кратер.

— Зачем ты здесь? — повторил он свой вопрос.

— Надеялась встретить тебя.

Он кивнул, будто и правда ждал такого ответа.

— Ты была с семьёй? — он, наконец, повернулся к ней и строго заглянул в глаза.

Шарлотта прекрасно поняла, что именно он имел в виду — все те зимние каникулы, все те морозные дни Рождества, которые она была вне школы. Все те мгновения, которые Том Риддл, скорее всего, провёл тут в полном одиночестве.

— С семьёй моей подруги Милли.

Шарлотта улыбнулась, вспоминая весёлые посиделки в их небольшом коттедже под Лондоном. Пускай Рождество она ненавидела, но проводить его с семьей Фоули было на удивление приятно.

— Я говорила тебе, Риддл: у моих родителей новые, нормальные дети. Для фокусницы вроде меня в семье места нет.

Том красноречиво хмыкнул.

— Тебе стоит отомстить за это своей семье.

Шарлотта устало провела руками по глазам.

— Отомщу, — кивнула она. — Когда добьюсь своей мечты.

— Тогда бери судьбу в свои руки, Маргрейв, и поменьше рассчитывай на падающие звезды.

Второе рождество в Хогвартсе ничем не отличалось от первого, разве что детей, оставшихся в школе, стало заметно больше из-за вступления Великобритании в войну.

После праздничного ужина Шарлотта почти что бегом устремилась в сторону Астрономической башни. Том Риддл уже был там и, сложив руки на груди, ждал её у двери.

За год однокурсник изменился: он заметно подрос, с его щёк ушла милая пухлость, оставив после себя острые, скульптурные скулы. В этот раз Том был одет в теплую зимнюю мантию и шарф собственного факультета.

— Привет, змеёныш.

Парень хмыкнул и красноречиво закатил глаза. Он больше не напоминал затравленного, уязвленного её нелепой заботой зверёныша. Шарлотта много раз слышала, что Том Риддл обзавёлся чистокровными и богатыми друзьями среди своих однокурсников, а раздражающее всезнайство сменил на исключительную даже по меркам факультета Рейвенкло начитанность и эрудированность. За год, прошедший с момента их встречи на этом самом месте, они ни разу не говорили.

— Маргрейв, — самодовольно произнес он её фамилию. — Опять ты?

— Вижу, ты соскучился, — она со смехом подошла, и Риддл подавился воздухом то ли от её тона, то ли от того, как близко были их лица.

— Нет, — он механически покачал головой, — не воображай.

— Ладно, — пожала плечами Шарлотта и как ни в чем не бывало пошла к краю площадки.

День выдался очень снежным, и ботинки утопали в мягком хрустящем снегу. Она слышала, как за ней следовал Риддл. В отличие от неё, он шёл почти беззвучно.

Закрыв глаза, она вновь начала думать о своей мечте. Как она прогуливается по берегу лазурного моря, как вечерами танцует с симпатичным молодым волшебником какой-нибудь зажигательный танец под аккомпанемент гитары, как едет по горному извилистому серпантину на собственном автомобиле…

— О чём ты мечтаешь, Маргрейв?

Шарлотта открыла глаза и посмотрела вверх… Но в этот раз, как бы она ни вглядывалась в тёмно-синее небо, так и не заметила ни одной падающей звезды. Том стоял напротив неё: руки на груди, голова чуть наклонена, пронзительный взгляд не сходит с её лица.

— Если я скажу, Риддл, то мечта не сбудется, разве ты этого не знаешь? — выпрямилась Шарлотта, чувствуя себя немного не в своей тарелке от его пристального взгляда.

Он улыбнулся.

— Глупости.

— Ничего не глупости.

— Глупости.

Том приблизился. Если бы не улыбка, в темноте сумерек он бы выглядел жутко. Впрочем, если учитывать как странно, даже ненормально он улыбался, это не сильно помогало делу.

— А о чём мечтаешь ты, Риддл? — спросила она скорее чтобы разрушить повисшую тишину, нежели из настоящего интереса.

Он хмыкнул и чуть отвёл взгляд в сторону.

— К твоему счастью, Маргрейв, тебе места в моих мечтах не уготовано.

Отчего-то — внутреннее ли это было чутье, или всё дело было в тоне, которым он сказал эту странную фразу, — но Шарлотта знала, что в его словах был второй, куда более глубокий смысл. И лучше ей даже не пытаться узнать, что именно он имел в виду.

