Молния (джен)

Волшебный автомобиль летел довольно высоко, даже выше спортивной метлы. Внизу проплывали огоньки спящих селений, неоновые зарева городов, ниточки освещённых фарами дорог… Вон поезд вполз на холм. И звёзды. Просто бездна звёзд над головой! Казалось, на уроках Астрономии их было вполовину меньше, чем в эту августовскую ночь.

На приборной доске тускло светил закреплённый проволокой старинный ржавый фонарь со стеклянными стенками и дверцей. Смотрелся он в машине, конечно, странно, но его света хватало, чтобы не сидеть в темноте. Братья Уизли галдели, азартно переругивались с водителем, пытались давать советы по управлению фордиком, при этом всячески ему мешая. Водитель, один из Форджей, доходчиво отвечал, где он видел их ценные советы.

Гарри улыбался так, что болели щёки. Счастье пузырилось в нём, как взболтанная газировка. Зря выкрикивал гадости стрёмный домовик Добби — друзья у Гарри Поттера есть, и они его не забыли! И даже прилетели за ним, разбудили, уволокли из спальни и одеться не дали. Торопились очень. Правда, в лёгкой пижаме в щелястой машине, летящей, должно быть, чуть ниже облаков, было довольно зябко.

Самое забавное, неуёмные рыжики были твёрдо уверены: Гарри Поттера нужно срочно спасать! Он, оказывается, томился в плену у маглов. Уизли порой такие смешные…

Гарри тихонько вздохнул. Переполнявшая его радость потихоньку уходила, сменяясь озабоченностью. Вроде бы это здорово — провести остаток каникул в семье волшебников, посмотреть, как они живут, повеселиться с приятелями. На тихой Тисовой Аллее, в чопорно-стерильном доме Дурслей, было ужасно скучно.

И всё бы хорошо, однако у Поттера внутренности сжимались в болезненный комочек от одной мысли, что следующим летом ему придётся вернуться обратно к родственникам. А уж они-то припомнят и ночной переполох, и нанесённый дому фееричным побегом ущерб, и… и падение дяди Вернона в окошко. Хотелось надеяться, что дядя себе ничего не повредил. Нехорошо получилось.

Машину тряхнуло на воздушной яме. Снизу промелькнула залитая неоном окраина большого города.

«Надо будет тёте письмо написать, извиниться», — посетила голову здравая мысль. Если Дурсли за год не забудут и не простят, не видать ему следующим летом поездки к морю. Вон, в том году из-за поросячьего хвостика у Дадли в августе никуда не поехали. Ладно хоть, хвост сам собой куда-то делся, а то пришлось бы Дадлипусечку ещё и в дорогую частную клинику отправлять, чтобы маленький позорный секрет… остался секретом.

Да-а, объясняться с родственниками всё равно придётся. Впрочем, это когда ещё будет. До следующего лета ой как далеко! Нахохлившийся Поттер немного взбодрился, отбрасывая прочь грустные мысли и будущие горести, принялся выглядывать за окнами что-нибудь интересное. Разглядел.

— Эй! Ребята, смотрите — мы же прямо в грозу летим!

— Ну и чё? — фыркнул водитель. — Не боись, Гарри, не вымокнем!

Рыжики захохотали.

В памяти возник мистер Форрест, приглашённый в школу работник аэропорта. Он рассказывал об авиаперевозках и самолётах. Очень интересно рассказывал — Гарри понравилось. Да и всему классу тоже. Даже Дадли внимательно слушал. А сейчас вот вспомнилось.

— Нельзя залетать в грозу — там сильный ветер и молнии! А вдруг в автомобиль жахнет?

— Да не трусь ты! — снисходительно саданул по плечу Рон. — Ничё не случится. Мы же волшебники, дружище, а не маглы какие!

— У нас аварийный портключ есть, если что, — влез не занятый рулём Фордж. — Глянь, — помахал подвешенным на цепочку… номерком от гардероба? Там даже цифра какая-то была, но Гарри не успел разглядеть подробности. — Отцу на работе каждый год новый дают, а старый списывают. Этот он зимой забыл сдать, а мы… — хитро прищурившись, начал рыжик, но закончить фразу не успел. Автомобиль мотнуло, подбросило, и он едва не встал на дыбы от встречного ветра. Мальчишки возмущённо-восторженно заорали.

— Да ну нафиг! И вправду лучше облететь, — перекрыв общий гвалт, проорал водитель, выворачивая руль. Летающий автомобиль резко накренился, в багажнике громыхнул чемодан и возмущённо закричала запертая в клетке Букля.

«Надо было сову выпустить — сама бы долетела», — посетила Гарри запоздалая мысль.

Миновать грозу стороной оказалось непросто — туча была огромна! Озаряемая зарницами, она росла и ширилась, на глазах поглощая звёзды. Облетая её, юркий автомобильчик вылетел на морской простор. Отблески молний на волнах ясно это показали.

— Щас через залив срежем! — прокричал крутивший руль близнец.

— Здесь нет заливов, дубина тролля! Ты в океан прёшь! — возмутился второй.

— Есть залив! Я на карте смотрел.

Густой, словно молочный кисель, туман неожиданно залепил окна, и в машине стало совсем неуютно. Ещё и старый фонарь вдруг начал мигать, того и гляди потухнет.

— Эй! Я не вижу, куда рулить!

— Просто лети вперёд и всё! — фыркнул Рон. И несколько тише добавил: — Придурок.

— А разве у вас нет приборов… э… для нехорошего полёта? — Гарри сглотнул, стараясь не показать подступивший страх.

Рыжики дружно зафыркали.

— Ну ты, Гарри, как порой скажешь!

— Это же папин авторомбиль, откуда у него приборы?

Фордж, тот, который слева, снисходительно пояснил:

— Это авто один маглокровка зачаровал, а отец у него отобрал, потому что по закону нельзя заколдовывать вещи простецов. Папа хотел посмотреть, как тот маг всё устроил — он любит маглов и их вещи. У него полный сарай магловских штучек. Вообще-то это давно было, мы ещё совсем мелкие бегали, когда отец авто в пустой коровник загнал. Тогда синяя коробка на колёсах хорошо летала, а сейчас уже не очень. Видимо, папа что-то в ней повредил.

Гарри стиснул челюсти. Стыдно так трусить, но он всё равно крепко уцепился в спинку переднего кресла. Мальчишки засмеялись:

— Стра-а-ашно? — дуэтом завыли близнецы.

— Страшно, — честно ответил Поттер. Грохнуться с большой высоты... Это не метла, ту даже у самой земли выправить можно.

— Да не трясись ты! — опять саданул его по плечу Рон. — Эта повозка надёжная.

Мальчишки снова развеселились, от избытка чувств отвешивая друг другу тумаки. Аж пыхтели и сопели от усердия.

Поттер вжался в угол диванчика. Разошедшийся Рон размахивал кулаками, стараясь достать обоих Форджей разом. Гарри он чуть очки с носа не сбил. И по уху больно прилетело. При этом рыжий мститель ещё и невнятно орал что-то оскорбительное.

И тут… мир вспыхнул. Кто-то пронзительно закричал, может, и сам Гарри. Резко завоняло жжёными волосами. Оглушительно грохнуло. Тьма за окнами сменилась сплошной стеной дождя. Они падали. Поттера невесомо приподняло над диванчиком под самый потолок, словно кто-то применил к нему Левиосу. Внизу во вспышках зарниц отчётливо проступила встопорщенная волнами поверхность моря.

«Сейчас будет финт Вронского», — подумалось почему-то.

Удар!

Его швырнуло вперёд, сильно приложив головой. В шее хрустнуло. Стало очень больно… но недолго.

Гарри Поттер погружался в мягкий и тёплый мрак. Здесь царила тишина. Ни боли, ни страха…

«Я умер», — понял он отстранённо.

