Должники (джен)

— Джейн, пора вставать.

Спальню наполнил свет — не такой резкий, как бывало в солнечные дни, но всё же неприятный. Это заставило только поморщиться, зарыться носом в подушки и спрятаться под одеялом.

— Джейн Лестрейндж! Утро давно наступило, просыпайся.

Бабушкины шаги затихли в коридоре, и только тихий скрип половиц был слышен — Джейн стянула одеяло с головы и огляделась. Небо за окном было светлое, всё в облаках — ещё чуть-чуть сгустятся, и пойдёт августовский дождь. «Гулять не пойдём, если будет дождь» — подумалось тоскливо, а потом из соседней комнаты донёсся строгий (тот, что разбудил и её) голос, и пришлось сесть на постели.

Кассандра Лестрейндж каждое утро будила детей самостоятельно только по одной причине: день, не начатый с учения послушанию, казался ей окончательно и бесповоротно потерянным. Для остальной, недостаточно интеллектуальной или приемлемой работы была магия и домовая эльфийка Линки, кроткая и резвая. Кассандра была богата, удачно вышла замуж (хоть теперь, по окончанию Магической войны, и овдовела) и, кроме того, имела безупречное воспитание, каким желала обеспечить и своих внуков.

Джейн оставалась бы в постели ещё долго и лежала, обнимая любимую игрушку, плюшевого дракончика, но пришлось-таки откинуть одеяло и опустить ноги на мягкий светлый ковролин. За окном ветер качал деревья, и даже через стекло ощущалась прохлада и свежесть этого хмурого августа.

С утра непременно нужно было делать зарядку, но Джейн всегда занималась этим после всех водных процедур — и всегда (сегодня, конечно, тоже) сталкивалась в ванной комнате с братом, потому что мыслили они одинаково.

Мартин Лестрейндж всегда немного завидовал своей сестре (хоть формально они и были кузеном и кузиной, для простоты звались просто братом и сестрой): иногда она уезжала от бабушки в Лондон, к маме, где могла спать долго-долго, есть сладости на завтрак, целый день гулять и играть. Это бывало по выходным или чуть реже: всё зависело от того, насколько Каролина оказывалась занята работой и встречами. Да, мама у Джейн была настоящей карьеристкой: иногда случалось, что ничего кроме карьеры — в Министерстве магии, разумеется — её и не волновало. Хотя с дочерью у них был приятный досуг, включавший непременно подарки, походы по театрам и музеям, поездки на море и в горы — кататься на лыжах — и в редких случаях даже знакомства с новыми интересными взрослыми, Джейн сильно её не хватало. Отца у неё и вовсе не было — то есть, конечно, был когда-то, но она его совсем не знала, хоть и горячо любила. Его звали Рабастан Лестрейндж, он приходился младшим, вторым сыном несчастной Кассандре. Рабастан погиб, когда Джейн ещё не родилась: тогда была война, Пожиратели смерти без конца ходили в рейды, в общем, время шло неспокойное и гадкое, а взбалмошный Лестрейндж, как всегда, оказался не в том месте не в то время. Джейн носила фамилию отца, тогда как её мать (они с Рабастаном к тому же завели ребёнка, не успев обручиться) была Роули. Она решила так и оставаться при отчем имени — потому что не слишком привязывалась к людям и к своим тридцати двум, кажется, насовсем оставила надежды завести полноценную семью и довольствовалась лишь недолгими отношениями.

Впрочем, даже при таком не самом приятном раскладе дел у Мартина оставалась веская причина для зависти: если Джейн могла не видеть мать всего-то недели, то он расстался с родителями ещё семь лет назад — тогда, когда закончилась война. Родольфус и Беллатрикс Лестрейндж были живы — и упаси Мерлин кому-то, пускай и случайно, назвать Мартина сиротой: он бы скорее поверил в то, что магии не существует, чем в то, что его родители могут погибнуть. Нет, конечно, они были живы, да только какую-либо связь с сыном поддерживать было невозможно: сначала Лестрейнджей заключили в тюрьму Азкабан за пособничество Тёмному лорду (впрочем, к этому вопросу предстоит ещё не раз вернуться), а после, совершив побег при содействии старого товарища Долохова, они стали путешествовать по миру; и тут, само собой, ни о каком общении с кем-либо не шло и речи. Таким образом, Мартину оставалось только расспрашивать взрослых да мечтать — о том, какие родители были и какими будут, если (то есть, конечно, когда — он всегда говорил «когда») он их увидит. Джейн хорошо понимала, когда у него случалась эта тоска: Мартин становился задумчив, встревожен и раздражителен и не разговаривал даже с ней часами. Впрочем, отходил он тоже быстро: в одиночку ни ему, ни сестре было не справиться с бабушкиным напором.

Природа наградила детей, точно в насмешку над их близостью, совершенной непохожестью друг на друга. Это смахивало даже на абсурд: Джейн была, как её отец, как дядя Родольфус, как бабушка когда-то, светло-рыжей, и волосы у неё вились крупно, прямо-таки небрежно, будто она попросту забыла высушить голову перед сном. У неё была бледная кожа, брови по-детски светлые, на курносом носу и на щеках — россыпь крохотных веснушек, и разноцветные — серый и зелёный, — немного болезненныеглаза. Джейн была невысокой для неполных восьми (её день рождения был в конце августа) лет и худощавой, хоть и проводила достаточно времени за активными играми. Мартин, казалось, взял что-то от покойного дедушка Ричарда, но в большей степени был похож, конечно, на свою мать: тёмные (да что там тёмные, попросту чёрные) волосы у него также вились, но мельче, чем у сестры, и намного аккуратнее, будто даже специально. Глаза были большие, ещё добрые и малость наивные, тёмно-карие, и брови тоже отличались особенной выразительностью. Джейн была скорее забавна в своих чертах, тогда как Мартин представлял из себя чуть ли не эталон аристократической красоты: мальчику невероятно шли все те костюмы, в которые бабушка непременно облачала его для походов в гости, и в возвышенной среде он был как нигде своим. Впрочем, тут внешность была очень и очень обманчива: Мартин имел взрывной характер, любил всё делать демонстративно и иногда — назло, был охотником до шалостей и козней, в которые непременно втягивал и сестру, обыкновенно более тихую и скрытную. Играл роль и возраст: Мартину должно было исполниться десять в начале октября.

Одевшись, Джейн иногда подолгу стояла у зеркала в белой раме — оно висело на светлой, тоже почти белой стене над туалетным столиком, и ей, чтобы разглядеть себя в полный рост, приходилось вставать на кресло с низкой спинкой. Вообще-то эта комната предназначалась для гостей Кассандры, однако, когда стало ясно, что в этом доме она (Джейн) будет проводить целые недели, спальню решили отдать ей: право, селить двух детей, да ещё и разного пола вместе было бы слишком неаристократично. Но Джейн и не жаловалась: к брату всегда можно было сбегать, зато в её распоряжении были такие вот минуты одиночества, когда можно было покривляться, высовывая язык отражению (или даже попробовать стащенную у бабушки косметику!), и разыграть пару сцен, которые кажутся такими забавными.

— Душечка, вы прелестны! — она повернулась в одну сторону, к двери и подалась чуть вперёд, изображая поклон.

— Merci! Но и вы тоже! — улыбнулась окну, картинно прикладывая ладони к груди.

Эта утончённость и вежливость была для неё и Мартина чем-то забавным и далёким, тогда как Кассандра не представляла без этого жизнь. И война натурально сломала ей все устои и порядки, заставила буквально мыслить по-новому. Этот двухэтажный, большой для одинокой женщины дом, внутри и снаружи похожий на замок, светлая мебель и чистота, эльфийка-домовушка, большое почтение к этикету и порядку — всё, может быть, помогало ей хоть немного держаться на плаву. Каролина понимала это и никогда не пыталась спорить со свекровью — даже по поводу воспитания её собственной дочери. Джейн подслушала однажды (она, любопытная до крайности, имела привычку заниматься подобным) их долгий, серьёзный разговор. Она слышала взволнованный, виноватый и даже чуть обречённый голос матери:

— Воспитайте её так, как считаете нужным. Я всё равно не сделаю лучше: я не представляю, как это возможно…

Джейн, в силу возраста, сделала для себя лишь один вывод, раз и навсегда: её растит бабушка и ей надо делать то, что она велит. Она не могла понять, почему матери нет до неё дела; к этим размышлениям надлежало вернуться позже.

Джейн и Мартин вообще-то многое ещё не могли осмыслить, и для них всё было любопытным представлением иногда, а иногда — большой трудностью, ведь попробуй ты, познающий мир ребёнок, уследить за своим поведением, ни разу не сделать ничего «неправильного» и с должным усердием и серьёзностью отнестись ко всем этим знаниям, которые пытаются вложить в твою голову.

Как-то Мартин спросил у Джейн — конечно, она не могла знать ответа, но с кем-то же надо было поговорить:

— Интересно, мама с папой жили так же?

Дома у Каролины царила совершенно иная атмосфера, и Мартин тоже это знал. В лондонской квартире всё было новым и современным, а ещё редко когда становилось тихо. Там жила свобода и было мало рамок, в которые дети, как правило, не могли влезть. С Каролиной можно было громко смеяться, долго не спать, прыгать на постели и безо всякого сокрытия играть и экспериментировать с её косметикой. Исходя из этого, Джейн рассудила следующее:

— Я думаю: как мама! Они же ровесники, — это она имела в виду своих мать и дядю.

— Папа бы учил меня летать на метле? — Мартин даже глаза прикрыл, до того ему приятно было помечтать об этом.

Их учила Каролина, когда выдавались свободные вечера. У детей был явный талант к полётам, однако опытный взрослый рядом, безусловно, требовался.

— Да, как мама! — снова решила Джейн.

Несмотря ни на что, она страшно гордилась матерью и обожала каждый день, что они проводили вместе, даже если не удавалось побыть только вдвоём. А ещё Джейн была убеждена, что её мать и дядя Родольфус абсолютно одинаковы — Кассандра рассказывала, что они были большими друзьями в молодости! Любила она думать и об отце: как похожи они были с братом и как любили друг друга с Каролиной.

Джейн последний раз оглядела себя в зеркале: пора было спускаться к завтраку. Она разгладила светлые шорты (слава Мерлину, Моргане, Салазару и даже Годрику, бабушка отказалась от идеи рядить её в юбки), проверила, верно ли застёгнута рубашка, и спрыгнула на пол. Побежала было вприпрыжку вниз, однако уже на входе в застеклённую веранду, где они ели летом, затормозила и постаралась (изо всех сил, надо полагать) идти спокойно.

— Доброе утро, Дженни, — спокойно (потому что день только начался и Джейн не успела ничего натворить) произнесла Кассандра и даже улыбнулась ей. — Подойди ко мне.

Бабушка каждое утро завязывала ей волосы: доставала зелёную ленту и собирала всё рыжее бесчинство в низкий, аккуратный хвост. Она могла бы сделать это одним взмахом волшебной палочки, однако, по-видимому, считала проявлением нежности заплетать Джейн самой. Впрочем, нежность эта пропадала так же быстро, как и появлялась, стоило чему-то нарушить идиллию.

— Мартин Лестрейндж! Что с твоим внешним видом?

А Мартин, вошедший на террасу, всего лишь недостаточно аккуратно заправил рубашку — с каким девятилетним мальчишкой не случается?

— Бабушка… — устало вздохнул он — это должно было выйти малость тише.

— Не надо, молодой человек! — голос её сделался строгим и недовольным. — Иди-ка сюда.

Завтрак всегда подавала эльфийка Линки — она, стоит заметить, была существом расторопным и понятливым, так что даже Кассандра иной раз не знала, к чему придраться. Да и внимание на ушастую прислугу некогда было обращать: завтрак, как и любое иное совместное занятие, был прекрасным поводом заняться воспитанием детей. Даже живя в этом доме не один год, они нет-нет да забывали, какой ложкой есть сладкое, как правильно сидеть, можно ли тянуться за солонкой через весь стол — и Кассандра вынуждена была осаждать, напоминать и показывать. Если говорить совсем откровенно, то так бывало каждый день. Нет, эти дети не были особенно глупы или безнадёжны, однако ж они оставались детьми, существами, по своей природе, рассеянными и чуть упрямыми.

— Jenny, enlève ton assiette du bord de la table ou tu vas la renverser. (1)

Лестрейнджи жили в Великобритании и говорили по большей части всё-таки на английском. Однако покойный супруг Кассандры, дедушка Джейн и Мартина, был французом, равно как и вся его родня. Поэтому (а также и потому, что знать французский было полезно и с какой-то стороны даже необходимо, несмотря на все политические трудности) с детьми, сколько они жили на свете, говорили время от времени и на французском — просто, в быту, благодаря чему они всё понимали и сами легко отвечали. А если вдруг что-то забывалось, то Кассандра становилась очень серьёзной (как и во время любой иной учёбы) и не отступала, пока пробел не был устранён.

В доме водилось чёткое расписание, нарушить которое могли лишь гости, неотложные дела или болезнь — к последнему Кассандра относилась с родительским волнением и лечила всегда основательно и долго, соблюдая все до единого предписания доктора. Джейн болела часто: иммунитет был слаб, а бабушка, конечно, списывала всё на сквозняки, мороженое и упорное нежелание носить шарф и обходить стороной лужи. Воспоминания о болезнях почему-то оставались в памяти: как она проводила дни в постели, время от времени поднимаясь, чтобы выпить неприятное горячее лекарство, а Мартин заглядывал к ней в спальню в надежде застать выздоровевшей, а иногда (когда бабушка теряла бдительность) даже забирался на одеяло у её ног и спрашивал, скоро ли они опять будут играть. Он не любил и, кажется, вовсе не умел проводить время сам с собой, делался от одиночества мрачным и злым — готов был даже смотреть, как бабушка вышивает на маленькой подушке, только бы не сидеть одному. В этом они с сестрой были полными противоположностями друг друга: Джейн, конечно, никогда нарочно не сторонилась общества, однако поразительно легко (для своих-то лет) справлялась с одиночеством. Она могла заняться книгой или игрушкой-конструктором на несколько часов — а уж если дело было на природе, то Джейн натурально забывала о других. Она слишком любила исследовать: разглядывать, трогать, пробовать, наблюдать, — так что это всецело занимало её.

Так вот, о расписании: в этом, как и, в сущности, во всём другом, с Кассандрой даже не пытались спорить. Ранние подъёмы и правила в духе «опоздал к трапезе — жди следующего приёма пищи» не нравились детям, но приходилось терпеть. Джейн бывало особенно тяжело переключиться после визитов к матери в Лондон, но, взрослея, она всё легче и легче управлялась с собой и училась приспосабливаться.

После завтрака, когда со стола исчезали тарелки, чашки и приборы, начинались занятия — здесь нельзя было не сказать о Кассандре и хорошего, ведь образована она была прекрасно и, без сомнений, могла дать детям полные, необходимые знания. В большинстве своём не о магии: существовало множество курсов и кружков для дошкольной подготовки по многим из магических наук — и родители-волшебники, с тех пор как прошла пора домашних учителей, отдавали своих детей туда. Кассандра, к слову, не была исключением и оставалась довольна тем, что Мартин проводит вне дома, да к тому же с пользой, хотя бы несколько часов в неделю. Джейн тоже просилась у матери учиться, а та обещала вот-вот найти время и устроить её. Кассандра же учила их вещам не менее важным: чтению, письму и грамотной речи, французскому, счёту, опрятности и чистоте, поведению в обществе, этикету. Этому была посвящена вся её жизнь, с тех пор как выросли собственные дети, осталась в прошлом эпоха шумных приёмов и кончилась война, после которой друзей осталось совсем мало: кто-то погиб или оказался в тюрьме за пособничество Тёмному лорду, а кто-то, опасаясь как раз-таки первого, спешно покинул Британию. Кассандра думала об этом — в конце концов, у них была целая Франция весёлой родни, — но Каролина упросила её остаться: не разлучать и без того брошенных детей и поддерживать друг друга хоть малость. Она осталась, и воспитание детей оказалось единственным постоянным и сколько-то разнообразным досугом. Решено было взять от этого всё.

— Нет, Мартин, это неверно. Прочти задачу ещё раз и посмотри на своё решение.

У Кассандры была определённая преподавательская грамотность: она всё же не позволяла себе ругать детей за ошибки и уж тем более выдавать им гневные монологи, полные уничижения. Одно дело, когда они не слушались её и начинали дурачиться — это способно было вывести из себя за секунды; однако ж обычно Кассандра сохраняла строгое упорство: пока не поймёшь и не исправишься, из-за стола не выйдешь.

— Ты закончила, Джейн?

Она снова засмотрелась в окно — небо чуть расчищалось, но ветер ещё гнул слабые ветки — и отозвалась не сразу. Но потом всё-таки пододвинула к бабушке исписанную тетрадь и воззрилась уже на неё с ожиданием.

— Молодец, — коротко кивнула Кассандра, но всё же не удержалась: — Но пиши, пожалуйста, разборчивее. Какая это буква?

Джейн и самой пришлось вглядеться, чтобы ответить. Её почерк и правда оставлял желать лучшего, хоть такое и было простительно детям.

— Ну вот, совсем ведь не похоже. Постарайся, не торопись.

Джейн посмотрела на брата — подумала, что лучше бы занялась счётом сейчас, чем писала, хоть Мартин и знал больше неё и наверняка решал сейчас то, чего она никогда раньше не видела.

Джейн ещё не думала о своём будущем, что, однако, не препятствовало появлению у неё очевидных интересов и сильных сторон. Помимо любви к наблюдениям и исследованиям, которую (к сожалению) никто не воспринимал всерьёз, у неё была большая тяга к зельям. В те редкие моменты, когда Кассандра готовила что-то собственноручно, никакой силой нельзя было прогнать Джейн с кухни: она стояла, точно заворожённая, и наблюдала за процессом, стараясь не упустить ни детали. Со временем бабушка стала даже разрешать ей готовить — самую малость, конечно.

— Твой отец ненавидел Зельеварение в школе, — рассказала она как-то. — Профессор Слизнорт никак не мог с этим примириться: Родольфус-то был его лучшим студентом.

— Я тоже хочу, — загорелась Джейн. Папа и дядя как-то невольно с самого детства стали главными кумирами.

— Тогда смотри внимательно. И будь очень аккуратна, Джейн: всё может испортить даже маленькая неосторожность.

— А когда дядя вернётся, он будет меня учить?

Эта безграничная вера, привычка говорить «когда» вместо «если» была у них с Мартином одна на двоих, и они ни за что не смогли расстаться бы с ней.

— Ну конечно, Джейн, — ответила бабушка уже чуть строго, будто её вопрос был чем-то очень глупым.

Джейн знала, что взрослые почему-то не любят вспоминать о Родольфусе — и друг с другом всегда говорят «если».

Кроме исследований и зелий, Джейн неплохо управлялась с цифрами. Ей нравилось считать, это выходило более чем хорошо и порой даже поразительно ловко у неё. А вот со словами приходилось враждовать побольше — нет, конечно, Джейн умела читать, по-своему любила это, но запоминать и пересказывать у неё получалось совсем дурно. Что-то витиеватое и эфемерное будто бы не усваивалось в голове, забываясь всякий раз быстро и насовсем.

После занятий, когда до обеда осталась ещё пара часов, Кассандра отправляла детей заниматься своими делами — чаще всего гулять, потому что удержать их дома могла только по-настоящему плохая погода. Право, какие дети любят хоть что-то больше света, травы или снега, деревьев (на которые, ко всему прочему, невероятно весело забираться) и свежести? Быть может, такие дети и водятся — не спорю, — однако ж Дженни и Марти к их числу не относятся и никогда не относились.

Дом мадам Лестрейндж находился в черте маггловского города Литтл-Уинстон, совершенно обыкновенного и не слишком большого, но всё ж таки селиться чересчур близко к простецам не было никакого желания. Кассандра не выносила шум и суету, её не прельщало то загрязнение, что исходило от автомобилей, да и из соображений какой-никакой безопасности стоило сохранять дистанцию. Так что дом, её маленькое гордое поместье, стоял в отдалении от крайней улицы, и — так уж вышло — совсем скоро начинался лес, тянувшийся на север. Перед лесом была обширная поляна, чуть ближе к дому, в импровизированном дворе, росли фруктовые деревья и цветы, и там-то Джейн с Мартином и устраивали свои уличные игры чаще всего. Входить в лес, само собой, строго воспрещалось — Джейн тянуло туда, точно Акцио, но бабушка, если сама не следила за детьми, посылала домовуху Линки проверять порядок. В маггловском Литтл-Уинстоне делать было нечего, да и Кассандра почти никогда не выходила туда, предпочитая по старой привычке (со времён юности, когда пропасть между мирами была куда шире) магические районы страны.

Детям, впрочем, было чем заняться: они были друг у друга, а игры всегда придумывались легко и быстро. Когда у Кассандры останавливались погостить на пару дней родные или приятели, круг общения расширялся: у гостей непременно находились дети или внуки. Чаще всего в Крокфордском поместье бывал сэр Льюис Кэрроу, родной брат Кассандры, а с ним — внучки, близняшки Флора и Гестия, бывшие как раз немногим младше Мартина. Такой компанией всегда игралось веселее, да и шалости придумывались ловчее, но и вдвоём Джейн с Мартином не скучали. В их распоряжении был немаленький сад (как именовали прилежащие к дому территории), предусмотрительно защищённый от глаз магглов, где можно было играть в разбойников, пиратов, путешественников-исследователей, диких лесных эльфов, разыгрывать сценки из любимых книг, строить шалаши, устраивать пикники и целые званые ужины, запускать заколдованные самолётики и воздушных змеев, зимой — строить крепости и устраивать снежные дуэли, колдовать (ведь магия, конечно, проявлялась уже у обоих) и летать на метле. Последнее по праву считалось лучшим занятием из всех — самым весёлым, самым захватывающим. Бабушке казалось, что полёты — это слишком травмоопасно, но запретить не могла даже она: до того у детей загорались глаза, стоило только предложить. Каролина обеспечила их лучшими мётлами и, как было сказано ранее, научила летать в своё время — они держались в воздухе так же уверенно, как и на земле, Джейн лучше Мартина, а Мартин лучше Джейн.

— Полетаем? — и теперь спросил Марти, обернувшись к ней так поспешно, что чёрные кудри взметнулись.

Джейн и не думала отказываться — пришлось только вернуться в спальни, чтобы переодеться. Кассандру удар бы хватил, начини они летать в дорогой чистой одежде.

— Ты взяла снитч? — привычно поинтересовался Мартин, только они вышли на улицу и направились в сторону небольшого, опрятного сарайчика. Там хранились мётлы и много-много садовой утвари: время от времени у Кассандры появлялся садовник, помогавший держать двор в чистоте.

Джейн гордо продемонстрировала брату зажатый в ладони трепыхающийся мячик. Они достали мётлы, вышли из-под фруктовых деревьев и, уже взлетев в воздух (самую малость), с вызовом посмотрели друг на друга.

— Рыжая Лиса против Чёрного Волка, — объявил Мартин: придумал на сей раз такие прозвища. — Кто же победит сегодня?

Джейн прищурилась — точно, лиса.

— Лиса, конечно! Она ловкая и быстрая, а Волк старый и только рычит на всех!

— У Волка зубы, и ничего он не старый! Это Лиса, может быть, малютка.

Джейн, улыбнувшись, выпустила в воздух снитч, и тогда же они с братом одновременно взлетели выше — сначала даже чересчур высоко, так что крыша дома осталась далеко внизу. Они часто так соревновались: с полушутливым азартом гонялись за снитчем или перекидывались квоффлом, а проигравший отдавал победителю свои конфеты или шоколад.

Ветер моментами заставлял сходить с намеченной дистанции, но это даже веселило: полёт и свобода ощущались только ярче. Джейн попросту дурачилась, лишь изредка оглядываясь в поисках снитча: то снижалась, то взлетала выше, кружилась и пробовала даже отпускать руки, от чего дух захватывало сильнее.

— Э-эй, Лиса! Я победил!

Но Джейн уже совсем забыла об игре: замедлившись, она летела над лесом — низко, так что даже касалась иногда ногами верхушек деревьев — и всё пыталась получше разглядеть, что же там, во тьме, скрывается.

Мартин в мгновение оказался рядом с ней. Так и сжимая в руке снитч (надо ведь будет ещё напомнить о победе!), он стал вместе с сестрой глядеть вниз — и даже, оторвав одну руку от древка метлы, коснулся холодных жёстких листьев. Он знал, как и Джейн, что, увидь бабушка такую картину, им обоим не поздоровится, но ничего не говорил. Право, возможное наказание никаким образом не умаляло интерес.

— Когда-нибудь я отправлюсь, м-м, — Джейн чуть притормозила, пытаясь подобрать красивое слово, — в экс-пе-ди-ци-ю!

— В лес? — хмыкнул Марти.

— Конечно! Како-ой он огромный! — по привычке она раскинула руки и чуть было не сорвалась с метлы. Мартин, не успев и подумать, резко приблизился и схватил её за локоть — а золотой снитч снова оказался на свободе.

— Спасибо, Марти, — Джейн улыбнулась, и взгляд её сделался мягким и чуть виноватым.

— Э-эй! — он отпустил её и вспомнил тогда про снитч. — Снитч улетел!

— Вот ловкая Лиса и поймает его теперь! — засмеялась Джейн и принялась играть.

Они кружили над лесом ещё долго — пока снитч не оказался вновь пойман Мартином. Он совсем не думал уступать сестре, и соревновались они всегда честно, в полную силу.

— Что же касается экспедиции, — заговорил Марти деловито, когда они летели по направлению к дому, — действовать надо, когда бабушка будет занята… попроси её вышить что-то на твоём одеяле!

— На нём и так драконы нарисованы, — нахмурилась она, — зелёные.

— Тогда можно… можно просто быстро: она не успеет заметить!

— Нет, Марти, я хочу по-настоящему, — Джейн повернулась к нему с выражением крайней серьёзности, — как взрослые исследователи.

Мечтательно она посмотрела вниз, на сухие, тёмные деревья, и стало вдруг холодно от нахлынувшего ветра. Мартин ответил обещанием сопроводить её в экспедиции любой сложности и дальности и предложил пока забраться на старый дуб, что рос в окружении ещё пары деревьев в некотором отдалении от леса, уже на краю их поляны.

— Только чур без метлы! — решил Марти и в подтверждение своих слов спрыгнул у дерева на землю и почти аккуратно опустил свою метлу на землю.

Джейн запрокинула голову, став выстраивать в голове удачную траекторию, с довольной улыбкой: лазание по деревьям она очень любила и имела в этом немалый успех. Флора Кэрроу, например, не переставала изумляться её умениям.

— Мартин! Джейн!

Они вмиг остановились, точно только что были пойманы на месте преступления: через всю лужайку грозно и сердито шла Кассандра, и даже одна серебристо-медная прядь выбилась из низкого пучка.

— Вы оба дождётесь — не получите своих мётел до Йоля! Было не раз сказано: даже не думайте приближаться к лесу! И что я вижу? А если бы вы упали? Мартин, клянусь, я накажу тебя как следует, если такое повторится…

Они слушали Кассандру, опустив головы, и предпочитали молчать: изображали раскаяние. Но здесь добрая Дженни просто не смогла сдержаться:

— Не надо, бабушка, не вините его! — она чуть потупилась и созналась уже тише: — Это я придумала.

— Вот как? И всё же, Мартин, ты должен приглядывать за сестрой и не позволять ей вести себя так безрассудно.

Тут Кассандра уже малость успокоилась — а вообще вся сдержанность покидала её, стоило детям сделать что-то запрещённое или попросту неприемлемое. Подобные выговоры были привычной и, можно сказать, неотъемлемой частью рутины; гораздо страшнее становилось, если удавалось по-настоящему напугать бабушку: наказание выходило неприятнее пары резких фраз и отсидки дома. Впрочем, стоит добавить, что неспроста в доме присутствовала такая строгость: дети, в особенности, Джейн, обладали поразительной смелостью и имели привычку круто переоценивать свои силы. Результатами подчас становились синяки, ссадины и даже переломы (на каждого уже приходилось по одному такому случаю).

— Нет-нет, отправляйтесь домой и думайте над своим поведением, — добавила Кассандра, заметив явное облегчение на детских лицах. — И никаких сладостей. Ещё раз — и я точно запрещу летать. До самого Йоля, точно…

Они уныло поплелись к дому, намеренно отставая. Джейн машинально потёрла шею.

— Бабушка уже успокоилась, — сказал Марти совсем тихо и улыбнулся успокаивающе, — ей надо было немного покричать.

— Ты не виноват, — тут же шепнула ему сестра, чуть нахмурившись после. — И не надо за мной приглядывать!

Но здесь, признаться, Мартин только изобразил согласие. Быть может, он пока сам не осознавал того, но приглядывать за Дженни всегда было его естественным и желанным порывом, почти что природной обязанностью. И он не мог иначе, точно не мог.

Домашний арест обещал продлиться до утра следующего дня, но и дома им двоим было чем заняться — да и не успели начать новую игру в спальне Джейн, как пора было спускаться к обеду. Джейн и Мартин условились держать оборону и сидеть за столом серьёзными и мрачными, чтобы воззвать мадам Лестрейндж к совести. Но на террасе скоро появилась бабушкина книззла, своевольная и гордая пепельно-серая красавица, Гюлленмуркла (это имя нашла Джейн в одной из детских книг). Дженни больше не смогла сохранять серьёзность и стала с улыбкой посматривать то себе под ноги, то куда-то в сторону.

— Джейн, не вертись, — осадила её Кассандра мягко.

— Здесь Гюлленмуркла, — проговорила она куда-то под стол. Книззла негромко мяукнула.

— Поиграешь с ней после обеда.

Мартин вздохнул. Какое-то время думал, стоит ли и ему оставлять молчание, и, наконец, мечтательно произнёс:

— А я очень хочу собаку! Бабушка, вы не купите мне… на день рождения?

— А как же Хогвартс? Разве Дамблдор уже разрешил привозить туда собак?

Марти нахмурился: то ли вспомнил, что по-прежнему не разрешил, то ли никак не мог ухватить это в памяти.

— Нет, конечно, — отозвалась тогда Джейн, всё ещё украдкой поглядывая на книззлу, и тут же решила поддержать брата. — Но они с Гюлленмурклой стали бы хорошими друзьями!

— Собака в этом доме? Нет-нет, позвольте, это же столько грязи…

— Вот бы пёсика, как у Антонина Долохова, — снова довольно произнёс Марти, — чёрного и пушистого-пушистого…

Антонин Долохов был давним другом семьи Лестрейндж. Они познакомились с Родольфусом и Рабастаном на службе Тёмному лорду, и после окончания войны он (Антонин) то расходился, то встречался с Лестрейнджами: появляться в Великобритании было опасно. Он жил в Болгарии, даже имел дочь от своего первого (и пока что единственного) брака, но оставил ту на попечение своих родителей и отправился навстречу чему-то неизведанному. Каролина, познакомившаяся с Антонином благодаря Рабастану, уже много лет поддерживала с ним связь; они виделись время от времени, а пару лет назад оказались в каком-то шаге от создания семьи — но что-то всё-таки помешало им. Джейн, конечно, мало знала об этой истории, но с самим Долоховым была знакома прилично и даже по-своему любила его. Именно он познакомил её с величием гор; он был с ней добр, рассказывал очень много историй — и особенно забавлял его русский, такой смешной и сложный для Джейн. Кое-чему Антонин даже смог её научить, хотя виделись они не слишком часто. Нравился Антонин и Мартину: по большей части из-за того, что тот редко-редко, но всё же пересекался с его родителями и мог что-то рассказать и передать. А вот Кассандра Долохова явно не любила. Во всяком случае, однажды Дженни решила рассказать ей стишок, который услышала от него. Начало было такое:

— На горе стоит избушка…

А потом Кассандра сильно разозлилась и сказала, что с Долоховым нельзя общаться: он рассказывает пакости и совершенно никого не стесняется. После такого, бесспорно,ещё можно было привести какой-то аргумент в пользу Долоховской положительности и исправить положение. Но спустя какое-то время Джейн, заметив, что бабушка пьёт за ужином что-то прозрачное (разумеется, воду), спросила с самым ангельским видом:

— Это водка, бабушка, да? — и даже начала рассуждать: — Вам тоже нравится водка? Что-то вы даже не кривитесь… Надо обязательно закусить, я знаю! Это вкусно, правда?

И имя Антонина Долохова, хоть общение с ним никто и не думал прекращать (из последней весточки, к слову, и узнали, что он завёл себе щенка), в Литтлуинстонском поместье стало чем-то вроде ругательства.

— Долохов — не пример для подражания, Мартин, — и теперь сказала Кассандра подчёркнуто строго. — И я уже сказала всё по поводу собаки.

После обеда Кассандра обыкновенно отправлялась в спальню: отдыхать. Раньше детей укладывали на дневной сон, но теперь они были слишком взрослыми для такого — и это очень, очень радовало, ведь выходили аж пара часов без бабушкиного надзора. Они решили было — когда Кассандра поднялась наверх и дверь за ней захлопнулась — выбраться на улицу, в сад, но домовушка Линки как назло никак не уходила из гостиной: всё приводила в порядок и без того чистую комнату. А дети прекрасно знали, что она непременно заметит их уход и доложит Кассандре тут же. Их Линки по научению хозяйки слушалась не во всём.

