Лавровая роща (гет)

— Кимберли, ты вообще в курсе, что стоит хоть изредка делать уборку? Или в Старом свете так не принято? — Малкольм Саммерс брезгливо поморщился, взмахом палочки убирая со столика коробку с недоеденной пиццей.

— Вообще-то в Старом свете принято поручать эту благородную миссию домовым эльфам, — развёл руками я. От проклятых хогвартских привычек сорить везде и всюду, потому что убирать всё равно не тебе, не так-то просто избавиться. — Хорошо, что у меня есть ты, мой друг. Так любезно с твоей стороны…

— Обойдёшься, — отмахнулся мой коллега, усаживаясь на единственный в комнате табурет. — Я не помогать тебе пришёл, и даже не потому, что соскучился по твоей британской роже. Нам поручили одно интересненькое дело.

— Тебе поручили дело, — уточнил я. — Вообще-то, у меня впереди ещё целая неделя отпуска, как ты, вероятно, уже успел забыть.

— Ты собираешься целую неделю сидеть в этой дыре, есть пиццу, чипсы и пялиться в этот… как его… ящик с картинками? — Малкольм изобразил на лице гримасу ужаса.

— Во-первых, не в дыре, а в очень симпатичной съёмной магловской квартирке со всеми удобствами. Во-вторых, работа ликвидатором проклятий воспитала во мне любовь к спокойному домашнему отдыху на диване перед телевизором. Кстати, это бывает довольно познавательно — мне всегда было интересно, как маглы представляют себе наш мир. В том, что они догадываются о его существовании, нет никаких сомнений. Отсюда вытекает в-третьих… Скоро будет новая серия фильма про твою однофамилицу юную леди по имени Баффи, которая занимается истреблением вампиров, а ты мне экран загораживаешь.

— Истребление вампиров чревато конфликтом с международной вампирской ассоциацией, — лекторским тоном заметил Саммерс. — Завязывал бы ты с этим.

— Прости, очень уж я люблю смотреть, как своей шкурой рискует кто-то другой.

— Тогда тем более пойдём. Я буду рисковать своей шкурой, а ты смотреть.

— Ага, как же. Ты обязательно попадёшь впросак, мне придётся героически спасать тебе жизнь, а потом ещё давать тебе целовать свои ботинки в знак благодарности…

— Как же ты печёшься о чести своих ботинок! Так уж и быть, не буду покушаться на их целомудрие. Но оставить тебя в плену у немагического ящика я не могу, так что будь добр, надень что-нибудь чистое — если верить шефу, к нам должна присоединиться одна интересная дама.

— Ну раз дама… — протянул я, свешивая ноги с дивана.

Вообще-то я был рад тому, что Малкольм заявился ко мне вот так ни свет ни заря с предложением поработать. Последние пару дней, проведённые в небольшой квартирке на окраине Рочестера, штата Миннесоты, были похожи на долгий тягучий тревожный сон. Навестить Британию я так и не решился. Оставалось пить пиво, есть пиццу и стараться не думать обо всём том, что осталось далеко позади.

— А ты не очень-то рассчитывай на даму, — заметил Малкольм, придирчиво рассматривая себя в зеркало. — Знаешь, что может быть хуже отношений, построенных на лжи?

— Ну? — усмехнулся я, оглядываясь на него на пороге душа.

— Отношения, построенные на месте старого индейского кладбища.

* * *

Индейское кладбище в «интересненьком деле» действительно присутствовало. Как успел мне сообщить Малкольм, прежде чем мы трансгрессировали, плантация «Лавровая роща» выросла именно на нём. Но не только мёртвые индейцы портили репутацию этого местечка. Забитые до смерти рабы, отравленные женщины и дети, смертельно раненые солдаты времён гражданской войны и загадочные убийства — «Лавровая роща» словно бы притягивала смерть, жестокость и страдания.

— Какова наша цель? — уточнил я.

— Очистить это место от боггартов — в связи со всеми событиями их там развелась тьма тьмущая, — фыркнул Малкольм. — И найти какую-то штуковину, которая, возможно, усиливает их влияние и об описании которой мне так ничего пока не сказали.

— Всего лишь боггарты? — удивился я. — Стоило вытаскивать меня из дома ради этого…

— Какая-то особая их форма, — проигнорировав последнюю фразу, ответил Саммерс. — Ты удивишься, но дама, про которую я говорил, занимается их детальным изучением, поэтому её и пригласили присоединиться.

— А чего их изучать? Пли «Риддикулус» и всё, — насмешливо заметил я. — У нас в старом свете с этим любой третьекурсник справится.

— У вас в старом свете и боггарты старые, — тоном сварливой тётушки занудел Малкольм. — А у нас они… многие обретают телесную форму и новые способности. Был зверский случай, когда чей-то боггарт в виде танцующего клоуна терроризировал городок в штате Мэн, поедая местных детишек.

— Жуть какая, — согласился я. — Как ты говоришь, зовут эту даму?

Выпускница Салемского института ведьм, исследователь боггартов и подобных им существ Мелроуз Беккер представлялась мне этакой более взрослой версией Баффи в коротком топе, удобных джинсах и магловской кожаной куртке. Но когда мы трансгрессировали к воротам, спиной к нам и лицом к дому стояла совсем иного рода женщина, чем я успел нарисовать в своём воображении. Укороченная мантия салатового цвета на узких плечах красиво сочеталась с рыжими, уложенными голливудской волной волосами, частично спрятанными под фетровой баварской шляпкой с пером. В ручках, скрытых до локтя перчатками темно зелёного цвета, незнакомка держала книгу — вероятно, посвящённую миртовой плантации. Вероятно, она уже успела изучить биографии всех её владельцев и бывших обитателей.

— А, Оберон, не сидится в отпуске? — не слишком удивляясь моему появлению, спросил Флойд Рамзи — легенда среди ликвидаторов проклятий, состоящих на службе у МАКУСА, и, по совместительству наш с Малькольмом шеф.

