KULAAN (джен)

Он выныривает из абсолютной черноты с дрожащим вздохом, и его лёгкие мгновенно обжигает морозный воздух.

Ещё секунду назад не было абсолютно ничего. Ни голубого неба, простирающегося над ним, ни ощущения холода на коже, ни мыслей, ни чувств. Не было всего.

«Я Мантиарко», — говорит он себе, вспоминая своё имя, вспоминая себя. И всё его существование наполняется смыслом.

Он лежит на жертвенном камне неподвижно, стараясь не дышать и не издавать каких-либо звуков. Вокруг слышится мелодичное пение птиц, шелест травы и едва различимые голоса людей, что переговариваются шёпотом друг с другом.

Мантиарко осторожно приоткрывает глаза и украдкой бросает взгляд в сторону откуда доносится разговор. Рядом с ним, на расстоянии пяти шагов, располагается небольшая группа из двух мужчин и одной женщины в чёрных робах без капюшона. Неподалёку от них он замечает изуродованные тела двух знакомых ему людей, и сразу же закрывает глаза, не в силах видеть это.

— Ничего не происходит, — слышит он звонкий женский голос.

— Нужно время, — отвечает ей другой голос, на этот раз мужской. — Мы провели ритуал, согласно писаниям.

— Сколько? Этот юнец и так отнял у нас несколько часов своей истерикой.

— Столько, сколько потребуется, Ривана. Не пререкайся.

Их разговор прекращается, и Мантиарко чувствует, как от липкого холода постепенно начинают неметь его конечности.

Он собирается с духом и снова открывает глаза, на этот раз сразу бросая взгляд в ту сторону, где, как он чувствовал, лежит брошенным боевой топор его отца.

Блеск острой стали подмигивает ему среди жёлтой травы всего в паре метров от жертвенного камня. Если бы он мог только…

— Мне казалось или на мальчишке было больше крови, когда мы проводили ритуал, — вдруг раздаётся скрипучий голос совсем близко к нему.

Мантиарко закрывает глаза и задерживает дыхание пока человек, подобно ястребу, ощутимо кружит возле его беззащитного тела. Кипящая ярость наполняет всё естество мальчика, когда он вспоминает о том, что они сделали с ним, что они заставили сделать его.

К горлу Мантиарко ожидаемо подступает тошнота, стоит ему только подумать о медном остром вкусе, пропитавшем его горло. Он едва заметно стискивает зубы за сомкнутыми губами.

«К даэдра смерть от стали, это будет слишком милосердно для них», — думает Мантиарко, ощущая, как стремительно раскаляется кожа в его правой руке.

Он распахивает глаза как раз в тот момент, когда лысый старик заносит над его оголённым животом жертвенный кинжал. Мантиарко поднимает ладонь, и яростный поток пламени незамедлительно врезается человеку в лицо, мгновением позже охватывая ворот чужой одежды и стремительно распространяясь ниже.

Роба старика горит, горят его глаза, горит его плоть. Чужой кинжал падает на землю рядом с ними, когда человек, остервенело вопя, пытается потушить себя.

Мантиарко незамедлительно перекатывается и вскакивает на дрожащие ноги. Его тело трясёт от холода, жара и истощения, но он всё равно заставляет себя двигаться. Запах жжёной плоти врезается ему в нос, и Мантиарко с трудом подавляет внезапную тошноту.

— Убейте его! — разъярённый женский голос звучит над их головами, и в следующий миг воздух вокруг него опасно электризуется от чужого заклятия. Он пытается увернуться, спрятавшись за горящим человеком, но молния всё же бьёт по коже. Невероятно больно и ошеломляюще.

Старик продолжает метаться и орать у него над ухом, пока Мантиарко с трудом стряхивает с себя колющее ощущение от разряда молний.

— Помри уже, — шипит он, а затем ловко награждает столпом пламени ещё одного смельчака, подобравшегося к нему с мечом. От жара его огня воздух вокруг плавится, и вместе с тем сухая трава под ногами Мантиарко начинает тлеть. Всё пространство рядом с ним пропитывается едким дымом, дикими криками и запахом жжёной плоти.

— Ты должен быть мёртв! Мёртв, маленький ублюдок! — вновь доносится до него женский голос.