— Пойдём отсюда, — немного мрачнее, чем хотелось бы, проговорил Мартин. — Она не отстанет.

Джейн, до того сидевшая на подлокотнике дивана и болтавшая ногами, спрыгнула на пол и радостно пошла за братом.

— Заберёмся на чердак? — спросила полушёпотом, когда они уже вышли в коридор.

— Бабушка спрятала лестницу, ты забыла?

Да, на чердаке они часто бывали: играть там было как нигде интересно. Всё проходило гладко — до последнего раза, когда Кассандра обнаружила их за столь возмутительным занятием. Она запретила появляться на чердаке без разрешения и куда-то убрала лестницу — единственное, чем дети, ещё не имевшие волшебных палочек, могли воспользоваться.

— Тогда в библиотеку, — решила Джейн. — Покажу тебе книжки про драконов!

Вообще-то Джейн любила всех животных, каких знала — и волшебных, и самых обычных, — но к драконам давно питала особенно тёплые чувства. Бабушка не понимала, что приятного можно найти в этих «злых ящерах», но всё-таки терпела всё её обожание, выражавшееся в игрушечных драконах, драконах на постельном белье и поздравительных открытках, книгах про драконов и даже просьбах подарить дракона на день рождения. Вот так: Марти просил собаку, а она — дракона, и в обоих случаях ответом было категоричное «нет». Зато, смягчаясь, Кассандра рассказывала Джейн, как в раннем-раннем детстве дядя Родольфус развлекала её: где-то раздобыл безобидных крохотных дракончиков и пускал их летать по комнате, отчего Дженни заливалась радостным смехом и хлопала в ладоши. Она любила это маленькое воспоминание и считала, с него-то и пошла её страсть.

Книжные шкафы, занимавшие почти полностью аж три стены, заканчивались под самым полотком, высоким, как и во всех комнатах нижнего этажа. В библиотеке было темно: в больших окнах виднелось уже густо-серое небо, — и пришлось зажечь свет. Джейн подошла к одному из больших приятно-коричневых кресел (между ними располагался ещё и шахматный столик) и недовольно вздохнула:

— Я же оставляла здесь… Ну вот, кто-то убрал!

Она стала оглядываться вокруг, приподнимаясь на носочки. По стеклу застучал тогда редкий дождь.

— Эй, Дженни, а давай сначала сыграем? — позвал Мартин, указав на шахматы.

— Я и так должна тебе сладости за снитч, — возразила она и тут же, впрочем, просияла: — А, ладно! Если я выиграю, не буду тебе ничего должна.

— А если я — приз выйдет в двойном размере, — улыбнулся Марти.

Он очень любил игры, в которых можно было победить — причём самые разные, начиная с квиддича и плюй-камней и заканчивая картами (да-да, печально известный Долохов в свои редкие визиты предпочитал учить детей и подобному). Конечно, радость от победы редко превращалась в злорадство (соревнуясь с собственной сестрой, он не мог себе этого позволить), но всё-таки приятно было ощутить себя на первом месте. А Джейн была, стоит отдать ей должное, достойной соперницей, ничуть не уступавшей из-за возраста. Ей было практически всё равно на выигрыш и какой бы то ни было приз, что лишь усложняло ситуацию: пофигистам (уж простите за грубое слово) везло во все времена.

— Ты рад, Марти, что скоро осень? — спокойно и по-доброму, как и всегда, произнесла Джейн. Ей скучно стало играть в тишине.

— Рад только потому, что будет мой день рождения, — улыбнулся он. — А там — подарки и праздник. И до Хогвартса останется меньше!

Хогвартс у них, не имевших большого выбора по жизни, ассоциировался со свободой и желанной независимостью. А ещё, конечно, с новыми друзьями и возможностью стать взрослее и узнать о большом мире.

— Что ты хочешь в подарок? — Джейн слегка склонила голову на бок.

Мартин чуть погрустнел. На ум первым делом явно пришло что-то неисполнимое, что он даже не стал озвучивать. Сказав «собаку», он нахмурился ещё сильнее: вспомнил о невозможности и этого.

— Может, бабушка подарит мне хотя бы сову? — проговорил Марти спустя пару мгновений уже более обнадёженно.

— Или крысу? — подхватила Джейн.

— О нет, Дженни, только не крысу! Это гадость!

— Они милые, — возразила она, однако ж, почти так же спокойно. — Я бы хотела себе пару… Но маме некогда, а я ещё маленькая, чтобы за ними следить. Нет, конечно, больше всего я хочу дракона… Ишáка (2) — тоже неплохо. Чем-то похожа на дракона, да? И её можно носить с собой.

— Разве что на званый ужин, — довольно, точно и правда собирался это провернуть, сказал Мартин и подвинул шахматную фигуру. — К бабушке и дедушке Блэкам.

Друэлла и Сигнус Блэки были родителями Беллатрикс и приходились, таким образом, весьма близкими родственниками Мартину. Кассандра была практически одного возраста с ними и, к тому же, совсем не хотела оставлять внука без общения с семьёй — визиты в дом Блэков проходили стандартно раз в несколько месяцев, обыкновенно в честь крупных праздников. Мартин не любил Блэков, да и они, будучи по своей натуре семейством скрытным и хмурым, особенной симпатии к нему не выражали — так, формальная заинтересованность. И всё же приходилось проводить с ними (а заодно и с кузеном Драко Малфоем, не более приятным персонажем) время. Джейн эта участь, на счастье, миновала: Каролина не общалась ни с Сигнусом и Друэллой, ни с семейством Малфой (с Нарциссой она и вовсе находилась в давнишней ссоре), а Кассандра была только рада оставить хотя бы одного несносного ребёнка дома и «не позориться вдвойне».

— А я вот хочу, чтобы наступила осень, — Джейн сделала ход и, не заботясь об игре ни секунды более, посмотрела за окно. — Все деревья станут рыжие, как мои волосы. Я люблю осень.

— Дожди, — мрачно заметил Марти.

— И лужи!

Мартин снисходительно (роль старшего брата позволяла) покачал головой и вдруг довольно заулыбался: обнаружил, что снова победил.

— Я — самый ловкий, а теперь ещё и умный! — довольно провозгласил он.

— Тебе сегодня просто везёт, — поддела Дженни.

— Или ты слишком витаешь в облаках.

— Ну, там тоже много интересного… Ой, драконы! Теперь-то я точно тебе покажу!

Джейн стала внимательно разглядывать полки перед собой — у Кассандры водилось огромное множество книг, и найти нужное оказывалось подчас нелёгким занятием.

— Какую ты ищешь? — спохватился тогда Марти.

— С чёрной обложкой, — не отрываясь от поисков, проговорила Джейн. — Я сама… О, вот и она!

Она встала на носочки и чуть было не упала — но книгу всё-таки взяла. С победоносной улыбкой уселась прямо на ковёр и раскрыла: на первом же развороте красовались два огромных дракона. Мартин устроился рядом: лёг на живот, положив голову на ладони.

— Ты представляешь, Марти, какие они большие! — радостно проговорила Дженни, обводя взглядом комнату вокруг. — Могут быть почти… тридцать футов в длину!

— Мы крохи для них, — хмыкнул Мартин.

— Дракону, наверное, ничего не стоит съесть человека.

— И ты всё равно не боишься?

— Мне кажется, он не будет есть меня просто так, — призналась Джейн, — только если я обижу его. Но я никого не обижаю! Это гадко.

Она стала листать книгу и называть всех драконов подряд. Про каждого было по несколько разворотов текста — сложная научная книга.

— Вот это — Норвежский горбатый дракон, — Джейн указала на чёрного ящера с длинной тонкой шеей, узкой мордой и большими широкими крыльями. — Он очень редкий!

— Злой, — не удержался Марти.

— Да, немного… Но я всё-таки не боюсь! Смотри, у него на спине есть такой гребень. И зубы очень острые… и жутко ядовитые. Они совсем ещё малыши, когда у них появляется возможность дышать огнём.

Она перелистнула дальше — там были изображены с разных ракурсов и даже разными частями (отдельно морда, когти, крылья) ярко-красные худые драконы с длинными и совсем тонкими на конце хвостами, полупрозрачными крыльями, острым носом и когтистыми лапами.

— Перуанские змеезубы! — обрадовалась Джейн. — Они таки-ие красивые! Посмотри, красные! Змеезубы маленькие…

— Да уж, ящерки, — засмеялся Марти.

— Ну, по сравнению с другими драконами, —потупилась Джейн. — Зато у них есть рога, смотри, какие крутые, и зубы тоже ядовитые. И живут они далеко-далеко… в Южной Америке. Мама говорила, это другой край света!

Джейн рассказывала что-то ещё, не переставая с интересом — всем, на какое способен был любознательный ребёнок — разглядывать яркие и очень точные изображения. Мартин не отрывал от неё взгляда — не то чтобы он так обожал драконов, но он точно обожал Дженни, своего единственного по-настоящему близкого друга, и готов был любить всё, что любила она. Да и как можно было не купиться на этот искренний порыв, блеск в глазах и восторг в голосе?

— Я возьму эту книжку себе, — решила Джейн, когда и сама, кажется, устала сыпать фактами. — Здесь такие хорошие картинки! Конечно, много сложных слов… иногда я совсем не могу понять.

— Может, бабушка тебе объяснит? — помог Марти.

— Я её попрошу! В моих книжках написано очень мало, и я всё-всё уже знаю. Но, если я хочу завести себе домашнего дракона, надо быть готовой ко всему!

— А как ты его назовёшь? — заулыбался Мартин, взъерошив кудрявые волосы.

— Я ещё не решила, какого хочу… Может, Румынского длиннорога или Перуанского змеезуба, — пришлось снова раскрыть книгу и напомнить брату, как эти драконы выглядят. — Им подходят разные имена, согласись. Надо обязательно что-нибудь доброе!

— А можно я буду его крёстным?

— Конечно, Марти! — голос у Джейн даже зазвенел, словно вопрос обидел её. — Я думаю, мы будем жить втроём. Нет, ещё твой пёсик!

— А если дракон съест его? — обеспокоился Мартин.

— Надо научиться успокаивать дракона, — заявила Дженни совершенно спокойно, точно это было возможно. — Потренируемся на Гюлленмуркле. Иногда она ничуть не добрее дракона.

Джейн тихо поднялась наверх, чтобы занести к себе книгу — а Мартина тем временем оставила дожидаться внизу, у лестницы.

— Что ты задумала? — спросил он, только она появилась рядом, чем-то довольная.

— Пойдём в кухню, — прищурилась Джейн.

— А как же Линки?

Но у Джейн и на это был ответ: она прошла в гостиную, к маленькому столику, где в дорогой прозрачной вазе стояли светло-розовые, уже слегка высохшие цветы с мелкими и хрупкими лепестками. Джейн аккуратно взяла букет в руки и в следующее же мгновение сильно помахала им, точно веером в страшную жару, а потом бросила на пол — для пущего эффекта. Всё вокруг стало, как она того и хотела, усыпано крохотными ломкими лепестками. Вдобавок и вода из вазы, и сама ваза оказались на ковре.

— Жалко цветочки, — только и вздохнула Дженни, глянув на брата всё же не без самодовольства. — Я соберу завтра другие!

И она потянула Мартина за собой, прямиком в кухню. Линки нашлась там, на удачу.

— Линки! — звонко позвала Джейн. —Гюлленмуркла уронила вазу и цветы в гостиной. Нужно срочно всё убрать!

Домовушке не требовалось лишних слов — ответив что-то односложное, она с хлопком исчезла из кухни. Марти с настоящим уважением глянул на сестру, а та кивнула ему, мол, смотри, как я умею. Нет, Джейн не была заядлой лгуньей — её выходки (подобное случалось далеко не в первый раз) походили скорее на хитрость и находчивость, чем на примитивную грубую ложь.

В кухне царила рабочая атмосфера: вечно чем-то пахло, было тепло, иногда даже жарко, на столах громоздились кастрюли, банки и коробки. Кассандра редко заходила сюда: сама она не готовила (ну разве что делала какие-то сладости детям и ягодные настойки, да и то с помощью магии) и редко-редко снисходила до того, чтобы собственноручно пополнить запасы зелий. В кухне хозяйничала Линки: готовила, поддерживала порядок, следила за сохранностью всей еды, что здесь находилась. Конечно, детям нечего было делать в кухне; любовь к готовке Кассандра не стремилась им прививать — в её мире это было занятие для прислуги, — и к тому же они легко могли что-то испортить, сломать, нарушить или объестся сладкого. Именно за последним Джейн и притащила брата: в кухне полно было шоколада, конфет, мороженого, мёда и джема, леденцов, мармелада, пастилок, в разные дни Линки пекла печенья, булочки и пироги. Всё это подавалось к столу, но намного приятнее было так, с привкусом нарушенных правил.

— Смотри-ка, Дженни, сегодня с чаем нас ждут черничные булочки, — Мартин кивнул на стол, где стоял противень с дюжиной круглых золотистых булочек с фиолетовыми ягодами внутри.

— Мне они нравятся, — она забралась прямо на тот же стол и довольно заболтала ногами. — Давай возьмём по одной!

— Никто не заметит, — сказал Марти то ли себе, то ли всё же ей.

Вдобавок они напились ежевичного сока, а потом возвратилась Линки — пришлось спрятаться под стол и, еле сдерживая смех, тихо выбираться из кухни. Джейн, крадучись уже по коридору, заглянула в гостиную: цветов на полу не было, а ваза стояла на том же самом столике.

А после они играли (теперь — как хотел Мартин) в железную дорогу. Джейн любила строить и потом наблюдать, как поезд движется по рельсам и издаёт реалистичные, жутко забавные звуки. А ещё смешнее становилось, когда приходила Гюлленмуркла: поезд злил её и она всё намеревалась напасть на него из засады да повалить с рельс. Мартин придумывал какие-то истории про пассажиров, сооружал для поезда препятствия, а Джейн предпочитала просто наблюдать. Она сидела на мягком ковре, обняв себя за колени, и смотрела перед собой; подумалось почему-то о лондонском доме: о том, что, не будь у них каминной сети и трансгрессии, ей приходилось бы каждый раз пользоваться поездом — вот таким же, как игрушечный, только в разы более старым и потрёпанным. Вслед за Лондоном пришли мысли о маме, и взгляд у Джейн сделался печальным, плечи опустились.

— Дженни, ты чего? — Мартин быстро заметил это, и игра была прекращена.

— Думаю о маме, — сказала она негромко. В подобном Джейн была, напротив, безусловно честна, особенно с Мартином. Иногда казалось, что свои чувства она не то чтобы не хочет скрывать — не умеет.

— На этих выходных она освободиться, вот увидишь, — уверенно проговорил Мартин и сел рядом. — Так что… куда вы с ней пойдёте?

Дженни с настоящим вдохновением стала перечислять: мест набралось целое множество, и все красочные, весёлые. Марти всегда так делал, хоть и не мог того заметить: отвлекал её от печали размышлениями о приятном и радостном. Может, потому, что сам к этому обращался в моменты тоски по родителям: думал непременно о том, что скоро-скоро они будут рядом и он сможет зажить в настоящей семье.

Когда бабушка отдохнула, пришло время вечернего чая и новой порции занятий: обыкновенно именно это время она уделяла любимейшему этикету. Джейн с Мартином (довольные сегодня тем, что инцидент с кухней не был раскрыт), конечно, старались изо всех сил, но запомнить и верно продемонстрировать всё казалось им невозможным. Они ошибались, и Кассандра, упрямая во всём и в воспитании — особенно, требовала повторять снова и снова, «пока не научитесь». Дело так дошло до ужина — в иной день детей отпустили бы поиграть или даже выйти на улицу, но сегодня занятие особенно затянулось. Зато за ужином, не успев ещё растерять своих знаний, Джейн и Мартин вели себя «примерно и подобающе», чем заслуживали бабушкино расположение.

— Бабушка, а я поеду к маме на выходных? — спросила Джейн с нескрываемым трепетом, когда поняла вдруг, что именно этот вопрос тяготит и тревожит её.

— Ну, Дженни, ты же знаешь, что я никогда не против этого, — усмехнулась Кассандра, однако в усмешке этой было что-то будто даже недоброе. — Но всё зависит от того, найдёт ли твоя мать время.

Изо всех сил она старалась относиться к Каролине как к родной дочери, ведь у той не было толком никакой родни. Изо всех сил она старалась хотя бы при внучке сохранять нейтралитет и выражаться спокойно, пускай, видит Мерлин, своё мнение, весьма жёсткое, у неё имелось.

— Найдёт! — звонко перебил Мартин. Обида — от печального сестриного лица и бабушкиной насмешки — будто обожгла его в тот миг.

— Мартин, — строго осадила Кассандра, —некультурно перебивать, да ещё и так громко.

— Простите, — он для вида понурил голову и сразу же, повернувшись к Джейн, улыбнулся. Она улыбнулась тоже.

— Бабушка, вы можете позвонить маме? Сказать, что я очень-очень хочу её увидеть! Мне уже столько надо ей рассказать: про лес, про драконов, про то, что деревья становятся рыжие, как мои волосы…

Кассандра всё же улыбнулась — мягко, умилённо. И пообещала, конечно, поговорить с Каролиной.

После ужина всегда были ещё игры — но уже какие-то сонные, совершенно спокойные и мирные. В этот вечер разошёлся дождь — особенно хотелось тишины и уюта. После всех ванных процедур Кассандра обыкновенно велела детям разойтись по своим спальням, чтобы не утомлялись чересчур и не устраивали шумные игры перед сном. Мартин вечно саботировал это правило и нет-нет да пробирался к сестре: даже побыть подле неё, молча и спокойно, было для него лучше, чем оставаться в одиночестве. Джейн не противилась бабушкиному порядку: иногда, хоть она никогда и не заявляла об этом (потому что не могла ещё понять такое своё желание), ей хотелось немного отдохнуть от общества и заняться чем-то своим, тихим, неспешным. Она рисовала цветными карандашами, читала свои любимые книги — о природе и путешествиях, — а порой даже просто садилась на постель и разглядывала игрушки — плюшевых дракончиков.

Сегодня Джейн удалось-таки выпроводить Мартина: пришлось убедить его, что им очень достанется от бабушки, застань она их вдвоём. Это была хитрость, но всё же не ложь: Джейн сама ещё не понимала собственной потребности в одиночестве; у неё было какое-то странное чувство усталости, будто перегруженности, но невозможно было признаться себе, что Марти её утомил: он был таким привычным и родным, что не мог утомлять, казалось Джейн.

Оставшись одна, она села по-турецки на расстеленной кровати и зевнула. Взяла в руки сразу двух игрушечных дракончиков и с неясным себе порывом обняла их, крепко прижав к груди. Потом вошла Кассандра: она читала Джейн по вечерам.

— Что ты хочешь сегодня, Дженни? — бабушка всегда это спрашивала, стоя перед полками с её книгами — ещё яркими, добрыми, большими.

— Про драконов, — отозвалась Джейн довольно и тут же будто пригрозила: — только не ту, детскую, а в чёрной обложке. Она очень интересная, но там очень много сложных слов.

— Про драконов? — Кассандра оглядела совершенно серьёзную взрослую книгу и почему-то вздохнула — не строго, но с сожалением. — Хорошо, Дженни.

В этом вечернем чтении была, может, вся её нежность и забота. И какое-то странное, не понятное для Джейн сочувствие, каким бабушка наполняла взгляд; она словно печалилась о чём-то, хотя Джейн не находила в своей жизни причин для того.

Перед тем, как погасить свет, Кассандра даже целовала её в лоб и желала хороших снов. Дженни засыпала с мыслями о матери, об обещании Мартина и — где-то отдалённо — с пониманием того, что назавтра всё-всё повторится.

(1) — Дженни, убери тарелку с края стола: ты же её опрокинешь;

(2) — Ишака — серебристо-зелёная ящерица длиной до десяти дюймов

Джейн грезила о Хогвартсе, сколько себя помнила: новые места, свобода, люди с их причудами и неповторимостью влекли и ничуть не пугали её. Когда же поступил Мартин — а случилось это за год до её зачисления, — она стала натурально отсчитывать дни и с каждым новым утром ощущала приближение заветного мига. Да, Джейн уже училась — и азам магии, и иным, не менее важным вещам, — и, нет, одиночество ничуть не тяготило её, но каким же любопытным и новым казалось это всё!

— Своя палочка, учебные пособия… А какой Хогвартс огромный! И лес рядом! А квиддич? А новые друзья? Мне всё это очень интересно… Я люблю сменить обстановку, хоть даже приехать к тебе, а там, представь, другой конец страны!

Джейн гостила у своей подруги, Милисенты Булстроуд, — они были знакомы с самого детства, виделись по десятку раз в год и достаточно друг друга ценили — и вдохновенно обо всём поведывала. Раньше Джейн приезжала к Булстроудам только с матерью, но теперь ей позволено было появляться без сопровождения и даже оставаться на несколько дней. Так она сделала и в этот раз: наедине с бабушкой долго продержаться было по-прежнему нелегко (мадам Лестрейндж совсем не думала сдавать позиции, и рука у неё будто бы даже потяжелела с отъездом старшего внука), да и в лондонском доме, вечно пустом, иногда не находилось занятий. А Милисента жила с родителями и младшим братом в большом поместье у леса, ещё более тёмного и загадочного, чем был в Литтл-Уинстоне, так что скучать не приходилось. Джейн, во всяком случае.

— Я тоже очень жду письмо, — ответила Милисента миролюбиво и добродушно (она была из тех людей, кто вечно спокоен по причине совершенной внутренней гармонии и любви к жизни). — В Хогвартсе должно быть весело, к тому же я знаю кое-кого из тех, кто тоже поступает. Я очень рада этому, потому что оказаться совсем чужой в большом коллективе было бы неловко.

Джейн пожала плечами: ей не то чтобы так требовались знакомства и другие дети, хотя, безусловно, наличие в Хогвартсе пары-тройки знакомых и, в особенности, старшего брата было приятно для неё. Вспомнилось, что Каролина хотела отправить её в Дурмстранг — волшебную школу Восточной Европы. Якобы уровень образования там выше, да и вообще «общество поприличнее». Джейн не знала про Дурмстранг ничего особенного — разве что там учился Антонин Долохов и, кажется, туда же он отправил свою дочь, — и эта школа представляла для неё тот же интерес, что и Хогвартс. Но расстояние и разлука с братом малость пугали, и она ответила отказом на материно предложение. Каролина сначала стояла на своём, но спустя время всё же сдалась и сказала Джейн, что она сможет поступить, куда захочет. Джейн была рада этому.

В её жизни становилось всё больше свободы. Раньше она бывала в Лондоне лишь в те дни, в которые у Каролины была возможность проводить с ней время, зато теперь ей позволено было оставаться дома одной. Это значительно сокращало время в бабушкином обществе (хотя Джейн по-прежнему часто гостила у неё, главным образом, для продолжения своих домашних занятий), да и Лондон намного больше, чем сонный и чинный Литтл-Уинстон, шёл ей. В Лондоне было весело — Джейн не могла ещё пользоваться транспортом, но, на счастье, всего в паре минут ходьбы от дома располагался Гайд парк, и она много времени проводила там. Ей нравилось рисовать: садиться прямо на траву и выводить на бумаге всё, что только виделось вокруг. Так прошёл целый год — тот год, когда Мартин уже поступил в Хогвартс, а она только ждала своё письмо. Чередуя романтическое одиночество в большом шумном Лондоне и общество бабушки в Литтлуинстонском поместье с его чистотой и тихим величием, Джейн жила по-прежнему неспешно и мирно, играла, мечтала и строила планы. Она не знала потрясений, всё было для неё светло и любопытно. Разве что одиночество — оно будто было уготовано ей судьбой. Иногда, отрываясь от очередной игры, Дженни прислушивалась к отдалённому шуму улицы и к той тишине, что царила дома. И она ощущала, какой привычной становится пустота.

Джейн была в Лондоне, когда пришло письмо из Хогвартса. Она не ожидала получить его в тот день и потому ничуть не изумилась, даже когда в окно постучалась сова с конвертом в клюве. Далеко не все продолжали общаться посредством такой вот живой почты, но находились — и среди знакомых Каролины —приверженцы традиций. Однако ж, стоило взглянуть на конверт, радостный возглас раздался на всю квартиру. Дженни прижала письмо к груди, заулыбавшись совсем уж счастливо, потом быстро оглядела со всех сторон — и нетерпеливо разорвала. Всё было по-настоящему: её зачисляли в школу магии!

— Я так рада! — Джейн зажмурилась от удовольствия и даже подпрыгнула пару раз на одном месте. — Я буду учиться в Хогвартсе!

К письму прилагался список учебников, специальной одежды и всякого инвентаря: всё это необходимо было для обучения на первом курсе. Джейн изучила каждый пункт — и тут же вообразила, как отправится с мамой на Косую аллею (магический район Лондона) за покупками.

— У меня будет куча новых книг! И — понимаю, трудно даже поверить — своя волшебная палочка…

Джейн была одна, и единственным её слушателем был игрушечный дракончик — уже немного потрёпанный, но от того не менее любимый и дорогой. Джейн посмотрела на него, будто ожидая ответа, и вдруг решила:

— Мне нужен книззл! Он будет моим другом, и я возьму его в школу. Знаю, я всегда хотела дракона, но… это пока ещё слишком сложно и у меня есть ты. А книззл хороший! Главное, чтобы разрешила мама, но я буду очень просить её. Я многое уже умею, тем более у меня будет волшебная палочка: если надо, разучу специальные заклинания!

До возвращения Каролины было ещё достаточно времени, а Джейн до того загорелась идеей завести питомца, что решила не откладывать — и тут же, отыскав справочник по уходу за животными, стала внимательно изучать особенности содержания книззлов. Она перечитывала предложения по нескольку раз (что-то попросту не удавалось понять), подчёркивала самое важное и иногда, оторвав сосредоточенный взгляд от книги, начинала мечтать — просто, наивно, по-детски.

Кроме всего прочего, Джейн очень хотела поделиться своей радостью с матерью. Был бы дома Мартин, она позвала бы и его на свой маленький праздник, но он уже несколько дней гостил у своего приятеля Монтегю, и Джейн казалось невежливым его отвлекать. Она решила купить торт — на углу дома не так давно открылась пекарня, и там делали чудесную выпечку, — чтобы отметить как следует. К тому же когда, если не на семейном ужине, рассказать матери о своём решении завести питомца?

Когда в коридоре раздался шум — между их квартирой и Министерством Магии, где работала Каролина, не было прямой связи, — Джейн вся прямо подобралась. Она думала, что лучше будет не кидаться с эмоциями с порога, но совладать с собой не смогла — и в ту же секунду, как Каролина вошла домой, возникла перед ней.

Каролина выглядела очень важно — так, во всяком случае, её видела дочь. На ней всегда был строгий брючный костюм, средней длины и такие же рыжие и слегка кудрявые, как у Джейн, волосы были собраны в пучок; она носила очки и незаметный макияж, делавший, однако все её черты совершенными. На дочь она обычно смотрела со спокойной изучающей улыбкой, но сегодня её яркая радость заставила улыбку смениться на лёгкую опаску и настороженность.

— Мама! — с громким восторгом сказала Джейн и тут же протянула ей конверт. — Посмотри! Это письмо из Хогвартса!

Она так и замерла на месте с широкой улыбкой, когда Каролина осторожно взяла письмо и стала читать.

— О, Дженни, ну неужели это для тебя такая неожиданность? — снисходительно улыбнулась она, подняв на дочь смешливый взгляд.

Каролина отдала Джейн письмо и, потрепав её по волосам, прошла в свою спальню. Джейн поспешила за ней.

— Я подумала… — она хотела сказать о том, как рада была этому письму, но осеклась отчего-то. — Я купила торт в пекарне!

— О, замечательно, а то я боялась, как бы ты не осталась без ужина, — Каролина открыла шкаф и достала несколько платьев — уже совсем не строгих. — Я буду сегодня с парой коллег, постараюсь вернуться около полуночи. Солнышко, ты не могла бы выйти? Маме нужно переодеться.

Дженни тут же очутилась в коридоре, закрыв за собой дверь. Надежды на тёплый семейный ужин были разрушены, но она и не думала злиться на маму — только досада появилась внутри. Джейн знала, что Каролина много работает, и всякий раз она казалась ей жутко уставшей — и всякий раз Джейн сетовала на себя за навязчивость и неуместность. Она замечала, что матери словно бы не до неё, но считала это совершенно закономерным — и, наоборот, не хотела доставлять лишних хлопот.

Когда Каролина вышла из спальни — уже не в брючном костюме, но в весьма облегающем тёмном платье из дорогой ткани — и прошла в ванную, Джейн поняла, что ей надо задать ещё вопрос — и она попросту с ума сойдёт, если этого не сделает.

— Мама, а когда мы сможем сходить на Косую аллею? То есть, — она тут же потупилась и постаралась придать голосу больше скромности, — здесь список учебников и всего такого для школы, и мне надо…

Каролина оторвалась от зеркала и заглянула в протянутый дочерью пергамент. Джейн тихо ждала её ответ; ей жутко хотелось, чтобы именно мама составила компанию.

— Хорошо, я найду время на выходных, — неожиданно согласилась Каролина. — Но никак не позже, иначе попадём в жуткую толчею.

Джейн аж пискнула от радости и бросилась на маму с объятиями. Хотела было даже спросить про книззла, но вовремя одумалась: двух чудес в один день не бывает.

Когда она осталась одна, в квартире снова воцарилась тишина. Солнце только заходило, и не хотелось зажигать свет — Джейн сидела на кухне в красно-оранжевой полутьме перед тарелкой с куском торта в розовой глазури. Рядом же сидел дракончик, её верный друг.

— Может быть, в этом действительно нет ничего особенного, — рассуждала она, держа на десертной вилочке пышный бисквит. — Мама права: мне не стоит быть такой эмоциональной. И чего это я… Нет, дружок, про книззла я ещё не спросила, — Дженни посмотрела на игрушку, как на настоящего собеседника, — сегодня мама торопилась! У неё… встреча. Ну, ты понимаешь, ей надо отдохнуть.

Для Джейн не было секретом — такое с трудом можно было скрыть от любопытного и догадливого ребёнка вроде неё, — что большинство встреч, на которые ходила Каролина, были не просто дружескими беседами, но настоящими свиданиями. У неё было множество пассий: и мужчин, и женщин, — и с любым она была в лучшем случае половину года. Каролина называла каждые новые отношения «отдыхом» от беспрерывной работы — она была членом суда Визенгамота, — а Кассандра обращалась к невестке с последними словами по причине её «безразборности и извращений». Джейн не имела своего мнения на этот счёт, потому что не знала, что такое «извращения», но она очень любила маму и не позволяла себе даже в мыслях осудить её. Напротив, старалась вести себя во всём достойно и образцово, чтобы Каролина не думала тяготиться ею.

— Вкусный тортик… надо оставить маме, — Джейн снова посмотрела на своего дракончика и вздохнула: — Вот поэтому мне и нужен книззл. Ты совсем неразговорчивый, а он будет мне мурчать. Только бы мама разрешила! А я буду самой хорошей хозяйкой на свете.

Выходные наступили совсем скоро. Джейн была невероятно этому рада, чего, конечно, нельзя было сказать о Каролине: она испытывала явное недовольство от того, что приходится тратить добрую половину дня на хождение по душным унылым лавкам; однако слово было ею сдержано, и около одиннадцати часов утра мать и дочь входили в неприметное старенькое кафе «Дырявый котёл».

Джейн честно старалась вести себя «подобающе» —то есть, как она сама решила, не предаваться эмоциям и излишнему волнению, — но временами трудно оказывалось совладать с собой. Нет, покупку котлов и всевозможного магического оборудования ещё можно было вынести без восторгов, но уж когда они оказались у лавки Олливандера, мастера волшебный палочек, она натурально лишилась дара речи и застыла на одном месте.

— Идём, Джейн, у нас ещё огромный список, — с плохо скрываемым недовольством поторопила Каролина.

— У меня будет своя волшебная палочка… — с придыханием произнесла Дженни, но с места всё же сдвинулась.

— Ну и зачем же столько драматизма? — вздохнула Каролина. — Джейн, ты прямо как твой отец.

— Правда?

Любое сравнение с родными имело для неё огромное значение. Особенно, может, с отцом, ведь она совсем не знала его — и очень мечтала познакомиться хотя бы так, через детали.

— Ну, он был настоящим артистом, — усмехнулась Каролина. — Ужасно всё преувеличивал и вечно драматизировал. Идём.

— А ты расскажешь о нём ещё?

О Рабастане много рассказывала Кассандра, но разве было что-то, кроме скорби и бледной нежности, в словах пожилой матери? Джейн хотелось, чтобы об отце рассказывала именно Каролина — со всеми деталями и забавными моментами.

— Только не сейчас: нам надо закончить дела.