— Да вот, Саммерс так просил помочь ему, в ногах валялся и горько плакал — даже моё каменное сердце не смогло это выдержать…

Малькольм на остроту никак не реагировал, внимательно приглядываясь (чуть ли не принюхиваясь) к нашей новой коллеге. Признаться, мне и самому кружил голову лёгкий ненавязчивый шлейф жасминовых духов — внезапный глоток поздней цветущей весны в унылом осеннем пейзаже.

— Позвольте представить вам нашего эксперта мисс Мелроуз Беккер, — улыбнулся шеф, проследив за нашими взглядами. — Мисс Беккер, сэр Оберон Кимберли и сэр Малкольм Саммерс — одни из моих лучших ликвидаторов, а худших мы у себя не держим. В их компании вы очистите это гнилое местечко в два счёта.

— Я бы не была в этом так уверена, но спасибо, мистер Рамзи — наконец-то удостоила нас своим вниманием мисс Мелроуз. Голос у неё был тихий и мягкий, и всё же в нём чувствовалась какая-то скрытая сила. — Я подробно изучила историю плантации и готова поделиться своими знаниями с коллегами.

Она наконец-то оторвала взгляд от дома и повернулась к нам лицом. Малкольм весь вытянулся в струнку, увидев чистые, словно горное озеро, голубые глаза. «Уж ему-то с его внешностью и телосложением скандинавского бога нечего волноваться», — с некоторой досадой подумал я. Красивые девушки всегда предпочитали голливудскую внешность моего друга моей слегка помятой роже, но это меня никогда особо не волновало. А тут на тебе — вижу симпатичное личико всего пару секунд, а уже завидую своему другу-красавчику. Стыд да и только.

— Мисс Беккер, я попрошу Вас ввести Оберона в курс дела… Малкольм — на тебе установка ловушек, — шеф достал из кармана и подбросил в воздух золотую монету, найденную когда-то на затонувшем пиратском корабле, и служившей с тех пор Флойду Рамзи оберегом. Это был обязательный ритуал среди ликвидаторов проклятий, существовавший уже Мерлин знает сколько лет. — И пусть удача будет на Вашей стороне!

* * *

— Вы уже изучили историю этого места? — деловито осведомилась Мелроуз, когда мы неспешным прогулочным шагом двинулись по лавровой аллее в сторону особняка. Задай мне этот вопрос любая другая женщина, я бы, пожалуй, сострил, что в качестве оружия книгам по истории предпочитаю волшебную палочку, но интуиция подсказывала мне, что мисс Беккер впечатлить не так-то просто. Поэтому отбросив в сторону жгущее меня изнутри желание показаться ей крутым, я только промычал в ответ нечто неопределённое. — Мистер Рамзи сказал, что вы пожертвовали своим отпуском, чтобы помочь нам очистить плантацию. Очень благородно с вашей стороны.

— Да… я… — кровь прилила к щекам. Пытаясь скрыть смущение и удовольствие от её похвалы, я прочистил горло. — Так что там с историей? Я слышал, раньше здесь было индейское кладбище?

— Да, это так. Плантацию построил генерал Дэвид Брэдфорд в тысяча семьсот девятьсот шестом году и назвал её «Лавровая роща». Долгое время он жил здесь один, скрываясь за участие в «восстании из-за виски». Потом его помиловали, и генерал привёз сюда жену Элизабет и пятерых детей. После его смерти в тысяча восемьсот восьмом году владения перешли к вдове, но той было тяжело управляться со всем этим в одиночку. И вскоре владельцем стал Кларк Вудрофф, муж одной из дочерей Дэвида и Элизабет — Сары-Матильды. И вот с него и начинается кровавая история поместья, — мисс Беккер горько усмехнулась. — Однажды одна из рабынь подслушала деловой разговор своего хозяина. Неизвестно, вышло ли это специально, или она просто попала не в то время и не в то место, но Кларк жутко разозлился, застав её под дверями своего кабинета, и приказал отрезать девушке ухо. Приговор был приведён в исполнение, и Хлоя — так звали рабыню — вынуждена была носить на голове зелёный платок, скрывая отсутствие уха и шрамы от ножа. Она жутко обозлилась. Согласно ещё одной версии, Хлоя была бывшей любовницей Кларка, и это ещё больше подливало масло в огонь… Как бы то ни было, она решилась на убийство.

Мелроуз подошла к раскидистому кусту с нежными белыми цветами, сорвала один из них, растирая тонкие лепестки в ладонях, покрытых облегающими, словно змеиная кожа, зелёными перчатками.

— Белый олеандр. Опасное ядовитое растение. Как и любой яд, может быть и лекарством, и смертью. Хлоя выбрала смерть, приготовив для Кларка пирог с экстрактом листьев олеандра. Но ядовитое угощение попробовал не он, а его жена и две дочери. Все трое вскоре скончались.

— Кларк убил Хлою? — Мелроуз покачала головой.

— Он не знал, кто виновен, поэтому принялся казнить и пытать всех подряд. Здесь её и повесили, — негромко сказала Мелроуз, остановившись у высокого мирта. — Рабы поняли, что это сделала Хлоя, и учинили над ней самосуд. С тех пор её призрак обречён скитаться здесь вечно.

— Но сами по себе призраки умерших людей не опасны… — заметил я, проводя рукой по шершавому стволу дерева.

— Не все, — пожала Мелроуз плечами. — Те, кто был связан с тёмной магией и не был захоронен как подобает, могут преследовать своих обидчиков, пока не сведут их в могилу, а после, вкусив чужой страх как самую сладкую для себя пищу, начинают искать себе новых жертв. Призрак может долго существовать в привычном для себя образе, если все вокруг наслышаны о том, что он из себя представляет, и боятся именно этого. Но если слава о нём меркнет или новая жертва не собирается пугаться из-за его привычного образа, призраку приходится идти на ухищрения, приспосабливаться к личным страхам конкретных людей. Постепенно он учиться менять свою форму, пока, в конце концов, полностью не теряет остатки собственной личности… Так и появляются те, кого мы называем боггарты.