— Ривана, верно? — кричит он в ответ, выныривая ей навстречу из перегретого пространства между двумя горящими людьми. Мантиарко видит, как она держит руки подобно тому, как это делает он. Женщина гораздо выше и старше его, гораздо сильнее. На её пальцах играют едва заметные всполохи молний.

Вот только Мантиарко не идиот, и он знает, что среди них она единственная колдунья. И все её силы ушли на проведение ритуала.

Кривая ухмылка растягивает его губы.

— Моё лицо будет последним, что ты увидишь перед тем, как умрёшь, — обещает он, кружа рядом с женщиной. — Но сначала я заставлю тебя отведать своих близких товарищей, подобно тому, как ты заставила меня отведать моих.

Искра паники, промелькнувшая на её лице, вызывает у него злорадный восторг. И в следующую секунду он полностью отдаёт себя ревущей ярости, бушующей в его крови.

Словно сквозь толщу воды Мантиарко слышит чужие крики, когда руки девушки, некогда творящие волшебство, под натиском его гнева превращаются в тлеющие угольки. И чувство, знакомое и в то же время такое чуждое, оседает в нём подобно текучему жару. Он знает это слово.

Потому что он норд. Потому что в нём кровь его отца и матери. Потому что сейчас он само пламя.

Он знает это слово. Этот ту’ум.

Однако вместо крика выходит осипший шёпот:

— Yol⁽¹⁾.

Ничего не происходит.

Он завершает дело с помощью собственных рук.

* * *

Когда со всеми покончено, его взгляд вновь обращается к двум изуродованным телам, что грудой свалены на земле рядом с жертвенным камнем. Проглотив ком в горле, он медленно подходит к ним, желая, чтобы события минувших суток оказались лишь кошмарным сном.

Но родные и в то же время безжизненные синие глаза не дают ему даже иллюзии того, что произошедшее не реально. Мантиарко сложно смотреть на что-либо ещё помимо глаз, поскольку люди, совершившие с ними это, первым делом испортили некогда нежное и красивое лицо. Другому человеку на земле досталось не меньше: рука, ещё вчера державшая клинок, была обглодана до кости, а сильные ноги переломаны и вывернуты под неестественным углом.

Мантиарко больше не в силах смотреть на них. Он сгибается пополам, и его рвёт на обгорелую траву. Слёзы скорби, жалости и отвращения к самому себе непреклонно стекают по его лицу, собираясь в капли на кончике крючковатого носа.

Ему следует достойно похоронить их.

А он не может даже взглянуть на тела.

«О каких достойных похоронах может идти речь, если они истерзаны и переломаны?», — с горечью думает Мантиарко, молчаливо задыхаясь от плача. Как он может обращаться к каким-либо божественным сущностям теперь, когда те были глухи к его отчаянным молитвам вчера ночью? Аэдра? Талос? В пекло их всех.

Эти тела у его ног имеют мало общего с теми людьми, с которыми он прожил всю свою жизнь. Он не позволит этой груде крови и костей запятнать светлую память о них.

Мантиарко медленно выпрямляет спину.

Верно, в пекло.

Он находит в себе ещё немного сил, чтобы сжечь свидетельства того кошмара, которое ему довелось пережить. И покидает это место лишь тогда, когда ветер уносит прах в сторону востока.

Мантиарко забирает с собой массивный отцовский топор и привкус крови на языке.

Ему удаётся ступить на извилистую тропу лишь к полуночи. Но в тот самый момент, когда он уже собирается отправиться в путь к ближайшему поселению, где можно было бы найти ночлег, прямо на дороге разгорается битва.

Появление массы людей буквально из темноты ночи становится для него неожиданностью, и измождённый Мантиарко не успевает толком сжать в руках острый топор, как молниеносный всадник сначала выбивает оружие из его рук, а затем ударом эфеса меча по затылку отправляет мальчика вновь в объятья тьмы.

* * *

Следующее пробуждение Мантиарко сопровождается пульсирующей головной болью, а также невыносимым чувством жажды. Он с трудом разлепляет глаза и облизывает пересохшие губы. Громкий стук копыт и неумолимое покачивание повозки вызывает у него чувство тошноты.

Мантиарко ещё раз моргает, осторожно осматриваясь. Их повозку ведёт солдат империи, а напротив него сидит светловолосый мужчина, одетый в кольчугу и синюю рубаху, с такими же связанными руками, как и у него.

