Исцеление (гет)

— Авада Кедавра!

— Экспеллиармус!

Когда Поттер выкрикнул заклинание, я вдруг понял, что всё. Проиграна моя последняя битва. В меня прилетел ослепительно-зеленый луч — и свет померк. Я уже не чувствую, как падаю на каменный пол Большого Зала, потому что покидаю этот бренный мир и возношусь туда, где заканчивается весь этот жизненный бред с его пустяками насущными. Я лечу туда, где полная неизвестность. Тьма.

Открываю глаза и чуть не слепну от окружающей меня белизны. Все просто белое. Несколько минут лежу на полу, не чувствуя тела, и размышляю.

Что ж, Поттер, ты победил, наслаждайся жизнью, женись на своей рыжей идиотке, рожай сколько влезет и радуйся, что я мертв и не могу тебя достать. Ты всегда побеждал меня, Поттер. Почему?! Ты всего лишь сопливый мальчишка!

А ведь я тоже когда-то был мальчишкой. Лет до пяти я плакал в подушку и звал умершую маму, а потом перестал и сделался ублюдком. В глубоком прошлом я жил в приюте, ел отвратительную овсянку с пригоревшим верхним слоем, спал на кровати с закругленными железными спинками и мазал клеем стул миссис Коул. Лет в десять я шатался, как беспризорник, по всему Лондону, мыл голову в раковине общественного туалета, в котором спал на газетке какой-нибудь дядя Джимми, а из кармана у меня торчал пакет с семками и заплесневелый ком овсянки...

Да что на меня нашло?! К чему вся эта сентиментальная ностальгия?! Это место на меня так действует? Нет... Я давно начал замечать, что перестаю быть злым, и виновата в этом та особа с двумя рыжеватыми хвостиками, которую я так и не смог убить. Ксюша Соловьева, воплощение земной добродетели, перед которой не смог устоять даже такой сухарь, как я. Она сломила во мне какой-то злобный стержень, и в последнее время меня все чаще посещают мысли, что всю свою жизнь я прожил неправильно.

Не знаю, сколько времени я лежал без движения, но яркий свет немного померк, и я различил над собой высокий потолок и почувствовал холодный мрамор под собой. Оглядев свое тело, я убедился, что оно то же, бледное, вот только я... ну, не совсем одет.

Я встаю и осматриваюсь. Вокзал Кингс-Кросс. Да, это несомненно он. Здесь ничего нет, только ржавые рельсы, гнилые шпалы, пустой перрон и много-много яркого света. И я, ждущий непонятно чего.

Я долго бродил тут на босых своих ногах, пытаясь отыскать что-нибудь из одежды. Нашел что-то вроде мантии и закутался в нее.

Вдруг на ржавых рельсах что-то страшно залязгало, и из ниоткуда примчался поезд. Розовый. Он подъезжал к перрону, и я с ужасом понял, что поезд не только розовый, но и весело подпрыгивающий. В каждом вагоне гремит музыка и слышится многоголосый хор. Поезд останавливается, и из него вылетают толпы ангелов и чертей, беспрестанно ругающихся между собой. Меня они не заметили, лишь один черт грубо попросил посторониться. Видимо, в мире живых у них были дела, так как все они покинули вокзал прямо через крышу.

Я был уверен, что розовый поезд сейчас так же весело умчится по рельсам и по шпалам, но тут из вагона неспешно вырулила девица лет семнадцати-восемнадцати.

— Дядя Том!

Я даже пикнуть не успеваю, а она, радостно подпрыгивая, бросается ко мне и повисает у меня на шее. От ее волос пахнет яблочным шампунем, руки нежные, как первые весенние цветы. И снова я чувствую себя живым рядом с ней. Я улыбаюсь так, как она меня учила. Зачем? Хм... Предполагаю, что, если девушки ждут принца на белой кобыле, мужчины тоже мечтают о какой-нибудь принцессе. А мне не нужна принцесса. У меня есть Ксюша на розовом поезде.

— Как ты здесь оказалась? — спрашиваю я и замечаю, что даже мой голос уже меньше похож на злобное шипение обиженной на весь свет змеи.

— Я не знаю! — Ксюша пожимает хрупким плечиком и таращится на меня своими глазищами. — Я села в электричку и хотела доехать до центрального Лондонского супермаркета, но оказалась здесь. И электричку эту, кажется, видела только я, больше никто на нее не смотрел.

— Это называется поезд, Ксюш.

— Интересно, чем отличается поезд от электрички?