— То есть… — я замялся, вспомнив уроки по защите от тёмных искусств в Хогвартсе. Заклинание Ридикулус, громкий смех от очередной победы, блестящие голубые глаза Индии, справившейся с громадной коброй… — Боггарты — это души волшебников, связанных с тёмной магией…

— Точнее, то, что от них осталось, — кивнула Мелроуз. — Заняться тёмными искусствами — самый верный способ уничтожить в себе человека… Но история жертв плантации не закончена.

— Я не удивлён, — невесело усмехнулся я. — А что с душами жены Кларка и двух девочек?

— Когда они погибли, по традиции все зеркала накрыли простынями. Даже немаги знают, что какое-то время душа человека после смерти обитает среди живых, и любые зеркальные поверхности могут стать для неё ловушкой. Но почему-то одно из зеркал в доме так и не завесили, и души Сары-Матильды и её дочерей остались там. Периодически на поверхности зеркала появляются отпечатки детских пальчиков и пятна неизвестного происхождения… Думаю, это может быть сок олеандра. После случившегося плантация несколько раз меняла владельцев, но никто не задерживался здесь надолго. Во время гражданской войны здесь похозяйничали мародеры. Неизвестно, что и как произошло, но трое из охотников за сокровищами были убиты, а пятно их крови в дверном проёме не отмывается и по сей день. Владельцы плантации утверждали, что как только во время уборки доходила очередь до этого пятна, будто что-то мешало к нему приблизиться.

— Хм… возможно, мародерам удалось найти что-то ценное и спрятать здесь же. Убитые мародёры — магическая жертва, призраки-охранники этого предмета, — я потер ладони в предвкушении. — Неплохо было бы заглянуть под половицы.

Мелроуз снисходительно улыбнулась краешком рта.

— Это ещё не всё. После войны управляющим здесь стал Уильям Дрю Уинтер. Поначалу дела его шли в гору — он женился на дочери тогдашней хозяйки плантации, и вскоре из управляющего превратился во владельца. Но в тысяча восемьсот семьдесят первом году его застрелил здесь же некто Уэббер. За что — неизвестно. В Уинтера выстрелили, когда он стоял нам самом верху лестницы, после чего тот пошатнулся и упал замертво на семнадцатой ступеньке. С тех пор люди стали слышать на лестнице шаги, которые обрывались ровно на той ступеньке, где погиб Уинтер.

— И снова ушлый зять… — вполголоса заметил я. — Дайте угадаю, в конце концов, кому-то пришла в голову идея превратить это место в отель с привидениями?

Мисс Беккер бархатно рассмеялась.

— Именно так. Немаги обожают всё таинственное и неизведанное. Предприимчивая миссис Мейерс, новая владелица этого места, здорово нажилась на всём этом, привлекая сюда любопытных туристов и издавая книги об истории плантации. И всё бы хорошо, если бы не слишком частые случаи суицида среди постояльцев… Тогда-то плантацией и заинтересовалось МАКУСА. Всех выселили, территорию закрыли, хозяйке временно изменили память. Когда всё закончится, и мы очистим это место, она продолжит и дальше зарабатывать деньги на отеле с приведениями. Только уже без приведений.

— Кругом обман и надувательство! — с притворным возмущением воскликнул я.

— Распространённая практика, — холодно заметила Мелроуз. — Одно дело, щекотать себе нервы, гуляя по узким коридорам и заглядывая в тёмные чуланы, воображая, что может там таиться… И совсем другое… действительно столкнуться со своим самым жутким кошмаром наяву.

Она отстранённо уставилась куда-то вдаль и несколько долгих секунд молчала. После, словно бы вспомнив о моём присутствии, посмотрела мне прямо в глаза, одаривая вежливой улыбкой.

— Ну что ж, зайдём в дом? Предлагаю начать осмотр с излюбленного места всех боггартов — с чулана.

Мы прошлись по длинной террасе — наверняка, наивные владельцы плантации рассчитывали встретить безоблачную старость именно здесь, сидя в плетёных креслах, попивая чай и любуясь беснующимися в саду внуками — и зашли внутрь. Большая люстра с хрустальными подвесками угрожающе зашаталась от порыва хлынувшего через распахнутую дверь ветра.

— Чувствую себя Скарлетт О'Хара, — заметила Мелроуз, внимательно рассматривая вычурные рельефные стены в холле и фарфоровые фигурки на деревянных подставках. Я понятия не имел, кто такая эта О'Хара, но согласно кивнул.

Чулан, сырой и тёмный, притаился за широкой, покрытой золотым ковром лестницей. Мелроуз первой бесстрашно нырнула в низкую даже для человека среднего роста дверь, но поскользнулась и точно бы упала, если бы я не успел вовремя подхватить её под руку. Взметнувшийся локон рыжих волос скользнул по моему подбородку, запах жасмина на пару мгновений наполнил лёгкие, маленькие пальчики в перчатках крепко ухватились за рукав моего пиджака.

— Простите меня, — смущённо произнесла Мелроуз. Её тихий голос отдавался в пустом доме глухим эхом.

— Ничего, — невесело усмехнулся я. — Никогда не понимал, как вы, женщины, умудряетесь так ловко ходить на таких высоких каблуках…

Звонкое цоканье туфелек Индии, шорох её летнего платья, тёплые ладошки на моих глазах… «Угадай, кто это? Нет, нет, нет, ты сначала угадай!»

— Вы что-то вспомнили? — мисс Беккер внимательно прищурилась, всё ещё не отпуская мой рукав. — Что-то из своего прошлого…

— Это личное и не имеет никакого отношения к делу, — отрезал я, разглядывая дверцу чулана под лестницей с маленькой ажурной ручкой.

— Ошибаетесь, Оберон, — невозмутимо заметила Мелроуз. — Наше дело — боггарты, а им только дай покопаться в наших старых ранах и тайных страхах…

— Мой боггарт — воющая ведьма банши… Научился расправляться с ней ещё на третьем курсе Хогвартса.

— Вы в этом точно уверены?

Я не стал отвечать, лишь осветил волшебной палочкой крошечную комнатку. Чулан был подозрительно пуст, если не считать пары мётел, каких-то порошков в зелёных стеклянных бутылках, железного ведра да старой поржавевшей лопаты.

— Будь я боггартом, непременно бы спрятался здесь, — разочарованно произнёс я.