Спустя всего несколько минут они снова шли по Косой аллее, и всё было таким же — а Джейн казалось, точно она стала совершенно другим человеком и жизнь её перевернулась с ног на голову. Причиной всему была волшебная палочка — тёмно-фиолетовая и чуть неровная, из майского дерева и сердцевины с усом книззла. Дженни не отрывала от неё взгляда, и её переполняло радостное предвкушение, тепло и гордость. Даже Каролина, точно что-то вспомнив (быть может, себя в её годы?), смягчилась и позволила дочери восторженно рассказывать о том, как она станет лучшей студенткой на курсе.

— Да, знания — это огромная сила, — одобрительно произнесла Каролина, и Джейн даже чуть зарделась. —Знания и… стремление к личному успеху. Я буду рада, если ты переймёшь эти ценности.

Джейн нечасто слышала от неё похвалу, так что даже такие простые слова придали ей большой уверенности. Такой большой, что она, вдруг подняв на маму ласковый взгляд разноцветных глаз, спросила:

— А можно мне книззла?

— Не дракона? Книззла? — удивлённо переспросила Каролина и даже шаг замедлила. — Настоящего?

— Да! Я подумала… ну, я уже взрослая и смогу за ним ухаживать. Я возьму его в школу и, честно-честно, буду очень хорошей хозяйкой!

— Джейн, ты же понимаешь, что это настоящий питомец? — Каролина совсем остановилась и положила ладонь ей на плечо. — Тебе надо будет всё время за ним следить и отвечать, если он что-то испортит. И тебе надо будет всё время держать его рядом. К этому надо быть готовой.

— О, я готова! Я люблю животных, и бабушка уже учила меня обращаться с Гюлленмурклой.

— А если он заболеет?

— М-м, — Дженни на мгновение задумалась, а потом просияла: — мы отведём его к доктору!

— Ты отведёшь его к доктору, милая, — убедительно поправила Каролина.

Джейн безо всякого смущения закивала.

— Что ж, у меня нет причин тебе отказывать.

Джейн ахнула и, забыв данное самой себе обещание, обняла маму крепко-крепко и стала благодарить.

— Ну не на людях же, — Каролина настойчиво отстранила её.

— Ой, да, — Джейн потупилась, — прости, — и добавила шёпотом: — Я очень рада, мамочка!

Ответом стала привычная снисходительная улыбка.

Джейн очень основательно подошла к выбору нового друга, несмотря даже на то, что это происходило в самом конце дня, после покупки учебников и одежды, и в голове мысли немного путались от усталости. И всё-таки Джейн стояла перед большой клеткой с внушительных размеров котятами внутри и, будто бы по-настоящему осознавая всю свою ответственность за будущего питомца, взвешивала в голове все «за» и «против».

— Джейн, они же все одинаковые, — с явной усталостью вздохнула Каролина, встав рядом с дочерью и поглядев вместе с ней на котят.

— Так только кажется, — мягким от умиления голосом проговорила Дженни. — Один котёнок более худенький, а у другого короткий хвостик, посмотри.

— Ну, дорогая, тут как с детьми: идеальных не бывает.

— Ваша дочь верно рассуждает, — раздался из-за спины низкий голос владелицы. — Худые и слабые книззлы могут быть болезненными, так что следует выбирать с умом.

Каролина обернулась, и во взгляде её была язвительная благодарность. А Джейн запустила руки в клетку и достала оттуда маленького, напуганного вниманием котёнка; вид у него был, как и у всех, дикий: серо-рыжая шерсть с чёрными пятнами, огромные уши, длиннющие усы и хвост с пушистой кисточкой.

— Ты так долго выбирала, чтобы взять… этого? — с недоумением спросила Каролина, пытаясь со всех сторон его разглядеть.

— И слабым котятам нужен дом, — только и пожала Джейн плечами. — В конце концов, я тоже слабый котёнок и часто болею.

— Что ж, назови его Феликсом: может, хоть это поможет. (1)

По-видимому, Каролина здорово вымоталась за день: разубеждать дочь в принятом в порыве жалости решении она не стала, и книззл Феликс стал почётным членом семьи Лестрейндж.

Спустя практически месяц после зачисления в школу наступило, наконец, первое сентября — время покинуть дом и приступить к учёбе. Каролина даже позволила себе взять отгул на работе — на памяти Джейн это случалось лишь в её или Мартина день рождения. Кассандра тоже, конечно, была на платформе 9 ¾ и чувствовала себя великолепно: скорое расставание с детьми дало ей карт-бланш на всяческого рода наставления и упрёки.

— Мартин, — снова выговаривала она, оправляя его одежду, — научись наконец завязывать галстук. Мерлин милостивый, даже твой отец не позволял себе такой вопиющей неряшливости!

Джейн, наблюдавшая эту сцену, поспешила переключить внимание на что-то ещё: иначе бабушка найдёт, к чему придраться и в её виде или, не дай Мерлин, поведении. Джейн посмотрела на ярко-алый поезд, стоявший на рельсах: большие клубы густого дыма выглядели особенно волшебно. Но люди, коих водилось здесь бессчётное множество, увлекали в разы сильнее! Джейн знала немногих и сейчас пыталась выискать хоть кого-то родного: Милисенту или сестёр Кэрроу, к примеру. Но на глаза попадались лишь совсем незнакомые персонажи — она могла только догадываться, кто есть кто. Большая семья рыжих волшебников, шумно прощавшаяся друг с другом, с огромной вероятностью носила фамилию Уизли. Их отец работал с Каролиной в Министерстве магии, и последняя временами делилась историями с работы (а Дженни любила подслушивать), где фигурировал и он. Каролина не особенно уважала Уизли — Джейн предпочла отвести взгляд. Были и совсем небольшие семьи — скажем, отец прощался с сыном и коротко обнимал его, чуть приподнимая от земли. Ребята с курсов постарше уже сбивались в компании и, отмахиваясь от родителей, спешили зайти в поезд, чтобы занять купе и поделиться наконец всеми новостями, что скопились за лето.

— Напиши мне после распределения, — сказала Каролина, опустив руки ей на плечи, и потом добавила несколько предупреждающе: — Надеюсь, ты попадёшь на Слизерин. Не водись с теми, кто полон предрассудков и не иди ни у кого на поводу. И, — она понизила голос, — не рассказывай много о своём отце и дяде с тётей.

— О папе? Почему? — так же шёпотом спросила она Джейн.

— Джейн, послушай меня. Не стоит никого посвящать в семейные дела.

Бесполезно было спорить с матерью. Джейн только и осталось, что уверить её в собственном послушании, обнять, получив поцелуй в лоб, и повернуться тогда к бабушке.

— Ну, мать тебе уже всё сказала, — отозвалась та, придирчиво оглядывая Дженни. — О-о, заплетай волосы, Джейн! — Кассандра попыталась ладонью хоть немного пригладить её непослушные кудри. — Ты Лестрейндж, да и к тому же девочка. Веди себя достойно и не дерись. Если попадёшь не на Слизерин, то хотя бы учись прилично. Не думай опозорить нашу семью.

— Я с этим прекрасно справляюсь, — фыркнул Мартин.

— Молодой человек! — взвилась Кассандра. — Не пытайся делать вид, что я хоть раз тебе об этом сказала! Вам двоим нужно особенное внимание, только и всего, но это никак не моя прихоть.

Получив последнюю порцию наставлений и, справедливости ради, объятий с поцелуями, дети поспешили к поезду — и это было большим облегчением для обоих. Джейн, однако, крепко держала Мартина за руку, а тот, что ещё больше расстраивало её, имел не самый довольный вид.

— Если бабушка хоть один день не вспомнит моих родителей, мир рухнет, — пробурчал он и как бы машинально оглянулся вокруг, задевая взглядом счастливых родителей и их радостных детей. — Будто мне очень приятно постоянно об этом вспоминать.

Тут и Джейн сделалось печально: она скучала по своим дяде и тёте и очень жалела брата. Её-то отец был уже мёртв, и с этим было ничего не сделать, а у него ещё был шанс встретиться с мамой и папой, да только никто не знал, когда это случится, и от того было в разы больнее.

На счастье, когда вошли в поезд, Мартин заметно повеселел; Джейн же так и сжимала его руку, а в другой держала корзинку с книззлом Феликсом; за месяц тот заметно вырос и набрал в весе, но по-прежнему продолжал сторониться незнакомцев и бояться шума.

— Забавно, в прошлом году Хогвартс окончила одна моя кузина, а в этом поступает другая, (2) — улыбнулся Мартин. — И даже жаль: вы бы подружились, — тут он посмотрел на Дженни. Поезд должен был вот-вот тронуться, а они стояли в узком коридоре. — Что ж, я пойду к своим друзья. Ты тоже найди кого-нибудь знакомого.

— А, да… наверное, пойду, — произнесла она как-то совсем растерянно, без толики привычного воодушевления.

— Или… я познакомлю тебя со своими, — решил Марти. — Давай? Они любят квиддич!

Он подмигнул сестре, и та с готовностью заулыбалась. Нужное купе отыскали быстро: там сидели трое мальчишек. Одного, Грэхема Монтегю, зеленоглазого и светловолосого, Джейн сразу же узнала: их родители дружили, и они, конечно, виделись не один раз. Грэхем первый встал, чтобы пожать руку Мартину.

— Совсем из головы вылетело, что ты поступаешь в этом году, — улыбнулся он потом Джейн и тоже протянул ладонь. — Зато вы оба теперь на месте и, может, наконец наведёте в этой школе порядок!

Грэхем был весел, как и всегда, и, кажется, уже размышлял над пакостями, которые можно учинить в Хогвартсе. Мартин, тоже полный идей и предложений, готов был начать обсуждение, но заговорил другой мальчишка — с совсем короткими, тёмными волосами, плутоватыми карими глазами и чуть кривой улыбкой:

— О, так это твоя сестра, Лестрейндж? — он тоже засмеялся. — Очевидно лишь потому, что вы ну совсе-ем не похожи!

На самом деле, между Джейн и Мартином можно было найти сходства, но, конечно, стоило постараться — на первый взгляд они действительно представляли полные противоположности друг другу.

— Я Теренс Хиггс, — представился новый знакомый; они поздоровались уже сидя. — Марти много говорил о тебе. Ты правда так хорошо играешь в квиддич?

Глаза у всех радостно загорелись.

— Держусь на метле я сносно, — улыбнулась Джейн, — даже… знаю пару трюков. Мне хотелось бы играть чаще, потому что дома не ахти какая большая компания…

— Мы обычно собираемся здесь по выходным с другими ребятами, — подал голос третий мальчик. — Просто любительские полёты — не то чтобы мы все метим в команду.

— Говори за себя! — в один голос возмутились Мартин и Грэхем.

— Хотя кое-кто только об этом и мечтает, — прищурился мальчик. — А я Ивэн Розье, кстати. В честь отца.

Если у Грэхема волосы были скорее золотые, чуть с рыжиной, то у Ивэна — прямо-таки платиновые. Глаза у него были холодного серо-голубого цвета, черты — острые, брови — ровные и по-аристократически тёмные, и всем собой он походил на принца — даже говорил малость свысока, покровительственно.

— Я перехожу уже на третий курс, — ах, вот в чём дело! — Так что могу рассказать тебе что-нибудь.

Мартин, Грэхем и Теренс уже занялись разговорами о любимом квиддиче: обсуждали, у кого из них больше шансов попасть в команду.

— Марти мне и правда всё лето рассказывал, как он хочет играть, — усмехнулась Джейн, наклонившись к Ивэну (они сидели друг напротив друга). — Мы чаще всего вдвоём, да и живём среди маглов, так что особенно не полетаешь. А мой папа был лучшим в своё время!

— О, понимаю, — кивнул Ивэн, — мой отец хорошо разбирался в трансфигурации и иллюзиях, так что мне тоже хочется… соответствовать.

Он показал Джейн книгу, что до этого держал на коленях, — как раз о мастерстве магического обмана. Книга была очень красивая, новая, в глянцевой обложке и довольно толстая.

— Трансфигурация и заклинания — мои любимые предметы, — продолжал Розье. — И профессор МакГонагалл весьма, весьма хороша. Очень строгая, но это и полезно, когда в школе полно бестолочей, очевидно, не доросших до серьёзной учёбы.

— Я бы сдох от скуки, если бы не был бестолочем! — с шутливым возмущением оповестил Мартин.

— Тебе можно сделать скидку: у тебя порядок с генами и мозги на месте…

Первый курс Мартин закончил очень даже хорошо, при том что сам же рассказывал Джейн, как много шалостей и дурачеств устроил. В его случае, кажется, одно другому действительно не мешало. «Надеюсь, у меня будет так же!» — подумала Джейн с крохотным волнением. За годы домашней учёбы под руководством строгой бабушки она узнала многое и поняла, какие науки для неё лёгкие и интересные, а какие — сущее наказание. И поняла, что в ней много лени и рассеянности, когда дело касается того, что она не хочет учить. Однако Джейн было очень важно иметь успехи: радовать маму и иметь основания гордиться за себя.

— Я очень люблю исследовать, — сказала она Ивэну и в ответ на его непонятливый взгляд добавила: — природу. Всякие там растения и животных… мне кажется, они меня тоже любят. Но ведь Уход за магическими существами начинается только на третьем курсе?

— Да, — подтвердил Ивэн. — Я его не выбирал, но могу спросить у кого-нибудь и рассказать тебе потом. Но в любом случае, уже сейчас у тебя будет Травология…

— Я полистала дома учебник: всё так просто! Или, может, бабушка слишком усердствовала… Мне кажется, она могла бы хоть все семь курсов мне преподать, — нахмурилась Дженни.

— И слава Мерлину, что существует Хогвартс! — встрял Мартин. — Я бы не выдержал столько!

Грэхем похлопал его по плечу: он был знаком с мадам Лестрейндж, к тому же его родители тоже были достаточно строги.

— Ещё мне нравится готовить, — продолжила Дженни, когда Мартин вернулся к квиддичу, — конечно, не простая кулинария, но зелья… то есть, Зельеварение. Я очень жду первое занятие: это всегда интересно, даже если зелья знакомы от и до.

— Снейп заставит тебя их возненавидеть, — снова вставил Марти, только на сей раз совсем мрачно.

— Может, я не буду надевать ему котёл на голову? — сверкнула она глазами. Её брат очень много жаловался на поведение других и не всегда вспоминал, что вытворяетсам.

— Если бы, — картинно вздохнул он, — ему уже от твоей фамилии станет дурно. Каролина же говорила, что они все учились вместе — вот там и надо искать корень проблемы.

— Он прав, Снейп вообще никого любит, — вздохнул Теренс. — А мы ещё «свои»!

Монтегю многозначительно закивал.

— Да, Снейп предвзят, — нехотя согласился Ивэн: он заметил, что Джейн невольно почувствовала в нём авторитет. — Но если твой интерес настоящий, то едва ли что-то заставит это изменить. А сейчас я почитаю, если ты не возражаешь.

— Что там у тебя? — Мартин с любопытством склонился к приятелю.

Мальчики стали обсуждать книгу Розье и попутно — много чего ещё из этого раздела магии. Джейн с неудовольствием отметила, что мало понимает их беседу и не может сказать ничего толкового; она попыталась было заняться своим, однако сосредоточиться, пока все вокруг болтали, оказалось невозможно. Джейн попросила брата приглядывать за Феликсом, который дремал на сиденье рядом, и вышла вон из купе.

Поезд шёл быстро, и за окном виднелись поля, уже не такие яркие, но жёлто-зелёные, сухие и отцветшие, и далёкие густые леса. Джейн встала у окна — была приоткрыта форточка, и ветер приятно освежал, хоть и спутывал ей ещё сильнее и без того непослушные волосы. Дженни достала из кармана ленту и завязала низкий хвост; странно: рядом не было строгой бабушки, но желание не ударить в грязь лицом и выглядеть хорошо и располагающе стало как никогда сильным. Она подумала об Ивэне Розье и о собственном брате — нет, Мартин и дома мог сказать что-то дельное, да и вёл себя прилично, когда хотел, но сейчас она будто бы вконец уверилась, что за его весёлостью и шалопайством всегда оставались ум и достоинство. Хогвартс представлялся местом, куда можно сбежать от правил и чинности дома, но теперь Джейн будто и не хотелось этого. Она желала заработать уважение на будущем факультете (Слизерине, конечно, ведь там учились все родные и друзья) и уже понимала, что это выйдет лишь с помощью соблюдения приличий и эрудиции.

— Что ты здесь делаешь?

Джейн обернулась: по коридору к ней шёл высокий юноша, голубоглазый и рыжеволосый. Она хотела было возмутиться его вопросу («А в чём дело?»), но увидела на нём слизеринский галстук и почти сразу — значок старосты, приколотый к лацкану пиджака.

— Я Джейн Лестрейндж, — радостно оповестила она, протянув руку (хоть после и обругала себя за излишнюю эмоциональность). — Надеюсь поступить на Слизерин!

— И, конечно, поступишь. Тебе у нас понравится, — юноша, по-доброму улыбнувшись, ответил на приветствие. — Я Адриан Селвин, староста, — тут он чуть посерьёзнел и отпустил её руку: — Тебя никто не обижал?

— Нет, конечно, нет, — недоумённо отозвалась Дженни. — Мне интересно наблюдать за дорогой.

Селвина удовлетворил её ответ, и он зашагал дальше. Джейн придирчиво осмотрела себя и, не найдя чрезмерной неряшливости во внешнем виде (даже светлые брюки не успели помяться), вернулась к созерцанию пейзажа. Ей вдруг очень захотелось поскорее доехать до школы и пройти распределение — оказаться за столом Слизерина и перезнакомиться со всеми-всеми студентами. Если они окажутся такими же воспитанными и добрыми, как Розье и Селвин, то Джейн готова будет возлюбить Хогвартс.

— Ну как тебе здесь? Нравится?

А это был уже Мартин — приблизившись, он обнял сестру за плечи и с улыбкой посмотрел ей в лицо.

— Я очень надеюсь поступить на Слизерин, — проговорила она и чуть отстранила его от себя. — Не волнуйся, Марти, со мной всё хорошо… ты же знаешь, я люблю быть одна.

— А я только хотел рассказать: мне любезно напомнили, что, — Мартин хитро-хитро прищурился, — в этом году в школу едет Гарри Поттер!

— Поттер? А это… занятно.

Десять лет назад благодаря Гарри Поттеру исчез Тёмный лорд и прекратилась магическая война, в которой семья Джейн принимала очень и очень активное участие. Оказавшись на стороне проигравших, они претерпели немалые лишения и потери, однако никогда на памяти Джейн ни мама, ни бабушка не говорили с сожалением об исчезновении Волдеморта — они с большой скорбью вспоминали о родных, однако не скрывали определённой «благодарности» Поттеру за избавление от явно неприятного персонажа. Да и все семейные неудачи связывали скорее с последним. С Джейн, конечно, никто не говорил о политике, но атмосфера дома заставила её вырасти с тихой скорбью по дедушке и отцу и враждебной настороженностью к Волдеморту. Этот вопрос, как и сотни других, был интересен ей, но взрослые лишь отмахивались с дежурным «это ещё не для твоих ушей».

— Интересно узнать, как он избавился от Волдеморта, — хмыкнул Мартин.

— Ему же был год, — возмутилась Джейн. — Ты, например, что-то помнишь?

Марти нахмурился, и она сама пожалела, что сказала это: её брат тоже был совсем крохой, когда пришлось расстаться с родителями, и любое, даже косвенное напоминание об этом заставляло его вмиг мрачнеть и раздражаться.

— Может, и помню, — отрезал он. — Но хотелось бы больше.

— Ты думаешь познакомиться с Поттером? — Джейн решила тут же сменить тему.

— Если он не предвзят, то почему бы и нет, — рассудил Мартин.

— Мама говорила, он живёт с маглами… Погоди, а много тут предвзятых?

Её это насторожило. Конечно, война десять лет как кончилась, да и едва ли всех поголовно заботила эта тема, но всё-таки фамилия Лестрейндж оставалась громкой в определённых кругах и не у всех были приятные ассоциации. Джейн знала это и была готова.

— Есть такие, и почему-то их как Акцио тянет на Гриффиндор. Но у нас тоже хороши: некоторые не видят ничего дальше грязной крови… прости, это… само собой уже.

— Я поняла тебя, — задумчиво отозвалась Джейн. — Буду аккуратна.

«Будь выше и веди себя достойно! Не поддавайся, будь умнее» — так говорила Кассандра всё её детство; даже когда Джейн полушутливо дралась с братом, бабушка всеми силами старалась отвадить её от этого занятия «невоспитанных и распущенных детей». Конечно, эти наставления не особенно работали, и они продолжали драться — просто никогда не жаловались и старались не попадаться на глаза, чтобы не получить ещё и пару неласковых слов от бабушки. Однако Джейн, хоть того и не замечала, действительно училась терпеть и отвечать на обиды гордой отстранённостью вместо эмоций или разъяснений.

О Хогвартсе Джейн слышала от Мартина всё лето, однако видеть величественный замок воочию — это было совсем иное, невероятное удовольствие. В спокойной, холодной воде огромного озера отражались сотни крохотных огней, и, казалось, можно вечно разглядывать разномастные башенки с красивыми окнами, переливающимися золотым. Джейн видела много красивых мест в своей жизни — снежные горы, лучшие пляжи Европы, живописнейшие реки, — однако здесь не могла не залюбоваться и не задержать на замке восторженно-влюблённый взгляд. Всё-таки в этом месте творилась магия! «А сколько можно исследовать…» — мечтательно подумала она.

Распределения пришлось немного подождать — тогда все первокурсники оказались рядом, и Джейн обнаружила совсем близко к себе Гарри Поттера (того трудно было не узнать). Не то чтобы он, конечно, был её кумиром, но, любопытная по своей природе, она не смогла не подойти к мальчишке.

— Привет, — она всё с тем же любопытством, чуть склонив голову набок, улыбнулась и протянула ему руку. — Ты Гарри Поттер, верно?

Тот как-то нерешительно кивнул, но на приветствие ответил.

— А я Джейн. Мило, что мы будем учиться вместе. Ты уже решил, куда хочешь поступить?

Рядом с Поттером уже стоял кто-то, но тут подошли ещё ребята: светловолосый наглый (что ясно стало по одному его виду) мальчик и пара его приятелей, остановившихся позади. Он скрестил руки на груди и, манерно растягивая гласные, заговорил презрительно — так что Гарри даже не успел ответить:

— Рыжая и бестолковая… хм, Уизли мы сегодня уже видели — а ты, выходит, Лестрейндж?

Джейн, кажется, вмиг забыла о новом знакомстве: всё её внимание обратилось на заносчивого грубияна.

— Да, Лестрейндж, — прищурилась она. — А ты Малфой, верно?

Этого мальчишку она знала плохо, что не могло не радовать: Драко Малфой был насмешлив и неприятен. А ещё он приходился кузеном Мартину, к огромному его сожалению.

— Да, это я, — он ещё раз придирчиво осмотрел её. — К несчастью, мы будем учиться вместе, Лестрейндж, так что можешь не позорить наш факультет общением с кем попало?

Джейн презрительно фыркнула и хотела было обернуться опять к Поттеру, но рыжий (такой же, как сама Дженни) мальчик уже отвёл его прочь. «Чего это он? — удивилась Джейн, но тут же сникла: — А, да. Фамилия». Ничего, она переживёт. В море ещё полно рыбы.

Перед самым распределением, в общем-то уверенная в своём попадании на Слизерин, Джейн нервничала — так, что неприятно тянуло в животе. Она обернулась к Мартину и тот, севший специально ближе к первокурсникам, улыбнулся ей и поднял в воздух большой палец.

На Слизерин распределили Милисенту Булстроуд — та, с радостным облегчением отходя к факультетскому столу, потрепала подругу по плечу. Потом были незнакомые Дженни девочка и два мальчика, и, наконец, профессор МакГонагалл назвала её имя. За столом Слизерина притихли: её, как сестру Мартина, очевидно, ждали.

Джейн, как могла, сохраняла лицо. Даже Шляпу надела аккуратно, чтобы это не выглядело нелепо или смешно. Она всеми силами старалась не ударять в грязь лицом.

— Невероятный ум и любовь к знаниям, — проскрежетала Шляпа, — доброта, а какие амбиции и находчивость… Хм-м, и куда же вас определить?

Джейн искоса глянула на Мартина и заметила вокруг него кучу ребят, смотревших на неё дружелюбно.

— На Слизерин!

— Значит, будь по-вашему. Слизерин!

Серебристо-зелёный стол разразился аплодисментами, и Мартин, совершенно счастливый, усадил её рядом с собой. Несколько человек одновременно протянули ей руки в знак приветствия, а Милисента даже приобняла подругу за плечи.

— Дженни! — обрадовалась она. — Я даже не сомневалась! Будет здорово вместе, да?

Тут рядом с Мартином за стол уселся и Драко Малфой — гордый от собственного распределения на любимый факультет и явно недовольный грядущим сожительством с Лестрейнджами.

— Здравствуй, кузен, — с нарочитой вежливостью поздоровался Мартин. — Поздравляю с поступлением на Слизерин.

— Я и не мог попасть никуда больше.

Когда распределение подошло к концу, начался ужин — точнее сказать, настоящий пир: столы ломились от блюд, и Джейн, всякий раз поднимая глаза от тарелки, замечала перед собой что-то новое. Ей пока что не особенно хотелось с кем-то болтать, и она взялась за любимое дело — стала наблюдать и изучать. Смотрела с любопытством на однокашников, волей-неволей слушала их беседы — и понимала, что многие из них, почти все, действительно были лучшими. Не по происхождению — увольте, такого не увидишь глазами, — но по своему поведению: слизеринцы были хорошо одеты, опрятны, говорили вежливо и в меру спокойно, улыбались друг другу, умело пользовались столовыми приборами и обменивались комплиментами. Джейн чувствовала себя уютно — прямо-таки «в своей тарелке».

— С факультетом я не ошиблась, — улыбнулась она Милисенте. — Вижу много приятных лиц!

— Мы стараемся держаться вместе, — услышав её реплику, сказала совсем взрослая, как показалось Джейн, девушка — она сидела напротив и особенно добрым взглядом окидывала детей. — Не всем в школе нравится Слизерин, потому что, видите ли, Тёмный лорд когда-то сидел за нашим же столом. Но разве на других факультетах не было никаких, м-м, спорных личностей? Глупо мыслить так узко, тем не менее время от времени приходиться давать отпор. Но мы стараемся никого не оставлять в беде. Я, кстати, Оливия, ваша староста. После ужина покажу вам гостиную и спальни!

Скоро Джейн начало клонить в сон — она сидела, положив голову на ладонь, и устало смотрела по сторонам в безмолвной надежде на то, что торжеству скоро придёт конец. Так, к счастью, и случилось: директор Дамблдор сказал пару каких-то напутствий и пожелал всем спокойной ночи. У Джейн не осталось сил даже гадать, какой же будет их гостиная и кто окажется её соседками, — она просто шла со всеми, стараясь не отстать.

Слизеринцы жили аккурат рядом с Чёрным озером — огромным водоёмом, населённым всевозможными волшебными тварями. Гостиная занимала нижний этаж замка и была холодной — сейчас это ощущалось особенно хорошо, потому что камины ещё не зажигали. Освещение было мягким, каким-то жёлто-зелёным, а на стенах висели гобелены с изображениями значимых — для того, кто создавал этот интерьер — исторических событий. В высоких шкафах и на полках хранили тяжёлые книги, свечи, вазы, фарфоровые статуэтки и хрупкую посуду; тёмные тона, преобладавшие здесь по всём, создавали ощущение дороговизны и статности.

Спальни располагались чуть выше над землёй, но тепла в них было едва ли больше. Джейн оказалась шустрее своих соседок и мигом воспользовалась этим: заняла постель у окна, что стояла в некотором отдалении от остальных трёх и показалась ей наиболее уютной. Дженни выпустила из корзинки Феликса и, не притронувшись больше к вещам, упала животом на мягкое зелёное покрывало.

— Здесь просторно, — раздалось вдруг от двери.

— Но всё ещё холодно!

Джейн тут же стало любопытно — и она легла на бок, подперев голову рукой. В спальню вошли сразу трое: уже, конечно, знакомая Милисента и две подруги с ней. Одна — с пушистыми тёмными волосами, забранными у висков заколками, вздёрнутым носом и хитрым взглядом, в недлинной плиссированной юбке и чёрном пиджачке. Вторая — вся в светлом, с распущенными пшеничными волосами, слегка кудрявыми, с румянцем на щеках и большими голубыми глазами; она осматривалась с настороженностью, точно ждала, что из-за угла вот-вот выскочит дикий зверь.

— О! А с тобой мы ещё не знакомились! —обрадовалась первая, завидев Дженни.

Джейн вдруг поняла, до чего некрасиво выглядит её поза, и поспешила встать на ноги; пересекая спальню навстречу однокурсницам, она кое-как оправляла измявшуюся рубашку.

— Дженни, это Пэнси Паркинсон, — Милисента, привычно-добродушно кивнув ей, указала на девочку с тёмными волосами.

— Приве-ет, — Пэнси тут же широко заулыбалась и протянула ей руку.

— Я Джейн, — улыбнулась она тоже, отчего-то чуть смутившись.

Дженни думала обменяться рукопожатиями и со второй соседкой, но она не спешила представляться и только стояла, выразительно на неё глядя — явно в ожидании чего-то.

— Лестрейндж, — догадалась Джейн наконец. — Моя фамилия — Лестрейндж.

— Дафна Гринграсс, — она будто даже вздохнула от облегчения и совсем осторожно коснулась её руки.

— Так ты сестра Мартина? — спросила Пэнси и, окинув Джейн взглядом, добавила с некоторым недоверием: — Родная?

— Я его кузина. Мой папа — брат его папы, — и она не смогла удержаться, чтобы не улыбнуться горделиво.

— И кто же твоя мать? — поинтересовалась Дафна — и поморщила свой хорошенький носик, точно Джейн сказала ей какую-то гадость.

— Ну, она работает в Министерстве магии.

— Нет, я имею в виду, — теперь Дафна с трудом подавила смешок, — она чистокровная?

Джейн смутилась: для неё это было всё равно что спросить, любит ли она брокколи. Так же странно и неуместно.

— Да, чистокровная, — ровно ответила она. — Её фамилия Роули.

— Вот и славно, — просияла Дафна. — Скажу честно: жить с полукровкой было бы ну о-очень странно.

Милисента как бы случайно взглянула на Джейн и пожала плечами: в ней особенных предрассудков тоже не воспитывали.

Впрочем, Джейн не было до таких вопросов дела — сейчас, во всяком случае, точно. Пэнси показалась ей милой, Дафна — странной в своих расспросах, но у неё уже была Милисента, и её вполне хватало.

(1) — имя Феликс означает «счастливый»

(2) — речь о Нимфадоре Тонкс

Джейн проснулась рано: она успела здорово привыкнуть за годы однообразной жизни к заведённым в Литтл-Уинстоне порядкам. Поверить в то, что всё было по-настоящему, наяву — и Хогвартс, и знакомства, и что-то совершенно новое, ещё не изведанное рядом, — казалось невозможным. Но пришлось: иного выхода у неё просто не было.

Джейн тихо поднялась и также тихо огляделась вокруг: Пэнси и Милисента ещё спали, и только Дафны не было видно, а постель её была уже заправлена — да так ровно, точно на ней и не спал никто. Джейн тоже принялась наводить порядок, и тут Дафна как раз появилась в спальне: вышла из ванной в домашнем халате — совсем несовременном, по неозвученному мнению Дженни.

— Почему ты делаешь это сама? — удивилась Дафна, заметив, как Джейн аккуратно поправляет подушку. — Здесь есть домовики.

Джейн знала об этом — но почему-то не думала, что они выполняют и такую работу.

— Мне нетрудно заправить постель, — пожала она плечами, обратив к соседке миролюбивый взгляд.

— Ну… ладно, — ответила Дафна, и в двух простейших словах было уж слишком много нарочного удивления.

Джейн ещё отчётливее, чем прошлым вечером, показалось, что между ними образуется крепкая, почти иррациональная неприязнь, и всякий интерес её к Дафне, если он вообще был, разом испарился.

После всех утренних процедур, уже одетая к занятиям, Джейн спустилась в гостиную; остальные девочки тоже проснулись и не спеша собирались, и она не хотела им мешать.

В гостиной Слизерина было людно и по-сентябрьски шумно: все, кто вчера не успел обменяться приветствиями и новостями, собирались теперь в компании и громко радовались. Джейн тоже думала, с кем бы ей познакомиться, и попутно пыталась настроить себя на приличное поведение: всё повторяла в мыслях: «Не глупи, не глупи, не глупи». Однако только она спустилась с лестницы, к ней подлетели сёстры Кэрроу — и сразу стало как-то спокойнее внутри.

— Дженни! — от радости Гестия даже обняла её. — Так здорово, что ты теперь с нами!

— Мы не успели найти тебя вчера, — улыбнулась Флора; она была более спокойной, но не менее радостной. — Но мы, в любом случае, очень рады!

