Психи (джен)

Примечания:

ПБ открыта. Сама пересматривала только в процессе написания, так что за все отмеченные ошибки заранее благодарю!

Всякий человек, который знакомился с Майклсонами, утверждал, что они — конченные психи. Потом, спустя пару лет знакомства, наступал следующий этап близости, на котором недавние конченные психи становились запутавшимися несчастными. А затем был третий этап, на котором прогресс резко скидывался и приходило понимание, что запутавшиеся несчастные — это всё ещё чёртовы конченные психи.

Но до третьего этапа редко кто доживал. Те, кто не умирал на первом от проявлений своей злости, обычно умирали на втором от проявлений своего сострадания.

Потому что Майклсоны были странными и чересчур даже по меркам сверхъестественного сообщества. Самые старые вампиры на земле. Они были опасны как для окружающих, так и для самих себя.

То, что они видели и проживали на протяжении тысячи лет, не передать словами. Даже среди не очень-то старых вампиров часто случались ситуации, когда кто-то ехал крышей, становился отшельником или замыкался в себе. Что, собственно, и неудивительно. Сотни лет непрерывного участия в жизни общества плохо отражались на психическом здоровье.

От войны к революции, от революции к войне, а потом вирус и заговор. Люди привыкли довольно пренебрежительно относится к истории «Ну подумаешь, было когда-то… Давно же!». Давно-то, может, и давно. Вот только для вампиров, чья жизни тянется неограниченное количество времени, все «давно» сливаются в огромную киноленту, которая не заканчивается.

Бои, чума, голод, казни. Балы, улыбки, алкоголь.

Существа, в глазах которых смешались тающие свечи в канделябрах девятнадцатого века и современные экраны смартфонов, которыми люди нынче подсвечивают себе в темноте.

Неудивительно, что многие ехали крышей. Ведь для них ещё совсем недавно рабство было нормой, а правил всем и вся король.

— Элайджа! Если ты сейчас же не объяснишь мне!..

— Прекрати орать, сестрёнка. Ничего такого не случалось.

— Ничего не случилось?!

Хейли круглыми глазами наблюдала за тем, как Ребекка избивает Элайджу, который смотрит за её действиями скучающе-всепонимающим взглядом и делает ровным счётом ни-че-го. Нет, Маршалл, конечно, слышала о том, что у родственников есть такое понятие, как «драка по любви», но Ребекка? Серьёзно?

Вымещать недовольство на Элайдже только за то, что она не попала на какой-то там концерт, всё ещё казалось Хейли каким-то… Незрелым. Ведь Элайджа не виноват в том, что он пропал! И не виноват в том, что из-за его поисков у Бекки сорвались планы…

— Я собиралась сделать себе яркий макияж, напиться вдрызг и переспать с каким-нибудь огромным рокером!

Вот такие планы сорвал пропавший брат! Ну как так можно!

— Я извиняюсь, — искренне произнёс старший Майклсон. — Как я могу тебе возместить эти потери?

Глаза Хейли стали ещё круглее. Она жила с этими не-людьми всего ничего. Жалкие два года, Господи!.. И она даже не начала привыкать к их закидонам. Ведь ладно бы, если бы они шутили. Так нет же! Большую часть времени Майклсоны были абсолютно серьёзны.

У Элайджи в голове, казалось, щёлкают какие-то калькуляторы, которыми он меряет потери, выигрыши, преимущества и недостатки. Старший Майклсон умел много и красиво говорить, профессионально держал свой образ в любой ситуации и ему было по-настоящему плевать на то, с кем общаться — будь то наряженная королева на приёме или только что оттраханная проститутка. Не потому что они обе были для него достойными собеседницами. Не потому что он был не предвзят… О, Элайджа Майклсон был предвзят! И ещё как!

Просто обычно это выражалось по отношению ко всем, кого он знал, а не к каким-то конкретным личностям. В его глазах все люди, с которыми ему приходилось иметь дело, были тем ещё дерьмом. И королева, и проститутка. Так, один раз привыкнув улыбаться мразям, Элайджа улыбался всем встречаемым мразям и по сей день.

— Найди мне огромного бородатого рокера.

— До когда?

— До сегодняшнего вечера. Завтра я буду слишком занята, чтобы заниматься сексом, — прикинула Ребекка, получая понятливый кивок от брата.

Хейли прикрыла глаза. Ей никогда не понять.

Майклсоны убивали людей пачками, а потом плакали и сокрушались над трупами. Наизусть зачитывали страницы правового кодекса и спаивали малолеток в барах. Не имели претензий и при этом ненавидели. Покупали машины для того, чтобы те стояли в гараже. Вкладывались в благотворительность, чтобы позлить друг друга. Осознанно забрасывали какие-то проекты или дела, чтобы потом пытаться их разгрести. Продавали наркотики и осуждали их употребление. Придерживались какой-то морали, но всякий раз разной.

Однако самое страшное было то, что они, как раз-таки, не были психами. Пусть Хейли этого и не знала, но любое действие членов Первородного семейства было заранее проанализировано и встроено в систему зависимостей. Они могли предсказать действия как друг друга, так и любого стороннего человека. Когда им становилось скучно или долго не было какой-то динамики, то они опускались до провокаций, чтобы как-то расшатать выстроенную пирамиду контроля ситуации.

Десять веков заговоров, дворцовых интриг и высококачественных манипуляций превратят жизнь любого человека в игру. Мерзкую по своей сути, чертовски опасную и неправильную игру.

Такую, где ты не ценишь никого, а весь твой выигрыш — это эмоции и интересно проведённое время.

Хейли было невдомёк, что все те проблемы, которые ей приходилось переживать в Новом Орлеане, Майклсоны могли разрешить щелчком пальцев. И не разрешали только потому, что ловили от этого кайф.

Хейли было невдомёк, что Кол Майклсон, который с помощью трубочки пускал пузыри в свой бурбон, уже принял решение о том, кто будет будущим премьер-министром Великобритании.

Хейли было невдомёк, что Майклсоны имели возможность ежесекундно развалить правительство или разрушить пару-тройку государств. Собственно, это он и делали, когда становилось прям СОВСЕМ скучно. Но пока у них было развлечение в виде событий в Новом Орлеане, жизнь текла довольно быстро, а значит — хорошо.

Хейли не знала многого. Но оно же и к лучшему.

Мораль веков смазывалась перед глазами в большую цветную кляксу, а понимание происходящего слишком сильно давило на мозг. Нельзя иметь такой огромный жизненный опыт. Жизнь становится неинтересной.