— И это ещё раз доказывает, что обитающие здесь твари гораздо умнее обычных представителей этого вида, — вздохнула Беккер, присаживаясь на корточки и проводя указательным пальцем по полотну лопаты. — А ведь земля свежая…

— Может, брал кто-то из соседей? — пожал плечами я.

— Зачем? Деревья сажать? — Мелроуз вскинула на меня взгляд. — Нет… Оно знает, что мы здесь, и приветствует нас…

Прямо над нами послышался скрип ступеньки. Вскинув правой рукой волшебную палочку, я приложил указательный палец левой к губам. Мелроуз затаила дыхание. Шаг, второй, третий…

— Бу, — Малькольм перегнулся через перила, блистая своей фирменной голливудской улыбкой. — Если вы собирались уединиться, могу посоветовать местечко получше.

Впервые в жизни я понятия не имел, что ответить этому идиоту. Наверняка, со стороны мы с Мелроуз действительно смотрелись как парочка, собиравшаяся утолить свою страсть — она по-прежнему сидела на корточках, так что её лицо находилось всего в паре сантиметров от пряжки моего ремня. И хотя до появления Малькольма я и думать не собирался ни о чём подобном, теперь эта мысль отзывалась во мне сладким волнением.

— Вы уже расставили все ловушки, мистер Саммерс? — невозмутимо спросила Беккер, поднимаясь. — Надеюсь, Вы не трогали зеркало с отпечатками…

— Даже не смотрелся в него, мисс, — не переставая лыбиться, ответил Малькольм.

— Хотя тебе-то, наверняка, сложно было удержаться, чтобы лишний раз не полюбоваться своей рожей, — проворчал я.

— Завидуй молча, — подмигнул мне Малькольм. — Мисс, я уверен, что общество моего хмурого друга Вам уже поднадоело. Не хотите ли продолжить экскурсию в моей компании?

С ловкостью дамского угодника Саммерс подхватил Мелроуз под руку, как бы невзначай поддерживая её под локоть. Со стороны они могли показаться скорее счастливой семейной парой, подбирающей подходящий дом для витья семейного гнёздышка, чем профессиональными охотниками за опасной нечистью. Мне ничего не оставалось, кроме как плестись следом.

Семнадцатая ступенька, на которой оборвалась жизнь незадачливого Уильяма Дрю Уинтера, встретила нас тихим скрипом. Я нарочито громко топнул, взывая к неугомонному привидению, но тщётно — кровожадные боггарты не спешили вызвать меня на поединок.

— Так чей же, по-вашему, боггарт может третировать плантацию? Рабыня, Сара-Матильда с дочерьми, мародёры, управляющий? — спросил я у Мелроуз, нагоняя их с Малкольмом.

— Все вместе и никто одновременно, — отозвалась она, внимательно разглядывая антикварную мебель. — Особо сильные боггарты способны пожирать более слабых привидений, наследуя их память. Думаю, мы имеем дело с единым потусторонним организмом, привязанным к этому дому. Один учёный из штата Мэн назвал подобное явление «Оно» после случая в городке Дерри... Какой Ваш самый страшный кошмар? — внезапно спросила Мелроуз, посмотрев мне прямо в глаза.

Я содрогнулся. Кошмары, мучившие меня, были пострашнее шагов на лестнице и кровожадных клоунов. Запертая внутри боль заклокотала, порываясь выйти наружу, но я лишь горько ухмыльнулся, в который раз спрятав её за напускным безразличием.

— Мне не снятся кошмары, — отмахнулся я. — А если и снятся, то я не пом…

— Скажи ей, — неожиданно серьёзно буркнул Малкольм. Мы никогда не говорили о моём прошлом там, в Англии, но уж моё личное дело наверняка попадало ему в руки.

— А мне вот снятся, — неожиданно хмыкнула Мелроуз, удержав, тем самым, пару ласковых в сторону Малкольма, что уже были готовы сорваться с моего языка. — В Салемском институте ведьм мы с подругами как-то совершили один обряд… И дорого заплатили за это, — она непроизвольно провела кончиками пальцев одной руки по предплечью другой. Интересно, она когда-нибудь снимает перчатки?

— Что только не болтают о Салеме! — с готовностью переключился на новую тему Малкольм, послав в мою сторону странный взгляд. — Это правда, что вы на вечеринки вызываете инкубов?

— Только по большим праздникам, — невинно хлопнула глазами Мелроуз. — Ну а Вы мистер Саммерс, какие Вас преследуют кошмары?

— Что однажды он проснётся лысым, старым, толстым и некрасивым, — сострил я. — Как ловить мы нашу нечисть будем? Я так понимаю, Риддикулус против супер-боггарта бесполезен?

В ответ Мелроуз сняла с шеи небольшой круглый золотой медальон. Украшавший его профиль какой-то древнегреческой богини оценивающе оглядел мужчин из-под насупленных бровей.

— Как и всякую другую, — невозмутимо отозвалась она, положив медальон на туалетный столик. — На живца. Это ведь отель — так что предлагаю, тут и заночевать. Оставьте тут в залог что-нибудь ценное из своих вещей, и пойдём поищем, где можно поужинать. Вечером вернёмся.

Малкольм только пожал плечами — когда в дело вступала всякая инфернальная шушера, ловля на живца была обычным делом. Как подсказывал опыт, проверенных приёмов против такого рода существ не было. Всё решалось на уровне инстинкта, скорости реакции и простой удачи. Я пошарил в карманах, но не нашёл там ничего кроме волшебной палочки и фантика от жвачки. Таскать всяческие амулеты и украшения было не в моих привычках. Разве что…

Стараясь не смотреть на напарников, я положил рядом с часами Малкольма тонкий золотой ободок обручального кольца.

* * *

Мы исходили особняк вдоль и поперёк — ни привидений, ни следов чёрной магии. Обычный отель с тёмными коридорами — в первое время жизни в Штатах я часто останавливался в таких, меняя местоположение чуть ли не каждый день в безуспешных попытках убежать от прошлого и самого себя. Когда настал вечер, и мы, наевшись китайской лапши в бумажных коробках, приняли решение разойтись спать, я чуть ли не потирал руки от предвкушения. Не было сомнений, что если что-то не то и творится на плантации, то именно ночью.