Отчего-то вызывающая эмоциональность Гестии смутила Джейн, и она поспешила отмахнуться:

— Я и не сомневалась, что попаду на Слизерин. Но спасибо вам за поддержку.

— Пойдём вместе на завтрак? — тут же предложила Гестия с большим энтузиазмом. — Или познакомить тебя с кем-нибудь ещё? Знаешь Монтегю? Ах да, он же приезжал к вам в гости… А вон там Розье, — Гестия указала взглядом куда-то влево и добавила кокетливо: — Он — наш гений.

— И кое-чей возлюбленный, — беззлобно усмехнулась Флора.

— Ну Флора-а! Он же, правда, очень умный…

— Чем же тебя в таком случае не устраивает Эйвери? — только развеселилась она. — Идеальная успеваемость!

— Кто это? — с готовностью спросила Джейн: любое новое имя было ей любопытно. Впрочем, тут же стали приходить какие-то ассоциации: кажется, Мартин рассказывал летом о девочке редкостной вредности…

— Наша однокурсница, — вздохнула Гестия, мигом переключившись, — но ты пострадаешь от неё тоже, не переживай. Она обожает правила… просто молится на них! Сдаёт нас Снейпу, закатывает скандалы и…

— Всё слышит, — раздалось вдруг за спиной — и все трое разом обернулись.

Джейн увидела раздражённую невысокую второкурсницу — она была полновата, но школьная одежда — прямая юбка и белая рубашка со слизеринским галстуком — сидела на ней просто идеально. Негустые волосы у неё были собраны в тугой хвост, и вдобавок имелись прямоугольные очки с толстыми стёклами. Джейн стало как-то не по себе, но объяснить эти чувства она не смогла.

— Ну а что, Альберта, — заносчиво ухмыльнулась Гестия, сложив руки на груди, — я, может, где-то даже приукрасила.

— О, просто заткнись, Кэрроу, — вздохнула она, и сёстры переглянулись через Джейн. Тут Эйвери как раз обратила на неё внимание: — А ты кто такая?

— Джейн Лестрейндж, — ровно проговорила она.

— Сестра этого вредителя Мартина? — нахмурилась Альберта. — Всё понятно: ещё одно пустоголовое создание.

И она удалилась, злобно сверкнув глазами напоследок.

— Я не люблю обзаводиться врагами, — призналась Джейн, поёжившись: она не понимала причины таких резких слов.

— А у неё со всеми так, — успокоила Флора, — друзей нет, зато весь факультет — сплошные «идиоты» и «бездари».

Сёстры Кэрроу остановились поговорить с одной из своих подруг — это была Трейси Дэвис, тоже второкурсница, — и Джейн удалось ускользнуть из-под их опеки. Мартина она не нашла, да и Милисента ещё не собралась, зато оказался свободным Розье — сидел в кресле и что-то писал, положив лист бумаги на плотную книгу.

— Привет, Ивэн, — поздоровалась Джейн, встав рядом с ним; голос её звучал ласково и спокойно. — У тебя разве нет друзей?

— Джейн? — он как-то лениво поднял на неё взгляд и потом указал на подлокотник своего кресла: — Садись.

— Можешь называть меня Дженни.

— Хорошо, Дженни. А друзья у меня есть… много. Но я люблю тишину и одиночество. Вышел бы к озеру, но скоро завтрак и занятия, так что это всё равно не имеет смысла.

Ивэн говорил очень спокойно, без тени иных эмоций вроде восторга или, наоборот, печали. Его тон был ровным и умиротворённым, и Джейн, сама того толком не поняв, прониклась к нему сильным уважением, заинтересовалась.

— А я привыкла к тишине, знаешь, — ответила она, переплетя пальцы рук. — Последний год я много времени проводила у мамы в Лондоне, но вообще всю жизнь жила в маленьком городке, на самой его окраине… Марти ведь рассказывал тебе?

— Про мадам Лестрейндж? — улыбнулся Ивэн и сам же продолжил: — Её и моя мать знает. Ведь наши родители гостили друг у друга часто.

— Правда? — и Джейн попыталась вспомнить, рассказывала ли ей бабушка когда-то о семье Розье.

— На Слизерине часто учатся поколения одних и тех же семей, так что и родители, и бабушки с дедушками большинства из нас — знакомые.

Ивэн с минуту читал то, что сам же и написал, а после снова поднял взгляд на Джейн.

— С тобой не пойти в Большой зал? Или ты будешь ждать Мартина?

— Я… лучше подожду его. Наверняка компания первокурсницы — не самый лучший вариант для тебя, — усмехнулась Джейн.

— Я люблю быть один, но не против помочь, —улыбнулся Ивэн.

Скоро в гостиную спустился Мартин — и почти сразу после пришло время идти на завтрак. Джейн не была особенно голодной, но поесть ей пришлось: не сидеть же занятия в ожидании обеда. Кстати, о занятиях: в конце завтрака старосты раздали ребятам, в том числе, конечно, и первокурсникам, расписание пар на все дни недели. Сегодня первой должна была идти сдвоенная с Гриффиндором Трансфигурация. Джейн было одинаково интересно побывать на всех предметах, но показалось не лишним спросить у Мартина краткий отзыв.

— МакГонагалл строгая, — сказал он, — зато в Трансфигурации много практики. Вообще-то это довольно сложно — во всяком случае, для меня, — он картинно отвёл глаза, — но вы малыши и это ваша первая пара, так что профессор может даже смягчиться.

— Что ты скажешь об остальных? — внимательно посмотрев на брата, спросила Джейн.

— То же, что говорил раньше, — вздохнул Мартин и, подавшись вперёд, заглянул в её расписание. — Профессор Бинс ужасно скучный. Можешь спать на его парах, если не хватило ночи. Травология тебе понравится, будешь глядеть на цветы и корешки. Флитвик? Обыкновенный трудяга.

— Что это значит?

— Не могу сказать о нём ни хорошего, ни плохого, — Мартин пожал плечами. — В отличие от Снейпа...

— Вот об этом можешь не напоминать. Я и без того боюсь его покруче всякого оборотня.

Мартин, до того откровенно веселящийся, вдруг посерьёзнел.

— Правда? Дженни, ты чего?

Она нахмурилась.

— Я же шутил! Всё будет хорошо! Этот Снейп — да у него самого проблемы, вот он и бесится. Не бойся.

Джейн вдруг взяла злоба, она буркнула: "Я не боюсь" — и, отвернувшись от брата, стала есть кашу. "Ну и дурочка" — подумала Джейн, и больше она не сказала ни слова. Её страшно раздражало, когда брат начинал волноваться за неё и в их общении появлялось какое-то покровительство.

Всё, впрочем, шло действительно хорошо. Джейн знакомилась с новыми профессорами, и никто из них не ввергал её в особый шок — это было главным для неё, а мелкие шероховатости всегда можно было сгладить. Даже профессор МакГонагалл, декан Гриффиндора, не выказывала никакой настороженности к Джейн, а даже, напротив, прониклась к ней определённой симпатией после демонстрации ею достаточного рвения к освоению учебного материала. Обо всём этом Дженни писала в письмах маме; с бабушкой на правах старшего брата общался Марти, Джейн же предпочитала длинно и ярко рассказывать о своей новой жизни Каролине.

И вот настал день первой пары по Зельеварению. То ли назло, то ли, наоборот, в успокоение, им поставили сдвоенное занятие с Гриффиндором. Джейн уже не волновалась. Она убедила себя в том, что всё пройдёт спокойно, и была даже чем-то обрадована с самого утра.

Снейп начал занятие с того, что стал читать журнал и, останавливаясь на каждой фамилии, разглядывать новых студентов. Произнеся: "Лестрейндж", — он особо медленно обвёл кабинет взглядом, пока не наткнулся глазами на рыжую макушку Джейн.

— Я имел честь учиться с вашим отцом, — ядовито произнёс он. — Интересно, вы так же бездарны в Зельеварении, как и он? Прошу прощения, был.

Кто-то из гриффиндорцев хохотнул. Джейн хотела что-нибудь возразить, но не нашла должных слов. В ней боролись гордость и обида. Снейп тем временем пошёл дальше по списку. Досталось от него и Гарри Поттеру. Тогда смеялись уже слизеринцы — Драко Малфой со своими друзьями Крэббом и Гойлом. Дженни молчала.

Произнеся приветственную речь, которая, впрочем, скорее напоминала очередное унижение, причём ничем не прикрытое, Снейп снова обратился к Поттеру. Он стал задавать ему странные вопросы, вроде "Где вы будете искать беозаровый камень?" Гарри не знал ответов, зато Гермиона Грейнджер, магглорождённая с его факультета, вовсю тянула руку. Джейн тоже могла бы помочь Поттеру, но предпочитала молчать, и только жалела мысленно обоих — и Гарри, и Гермиону.

— Да что он его мучает? — всё-таки не выдержала она и зашептала сидящей рядом Милисенте. — Это сложные вопросы!

— Если вы ничего не знаете, Лестрейндж, хотя бы не мешайте другим думать, — прошипел Снейп.

— Я знаю ответы, сэр, — тихо ответила Джейн.

Но профессор не слушал её.

Когда начали варить зелья, дела стали идти только хуже. Снейп не давал расслабиться и спокойно заняться готовкой: он ходил по кабинету, заглядывая в каждый котёл, и беспощадно критиковал студентов. Джейн он, точно специально, поставил в пару с Малфоем, и если его бесконечно хвалил, то на неё не обращал больше никакого внимания. Невилл Лонгботтом, тоже гриффиндорец, сделал что-то не так, и их с напарником котёл лопнул, а зелье вытекло. Снейп обозвал Невилла «идиотом» и, рыдающего, отправил в Больничное крыло, потому что зелье его обожгло.

Когда пришло время сдавать выполненную работу, ребята парами стали подходить к профессору и отчитываться.

— Я понесу, — безапелляционно заявил Драко: пришла их очередь.

— Хорошо, неси, — улыбнулась, отступив назад, Джейн.

Снейп придирчиво оглядел содержимое их котла, постоял, задумавшись, и потом произнёс:

— Мистер Малфой, так я в вас разочаруюсь.

— Что-то не так с нашим зельем, профессор? — подняв тёмные брови, спросил Драко.

— Ваше зелье приготовлено идеально. Однако вы позволили мисс Лестрейндж бездельничать и сделали всю работу за неё. Это недопустимо.

— Я не бездельничала! — тут же выступила Джейн. — Мы готовили это зелье вместе.

Она могла бы даже сказать, что на самом деле бездельничал скорее Драко — но не хотелось подставлять его и развивать конфликт.

— При всём уважении, — в этих словах не было ни капли уважения, — мисс Лестрейндж, вам в жизни не выполнить работу так чисто.

— Я отлично готовлю зелья, — хрипло сказала Джейн.

— Ложь никого не украшает. Я прекрасно вижу, на что вы способны. Не стоит обманывать меня и, главное, себя. Лучше скажите, мисс Лестрейндж: зачем вы здесь?

— Чтобы учиться...

— В ваших словах совсем нет стремления. Повезло, что сегодня с вами работал мистер Малфой. Я поставлю вам двоим пять баллов.

Джейн было всё равно на баллы: во всю жизнь её ни разу не заботил выигрыш. Однако жгучая досада раздирала её изнутри до самого конца учебного дня, за ужином и после. Неужели её так задели слова Снейпа? При всём, в чём убедил её Мартин, и при утренней уверенности в себе? Джейн любила зелья едва ли не больше растительного и животного мира и была твёрдо убеждена, что это — её призвание. По крайней мере, одно из.

Хотя время было позднее, Джейн удалось выскользнуть из гостиной Слизерина незамеченной студентами и из замка — профессорами и Филчем с его вредной кошкой. Оказавшись на свежем воздухе, она двинулась прямо и быстро к Чёрному озеру. Раньше Джейн уже успела там побывать, правда, днём и в компании брата. Теперь же она была совсем одна, расстроенная и взъерошенная. Эмоция странными образом накопилась за время сбивчивого полубега — достигнув берега, Джейн упала на колени и заплакала. Её била всё та же обида и чувство страшной беззащитности. Словно бы некому защитить её от декана-деспота, право, не станет же она жаловаться Дамблдору как последняя стукачка! "Как же несправедливо" — думала Джейн, даже не понимая, что так раздражает её: то ли откровенная предвзятость Снейпа (при том что никто не рассказывал ей о каком-то особо гадком поведении Рабастана Лестрейнджа в школьные годы), то ли общая атмосфера занятия, то ли (в конце концов) бессовестное принижение её таланта.

Джейн плакала ещё десяток-другой минут, пока не стало совсем темно. Небо в эту ночь было чистое, всё в звёздах. Вдали от маггловских поселений и искусственного света созвездия угадывались особенно чётко. Это, пожалуй, и успокоило её. Вода чуть слышно шумела, шелестели уже тронутые ржавчиной листья на толстостволых деревьях. Пришла пора возвращаться в замок. Уже в холле Джейн заметила, что брюки её стали грязными от травы — по-видимому, ещё сочной.

— Ты, что, упала? И... плакала? — окинув сестру внимательным взглядом, вопросил Мартин, стоило ей войти в гостиную. Потом он нахмурился и с мрачным озарением произнёс: — Снейп тебя всё-таки довёл. Так. Хочешь, расскажу Ивэну, а он купит что-нибудь в "Зонко" в Хогсмиде ?

Джейн дёрнулась.

— Нет! Не надо Ивэну!

— Хорошо, не Ивэну...

— И вообще никому не надо.

— Пойдём к нему ночью? Как отомстим?

— Марти, — Джейн взяла его за локоть, — ничего не надо. Совсем.

Он молчал, готовясь, очевидно, что-то возразить. Джейн предвидела это и потому, аккуратно отведя брата в сторону, ушла в спальню. Только на лестнице она обернулась, нашла его глазами и помотала головой.

В спальне она уселась у подоконника и написала маме новое письмо. Дженни таки рассказала о происшествии со Снейпом, кроме того, подробно описала другие, более приятные, события дня. Потом она приняла душ и легла в постель. Засыпая, Джейн очень крепко попросила себя никогда больше не плакать.

Наутро новый вопрос занял её — вопрос личности Драко Малфоя. Поскольку с ним самим Джейн не дружила, пришлось снова обратиться к Мартину.

— Марти, ты же знаешь Малфоев, — Джейн поймала брата в общей гостиной.

— К сожалению.

— Люциус, что, на одной метле со Снейпом?

Мартин задумался.

— Знаешь, один раз я видел Снейпа в их поместье... Конечно, я не знал, что это Снейп. Но в прошлом году я увидел его здесь и понял, что и там был он.

— А то уж больно ему нравится Драко, — прищурилась Джейн. — Я не против, пускай. Но Снейп благоволит, кажется, только ему.

— Похоже, что так, — согласился Марти, а потом вздохнул, словно на что-то решаясь. — Тебя это всё, честно, сильно волнует?

Джейн насупилась.

— Нет. Я давно отошла.

Скоро пришло время первого занятия по полётам. Джейн ждала этого: её разочаровывало, что в команду по квиддичу не берут с первого курса, и она надеялась хотя бы с помощью совместных уроков поддерживать себя в должной форме.

Стоя с остальными слизеринцами у лежащих на земле мётел, Джейн увидела, как к ним рассыпчатой компанией идут гриффиндорцы.

— Сейчас мы повеселимся, — хмыкнул Драко Малфой. Крэбб и Гойл, его вечные компаньоны, и, к сожалению Дженни, Пэнси Паркинсон с улыбками закивали.

Потом появилась мадам Трюк, профессор полётов, и начала занятие. Её ястребиные глаза блестели жёлтым.

— Драко, ты как-то странно сидишь на метле, — сказала Милисента, с прищуром от яркого солнца поглядев на него.

Джейн тоже повернула голову в сторону Драко и заметила, что он на самом деле криво держит руки на древке.

— Я умею летать, — задрав подбородок, ответил Драко.

Но стоило мадам Трюк подойти, он услышал от неё то же самое. Пришлось, отбросив явное желание поспорить, пересесть.

Невилл Лонгботтом снова получил шишку: взлетев раньше всех, он не сумел управиться с метлой и сломал себе запястье. Мадам Трюк повела его в Больничное крыло и строго наказала остальным оставаться на земле.

Стоило профессору уйти, как снова выступил Драко Малфой:

— Смотрите, этот дурак потерял свою Напоминалку!

На земле лежал стеклянный шар с белым дымом внутри — этот дым становился красным, если Напоминалку брал тот, кто что-то забыл.

— Отдай её мне, Малфой, — сказал Поттер, когда Драко уже поднял свою игрушку с земли.

Но он развеселился лишь сильнее и решил закинуть Напоминалку куда-нибудь на дерево.

Джейн взяло раздражение. Как будто не Невилла — её — вещь взял задира Малфой. Наверное, она чувствовала себя такой же — рассеянной и беззащитной, — потому и хотелось помочь гриффиндорцу.

— Драко, правда, отдай, — попросила Джейн, бросив метлу.

Для пущей убедительности она улыбнулась и протянула вперёд правую руку.

— Лестрейндж, — Драко убрал Напоминалку подальше от неё и поморщился, — как низко ты пала. Что бы сказал Рабастан, увидь, кого ты защищаешь?

Джейн помнила о запрете матери говорить об отце и теперь вздрогнула, как ошпаренная кипятком, и шикнула:

— Малфой, замолчи!

И тут Драко потерял к ней всякий интерес, продолжив дразнить Поттера. Он взмыл в воздух на своей метле, побуждая и Гарри сделать то же самое.

Джейн стояла, задрав голову, и смотрела в небо. Драко летал ловко, но Гарри — ещё ловчее. Их перепалка продолжалась, пока не пришла профессор МакГонагалл и не увела Поттера прочь.

Малфой и его друзья довольно заулыбались.

— Неужели его теперь исключат? — удивлённо прошептала Дженни Милисенте.

— Не знаю, но похоже на то, — пожала она плечами.

Джейн, не оставившая, в общем-то, попыток подружиться с Поттером, расстроилась от собственных мыслей. Если его выгонят из школы, им уже не стать друзьями, понимала она.

Но Гарри Поттера не исключили. По такому поводу Драко даже назначил ему дуэль, на которую, правда, сам не пришёл.

— Трус, — констатировал Мартин, узнав об этой истории, — если пообещал, надо сделать, а так — какой ты человек?

Шло время, Джейн продолжала писать письма матери. Каролина отвечала редко и мало, и Дженни довольствовалась этим. В одно утро, как всегда, разносили почту. На стол перед Драко Малфоем упала увесистая коробка — Джейн знала, что ему часто присылают сладости из дома. Ей тоже досталась весточка — это был конверт с письмом. От матери. Джейн радостно заулыбалась и поспешила прочитать его.

«Дорогая Джейн, — заканчивала мама, — я понимаю, как волнителен для тебя первый учебный семестр. Но мне тяжело читать все твои письма. Предлагаю тебе писать мне раз в месяц. Коротко и по делу — о главном. Я уверена, если случится что-то серьёзное, мне и так об этом сообщат. Прибереги эмоции на время нашей встречи в Йоль.

Твоя мать, Каролина Роули».

Джейн прочла абзац один раз, второй, потом до неё дошёл смысл написанного и ей стало стыдно. «Мама много работает, — подумала Джейн, — конечно, ей ни к чему все эти письма». В голове остался какой-то ещё вопрос, но она решила не слишком увлекаться размышлениями.

Дела шли то хорошо, то — практически плохо. Дженни нравилось учиться, но иногда возникало ощущение — как и всегда, иррационально и вдруг, — что Хогвартс ей не очень-то рад. Как будто существовал некий барьер, купол, отделяющий любознательную девочку от настоящего погружения в академический мир. По вечерам Джейн могла долго не ложиться спать — просто потому, что не хотела; сон приходил тогда, когда до утра оставалось не так уж и много времени, и оттого Джейн часто приходила сонная и рассеянная на пары. На Истории магии она, к собственному стыду, часто дремала, и даже на Защите от тёмных искусств у заики Квиррела иной раз находила скука, так что никуда от неё было не деться. Джейн нравилась Астрономия: занятия проходили ночью и в инсомнии наконец-то находились свою плюсы, да и вид ночного неба здорово вдохновлял и умиротворял; особое место в сердце занимали, конечно, Полёты, причём Джейн всегда старалась как-нибудь случайно попасть в пару к Поттеру. Его взяли в команду по квиддичу, он прекрасно отыграл свой первый матч, и Джейн прониклась к нему ещё большим уважением, к тому же ей хотелось брать от занятий всё и тренироваться в полную силу. По вечерам в общей гостиной Драко Малфой (как бы за спиной, при этом в полный голос) ругал Джейн:

— Гриффиндор выиграл матч! Она якшается с врагом! Не удивлюсь, если за завтраком Лестрейндж подсядет к Уизли и Грейнджер…

В его голосе слышалась неподдельная обида.

Обыкновенно ему вторила Альберта Эйвери — известная неприятельница Лестрейнджей:

— Только посмотрите, как их тянет к грязнокровкам, — фыркала она, косясь на Джейн и Мартина. — Видать, у мамаши Джейн здорово промыты мозги! Или она и вовсе нам врёт и её родители — вонючие магглы?

Джейн не могла или не хотела им отвечать — только смотрела, прищурившись; Феликс (он всюду ходил за ней) тоже невзлюбил Драко и Альберту и всегда шипел, когда слышал их голоса.

— Не обращай внимания, — флегматично говорил Джейн Ивэн. — Малфою обидно, что не его взяли в команду на первом курсе. А Эйвери — просто дура.

Джейн часто садилась подле Ивэна, даже если они не разговаривали (а часто так и было, ведь оба находились в таком возрасте, когда разница даже в два года чувствуется сильно и кажется большой преградой). Ей нравилось быть рядом с холодным Розье: с последней переписки с матерью она задалась ясной целью повзрослеть.

— Я и не обращаю внимания. Не хочу даже спорить с Малфоем.

— Что с ним спорить? — когда речь заходила о кузене, рядом всегда оказывался Мартин. — Себе дороже! Пристанет как слизь бундимуна.

— Ты эксперт по спорам с Малфоем.

— Надо же было себя чем-то развлекать на ужинах у Блэков. Драко! хватит болтать про мою сестру, или иди сюда и поговорим по-человечески!

Мартина Феликс, напротив, очень любил: рядом с ним книззл становился добрым и томным, ластился и мурчал. Джейн заметила, что, в общем-то, всё живое (кроме Альберты Эйвери и, естественно, Малфоя) тянется к её брату. Он тоже играл в квиддич — был охотником, — имел большой ум и харизму. Последнее, пожалуй, всё и решало. Мартин мог завести разговор с кем угодно, его уважали, хотя находились, безусловно, те, кого смущала излишняя толерантность его и Джейн; впрочем, и они могли завести с ним поверхностную беседу при случае.

В качестве акта вежливости и уважения Джейн, становясь на Полётах в пару с Поттером (и с кем угодно ещё, конечно), в конце занятия благодарила партнёра за тренировку. Гарри всегда отвечал ей скромной улыбкой и спешил вернуться к друзьям. Джейн начало это утомлять — в один момент утомило настолько, что она решила опустить приличия и, спрыгнув с метлы на твёрдую землю, просто пошла прочь.

— Л… Джейн! Спасибо за игру! — раздалось сзади.

Она обернулась: Гарри стоял и протягивал ей руку. Быстро шагнув к нему, Джейн с улыбкой ответила на рукопожатие.

— И тебе спасибо. Было интересно.

Любила Джейн и Зельеварение. Как и пророчил ей Ивэн, истинный интерес не смогла отбить предвзятость Снейпа, хотя не обходилось, конечно, без переживаний. Дженни старалась больше не попадаться в пару к Малфою, да и остальных, особенно Дафну Гринграсс, сторонилась. Больше всего Джейн нравилось с Милисентой. Доброй, мягкой Сентой, которая вся словно бы излучала комфорт и безопасность. Вместе они готовили замечательные зелья: талант Дженни и аккуратность, внимание Милисенты складывались идеально, — но профессор Снейп из пары в пару принимал работы брезгливо и оценивал крайне строго. И Джейн, и Милисента понимали, что заслуживают больше баллов, чем получают.

В обеденный перерыв они вышли на улицу. Есть обеим не хотелось, так что было принято совместное решение не тратить время в шумном Большом зале, а отдохнуть на свежем воздухе.

Стоял ясный декабрьский день. С неба наконец-то не сыпало, при этом был мороз, так что девственные сугробы сверкали под далёким белым солнцем. Милисента шла вся укутанная: она и пары минут не могла провести на холоде, если не одевалась капустой. Джейн же была без шапки, и даже слизеринский шарф на ней был скорее для красоты и приличия, чем для тепла. Щёки у неё розовели от мороза, и ладони выглядели обветренными. Она улыбалась школьным пейзажам и занятому замку, хотя мыслями была где-то в смятении.

— Мне так не по себе, — не выдержав, призналась Джейн, повернувшись к подруге; её встретил недоумённый взгляд. — Ну, стыдно. У Слизерина могло бы быть больше очков, если бы меня так не ненавидел Снейп.

— Да разве это твоя вина? — возмутилась Милисента.

— Все так стараются, — как бы не слыша её, продолжала Джейн, — да даже Ивэн… Розье. У нас все такие умные! Мы неплохо идём в факультетской гонке… А потом наступает Зельеварение, и… и всё, — и только теперь она решила ответить Сенте: — Вдруг я на самом деле делаю что-то не так? Может, мне надо меньше отвлекаться? Бабушка говорила, что я вечно в себе!

— Дженни, ты прекрасна в зельях! — с редким напором проговорила Милисента. — Снейп просто вредный! Ты видела, как он обходится с Поттером? А с Лонгботтомом? Да ему никто не нравится, кроме Малфоя, но и здесь — мы же выяснили, что это из-за дружбы с его отцом.

— Мне кажется, я всё порчу, — сказала Джейн тихо. Очень тихо, так что Милисента, может, её и не услышала.

Какое-то время молчали.

— Тебе так важны эти баллы? — спросила Милисента потом.

Они были недалеко от Чёрного озера.

— Нет, — простодушно ответила Джейн. — Но я знаю, что они важны другим.

— Так пускай они их и зарабатывают! Потом — кроме зелий, есть ещё куча предметов!

Джейн думала и о другом. Будь жив отец, защитил бы он её? О да, конечно, он же самый добрый на свете! С другой стороны, позволила бы Джейн это? Как бы она повзрослела, вечно прося помощи у папочки? «Значит, оно не так плохо», — рассуждала она про себя. Хотелось бы, наверное, поделиться своими мыслями с подругой… Но Джейн так и не стала ничего больше говорить, и они сменили тему.

Жаловаться на Снейпа она позволяла себе только Мартину, да и то выбирала такие выражения, чтобы ни в коем случае не сделаться в его глазах плаксой и трусихой. И всё-таки что бы она ни говорила, брат оставался собой — при малейшем намёке на несправедливость тут же начинал выдумывать планы мести:

— Я могу подсыпать в свой котёл какую-нибудь шипучку — когда буду сдавать Снейпу, его обольёт моим зельем! Или давай отловим чью-нибудь крысу и запустим в его спальню? Можно заколдовать его тарелку за ужином, чтобы она прилетела ему в лицо! А хочешь…

Джейн даже смеялась — до того абсурдными и забавными выходили порой эти выдумки. Однажды она даже дала Мартину добро зло подшутить над деканом: уж слишком ей понравилась идея с крысой (которую, правда, Мартину пришлось крепко пообещать вернуть владельцу), да и пара Зельеварения тогда выдалась чересчур мерзкой. Как они узнали потом, Снейп был в настоящем ужасе и жаловался Дамблдору, да дальше (и слава Мерлину!) дело не пошло.

Джейн хорошо понимала, что Марти готов будет, если её кто-то обидит, проучить недруга хоть Непростительными. Не то чтобы она понимала, зачем брату такие риски, но что-то в его отношении ей приносило явно приятные ощущения. Как будто судьба, лишив Джейн отца (и матери, в сущности, тоже), дала ей кого-то другого взамен. Такого же маленького, как и она сама, но очень сильного и смелого.

На время зимних каникул дети вернулись в Литтл-Уинстон. Джейн хотела провести время у мамы в Лондоне, но Каролина сказала ей так (они всё же списались накануне отъезда из Хогвартса): «Лучше поживи у бабушки, а я тебя навещу». Дженни поняла, что у матери намечаются дела на праздники, и не стала нарушать её просьбы.

Каролина приехала днём двадцать пятого декабря, подарила Джейн и Мартину по большой коробке с кучей дорогих и редких вещиц, честно отсидела обед и ужин и даже осталась на ночь. Дженни всё пыталась рассказать ей о Хогвартсе, но маму, кажется, больше занимали разговоры о Министерстве с мадам Лестрейндж да собственные мысли, к которым она то и дело возвращалась. На все истории Джейн Каролина реагировала с лёгкой улыбкой и только повторяла: «О-о, как интересно, Джейн, как любопытно». Впрочем, Дженни не расстраивалась. Она была рада уже тому, что мама позволила забраться себе на колени и сидеть весь вечер обнимаясь.

Кассандра с гордостью наблюдала за тем, как взрослеют её внуки. Джейн и Мартин больше не нуждались в постоянных одёргиваниях и выговорах (с другой стороны, это даже как-то ранило мадам Лестрейндж). Они вели себя дома в меру шкодливо, но, в общем и целом, сохраняли границы приличия.

За несколько дней до возвращения в Хогвартс Кассандра пришла к Джейн в спальню. Уже наступила ночь, Дженни готовилась ко сну. Кажется, бабушка хотела пожелать ей доброй ночи.

— Что тебе почитать? — Кассандра встала у книжной полки и, заложив руки за спину, бросила на внучку заинтересованный взгляд.

Джейн удивилась: бабушка не читала ей с прошлой зимы, если не дольше.

— Можешь… не читать? Можешь спеть?

Джейн приподнялась на локте и посмотрела на бабушку.

Кассандра подошла, села на краешек постели, погладила Дженни по мягким рыжим волосам, укладывая обратно.

— Au clair de la lune, mon ami Pierrot, Prête-moi ta plume, pour écrire un mot… (1)

Бабушкин голос, всегда такой строгий и властный, был в моменты пения плавным и тихим, каким-то размеренным и бесконечно добрым. Она исполнила одну колыбельную, вторую, третью… Джейн совсем скоро почувствовала, как мысли начинают путаться и затемняться. В родном доме всегда засыпалось легко, намного легче, чем в школе или в гостях.

Зима быстро сменилась весной, как будто кто-то заколдовал время. Джейн всё больше и больше привыкала к Хогвартсу.

Так же, как Зельеварение и Полёты, Джейн любила, пожалуй, только Травологию. Само название уже вызывало восторг и волнительное предвкушение. На каждую пару Джейн шла с удовольствием — и всякий раз оставалась в приятных чувствах и размышлениях. Ей нравилось всё, что связано с растениями (не важно — магическими или маггловскими). Она обожала сеять семена, наблюдать, как появляются крохотные росточки, подкармливать и поливать будущие сильные травы. На занятиях Джейн демонстрировала небывалые для себя ловкость и внимание — стоило же ей выйти за порог теплицы, как они бесследно исчезали. Кроме того, она в совершенстве владела теорией; всё это Джейн было до того интересно, что порой она, пренебрегая Историей магии или Защитой от тёмных искусств (или даже Заклинаниями), брала в библиотеке учебники за старшие курсы и зачитывалась ими полночи.

— Итак, кто-нибудь скажет мне, что вы знаете про аконит?

В теплицах непривычно тёплым мартовским утром собрались первокурсники Слизерина и Когтеврана. Профессор Стебль задала вопрос и стала ждать. Джейн практически моментально взметнула руку вверх. Краем глаза она заметила, что нерешительно предлагает свою кандидатуру на ответ и умница-когтевранка Линда Купер: они встречались на совместных занятиях, и Дженни знала, что у той светлая голова.

— Да, мисс Лестрейндж? — улыбнулась профессор Стебль.

Джейн радостно выдохнула.

— Аконит, или Волчья отрава, Клобук монаха, Борец, Прострел-трава — род многолетних трав семейства лютиковых. Имеет утолщенные клубневидные корни, прямой ствол, пальчато-сложные, чередующиеся дланевидные листья и цветки (чаще всего синие или фиолетовые, реже желтые или белые), собранные в верхушечную густую кисть. Всего известно около 300 видов. Естественная среда произрастания: влажные места вдоль рек и дорог, на богатых перегноем почвах, на горных лугах. Используется для приготовления таких зелий, как, например, Волчье противоядие, Зелье пробуждения. Аконит имеет свойство нарушать ритм сердечных сокращений, что вызывает ощущение полёта.

— Вот бы его попробовать, — с тихим смешком произнёс Тео Нотт, Дженнин однокашник.

— Прекрасно, мисс Лестрейндж, — произнесла профессор Стебль. — Пять очков Слизерину! Конечно, на первом курсе мы не будем работать с аконитом. Однако зачем я задала этот вопрос? Всё дело в том, что аконит близок к роду Delphinium. А теперь все посмотрите перед собой и…

До конца пары Джейн успела заработать ещё очков, но главное (это, правда, радовало её намного сильнее) — снискать похвалу профессора. Работа чище и превосходнее её вышла только у Линды, но и это (поскольку Купер наравне с Гермионой Грейнджер считалась непостижимым идеалом в смысле академических навыков) не смогло расстроить её. Словом, Джейн выходила на перерыв улыбаясь неприлично-непривычно радостно.

