До самого конца (джен)

Мэри Поппинс катит коляску по Вишнёвой улице.

Синее пальто с серебряными пуговицами, модная шляпка с маргаритками, черные волосы и вздёрнутый, как у голландской куклы, нос. Мэри Поппинс невозмутима и незыблема, как сама Британия, и потому фантастически нереальна — в разбомбленном, истекающем кровью Лондоне, зимой 1940 года, в самый разгар немецкого “Блица”.

Стучат каблуки. Колёса тяжело скрипят — старая коляска проседает под грузом. То ли дело когда в ней сидели близнецы Бэнкс, хорошие были времена…

В коляске кучей сложены ветки, сучья, куски коры — сегодня её очередь добывать растопку. На Вишнёвой улице ни одной целой вишни — давно распилены на дрова. Вместо дома Адмирала Бума пепелище, мисс Ларк и её собаки погибли на станции “Белхэм”. Парк превратился в городские джунгли, а на месте пруда огромная затопленная воронка — статуи Нелея больше нет. Он хотя бы не мучился долго, думает Мэри.

Дом №17 ещё стоит — без окон, газа и электричества, зато с двумя подростками и камином, на который нужно слишком много дров. Джейн 14, она прячет под подушкой письмо и перечитывает его, думая, что этого никто не видит. Майклу 12, он мечтает сбежать на фронт, вступить в гражданскую оборону, ловить немецких шпионов, убить Гитлера — в общем, стать героем.

Мэри идёт по разбитой дороге, шаг её твёрд, губы упрямо сжаты. Совершенство она или нет, черт побери? Знали бы вы, как трудно творить чудеса среди воя сирен и разрывов бомб. Но, по крайней мере, одно чудо она сотворит — Джейн и Майкл переживут эту зиму.

Без шуток — что она может? Порталы закрыты, магия неумолимо кончается. Этот мир болен, неудивительно, что остальные поспешили закрыть границы.

Город горит каждую ночь. Каждое утро они упрямо возвращаются из бомбоубежища домой, по изуродованным тротуарам, засыпанным землёй и щебнем, обходя воронки, трупы и переломанные деревья. Дом №17 уже сто раз должен был стать грудой битого кирпича, но на это сил пока хватает… пока. Фэйри по имени Мэри знает — когда магия этого мира иссякнет, останется только её жизнь.

— Мэри Поппинс… — шепчет однажды Джейн в полной шепотов и вздохов темноте бомбоубежища. — Мы забыли спросить… Вы надолго останетесь… в этот раз?

Конец фразы тонет в далёком грохоте взрывов. "Ист-Энд накрывают, сволочи!" — горестно бормочет кто-то, невидимый во мраке.

Мэри Поппинс сжимает руки детей. В темноте не видно, как печальна её улыбка.

— Останусь… пока человечество не перестанет сходить с ума. — Наконец, говорит она.

— О, Мэри Поппинс! — Выдыхают оба. — Значит, до самого конца…