Тело осталось… внизу? Но Гарри его не потерял. Существовала некая связь… струна? Он отчётливо осознал странное: в опустевшем теле ворохнулось что-то чуждое, лишнее. Оно не хотело умирать, а потому попыталось занять место Гарри, однако слишком мелким и ничтожным оно было. Никчёмным. Всё, что оно смогло, это окатить волной… жара? В шее снова хрустнуло. Струна, привязывающая Поттера к телу, натянулась и со звоном лопнула, ударив освободившимися концами по Лишнему и по самому Гарри с такой силой, что того просто вымело из Мрака. А Лишний наоборот улетел в тёплую Тьму.

А Гарри очнулся в салоне автомобиля. Фонарь погас. В кромешной тьме из всех щелей хлестала холодная вода, скрипел металл, машина продолжала падать, но как-то странно. До Гарри заторможенно дошло, что он вместе с автомобилем погружается на глубину… в океан? От ужаса Поттер отчаянно рванулся прочь, под звёздное небо… сквозь узкую трубу. Вынырнул из воды почти по пояс, чтобы тут же погрузиться обратно в чёрную горько-солёную бездну.

Гарри учился плавать в бассейне, как и все его одноклассники в магловской школе. Но в бушующем океане благоприобретённые навыки разом куда-то испарились. Вода казалась ледяной, а осознание, что дно очень-очень далеко… Сверху ударила волна, потащив на глубину. Отчаянно замолотив руками и ногами, Поттер постарался снова выплыть. Получилось. Жадно вдохнув воздух и при этом хлебнув воды, снова погрузился, но опять устремился вверх… и ударился макушкой о днище корабля. Почему-то показалось именно так — днище. Он судорожно попытался уцепиться хоть за что-нибудь. Пальцы с лёгкостью проникли в щели между осклизлыми, разбухшими досками.

Край «днища» оказался рядом. Гарри вынырнул, не выпуская из рук неожиданное средство спасения. С перепугу даже сумел на него вскарабкаться. На ощупь это была большая дощатая дверь, какие обычно бывают у старых сараев. Откуда она взялась в океане? Сарай на берегу смыло?

Дверь просела под весом Поттера, но не утонула и не перевернулась. Пальцы наткнулись на замочную петлю, к которой была привязана довольно длинная тонкая верёвка. Гарри лихорадочно намотал её на руку, распластался по ненадёжному «плоту», вцепился, как клещ, и затих, содрогаясь от холода.

Злые волны играли дверью, то поднимая ввысь, то опрокидывая в пропасть. Все свои невеликие силы Гарри тратил на то, чтобы удержаться на склизких досках и не оказаться смытым. Вода то и дело захлёстывала его, но Поттер как-то умудрялся вовремя вздохнуть. Не всегда удачно, порой приходилось мучительно кашлять.

И тут совсем недалеко от плота над волнами во всполохе света возникла прекрасная птица. Гарри никогда таких не видел. Но самое удивительное — за лапы волшебной птахи держался директор Дамблдор! Ветер сорвал с его головы шапочку, словно парашют надул мантию, разметав длинные волосы и бороду. Очередная молния чётко высветила на лице директора выражение сильнейшего изумления. Он явно не ожидал оказаться в подобном месте.

Жахнуло. Гарри отчётливо увидел, как ещё одна молния ударила в птицу, и та разом воспламенилась! А от неё, словно факел в ночи, вспыхнул директор. Взрыв!

Гарри сдуло с плота. Он смотрел на зарево сквозь зеленоватую толщу воды. Казалось, на поверхности — ясный солнечный день. Огонь угас раньше, чем кончился воздух в груди. Поттер по верёвке забрался на приятно горячие доски, прижался, впитывая тепло. Вода вокруг тоже была тепловатой. Но плот быстро остудили перекатывающиеся через него волны.

«Мне показалось, — думал Гарри. — Этого не могло случиться! Просто не могло, и всё тут! Я в машине башкой треснулся, а тётя всегда боялась, что у Дадли, если он сильно ушибётся, будет вытрясение мозгов. Да! У меня мозги вытряслись…»

Внутри, там, где стучало сердце, было странно пусто и саднило, словно что-то оторвали, как клок волос в драке. И в то же время стало удивительно легко.

Гроза, излив свой гнев, уходила прочь, однако волны не стихали, продолжая швырять утлый плотик, то и дело грозя перевернуть его. Гарри тоскливо думал, как хорошо сейчас братьям Уизли — они-то уже дома. Портключ мгновенно переносит… вроде бы. Могли бы и с собой захватить, как обещали. Хотя кто он им? Ладно, Рону — друг, а Фреду и Джорджу?

Ему даже в голову не пришло, что мальчишки могли не выбраться из утонувшей машины.

Словно было мало страшных волн — хлынул ливень. Вода с неба была теплее океанской, но Гарри всё равно сильно замёрз. Руки и ноги онемели от холода. Вокруг была непроглядная темень с редкими всполохами зарниц вдалеке.

«Это сон, очень плохой сон», — стучало в голове, однако проснуться никак не получалось.

Он очнулся, когда ночь стала серой. Утихомирившиеся волны покачивали плотик, словно утешая. С небосвода в разрывы облаков выглядывали любопытные звёзды. Издали слышался невнятный шум.

Шум постепенно нарастал, пока не превратился в размеренный грохот. Ещё недавно успокоенные волны снова рассвирепели, принялись кидать плотик, как надоевшую игрушку.

Мимо проплыла каменная громада, торчащая из воды. Ещё одна, и ещё… Волны несли плотик, огибая препятствия, но вот доски скребнули по твёрдому. Гарри, выгнув шею, в неверных предрассветных сумерках разглядел причину грохота.

«Прибой!» — вспомнилось слово, а к нему захотелось добавить что-нибудь из арсенала дяди, когда тот был сильно не в настроении. Например, попал молотком по пальцу. Волны страшно бились в прибрежные скалы, словно желали размолотить их в труху.

«Я там не выживу!» — понял Гарри и засуетился на плоту. Ему удалось оттолкнуться ногой от проплывающего мимо валуна. Дверь сместилась, но закрутилась, и её опять понесло навстречу грохоту.

Верёвку пришлось размотать с онемевшей руки, Гарри соскользнул в воду. Босые пятки ударились о неожиданно близкое дно. Он обнял торчащий из воды камень, провожая тоскливым взглядом уплывшую дверь. Но удержаться не получилось — его смыла с камня коварная волна, протащила рёбрами по валунам, ударила лицом о твердь… Потом уволокла в океан и снова вернула, чтобы приложить о скалы.

Очнулся от болезненного удара об очередное препятствие. Отчаянно оттолкнувшись ногами от близкого дна, он смог сместиться в сторону и проскользнуть между торчащими из воды камнями. Оглушённого и ничего не соображающего Гарри выплеснуло на мелкую гальку пляжа. Наступило ветреное и пасмурное утро.

Да, его сильно побило, но главное — жив. Рука точно была сломана. Уж слишком странно она изогнулась. Один глаз не видел. Второй заливало горячей кровью. Дышать было больно и получалось только ртом. Что там случилось с носом, даже думать не хотелось. К счастью, в промёрзшем организме боль особо не донимала.

Он полз на боку, опираясь на локоть, всё дальше и дальше, прочь от страшной пучины. Мыслей в голове не осталось, только смутное желание найти какое-нибудь убежище и там уснуть. Скользкая шуршащая галька сменилась травой. Он упёрся головой в куст. Рядом вросший в землю плоский камень раздвинул стволики, образуя своеобразный узкий проход куда-то в заросли. Гарри устремился туда. Перед ним выступили из травы огромные наваленные кучей валуны. Несколько каменюк легли весьма удачно, образовав нечто вроде пещерки. Откуда только силы взялись? Выкатил загромождавшие убежище камни, как мог разровнял гальку. В образовавшуюся нишу втиснул свой разбитый организм, свернулся в комок и затих.