— Лестрейндж! — со смехом окликнул её когтевранец по фамилии Голдстейн. — Ну ты и ботанша! Смотри, скоро начнёшь разговаривать с цветочками вместо людей!

Он сам заливисто рассмеялся от придуманной шутки; к не-удивлению Джейн, захихикал и Драко Малфой (что тут же подхватили Крэбб и Гойл).

Радость и гордость как рукой сняло. Джейн ускорила шаг, но до замка так и не дошла — поняв, что снова подступают слёзы, она круто развернулась и зашагала прочь, на сей раз — к Запретному лесу.

Земля была слишком холодной, к тому же всюду по-прежнему лежал снег. Джейн нашла спрятанный от чужих глаз (чтобы ненароком никто не нашёл) уголок и села на большой плоский камень.

Спрятав лицо в ладонях, она плакала. А что, в сущности, её так расстраивало? Ведь не могли же слова какого-то проходимца так тронуть?

Или могли? За семестр учёбы Джейн так и не нашла себе близких друзей. У неё были, конечно, Мартин и Милисента, да и сёстрам Кэрроу она нравилась. Но ведь все они познакомились с ней ещё до Хогвартса, причём в большинстве своём благодаря родству. Было ли что-то ещё, что-то другое, новое, самостоятельное? У Джейн водилась куча знакомых, но, кажется, именно в поверхностности этих связей и крылась проблема. Она не смогла понравиться кому-то настолько. Её брат вот нравился всем, он постоянно был в чьей-нибудь компании, даже успел завести себе девушку. А она? Разве не выходило так, что Джейн действительно больше времени проводит с книгами, растениями и Феликсом, чем с людьми?

Джейн пропустила обед. От слёз разболелась голова, так что и на послеобеденные пары пришлось не ходить.

— Где ты была? — Мартин поймал Джейн перед ужином. — Сента тебя обыскалась.

— Гуляла, — спокойно ответила Дженни.

— Вместо пар?

— Вот ни за что не поверю, что ты так не делаешь, — сощурилась Дженни.

— Мне можно, — уклончиво ответил ей брат.

Они выжидающе друг на друга посмотрели. Вдруг Мартин вздохнул — как бы немного устало, но в то же время с сожалением.

— Ты опять плакала, — утвердил он.

Джейн сжала челюсти и сделалась дикой лисицей.

— Что случилось, Дженни?

— Просто, — она тоже вздохнула, — плохие мысли.

— Кто-то тебя обидел?

И она, конечно, знала, что последует за её утвердительным ответом. Незамедлительная месть. Впрочем, Джейн не умела лгать ему.

— Да, но… пустяки. Я не хочу, чтобы ты кого-то обижал в ответ, Марти.

— Я не позволю никому…

— Марти, ну пожалуйста!

Но он уже принял воинствующую позу. Джейн решила не дожидаться гневных тирад и убеждений. Она шагнула навстречу брату и обняла его. Очень крепко.

— Мне становится хорошо, когда я поплачу, — это не было абсолютной правдой, но развивать тему как-то совсем не хотелось. — Если мне будет нужно, я скажу, правда.

— Я ненавижу их.

— За что?

— За то, что ты плачешь.

Они пошли на ужин вместе, правда, оба молчали. Пока ели, тоже не разговаривали друг с другом — только с приятелями по разные стороны.

Когда Джейн встала из-за стола и уже пошла к выходу, её кто-то окликнул.

Она стала искать глазами нарушителя спокойствия и наткнулась на Линду Купер. Та оказалась совсем рядом и смотрела на Джейн немного возмущённо своими большими ореховыми глазами.

— Ты очень умная. Голдстейн — задира, он зря всё болтает.

Джейн хмыкнула.

— Я — Линда Купер с Когтеврана, если что.

— Я знаю.

Линда немного спешилась.

— Увидимся, — махнула она и ушла.

В гостиной Мартин не захотел отпускать Джейн от себя — чтобы сестра уж точно никуда не запропастилась, он, когда она села на диван у камина, лёг головой ей на колени. Дженни прищурилась по-хитрому и зарылась пальцами в его кудрявые волосы.

— Что, Трейси от тебя сбежала? — хмыкнула она.

Трейси Дэвис — это была его «девушка».

— Нет, — просто ответил Марти.

И Джейн на самом деле поняла, что никуда отпускать он её не собирается.

«Как же так? — думала она. — Я всё время плачу. Чуть что — плачу. Марти никогда не плачет. Не помню, чтобы он плакал. Не-а, ни разу».

Джейн думала бы и думала ещё, но брат скоро увлёк её каким-то разговором; пришлось активно включиться, чтобы он не стал и дальше жалеть её.

Потом была оттепель, сошёл снег. Наконец-то наступила весна. На севере это всегда происходило медленно, тягуче — и оттого особенно радостен был миг окончательного поворота к теплу. Всё просыпалось.

Джейн стала много гулять — днями, ночами, по замку, по окрестностям. Одна, с Мартином или сёстрами Кэрроу (Милисента ни в какую не соглашалась составлять ей компанию, особенно по ночам) Дженни исследовала всё, до чего могла дотянуться. И ей это очень нравилось. Она здорово втянулась и стала помалу забывать горькие сомнения, посеянные нелестными словами Голдстейна. После ночных вылазок, правда, Джейн приходила на пары никакая. Она то и дело зевала, её клонило в сон.

— Прежде чем мы перейдём к практике, прошу вас открыть тетради и записать…

Профессор Флитвик стоял на стопке книг и уверенно руководил оравой первокурсников. Когда он продиктовал, что и с какой страницы законспектировать, класс наполнил шелест бумаги и торопливое чирканье.

— М-м, — Джейн нахмурилась, оглядываясь вокруг: мало того, что она прослушала просьбу профессора, так ещё и ручка никак не находилась. — Сента, что записывать?

Подруга, не отрывая взгляда от своей тетради, ткнула пальцем в учебник.

— А у тебя есть ещё ручка?

Она помотала головой.

— Пэнси, — шепнула Джейн, — Пэнси! У тебя есть ручка?

Пэнси кивнула, порылась в сумке и протянула ей наполовину законченную чёрную ручку.

На практике у Джейн тоже что-то не клеилось. Отрабатывали левитационные чары: она то ли не совсем точно, то ли чересчур сильно взмахнула палочкой — её подушка резко подлетела к самому потолку, а потом упала хозяйке на голову и тяжело сползла на стол, растрепав волосы.

Джейн сдавленно зевнула и огляделась по сторонам: Милисента, Гермиона, Драко, Дафна, даже Гарри — они прекрасно справлялись с заданием. Зато неуклюже махал палочкой Невилл Лонгботтом, а Тео Нотт и вовсе качался на стуле, не желая приступать к заданию.

Джейн повнимательнее рассмотрела Невилла — ей стало его жаль, как будто он был самым обиженным и несчастным существом в мире. Многое она находила близким в его фигуре — например, пресловутую неуклюжесть, — но другие черты Невилла Джейн удивляли: он всегда сторонился её и брата, словно они когда-то его очень сильно обидели и вообще слыли злыми, грубыми людьми (что было, естественно, неправдой; Марти дела не было до первокурсников, а Дженни и вовсе однажды заступилась за Лонгботтома). Не то чтобы Джейн так стремилась подружиться с ним и её тяготила его отстранённость, но она чувствовала какую-то тайну — хотелось узнать, в чём же дело.

Вечером в мае, когда окончательно потеплело, Джейн сидела в гостиной практически одна; ей не хотелось спать, но также и никаких прогулок не было в планах — она в коем-то веке взялась за Историю магии, то и дело, правда, прерываясь на то, чтобы погладить Феликса и послушать его урчание. Камин горел совсем слабо. За спиной шептались шестикурсники, был среди них и староста Селвин.

Джейн прикрыла книгу и потянулась к столу, чтобы стащить молочную конфету, когда в гостиную вошёл Мартин.

— Дженни! — не стесняясь ночной тишины, он в несколько прыжков оказался у сестры; глаза его горели заговорщически. — Что я нашёл!

— Что ты нашёл?

Он уже показывал ей и поляны Запретного леса, и Астрономическую башню, и даже где живёт лесник Хагрид — показывал.

— Ну, идём со мной, — улыбнулся Мартин, потянув её за руку.

Джейн тут же поддалась позыву. Старшие только с улыбками посмотрели им вслед, но никто, даже староста, не сказал ни слова против.

— Марти, знаешь, ты отвлёк меня от учёбы, — промурлыкала Джейн, когда они поднимались по лестнице. — Я читала об африканских общинах.

— Прочитаешь потом, — тоном, каким дают наставления, произнёс Мартин.

— Это скука, — засмеялась Джейн. — Гораздо интереснее, куда ты меня тащишь.

— Тебе понравится, — пообещал Марти и вдруг остановился, поглядев на сестру. — А ну-ка, загадай желание.

— Какое?

— Любое! Точнее… самое-самое.

Джейн плохо его поняла, но послушно стала перебирать в голове всевозможные «хочу». Сначала это было что-то житейское: «Хочу в команду по квиддичу», «хочу хорошие отметки по Зельеварению», «хочу, чтобы поскорее можно было ходить в Хогсмид». Потом мысли стали уходить всё дальше и дальше. Джейн внимательно оглядела брата и украдкой (словно он был легилиментом) подумала: «Хочу, чтобы Родольфус и Беллатрикс вернулись». Потом она вспомнила занятие по Травологии и глубоко вздохнула: «Хочу завести друзей и чтобы меня любили на Слизерине».

Наконец — буквально перед тем, как Марти радостно возвестил: «Пришли!», — Дженни прокрутила в голове: «Хочу, чтобы мама мной гордилась и чтобы мы жили вместе».

Они вошли в просторную тёмную комнату. Кажется, когда-то здесь был учебный класс, только теперь все столы были сдвинуты к стенам и неаккуратно накрыты сероватой тканью.

Мартин зажёг люстру под потолком, и стало светлее. Он провёл сестру к самому дальнему углу — там стояло огромное зеркало в золотой раме, с подставками, похожими на когтистые лапы. Сверху виднелась какая-то надпись. На полу рядом с зеркалом комком лежала такая же, как на столах, ткань.

— Зеркало? — удивилась Джейн. И тут же к ней пришла догадка: — Зеркало Еиналеж! Как ты его нашёл?

— Бегал от миссис Норрис.

Джейн заметила, что он стоит как-то поодаль — словно бы не хочет заглядывать в зеркало. Она, конечно, прекрасно понимала, что Мартин там видит — и оттого, правда, ещё больше недоумевала, почему же он не смотрит теперь.

— Много мечтать вредно, — неожиданно серьёзно произнёс Мартин. — К тому же это не очень приятно. Но ты попробуй один раз.

Джейн знала, что зеркало Еиналеж показывает самое сокровенное желание того, кто в него посмотрит. Предвкушая, она встала прямо напротив запылённого портала.

Сначала Джейн показалось, что ничего не изменилось. Потом она стала замечать: нет, всё-таки что-то не так. Она в зеркале казалась выше и женственнее, одежда на ней была необычная — как будто форма для квиддича. Людей вокруг не наблюдалось — один за другим появлялись животные, большие и маленькие, волшебные и маггловские. Кто-то прыгал Дженни на руки, кто-то тёрся об ноги, кто-то летал вокруг, кто-то затеивал игры. Словом, вокруг неё кипела жизнь, только… это были не люди.

Мартин наблюдал за ней со стороны, затаив дыхание. Джейн в какой-то момент словно бы проснулась: оторвала взгляд от зеркала и рассеянно улыбнулась.

— Я вижу себя… с животными, — негромко сказала она. — Наверное, я — исследовательница.

— Как ты и мечтала! — обрадовался Мартин.

Кажется, его по-настоящему обрадовало, что хоть у кого-то из них желание не безнадёжно и болезненно.

Джейн не была такой уж радостной. Увиденное её смутило: она так переживала об отсутствии друзей, и тут — Еиналеж показало, будто ей они и вовсе не нужны. Выходил какой-то парадокс. С другой стороны, вдруг она что-то не так помнила, и зеркало показывало на самом деле будущее?

Чтобы не зарываться в себя глубже, Джейн с силой подумала о брате — и о том единственном, что мог видеть он.

— Ты больше не смотри в зеркало, — на всякий случай предупредила она. — Но скажи мне… как они выглядят?

— Как на свадебных колдографиях. Только мама в чёрном платье, и папа тоже в чёрном.

— Ты больше не смотри в зеркало, — эхом, за самой собой, повторила Джейн.

— Тебе хватило?

Она кивнула.

— Тогда идём.

Дженни поняла, что тем, у кого желания были не такие пустяковые, как у неё, хочется глядеть и глядеть в зеркало Еиналеж — до самого умопомрачения. У её брата была очень хорошая выдержка.

Они зашли глубоко в замок и не сразу нашли дорогу к гостиной. Джейн никогда не боялась темноты, да и Мартин был рядом, но один раз её здорово напугала тень в конце коридора — показалось, что их вот-вот поймают. Но они успели спрятаться за угол и прождали там, прежде чем тень не ушла.

А там закончился май, прошли переводные экзамены, с которыми Джейн худо-бедно справилась, и позади остался целый курс. Первый курс, самый, может быть, важный и волнительный. Кубок школы неожиданно взял Гриффиндор, что привело многих однокашников Дженни в большую печаль — сама же она только повела плечами, нисколько не расстроившись. Отсидели последний ужин, оттанцевали прощальную вечеринку (на которую ни Джейн, ни Мартина, естественно, не пригласили ввиду младшего возраста) — и пришла пора садиться на поезд и отправляться в Лондон.

(1) — французская колыбельная «Au clair de la lune, mon ami Pierrot»

В июле у Каролины нашлась какая-то работа во Франции. Детей, скучающих в Литтл-Уинстоне, решено было отправить с ней.

Джейн и Мартин жили в огромном поместье на берегу моря где-то между Монпелье и Марселем — с двоюродной бабушкой Ребеккой, сестрой покойного Ричарда, её мужем и дочерью, нелюдимой и хмурой Полианной. Каролина пребывала в Париже и не навещала их: у неё было много работы, а может, развлечений и новых знакомств.

Несколько недель, чудных сладких французских недель, Джейн и Мартин были предоставлены сами себе. Не было ни опеки, ни однообразных, осточертевших к их годам занятий этикетом и математикой с бабушкой. Не было ничего, что помешало бы им дни напролёт увлекаться квиддичем, исследованиями и купанием в тёплой солёной воде. С домашними дети встречались по утрам и вечерам; пока грело солнце, они проводили время на диком пляже, где были одни, совершенно одни. Только чистая голубая вода и невидимый горизонт. Справа и слева — берег, позади — зелёное поле и большой дом молочно-белого камня, а впереди — море, море, море, море. Не хотелось думать и вспоминать, не хотелось загадывать. Хотелось быть ребёнком и вдыхать полной грудью чистый воздух. И смотреть, лёжа на маленькой песчаной отмели, на небо. Пару раз они даже сбегали из дома кромешной ночью — встречать рассвет с морем.

В августе, конечно, пришло время возвращаться домой. Тут же началась предшкольная суматоха: планы и сборы. Нужно было идти на Косую аллею — закупаться учебниками и обновлять подпортившуюся за прошедший год канцелярию.

О том, чтобы пойти за покупками с матерью, у Джейн не было и мысли: она прекрасно понимала, что счастье того лета не повторится и что Каролина откажется проводить целый день в толпах суматошных волшебников и магглов. Бабушка тоже не захотела составлять Джейн и Мартину компанию, при этом и в одиночку отпускать их не согласилась. Пришлось идти с Люциусом и Драко.

— В следующем году пойдём вдвоём, — недовольно сказал Мартин сестре, когда они сидели в «Дырявом котле» и дожидались Малфоев.

Джейн хихикнула: ей представилось, как кузены сейчас начнут обмениваться любезностями и какое недовольное лицо будет строить мистер Малфой.

Пока Лестрейнджи сидели в баре, на них то и дело косились мужчины из-за дальнего столика. Вид они имели потрёпанный и не самый свежий.

— Пожиратели смерти, — шепнула Джейн, дёрнув плечом.

— Эти-то? — Мартин прищурился с недоверием. — Плоховато выглядят. Хотя… всё возможно.

Потом появились Малфои, и они вышли вон — на залитую солнцем улицу. День был жаркий, на небе не виднелось ни облачка. От большого скопления народу было душно, запахи духов мешались с запахами трав и зелий из маленьких лавок.

Мистер Малфой держал путь в Лютный переулок, и дети, все трое, послушно шли за ним. Петляли, уходя вглубь магического квартала. Магазинов становилось всё меньше, и перед ними вырастали дома, большие и не очень; под ногами шныряли беспризорные кошки и книззлы. По углам жались прорицатель-шарлатаны, их мучил не то стыд, не то страх. Бедно одетые старушки сбывали с рук вялые букеты каких-то мелких цветов и пучки сухих трав. Джейн засмотрелась на одну — ей стало жаль беднягу, хотелось помочь ей хоть кнатом, — но Мартин настойчиво потянул сестру за руку и пришлось пойти дальше.

Джейн не раз бывала в Лютном переулке. Атмосфера тёмной магии и какой-то загадки нравилась ей, хоть и приходилось то и дело ловить на себе почтительно-испуганные взгляды. Когда-то давно, ещё в глубоком детстве, она спросила бабушку отчего так.

— Твой дед хорошо знал Волдеморта. Он был высоким Пожирателем смерти, как и твой отец с дядей и тётей, — ответила Кассандра строго.

— И что они делали?

— Воевали с аврорами.

— Кто такие авроры?

— Они следят за порядком.

— А за что воевали? С авро-о-ор-р-рами, — Джейн прокатала на языке новое интересное слово.

— Спеси было много.

Джейн тогда не знала, что такое «спесь» и у кого её много, но по бабушкиному тону поняла, что вопросов больше задавать не стоит.

Теперь она знала, что Пожирателем смерти был и Люциус Малфой. Она по-прежнему ничего не могла сказать ни о дедушке, ни об отце с дядей и тётей, но хорошо понимала, что мистер Малфой спесив как никто другой.

Они пришли в «Горбин и Бэркес» — лавку, в которой содержались тёмномагические артефакты и ингредиенты к особенно сложным и опасным зельям, проще говоря, ядам. Джейн и Мартин встали недалеко от двери и стали ждать; Драко, только вошёл, потянулся к какому-то хрустальному глазу.

— Руками ничего не трогай! — приказал Люциус и поморщился. — Не верю, что говорю это, но бери пример со своего кузена и стой спокойно.

— Да, Драко, — нарочито ласково произнёс Мартин, — бери пример с меня.

Оказалось, мистеру Малфою надо что-то продать — из-за возможного «рейда» Министерства магии.

Мартин рассказывал Джейн о системе хранения дядюшкиного семейства: яды и артефакты лежали у них под полом в одной из гостиных. Джейн это забавляло — позабавило и теперь, — ведь к чему такие сложности, если есть фамильный сейф в банке или, на худой конец, дома дальних родственников?

Драко всё ходил вдоль прилавков, разглядывая товар.

— Пап, ты не купишь мне вот это?

— Рука Славы! — обрадовался хозяин лавки, Горбин, оторвавшись от своих подсчётов.

— «Вставьте в неё горящую свечку, и никто, кроме вас, не увидит света», — проговорил Мартин — это была, очевидно, цитата из очередного журнала, который он прочёл от скуки. — «Лучший друг воров и разбойников»!

— Вы отлично разбираетесь в артефактах, сэр, — подмаслил Горбин.

Мартин скривился — мол, и без этой похвалы обойдусь.

— Надеюсь, мой сын тянет на что-то побольше, чем вор или разбойник, — прищурился мистер Малфой.

Мартин с серьёзным интересом оглядел кузена.

— Определённо. Слишком домашний.

— Хотя учится он не то чтобы очень, — холодно проговорил Люциус. — Но мозги вроде есть.

— Это под вопросом, — усмехнулся Марти.

— Мартин, — процедил мистер Малфой, поворачиваясь к племяннику. — Я бы попросил.

— Я не виноват! — запротестовал Драко. — У всех учителей есть любимчики, хоть бы Гермиона Грейнджер, — тут он сжал кулаки и посмотрел на кузена. — А с тобой мы ещё сочтёмся, Лестрейндж.

— Многообещающе.

Пока мистер Малфой был занят составлением сделки, а Мартин изображал примерного ребёнка, Джейн стала потихоньку озираться по сторонам. Позади неё стоял громадный тёмный шкаф. Её взяло любопытство. Осторожно, не делая лишнего шума, она стала подходить ближе.

— По рукам! — вдруг раздался довольный голос мистера Малфоя.

— Идём, — Мартин забрал сестру.

От Малфоев удалось-таки отвязаться. Люциусу с Драко понадобилось в банк — Джейн и Мартин отказались под предлогом плохого самочувствия из-за жары.

— Пойдём во «Флориш и Блоттс»? — спросила Джейн, окидывая улицу ленивым взглядом.

— Очередь, — цокнул Мартин, поглядев в сторону книжного магазина. — Потом.

— Ой, а что там? — Дженни привстала на носочки, чтобы взглянуть поверх голов волшебников.

Но Мартин уже ушёл, и ей пришлось поспешить за ним.

Они посетили все необходимые лавки: Джейн купила себе новых ручек и тетрадей, защитные перчатки, даже пару рубашек. Зашли и в зоомагазин за лакомствами для питомцев. Потом, изрядно уставшие, ели мороженое.

У витрины лавки «Всё для квиддича» Джейн повстречались Гарри, Рон и Гермиона — неразлучные друзья-гриффиндорцы. Она обрадовалась.

— Гарри! — крикнула Джейн и помахала рукой.

Поттер обернулся на её приветствие, но вид у него был довольно смятённый. Рон воззрился на Лестрейндж враждебно.

— Не приставай к нему, — буркнул Мартин.

— Я хотела поздороваться, — возмутилась Дженни, правда, слабо.

Брат в который раз за сегодня потащил её прочь.

С Малфоями встретились уже у книжной лавки. Толпа так и не схлынула, но деваться было некуда: учебники остались единственным в списке покупок.

— Марти, — Джейн подёргала брата за рукав, — кто такой Локонс?

— Почему ты спрашиваешь?

— Вон, — она махнула на окно «Флориш и Блоттс»: на стекле была яркая вывеска, она кричала: «Златопуст Локонс подписывает автобиографию «Я — волшебник» сегодня с 12.30 до 16.30». — И ещё у нас куча его учебников в списке. Ты, что, своё письмо не читал?

Мартин помотал головой и тоже стал вглядываться в окна книжной лавки.

— Мистер Малфой, — спокойно спросила Джейн, — кто такой Локонс?

— Ваш новый профессор Защиты от тёмных искусств.

— Ну и ну! — тихо засмеялась Джейн.

Её позабавило, что этот человек станет учить их по книгам, которые сам же и написал.

Ни Малфоев, ни Джейн с Мартином не интересовали автографы Локонса. Попав наконец внутрь лавки, они стали ходить вдоль стеллажей и набирать необходимые учебники. Там, где сидел будущий профессор, была какая-то суета, раздавались овации и щёлканье колдоаппарата. Остановившись и приглядевшись, Джейн опять заметила Гарри Поттера — это его так бурно встречали Локонс и волшебники и его же снимали для волшебной газеты. Вдруг Гарри (когда, очевидно, всё закончилось и внимание возвратилось к главной звезде дня) стал подходить всё ближе и ближе к Джейн. Причина не заставила себя ждать: практически там же, где и Лестрейнджи, стояли Уизли в полном составе и, кажется, родители Гермионы.

— Знаменитый Гарри Поттер! — ядовито и громко произнёс Драко, обратив на себя внимание. — Не успел войти в лавку, как попал на первую страницу «Пророка»!

— Малфой, — Рон Уизли неприязненно взглянул на неприятеля, а потом перевёл взгляд на Джейн и Мартина. — И Лестрейнджи!

Драко продолжал глумиться:

— Удивлён увидеть тебя в этом магазине! А сколько покупок — небось твои родители будут теперь целый месяц ходить голодные!

Рон тут же приготовился к драке, но подошедший мистер Уизли задержал его.

— Какой-то сумасшедший дом… Мерлин! Сын Родольфуса Лестрейнджа!

Уизли удивился так, будто увидал маггловский самолёт. Мартин нахмурился.

— Драко, прекращай орать. А вам, мистер Уизли, — Марти холодно на него посмотрел, — так бы не удивляться. Возраст не тот, да и вы — глава рода как-никак.

Появился Люциус. Между ним и Артуром, отцом Уизли, завязалась ленивая ссора. Всё, впрочем, начало разгораться, стоило мистеру Малфою произнести, взглянув на стоящих поодаль родителей Гермионы:

— С кем вы якшаетесь! Ниже падать некуда.

Это были точь-в-точь слова Драко, с какими он не раз обращался к Джейн.

Тут уж мистер Уизли не выдержал — он закричал и бросился прямо на Люциуса. Это была настоящая потасовка. Драко от стыда спрятал лицо в ладонях, Джейн, отшатнувшись, чтобы её не задели, засмеялась, а Мартин только вздохнул и взрослым жестом потёр переносицу.

— Ну, дядюшка, — покачал он головой, — кто здесь ещё падает… Вы, кажется, ещё чуть-чуть — и упадёте в самом прямом смысле.

Продавец надрывался, пытаясь воззвать мужчин к порядку, а проныра с колдоаппаратом оказался тут как тут.

— А вот это не надо, сэр, — попросил Мартин, когда человечек попытался заснять Джейн. — Моя сестра здесь совершенно не при чём.

Он сгрёб в охапку обоих — Драко и Джейн — и потащил к кассе.

— Оплатим учебники, и нечего нам больше здесь делать. Мистер Малфой, вы, как закончите, — подходите к нам!

* * *

За окном Хогвартс-экспресса, давно сменив пейзажи Лондона и его пригородов, тянулось бесконечное поле, усеянное яркими луговыми цветами и травами. Светило солнце, и Джейн щурилась, глядя в окно.

Она снова была в компании друзей Мартина — неразлучных Монтегю и Хиггса. Только Ивэна Розье не было, он, кажется, предпочёл на сей раз одиночество, а может, нашёл кого поприятнее. Джейн почти что жалела: Ивэн был одним из немногих, по кому она успела на самом деле соскучиться.

Она сидела, держа подле себя пушистого Феликса, и слушала разговоры мальчишек. Ничего необычного — планы, шутки, новости. Когда в купе заглянула Гестия Кэрроу, Джейн стало повеселее — и она обзавелась собеседницей. Дженни с удовольствием рассказывала о поездке во Францию.

Подъехала тележка со сладостями. Джейн купила лакричных конфет («Ну и вкусы у тебя, Лестрейндж», — посмеялся Хиггс), Гестия взяла сразу десять шоколадных лягушек, а Мартин разжился коробкой какого-то жутко сладкого зефира.

— Шоколадные лягушки — это детский лепет, — решил Мартин, наблюдая, как Гестия открывает первую. Всё-таки родство с Кэрроу давало ему некоторую свободу в выражениях.

— Тоже мне, лорд Лестрейндж, — беззлобно рассмеялась Гестия.

— Какие мы серьёзные, Ма-арти, — вторила ей Джейн.

Гестия поделилась сладостями и с ней. Джейн не особенно интересовал шоколад — гораздо больше её интересовала карточка-вкладыш.

— Ньют Скамандер, — обрадовалась она.

— Кто это?

— Магозоолог, — Джейн повертела в руках карточку, пока волшебник с неё не исчез. — И он был другом нашей двоюродной пра-прабабушки Литы Лестрейндж.

— А министр магии Лестрейндж — который Радольфус через «а», — он ваш родственник или как? — спросил Грэхем, жуя жвачку.

— А драккл его знает, — честно сказал Мартин, — в смысле, родственник, конечно, но не по той линии. Мы — французы… да и он был реакционером.

— Кто такой реакционер? — спросила Джейн.

— Кто против прогресса.

Она подумала, что «реакционерство», как и «спесивость», идеально подходит для характеристики семейства Малфоев. Но уж точно не для них.

— Дай-ка мне, — не выдержал-таки Мартин и попросил у Гестии одну шоколадную лягушку, протянув руку. Она улыбнулась, но поделилась. — Спасибо. Спорим, мне попадётся Салазар Слизерин.

Но ему попалась Кандида Когтевран!

— Ты бы хорошо смотрелся на Когтевране, — решил Хиггс, и все дружно закивали. — Как любит говорить Розье, «у тебя мозги на месте».

Хиггс, в отличие от него, был никудышным студентом.

Джейн задумалась: и правда, по всему выходило, что её брат неприлично умён. Подкован во многих вопросах и легко схватывает новое. Она, конечно, не училась с ним в одном классе, но частенько слышала от третьих лиц, да и от самого Марти, как его хвалят профессора. Только вот запал у него был гриффиндорский. А от Слизерина — скрытность.

— Дженни, сколько я на неё не смотрю, — решил тогда Мартин, — что-то среднее между Слизерином и Пуффендуем.

— Только трудолюбия нет, — улыбнулась Джейн. Слова брата ей польстили, хоть и хотелось иметь какую-то причастность ещё и к орлиному дому.

— Зачем аристократке трудолюбие? — понарошку нахмурился Монтегю. — Когда есть домовики и волшебная палочка.

Джейн слышала слова своей бабушки.

Посидев ещё час или два, Джейн решила прогуляться по поезду. Сказать по правде, она кое-кого искала — но для всех это была всего лишь прогулка.

В коридоре воздух казался в разы свежее. Окна предусмотрительно оставили приоткрытыми. Джейн какое-то время стояла, следя за дорогой. Поля, леса, реки. Всё, как и в прошлом году. Иссушённая трава, вереск, птицы, одинокие дома. Джейн смотрела на облака, пытаясь устремить свой взгляд как можно выше, словно там можно было что-то разглядеть. Перед тем, как отправиться в своё маленькое путешествие, Дженни зашла в туалетную комнату: осмотрела себя со всех сторон в зеркале, поправила волосы и чуть ослабила галстук, расстегнув первую пуговицу на вороте рубашки.

Позаглядывав (храни Мерлин окна на дверях купе) к паре-тройке шумных компаний, Джейн нашла старших слизеринцев — именно они ей и были нужны. Она вошла и оглядела собравшихся друзей: старост Адриана Селвина и Оливию Шафик, Роберта Яксли с Шерил Бёрк и Эндрю Руквуда.

— Что-то случилось, Джейн? — заботливо, как и всегда, поинтересовался Селвин.

— Нет, всё в порядке. Я хочу поговорить с Эндрю.

Руквуд, услышав своё имя, оставил карточную игру и подвинулся, чтобы она села.

Он был капитаном квиддичной команды и догадывался, зачем мог понадобиться младшей Лестрейндж.

— Я ненадолго, — предупредила Дженни и повернулась к Руквуду: — Я — Джейн Лестрейндж.

— Я в курсе, — улыбнулся он.

— Наверное, так нельзя делать, — потупилась Джейн, — ещё ведь даже не начался учебный год. Но я хотела спросить…

Эндрю её внимательно слушал.

— …есть ли в команде место?

— За кого ты хочешь играть?

— Наверное… за охотника!

— Тогда есть, — снова улыбнулся Руквуд.

Джейн знала — больше от брата, конечно, — что его отец тоже был Пожирателем смерти, а теперь и вовсе сидел в Азкабане. А ещё знала, что Руквуды всегда уважали Лестрейнджей.

— Можно мне прийти на тренировку?

Эндрю убедительно кивнул и назвал время сбора.

— Только ты никому, — попросила она.

— Даже Мартину?

— Ему я сама расскажу.

— А почему другим нельзя?

Джейн подумала, что, наверное, над ней будут смеяться: она совсем не умеет соревноваться, какой квиддич!

— Не хочу спугнуть удачу.

Дженни поднялась и направилась к двери.

— Мы будем тебя ждать, Джейн, — сказал Эндрю ей вслед.

— Не забудь, в этот раз вы едете в замок на каретах! — не забыла предупредить и Оливия.

* * *

Всё шло, как и должно было идти. Начались занятия, и Джейн мало-помалу (после столь-то прекрасного лета!) влилась в уже привычный ритм. Темы стали чуть сложнее, домашнее задание — больше, но она искренне и чисто хотела учиться.

Сентябрь летел как Хогвартс-экспресс. На Травологии пересаживали мандрагору — как же Дженни это понравилось! Она тогда задержалась после пары — дождавшись, пока все уйдут, подошла к профессору Стебль.

— Мэм, вы не подскажете, — улыбнулась Дженни, — где можно почитать о мандрагоре подробнее? Мне показалось… в нашем учебнике не так уж много информации.

— О, мисс Лестрейндж, как приятно встречать подлинный интерес..!