— Шарлотта, — вместо этого сказала она.

— М-м? — непонимающе повернул он к ней голову.

— Я бы предпочла, чтобы ты звал меня по имени, — сказала она, а затем торопливо добавила:

— Когда мы здесь.

Риддл нахмурился и задумчиво прикусил губу.

— Шарлотта, — протянул он. — Знаешь, это просто отвратительно магловское имя. Звучит так, будто ты шоколадный пирог с яблоками.

Она открыла рот от возмущения.

— Прошу прощения? И это мне говорит Том! Звучит так, будто ты бармен в «Дырявом котле».

Риддл нахмурил брови: он выглядел разъярённым. Казалось, что он сию же секунду если не проклянет её «Авадой», то просто вышвырнет через невысокое ограждение башни.

Впрочем, через несколько мгновений молчаливого выдалбливания в её голове дыры, Том чуть слышно усмехнулся.

— Сойдёмся на том, что нам обоим не повезло.

Они простояли на площадке ещё около часа, изредка переглядываясь и ещё реже переговариваясь. А потом, когда пальцы на ногах окоченели, когда снежинки стали размером с добрый кнат, когда холодные тёмные тучи закрыли собой серп убывающего месяца, погрузив площадку в мрачную темноту, они поцеловались.

Шарлотта слышала, что часы в Часовой башне пробили трижды: они впервые провели вдвоем так много времени. Просто стояли бок о бок, освещённые слабым светом луны в полнейшей тишине. Том был мрачен и задумчив, на красивом лице плясали причудливые тени. Казалось, на его плечах внезапно оказались все тяготы мира.

Веселье и смелость от выпитого на празднике пунша давно выветрились, и Шарлотта не могла найти в себе сил ни заговорить с Риддлом, ни просто молча уйти. Холодный ветер играл с волосами, давно превратив замысловатую причёску в стог мокрого сена. Отчаянно хотелось рассмеяться, чтобы разрушить вставший между ними холод.

И всё равно это было лучше, чем любой вечер в лоне дорогой и любимой семейки Маргрейв.

— Ты всё ещё мечтаешь о морском побережье Италии? — глухо спросил Риддл.

— Откуда ты… — поражённо прошептала она, не веря в то, что услышала.

Никто во всём мире не знал о её планах. Её мечтах. Никто. Включая Тома Риддла.

— Ты должна уехать туда сразу после школы и никогда не возвращаться.

Шарлотта молча посмотрела в его немигающие тёмно-синие глаза. В них притаилось предупреждение, в них жила опасность. Он больше не был тем странным, грубым, но по-своему милым мальчиком, которому она отдала когда-то свой шарф. И тем более не тем обворожительным юношей, которому подарила свой первый в жизни поцелуй.

Но по какой-то причине она не могла отвести от него взгляд. Как от пылающего жаром огня в костре, как от ядовитой змеи, приготовившейся к броску. Как от несущегося на неё с небес метеорита.

— Любуешься, Шарлотта? — вкрадчиво спросил он, приблизившись.

— Не без этого, Том, — она непроизвольно задержала дыхание.

— И что ты видишь?

Его рука несмело прикоснулась к её локтю. Даже сквозь мантию Шарлотта почувствовала, насколько холодными были его пальцы. Она чуть улыбнулась, чувствуя, как по телу пронеслась волна возбуждения.

— Человека, которому всё ещё не помешает поцелуй.

В отличие от его пальцев — в отличие от самого Риддла, — его губы были горячими, дразнящими и ласковыми, и эти прикосновения говорили Шарлотте куда больше всех слов, всех взглядов и действий, которые между ними когда-либо были.

Она знала наверняка, что, закончив школу, оставит прошлое и уедет на побережье Италии. Знала, что будет бездумно танцевать там зажигательные танцы и наслаждаться горечью солёного морского воздуха. Знала, что откроет там свою цветочную лавку и определенно точно никогда-никогда-никогда в жизни не вернётся в Великобританию. Но сейчас, в эту морозную рождественскую ночь, — как и в те рождественские ночи, что у них ещё будут до окончания школы — Шарлотта Маргрейв хотела только одного.

Безрассудно падать в небесах со звездой, которая может исполнить лишь одно желание. Своё собственное.