Их конвой пугает стаю ворон.

— Малец, не спишь? — вдруг обращается к нему мужчина. — Надо же было налететь тебе прямо на имперскую засаду… Они и нас поймали. Да и ворюгу этого.

Мантиарко упорно сохраняет молчание, хотя всё равно украдкой бросает взгляд на преступника, сидящего рядом с мужчиной.

— Проклятые братья бури! — выплёвывает слова вор. — В Скайриме было тихо, пока вас сюда не принесло. И Империи не до чего дела не было. Если бы они вас не искали, я бы сейчас украл вон ту лошадь и рванул в Хаммерфелл. Эй ты, — внезапно обращается к нему разбойник. — Нам с тобой тут не место. Это за братьями бури Империя охотится.

— Мы сейчас все братья и сёстры по судьбе, ворюга, — возражает солдат бури.

— А ну все заткнулись! — кричит им извозчик, но, похоже, его грозный тон не имеет никакого эффекта, потому что разговор тут же возобновляется.

— А с ним-то что не то, а? — спрашивает вор, поворачивая голову к соседу Мантиарко. Именно тогда он замечает мужчину с завязанным ртом, облачённого в громоздкий меховой плащ. И вся кровь стынет в его жилах. Потому что он знает этого человека.

— Попридержи язык. Перед тобой Ульфрик Буревестник — истинный Король Скайрима.

Голос солдата бури звучит гордо и величаво, когда он представляет своего лидера восстания. Мантиарко же сохраняет молчание.

«Истинный Король», — думает мальчик с затаённой насмешкой. Он больше не слушает чужой разговор, полностью погружённый в свои мысли.

Торуг был истинным Королём. Королём по праву.

И Ульфрик убил его.

— Здравия желаю, Генерал. Палач уже ждёт, — громкий мужской голос раздаётся над их головами, и всё внимание Мантиарко вновь обращается к окружающей его действительности. Он видит каменные стены Хелгена, а также мельком спину Генерала Туллия, возглавляющего всю процессию.

— Хорошо, — слышит он чужой ответ. — Покончим с этим.

Вор рядом с ними начинает испуганно молиться.

— Шор, Мара, Дибелла, Кинарет, Акатош. Боги, пожалуйста, помогите.

Чужое отчаяние невольно отправляет его во вчерашний день, когда он кричал о помощи всем Богам, ещё более отчаяннее и яростнее.

— Они не слышат, — говорит Мантиарко, из-за жажды голос его подобен скрежету металла о стекло. — Надейся только на самого себя.

— Много ли ты знаешь, малец? — мгновенно огрызается вор.

Мантиарко не отвечает. Его взгляд цепляется за гордо восседающую всадницу и её свиту, встречающую их конвой. Он узнаёт и её. Это самодовольное и надменное выражение лица ему не забыть никогда.

К сожалению, они довольно быстро проезжают мимо, огибая массивную башню. Но уже через минуту лошадь, тянущая их повозку, начинает замедлять свой ход.

Сердце в его груди вновь пускается в испуганный пляс, а удушающее чувство страха вновь подкрадывается к горлу.

— Приехали, — говорит солдат бури, когда их повозка окончательно останавливается. — Пошли, не будем заставлять Богов дожидаться.

«В пекло Богов», — думает Мантиарко, с трудом находя в себе силы встать. Стоит ему только выпрямиться во весь рост, как в глазах опасно темнеет.

Он аккуратно спрыгивает на землю вслед за Ульфриком и вором, мгновенно оказываясь скрытым перед взором имперской стражи за их высокими фигурами. У него нет надежды на то, что он выберется из этой передряги: сейчас ему не хватит сил даже на побег, не говоря уже о битве или колдовстве.

Возможно, ему суждено было покинуть этот мир ещё вчера, вместе со своими близкими.

— Ульфрик Буревестник, ярл Виндхельма, — объявляет мужчина, и самонаречённый Король Скайрима выходит вперёд, принимая свою судьбу с достоинством.

— Я горжусь тем, что служил тебе, Ярл Ульфрик, — говорит ему в спину солдат бури.

— Ралоф из Ривервуда, — вновь объявляет имперец, и теперь Мантиарко известно имя этого болтливого воина.