Профессор посоветовала ей несколько пособий — не только о мандрагорах, вообще обо всём из раздела Травологии, — и Джейн, довольная, вышла из теплицы. Она решила в первый же поход в Хогсмид попросить Мартина купить ей какую-нибудь книгу.

На Заклинаниях отрабатывали сглаз Таранталлегра. Профессор Флитвик попросил детей разбиться на пары — Джейн тут же завертела головой в поисках партнёра. Пэнси в один шаг оказалась перед Драко; Милисента, поглядывая немного виновато, встала напротив Дафны Гринграсс. Крэббу и Гойлу даже двигаться не пришлось: они и так стояли вместе. Тео Нотт взял себе в пару лучшего друга Блейза Забини.

— Лестрейндж, — неожиданно раздалось со стороны, — иди сюда.

Джейн с удивлением заметила, что зовёт её Гермиона Грейнджер. Она нерешительно встала напротив однокурсницы.

— Гермиона, а вдруг она тебя… проклянёт? — поинтересовался Рон Уизли.

— Глупости, Рон, — назидательно ответила ему подруга и посмотрела на Джейн.

— Я не буду, ты что, — Дженни по-своему истолковала её взгляд. — Я даже заклинаний таких не знаю… да и если бы знала…

— Начинайте! — попросил профессор.

Гермиона приглашающе обратилась к Джейн.

— Таранталлегра!

Неяркий луч ударил Гермиону по ногам, и в следующее мгновение она, пошатнувшись, неловко свалилась на пол. Дженнины чары подействовали странно: вместо того, чтобы начать выделывать танцевальные па, ноги противницы оказались не то склеены, не то связаны.

— Прости! — Джейн малость покраснела, что ужасно не шло её рыжим волосам. — Фините Инкантатем!

— Ничего страшного, — Гермиона выпрямилась и отряхнулась. — Таранталлегра!

А вот её заклинание сработало как надо — Джейн и впрямь начала танцевать, совершенно не по своей воле, и закончилось это только тогда, когда Гермиона наложила контрзаклятие.

Они обменивались и обменивались цветными лучами, оттачивая мастерство (что, по мнению Дженни, Гермионе было совсем не нужно). Через три или четыре попытки у Джейн тоже начало выходить. Гермиона приветливо улыбалась ей. Наверное, всё дело было в концентрации. Профессор МакГонагалл даже, когда у них со Слизерином была пара, пожурила Джейн:

— Мисс Лестрейндж, вам надо быть более сосредоточенной! Колдовство требует полного внимания.

Она как будто не умела концентрироваться. Легко предавалась мечтам, размышлениям, да просто — могла уцепиться взглядом за что угодно рядом с собой и тут же упасть в себя. До недавнего времени Джейн не старалась это искоренять, хотя ещё бабушка в своё время корила её за излишнюю задумчивость. С другой стороны, даже в Хогвартсе она не то чтобы чересчур усердствовала в воспитании в себе внимательности. Сказать по правде, Джейн любила повитать в облаках. Это помогало коротать на особенно скучных парах. На Истории магии, к примеру, или на Защите от тёмных искусств.

Профессор Локонс, навскидку — успешный чародей, оказался на деле обыкновенным дураком и шарлатаном. Он учил детей по собственным книгам — бессмысленным и полным самолюбования журнальчикам.

— Отлично! — возмущалась Пэнси в гостиной Слизерина. — Встречу оборотня и буду рассказывать ему, какой любимый цвет Златопуста Локонса и как он любит проводить свои вечера! Оборотень покатится со смеху!

— А мы думали, Малфой самовлюблённый, — посмеивалась Джейн.

Она расстроилась, повздыхала, но делать больше ничего не оставалось — пришлось взять в библиотеке старый учебник по Защите от тёмных искусств и проходить программу второго курса самостоятельно. Особо сознательные студенты (в их числе оказался и Мартин) последовали её примеру. Но были и те, кого радовала безалаберность Локонса и кто не хотел ничего предпринимать.

— Хорошо-о! — Тео Нотт качался на стуле, поигрывая волшебной палочкой.

Что приносило Джейн много радости — так это тренировки по квиддичу. Руквуд не жалел своих подопечных: играли много и упорно, — но Дженни даже нравилось это. Усталость, приходившая к ночи, дарила удовлетворение, к тому же засыпалось легко и быстро.

На позицию охотника, кроме неё, претендовали Гестия Кэрроу и Гилберт Трэверс, третьекурсник. Но Гестия часто прогуливала, а Гилберт боялся бладжеров и никак не мог побороть этот страх — Джейн была практически уверена, что возьмут её.

Так и случилось.

— Поздравляю, Джейн, — в один вечер к ней подошёл Руквуд и, похлопав по плечу, улыбнулся. — Ты — наш новый охотник.

Дженни помахала руками и от радости даже приобняла капитана. И тут же побежала искать Мартина. Он был в компании Трэйси Дэвис — смеялся.

— Марти! — Джейн не стала скрывать своей радости, несмотря даже на то, что в гостиной было людно. — Я в команде! Эндрю меня взял!

— Я и не сомневался, — довольно проговорил брат, но всё-таки встал и даже обнял её.

— Ты будешь играть за Слизерин? — восхитилась Трэйси.

Джейн интенсивно закивала.

Радость подхватили ещё пара друзей.

— Что за шум?

Подошёл Драко Малфой и вальяжно расселся в кресле.

— Дженни взяли в команду по квиддичу, — сообщил ему Мартин.

— Вот как? Меня тоже.

Джейн помнила, что он приходил на тренировки — пробовался на ловца. Играл Драко сносно, но не то чтобы был прямо-таки великолепен.

— Руквуд сказал, мои данные идеально подходят, — осклабился Драко и тут же посмотрел на Джейн: — Надеюсь, ты будешь играть честно.

— Я не мухлюю.

— Нет, я имею в виду, — он подавил смешок, — не станешь поддаваться своим любимым гриффиндорцам.

Джейн сложила руки на груди.

— Я — слизеринка, у меня свой факультет. Потом — если они играют по правилам, им ни к чему поддаваться.

Драко хмыкнул.

Общую тренировку назначили на ранее утро субботы. Руквуд так хотел проверить новых игроков в настоящей игре, что даже выбил у сварливого Снейпа разрешение занять стадион.

Джейн заметила, когда они шли на поле, что у половины (если не больше) команды одинаковые мётлы.

— Это Люциус, — ответил Мартин на её немой вопрос. — Дядюшка предложил всем купить Нимбусы-2001.

— Не всем, — чуть оскорблённо отозвался Руквуд.

Он был очень гордым. Никогда и ни от кого ничего не принимал. Да и сами Лестрейнджи довольствовались мётлами, купленными Каролиной ещё прошлым летом.

На поле оказались гриффиндорцы. Студенты столкнулись нос к носу, по одну и по другую сторону были настроены весьма враждебно.

— Нам нужно опробовать новых игроков, — сказал Эндрю, предусмотрительно выйдя вперёд.

— У вас новые игроки? Кто же? — спросил капитан гриффиндорской команды, Оливер Вуд.

Джейн потупилась, зато Драко Малфой гордо обнаружил себя.

— Отец Драко сделал нашей команде щедрый подарок, — заметил вратарь Флинт, указывая на новые мётлы.

Он был одним из тех, кто принял презент мистера Малфоя. Флинт не нравился Джейн и Мартину — конечно, не только из-за этой истории. У него была репутация задиры и злодея. «Спесь», — думала Дженни.

К гриффиндорским игрокам подошли Рон и Гермиона. Очевидно, они пришли понаблюдать за игрой Гарри.

— Что происходит? Почему вы не играете? — Рон неприязненно воззрился на Драко: — А он что тут делает?

— Я новый ловец сборной Слизерина, — Малфой вскинул подбородок. — Мы любуемся нашими новыми мётлами.

Он стал неприлично хвалиться. Джейн захотелось тут же где-нибудь раздобыть мантию-невидимку.

— Зато никто в нашей команде не покупал себе место! — звонким от обиды за друзей голосом произнесла Гермиона.

Джейн нахмурилась. Ну не мог же Руквуд… нет, это не в его духе. Наверное, Малфой действительно был хорош комплекцией, да и не было более подходящих кандидатов в этом году.

— А твоего мнения никто не спрашивал, поганая грязнокровка!

Джейн отступила на шаг, чуть не выронив свою метлу.

— Сегодня в Косом переулке было так много грязнокровок! — сказал как-то — ещё в детстве — Мартин за ужином в их с бабушкой доме. — Они обсуждали какие-то маггловские штуки!

— Мартин, — Кассандра строго, очень-очень строго поджала губы. — Где ты набрался таких слов?

— Так говорят дедушка Сигнус и мистер Малфой...

— Ты не должен повторять всё, что слышишь. Это очень нехорошее ругательство. Что бы ни делали некоторые волшебники, твои слова говорят в первую очередь о твоём воспитании, — бабушка внимательно посмотрела на притихшего внука. — Ты меня понял?

— Да, бабушка, я вас понял.

Что творилось на поле! Флинт пытался закрыть собой Малфоя, на которого грозились наброситься братья Рона, Фред и Джордж, девочки ругались. Мартин покачал головой. Рон же решился всерьёз отомстить недругу — попытался поразить его заклинанием. Только вот сам же упал, поражённый зелёным лучом.

Из его рта вдруг посыпались блестящие жирные слизняки.

— Неплохо, — сдержанно улыбнулся Мартин, — у Уизли хороший вкус.

Гриффиндорцам пришлось уйти: Гарри отправился с Роном и Гермионой куда-то, а продолжать тренировку без ловца было бессмысленно.

Джейн летала хорошо и быстро, метко подавала мячи и довольно скоро удачно вписалась в команду. Только иногда она приостанавливалась, задумываясь. Уже когда уходили с поля, она подбежала к Руквуду.

— Малфой ведь не покупал себе место в команде? — выпалила Дженни полушёпотом.

— Если ты о мётлах, то они пришли уже после, — ответил Эндрю. — Нет, я решил проверить его силы, да и он так просился.

— Малфой просился? — хихикнула Джейн.

От сердца отлегло.

* * *

Джейн шла по коридору замка с Мартином и Грэхемом. Мальчики болтали, а она лениво слушала их и иногда что-то отвечала. Это был вечер после самайнского пира.

— Посмотрите, — Грэхем вдруг остановился, вынудив Лестрейнджей сделать то же самое, и показал пальцем куда-то в конец коридора. Джейн заметила большую толпу. — Что это они все там собрались?

Не сговариваясь, друзья ускорили шаг. Толпа, оказывается, разглядывала надпись на стене между двух факелов. «ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА, ТРЕПЕЩИТЕ, ВРАГИ НАСЛЕДНИКА!» — прочитала Джейн. Под кровавыми буквами (а чернила уж очень напоминали кровь) была повешена за хвост кошка завхоза Филча, миссис Норрис; её хозяин стоял рядом, злобно поглядывая на кого-то подле себя.

— Трепещите, враги наследника! — радостно проговорил Драко, протискиваясь сквозь толпу. — Сначала кошка — следующими будут те, в чьих жилах течёт нечистая кровь!

Джейн так и стояла, глядя перед собой.

Тайная комната — это было что-то вроде наследия Салазара Слизерина, одного из основателей Хогвартса. Место под замком, которое создал Слизерин перед тем как уйти из Хогвартса — создал в отместку за то, что остальные — Годрик Гриффиндор, Ровена Когтевран, Пенелопа Пуффендуй — не приняли его идею сделать Хогвартс школой только для чистокровных волшебников. Он поместил там немыслимое чудовище, «Ужас Слизерина». По преданию, комнату мог открыть только наследник Слизерина — именно он и должен был выпустить зверя, который уничтожил бы всех магглокровных.

Тайную комнату открывали за пятьдесят лет до поступления Джейн в Хогвартс и тогда погибла магглорождённая девочка.

— Дженни, идём.

Она помотала головой. Толпа разошлась. Остались только она, Мартин и Грэхем.

В гостиную Слизерина шли молча.

— Как вам это нравится? По-моему, просто чудно! — ну конечно — Драко Малфой уже стоял посреди комнаты и бахвалился, словно, и правда, сам открыл Тайную комнату.

— Трепещите, враги наследника! — со смехом повторил Флинт.

— Милый кузен, уж не ты ли причастен к этому интересному событию? — проворковал Мартин, подойдя к Драко.

— К сожалению, нет, но я с радостью пожму наследнику руку!

— Что хорошего в угрозах и опасности? — сказала Джейн, как ей показалось, тихо.

Но её услышала Альберта Эйвери.

— Теория о том, что ты — грязнокровка, приобретает вес, — насмешливо и брезгливо проговорила она. — Страшно?

— А закон ценности человеческой жизни резко перестал действовать? — это был Розье.

Джейн нашла его глазами и улыбнулась.

В гостиной было — на удачу или наоборот — много народу. Ребята только вернулись с ужина.

— Маггловскую заразу давно пора истребить, — фыркнул Мальсибер.

Это был нелюдимый четверокурсник, сирота, как знала Джейн; он вечно ходил хмурый и какой-то несвежий.

— Что пора истребить — так это ваши дурные предрассудки, — зло сказал Руквуд.

— К чему рассуждать о грязнокровках, будто они — полноценные волшебники?

— Им не место в нашем мире!

— Они — полноправные члены общества!

— Маггловские отродья!

— Тоже мне, аристократы и борцы, — махнул Мартин. — Речь — хуже, чем у водителя «Ночного рыцаря».

— Лестрейндж, не позорь семью!

— Сразу после тебя!

Не дошло разве что до драки. Бесцельный и сумбурный спор продолжался ещё несколько минут, пока враждующие не разошлись по маленьким группкам и не стали обсуждать произошедшее друг с другом — уже тише и спокойнее.

Мартин сел с Ивэном, и Джейн почему-то не захотела им мешать. Только пожелала доброй ночи — и ушла.

— Что вы думаете? — спросила Пэнси уже в спальне, когда все девочки улеглись и когда погасили свет.

— Грязнокровкам здесь не место, и они это понимают. Надеюсь, теперь поймут окончательно и уберутся прежде, чем мы примем радикальные меры, — отчеканила Дафна.

Гнусное ругательство, подумала Джейн, совсем не шло её милому, светлому лицу.

— Они слишком много себе позволяют, — проговорила Пэнси. — Думаю, их нужно поставить на место. Припугнуть… но как-то не хочется, чтобы здесь кого-то убивали.

Милисента ничего не говорила, только возилась в постели.

— Ругаться нехорошо, и быть врагами — нехорошо.

Джейн тут же прикусила язык. Нет, она всё сказала верно. Просто — так наивна оказалась на практике её мысль и так жалобно она прозвучала! Дженни зарылась лицом в подушку.

— Да уж, Лестрейндж, — раздалось разочарованно со стороны.

Джейн уснула нескоро, а утром пришлось встать рано.

— Сента, — спросила она за завтраком, — почему ты вчера молчала?

— Прости, — Милисента опустила голову, — я просто жутко не люблю споры! Сразу хочется плакать…

— А ты, — Джейн сглотнула, — с кем согласна?

— С тобой, конечно! Только с тобой, — вполголоса, но горячо проговорила Милисента. — Они болтают какую-то чепуху! Ты права, плохо — ругаться и… сеять вражду.

— Спасибо.

Джейн помолчала, потом неуверенно продолжила:

— Я не знаю, может, я и не права. Просто я не знаю ни папу, ни дядю, ни дедушку. Я всегда с бабушкой жила, ну и с мамой иногда. Мама работает в Министерстве с магглорождёнными… Бабушка всегда говорит: «Грубость не красит», — ну и ещё всякое… Я, правда, не понимаю, зачем и почему кто-то с кем-то враждует.

Милисента подалась вперёд.

— А ты знаешь, почему была война?

— Хотелось драться, — Джейн пожала плечами.

— Вот и я не знаю.

Джейн понимала, что Мартин знает едва ли больше неё. Но она подумывала, к кому ещё можно обратиться.

Уже вечером она нашла в гостиной Ивэна.

— Ты не занят? — Джейн аккуратно присела рядом.

Он улыбнулся и помотал головой.

— Почему была война?

Ивэн поднял тёмные брови.

— Война Пожирателей смерти и авроров, — разъяснила Джейн. — Эта… война.

Она чувствовала, что должна сказать «наша», но язык не поворачивался.

— Ты не знаешь? — удивился Ивэн.

Дженни сказала: «Не совсем».

— Тёмный лорд хотел власти. Те, кто поддерживал его, к нему присоединялись. Они назывались Пожирателями смерти, носили на себе его метки.

— Почему он не мог просто избраться министром магии? Зачем было воевать?

Ивэн вздохнул.

— Потому что его, м-м, предвыборные обещания были достаточно… не всем нравились. Он хотел продолжить дело Слизерина, только пойти ещё дальше: совсем избавить наш мир от влияния магглорождённых, поработив их, уничтожить магглов. Он признавал исключительно чистую кровь.

— А авроры?

— В семидесятые было очень небезопасно. Авроры защищали магглорождённых, просто порядок, да и друг друга. Пожиратели смерти действовали скрытно, но жестоко.

— Они убивали?

Ивэн кивнул.

— И авроры убивали?

— Да.

Джейн какое-то время молчала.

— И что ты думаешь? — спросила потом.

— Мой отец довольно быстро охладел к политике Тёмного лорда, — спокойно ответил Ивэн. — Просто уйти из Организации было не совсем легко… если вообще возможно. Он остался. Потом его убил аврор Грюм.

Джейн очень не хотелось оставаться наедине с собой и думать.

— А что ты скажешь про Тайную комнату? — спохватилась она.

— Что ничего нет хорошего в угрозах, а убийство оправдывается лишь в нескольких случаях, к которым настоящая ситуация не имеет никакого отношения.

— Ивэн! — окликнул Гилберт Трэверс.

Он встал, извинившись перед Джейн, и ушёл.

Джейн, не желая дожидаться Ивэна обратно, тоже поднялась и ушла.

На счастье, в спальне никого не было.

Она села на кровать и тупо уставилась перед собой. Бабушка не отличалась особой любовью к миру и окружающим, могла позволить себе резкие высказывания — но в сторону любого, не только простеца или магглорождённого. Нет, она точно не ненавидела никого, точно не хотела истреблять. Мама, Каролина, — тем более не хотела. И Мартин не хотел.

И Джейн всё время думала, что остальные члены её семьи, которых она не знала, — отец, дядя, тётя, дедушка, — мыслили так же.

Но они все были Пожирателями смерти.

Значит, они убивали.

Значит, они хотели, чтобы вокруг остались только чистокровные волшебники.

Джейн глубоко вздохнула. Сжала кулаки.

Заплакала.

«Я их люблю! — яростно думала она. — Я их люблю!»

Она видела колдографии, на которых родные были счастливы, они улыбались, они выглядели приветливо и добро. Она знала и чувствовала, как Мартин любит своих родителей.

Выходит, они были убийцами? «И есть», — мысленно поправила Джейн сама себя. Вот бы знать, где сейчас дядя и тётя! Вот бы написать им! Дженни никогда не писала им — не писали ни бабушка, ни мама, ни даже Мартин. Антонин Долохов видел их последний раз три года назад. Точно, Долохов!

Джейн вытащила пергамент, ручку и стала торопливо набрасывать слова. Но вдруг — остановилась и с новой силой заплакала. Она не знает, где он, не имеет ни малейшего понятия! Да и как обратиться? «Мистер Долохов, вы убийца? и папа, и дядя с тётей, и дедушка — все убийцы?» Джейн скомкала пергамент и зло бросила на пол.

Она бы никогда не убила. Мартин бы никогда не убил. Она никому не хочет зла. Даже Альберте Эйвери и Драко Малфою. Она добрая.

Неужели кто-то — нет? И этот «кто-то» — её семья?

В спальню вошла Дафна. Джейн положила скомканное письмо в сумку и быстро пошла в ванную.

Джейн изо всех сил старалась не думать ни о войне, ни о Пожирателях смерти. Но как же, драккл, это было сложно!

Она решила как можно глубже зарыться в учёбу и хваталась за книги в любую свободную минуту. Кроме того, помогали занятия по квиддичу. В преддверии матча (который должен был состояться на второй неделе ноября) Эндрю совсем не жалел свою команду — устраивал долгие и частые тренировки. Руквуд без конца критиковал Малфоя — за то, что он сидит на метле слишком уверенно и оттого напряжённо; Джейн тоже пару раз досталось: она изо всех сил старалась не отвлекаться, но иногда всё же пропускала мячи мимо себя, заглядевшись на лес или на небо.

— Джейн, квоффл! — кричал Руквуд, подлетая к ней и размахивая одной рукой. — Пролетел прямо рядом!

Она трясла головой, отгоняя остатки задумчивости, и возвращалась в игру.

Утром перед матчем Джейн волновалась, так что кусок не лез в горло. Мартин, напротив, ел как в последний раз.

— Дженни, давай, — он заботливо подтолкнул к ней тарелку с кашей, — хоть несколько ложек.

Она посмотрела на брата так, словно мечтала, чтобы эта тарелка оказалась у него на голове.

— Не хочешь кашу, — с нарочным испугом рассмеялся он, — съешь глазунью. Или хотя бы ватрушку.

Джейн сложила руки на груди.

— Волнуешься? — Мартин наклонился к ней и заговорил предусмотрительно тихо. — Ничего… Ты хорошо летаешь и подачи у тебя очень точные!

Она не только волновалась — всё продолжала думать о войне. Но слова брата, его улыбка на самом деле немного подбодрили, и Джейн тоже улыбнулась.

Болельщики Слизерина встречали своих игроков громко и дружно, несмотря даже на недавнюю перепалку в общей гостиной. Пока капитаны команд обменивались рукопожатиями, Джейн искала глазами Сенту и Ивэна в большой разноцветной толпе. А потом вдруг прозвучал свисток мадам Трюк, и игра началась.

Джейн и Мартин были слаженной командой: ловко бросали друг другу квоффлы, мечась на своих мётлах туда-сюда. Забивал в основном Марти: Джейн старалась не подлетать близко к кольцам, опасаясь в случае чего не попасть.

Она летала быстро, подавая то с большой высоты, то, напротив, практически от земли. Начинался дождь, но это, кажется, Джейн только забавляло. После всех дней тягостных раздумий и внутренних поисков она ощущала полузабытую свободу. Она снова была ребёнком.

— Шестьдесят — ноль, ведёт Слизерин!

— Джейн!

Шерил Бёрк (она была третьей охотницей) бросила Дженни мяч. Джейн таки обнаружила себя рядом с кольцами противника. Стиснув зубы, как перед принятием важного решения, она замахнулась и — попала.

Мимо неё пронёсся Поттер с конвоем из близнецов Уизли. Джейн удивлённо вскинула брови, но тут же заметила, что за Гарри на всей скорости гонится бладжер.

Гриффиндорцы взял тайм-аут. Руквуд тоже позвал команду спуститься на землю.

— Пока ведём! — обрадованно оповестил он.

— Их бладжер, — Мартин кивнул в сторону гриффиндорцев, — с ума сошёл. Видели, как гоняется за Поттером?

— Круто, да? — улыбнулся Драко.

Флинт засмеялся.

— Если это ты его заколдовал…

— Ха! — Драко скрестил руки на груди. — Делать мне больше нечего!

— Тогда не злорадствуй, — осадил его Эндрю, — лучше лови снитч.

Когда возобновили игру, ничего толком не изменилось. Бешеный мяч так и продолжал летать за Гарри — Джейн и самой пришлось один из от него увернуться. Слизеринцы забивали в кольца, впрочем, гриффиндорцы тоже не бездействовали.

Вверх — вниз! Вправо — влево! У Дженни захватывало дух — так это было волнующе и динамично! Принятие — передача — гол! И ещё раз. К облакам — и к траве, ловко маневрируя между соперниками и союзниками. Один раз даже пришлось сделать сальто вперёд.

— Дженни, мне!

Она бросила Мартину мяч, и он отправил его прямиком в гриффиндорское кольцо.

И всё же львята выиграли: Гарри поймал снитч раньше Малфоя. Правда, вместо того, чтобы совершить круг почёта, он почему-то очень быстро спустился на землю и лёг.

— Что с ним? — спрыгнув на землю, спросила Джейн и привстала на носочки.

— Бладжер его достал.

Драко, тоже оказавшийся рядом, громко рассмеялся.

— Малфой! — рявкнул Эндрю. — Что я тебе говорил? Допаясничался?

— Я не виноват! Поттер хотел…

— Не собираюсь слушать!

Джейн всё глядела поверх голов собравшихся, что там творится с Гарри. Она хотела подойти, но вокруг сошлись гриффиндорские игроки — не хотелось ещё и ругаться. Пришлось пройти в раздевалку вмести со всеми.

Руквуд был очень расстроен и зол, даже Мартин сидел весь оставшийся вечер хмурый, однако ж старался как мог поддержать своего капитана.

— Ещё сыграем, Эндрю, — улыбался он. — Сезон только начался!

А Драко готов был кому угодно доказывать, что всё произошло из-за Поттера: видите ли, он хотел пойти на таран, чем его, Драко, напугал.

* * *

Через несколько дней произошло новое нападение. Жертвой стал первокурсник.

Джейн узнала об этом утром, когда, выйдя в гостиную Слизерина, обнаружила громкое обсуждение.

— …узнать бы, кто это сделал, — пошлю ему цветы! — смеялся Драко.

— Что случилось?

На неё обернулись по меньше мере десять человек.

— Знаешь Криви? — негромко поинтересовалась Оливия Шафик.

Джейн помотала головой.

— Первокурсник с Гриффиндора, гр… магглорождённый. На него напали.

— Что значит — «напали»?

— Его нашли обездвиженным в одном из коридоров, — сказал Мартин. — Теперь лежит в Больничном крыле.

— Дождались проблем, — фыркнула Альберта Эйвери. — А что ещё делать? надо было убираться из Хогвартса по-хорошему.

Джейн нетерпеливо от неё отмахнулась и села к брату.

— Его убили?

— Да нет же, просто прокляли.

— Профессора считают, что Тайная комната действительно открыта, — с огорчением сказала Милисента.

— И что в этом плохого? — взвился Малфой. — Давно пора!

До Джейн медленно начало доходить. В Хогвартсе стали твориться какие-то опасности.

— Не бойся, — Мартин по-своему истолковал её отрешённый взгляд. — Нам ничего не грозит.

Впрочем, и в его голосе было мало радости.

— Ещё бы нам что-то грозило: мы чистокровные! — крикнул Флинт.

— По-моему, это в любом случае невесело, — подала голос Гвен Трэверс, четверокурсница.

— Да что вам до Криви? — неожиданно (для Джейн) рассмеялась Гестия.

Флора посмотрела на сестру со странным недоверием.

— Да то, что нельзя просто так проклинать детей, — раздражённо сказал Ивэн.

Гестия оскорблённо ахнула.

— Друзья, давайте хотя бы мы не будем спорить, — покачал головой староста Селвин.

— Как тут не спорить!

— И правда, — Мартин нехорошо прищурился, — лучше поспорим. Так быстрее найдём идиотов.

— Тебя, Лестрейндж, и искать не надо! — поморщилась Альберта. — Противный магглолюб!

— Не могу сказать того же. Я всё-таки джентльмен. В отличие от некоторых, — хмыкнул он.

— Настоящие чистокровные волшебники не якшаются с грязнокровками!

— Быть против бессмысленного насилия и «якшаться» — это немного разные вещи, — надменно сказал Ивэн.

— Как мне противно! — с особенным чувством произнесла Эйвери. — Дети лучших бойцов Тёмного лорда говорят такие вещи! Вам должно быть очень, очень стыдно!

— Она права, — негромко сказала Пэнси, — наши родители не за то проливали свою кровь.

— Чистую кровь!

— Разрежьте волшебника и маггла — не найдёте разницы! — ввернул Роберт Яксли.

— С радостью зарежу маггла!

— То есть за такие намерения стыдно быть не должно? — проговорила Джейн непривычно громко и возмущённо.

— Магглы — животные! И их отродья не лучше.

— Пойдём отсюда, Дженни, — с неприязнью сказал Мартин, вставая и подавая сестре руку. — Не будем тратить на это своё время.

— Что, аргументы кончились?

— А вам что ни скажи, — его взгляд сделался холодным и злым, — всё без толку. Как с метлой разговаривать.

— Посмотрим, Лестрейндж, как ты отцу своему в глаза взглянешь, — сказал Мальсибер, — когда он выйдет из Азкабана.

Мартин обернулся на него с яростью, отпустив руку Джейн, и выхватил волшебную палочку.

— Мои родители, — он чётко выговаривал каждое слово, — давно уже не в Азкабане.

— А! Предали наше дело!

— А может, нам всё врут, — засмеялся Флинт, — про Лестрейнджей и их веру в светлое будущее Магической Британии?

— Если «светлое будущее» — это про, — он захлебнулся воздухом, — танцы на костях, то да! Врут!

Волшебная палочка дрожала в руке. Джейн нашла в себе силы коснуться ладони Мартина и вынудить его опустить оружие.

— Лорд и леди Лестрейндж — великие люди, — сказал Руквуд вкрадчиво. — Не следует говорить о них того, о чём вы можете пожалеть.

— «Великие люди»! Что же они сына своего не смогли нормально воспитать?

— Да вы уж как-то договоритесь, они в Азкабане или меня воспитывают!

— Всё одно. Ну попадись ты мне, Лестрейндж…

— Этого можно не ждать! — и Мартин снова поднял волшебную палочку.

— Марти! — испугалась Джейн. — Не надо!

— А ты вообще заткнись! — напустился Мальсибер.

— Авифорс!

Джейн закрыла рот рукой. На том месте, где только что стоял Мальсибер, порхала невзрачная худая коричневая птица.

— А вот ты какой на самом деле, — выплюнул Мартин.

— Марти! — буквально взмолилась Джейн. — Расколдуй его!

— Пусть подумает над своим поведением.

— Мартин, — спокойно сказал Селвин, — расколдуй.

Ослушаться старосту он не мог — произнёс: «Фините Инкантатем», — и на месте птицы опять оказался Мальсибер.

— В следующий раз будет Круциатус, — Мартин сжал губы и обернулся к сестре: — Идём.

На следующее утро Джейн и Мартин нашли любопытный пергамент на доске объявлений: это был «лист позора», написанный рукой Альберты Эйвери.

Первыми шли их имена — причём они были обведены в неровный круг и рядом имелась подпись, сделанная кем-то другим, — «магглолюбы». Далее значились фамилии Розье, Трэверс, Руквуд, Яксли и почему-то — Монтегю.

— Как мало, оказывается, на Слизерине приличных людей, — заметил Мартин, впрочем, весьма спокойно. — Когда я поступал, казалось иначе!

— Многие промолчали, — сказала Джейн, подумав тут же о Милисенте.

— Это отдельный разговор. Рано или поздно придётся сказать своё слово.

Только Дженни помянула подругу в мыслях, как та оказалась рядом.

— Прости! — запыхавшись, произнесла Милисента и покосилась на доску. — Это ужасно!

— А за что простить-то? — улыбнулась Джейн.

— Меня там нет! А я полностью с тобой согласна! И с тобой, Мартин! Просто я жутко не люблю спорить… вообще не могу… сразу…

— Ах, согласна? — раздалось за спиной, и все трое обернулись — это была Пэнси. — Ну ничего, сейчас впишем!

И она в самом деле стала выводить на пергаменте имя однокурсницы.

— Пэнс, — Милисента покраснела.

— Девочки, облегчаете жизнь, — улыбнулся Мартин, — теперь не придётся мучиться с выбором друзей!

Неизвестно откуда возникла Трэйси Дэвис.

— И меня впишите. Я с тобой согласна, Марти! И с тобой, Джейн, — она улыбнулась.

— Это лишнее, — негромко проговорил Мартин.

— Нет, что ты! Я, правда…

— Твоя воля, — хмыкнула Пэнси. Список пополнился новой фамилией.

* * *

Вследствие нападения на Колина Криви в Хогвартсе пошли самые разные слухи — один страшнее другого. Первокурсники сбивались в кучи — им было страшно ходить по школе поодиночке. Да и среди ребят постарше поселилось напряжение. Студенты стали распространять среди друг друга талисманы, обереги и амулеты, что, естественно, вызывало пронзительный смех у слизеринцев. Тех, кому посчастливилось не попасть в список Эйвери.

Мартин обходил стороной добрую половину своего факультета. Он сделался презрительным и холодным. А ещё — Марти не отпускал от себя Джейн.

Они возвращались вместе из Большого зала, когда им навстречу прошёл Невилл Лонгботтом. Он держал перед собой, вытянув руку, остро заточенный красный кристалл. Поравнявшись же с Лестрейнджами, Невиил вдруг резко отшатнулся к стене, словно его смыло невидимой волной, и затрусил дальше по коридору.

— Тебе никогда не казалось, — Джейн, сбавив шаг, внимательно посмотрела вслед однокурснику, — что он как-то странно себя ведёт?

— Уизли тоже от нас не в восторге. Это как с Малфоем или Эйвери, только наоборот, — фыркнул Мартин.

— Его родители — авроры?

— Наверное, — он пожал плечами, — никогда их не видел.

