Dave Scum (джен)

"По правде говоря, пока все идет гладко. Никто даже не пытался меня застрелить, что в новинку. Я бы даже мог поверить, что вы, ребята, правда хотите услышать мою версию произошедшего, а не просто найти предлог для ареста.

…Ты скажешь хоть что-нибудь?"

Офицер Дж: "Я буду задавать только уточняющие вопросы".

"Понятно. Классно. Ну тогда что, мне просто говорить? А вы расшифруете это потом и как-то обнародуете?"

Офицер Дж: "Стенограмма поступит в Департамент Записей".

"Понятненько. Значит, никто этого не прочтёт. Своего рода груз с плеч. Так… Мне с начала рассказывать?"

Офицер Дж: "Была бы признательна".

"Н-да, нелегкая задачка".

"Все началось, когда взорвалась планета.

А, нет, позволь немного отмотать назад. Все началось, когда взорвалось кое-что ещё, но на тот момент я не знал, что тогда все и закрутилось. Я осознал это уже после взрыва планеты, когда события развернулись по-настоящему.

Итак, когда же заварилась эта каша… Жил да был ни о чем не подозревающий я…

…Постой, нет. Нужно начать с середины, с которой все и, э...“берет отсчет”. Условно говоря. Просто… слушай, скоро тебе станет понятно, о чем я.

Итак- давай честно, кто не просыпался на больничной койке, не помня, как он там оказался? С каждым же такое случалось, правда? В этом нет ничего странного, так ведь? Я спрашиваю, потому что моя жизнь настолько перевернулась с ног на голову, что я утратил понимание того, где проходит черта нормальности.

Ну, во всяком случае. Я мог бы описать больничную палату, но ее важность равняется одной тысячной. Стоит койка, а на ней я, подсоединенный к капельнице. Мог бы описать и медбрата, но он тоже не играет никакой роли. Больница в принципе не имеет значения, за исключением случаев, когда в дальнейшем она мешает чему-то значительному.

Я просыпаюсь и вижу рядом медбрата, проверяющего мои показатели, а он сразу такой, типа: “Вау, ты в сознании”. По-видимому, я находился в коме три месяца, а это проблема сразу по нескольким причинам. Во-первых, из-за заоблачных больничных счетов, а во-вторых, потому что с работы в Гипер Маркете, которая помогла бы их оплатить, за этот период меня наверняка уже успели вышвырнуть. Когда я поднимаюсь с целью схватить свой телефон, лежащий в пакетике в углу, медбрат велит мне не двигаться, на что я ему отвечаю: “Да без запары”. Лежу я неподвижно около часа, пока над моими показателями суетятся врачи. Я поверхностно прохожусь по этой части истории, так как она правда не важна.

Так вот, пока они там бегают, я мысленно возвращаюсь к причинам, по которым оказался в больнице. Под “не помню, как я туда попал” я не имел в виду амнезию или еще какое заболевание: я не знал, как попал в больницу с места, где меня нокаутировали.

А произошло это в глухом лесу. Ты, наверное, хочешь узнать, на кой черт я полез в лес? Что ж, хороший вопрос! Пока я шел туда, спрашивал себя то же самое. По правде говоря, я и сам не могу найти ответ. Я знаю что меня туда привело, но не то, почему я на это согласился.

Позволь рассказать тебе о моей сестре Эшлин. По Эшлин психушка тоскует. Эшлин нравится фотографировать и много гулять, любуясь девственной чистотой природы. И поэтому она потратила все свои сбережения на бревенчатую хижину посреди самого большого и отдаленного леса в Стране, чтобы жить там со своей громадной собакой, укуриваясь всевозможными лесными травами и щёлкая фотиком днями напролет. Никакого контакта с людьми, никакого общества, только она и ее камера.

Видишь, где собака зарыта?

У ее плана, по которому все хиппи мира плачут, есть только один минус: она живое существо с человеческими потребностями, о которых сложно заботиться посреди дремучего леса. А если точнее, невозможно оттуда каждую неделю ездить за покупками. Вдвойне сложнее это сделать без электричества, втройне — сидя на новомодной палео-эфиро-веганской диете. Вчетверне — такое слово вообще существует? — когда надо ездить ещё и за пленкой, и на почту за тридевять земель, чтобы отправить снимки: она работает фриланс-фотографом дикой природы. Моя сестра — нескончаемый источник плохих решений.