— Локир из Рорикстеда.

— Нет! Я не мятежник! —кричит конокрад. — Вы не имеете права!

Мужчина резко срывается на бег. Однако далеко уйти ему не удаётся — точный выстрел в спину сбивает его с ног. Человек падает на землю и больше не поднимается.

— Эй, малец! — секундой позже доносится до него голос имперского солдата. — Сделай шаг вперёд.

Мантиарко тяжело вздыхает, но слушается команды, подходя к страже ближе.

— А кто ты? — с искренней растерянностью в голосе спрашивает мужчина, так что неожиданная крупица надежды на спасение невольно зарождается в сердце мальчика.

— Моё имя Мантиарко, — хрипит он, глядя на мужчину снизу вверх.

— Неудачное время для возвращения домой, родич, — тот растерянно поджимает губы, а затем обращается за помощью к пергаменту в своих руках. — Капитан, что с ним делать? Этого ребёнка нет в списке…

Зарождающаяся надежда Мантиарко мгновенно гаснет, стоит только Капитану сказать:

— В Бездну список. Давай его на плаху.

Все краски сходят с лица, когда он смотрит в пустые глаза женщины перед собой, что так пренебрежительно легко определила его судьбу.

— Как прикажете, Капитан, — отвечает ей солдат, а после вновь обращается к нему. — Мне очень жаль. По крайней мере, ты умрёшь на родной земле.

— Мне нет дела до твоей жалости, норд, — тихо произносит Мантиарко без особого запала в голосе. — Как и твоему Капитану нет дела до справедливости.

— Молчать, жалкое отребье! — рычит на него женщина, делая угрожающий шаг вперёд. — Отправляйся к остальным, живо!

— Если я всё же каким-то чудом останусь жив, Капитан, вы глубоко пожалеете о своём приказе. Так что пусть ваш палач не промахнётся.

Его грубо толкают в очередь на плаху, вынуждая встать рядом с Ульфриком, представленным перед Генералом Туллием, и он послушно останавливается. Сил бороться нет. По крайней мере эта смерть будет быстрой.

— Ульфрик Буревестник, — голос Генерала громко звучит средь утренней тишины. — Здесь в Хелгене тебя кто-то зовёт героем. Но герой не станет использовать дар Голоса, чтобы убить Короля и узурпировать трон. Вы начали эту войну и погрузили Скайрим в хаос. А теперь Империя воздаст вам по заслугам и восстановит мир.

Торжественная речь Генерала прерывается эхом яростного рычания, отражающегося от гор, что виднеются им вдалеке. Мантиарко невольно замирает.

«Что это такое?», — задаётся он вопросом, уже толком не вслушиваясь в речь Туллия и монотонную молитву жрицы Аркея.

После первой смерти от топора палача, животный крик вдалеке звучит снова, по коже Мантиарко пробегают мурашки. Чувство чего-то фаталистичного, неизбежного, оседает у него в груди.

Он, словно околдованный, идёт на плаху, не слыша ничего, кроме своего собственного дыхания и… приближения чего-то ужасного, грозного в небе.

Мантиарко становится на колени, а затем поворачивает голову в сторону палача. Он смотрит на угрюмого мужчину с кровавым топором, однако он его не боится.

Чёрный дракон, вынырнувший из скал с яростным рёвом, заставляет его поражённо замереть на месте. Ему кажется, что собственное зрение и собственный слух подводят его. Однако испуганный крик другого мужчины рядом с ним ясно даёт понять: всё происходящее реально.

Палач, невзирая на поднимающуюся панику вокруг всё равно пытается занести топор над головой Мантиарко, но именно в этот самый момент дракон планирует вниз и приземляется аккурат на ближайшую к ним башню, взмахом своих массивных крыльев сбивая мужчину с ног.

Красные глаза существа медленно и очень осознанно осматривают пространство вокруг.

— STRUN BAH YOL⁽²⁾!

Небо над ними заволакивает тёмными тучами. А уже в следующее мгновение на них начинают сыпаться пылающие метеориты.

Но Мантиарко ощущает, как кровь в его жилах поёт.

1) огонь

Вернуться к тексту

2) На самом деле Алдуин вызывает Армагедон криком Огненного Дыхания — Йол Тор Шул, но мне захотелось немного модифицировать его. Чтобы он больше был похож на Грозовой Зов — Струн Ба Кво, только вместо молний в конце огонь.