Надо было бы снять мокрую пижаму: тётя Петунья всегда ругалась, когда, попав под дождь, они с Дадли затягивали с переодеванием. Грозилась страшными болезнями, сжигающей изнутри температурой, при которой больное горло не даёт дышать.

Его вдруг разобрал смех. Мокрая одежда была самой незначительной мелочью по сравнению с нанесёнными океаном ранами. Какая разница, умрёт он сопливым или без насморка?

Уснуть не получалось. Он тихонько поскуливал от накатившей боли. Постепенно под мерный рокот прибоя его сознание медленно погружалось в серую хмарь беспамятства.

А потом в него больно ткнули палкой.

Удар о землю вышиб из Фреда дух. Сверху рухнул Джордж, больно саданув башкой в плечо. В нос забился мерзкий запах палёных волос. Брат не шевелился.

Тихонько заскулив, Фред выполз из-под тяжёлого тела, перевернул его на спину и прижался ухом к груди. Ничего не услышал: брат не дышал, и сердце у него не билось. Джордж умер.

От ужаса в голове помутилось. Там, в душе, где всегда, сколько он себя помнил, ощущалось тёплое присутствие близнеца, его ментальное шебаршение мыслей, сейчас зияла пустота. И холод. Колючий зимний холод, который махом заморозил всё нутро.

Фред судорожно вцепился и бешено затряс брата, исступлённо шепча:

— Нет-нет-нет-нет…

Если бы горло не перехватило, он бы, наверное, заорал во всю мочь, разбудил не только семью, но и соседей — Диггори и Лавгудов за холмами. А может, и магловскую деревню поднял.

Как в детстве, когда на любые его волнения откликалась пробуждающаяся магия, в животе вспыхнул и «распушился» горячий комок.

«Магический выброс», — отстранённо мелькнуло в голове. И тут, словно Люмос в ночи, сверкнула совершенно дикая идея. Не раздумывая, он крепко обнял брата и, как когда-то учила мама, чтобы не было от детских выбросов в доме разрушений, направил поток сырой магии не в предмет или игрушку, а в тело близнеца, напутствуя исступлённым желанием:

— Живи!!!

Какой-то миг ничего не происходило. Вдруг Фреда с силой отбросило в траву. А погибшего брата окутало зеленоватым, слабо сияющим коконом, приподняло над травой и медленно опустило.

Джордж страшно захрипел, заскрёб землю пальцами. Глубоко вдохнул и закашлялся, переворачиваясь на бок…

— Живой… — Фред подполз, уткнулся лбом в спину брата и обессиленно заревел с подвыванием. А в недавней зияющей пустоте в душе снова ощущалось тёплое присутствие близнеца.

— Что… хр? — Джордж пытался привстать, но сил на это у него явно не было.

— Ты сдох, скотина!!! Там, в машине, сдох! Я тебя — хвать за рубаху и портключ активировал. Ты совсем мёртвый был!!! И сердце не билось! — Фред задыхался, захлёбывался слезами от захвативших его эмоций, и всё равно говорил, говорил… Хотя это и не требовалось — брат легко считывал пережитое в его памяти.

— А я тебя стихийкой! Помнишь, как мы заколдовали медвежонка Роникинса в паука? Вот и я тебя-а… У-у-у!

Джордж со стоном повернулся, обнял, зарылся лицом в слипшиеся сосульками рыжие пряди, сейчас, в темноте, казавшиеся золотыми. Фред попытался облапить его в ответ, но близнец болезненно застонал:

— Меня при ударе о воду сильно к рулю приложило — дышать больно и что-то там хрустит. И ухо очень болит. Оторвало мне его, что ли?

— Дай гляну. Темень кромешная! Хотя вроде видно немного… А, ухо у тебя на месте, но какое-то… не такое. На половину тёмное. И волосы тут сгорели. Похоже, братан, сюда молния попала. Что делать будем? Тебе, наверное, в Мунго надо.

— Обойдусь. Ты меня уже оживил, теперь не помру, — оптимистично подвёл итог Джордж.

— А как там… в смерти? — шёпотом спросил Фред, не решаясь мысленно прикоснуться к памяти брата.

— Не помню ничего, — сожалением признался близнец. — Вот в машине был, а тут — бац! Уже в траве лежу, и ты орёшь.

— Мама утром ухо и горелые волосы увидит. Там, поди, ещё и рана есть, просто я её не разглядел. А если обломки рёбер в потроха воткнутся? — испугался Фред. — Помнишь, как у Вуда от бладжера? Мадам Помфри ругалась…

— До утра доживу, а там разберёмся. У нас же в заначке Костерост есть? Выпью, и само заживёт.

— Не, стух Костерост. Срок годности ещё весной вышел. Да и неудачный он тогда получился — цвет подозрительный. И смысл его пить, если обломки костей убрать некому?

Они лежали в высокой некошенной траве сбоку от покосившейся калитки. Здесь закрепил выход своего портключа отец, чтобы не тревожить и не расшатывать всевозможные строительные чары на доме. Он из-за опаски конфликта чар и обрушения даже мощные охранные щиты на дом устанавливать боялся.

Налетевший ветерок всколыхнул траву, зашуршал жёсткими стеблями. Напахнуло отцветающим кипреем. В наступившей тишине подал голос сверчок, его поддержал другой, присоединился третий. Под ветром заскрипела старая яблоня, глухо «тумкая» посыпались на землю яблоки. На падалицу накинулись садовые гномы, устроив шумную возню. С неба глядели яркие августовские звёзды.

— А Рон? — тихо спросил у звёзд Джордж.

— И Гарри, — эхом откликнулся Фред. Что-либо объяснять не требовалось.

— Роникинса мама нам не простит, — прошептал Джордж.

— А за Мальчика-Который-Не-Выжил, — подхватил Фред, — нас упекут в Азкабан.

Помолчали, осознавая мрачные перспективы.

— Я вот что подумал: никто не видел, как мы папашину машину угнали. Давай всё свалим на Рона. Мол, он сам за Гарри полетел, а мы ни при чём, — жарко зашептал Фред, привстав на локте и низко склонившись к брату.

— И возмущаться будем, что нас с собой не взял! — подхватил Джордж. — Только надо очень убедительно возмущаться. Мама, может, и поверит, а вот Перси…

— А Перси будет не до нас! Рона же искать будут!

— Мамины часы, — тихо прошептал Джордж. Близнецы уставились друг на друга.

— Надо посмотреть на стрелку Рона. Я схожу.

— Постой, — брат удержал его за рукав. — Возьми из тайника нашу запасную волшебную палочку и усыпи всех в доме. Не надо, чтобы кто-нибудь проснулся и увидел…

Тайник близнецов располагался под стрехой курятника, со стороны отцовского гаража. Подход через заросли колючего тёрна обеспечивал необходимую конфиденциальность припрятанных «сокровищ».

Пока брат ходил в дом, Джордж напряжённо обдумывал план действий. Обычно они палились на мелочах, а мама эти мелочи не упускала. Если же что-то проглядела, то Перси бдел. Под его очкастым недоверчивым взором было крайне сложно спрятать следы шалостей.

Сегодня допустить оплошность никак нельзя, иначе — Азкабан.

— На всех наслал Глубокий сон, только надолго его не хватит — я с твоим оживлением выдохся, — отчитался запыхавшийся Фред. Он осторожно помог брату подняться и, подставив плечо, повёл его к крыльцу.

— Траву за нами поправь, — распорядился Джордж.