(Знаю, знаю, у нас это в крови)".

Офицер Дж: "Я ничего не говорила".

"Ага, что бы ни. Итак, Эшлин ведет… нетривиальный образ жизни, за неимением лучших слов, и он ей дается нелегко. Поэтому когда ей звонит начальник и приглашает на постоянную работу фотографа в престижный журнал об окружающем мире, она не раздумывая хватается за возможность. Кто бы не очутился на седьмом небе от счастья, предложи ему покинуть чащу леса и за деньги заниматься любимым делом? Любой в здравом уме сразу же ушел бы без оглядки.

Но помнишь, я сказал, что моя сестра с приветом? Она не может вот так оставить пустовать свою полуразвалившуюся лачугу и уехать в Прибрежный город на недельную встречу с работодателем. Ей нужно приглядывать за собакой, садиком и коллекцией кристаллов. Последние, к тому же, каждые несколько дней необходимо переворачивать в соответствии с созвездиями. Поэтому она позвонила мне, кому же еще? Ее любимый братик ведь не против помочь, да?

Для сведения, я против. Меньше всего на свете я хотел провести неделю у черта на куличках, приглядывая за собакой, весом в два раза больше меня. Так я ей и сказал, однако… Ну, э, я не буду вдаваться в подробности, но как-то в старшей школе она прикрыла меня и с тех пор не дает мне об этом забыть. Так что она захотела свести счеты.

И даже так, я все равно был против. Но потом она толкнула длиннющую речь об обязанностях, семейных узах и т.д., и т.п., и в конце концов я уступил, хотя сам не до конца понимаю, почему. Может, день был длинный и моя сила воли исчерпала себя, или работа была настолько отстойной, что захотелось передышки. Какая-то глубоко изнеможденная часть меня плюнула на все и… согласилась.

Перепрыгнем к моему прибытию к ней в хижину. Она дала мне схемы, как переворачивать кристаллы, и еще список, чем кормить Бальдра.

Несколько слов о Бальдре:

— весит сто килограмм;

— помесь немецкого дога;

— на деле похож на медведя;

— язык магическим образом притягивается к каждой доступной поверхности;

— не ест мясо;

— без поводка не может покидать Небеса Бальдра, иначе попытается убить и съесть кого-нибудь, а это насилие над животными;

— Небеса Бальдра представляют из себя огороженный участок земли с покрывающими его раздербаненными вязаными подушками.

Эшлин вручила мне целую рукописную страницу о его характере, предпочтениях и антипатиях, о глубине его души, — всем том, что, по большому счету, основано на принятии действительного за желаемое, насколько я мог судить. Бальдр был тонкой натурой, чувствительной к природной энергетике, с сухим, поэтическим чувством юмора. Он был в ладах с Геей и Аполлоном, обожал традиционные баллады и яростно охранял очаг.

В реальности, из того, что я узнал, Бальдр был большой, голодной собакой, которой хотелось дать деру.

Как выяснится позже, последнее оказалось камнем преткновения. И двух часов не прошло с минуты, как уехала Эшлин (их я провел, знакомясь с ее кристаллами и ситаром, хоть и безуспешно), как он успел сбежать с Небес Бальдра. (Я назвал их Вратами Бальдра, но она не оценила шутку, назвав игры символом современной одержимости бессмысленными материалистскими зрелищами).

Ну в общем да, пёс сбежал. Единственное, чего я не должен был допустить, произошло, так что можно понять мое сокрушение. Но в свою защиту хочу сказать, что Бальдр снёс ворота под самое основание! А я полагался на их прочность! Как ей удавалось держать пса в узде, если не с помощью ворот?! Тут я явно не причём!

И все же, не мог же я просто сказать сестре “прости, я потерял твоего пса”. Так что мне пришлось идти искать его. В лес.