Вернуться к тексту

Дракон издаёт ещё один крик, и из клыкастой пасти вырывается волна силы, которая сбивает его с ног. В глазах Мантиарко опасно темнеет.

Становится очень жарко, а воздух наполняется запахом дыма и гари. Лёжа на боку, он чувствует, как под ним сотрясается земля из-за метеоритного дождя.

— Сородич! Подъём! — кричат ему, и Мантиарко несколько раз моргает, пытаясь прийти в себя. — Пошли, второго шанса Боги нам не дадут.

Ему едва хватает сил подняться на ноги. Всё тело трясёт.

Ралоф крепко хватает его за руку, а после ведёт сквозь ад и разбивающиеся в щебень камни к ближайшей башне. Стоит им оказаться внутри, как их обволакивает удушающий жар, а также медный запах крови.

Мантиарко пытается отдышаться. Он прислоняется спиной к стене, но сразу же отскакивает из-за раскалённых камней. По крайней мере картина перед глазами слегка проясняется.

На полу лежат раненые солдаты братьев бури, которые едва остаются в сознании. Камни под ними пропитаны алой кровью. И от вида чужой развороченной плоти Мантиарко становится дурно, он отворачивается.

— Ярл Ульфрик, что это? — спрашивает Ралоф, остановившись возле двери. — Неужели легенды не врут?

— Легенды не сжигают деревень, — даёт ответ мужчина.

Оглушительный рёв дракона снаружи пробирает до костей. Ралоф в испуге отходит дальше от двери, даже Ульфрик заметно бледнеет, хотя и старается не показывать свой страх. Мантиарко кажется это смешным. Его самого трусит.

Казалось, самая ужасная ночь позади, но Боги всегда готовы доказать ему, что жизнь может стать ещё хуже.

— Надо уходить, быстро, — из оцепенения их выводит голос Ульфрика. И Мантиарко приходится слегка приподнять голову, чтобы посмотреть на мужчину в меховой накидке, которую тот носит подобно броне. Мир перед глазами снова кружит.

Ульфрик едва удостаивает его взглядом, и это выводит мальчика из себя. Однако от необдуманного комментария Мантиарко спасает Ралоф:

— Наверх, через башню.

Теперь у них нет времени на разговоры. Они пропускают его вперёд, хотя ему это кажется плохой идеей. Честно говоря, выход на крышу башни сделает их очень лёгкой мишенью для дракона. Но у него нет сил на споры и нет другого плана, так что он идёт наверх молча.

Лёгкая дрожь камней вокруг становится единственным предупреждением для них.

Дракон пробивает дыру в башне. Обломки стены мгновенно убивают одного из солдат братьев бури. Сам Мантиарко едва успевает остановиться и отпрянуть назад, когда струя чистого пламени возникает прямо перед его лицом. Жар от огня лижет ему кожу и вынуждает щуриться из-за всей своей смертоносной разрушительности.

Сердце Мантиарко стучит у него в горле, когда чёрная тень дракона с коротким хлопком крыльев отталкивается от башни, а затем бесследно ускользает, оставляя после себя лишь груду расплавленных камней и труп мужчины.

Он подходит ближе к краю. Снаружи горит мир. Пылают дома, башни и мёртвые тела на выжженной земле. В воздухе кружит пепел, а небо окрашено в оранжевый цвет, словно оно отражает огонь.

«Что, если это конец?» — с ужасом думает Мантиарко, глядя на то, какой ад дракон принёс на их землю.

Крепкая рука опускается ему на плечо, выдёргивая из панических мыслей.

— Видишь трактир на той стороне? — спрашивает Ралоф. — Прыгай на крышу и беги.

Мантиарко не думает дважды, иного пути всё равно нет. Он отталкивается ногами от раскалённых камней башни и прыгает, падая сквозь чёрный дым.

Приземление болезненное, однако ему удаётся остаться на ногах, даже несмотря на связанные руки. Он чувствует, как где-то рядом проносится дракон. Один только взмах его крыльев сотрясает землю. Доски под ним тоже опасно скрипят, поэтому он торопится убраться подальше.