Подушка оказалась на удивление мягкой и легко пахнущей лавандой, и я, неожиданно для самого себя, уже через пару минут погрузился в сон.

Из-под зелёного платка текла кровь. На шее было туго затянуто ожерелье пеньковой верёвки. Тонкие белые пальцы Индии сжимали цветок — белый олеандр. Лепестки — белые, словно её свадебное платье. Листья — тёмно зелёные, словно перчатки на израненных руках Мелроуз.

— Останови его, — прошептала она, тыча цветок прямо мне в губы. — Проснись, проснись, проснись…

Я вынырнул из сна так же резко, как и погрузился. Вокруг было темно и тихо, и первые несколько мгновений я даже решил, что мы зря поднимаем панику: может быть, никаких боггартов на плантации и нет, а вся история с жестокими убийствами — лишь хитрая выдумка хозяйки отеля. Потерев глаза, я повернул голову к окну и на мгновение замер. Высокая фигура в белом, хорошо заметная в свете уличных фонарей, неестественно прямой походкой направлялась вглубь аллеи. Присмотревшись внимательней, я понял, что это Малкольм.

— Саммерс! — заорал я. Интуиция сообщила мне, что куда бы ни направлялся мой друг, делает он это не по своей воле. — Малкольм!

Выскочив за дверь, я устремился вниз по лестнице. Одна из ступенек угрожающе скрипнула, словно растворяясь у меня под ногами, и я кубарем скатился вниз. Тело заныло от многочисленных ударов, но сейчас это было не так уж и важно. «Останови его», — говорила мне Индия.

— Малкольм! — прохрипел я, выбегая на улицу.

Фонари вспыхнули и потухли. Белая рубашка моего напарника затерялась в зелёной листве деревьев.

Спустя несколько бесконечно долгих минут поисков я обнаружил его у дерева Хлои. Саммерс стоял неподвижно, как статуя, не замечая ни холодного ветра, ни крови, стекавшей из раны, образовавшейся на месте отрезанного уха.

— Чёрт тебя побери, Саммерс! — я тронул Малкольма за плечо, но тот не издал ни звука. Приглядевшись, я заметил, что глаза его абсолютно пусты. Не замечая меня, он двинулся вперёд к дереву. — Ау! Очнись, придурок! Что ты…

Только сейчас я заметил пеньковую верёвку, переброшенную через одну из самых высоких ветвей дерева. Одной рукой крепко сжимая плечо Саммерса, другой я выхватил из кармана волшебную палочку.

— Инсендио! — удавка вспыхнула огненной змеёй и воспарила в воздухе. Малкольм взвыл от боли, протягивая к ней руки. Где-то вдали завыла банши, и этот жуткий звук, слышанный когда-то на уроках по Защите от Тёмных искусств, неожиданно отрезвил меня.

— Риддикулус, — заорал я уже на Саммерса, на ходу соображая, как сделать ситуацию смешной. На миг я представил, что настоящий Малкольм наблюдает за сценой своего спасения со стороны, от души ухахатываясь и обнимая за талию смеющуюся Мелроуз Беккер… Нет, совсем не смешно.

Призрак посмотрел на меня своими пустыми глазами и превратился в Индию. Кровь стекала по её белому платью, пеньковая верёвка душила шею, зелёный шёлковый платок стекал по плечам…

— Депульсо, — Индия на миг воспарила в небе, а после верёвка на её шее крепко обвила ветвь дерева. — Не смотри на неё, — приказала Мелроуз, появляясь из темноты и хватая меня за руку. — Это мираж, всего лишь мираж… Надо спасти твоего друга… Идём же!

«Индия умерла, давно умерла, она никак не может быть повешенной здесь», — твердил я себе, давая Мелроуз увести себя от дерева Хлои. В борьбе с призраками самое важное — уметь отличать мираж от реальности. Малкольм выглядел совсем как реальный, пока не превратился в Индию. Индия — точно мираж. А реальна ли Мелроуз?

— Я настоящая, — словно бы прочитав мои мысли, Беккер крепче сжала мою руку. — Вы привязаны к своему другу и к этой девушке, вот Оно и подсовывает Вам их образы. Я же чужой человек, Вам ни к чему бояться меня потерять…

Это было отнюдь не так, но споры были не ко времени и не к месту.

— Я в порядке, — выдавил я, делая дыхательные упражнения. Необходимо было срочно вернуть себе контроль над ситуацией.

— Оно показывает зубы, играя нашими страхами, — Мелроуз неожиданно улыбнулась. — Это его излюбленная тактика. Но ведь и мы не парочка глупых туристов…

Меня охватил стыд. Попасться на фокус боггарта — что могло быть ещё глупее и не профессиональнее для ликвидатора проклятий МАКУСА? Выскочить из номера как угорелый, поддавшись эмоциям, предположить, что «Оно» за пару часов уже успело довести Саммерса — опытного ликвидатора с блестящим послужным списком — до стадии «хоть вешайся»… И всё же упрямый голос внутри меня твердил: «А если бы он был настоящим? Каждый уверен, что плохие вещи могут происходить с кем угодно, но только не с ним, но ведь тебе прекрасно известно, что это не так…»

— Не казните себя, Вы всё сделали правильно, — голос Беккер, спокойный, звонкий, действовал отрезвляюще. — Надо найти настоящего Малкольма…Если снова увидите что-то ужасное, сделайте так… и произнесите про себя «Альгиз Тейваз».

Руки в зелёных перчатках причудливо изогнулись и двинулись навстречу друг другу, словно влюблённые лебеди. Между кончиками указательных пальцев загорелась гирлянда золотых искр. Я был абсолютным чайником как в танцах, так и в беспалочковой магии, но с третьей попытки мне удалось изобразить нечто похожее.

— Пойдёт, — кивнула Беккер. — Это позволит на миг увидеть боггартов в их истинном виде.

— Вот значит как Вы раскусили того предыдущего…

— Нет, — ответила она чересчур резко. — Я и так вижу их в истинном виде.