Я усмехнулся и оглядел старую знакомую: тот же свитер, клетчатая юбка, только вместо тяжелых десантных ботинков на ней тапочки с розовым пушком. Ее глаза цвета жженого сахара большие и невинные, словно у олененка. Выражение лица наивное и немного обдолбаное, но это даже придает Ксюше своеобразный шарм. Удивительная девушка. Уникальная. В Казахстане, возможно, еще есть такие, но Ксюша из них самая-самая.

— Мы в Стране Чудес? — удивляется Ксюша.

— Что-то типа, — бормочу я сквозь зубы.

Она понимающе кивала, будто каждый день ездила по сказочным странам на ржавой своей электричке.

Слегка приплясывая на месте, Ксюша любопытно водила пальцами по моей жесткой, почти змеиной щеке. Руки у нее домашней выпечкой пахнут. Точнее, творческой стряпней Хвоста.

— Почему у вас нет носа, дядя Том?

Нет, она, конечно, милая девушка, но если скажет еще слово про мой нос или его отсутствие — в мире станет одной Ксюшей меньше.

— Ой, что это?! — вдруг восклицает она, и я оборачиваюсь.

За мраморной колонной стоял белый алтарь, на котором лежали какие-то черные горошины. Подойдя поближе, я увидел, что это какие-то маленькие шарики, состоящие целиком из зловещего черного света. Шариков было всего шесть.

— Что это за дрянь? — удивляюсь я и, когда Ксюша встает рядом, строго добавляю: — Ничего здесь не трогай. Мы находимся между миром живых и миром мертвых, здесь опасно к чему-либо прикасаться! К тому же, я не знаю, что это...

— А я знаю! — с радостью восклицает Ксюша. — Если мы между жизнью и смертью, то это — ваша душа.

— Тем более, не бери ее в руки! — Меня передергивает.

— Вот только почему у вас шесть душ?

— Потому что я свирепый убийца, разорвавший свою несчастную душу! Она гнилая, зловонная, ядовитая! Ксюша, не трогай, ты испачкаешься!

Она будто не слышит и сгребает шесть мерзких горошин в свою ладонь. И тут происходит невероятное: из моей груди выскакивает седьмая черная горошина и присоединяется к тем, что у Ксюши в руке. Горошины медленно собираются в одну. В следующую минуту на ладони Ксюши уже лежит черный сгусток света, похожий на бейсбольный мячик. Из мячика выходит странный черный дым. Это еще что такое?!

Понял я это только тогда, когда мячик стал сиять ослепительно-белым светом. На этом процесс закончился, и моя душа вернулась ко мне в грудь. Как только это произошло, я почувствовал странное облегчение. Исчезла ненависть к Поттеру, обида на бесчестного отца-маггла и дебильная тинейджерская злость на весь мир.

— Ты сделала невозможное, — шепчу я пораженно.

— Я не совсем поняла, что я сделала, — смущенно признается девушка.

— Ты исцелила мою душу!

Я хочу рассыпаться в благодарностях, но в итоге не успеваю произнести ничего членораздельного, потому что отвечаю на ее поцелуй...

— Зачем? — спрашиваю я через некоторое время.

— Просто. — Она пожимает одним плечом, будто всего лишь купила пакет бельевых прищепок, а не поцеловала лорда Волан-де-Морта. — А вас разве никогда не целовали?

— Неважно. Все равно мне придется уйти.

— Куда? — удивляется она.

— В лучший мир. — Я сжимаю губы.

— Это значит... что вы никогда не сходите со мной на пляж, дядя Том?!

— Никогда, — подтверждаю я.

— Что же нам делать?

Тут бибикнул розовый поезд, про который мы просто забыли, и из кабины машиниста донесся звучный голос:

— Садитесь в поезд!

Мы разом обернулись. Из окна высунулся по пояс никто иной, как сам Альбус Дамблдор.

— Гендальф Серый! — обрадовалась Ксюша.

— Вы... — бормочу я.

— Да, Том Риддл, это я, — отвечает он своим спокойным голосом. В бороде играет улыбка. — Прошу в вагон.

Ксюша заскочила первая и подала мне руку. Я последовал за ней.

Мы устроились в купе с мягкими диванчиками, обшитыми узорчатой драпировкой. Ксюша села напротив меня, и поезд помчался вдаль, весело подпрыгивая. В вагоне грянула музыка. На столе появились две чашки клубничного чая и большая ваза с лимонными дольками.

— Куда нас только везут, — ворчу я с сомнением.

— В мир живых, я знаю! — уверенно заявляет Ксюша.

И я ей верю.

В конце концов, смерть может подождать.