— Нафиг?! Мы же вчера сад разгномливали, всё тут потоптали. Разберись теперь, где свежая примятость, а где несвежая.

— Точно! — облегчённо улыбнулся брат, аккуратно переставляя ноги. — Стой! Где портключ? Забрось его в пруд, хотя нет, лучше в болото за камышами. Там трясина.

— Может, припрячем? Вдруг ещё пригодится, — заупрямился хозяйственный Фред.

— Нельзя, — отрубил брат. — Нас ничто не должно связывать… ну ты понял. Вдруг координаты срабатывания снимут, а там…

— А что, могут снять?

— А я знаю? Лучше перестраховаться. Беги — выбрось.

На кухне было тепло, пахло съестным и чем-то таким… родным. Только сейчас оба осознали, насколько замёрзли во влажной одежде. Фред налил в кружки яблочный компот из кастрюли на плите, оставшийся с ужина. Разогрел чарами. Напились горячего, закусывая оставшимися в сковороде котлетами и горбушкой пирога, откусывая по очереди. Сознание близнецов слилось, став общим, как частенько бывало в покое после сильного перенапряжения. Общее сознание, общие мысли и переживания. Страх и боль, разделённые на двоих.

То, что с ними произошло: полёт на автомобиле, гроза, гибель одного из близнецов… казалось невозможной глупой сказкой, вроде тех историй, которые рассказывает сумасшедший отец Луны Лавгуд. Вот придёт утро, и всё забудется…

Наевшись и слегка согревшись, переглянулись, разделяя сознание. Стало значительно легче. Теперь можно было жить дальше.

Держась за руки, они подошли к стене с часами. Мерцающий огонёк Люмоса выхватил из потёмок грубовато выполненный своеобразный циферблат со множеством стрелок. Стрелка с изображением Рона застыла на отметке «Мёртв».

Оба замерли, не в силах пошевелиться. Осознание непоправимости случившегося придавило тяжким грузом.

— Я не хочу в Азкабан, — прерывающимся голосом произнёс Фред, смаргивая навернувшиеся слёзы.

— А кто хочет? — устало откликнулся Джордж. — Когда доберёмся до нашей комнаты, ты спустись и затри следы. Если они есть. И кружки помой.

— Ладно, — кивнул брат. — Пошли?

Подняться на второй этаж раненому близнецу оказалось непросто.

— Хорошо, что наша комната не на пятом, а то я бы совсем сдох, — просипел Джордж, осторожно присаживаясь на кровать. Теперь можно было не спешить. Фред помог ему снять влажную одежду и бельё, одел в пижаму, переоделся сам.

— Куда одежду спрятать? — деловито уточнил он, держа в руках рыхлый ком тряпок.

— Никуда, мама везде найдёт, — откликнулся брат, с шипением и стонами укладываясь в кровать. — Давай чарами чисти и суши.

— Опять все пуговки и карманы оборву, — самокритично вздохнул Фред, плюхаясь на стул. — А вот высушить, может, и получится.

Скинув одежду на пол, он потянулся за волшебной палочкой. Вдруг его глаза сверкнули, а ментал вскипел мешаниной образов. Джордж заинтересованно уставился на брата, даже не пытаясь разобраться в бурлении мыслей близнеца. В такие моменты у Фреда рождались удивительно интересные задумки.

— Представь, что мы решили, пока мама спит, доделать фейерверк, — медленно начал он. — А фейерверк возьми и взорвись!

— Не, это была шутиха. Ты начал творить заклинание, но нечаянно чихнул, — подхватил Джордж, ещё не зная, к чему клонит брат, но машинально придав истории правдоподобности. — Запал вдруг воспламенился, и шутиха ка-а-ак запустилась прямо в комнате!

— Мы выскочили в коридор, но шутиха успела тебя обжечь — вон ухо и волосы.

— И я с перепугу свалился с лестницы, сильно ударившись рёбрами!

— Ладно бы просто упал, ты ещё и на пузе по ступенькам проехал! — Фред подскочил к кровати и с силой выдрал с пижамы брата пару пуговиц. — Вот, на ступеньках остались. Я потом кину, где надо.

— А ведь получается! — возбуждённо приподнялся на локте Джордж, но, тут же сморщившись от боли, снова лёг.

— Нам надо продержаться, пока мама страшно не закричит, увидев Рона на часах, — деловито уточнил Фред, сглотнув. — Потом всем будет не до нас.

— А если начнётся пожар, и Нора сгорит?

— Вряд ли, щиты против огня отец обновлял прошлой осенью. Хотя весной же ещё надо было… забыл? Если всё-таки сгорит… Отстроим новую! За пожар в тюрьму не посадят. Выпорют, отругают, но в Азкабан не отправят. Потому что мы просто весёлые балбесы, а не… ну ты понял.

— Давай действовать — времени мало. Скоро мама проснётся.

— Значит, фейерверк? — неуверенно шмыгнул носом Фред.

— Ящик фейерверков! Один Нору не спалит. Греби в кучу всё, что у нас есть. И горючий порошок по полу рассыпь, — распорядился Джордж. — Поджигай, когда я с лестницы спущусь и на пол лягу. Где оторванные пуговицы с пижамы? Всё должно быть достоверно.

За окном занималась заря погожего летнего дня.

Ему чудились голоса, звон стекла, кто-то сильно кашлял, а больно от этого было Гарри. Снова свирепствовала буря. Молнии с треском рвали небеса. К нему подплывали большие рыбины, что-то напевно бормотали, лили в рот горькую гадость… Ледяные волны то захлёстывали, то оставляли его жариться на плоту под сиянием директора, превратившегося в солнце…

Открыв глаза, Гарри уставился в белёный дощатый потолок. Совершенно незнакомый — он его раньше не видел. Вон какие трещинки интересные, похожие на покосившуюся Гриффиндорскую башню. Он бы такой «узор» точно запомнил. И пахло тут не как в Больничным крыле, а сушёной малиной и пряными травами.

Слегка поёрзав на подушке неимоверно тяжёлой головой, Гарри осознал, что лежит в светлом помещении на мягкой кровати, под тёплым одеялом. И кровать простая, без всяких столбиков и балдахинов. Но опять же, смотреть кроме потолка было не на что.

Пришлось изворачиваться всем своим громоздким и непослушным телом. Устал, вспотел, однако своего добился. Теперь обзор стал куда как интереснее.

Небольшую комнатку заливали косые солнечные лучи. Ветерок из открытого окна шевелил белые кружевные шторы. На широком подоконнике умывалась пёстрая кошка, задевая при этом буйно цветущую герань в керамическом горшке. Потревоженный цветок возмущённо благоухал.

За окном качались на ветке зелёные крепенькие яблоки. Виднелись часть забора из фигурных штакетин и кусочек неба с облаком.

У изголовья кровати угадывался стол. Гарри мог разглядеть лишь его угол, заставленный склянками. Над бутылочками возвышался ночник голубого стекла. А при взгляде на мерный алхимический стакан с мутно-розовой жидкостью он осознал, что очень хочет пить.

Где-то скрипнула дверь, приглушённый звук шагов, и над Гарри склонилась молодая женщина в белом чепце с оборками. На ней было зелёное платье или, может быть, блуза с юбкой — низ одежды ему был не виден. Вырез у горла оттенял узкий белый воротничок, а плечи охватывали широкие бретели цветастого фартука.

«Я у волшебников. Ни одна женщина в обычном мире не нарядилась бы подобным образом», — несколько самоуверенно решил Гарри.

— Очнулся наконец! — улыбнулась она. Её лицо имело форму сердечка, с ямочками на щеках и светло-карими, как разбавленный чай, глазами. — Здравствуй, найдёныш! Как хоть звать-то тебя?