В дом мы вошли уже молча. На той самой ступеньке, что не так давно отправила меня в полёт, и на которой, я не сомневался, был убит Уильям Дрю Уинтер, в луже крови валялось обручальное кольцо. Точь-в-точь как моё, только меньше на пару размеров…

— Оно Вас любит, — Мелроуз нахмурила рыжие брови. — Помните, «Альгиз Тейваз»…

Стараясь не поддаваться панике и не пускать в сознание образ Индии, я послушно скрестил руки в причудливом жесте. В золотой вспышке я на миг увидел бесформенный сгусток тьмы на ступеньках.

— Вот так, — рука Беккер легонько опустилась на мою спину. — От чего же Оно пытается нас отвлечь?

«И где же Малкольм?» — подумал про себя я. Боггарт отреагировал молниеносно — в крови теперь валялись оставленные моим напарником часы.

— Разделиться было плохой идеей, — нервно прошептал я, невольно вспоминая глупые ужастики, крутившиеся по магловскому ТВ.

— Ну почему? Пусть думает, что охотиться на нас, пока мы охотимся на него… — Мелроуз взмахнула палочкой, и тёплый огонёк света осветил холл. — Не бойтесь, призраки не могут нас подслушать. Они различают эмоции, но не слова… Надо найти, то, что их держит здесь…

— Вы уверены, что в доме спрятан какой-то артефакт, что привязывает боггартов к этому месту и усиливает их влияние? — спросил я, отмечая про себя, что ни одна из стандартных ловушек, расставленных Малкольмом, до сих пор не сработала, не смотря на то, что плантация кишела боггартами.

— Да… Но у меня абсолютно нет идей, что бы это могло быть…

— А вот и вы, наконец-то! А я уже думал, где вы подевались! — громкий будничный голос Малкольма сбил нас обоих с толку. Мой напарник стоял на лестнице, улыбался во все тридцать два и выглядел в высшей степени безмятежно.

— Тш… — ткнула меня в плечо Мелроуз. — Настоящий…

— Бетти уже накрыла на стол! Поднимайтесь скорее…

Я понятия не имел, кто такая Бетти, да и вообще, вполне возможно, имел довольно расплывчатое представление о личной жизни своего друга. Один раз Саммерс ненароком обмолвился, что у него есть бывшая жена, которая живёт в Портленде, но в целом мой напарник производил впечатление беззаботной пташки, порхающей по жизни без особых тревог.

— Она ушла от него после того, как умерла их дочь, — негромко произнесла Мелроуз в спину Малкольму, удалившемуся в сторону обеденной комнаты. — Вот уже четыре года замужем за другим.

— Я и не знал, — прошептал я, уже который раз за ночь испытывая жгучее чувство стыда. — А откуда…?

— Он сказал, пока мы осматривали дом. Я ведь говорила, что наши личные проблемы очень и очень важны. Он рассказал мне и про Индию, — добавила она бесстрастно. — Идём. Думаю, сейчас он в беспечной идеалистичной иллюзии, но всё может резко изменится.

Мы поднялись в обеденную, где уже суетилась с подносом в руках невысокая пухленькая женщина со светлыми волосами. Маленькая девочка годика полтора нетерпеливо стучала пластиковой ложкой по детскому стульчику для еды.

— Бетти, познакомься, это Оберон и Мелроуз. Моя жена Бетти. Сейчас-сейчас, солнышко, — с нежностью обратился он к малышке, что-то неразборчиво лепетавшей на своём языке. — Мама испекла нам вкусный пирог…

Пирог, торжественно помещённый в центр стола, украшали белые цветы олеандра.

— У меня уже слюнки текут! Кто хочет первый попробовать кусочек? — радушный хозяин взял в руки нож.

— Малкольм, — осторожно начала Мелроуз. — Бетти здесь нет, она в Портленде, помнишь, ты сам мне рассказывал?

— Что? — Саммерс на миг замер, нож в его руке угрожающе накренился. — Что, что ты говоришь, вот же она здесь… Бетти… И моя дочь… Малышка Френсис…

— Разоружи его, если он кинется на меня с ножом, — кинула Беккер уже мне. — Френсис заболела и умерла в больнице. Мне очень жаль…

— Что за бред? — возмутилась фальшивая «Бетти». — Не слушай её, Малкольм!

— Нет, нет, нет, — Саммерс покачал головой, словно пьяный. — Что за ерунда! Как ты можешь говорить такое? Вон из моего дома, живо!

— Это не твой дом. Это плантация «Лавровая роща». Оно играет с тобой. Помнишь, я говорила, что счастливые иллюзии могут быть не менее опасны, чем кошмары?

— Малкольм! Не слушай её!

— Папочка! — в руках у малышки Френсис был белый цветок. Стремительно синеющие губки были все в крошках.

— Френсис! — взревел Малкольм, кидаясь к задыхающейся дочери. — Что вы с ней сделали? Френсис!

— Это боггарт, Малкольм! Он воспроизводит твой худший кошмар, но несколько по иному… — проговорил я, с ужасом наблюдая страшную картину: обеспокоенный отец, который не может помочь собственной умирающей дочери. — Рабыня Хлоя приготовила Кларку пирог с олеандром, но отравились жена и дочери… Это всё не по-настоящему…

— Заткнитесь! — заорал Малкольм, разворачиваясь к нам, и идя в сторону Мелроуз с ножом. — Что вы сделали с Френсис?

— Остолбеней! — крикнул в ответ я. Малкольм запрокинулся навзничь, но призраки его жены и дочери не исчезли.

— Ты убил его! — истерично завопила «Бетти». — Ты ничтожный унылый кусок дерьма, который только и думает, что о себе и своих проблемах! Думаешь, у тебя одного в жизни случались трагедии? Ты считал себя его другом, но никогда не интересовался не им самим, ни его жизнью!

— Уруз Тейваз! — крикнула Мелроуз, и голос Бетти стал доноситься, словно бы издалека. Обернувшись, я увидел огромное зеркало, за гладью которого были заточены жена и дочь моего друга. Бетти продолжала браниться, Френсис скулила и кашляла, протягивая ко мне свои маленькие пальчики...