У него быстро получается спрыгнуть со второго этажа на первый, а затем выбежать из полуразрушенного дома наружу. Здесь удушающий запах дыма ещё сильнее.

— Хаминг, иди сюда! — слышит он чужой крик и поворачивает голову на звук. Имперский солдат, интересовавшийся его именем, протягивает свободную от меча руку к испуганному ребёнку. Эта картина вынуждает его замереть на месте.

Он едва старше и выше этого мальчика, но Мантиарко не чувствует себя таким маленьким и беззащитным, каким выглядит этот парень. Поэтому, когда ребёнок подбегает к имперскому солдату, Мантиарко выбегает вперёд, стараясь не взаимодействовать с тем, кто приговорил его к смертной казни.

В мгновение ока огромная тень проскальзывает над ним, а после разъярённый дракон оказывается прямо на его пути. Время и пространство вокруг становится вязким словно кисель. Он видит, как обнажаются острые клыки в огромной пасти и как двигается длинная шея дракона, когда тот собирается исторгнуть пламя. Красные очи ярко горят среди чёрной чешуи. И Мантиарко кажется, что он смотрит в глаза самой смерти. Но что ещё безумнее: ему кажется, дракон преследует именно его.

— YOL!

Крик протяжный, и сопровождается он столпом пламени, выжигая всё на своём пути. Мантиарко едва успевает прильнуть спиной к каменной башне, чтобы не оказаться в Совнгарде. Раскалённый воздух треплет ему волосы и щиплет кожу.

«Вот как надо кричать», — думает он, крепко зажмуривая глаза, не в силах больше смотреть на яркое пламя.

Очередной взмах крыльев практически сбивает Мантиарко с ног, однако ему удаётся сохранить равновесие. Он размыкает веки и видит, что рядом с тем местом, где ранее был дракон, теперь валяются выжженные человеческие кости. Тошнота резко подступает к горлу.

— Ты ещё дышишь, висельник? — перед его лицом оказывается имперский солдат. — Держись рядом со мной, если хочешь жить.

— Собираешься одолеть дракона с этим мечом? — хрипит в ответ Мантиарко, пытаясь звучать насмешливо. Если быть откровенным, то он понятия не имеет, как им сражаться с чем-то подобным. Даже топор его отца вряд ли причинит серьёзный вред дракону.

Топор его отца…

Мантиарко резко отталкивается лопатками от стены и озирается по сторонам. Он выронил топор. Оружия не было с ним, когда их везли на казнь.

— Нет, но я знаю, как выбраться отсюда.

Мальчик не слушает.

— Вы забирали мечи у братьев бури? Подбирали мой топор?

Лицо солдата хмурится, и теперь тот смотрит на него как на умалишённого.

— Оглянись вокруг! О каком топоре может идти речь? Нам надо убираться отсюда!

— Это важно! — в отчаянии кричит Мантиарко.

— Я всё это время находился в Хелгене, так что не могу тебе сказать. А теперь пошли! Нам нельзя терять время.

Он следует за человеком, не ощущая себя. Топор его отца утерян. Вся память о нём, заключённая в зачарованную сталь, утеряна. Кто он теперь без него? Мальчишка во рванье, без дома и рода, без чести и имени. Да и достоин ли он, если уже дважды позволил себе выпустить из рук столь драгоценную вещь?

«Я едва мог его нести», — думает Мантиарко, но такое оправдание не находит в нём отклика и не избавляет от чувства вины.

Они с имперцем пробираются между стеной и горящим домом, когда дракон внезапно приземляется рядом с ними, цепляясь крыльями и когтями за каменное укрепление. Мантиарко от страха задерживает дыхание, стараясь никак не выдать своего присутствия, пока дракон вновь извергает пламя.

Пара невыносимых мгновений, а после чёрный ужас отталкивается всем телом и взмывает в небо, поднимая крыльями пепел с земляной пылью.

Мантиарко больше не теряет времени зря, он бежит вслед за имперцем, стараясь не смотреть на погибших в пламени людей. На периферии зрения мальчик замечает магов, атакующих дракона заклинаниями, пока тот летает над их головами. Судя по брани и крикам, их усилия не приносят никакого результата.

Они с имперцем выбегают на открытое пространство.

— Ралоф! Проклятый предатель, с дороги!

Солдат братьев бури замирает напротив них с небольшим топором в руке.