Поттер попытался ответить, но во рту совсем пересохло:

— Гаи… П... кх... ер

— Так-так, выпей-ка малинового отвару, Гай Пакер, — дама позвенела склянками и ловко напоила страждущего из странной посудинки, напоминающей заварочный чайник с ручкой на боку. Приятный кисловатый напиток замечательно утолил жажду.

Гарри хотел поправить даму, неправильно расслышавшую его имя, но она снова заговорила, а прерывать её Поттер постеснялся.

— Меня зовут Хлоя Фултон. Я знахарка или, по-твоему, колдомедик, обслуживаю остров Седой Скалы и ещё шесть маленьких островков поблизости. Обращайся ко мне мистрис Хлоя. Словом «мистрис» в наших краях принято именовать уважаемых колдуний. Это как «мадам». Такой вот старинный обычай.

Хозяйка живо организовала тазик и кувшин с тёплой, пахнущей цветами водой. Пока говорила, успела пациента обиходить, обтереть влажной тряпкой и перестелить постель.

— Наш остров Седой Скалы невелик: деревушка в лощине, рыбачье поселение в бухте и пара фермерских хозяйств. А на островках живут сезонные охотники на морского зверя. И, Гай, имей в виду: здесь нет простых людей, только волшебники и сквибы. Ну и нелюди есть, как не быть? Ты сейчас в моём доме. Как нашла тебя на берегу, так и притащила к себе.

А уж как я тебя нашла… Вышла утречком на берег собрать разные полезности, которые принесла буря. Смотрю — широкий след от воды тянется. Ну, думаю, точно иглонос на бережок вылез — на солнышке погреться. Эти твари похожи на больших морских черепах с длинными шеями, но хищные и ядовитые. Опасная, на самом деле, зверюга. Не приведи Создатель встретить подобную тварюшку под водой! А на берегу-то они неуклюжие. Вот, думаю, добуду ценных ингредиентов, декоктов на продажу наварю. Уже и денежки придумала куда потратить… Пошарила палкой в камнях, а там ты притаился! Что же, будем знакомы, маленький Гай.

Закончив хлопотать над больным, присела на табурет.

— Тебя ведь ищут, маленький волшебник. С какого ты острова? Кому о тебе сообщить?

Гарри облизнул шершавые потрескавшиеся губы. Дурсли… дядя опять будет попрекать его затраченными на лечение племянника средствами, которые он мог бы выгодно вложить. И побег припомнит. И прочее помянет. Нет, родственников лучше не беспокоить. Пусть от шебутного племянника отдохнут.

Сообщить Уизли? А зачем им Гарри? Мальчишки хотели привезти его в гости по доброте душевной, но будут ли ему рады взрослые? У них своих детишек вон сколько. А сейчас там скандал… Нет уж, пусть сначала всё утихнет, а то можно под горячую руку попасть. Небось, строго накажут братцев рыжиков за без спросу взятый и утопленный отцовский автомобиль.

— Я сирота, жил в Суррее. У меня никого нет, и вряд ли меня будут искать.

— В Суррее?! Не на Гебридских островах? Да как ты к нам попал-то? — мистрис Хлоя изумлённо всплеснула руками.

— У меня бывает — как испугаюсь, могу в другом месте оказаться, — признался Поттер. Говорить было трудно, от приложенных усилий даже вспотел.

— Вот как, спонтанная аппарация, получается, — задумчиво потёрла бровь знахарка. — Что же, лечись, маленький Гай, когда выздоровеешь, решим, как быть. А сейчас тебя ждёт вкусный бульон с сухариками.

Утром его осматривал представительный господин самого важного вида. Мистрис Хлоя почтительно называла его «целитель Купер». Только сейчас Гарри понял, что не ощущает своё лицо. Целитель что-то там дёргал, щипал, растягивал, а ничего не чувствовалось. Словно не кожа на лице, а резина.

— Сильно тебя о камни приложило, парень, — снисходительно пророкотал целитель, протирая руки салфетками. — По сути, я тебе заново лицо смастерил. Ишь какой носик точёный получился! И линия подбородка на загляденье. Не переживай, шрамов не останется. Тебе ещё бурный рост предстоит — я это учёл. В работе огрехов не делаю! Все девки твои будут… когда подрастёшь, конечно, — он добродушно хохотнул. — И рёбрышки я тебе перебрал, и правую руку поправил, и колено. Ничего-ничего, через пару недель и не вспомнишь о своих злоключениях.

А вот с магией, парень, повозиться придётся. Тут уж извини — иначе никак. Родичам твоим ручонки поганые оборвал бы за такие Скрепы! Ещё бы немного, и стянутое магическое ядро начало бы деформироваться. Ладно, тот, кто на тебя эту дрянь нацепил, помер. Без его магии скрепы сами собой разрушились. А если бы не помер? Живи и мучайся всю жизнь? Самое позднее скрепы лет в девять снимать надо, как только магия стабилизируется, а тебе уж все десять есть! Я вообще убеждённый противник всяческих ограничений детских магических выплесков. К чему это? Ущербного мага растить? Глупости какие! И ведь не переводятся родители-идиоты!

Целитель Купер ещё что-то бормотал, но Гарри его уже не слышал — пытался сообразить, почему ему десять лет, если все двенадцать недавно исполнилось? Хотел целителю сказать, но заснул.

Когда закатное солнце окрасило занавески на окне в интересный цвет, мистрис Хлоя, закончив кормить Гарри с ложечки вкусной рисовой кашей, напоила зельями и, дав запить ягодным настоем, спросила:

— Не хочешь рассказать, как очутился на нашем берегу? Тебе бы, малыш, выговориться. Небось сразу на душе полегчает.

Поттер поёжился от одного воспоминания о морских приключениях, однако смолчать нельзя. Мистрис Хлоя была доброй и заботливой. Огорчать её умалчиванием не хотелось, но… как про «незаконный» фордик рассказать? У мистера Уизли неприятности же будут.

— Мы с ребятами хотели ночью над водой долететь до их дома, — обтекаемо начал он. — А там гроза. Молния ка-ак полыхнула! И…

— И попала в твою метлу, та вспыхнула, — сочувственно вздохнула знахарка. — Вот ведь неслухи! Вам разве не говорили, что над грозовым морем летать нельзя? У тебя спина была обожжена и волосы опалены — пришлось наголо подстричь. Как самого-то не убило?

От её слов Гарри растерялся, но мгновенно сориентировался. Это, получается, они с ребятами как будто на мётлах летели, а вовсе не на зачарованной машине?

— Я сначала глубоко занырнул, но потом вынырнул. А рядом плавала дверь из досок. Я за неё уцепился, и меня к берегу принесло… — Гарри умолк, не зная, как дальше описать свои приключения. Отличить явь от бреда он не мог. Не рассказывать же про директора с огненной птицей. Ну бредятина-а! Хотя кто-то говорил, что у директора фамильяр необычный — какая-то волшебная птица. Жаль, подробностей не вспомнить…

— Ты просто счастливчик, Гай! У нас ведь тут рифы кругом, сильное течение, водовороты. Как твоё плавсредство о камни не разбило? Даже в штиль рыбаки не смеют далеко от берега отходить, — покачала головой мистрис Хлоя. — Надо же, выходит, ты как в старых легендах — самый настоящий Дар Океана! Не хочешь приятелям, с которыми летел, сообщить, что жив? Они, небось, тебя уже похоронили.

— Нет, — мотнул головой Поттер. — Как-нибудь потом.

Ему совсем не хотелось, чтобы его ругали. А дяде и тёте он потом напишет, когда поправится.

— Дело твоё, — знахарка поправила на нём лоскутное покрывало. — Спи, набирайся сил. Я в соседней комнате буду. Если что нужно — позови.