Авроры… Джейн вздрогнула и обратила на брата опасливый взгляд.

— Марти… ты знаешь, что Пожиратели смерти убивали людей?

— Догадываюсь.

— И ты… понимаешь… — Джейн аккуратно подбирала слова, — что дядя с тётей…

— Так, — Мартин остановился перед сестрой. — Болтать могут всякое. Я в это не верю.

Джейн непонятливо на него посмотрела.

— Быть Пожирателем смерти не обязательно значит быть именно убийцей. Пожиратели смерти — ещё и тёмные волшебники, а в тёмной магии как таковой нет ничего плохого. Убивать — грязная работа. Папа с мамой не стали бы таким заниматься.

По тому, каким складным был его ответ, Джейн поняла, что и Мартин думал над вопросом войны.

Дженни просияла. Как она только до этого не догадалась сама!

— Спасибо, Марти!

— Ты, что, думала иначе? — он склонил голову набок.

Джейн потупилась.

— Немного… но ты хорошо сказал!

— Мои родители не могут быть убийцами. Как и твои, Дженни.

Незаметно наступил декабрь. Выпал снег, за какие-то дни укрыв земли Хогвартса толстым белым одеялом. Всё замерло. На деревьях не было ни листочка, птицы почти не летали по хмурому небу, даже Запретный лес сделался тихим и спокойным. Джейн стала болеть: на неё напала вялая простуда, то отступающая, то приходящая вновь. Сента поила её горячими зельями и одевала в тёплые свитеры.

О происшествии с Колином Криви напоминало только общее напряжение, поднявшееся, казалось, даже в воздух. Профессора молчали, никаких дополнительных мер безопасности не было. Сбыт амулетов постепенно сходил на нет.

На Зельеварении готовили Раздувающий раствор. Джейн была, как и обычно, в паре с Милисентой, работа у них шла хорошо и быстро. В разогретом котле бурлила вода: Сента аккуратно нарезала ингредиенты, а Джейн один за другим опускала их в котёл и помешивала зелье.

— Что дальше?

— Селезёнка летучей мыши… сейчас.

Джейн потянулась, чтобы подать Сенте селезёнку. Ба-бах! На другом конца класса что-то взорвалось, Пэнси зашипела, Дафна взвизгнула. Котёл Грегори Гойла разлетелся на куски — их с Крэббом раствор окропил близстоящих. Носы, уши, руки детей стали раздуваться, делалась размером со спелые дыни. К Снейпу выстроилась целая очередь из пострадавших.

— Лестрейндж! — рыкнул профессор, обращая к девочке злобный взгляд.

Джейн дёрнулась.

— Если уж у вас ничего не получается, так нечего портить работу другим!

— Сэр… — Джейн слабо запротестовала.

— Отработка до Йоля!

Драко и Пэнси захихикали. Милисента жалостливо посмотрела на подругу.

— Избавь меня от этого взгляда, Сента. Всё… нормально.

Джейн сжала челюсти. Когда прозвенел звонок, она первая вышла из кабинета. Дженни не успела даже увидеть, кто на самом деле взорвал котёл Гойла, да и сам Снейп не то чтобы проводил расследование. Ему ничего не стоило просто взять и обвинить Джейн.

К счастью, нашлось кое-что, отвлёкшее Джейн ото всех нехороших мыслей. Открывался Дуэльный клуб! Слизеринцы встретили эту новость в общей гостиной — на злосчастной доске объявлений.

— Наконец-то нас научат дуэлям, — радовался Тео Нотт.

— И превращение в птицу покажется Мальсиберу невинностью, — засмеялся Мартин.

— Марти! — попросила Джейн. — Нельзя драться!

— Там-то можно. Они как раз для этого всё и устраивают.

Джейн, впрочем, показалась интересной эта идея. Она не слишком ловко владела волшебной палочкой, но была не против разучить пару новых заклинаний и вообще — узнать, по каким правилам совершаются магические поединки.

В восемь вечера того же дня практически вся школа собралась в Большом зале. Столы были убраны, под тёмным потолком горели свечи. Студенты устремили внимание на золотые подмостки, где вот-вот должен был появиться их учитель.

Вышел профессор Локонс — на нём была праздничная лиловая мантия; за Локонсом нехотя шёл Снейп, он неприязненно глядел вокруг.

Прежде чем начать, профессора устроили показательную дуэль. Поприветствовали друг друга, потом (Локонс ослепительно и самодовольно улыбался) подняли волшебные палочки. Снейп произнёс: «Эскпеллиармус», — противник отлетел к стене, словно его поразили Эверте Статум.

— А говорят же, что Снейп мечтает вести Защиту от тёмных искусств, — засмеялся Мартин, следя глазами за Локонсом. — Оригинальный способ избавиться от конкурента.

Снейп поставил Джейн в пару с Гермионой. Девочки коротко улыбнулись друг дружке, кивнули, разошлись подальше.

— Постарайтесь разоружить противника! Только разоружить, — как заведённый, повторял Локонс.

Они по очереди испробовали Экспеллиармус. К радости Джейн, на сей раз проблем у неё не возникло.

— Давай попробуем что-нибудь другое, — вдруг предложила Гермиона, встряхивая волосами.

Джейн кивнула.

— Риктусемпра!

Гермиона должна была начать смеяться — Джейн применила заклинание щекотки, — но вместо этого стала безостановочно чихать, тряся головой.

— Никакого насилия! — разволновался Локонс. — Ох, эта сцена напоминает мне одну мою книгу… да, точь-в-точь «Увеселение с упырями»!

— Прости, — одними губами проговорила Джейн противнице.

— Ты слишком рано произносишь, — сказала Гермиона, приблизившись. — Дорисуй узор до конца, вот так, — она изобразила нужную фигуру в воздухе.

Джейн попробовала ещё раз — стало лучше. Потом Гермиона закалдовала её.

Оглядевшись по сторонам, Джейн заметила, что у других дела шли ещё хуже. Линда Купер с Когтеврана, умница и отличница, сидела на полу, гриффиндорец Финниган парил в воздухе; Пэнси бегала по залу, расталкивая всех подряд, в поисках своей волшебной палочки; Флора хохотала: она приклеила туфли Гестии к полу, — а Хиггс, кажется, пытался прямо в настоящий момент выдумать новое заклятие.

Потом на подмостки подняли Гарри и Драко — они должны были устроить показательную дуэль. Из палочки Драко вылетела чёрная змея; кто-то ахнул. Змея стала приближаться к пуффендуйцу Финч-Флетчли, пока Гарри не прогнал её.

Он издал какое-то странное шипение — отдельные звуки собирались в слова, которых Джейн никак не могла разобрать.

— Так он змееуст, — прошептал кто-то.

Змееуст — это волшебник, обладающий даром змеиного языка. Тот, кто может понимать змей. По преданию, змееустом был Салазар Слизерин. И этот талант передаётся только по наследству, знала Джейн.

Студенты заволновались. Рон и Гермиона увели Гарри прочь. Локонс попытался было возобновить занятие, но что уж там! Все только и делали, что шептались, не желая его слушать, несколько человек повыбегали из зала.

— Вот, оказывается, как всё на самом деле! — болтали в гостиной Слизерина. — Поттер говорит на парселтанге!

— Это, что же, он нападает на своих? Ха-ха, ну и ну!

— Ты думаешь, это, правда, Поттер? — Джейн склонилась к Мартину.

Мартин покачал головой.

— Прикидываться добряком, чтобы через полтора года начать вычищать магглорождённых? На него не похоже.

— Вдруг его кто-то околдовал? — и Джейн подозрительно покосилась на Драко, который опять выступал с какими-то восхищёнными речами.

— Дженни, ты-то не разводи конспирологию. Никто из студентов в принципе не может таким заниматься, — строго сказал Мартин.

— Что такое конспирология?

— Бредовые теории.

— Но может же Поттер быть наследником Слизерина?

— Ну да. А мы можем быть наследниками Фрейи, — Мартин заметил, что Джейн нахмурилась, и выставил перед собой руки: — Нет, я серьёзно. Просто это всё настолько далеко, что какая разница? Никак не проверить, да и — имеет ли оно смысл? Поттер, судя по всему, понимает не больше нашего.

Через несколько дней случилось новое нападение: в коридоре нашли обездвиженным того самого Джастина Финч-Флетчли, которого Гарри спас в Дуэльном клубе от змеи. Никто уже не удивлялся — только страха стало больше.

— Они останутся такими навсегда? — спросила Милисента.

Дети уже направлялись в Лондон: наступили каникулы. Хогвартс-экспресс был забит на сей раз под завязку, уезжали практически все.

— Нет, — сказала Джейн и вдруг — сама же просияла. — Я читала об этом. Им поможет отвар из мандрагоры!

— Почему же его не могут сделать?

— Мандрагоры у профессора Стебль маленькие, — проговорила Джейн мечтательно и любовно. — Надо, чтобы они подросли.

Дома Джейн и Мартин рассказала обо всём взрослым. Кассандра строго слушала их. Каролина выражала искренний интерес.

— Я рада, Джейн, что ты нашла в себе ум остаться в стороне, — сказала она уже потом, когда рассказ был окончен. — Не силой, не силой и наследством достигается желаемое.

Каролина была студенткой Когтеврана в свои годы. Более других она радела за знания и совершенство.

— Спасибо, мама, — Джейн с наивной улыбкой на неё посмотрела. — Мне кажется… нельзя судить о людях по крови…

— Безусловно! — голос у Каролины даже зазвенел. — Ценность личности определяется её же успехом, только так. Знанием, эрудицией, движением вверх в карьере… Те чистокровные, кто пускает свою профессиональную жизнь на самотёк, не могут быть хоть в чём-то лучше простецов, которые трудятся в поте лица. Взять хотя бы Артура Уизли — какое мне дело до его «предательства крови»? Он — никудышный работник, потому и не заслуживает никакого уважения. А в нашем отделе есть девочка — правда, совсем ещё девочка, — магглорождённая, но очень амбициозная! Я взялась её обучать и полюбила как родную дочь!

Кассандра посмотрела на Джейн и почему-то, резковато притянув к себе, стала гладить её по волосам.

— Вы с братом молодцы. Это было… а, впрочем, — бабушка задумалась, начала что-то говорить, но собственные мысли сбили её — так что она только добавила рассеянно: — Да. Совсем не страшно, что вы оказались в меньшинстве. Думать своей головой дано не всем. Вы сделали верный выбор. Не давайте никому болтать непотребное. Но без драк, — она сжала губы. — Ваше оружие — слово, вы ведь из высшего света. А Дамблдор знает, что делать, — не переставая гладить Джейн по волосам, Кассандра улыбнулась, — у старика всегда есть какой-нибудь безумный план. Нападения прекратятся.

Зима скончалась спокойно и бессмысленно. Новых нападений не было — школа так и старалась жить, точно ничего не происходит. Джейн получала от Снейпа, кое-как переживала Заклинания, дремала на Истории магии, любовалась растениями в теплицах профессора Стебль и превосходила свои силы на квиддичных тренировках.

— Я гулять! — друзья слышали это практически каждый день с тех самых пор, как замок перестали бить жуткие морозы.

Дженни кое-как, под разными предлогами и мольбами, сбегала из-под опеки старшего брата и бродила по тёмным коридорам или окрестностям. Иногда она находила пустой класс и тренировалась там в магии, иногда — поднималась на Астрономическую башню и глядела, перевешиваясь через перила, на звёзды и горную реку, впадающую в Чёрное озеро. Мысли о войне понемногу утихли, и Джейн снова чувствовала себя беззаботной и маленькой. Ещё бы давали поменьше домашнего задания… с другой стороны, кто сказал, что нельзя было списать у доброй Сенты?

Однажды Джейн ушла совсем далеко. Она о чём-то задумалась и не заметила, как оказалась у Запретного леса. Деревья неровной стеной высились перед ней. Над головой плавали полупрозрачные, как тонкая вата, облака, за ними скрывалась большая луна. Осторожно, как заходят в мутную воду, Джейн перешагнула границу между поляной и лесом и оказалась во власти тьмы и холода.

Пахло мокрой корой и ельником. Под ботинками хлюпала грязь: тающий снег кое-где смешивался с землёй. Вокруг стояла тишина — только шаги и волновали слух. Джейн дышала полной грудью, гладила кончиками пальцев влажные голые ветки. В кронах деревьев вились птицы.

Она успела пройти совсем немного, когда обнаружила светлую поляну, а на ней — невысокую девочку, беловолосую, в стареньком пальто и коричневых ботинках. Джейн зашла за дерево и стала наблюдать. Девочка протягивала кому-то перед собой (точно кому-то невидимому — Дженни, как ни старалась, не могла заметить ни одного живого существа) большое зелёное яблоко. Сначала оно было целым, а потом вдруг стало исчезать, становясь всё меньше и меньше. «Фестрал», — догадалась Джейн.

— Привет! — она вышла из своей засады. Девочка вздрогнула, но, обернувшись, миролюбиво заулыбалась. — Прости, что напугала. Не думала, что кто-то тоже будет гулять в Запретном лесу.

— Привет! — обрадовалась девочка. — Я часто сюда прихожу. Угощаю фестралов яблоками.

Джейн с интересом её рассматривала. У девочки были длинные волосы цвета лампадного огня и бледное лицо; она глядела как бы удивлённо, немного сквозь Джейн.

— Как тебя зовут? С какого ты курса?

— Я первокурсница. Луна Лавгуд.

Джейн улыбнулась и, протянув руку, уже открыла рот, чтобы назвать своё имя.

— Я тебя знаю, — опередила её Луна, — ты — Дженни Лестрейндж.

Она говорила очень спокойно, будто мурлыкая. Совсем как Ивэн, если не злится, подумала Джейн.

— Так ты… — Джейн посмотрела туда, где, по её предположению, стоял фестрал, — видишь его?

— Их здесь трое: родители и малыш, — улыбнулась Луна. — Да, моя мама умерла, когда мне было девять. Ужасное событие. С тех пор я вижу фестралов.

— Мне жаль…

— А ты — нет?

Джейн помотала головой.

— Это же очень хорошо!

Луна вернулась к своему занятию. Когда очередное яблоко исчезло из её руки, она опять обернулась к Джейн.

— Хочешь тоже покормить? У меня много яблок.

Она раскрыла свою сумку — еды там было и впрямь достаточно. Джейн взяла два небольших яблока и протянула одно перед собой.

— Чуть-чуть пониже, — засмеялась Луна. — Да, вот так.

Послышался хруст, по ладони потёк липкий сок.

— Тебе не страшно в лесу? — спросила Джейн.

— Нисколько. Здесь мои друзья, а ещё я мечтаю встретить морщерогого кизляка.

— Кто это такой? — живо поинтересовалась Джейн: она ни разу не слышала о подобном звере.

— Папа рассказывал мне о нём: у морщерогого кизляка есть рога, закрученные винтом, а ещё ушки, фиолетовые и мохнатые.

— Расскажешь, если найдёшь? Очень хочу посмотреть!

— Конечно. Бери ещё яблоко.

В лесу было холодно, но Джейн нравилось в компании Луны. И было что-то особенное, что-то очень волшебное в том, чтобы кормить с рук невидимых лошадей, лишь слыша их присутствие.

— Я тоже люблю лес, — негромко сказала Джейн. — Здесь всегда так спокойно… все…

— …дурные мысли испаряются — остаются только хорошие, — улыбнулась Луна.

Джейн подумала, что именно эти слова она и хотела произнести.

— А я мечтаю увидеть дракона, — сказала Дженни. — Перуанского змеезуба…

— Папа возил меня на драконовую ферму прошлым летом.

— Как здорово! Мне дядя тоже показывал драконов, но… давно.

— Он, наверное, очень хороший волшебник.

Джейн криво усмехнулась.

Луна посмотрела на неё, склонив голову набок.

— У тебя добрые глаза, — неожиданно произнесла она. — Погоди! — Луна достала из своей сумки большие розовые очки с синими стёклами и посадила себе на нос. — Ну да! Не вижу ни одного мозгошмыга.

— А это кто такие?

— Мой папа писал о них в «Придире»: мозгошмыги невидимы, но могут залетать в уши и размягчать мозг.

Джейн поёжилась и, хотя слышала о мозгошмыгах впервые, искренне порадовалась.

А вот что такое «Придира», она знала: этот журнал издавал Ксенофилиус Лавгуд (отец Луны); Кассандра называла «Придиру» бредом лихорадочного ребёнка и запрещала детям его читать.

— Тебе тоже нравятся животные, да? — спросила Луна уже по пути в замок.

Джейн закивала.

— Наверное, я бы хотела стать магозоологом.

В памяти тут же всплыла сцена, увиденная в зеркале Еиналеж. И теперь Дженни, кажется, впервые определила своё желание так чётко.

— Я рада, что уже в следующем году у меня будет возможность заниматься Уходом за магическими существами.

— Это очень интересно, — поддержала её Луна. — Я не нахожу общего языка с людьми, кроме тебя, конечно… но животные меня любят. Я хорошо дружу с фестралами и даже иногда с нарглами… хотя они и воруют мои вещи.

— Нарлы? — переспросила Джейн. — Нарлы воруют твои вещи?

— Нет, нарглы. А нарлы живут у нас во дворе дома!

Джейн посмотрела на Луну — в ушах у той что-то закачалось.

— Тебе нравятся мои серёжки? — улыбнулась Луна, отведя волосы. — Это сливы-цеппелины.

Она действительно носила эти волшебные плоды вместо украшений.

— Очень красивые, — в глазах Джейн засветилась теплота.

Она давно не чувствовала себя такой умиротворённой.

В гостиной Слизерина было темно и тихо. Джейн решила, что никого нет, и бодрым шагом направилась к спальне.

Вдруг раздалось нарочное покашливание. Джейн посмотрела в сторону и заметила Альберту Эйвери.

— Лестрейндж! — Эйвери была вне себя от злой радости. — Нарушаешь комендантский час?

Дженни нахмурилась.

— Ты не староста.

— Что? — Альберта опешила.

— Ты не староста, — повторила Джейн, прищурившись. — Какое тебе дело?

— Какое мне дело? Да если бы тебя поймал Филч, нас лишили бы очков! — тут Эйвери скривилась, и голос ещё сделался ещё противнее: — Ах да, тебе же плевать на Слизерин!

— Мне не плевать, — шикнула Джейн.

— Зачем ты только сюда поступила, если так нас всех ненавидишь? — не слушая её, распалялась Альберта. — Шла бы в Гриффиндор к своим любимым грязнокровкам… с другой стороны, — она засмеялась, — ты такая трусиха — какой тебе Гриффиндор! Да и для Когтеврана туповата. Ну, остаётся Пуффендуй: как раз для недалёких филантропов.

Джейн быстро прошла мимо Альберты и занесла ногу на ступеньку лестницы.

— Стоя-ять! — Альберта поймала её за руку. — Пойдём к декану!

— Я с тобой не пойду, — Джейн сделала попытку вывернуться.

Тогда Альберта отпустила Джейн. Заулыбалась она, впрочем, так нехорошо, что Дженни мигом пожалела о своей реакции.

— Ладно, — сказала Альберта. — Не хочешь, ну и...

Она сделала глубокий вдох — и закричала во всю силу. Джейн испугалась (все же могут проснуться!), выхватила волшебную палочку и произнесла:

— Силенцио!

Она никогда раньше не использовала заклятие немоты, тем не менее Эйвери смолкла. Злорадство пропало с её лица — девочка стала яростно жестикулировать, хватая Джейн за руки, тыкать в свой рот и беззвучно ругаться.

Джейн, решив, что кричать она больше не возьмётся, вновь направила на Альберту волшебную палочку и сказала: «Фините Инкантатем». Ничего не произошло. Джейн попробовала снова. Потом Альберта стала яростно трясти её за плечи.

— Успокойся, — тоже заволновавшись, произнесла Джейн. — Не дёргайся.

Она пробовала снова и снова, но всё было безуспешно. Альберта, устав терпеть и взвившись до предела, сорвалась с места и заторопилась к выходу из гостиной.

— Болтливое зелье! — проговорила Джейн ей вслед. — Я приготовлю! Эйвери..!

Но Альберта уже ушла. Джейн поняла: наказание от Снейпа её таки ждёт, он просто не сможет закрыть глаза на практически-покушение на любимую студентку.

Так и случилось: на следующий день, когда закончилась пара по Зельеварению, декан подозвал её к себе. Вид у него был заранее раздражённый.

— Лестрейндж, до меня дошли сведения, — ему словно каждое слово было противно, — что вчера вечером вы прокляли мисс Эйвери.

— Я наложила на неё заклинание Силенцио, сэр, — тихо поправила Джейн.

— Непозволительная наглость: перебивать меня! И я не закончил, Лестрейндж. Когда к мисс Эйвери вернулся голос: для этого мне среди ночи пришлось готовить Болтливое зелье, — она рассказала мне, что вы гуляли после отбоя.

Джейн опустила голову.

— Вы представляетесь мне одной большой проблемой. Я устал проводить с вами отработки, Лестрейндж. Отправитесь к профессору Локонсу: у него точно найдётся работа.

Джейн устало подумала, что на самом-то деле на её счету не так уж много отработок, да и те — были назначены скорее по вредности, чем по реальным проступкам. К счастью, у неё хватило ума быстро схлопнуть возмущения: Снейп вполне мог быть легилиментом.

Отработка у Локонса представляла собой разбор бесконечных писем (в основной своем массе розово-восхищённых) под монотонные размышления профессора обо всём на свете и в сущности ни о чём. Джейн поймала себя на мысли, что у Снейпа с его корешками, котлами и снадобьями ей было бы даже интереснее; однако Локонс не пытался уничтожить её каждым своим словом — это тоже было неплохо.

* * *

Знакомство с Луной Лавгуд не прошло даром: милая девочка стала всегда и всюду улыбаться Джейн, а однажды за завтраком принесла ей свежий номер «Придиры». Однокашники посмеивались над этим, мол, Лестрейндж завела себе подружку. Джейн довольно скоро заметила, что в школе не любят Луну, считают её чуднóй и даже сумасшедшей. Впрочем, сама Луна никак не реагировала на издёвки — лишь один раз, став свидетельницей очередного «Ха, Лестрейндж нашла себе родственную душу», она остановилась и серьёзно сказала:

— Да, мы с Дженни — друзья.

Джейн тепло и благодарно улыбнулась Луне.

Наступили Пасхальные каникулы, и пришло время выбирать факультативы: дополнительные предметы, которые студенты станут изучать с третьего курса и до конца школы.

Некоторые места себе не находили. Что ни вечер, Милисента начинала беспокойно ходить по спальне в глубоких раздумьях.

— Животные интересные, но вдруг я не справлюсь с Уходом за магическими существами? Или… вдруг там будет кто-то гадкий, вроде флоббер-червя? В жизни его не трону! Вот Прорицания — это любопытно… мало ли, пригодится. Я бы выбрала Маггловедение: всё-таки из года в год мы с магглами сближаемся… только боюсь, девочки, — Сента с опаской покосилась на пустующие кровати Дафны и Пэнси, — совсем меня не поймут.

Несколько раз Джейн и Милисента как бы случайно становились свидетельницами живых обсуждений, которые вели неразлучные подруги. И эти обсуждения не содержали в себе ничего приятного.

— Папа говорит, что очень полезно уметь читать руны. Но мне кажется, это так скучно! Ещё и сложно! Может, взять Нумерологию? Это ведь что-то близкое к Прорицаниям… Что изучает Мартин? — Сента впилась в подругу выжидающим взглядом.

— Уход за магическими существами и Древние руны. Тебе процитировать его честный отзыв? — улыбнулась Джейн.

Милисента закивала с совершенно серьёзным видом.

— «Уход за магическими существами — та ещё мерзость иногда, зато можно полетать на гиппогрифе. Прорицания — бред. Нумерология (кстати, Сента, это не совсем то же самое) скучная, подойдёт только для того, кто обожает математику. Древние руны — мой (то есть его) любимый предмет. Маггловедение довольно бессмысленно, потому что мы не живём с магглами». Стало легче?

— А что ты выберешь?

— Уход за магическими существами, — это Джейн сказала, едва дослушав вопрос, — и Нумерологию. Мне кажется, два — оптимальное число, — начала она рассуждать спокойным, текучим тоном. — Хотелось бы ещё, конечно, читать руны, но… с другой стороны, у Ивэна, вот, три факультатива. Руны, Нумерология, Маггловедение — он говорит, это нужно для развития кругозора. Но это ладно… это Ивэн. Я буду учить руны сама. Всё-таки мне слишком нравятся цифры. Гвен Трэверс мне вообще сказала: «Будь у меня выбор, я бы ушла из школы после второго курса», — Джейн засмеялась. — Она забавная!

— Я бы хотела ходить на пары с тобой, — замялась Сента и вгляделась в список предметов повнимательнее, словно на пергаменте должен был вот-вот высветиться какой-то ответ. — Но, наверное, я всё-таки не так люблю животных, — Феликс, лежащий на постели рядом с Джейн, поднял голову, — кроме книззлов… Ладно! Возьму Прорицания и… и Древние руны, — решила она и потом добавила тише: — Взяла бы Маггловедение, только не поймут.

— Девочки? — удивилась Джейн.

— Не только… бабушка с дедушкой… в общем, они не очень-то любят магглов. Будут ругаться на маму с папой, что они меня распустили.

На следующее утро Джейн поймала Мартина и рассказала ему всё о своих планах.

— …а если буду чего-то не понимать в рунах, ты же мне поможешь, да?

— Драккл! — развеселился он. — Кажется, мне досталась очень хитрая сестра!

— Не хитрая, — она тоже улыбнулась, — просто младшая. Так что — будешь помогать?

— Куда я от тебя денусь? Ты же моя, в конце концов, сестра.

Джейн улыбнулась довольнее.

— Ну, Марти, учти: я любознательная!

Настроение у Джейн установилось хорошее. Радовало тепло, радовали поздние закаты: золотое с красным солнце, мягкие блики, розовые облака, — радовали прогулки. Выбираясь по вечерам на свежий воздух в одиночестве, Джейн иногда брала свою метлу и купленный когда-то давно снитч: ей казалось, что так можно будет натренировать внимательность и реакцию.

К сожалению, идиллия была недолгой: в один день студентов разогнали по общим гостиным и выдали шокирующие новости. Отныне детям запрещалось передвигаться по замку без сопровождения кого-либо из взрослых, все квиддичные матчи, походы в Хогсмид были отменены. Надлежало возвращаться в гостиную не позже шести часов; естественно, ни о каких самостоятельных прогулках не шло и речи.

— Я не понимаю одного, — распалялся Флинт, — почему дохнут грязнокровки, а страдаем мы?

К не-удивлению Джейн, добрая половина факультета поддержала его активными кивками и поддакиванием.

— Того и гляди, школу закроют, — как-то отстранённо проговорила Флора.

— Если Хогвартс закроют, отец переведёт меня в Дурмстранг! — почти что возликовал Драко.

— Да ты попробуй продержаться там хоть неделю, — усмехнулся Мартин.

Малфой посмотрел на кузена воинствующе.

— Мальчики! — Гестия, смеясь, встала между ними, раскинув руки. — Только без дуэлей!

— Не беспокойся, — в глазах у Мартина заплясали бесы, — я не буду травмировать вас дуэлями, — и уже тише он прибавил: — или мордобоем. Это уж на что хватит самообладания нашего Драко.

Наступила тишина, которую вдруг отчётливо прорезало восклицание Гвен:

— Нет, вы меня, конечно, извините, но это уже не школа — это какое-то отделение Мунго для безнадёжно больных!

За ужином студенты всех четырёх факультетов выглядели хмуро и подавленно. Ели вяло и нехотя, не слышалось привычных громких разговоров. Правда, в какой-то момент поднялась волна шёпота: она росла и росла, перекатываясь по головам, пока не достигла Джейн.

— Так вот, к чему это всё было!

— Что случилось? — живо откликнулась Джейн, оставив пастуший пирог.

— Новое нападение. Это Грейнджер.

Джейн почувствовала, как сердце пропустило удар. Умница Гермиона? Отличница Гермиона, с которой она тренировалась на Заклинаниях и тогда, в Дуэльном клубе? Лучшая подруга Поттера? Правда, Гермиона?

— Её нашли сегодня днём, — проговорила Милисента осторожно.

— Зазнайка! — громко сказала Дафна: она сидела за столом напротив. — Пусть так и запомнит: бездумная зубрёжка не сделает из неё волшебницу!

Джейн была так шокирована, что пропустила её реплику мимо ушей.

Как бы хотелось теперь сбежать! Уйти далеко, к Запретному лесу или Чёрному озеру, да хоть на Астрономическую башню! Но — нельзя. Джейн провела без сна всю ночь — лежала, свернувшись калачиком, на нерастеленной кровати и машинально гладила Феликса. Дафна и Пэнси, слышала она, злорадствовали до самой полуночи, а Милисента ещё добрых два часа пыхтела и перекатывалась с бока на бок.

На этом сюрпризы не кончились. Скоро пришла ещё весть — на сей раз её доставил Драко Малфой. Он встал посреди слизеринской гостиной, перехватив письмо от отца на манер депеши, и объявил:

— Дорогие друзья! Произошло радостное событие. Дамблдора отстранили!

Слизеринцы зашептались.

— Даже — нет, не одно событие! Также, насколько мне известно, наш лесничий Хагрид отправился прямиком в Азкабан! Он подозревается в нападениях на грязнокровок!

— Хагрид? — прошептала Джейн. — Хагрид — наследник Слизерина?

— Очень смешно, — фыркнул Мартин. — Может, ещё и скажете, что он — настоящий отец Поттера?

— Министерство делает очень странные выводы, — согласился Ивэн. — Почему им, интересно, показалось, будто без Дамблдора проблема решится?

— Это мистер Малфой, — включился Грэхем: он говорил очень тихо. — Мистер Малфой собрал подписи с Попечительского совета. Я… услышал.

— А-а, ясно, — Мартин приложил ладонь ко лбу, — ну тогда точно — школу можно закрывать. Наследник, кем бы он ни был, только что получил карт-бланш.

Похоронное настроение тянулось с месяц: гриффиндорцы, когтевранцы и пуффендуйцы ходили словно в воду опущенные; возобновилась продажа защитных амулетов, младшекурсники шарахались от слизеринцев в каждом коридоре даже при свете дня, ребята же со старших курсов мстительно поглядывали вслед змейкам. Джейн с неудовольствием, но уже без разочарования отмечала, что её однокашникам (не всем, разумеется, но половине — точно) это нравится. Они рады были подливать масла в огонь и пугать и без того забитых студентов. Драко Малфой расхаживал по школе с гордо поднятой головой и радостно болтал: то о том, как будет учиться в Дурмстранге, то о том, как прекрасно станет в Хогвартсе без грязнокровок.

А потом… потом всё вдруг просто прекратилось. Поражённые чудовищем Тайной комнаты магглорождённые вернулись к обычной жизни; возвратились и Хагрид, и директор Дамблдор. Только новость об отмене экзаменов была каким-то маячком действительности.

Джейн так и не узнала, кто терроризировал Хогвартс целый год. Пробовала было разговаривать об этом с бабушкой, но — безуспешно. Пыталась даже расспросить маму, однако и здесь не нашла удачи. Пришлось смириться с тем, что история так и останется нераскрытой, и порадоваться столь быстрому и — относительно! — безболезненному концу.

— Мама? Мам, ты чего? Отпустите, пожалуйста, мою маму!

Рядом с Джейн стояли двое — мужчина и женщина. Женщиной была её мать, Каролина. Лица мужчина она не видела, но понимала, что он обходится с Каролиной очень грубо — держит её за волосы, направляя в лицо волшебную палочку.

— Джейн, отойди и не мешайся!

Мужчина повернулся к Дженни — она слабо, но чётко узнала в нём Родольфуса. У того, кто обыкновенно улыбался ей с семейных колдографий, глаза выражали злобу и презрение. После замечания Джейн он только резче перехватил Каролину, приблизил кончик волшебной палочки к самому её лбу.

— Я же говорил, что нельзя общаться с грязнокровками! Говорил? Предательница!

— Дядя Родольфус! Отпустите маму!

Дженни кричала, но подойти и помочь не находила в себе смелости.

— Джейн, стой на месте, — произнесла Каролина неестественно высоким, холодным голосом. — Не подходи ко мне, глупая, неспособная, бестолковая девчонка! Не трожь меня!

— Мама…

— Мне не нужна твоя помощь.

— Отлично, — Родольфус по-садистски рассмеялся и встряхнул Каролину, — мне же лучше. Авада Кедавра!

Вспыхнул зелёный луч, и Каролина упала на пол. Джейн закрыла рот ладонью и затряслась.

Вдруг из темноты появилась Луна Лавгуд. Она глядела на Джейн разочарованно и качала головой.

— Дженни, а я думала, твои родные — хорошие волшебники.

И тут же вместо Луны возник когтевранец Голдстейн. Он смеялся и тыкал в Джейн пальцем.

— Иди поговори с цветочками, Лестрейндж! Поплачься им!

Джейн и в самом деле начала плакать.

Откуда-то вышли Мартин и Ивэн.