Что же до того, как я его искал… Ну, я никогда не был скаутом и мне не доводилось изучать методы выживания, но Бальдр был размером с лошадь. Сложно было не заметить следы, которые он оставил. Тем более, недавно шел дождь, так что на земле они были видны очень отчетливо. Я всегда считал, что одних следов недостаточно, чтобы выследить кого-либо: что они, типа, не отпечатываются на твердой почве, или листья этому мешают, — что в итоге все равно потеряешь их из виду. Я думал, глупо выглядывать обломанные веточки и покореженные кустики, потому что лес кишит ими, и как же нужно изловчиться, чтобы отличить оставленные беглецом отметины от первозданного лесного хаоса?

Но Бальдр большой и стремительный, так что вычислить, куда он направился, было плевым делом. Чувствовал я себя неплохо. Я очутился в роли лесничего! У меня был природный талант!

Однако вскоре моя самонадеянность мне аукнулась. Мне, наверное, стоило внимательнее смотреть на оставленные им следы, а не полагаться на интуицию. Вместо этого же, дойдя до поляны, поделенной ручьем надвое, и увидав Бальдра на противоположной стороне, я подумал: “Ух ты, я нашел его! Превосходно! Пять с плюсом за новоявленные навыки натуралиста!”

Когда же я достиг края ручья, произошло две вещи.

Номер раз: Бальдр повернулся. И оказалось, что это был вовсе не Бальдр: он только выглядел похоже. Помнишь, я сказал, что Бальдр смахивал на медведя? Ага. То был медведь.

Медведь развернулся и заметил меня. Я застыл на месте, не смея пикнуть, потому что именно так и поступают, когда видят медведя в лесу, в сотне километров от спасительной цивилизации.

Номер два: откуда-то послышался оглушающий рев.

Нет, первое и второе происшествие не были связаны между собой. Сначала я тоже так подумал, но потом увидел, что медведь даже не открыл пасть. Он смотрел на меня- нет, не на меня — на что-то позади меня, на небо.

В этот момент я сделал одновременно несколько вещей. Я развернулся, удирая от медведя, — это первое. Второе — попытался определить, откуда исходит шум; выяснилось, что за него был ответственен необъятный горящий зеленый шар в воздухе. Летящий прямо на меня.

Не знаю, в курсе ли ты, но когда небесные объекты несутся прямо в твою сторону довольно сложно определить угол падения. Я и так убегал — от медведя, не теряйся! — ну и посчитал, что если метеорит летел в моем направлении, когда я стоял у реки, то куда бы я ни побежал оттуда, оказался бы вне зоны поражения. Так что я продолжил убегать с мыслью о том, что вероятность его падения точно на меня невероятно мала.

Я до сих пор не знаю, прав ли был. Шар двигался слишком быстро, а потом произошло столкновение настолько сильное, что я не мог определить, задел меня метеорит или ударная волна.

Таким образом мы возвращаемся обратно к стационару. Веселые времена. Три месяца в коме, все такое; 94 дня, если быть точным.

Хотелось бы сказать обратное, но в события я особо не вникал. Единственное, что узнал — на следующую неделю приехала домой Эшлин и пошла на поиски Бальдра. Его она не нашла, зато наткнулась на меня, ничком лежащего у ручья посреди выжженного леса.

Сперва до меня не дошел вес произошедшего: я не придал значения той неделе, что пролежал в отключке. В лесу. Будучи нетронутым животными, например, медведем там. И… что примечательно в недельном обмороке — в течение этого времени я не мог пить. В обычных условиях человек умирает от обезвоживания за три дня. А значит… то, что я сейчас дышу, равно чуду.

Единственной мыслью, который я удостоил это открытие, было: “Ух ты, круто”.

Ну так вот, последующие 33 часа, 20 минут и 16 секунд — я ещё доберусь до объяснения откуда мне известно точное время — прошли довольно скучно. Меня выписали. Как и ожидалось, больничные счета вышли заоблачными, но я умудрился разъяснить все начальнику Гипер Маркета, так что с возвращением на работу проблем не возникло. Всем там было до лампочки, включая меня. Первую смену мне поставили на следующий день, поэтому после выписки я всю ночь напролет рубился в старую РПГ, пока не пошел спать при первых лучах солнца. Затем я отправился на работу и там раскладывал товары по полкам, пока не взорвалась планета".

Офицер Дж: "Да, кстати об этом. Вы уже упоминали ранее. Как это соотносится с…"

"Целехонькой и невредимой планетой? Я как раз об этом рассказываю".