* * *

Дни шли за днями, Гарри много спал, хорошо кушал и старался не доставлять проблем доброй хозяйке, однако необоримая слабость по-прежнему приковывала его к кровати.

С утра, когда мистрис Хлоя уходила по делам, с ним сидела старенькая бабка, почему-то напоминавшая Поттеру облетевший одуванчик. Он долго не знал её имени, а спросить стеснялся. Приходила, усаживалась в притащенное Хлоей скрипучее кресло-качалку, доставала из корзинки вязание и начинала говорить.

Да-а, настолько захватывающих историй Гарри в жизни не слышал! Перед ним разворачивались древние битвы совершено неизвестных ему королей и прочих воителей. Влюблённая ведьма терпеливо ждала своего рыцаря из дальнего похода, не подозревая, что муж везёт домой коварную красотку-рабыню, замыслившую недоброе. Сумасшедший маг кого-то зачаровывал, а этот кто-то потом в благодарность насадил его на меч. Старая ведьма жаждала стать молодой и красивой, отобрав юность у прекрасной девы… Истории сменяли одна другую, и Гарри частенько засыпал под размеренное поскрипывание кресла-качалки и глуховатый бабушкин напевный речитатив.

Бабка кормила его обедом, поила парным молоком, обзывая «хворым телёночком», при этом шепча то ли стишок, то ли молитву, а потом снова заводила очередную сказку.

Болел Гарри тяжело, и было непохоже, что собирается выздоравливать. Нет, раны у него зажили, а вот с головой творилось что-то непонятное. Как только закрывал глаза, приходили страшные сны, и ладно бы обычные кошмары с зелёным светом и одержимым Квиррелом. Ему снилось, что он снова в тонущей машине. Сиденья впереди пусты — близнецы ушли портключом, а сбоку, во тьме, слышится отчётливое дыхание Рона.

Поттер просыпался, глотая слёзы. Он совсем не хотел бросать друга в беде. И ладно бы только Рон снился. С каждым днём сны становились всё кошмарнее, вбирая в себя эпизоды из бабкиных сказок. Такая жуткая жуть получалась, что Гарри орал, срывая голос.

Однажды после очередной «весёлой» ночи мистрис Хлоя присела на табурет у кровати, вертя в руках бутылёк синего стекла с замысловатой пробкой.

— Малыш Гай, я сварила тебе особое снадобье. У него нет названия — это наш семейный рецепт. Если выпьешь его, кошмары отступят. Может быть, совсем не пропадут, но мучить тебя уже не будут. Словно то плохое, что с тобой приключилось, отодвинется в прошлое, станет позабытым и неважным. Но действует это зелье на каждого человека по-разному, и предсказать результат... Хуже точно не будет, но какую цену за исцеление возьмёт с тебя Океан? — она покачала головой. — Пить или нет — решай сам.

На его памяти это был первый раз, когда мнением Гарри Поттера поинтересовались взрослые. Это было так необычно… Без особых раздумий он выпил маслянистую жидкость одним глотком. Ух и мерзость! Мистрис Хлоя дала запить сладким чаем отвратное послевкусие. Полежал, прислушиваясь к себе, чтобы не пропустить наступающие в нём изменения, но уснул и… прекрасно проспал всю ночь без всяких кошмаров.

А утром ни с того ни с сего понял, что не хочет быть Гарри Поттером! Прежнее имя словно потускнело и отшелушилось, как старая краска с подоконника, став чужими и ненужным. А случайно получившееся имя Гай прижилось. Может, и правильно, что он никому не представился полным именем?

Через несколько дней он искренне считал себя Гаем. Прошлое и вправду подёрнулось туманной дымкой, вглядываться в которую совсем не хотелось. Казалось, он тут, на этой кровати, всю свою жизнь провёл. Дурсли, Хогвартс, полёт на волшебном автомобиле — события прошлого стали неважными.

Когда миновали обещанные целителем две недели, Гай с постели так и не встал. Он хорошо высыпался, всегда был сыт, и уж точно на нём давно всё зажило, однако сил не прибавлялось.

Кошка Пеструха по утрам неохотно покидала «насиженное» место рядом с Гаем. Пока ему перестилали кровать, лениво потягивалась, вылизывалась, но всегда возвращалась. Надолго от нового приятеля она не уходила. Когда кошмары отступили, принялась носить ему слегка придушенных мышей, пыталась его заинтересовать, отпуская их перед кроватью и тут же придавливая лапкой шуструю добычу. А сама укоризненно заглядывала в глаза, призывно мяукала… Играть и угощаться мышками больной человеческий котёнок почему-то не хотел. Беда просто!

В один из тех дней, когда на улице было холодно, пасмурно, моросил мелкий дождик и всё время клонило в сон, мистрис с бабушкой поссорились. Они громко разговаривали где-то в дальних комнатах, спорили, потом немножко поскандалили и, видимо, помирились. Жаль, слов было не разобрать, хоть Гарри навострил любопытные уши.

Когда в лёгких сумерках, как обычно, сам собой засветился ночник, пришли в комнату найдёныша обе дамы, непривычно серьёзные и даже торжественные.

— Не волнуйся, малыш Гай. Мы с бабушкой по-своему тебя посмотрим, — шепнула мистрис Хлоя и принялась махать над ним волшебной палочкой в правой руке, а в левой — подвеской с жёлтым камнем. Бабуля тоже старалась: трясла пучком перьев с торчащими из них сухими травинками и корешками, раскачивала перед лицом камушек — Куринный бог, держа его за продетую в дырку бечёвку. Верёвочка, сплетённая из чёрно-белых ниток, привлекала внимание множеством замысловатых узелков. Обе что-то напевали дуэтом, потом в разнобой…

— Так просто не вытянуть, и обрубать связь нельзя. Тут либо дар с корнем выдрать, либо надо уравновесить, — Хлоя отстранённо кивнула, изучая плоский кусочек янтаря на цепочке, который она напоследок уложила на лоб пациента.

Потом дамы молча уселись рядышком и воззрились на найдёныша. Наконец знахарка тихо произнесла:

— Океан тебя не отпускает, Гай. Он, похоже, пытается вручить тебе Дар, к которому ты не готов. Если ничего не предпринять, это сведёт тебя в могилу. Мы с бабушкой хотим помочь. В бурю с тобой что-то произошло, поэтому Океан тебя держит. Вспомни, малыш, может быть, ты клялся? Что-то обещал Океану?

Гай вытаращил глаза.

— Н-нет.

— Может, ты просто забыл? — с непонятной надеждой уточнила бабка, заглядывая в глаза.

— Ты никак не можешь поправиться. И твоя магия уснула, хотя, освобождённая от скреп, должна бы резвиться, радуя нас выбросами.

— Я… сквиб, да? — прошептал Гарри.

— Нет, — отрицательно качнула головой Хлоя. — Мы с бабушкой Хезер пришли к выводу, что Океан отметил тебя и привязал к себе твою магию. Хотя целитель Купер считает, что это просто последствия серьёзной комбинированной травмы. Но Купер только волшебник, он не ведает природных сил, не чувствует то, что чуем мы, колдуньи.

— Что мне делать?

— Тебе? Ничего. Это мне нужно делать. Видишь ли, малыш, так просто Океан никого и ничего не приносит. И отвергать подарки Солёной Бездны ни в коем случае нельзя, — она мимолётно улыбнулась, при этом тревожно блеснув глазами. — Я хочу тебя усыновить. Что скажешь?

До боли прикусив губу и широко распахнув глаза, Фред смотрел, как горит его родной дом. Строя планы, они с братом не предполагали, что получится так страшно. Огонь с рёвом и треском вырывался из окон и дверного проёма, облизывал стены, обугливая вездесущий плющ, клубами дыма и искр окутывал кровлю.