— Мы бежим и сбежим, Хадвар. Тебе нас не остановить.

Мантиарко наблюдает за тем, как в небе с оглушительным рёвом разворачивается в их сторону дракон. Ему требуется всего два взмаха крыльев, чтобы спланировать вниз, схватить задними лапами одного из лучников на стене, а затем сбросить его с огромной высоты вниз.

— Отлично! — говорит Хадвар, уже не обращая внимания на происходящее вокруг. — Надеюсь, дракон всех вас в Совнгард заберёт.

— Эй, ты! Быстро в крепость!

Ралоф хватает его за плечо и ведёт за собой. Он не знает, почему, возможно из-за топора, возможно из-за того, что мужчина такой же светловолосый норд, как и хускарл матери, но Мантиарко следует за ним без сопротивления.

Крепость сразу же встречает их блаженной прохладой, сыростью, а также видом на мёртвого воина братьев бури. Ралоф подбегает к нему, пока Мантиарко остаётся в стороне.

Странные и противоречивые эмоции борются в нём. С одной стороны, это и его братья тоже. С другой, он скорее вновь положит голову на плаху, чем присягнёт на верность убийце Короля, Ульфрику.

— Надо уходить, — говорит Ралоф, возвращаясь к нему. — Я разрежу твои путы. Можешь взять вещи Гуньяра. Они ему больше не понадобятся.

Мантиарко молча кивает, но у умершего воина берёт лишь небольшой топор, оставив одежду нетронутой. Его собственный наряд за последние два дня превратился во рваньё, испачканное кровью, грязью и дымом, однако он не готов расстаться с ним. Не сейчас.

Молчание между ним и Ралофом прерывает эхо чужих шагов и женский голос.

— Давай, солдат! Вперёд! Открыть ворота!

Холодная ярость ударяет ему в голову. Мантиарко покрепче сжимает в руке топор.

Ралоф нападает первым на не ожидавшего засады солдата. Он же идёт вторым, мгновенно набрасываясь на имперского капитана. Сил у него немного, но убить человека, приговорившего его к смерти просто по своей прихоти, он сможет.

— У вас был один шанс, — скалит он зубы в озлобленной насмешке, металл топора звенит о металл меча. — Ваш палач промахнулся.

Мантиарко ниже её ростом, однако гораздо проворнее. В своей броне женщина неповоротлива. Он ныряет ей под бок, в свободной руке колдует пламя, а затем сдувает его прямо капитану в лицо, опаляя кожу и сжигая брови с ресницами. Она резко зажмуривается, отшатываясь от него. Тогда Мантиарко заносит топор и ловким движением перерезает чужое открывшееся горло.

Его руки мгновенно окрашиваются в красный. Капитан тянется к порезу, но у неё не получается прикрыть рану — ей не удаётся сохранить равновесие. Женщина падает на каменный пол рядом с его ногами, захлёбываясь собственной кровью.

Ему жаль, что смерть не мгновенная. Но она всё равно милосерднее той, что он подарил своим предыдущим врагам.

Ралоф, расправившись со своим противником, забирает с тела капитана ключ и открывает дверь.

— Ты хорошо обращаешься с оружием, малец, — говорит ему мужчина, когда они начинают спускаться по лестнице. — С виду и не скажешь, что ты воин.

— Я не воин, — возражает Мантиарко.

— Но ты хорошо сражался.

— Хускарл моей матери научил меня некоторым вещам. Мой отец полагал, что я стану солдатом, мать же всегда думала, что я буду магом. Тем не менее, воле отца она не перечила. Так что я учился двум искусствам одновременно.

— У твоей матери есть хускарл? — спрашивает Ралоф, присвистнув.

— Был.

— Мне жаль. Как он погиб?

Воспоминания о запахе, вкусе и ощущении на зубах пробуждают у Мантиарко тошноту. Он резко втягивает носом воздух, стараясь успокоиться. Возможно, ему стоит отпустить это.

Но он не может.

— Защищая меня с мамой. Храбро. Болезненно.

— Как его звали?

— Рорунд. А мою мать звали Фрисса.

— Твой отец? — спрашивает его Ралоф с жалостью в голосе.

— И он мёртв.

— Как же звали его?

Мантиарко ведёт плечами. Он не отвечает.