На миг отражение зеркала снова начало показывать реальность, и я увидел, что обезумевший Малкольм, сбросив чары, со всей силы пырнул Мелроуз ножом в живот.

— Нет! — завопил я, чувствуя, что падаю в пропасть. Малкольм покачнулся и сгрёб со стола пирог с олеандром.

Ноги мои словно бы примёрзли к полу. С ужасом я наблюдал в отражении зеркала, как бьётся в предсмертных конвульсиях Мелроуз Беккер. Как мой друг — и её убийца — невозмутимо ест пирог, отравленный ядом белого олеандра. Правда или ложь? Иллюзия или реальность? И какая разница, если тебе всё равно отсюда не выбраться? Если ты всё равно пропал?

С гладкой поверхности зеркала на меня смотрела Индия. Голубые глаза, острый носик, задиристо вздёрнутый подбородок… Моя незажившая рана, неискупимая вина, неупокоенный призрак прошлого тянул ко мне руки с мольбой и надеждой, и, не отдавая себя отчёта, я поддался вперёд, готовый коснуться её тонких пальчиков. Я не спас её однажды, я позволил умереть Мелроуз, но если… если…

— Оберон, нет! — рука Мелроуз, тёплая, настоящая легла мне на плечо. Я резко вскинулся, пытаясь избежать прикосновения, не желая вырываться из одурманивающей сладкой грёзы. — Оберон! Оберон!

Она повторяла моё имя, словно заклинание, и тепло её пальцев, словно тонкая нить, связывающая меня с реальностью, не давало мне уйти, раствориться в зеркальной поверхности, ставшей похожей на глубокий омут с хрустальной обманчиво безобидной водой, и в объятиях Индии. Решение созрело в долю секунды — из волшебной палочки посыпались золотистые искры. Мелроуз сдавленно ойкнула, отпуская меня, и схватилась за ужаленное огнём плечо. Я пошатнулся, словно пьяный, занося палочку для нового удара, но Беккер оказалась быстрее — стянув перчатки, она одной лишь ладонью блокировала моё заклинание. Мысль о том, что я впервые за всё это время вижу её руки, покрытые сетью уродливых шрамов, на долю секунду вытеснили из моей головы мысли об Индии в зеркале, пока она не обхватила меня за шею сзади.

— Кто это? Угадай! — от звука её голоса всё внутри меня перевернулось.

— Оберон, это не она! — сквозь шум в ушах донёсся до меня голос Мелроуз. Сама её фигура словно бы утонула в густом тумане. — Оберон, не слушай её, слушай меня. Это не она!

— Кто это? Угадай, угадай!

— Оберон!

— Чувак, очнись! Оно же придушит тебя! — это уже был Малкольм. Живой, мёртвый, повешенный… Индия развернула меня к себе и превратилась в малышку Френсис, в незнакомую женщину в старомодной одежде, в рабыню с кровоточащим ухом под зелёным платком… Я видел в её глазах обозлённого Кларка, мёртвого отравленного ребёнка, насупленного палача, набрасывающего на её шею верёвку, испуганных мародёров, фигуру в чёрном, прячущую пиратскую монету в стене за камином, поражённого демоном безумия Уэббера с пистолетом в руках и падающего на ступеньки Уильяма Дрю Уинтера. Все призраки «Лавровой рощи» накинулись разом на моё уязвлённое сознание, но одна мысль, слишком рациональная во всём этом хороводе ужасов, позволила мне всплыть на поверхность.

— Монета! — заорал я. — В стене за камином спрятана монета!

Я не знаю, услышал ли меня кто-нибудь, но мне показалось, что сквозь стоны и хрипы жертв плантации, я расслышал звонкое цоканье женских каблуков. Хор призраков принимал меня в свои объятия, делясь напоследок страшной тайной, которую мне вместе с ними предстояло хранить в могиле.

«Пусть удача всегда будет на вашей стороне!» — шеф всегда говорил нам это в качестве напутствия, а я никогда не интересовался, откуда именно он позаимствовал эту фразу. Теперь же открытое подсознание подсказывало мне, что именно этими словами провожали на гладиаторские битвы детей рабов. Изощрённое развлечение для волшебного сообщества Древнего Рима.

Последней моей мыслью было то, что интересно всё-таки, сколько же Флойду Рамзи лет…

* * *

— С добрым утром, принцесса! — издевательски протянул Малкольм, когда я открыл глаза. Губы его скривились в улыбке, но в уставших глазах я заметил облегчение. Было видно, что у моих напарников были все основания опасаться, что я уже не вернусь в мир живых.

Уже рассвело, я лежал на полу, на пороге обеденной комнаты, на том самом месте, где человек, спрятавший здесь крестраж, убил забравшихся на плантацию мародёров. Были ли они волшебниками или маглами? Пришли по его душу или просто поживиться? Велика ли разница, мёртвыми они были ему полезней, чем живыми.

— Вы большой молодец, Оберон! — Мелроуз уже вновь натянула свои перчатки, и теперь сжимала в руках золотую монету. — В решающий момент смогли переключиться с эмоций страха и ужаса на интеллектуальную деятельность. Это вас и спасло. Расскажите нам, что такое?

— У шефа такая же, — хмыкнул Саммерс. — Рамзи говорил, что достал целый сундук «пиастров Энн Бонни» во время снятия проклятия с пиратского корабля. Монеты не прокляты, так что он оставил одну себе в качестве сувенира…

— Не одну, — возразил я. — Это крестраж.

Малкольм отшатнулся от монеты, словно та была огромным пауком. Крестражи относились к самой чёрной магии, и их изготовление запрещалось какой-то там конвенцией триста лет тому назад. «Впрочем, моральным уродам вроде Воландеморта, — напомнил себе я, — плевать на всякие там конвенции».

— И кто его создал? — спокойно спросила Мелроуз, продолжавшая держать монету в руке.