Перед домом в одной ночнушке, босая, заполошно металась мама, что-то кричала, пыталась тушить чарами Агуаменти, но какое там! Вырвавшееся в коридор из их комнаты пламя было такой силы, что никто из семьи ничего на себя накинуть не успел — в чём были, в том и выскочили. Да и то потому, что Фред изо всех сил заорал, а потом загрохотали фейерверки. Тут и мёртвый проснётся! Мама из спальни аппарировала на улицу. Перси выпрыгнул, высадив раму, но неудачно приземлился — теперь хромал. А перепуганную заспанную Джинни мама вытащила через окошко.

Зря готовились, пуговки на пижаме отрывали: тащить брата на выход пришлось самому Фреду. Ему тоже досталось — огнём опалило, но не сильно. Ладно, сообразил на пол упасть, и вал огня прокатился над ним. Хотя шевелюра всё равно сгорела — пальцы натыкались на коротенькие пеньки на затылке и макушке. И шею с ушами ожгло. Хорошо хоть, пижама не загорелась. Видать, надёжно ткань зачаровали при пошиве. Рядом, в траве, пошевелился Джордж. Ему явно стало хуже, но ничем помочь брату Фред не мог.

Внутри дома громко затрещало, застонало, и что-то обвалилось. Наверное, лестница. Нора горела так, словно была сделана из бумаги. С ужасающим грохотом просела крыша, следом за ней осыпались объятые пламенем комнаты-надстройки, хороня в огне всё нажитое добро своих жильцов.

Пламя, получив дополнительную пищу, с воем взвилось к небесам. А там, в самом пекле, вдруг начали взрываться и разлетаться в стороны уцелевшие было шутихи. Одна врезалась в яблоню, смялась, тягучим и искрящим комком прилипла ко стволу. Дерево загорелось. Метнувшийся Перси успел приложить зашипевшую шутиху чарами заморозки, так, что по коре яблони пошли ледяные узоры. Пламя потухло.

Казалось, ни с того ни сего заполыхал папин сарай, хотя фейерверки до него не долетали. Или Фред просто не заметил?

Эх, если бы отца не вызвали в ночную смену, он бы, наверное, смог всё потушить! Опять у маглов какой-то переполох с зачарованными унитазами.

Перси тем временем выгнал кур из курятника и приказал Джинни отогнать их в дальнюю часть сада, но она его не услышала, заворожённо глядя на пожар. Фред тоже не пошёл — ему надо за Джорджем приглядывать. Пришлось Персивалю самому курицами заняться. Он попросту накрыл испуганно кудахчущих несушек каким-то заклинанием, собрал тушки в наколдованный мешок и унёс в темноту.

В папином сарае с магловским барахлом громко бухнуло, взметнув к небу клубы огня, а потом затрещало многочисленными хлопками. Над ухом пронзительно свистнуло, словно что-то пролетело. Громкий звук разбудил Джинни от странного забытья. Сестра всё это время так и стояла, не шевелясь и неотрывно пялясь на горящий дом. Она ошарашенно огляделась, подошла к близнецам, молча поразглядывала, помогла хромому Перси отловить и унести в темень сада сбежавшую курицу. Потом подобралась к потерянно замершей маме, взяла её за руку и громко спросила:

— Мам, а где Рон?

Безумным взглядом оглядев своих детей, сад и полыхающую Нору, мама страшно завыла и без сил опустилась в вытоптанную траву.

На душе Фреда стало мерзко и гадко, но он решительно отогнал проснувшуюся совесть. Иначе нельзя. Иначе — Азкабан. Рон всё равно мёртв.

Первыми из соседей пожар увидели Диггори и прибежали всем семейством. Потом Лавгуды прилетели вдвоём на метле, украшенной развевающимися лентами и звонкими бубенцами. Луна сразу подошла к Джинни, и они о чём-то оживлённо заговорили. Народ прибывал и прибывал. Хорошо, что маглы зарево над скрытыми землями не видят, а то бы и они набежали. Кто-то вызвал авроров и колдомедиков. Шныряли журналисты, озаряя окрестности вспышками камер ярче пожара.

Деловитая медиведьма из бригады Скорой магической помощи намазала Фреда вонючей мазью, а Джорджа распорядилась забрать в Святого Мунго и сопровождать брата не разрешила. Мол, проведывать приходи завтра после обеда, а пока пострадавшему будет не до гостей.

Перси тоже ногу полечили, заверив: мол, кости целы, а вправленный вывих сам пройдёт, только ногу не натруди.

Мистер Лавгуд накинул на плечи мамы мантию, напоил её чем-то из красивой кружки, устроил прилечь на садовой скамейке, трансфигурировав ту в лежанку. Сверху ещё и пледом укрыл. А Луна подсунула ей под голову подушку с длинной бахромой, частью заплетённой в косички.

Рассвело. Вместе с прибывшими аврорами вернулся с работы отец. Поначалу присел на лежанку рядом с мамой и долго смотрел на пожарище. Потом стал обходить двор и сад, наверное, оценивая ущерб. К тому времени от дома осталась полуразвалившаяся каменная коробка основания и куча полыхающих и чадящих тонких брёвен с кровли. Сарай догорал, а курятник уцелел — ничего ему не сделалось. Хоть курам есть где жить.

Тут авроры начали выяснять, что случилось, отчего возник пожар. Фред не стал запираться — всё выложил. И как фейерверк хотели доделать, и как нечаянно чихнул от попавшего в нос горючего порошка, и как на столе почему-то коробка с порошком воспламенилась, а потом и готовые фейерверки, которые они с братом не успели упаковать…

Врать было легко. Собственно, он пересказал события двумя днями раннее, когда они с братом доделывали заказ для Ли Джордана. Приятель хотел порадовать пиротехникой гостей на своих именинах. Оставалось придумать причину пожара.

Фред сидел на трансфигурированном стуле, обессиленно опустив голову, а ладошки стиснув коленями. Он чувствовал себя выжатой половой тряпкой, на которой ещё и потоптались, счищая грязь с ботинок. Оправдываться не пытался, чем явно насторожил многоопытного Перси, отирающегося поблизости от места допроса.

Впрочем, авроры не усердствовали. Возможно, они бы и вовсе не стали ничего выяснять: пожар родового дома — личное дело волшебника. Но мама объявила о гибели Рона.

Кряжистый немолодой аврор извлёк из сумки футляр с неким артефактом, который он настроил и направил в сторону пожарища, поводил из стороны в сторону.

— А что это? — шёпотом спросил Фред у молодого аврора, наверное, стажёра, со смешными усиками, который стоял рядом со значительным видом.

— Артефакт, определяющий недавнюю смерть, — важно ответил тот, заставив Фреда похолодеть.

— Есть погибший, — объявил равнодушно исследователь пожарища. Фред едва сдержал порыв вылупиться, разинув рот, вовремя опустив повинную голову.

Мама зарыдала, уткнувшись лицом в плед. Рядом всхлипнула Джинни. Перси утешающе обнял сестру.

«Упырь! — озарило Фреда. — В огне погиб упырь с чердака!»

Он едва не рассмеялся от облегчения, в последний момент изобразив рыдания.

Маги приходили, глазели, раскланивались со знакомыми… и уходили. А в поставленную на трансфигурированный мистером Лавгудом столик Чашу Милосердия деньги бросили только двое. По внешнему виду — маглокровки.

Фред вдруг отчётливо увидел то, на что раньше не обращал внимания: Уизли были изгоями. Увидел сейчас, глядя на праздно мельтешащих волшебников, которые брезгливо оглядывали их нехитрое хозяйство, без особого сочувствия кивали расстроенным родителям и уходили прочь, не спеша протянуть руку помощи семье, которая потеряла почти всё нажитое.

Вспомнилось несчастье у вдовы Бишоп, тоже потерявшей в пожаре дом. Фред тогда был совсем мелким, но помнил, как они с мамой ходили навестить старую ведьму, одиноко живущую за лесом. Мама принесла ей горячий пирог с почками. А когда, попрощавшись, уходили, Фред оглянулся и заметил, как старуха со странным выражением лица бросила подаренное печево в ведро возле стола.

У миссис Бишоп во дворе, напротив строящегося нового дома, стоял навес, куда сердобольные волшебники складывали принесённые для неё вещи: мебель, одежду, матрасы, кастрюльки... Даже пианино кто-то притащил!

А поможет ли кто-нибудь семье Уизли?

Фред ёжился от утренней прохлады, провожая взглядом удовлетворивших любопытство соседей. А где им теперь жить, пока дом не построят? Ладно, мелкие уедут в Хогвартс, а родители? Тётушка Мюриэль их к себе пожить точно не пустит. Нет, маму она, может, и приютила бы, но вот отца… Артура она терпеть не могла.

Подошёл мистер Лавгуд, трансфигурировал из травы нечто вроде кровати.

— Приляг, Фред, у тебя была тяжёлая ночь, — мягко улыбнулся он, превратив собственный пёстрый шёлковый шарф в такое же яркое одеяло. Хотел и для Перси лежанку наколдовать, но тот отказался. Сказал, что ему необходимо встретиться с друзьями.

Уже засыпая, Фред увидел, как Джинни и Луна усаживаются на метлу. Ветерок раздувал ленты, полоскал подол мантии мистера Лавгуда и его длинные белобрысые волосы. Похоже, Лавгуды пригласили сестру пожить у себя.

Даже немного жаль, что они сумасшедшие и водиться с ними мама не разрешает.

Он проснулся, когда солнце уже стояло в зените. Светило загадочно просвечивало сквозь зелёную листву. Было жарко и душно, жужжали мухи, пахло дымом и гарью. Джордж в общем сознании всё ещё спал, явно напичканный снотворным. Сбросив слишком тёплое одеяло, Фред вскочил на ноги. Под яблоней дрых Перси, завернувшись в клетчатый плед. Такую клетку обычно наколдовывал отец, будь то носовой платок или мягкий стул для гостя. Родителей не было видно. Едой не пахло.

Наведавшись в будку в конце сада, а затем завернув в курятник, он выудил из гнезда пару свежих яиц, сделал в них дырки и выпил. Жить стало веселее. Скорлупки мелко раскрошил подскочившим курам. Подумав, сыпанул зерна в пустую кормушку. Похоже, о живности мама забыла, а ведь несушки — пока их единственное пропитание.

На улице послышались хлопки аппарации. По саду разнёсся громогласный голос мамы и оправдывающееся бормотание отца. Фред даже улыбнулся — это было обыденно, по-домашнему, словно и не случилось ничего.

Присев на гнилой чурбак в тени курятника, он призадумался. Сейчас вроде бы не следовало попадать под горячую руку, однако... Фред по опыту знал, что лучше сразу разобраться с наказанием, пока мама много чего себе не напридумывала. Да, сейчас подходящее время. Джордж в больнице, а без него наказание не будет слишком суровым. Вроде как смысла нет на одном близнеце отыгрываться. А потом уже… наказали же. Ещё и Джорджа, что ли, отдельно лупить?

Нет, надо сейчас подойти с повинной, мол, это я во всём виноват, и вообще — страшно расстроен гибелью Рона…

Получилось, как и хотел: отругали, выпороли, лишили карманных денег на все годы школы… Ну, это ерунда. А вот запрет на эксперименты пережить будет куда трудней. Ладно, летом можно воздержаться, всякое-разное придумывать, а в школе оторваться от души! Нет, правда, очень даже неплохо получилось. И проснувшийся Джордж одобрил. Действующие на брата обезболивающие зелья ещё и боль на поротой заднице уняли. Жить можно!

* * *

Отец принёс магическую палатку с расширенным пространством. Довольно маленькую, по правде говоря — всего одна комната без окон и махонькая кухонька. Ну, ещё туалет с ванной. И воняло в ней, словно миссис Норрис Филча много лет ходила сюда гадить. Даже печки не было, не говоря уж о камине. Зато были две двухярусные койки и скрипучий раскладной диван. Стол ещё с табуретками. Поставили походный домик под яблоню. Мама сразу же сходила к Лавгудам и забрала Джинни.

Отец разбирал головёшки, оставшиеся от дома. Мама плакала на скамейке. На обуглившейся земле белел свежеструганными досками раскрытый гроб. Вот вместе с золой и потухшими углями папа зачерпнул чарами останки сгоревшего упыря, раскопанного в головёшках, поместил в гроб, закрыл крышкой и заколотил.

Похороны прошли на кладбище для волшебников в Годриковой Лощине, под унылым моросящим дождиком. Пришли Лавгуды и тётя Мюриэль. Они принесли с собой еды на поминальный стол и кое-какие вещи. Немного поплакали и закопали гроб. Фред думал, что будут говорить печальные речи, но нет, ничего не сказали.

Тётя Мюриэль пыталась настоять на похоронных обрядах, но мама рассердилась и аппарировала домой, прихватив Джинни. Отец и вовсе куда-то делся. Тогда она сама всё сделала, а Фред, как не успевший удрать, держал поднос, уставленный блюдом с зерном и бокалом вина. Ещё лежал кусок сыра, но Фред его втихомолку съел, пока тётя что-то пела, бубнила, потом снова пела… и кидала зерно на могилку. А затем поплескала на вскопанную землю вином.

Когда закончила, сказала, отряхивая руки от прилипшего зерна:

— Не вини себя, мальчик, в гибели брата. В жизни всякое случается. Заботиться о детях должны родители. Если ваша горе-мамаша не сообразила на пожаре детишек пересчитать… Впрочем, уже ничего не изменить. Покойся с миром, Рональд Биллиус Уизли. Пусть Вечная Госпожа будет к тебе снисходительна, юный Предатель Крови.

Тётя Мюриэль перенесла Фреда домой, а потом пригласила Джинни к себе в гости до сентября. Сказала, что подготовит девочку к школе за свой счёт. Мама поджала губы, но согласилась, хоть и ворчала потом, что старая кошёлка опять будет учить малышку всяким глупостям. И вообще, могла бы всех детей в школу приодеть, так нет, скупердяйка.

Пообедали тем, что осталось от поминального стола. Мама нервничала и кого-то ждала. Наконец потребовала, чтобы отец отправил патронуса Альбусу. Но зверёк из серебристого света, как только его хотели отослать с надиктованным посланием, рассыпался серебристыми искрами. Родители поругались. Второго патронуса отец создать не мог, мол, на первого-то истратил накопитель, за который придётся отчитываться на работе. Мама психовала, но поделать ничего не могла. Она из дому отлучаться боялась, чтобы с директором Дамблдором не разминуться.

Отец ушёл под дождь. Личного сарая он лишился и наверняка переживал о сгинувших в огне магловских штуковинах куда больше, чем о сгоревшем доме. Теперь ему негде от мамы прятаться.

Перси возился со спасшейся из огня Стрелкой, но престарелая почтовая сова была совсем плоха, даже воду пить не стала. Вроде не обожглась — все перья целые. Наверное, её доконали старость и пережитый страх.

А личная амбарная сова Перси с маминым письмом к директору лететь отказалась. Брат уверял, что у неё после пожара депрессия. Хотя с запиской к его таинственным друзьям птица охотно отправилась. К счастью, кроме Фреда этого никто не видел, а то мама снова раскричалась бы.

Стемнело. Изрядно поредевшая семья шумно укладывались спать, когда пришёл отец. Весь мокрый и в саже, с озадаченным выражением лица:

— А где мой автомобиль?