— Кларк Вудрофф. При помощи своей любовницы — Хлои. Правда, она лишь рассказала ему теорию… В африканской магической культуре известно об изготовлении крестражей, но это считается ужасным преступлением. Как и везде, впрочем. Хлоя не думала, что он решит воплотить теорию в жизнь. Она сказала, что всеми силами попытается ему помешать, и тогда он отрезал ей ухо. Хотел показать ей, кто тут хозяин…

Малкольм открыл рот и тут же закрыл, переваривая услышанное.

— Вудроффт был перекупщиком ценностей до женитьбы на Саре-Матильде. Как-то ему в руки попали три пиастра, выплавленных, по легенде, «повелительницей морей» женщиной-пиратом Энн Бонни из ацтекского золота. Вудроффт сам когда-то мечтал стать пиратом, и потому именно эти монеты он решил использовать в качестве крестражей. Один крестраж после гибели жены и дочерей он решил оставить в доме. Ещё один — спрятал где-то ещё. Призраки Хлои, Сары-Матильды и девочек отлично справлялись с охраной монеты, а потом Кларк собственноручно добавил к армии призраков трёх мародёров. Он же свёл с ума Уэббера, заставив его убить Дрю Уинтера, и покончить с собой. Видимо, Уинтер что-то подозревал и пытался найти монету…

— А где же третий крестраж? — прошептал Малкольм, боясь услышать ответ.

— Кларк Вудроффт, он же Флойд Рамзи, всегда носит его с собой, — выдохнул я.

* * *

Показания призраков, открывших мне тайну «Лавровой рощи», к делу не пришьёшь, зато по обеим монетам удалось легко вычислить создателя крестражей. Флойд Рамзи не отпирался, на вопросы о третьем крестраже и о причинах, побудивших его добиваться бессмертия таким ужасным способом, ничего не отвечал. Многие ребята в отделе ликвидации проклятий, несмотря на явные доказательства, отказывались верить в то, что наш шеф может быть связан с тёмными искусствами, а потому мы с Малкольмом стали изгоями среди коллег. Зато пока шло следствие, мы ещё больше сблизились с Мелроуз Беккер.

— Я всё думала, — поделилась она. — Почему из всего отряда ликвидаторов Рамзи выбрал именно тех двоих, кто больше всего предрасположен влиянию Оно… Ещё и отозвал Оберона из отпуска…

Уплетавший спагетти Малкольм хмыкнул. За всё это время мы не говорили ни о Бетти, ни о Френсис, но теперь я точно знал, что судьба всегда улыбчивого оптимистичного Саммерса вовсе не была похожа на прогулку по радуге.

— Он был уверен, что Оно нас прикончит, — спокойно рассудил он. — Тогда бы «добрый папочка» Рамзи объявил, что больше не собирается терять подчинённых, «Лавровую рощу» бы опечатали, закрыли заклинаниями и от магов, и от немагов, и никто бы и не сунулся туда ещё лет сто.

Мы помолчали, принимая это объяснение.

— Почему ты видишь боггартов в их истинном виде? Сгустками тьмы, а не… тем, что все видят, — обратился Малкольм к Мелроуз. — Это какая-то врождённая способность…?

— Нет, следствие обряда, — Беккер помедлила, но потом решительно стянула перчатки. Руки её были усеяны сетью уродливых шрамов по самый локоть. — В том сестринстве, в котором я состояла во время обучения в Салемском институте ведьм, был обряд посвящения… Встреча с боггартом и непротивление ему. Мы с сестрами тогда просто помешались на контроле своего страха! Всё думали, как можно противостоять ему, проводили разные опыты, пытаясь стать неуязвимыми… Пока не поняли, что это невозможно. Я ещё легко отделалась, заплатив за свою способность шрамами.

— А кто отделался тяжело? — зачем-то спросил я.

— Моя подруга Вирджиния Дайер. Она никогда не сможет иметь ребёнка.

Мы вновь замолчали.

— Я связался с Бетти. С ней всё в порядке, — бесстрастно сообщил Малкольм, когда спагетти было доедено. — Моя дочь умерла семь лет назад от драконьей оспы. Целители говорят, что так иногда бывает. Но наш с Бетти брак… — он жестом изобразил падение подстреленной птицы и кивнул мне. — Твоя очередь исповедоваться.

— Моя жена… Индия, — я чуть задохнулся, произнося вслух это имя, хотя мои глаза оставались сухими. — Она умерла… под пытками… в Азкабане. Она была маглорождённой, её схватили в тот год, когда Воландеморт пришёл к власти. Я ничего не смог сделать. Меня даже не было рядом… После битвы за Хогвартс я трусливо сбежал в Америку, потому что не мог больше находиться в Британии. Но от себя мне не сбежать, никуда не сбежать, понимаете?

Они кивнули, не уговаривая меня всё отпустить и не осуждая. Если случившееся в «Лавровой роще» и научило меня чему-то, так это тому, что бежать от своих кошмаров бессмысленно. Есть раны, которые нельзя залечить. Но можно продолжить жить с ними дальше, находя нить смысла там, где он, казалось бы, навсегда потерян…

Иногда я всё ещё просыпаюсь в кошмарах. Мне снятся Индия, и Хлоя, и дочери Сары-Матильды… Я напоминаю себе, что они мертвы, Воландеморт мёртв, его Пожиратели смерти, как и Флойд Рамзи — гниют в тюрьме. «Лавровая роща», оставшаяся без крестража, очищена от «Оно», а моя жена, живая и тёплая, спокойно дышит на соседней подушке…

— Тише, тише, милый, — нежные объятия, дурманящий запах жасмина… Руки Мелроуз, израненные, покрытые сетью шрамов, ласково скользят по моему подбородку, губам, волосам. — Всё хорошо, всё хорошо...

Столько раз я слышал слова утешения, но они не трогали, не задевали покрытого холодным железным панцирем сердца. Но сейчас, инстинктивно прижимаясь крепче к тёплому мягкому телу Мелроуз, я верю в то, что всё действительно хорошо. Образ Индии, убегающей от меня куда-то вдаль в своём светлом летнем платье, звонко цокая туфельками, всё ещё иногда стоит перед моими глазами, но в нём больше нет боли — лишь тихая грусть. Прощай, прощай, моя любовь, прощай, лавровая роща, навсегда прощай…