— Джейн, почему ты такая плакса?

— Ты вечно плачешь, Джейн, какая мерзость!

— Будешь плакать, я и тебя убью, — Родольфус опять на неё посмотрел. — А будешь общаться с грязнокровками…

Глубокий вдох — Джейн резко села на постели, моргая и пытаясь сбросить с себя дрожь.

— Кошмар, это кошмар, — пробормотала она вполголоса. Язык заплетался.

Джейн пригладила волосы, осмотрелась по сторонам. Она была дома, в Литт-Уинстоне, одна в своей комнате; за окном только занимался рассвет.

— Кошмар, — повторила Джейн.

Мама в безопасности, у себя, в Лондоне, никто не смеётся над ней, а дядя Родольфус давно уже уехал из Великобритании и никого на самом деле не убивал. «Наверное», — полу-истерично усмехнулась Джейн про себя.

Она попыталась улечься обратно в постель, но стоило закрыть глаза — начинал видеться зелёный свет, а в ушах звенел этот издевательский смех.

Удивительно — Джейн нечасто снились осмысленные и наполненные сны. В периоды душевных терзаний она скорее совсем не могла спать — когда же происходило перенасыщение жизнью, засыпала настолько глубоко, что попросту не запоминала своих ночных приключений. Кошмар оставил неприятное впечатление. Джейн разом вспомнила обо всём, что тревожило её последние месяцы. Обо всём, что днями в прошлом не давало покоя. И хотя она пришла в согласие с собой по многим сложным вопросам, теперь ей вновь стало беспокойно и гадко.

Джейн встала с постели, откинув одеяло, и подошла к окну. Небо, практически безоблачное, медленно приобретало голубоватый цвет, а у земли светилась жёлтая полоса рассвета. Стояла тишина, словно мир перед ней был всего лишь иллюстрацией к унылой книге. Джейн метнулась к столу, взяла стакан с водой и в пару глотков выпила практически всё. С приоткрытой форточки тянуло прохладной. Джейн не стала переодевать пижаму и как есть спустилась в столовую.

Стараясь особенно не шуметь, она заварила чай. Плюхнулась на стул и, запустив пальцы в спутанные волосы, стала думать. Дрожь прошла, дыхание выровнялось. Джейн ругала себя последними словами: надо же, испугаться какого-то сна! Она нарочно пила горячий чай, чтобы хоть как-то возместить себя детский страх.

Погружённая в мысли, Джейн не сразу заметила, как вошёл Мартин. Только когда он сел рядом, она подняла глаза и взглянула перед собой.

Застать Мартина дома в это лето было большой редкостью: он переезжал от приятеля к приятелю и практически не жил в Литтл-Уинстоне. Джейн его понимала: у бабушки было решительно нечем заняться. Впрочем, сама она, хоть и имела так же несколько телефонных звонков с приглашениями — от Милисенты, от Грэхема Монтегю, от сестёр Кэрроу, — не задерживалась подолгу в гостях, предпочитая одиночество.

— Ты чего не спишь? — лёгкая улыбка тронула тонкие губы Джейн. Она склонила голову набок.

— Читал Шекспира. Как же, оказывается, человека развращает преступление… (1) Можно чаю?

Джейн пододвинула к брату чайник и пустую чашку.

— А ты? — улыбнулся он.

— Я спала… Мне, — Джейн немного запнулась, — приснился кошмар.

Мартин принял заинтересованный вид.

— Дядя Родольфус убил моя маму. В смысле… в кошмаре. А потом надо мной все смеялись.

— Ты ведь понимаешь, что это всего лишь сон? — нахмурился Мартин.

— Конечно.

«Конечно, Марти, это моё воображение. Твой отец не убил бы человека! Только не он! Ты же его так хорошо знаешь!»

— Что с тобой? Тебя как будто вот-вот стошнит.

Джейн помотала головой.

Мартин хлопнул в ладоши, и появился домовушка Линки. Минута — она принесла остатки малинового пирога с ужина.

— Ты никогда не хотел… — Джейн отхлебнула чая и поморщилась, — хотя чего это я?

— М?

— Думала спросить, не хочешь ли ты, чтобы родители написали, — проговорила она смущённо. — Но это очень глупый вопрос…

— Я хочу, чтобы они вернулись, — отрезал Мартин.

Что-то его обожгло — не то чай, не то собственные слова.

— Они вернутся, как только станет безопасно, — сказал Мартин уже спокойнее. — Быть здесь — это очень большой риск, а рисковать нельзя.

— Писать письма — тоже риск?

Мартин странно на неё посмотрел.

— Авроры же не идиоты.

Джейн поняла, что ступила на очень тонкий лёд и стоит как можно скорее с него сойти.

— Расстояние неприятно, — неожиданно сказал Мартин. — Зачем лишний раз бередить рану? Это всё равно что смотреть каждый день в зеркало Еиналеж.

Джейн взглянула за окно.

— Как думаешь, где они сейчас?

— Далеко. Может, в Индии.

— Почему в Индии?

— Когда мы разговаривали с Антонином, они были на Тибете.

Они замолчали на какое-то время. Первым заговорил Мартин.

— Всё лучше, чем Азкабан.

Джейн активно закивала; несколько рыжих прядей упали ей на лицо.

— Азкабан — это смерть, только не физически. То есть физически, конечно, тоже, но… ты меня поняла.

— Поняла.

— Есть три вещи, которые хуже внезапной смерти: Азкабан, поцелуй дементора и Круциатус.

— Круциатус?

Джейн, конечно, знала, что второе Непростительное приносит жуткую боль, сравнимую с самыми извращёнными маггловскими пытками, но ей было не совсем ясно, что брат имеет в виду.

— От него сходят с ума.

— Сходят с ума? — опять переспросила она.

— Да, — Мартин пожал плечами, — это то, что происходит в конце. Ну, у всего ведь должен быть предел… Если слишком долго держать Круциатус, человек просто лишится рассудка.

— И есть такие случаи?

— В войну наверняка бывало всякое.

Джейн опять вспомнила свой сон и все прошлые сомнения и поспешила спрятать растерянность за чашкой чая.

— К нам это не относится.

Джейн рассеянно кивнула.

— Может, мы возьмём мётлы и полетаем? — спросила она минуты через три или четыре. — Я всё равно не усну.

Мартин согласился. Они допили чай, позвали Линки, чтобы она убрала всю посуду, а сами отправились в сад.

Джейн ловко взлетела в небо и скоро оказалась так высоко, что видна стала вся их улица. Дома, словно игрушечные, мелькали внизу. Тишина стояла невообразимая. Потом Мартин достал снитч — они принялись ловить его, смеясь и дурачась.

Когда игра наскучила, Джейн спрыгнула на крышу бабушкиного поместья; она, раскинув в стороны руки и широко улыбаясь, изображала клоуна-канатоходца. Мартин всё кружил возле неё, готовый в любую секунду подстраховать.

— Как тебе не скучно здесь?

Джейн села, и он приземлялся рядом. Они смотрели на лес — рассветные лучи красиво освещали ярко-зелёные макушки деревьев.

— Не знаю, Марти, — Джейн прищурилась и повернулась к брату. — Я упражняюсь в зельях и читаю, пока ты гастролируешь по гостям.

— Хочешь обыграть Эйвери?

Джейн шутливо толкнула его в бок.

— Я шучу, — засмеялся Мартин, — что там обыгрывать? Ты гораздо умнее её.

Джейн улыбнулась.

— Нет, правда, лето очень скучное! Поехать бы к морю…

— К океану! Я устала от жары.

Только утром, в эти часы, да поздним вечером погода была терпимой. Днём невозможно было показаться на улице, чтобы не начать тут же обливаться потом и дышать по-собачьи.

— Поехали со мной к Руквудам послезавтра.

— Они разве живут у океана?

— Нет, но Эндрю собирает у себя всю команду.

— И Малфой будет? — поморщилась Джейн.

— Что ты, тётя Нарцисса его не отпустит! — Мартин мстительно улыбнулся. — Она так наскучалась за год, что теперь расстаться с ним не может.

Джейн виделась с Каролиной всего пару раз — приезжала в Лондон на выходные, они ходили в картинную галерею и на балет по Данте. Джейн больше впечатлили декорации и костюмы, чем сюжет, но Каролина осталась довольна её вниманием и заинтересованным взглядом.

— Я буду даже не против вернуться в школу, — Мартин сполз чуть вниз и улёгся на крыше. Дженни смотрела на него сверху и улыбалась как кошка.

— Чтобы опять обжиматься с Трейси?

— Что ты, я хочу учиться! — отозвался он деланно серьёзно. — И я разойдусь с ней.

— Почему?

— Надоело.

— Марти!

— Что?

— Ты ужасен!

Мартин рассмеялся.

Поздним утром, когда проснулась Кассандра, дети снова сидели за столом — завтракали, как и всегда летом, на застеклённой веранде на нижнем этаже. Воцарившуюся идиллию нарушила почтовая сова: прибыла свежая почта. Мартин тут же схватил «Ежедневный Пророк» (он стал живо интересоваться новостями, причём не только волшебного мира, но и маггловского), а бабушка принялась возиться с какой-то увесистой коробкой.

— Какая… интересная новость, — напряжённо и странно усмехнулся Мартин, только скользнув глазами по первой странице.

— Что там? — Джейн требовательно протянула руку.

— Дженни, — устало вздохнула Кассандра.

— Марти, дай, пожалуйста, посмотреть.

Он минуту читал, а потом, внимательно наблюдая за реакцией сестры, отдал ей газету.

— Ну и ну! — засмеялась Джейн.

Заголовок гласил: некто Сириус Блэк, «Пожиратель смерти и убийца тринадцати магглов», сбежал из тюрьмы Азкабан.

— Это…

— Мамин кузен, — кивнул Мартин.

— Что опять натворил этот мальчишка? — спросила Кассандра.

Джейн молча протянула ей газету.

— Сириус Блэк тоже был Пожирателем смерти? — спросила она у брата.

— Не знаю, но бабушка Вальбурга — его мать — выжгла его с семейного древа.

— За что?

— Ну уж точно не за примерное поведение, — усмехнулся Мартин. — Дедушка Сигнус терпеть не может Сириуса. Как-то я спросил, за что его, собственно, выжгли с семейного древа? он сказал: «За предательство рода». И что-то мне слабо верится, что предательство рода в понимании дедушки Сигнуса — это ношение Чёрной метки. Он и сам почти…

— Молодые люди, — Кассандра, оторвавшись от «Пророка», посмотрела на детей, — прошу, тише.

Они послушно дождались, пока она закончит читать.

— В восемьдесят первом Министерство кого только не хватало, — сказала Кассандра, положив газету на стол. — Я знала Сириуса мальчишкой — на редкость интересный, похож был на тебя, Мартин. Если хочешь, напиши своему деду.

— Почему вы не напишете? — спросила Джейн.

— Сигнус опять станет звать меня в гости, — вздохнула бабушка, — а я утомляюсь от его вечной ностальгии. Нет уж, пускай думает, что я не дома.

— А за что Блэки выжгли с семейного древа мадам Андромеду? — Джейн с интересом посмотрела на брата.

Андромеда была младшей сестрой Беллатрикс и, соответственно, тётей Мартина.

— За то, что она вышла замуж за магглорождённого.

— Так может, Сириус тоже женился на маггле?

— Насколько я помню, он не был женат.

За столом воцарилась тишина.

— Двенадцать лет в Азкабане, — проговорила Кассандра тяжело, — кошмар…

— Так ещё и, похоже, ни за что.

— Но здесь же написано, что он — Пожиратель смерти, — нахмурилась Джейн.

— А где только чего ни пишут, — фыркнул Мартин и с расстановкой объяснил: — Странно выходит: и «предатель рода», и Пожиратель смерти. Как-то не вяжется с ценностями этого… рода.

— Может, это он сначала предал, а потом одумался? Обратно же на древо не возвращают.

— Не возвращают.

— Вот! Марти, напиши мистеру Блэку.

— Тебе-то что? — рассмеялся он.

— Интересно, — Джейн подпёрла голову и покачала под столом ногами. Потом взяла газету и стала разглядывать колдографию Блэка. — И правда, ты на него похож, Марти.

— Ясен цапень, мы же родственники. А поговорить бы прямо с ним…

Бабушка строго посмотрела на Мартина.

— А что? Не будет же он кидаться на племянника с палочкой наперевес.

Кассандра только поджала губы.

Через пару дней пришло письмо от Сигнуса Блэка. Мартин прочитал его и рассмеялся.

— «Сириус — такой же Пожиратель смерти, как я — водитель автобуса» — сказал Марти и прикусил губу, чтобы не засмеяться снова. — Дорогой дедушка пишет: Сириус поступил на Гриффиндор, связался там с гнусной компанией магглолюбцев, потом вступил в Орден Феникса — в общем, Пожирателем смерти быть не может, а впрочем, в Азкабане ему самое место. А-а! Вот оно что!

— Что? — оживилась Джейн.

— Вот что дедушка имел в виду, когда говорил мне: «Не стань как Сириус, Мартин Лестрейндж», — просиял Марти. — Ну, на Гриффиндор я уже не попал… Да уж… — он, нахмурившись, вгляделся в текст.

Джейн, подавшись вперёд, тоже попыталась разглядеть письмо.

— Мой милый, добрый кузен Драко, — Мартин поднял на сестру взгляд, — любезно поделился с дедушкой моими политическими настроениями…

— Ой, — Джейн подняла брови.

— …так что лучше мне до Йоля не попадаться им на глаза. С ума сведут. Зато бабушку, — Мартин всё-таки засмеялся снова, — зовут на чай.

Он отложил письмо и ещё с минуту смеялся.

— Да что такое? — Джейн и сама начала улыбаться.

— Представляю дедушку Сигнуса водителем «Ночного рыцаря»… А всё же какая выходит интрига. Очень интересно познакомиться с Сириусом!

— Может, он сам тебя найдёт?

— Ага. Встанет у ворот Хогвартса и будет стоять, пока я не выйду.

— Ну…

— Ему теперь прятаться и прятаться. А вообще… может, увидимся. Когда-нибудь.

— У нас большая семья, — склонив голову набок, словно в задумчивости, проговорила Джейн.

— Большая, — согласился Мартин, — только раскидало всех — по странам и по сторонам. Вместе не собраться… а это было бы мило.

Джейн представила в одной гостиной бабушку и маму, дядю с тётей, родных из Франции, Кэрроу, Блэков и Малфоев и захихикала.

В Косой переулок за учебниками, школьными принадлежностями и одеждой Джейн с Мартином пошли вдвоём. Каролина и не думала составлять им компанию, Кассандра действительно скоро уехала к брату Льюису в Ирландию. Вопреки опасениям взрослых, дети не сотворили ничего криминального: всего лишь прошлись по лавкам и в конце решили отметить благое дело мороженым.

— Нимфадора!

Мартин, шедший рядом с Джейн, вдруг кого-то окликнул и побежал вперёд.

На его зов обернулась молодая женщина. Её волосы угрожающе покраснели.

— Я помню, — заулыбался Мартин, протягивая руку. — Привет, Тонкс!

Подошла Джейн.

— Дженни, это Нимфадора Тонкс!

— Просто Тонкс, — засмеялась Нифмадора, посмотрев на Джейн.

— Она ненавидит своё полное имя.

Её короткие волосы перестали быть красными и приняли теперь ярко-розовый, как у сладкой жвачки, цвет. Глаза у Доры были зелёные, лицо — заострённое, по форме чем-то напоминающее сердечко. Она была одета в обыкновенные маггловские шорты из джинсы и чёрную футболку с названием какой-то музыкальной группы. Джейн особенно заинтересовала её одежда: бабушка запрещала им с братом даже думать о том, чтобы носить что-то «неподобающее»; на Дженни в этот день была длинная юбка и зелёная блузка, на Мартине — светлая рубашка и светлые же шорты (его гудроновым волосам и бледной коже невероятно шли все эти пастельные оттенки).

— Это Дженни, моя сестра, — произнёс тем временем Мартин. — Ну, я рассказывал о ней!

Джейн и Нимфадора, представленные друг другу, обменялись рукопожатиями.

— Так и не скажешь, что родственники, — весело сказала Нимфадора.

— А ты, — Джейн немного смутилась своего же фамильярного обращения, — похожа на Марти?

Нимфадора вмиг переменила свою внешность: волосы приобрели мышиный цвет, глаза стали какие-то серые. Также она немного уменьшилась в росте.

Джейн оглядела их с Мартином и помотала головой.

— Да, — Нимфадора вернулась к своему прежнему облику, — я пошла в папу.

— Как тётя? — спросил Мартин.

Продавец вынес вазочку с мороженым ровно в тот момент, когда Нимфадора решила опереться на барную стойку. Три шарика сорбета тут же оказались на полу и на её футболке.

— Ой, драккл!

— Я уберу, — спохватился Марти. — Экскуро!

Потом он позвал продавца и заказал ещё мороженого — и Нимфадоре, и себе с сестрой.

— Спасибо! Мама волнуется из-за Сириуса, — Тонкс проницательно посмотрела на кузена, — как бы его не забрали обратно в Азкабан. Ведь если заберут… могут назначить и поцелуй дементора.

— Вы не пытались выйти с ним на связь?

— Конечно, пытались, но какой из этого толк? — вздохнула Нимфадора.

Джейн нахмурилась.

— Так он на самом деле не Пожиратель смерти?

Мартин хотел что-то сказать, но Нимфадора не дала — она так широко развела руками, что чуть не сбила корзинку для чаевых.

— Конечно, нет. Сириус в жизни бы не стал Пожирателем смерти.

Дженни сделалось немного стыдно.

— Министерство оставляет желать лучшего, — заключил Мартин.

— Годы после падения Волдеморта были сплошной суматохой, — Нимфадора попыталась улыбнуться. — Даже я немного это помню, хоть мне и было всего ничего. Но Сириус… нет, — она быстро помотала головой.

— Как твои курсы в аврорате? — спросил тогда Мартин.

— Ты учишься на аврора? — удивилась Джейн.

— Ага. Всё хорошо, спасибо. Грозный Глаз, конечно, фанатик своего дела, но уж что поделать… Да и, как говорится, тяжело в учении, легко в бою!

Мартин и Нимфадора обменялись и другими новостями: она спрашивала его о дедушке с бабушкой, о тёте Нарциссе — Тонксы не общались с Блэками уже давно, — а он её — подробнее об учёбе и сотрудничестве с Министерством. Джейн слушала, почти не вмешиваясь.

— Ну, Марти, — прищурилась Джейн; они остались вдвоём, — что ещё я могу узнать о твоей семье?

Он засмеялся.

— Мы с Ивэном — дальние родственники.

Джейн в изумлении вскинула брови.

— Бабушка Друэлла в девичестве — Розье.

— Почему я узнаю об этом только сейчас?

— Не знаю… как-то к слову не приходилось.

Дженни посмотрела в сторону.

— Всё переплетено в нашем мире.

* * *

Первый день сентября выдался облачный, но тёплый. Погода только начинала портиться. Деревья вовсю ещё дышали зеленью, и только поспевающие в литтлуинстонских садах оранжевые тыквы, красные яблоки да кукурузные початки напоминали о том, что лето закончилось.

В купе Хогвартс-экспресса Мартин собрался со своей неизменной компанией: верным Монтегю и смешливым Хиггсом. Джейн позвала Милисенту: той больше не хотелось проводить время с Пэнси и Дафной. Чуть позже пришёл Ивэн.

— Так что, — Мартин смеялся глазами, обращаясь к Розье, — ты теперь у нас староста?

Ивэн довольно кивнул.

— Ну и жуть!

— Только для тебя.

Джейн с интересом разглядывала друзей. Все они успели здорово измениться за время разлуки. У мальчишек ломался голос — постепенно, неравномерно, что иногда страшно забавляло. Сента выглядела очень по-взрослому — хоть и была всего лишь на несколько месяцев старше самой Дженни. У неё была теперь короткая стрижка; она начала пользоваться косметикой. Грэхем же носил длинные волосы. Как и Мартин — кудри доходили ему практически до плеч и были выгоревшие у корней, как будто он пролил себе на голову коричневую краску.

Джейн вытащила блокнот и приняла рисовать, то и дело поглядывая в окно. Милисента играла с Феликсом в «злую руку»: книззл прятался за корзинку или Дженнину спину и выпрыгивал, пытаясь укусить Сенту. Мальчики и теперь обсуждали побег Сириуса Блэка из Азкабана и его причастность к Пожирателям смерти; только Теренс ушёл проведать младших: его брат и сестра в этом году впервые ехали в Хогвартс.

— Мне кажется, эта история с Блэком… — Грэхем крепко высказался, и Милисента фыркнула. — Отец говорит, что никогда не видел его в Организации.

— Вот и я о том же, — согласился Мартин, — все говорят, что он никогда не был Пожирателем смерти. Даже моя кузина, у которой родители были с Орденом.

— Ты про Тонксов? — спросил Ивэн.

Мартин кивнул.

— А если это ловушка? — подала голос Милисента.

Все разом повернулись к ней.

— То есть, — смутилась она, — вдруг Министерство проверяет: ждёт, пока за Блэком поднимутся другие — настоящие — Пожиратели смерти, чтобы их изловить?

— Использовать Блэка как приманку? — улыбнулся Ивэн. — Нет, я не смеюсь, всё возможно, — он посмотрел на Милисенту, — просто это уж совсем негуманно.

— Да и потом — есть более очевидные личности. Ну, для роли приманки.

— С другой стороны, — продолжал Грэхем, — Блэк мог работать на два фронта. Номинально — в Ордене, фактически — в Организации. А потом Министерство его раскусило — и…

— Не, — отмахнулся Мартин, — наши бы знали. Про Снейпа же знают.

— Снейп — Пожиратель смерти? — изумилась Милисента.

— Уже — нет, — спокойно сказала Джейн, поднимая глаза от блокнота. — Как бы «нет». А вообще-то он до самого исчезновения был с Волдемортом.

— Почему же он нас так не любит?

— Кого-то любит. Это вопрос скорее не политики, а его характера…

Когда за окном полил дождь и стемнело, поезд начал вдруг замедлять ход.

— Приехали? — оживилась Милисента, привставая.

Джейн посмотрела за окно и помотала головой: ничего, напоминающего пейзажи школьных территорий, она не увидела.

Экспресс резко встал. С полок чуть было не начали валиться чемоданы. Выключился свет, стало темно.

— Пойду узнаю, что такое, — решил Ивэн и шагнул к двери. — Привет, Гестия!

— Ой, Ивэн, — хихикнула Кэрроу. — Можно пройти? — точно нарочно задев Розье плечом, Гестия протиснулась в купе. — Привет, Мартин, привет, Джейн, — она скорее догадалась, что они здесь, чем увидела.

— Садись. Нет, не на меня! Вот, здесь место.

— Феликс! — позвала Джейн. — Иди сюда, Феликс!

— Зажгите Люмос.

Кто-то успел вытащить волшебную палочку, но света так и не дали. Дверь купе вновь отварилась. На пороге появилась тёмная фигура в балахоне. Стало холодно и страшно. Джейн ощутила, как тяжелеет тело, как из головы вытесняется всё хорошее. Ей разом вспомнились все кошмары, все сомнения и тревоги. Милисента охнула, Грэхем едва слышно ругнулся. Фигура высунула из-под балахона руки — такие же чёрные, они были покрыты струпьями. Сделалось ещё холоднее. У Джейн заложило уши, перед глазами стало темней. Она была уверена, что лучше не станет никогда, что она обречена и навсегда загнана в угол собственным разумом. А потом — потом это прекратилось. Холод и тьма исчезли.

— Драккла с два, дементор, — проговорил Мартин в наступившей тишине.

Дети с опаской отнимали руки от лица.

— Дементор? — как-то жалобно спросила Джейн.

Брат кивнул ей с потерянным видом.

— Меня как ледяной водой облило, — поделилась Гестия.

Мартин зажмурился, запустив пальцы в волосы, а потом отмер и вдруг полез за чем-то в сумку.

— Съешьте, — он дал каждому по шоколадному батончику. Джейн сложила руки на груди. — Бери, Дженни.

— Я не люблю шоколад.

— Давай-давай! А то силы не восстановишь.

— Интересно, что это за нововведение? — лишь в половину весело усмехнулся Грэхем. — «В школе будет учиться тот, кто до неё доедет»?

— Я до сих пор успокоиться не могу, — грустно и тихо проговорила Милисента и поглядела на свои дрожащие руки.

Джейн отломила маленький кусочек от своего шоколадного батончика, а остальное отдала подруге.

— Спасибо… Как будто… душа где-то под рёбрами скомкалась… и таким комком лежит.

Джейн спихнула Феликса с колен и молча вышла в коридор.

Дождь совсем разошёлся, и отдельные капли, когда Джейн подошла к окну, падали на лицо и руки. Она дышала полной грудью, привстав на носочки — старалась быть как можно ближе к воздуху. Волосы растрепались, и Дженни рассеянно, кое-как заплела их в косу. Тяжёлые мысли вроде как отступили, но неприятный осадок ещё оставался.

К ней неслышно подошёл Ивэн.

— Это была мера предосторожности, — с нарочитой формальностью сказал он. — Времена всё-таки не самые спокойные.

— Ты тоже видел дементора?

Ивэн кивнул.

— Чуть не столкнулся с ним. Успел зайти в купе с первокурсниками — хоть отвлёкся, пока их успокаивал. Ну и впечатления будут у детей…

Джейн поёжилась.

— Ты как?

Ивэн аккуратно коснулся Дженниного плеча. Она взглянула на него — взглянула прямо в глаза, ясно и открыто. Ивэн усмехнулся — когда он делал это непроизвольно, выходило немного надменно.

— Я в порядке, — Джейн задумчиво, медленно убрала его руку со своего плеча. — Марти дал мне шоколада. Не люблю шоколад…

Она опять отвернулась. Он так и стоял рядом.

— Ивэн, — тихо проговорила Джейн куда-то в окно, — откуда берутся дементоры?

— Откуда берутся дементоры?

— Да. Я знаю легенду про Экриздиса, я… имею в виду — откуда берутся новые дементоры? (2)

— Они бессмертны, — сказал Ивэн так же тихо. — А если ты про размножение — то дементоры просто растут как грибы. Там, где царят уныние и боль, их становится всё больше и больше. Собственно, Азкабан…

Ивэн осёкся, и Джейн, в недоумении подняв светлые брови, всё-таки посмотрела на него.

— …не лучшая тема для обсуждения.

— Но твой отец ведь не попал туда?

— Его убили раньше.

Джейн почти прошептала:

— Моего тоже.

— Вот повстречав дементора, начинаешь думать… а не к лучшему ли? Крамола, — возведя глаза к потолку, Ивэн усмехнулся, только теперь без надменности. — Что ж, из двух зол…

Джейн думала — теперь, чуть остудив голову, — что Мартин был прав. Есть вещи хуже смерти, и Азкабан с дементорами — одна из таких вещей. Те секунды, что чудовище было рядом, Джейн оставалась твёрдо убеждена — убеждена каждой клеточкой мозга, всей душой, — что никогда и ничего не станет хорошо. Что будет только хуже, что подтвердятся её самые страшные опасения.

— Ты пойдёшь в купе? — спросил Ивэн.

Джейн помотала головой и, заметив, что он никуда не двигается, добавила:

— Но ты иди. Я скоро. Просто ещё чуть-чуть постою.

Джейн отвернулась от окна и, запрокинув голову, прижалась спиной к холодному стеклу. С не забранными в причёску прядями играл ветер.

Поблизости разбилось что-то стеклянное. Джейн встрепенулась, неожиданно резко среагировав на звук. Она осторожно, на цыпочках пошла по коридору, заглядывая в купе.

Эндрю Руквуд сидел один, полусогнувшись и обхватив голову руками. На полу перед ним валялись крупные прозрачные осколки, ковролин был мокрый от воды. Джейн поняла, что ей не стоит вмешиваться, но прежде — постучалась в дверь и вошла к нему.

— Эндрю, — проговорила она как могла ласково и присела рядом, — ты не переживай… в этом году мы выиграем.

Он поднял на неё печальные глаза и через силу спросил:

— Что выиграем?

— Квиддич. Я помню, ты последний год в школе. Мы…

— Причём же здесь квиддич?

Их взгляды встретились. «Мне надо уйти», — ещё яснее поняла Джейн. Но не ушла.

— Он был всего один… дементор был всего один, а я так испугался…

Джейн замерла.

— Мой отец двенадцать лет в Азкабане, и там их сотни.

Джейн с волнением посмотрела на дверь — точно пришла сюда не по своей воле, точно кто-то не давал ей выйти.

— Сотни!

Эндрю опять спрятал лицо в ладонях и сказал уже тише:

— Лорду и леди Лестрейндж удалось сбежать… А мой отец… двенадцать лет в Азкабане…

— Прости, — Джейн протянула руку и тронула его за локоть.

— «Прости»? Джейн, это огромное счастье! — он снова посмотрел на неё чуть не плача.

— Это случайность… это ничего не значит.

— Они — великие волшебники.

— Твой…

— Отец даже не хотел быть Пожирателем смерти. Он думал: так будет лучше, — и всё. А потом Каркаров выдал его на суде! Хотя он отошёл от Организации ещё до восемьдесят первого.

— Каркаров трус, — нахмурилась Джейн.

— Это было огромной ошибкой. И теперь…

— Errare humanum est.

— Что?

— Я немного знаю латынь по Травологии и зельям. Ну и для общего развития… «Человеку свойственно ошибаться», — тихо и спокойно сказала Джейн.

— Видишь, какова плата?

Джейн промолчала. Эндрю вытащил из кармана портсигар.

— Ты не против?

— Нет. Но разве здесь можно курить?

— Мне плевать. Здесь точно нельзя пускать дементоров.

Она рвано вздохнула. Купе наполнилось едким запахом сигаретного дыма. Джейн, свесившись с сиденья, стала собирать большие осколки.

— Когда-нибудь твой отец окажется на свободе, — произнесла она, выпрямившись, и чихнула.

— Ему дали пожизненное.

— Всё равно.

Оставшиеся часы дороги Джейн ни с кем не разговаривала. Возвратившись к брату и друзьям, она сидела в углу дивана и рисовала. Вернее сказать — выводила страницу за страницей странные формы и абстрактные линии.

Сидя за праздничным столом в Большом зале, Джейн поймала на себе взгляд Луны Лавгуд — Луна улыбалась и махала ей рукой. Дженни кивнула в ответ.

Распределение показалось скучным и долгим. Первокурсники, напуганные дементорским рейдом в поезде, ступали к Шляпе неуверенно и с тревогой. Джейн была рада, когда осталась всего пара человек.

— Уилкс, Родольфус! — объявила профессор МакГонагалл.

Брат и сестра синхронно взглянули на мальчика с громким именем. Он был единственным, кажется, кто не растерял радостного возбуждения. У маленького Дольфа горели глаза; он был светлый, длинноволосый, немного лохматый. Стоило Шляпе коснуться его головы, как раздался возглас: «Слизерин!»

К столу мальчик не шёл — бежал, чуть не спотыкаясь. Ловко растолкав студентов, он уселся рядом с Мартином и молча воззрился на него с щенячьим восторгом.

— Привет, — легко улыбнувшись, поздоровался Марти и протянул первокурснику руку.

Дольф, прежде чем ответить, судорожно вздохнул.

— Привет, Мартин! Я же могу тебя так называть? — он затряс его руку, словно с ним сделался эпилептический припадок. — Как я рад! Наконец-то я в Хогвартсе! На Слизерине! — Дольф повертел головой и заулыбался ещё шире. — Это твоя сестра Джейн? Привет, Джейн! Как же я рад!

Милисента склонилась к Джейн и спросила тихо:

— Откуда он вас знает?

Дженни пожала плечами.

— У тебя очень… интересное имя, — проговорил Мартин, с трудом разрывая рукопожатие.

— Мама с папой назвали меня в честь самого великого и могучего волшебника! Это такая честь! Я даже немного нервничаю, — Дольф полу-истерически хихикнул. — Я так испугался дементора сегодня в поезде. Жуть как! Но потом я вспомнил: ведь лорд Лестрейндж был в Азкабане целых…

— Полтора года, — подсказал Мартин.

— Полтора года! — громко, с неуместным торжеством произнёс Дольф. — И там были полчища дементоров! Так что я быстро взял себя в руки! И вот — я здесь! На Слизерине! Как же я рад!

— И мы тоже тебе очень рады, — спокойно и доброжелательно сказал Ивэн Розье, обращая на себя внимание мальчика. — Слизерин — факультет сильных и искусных волшебников.

— Шляпа даже не думала! Ну ещё бы — я просто не могу учиться в другом месте! Мартин, можно я посижу рядом? — Дольф преданно и любовно посмотрел перед собой. — Всегда мечтал познакомиться с тобой и Джейн!

— Да, конечно…

— Какая прелесть, — фыркнула Альберта Эйвери, — Лестрейндж завёл себе дружка! Боюсь, он будет очень разочарован, когда узнает тебя ближе…

Джейн, пытаясь абстрагироваться от шума, стала слушать речь директора Дамблдора. Он говорил о дементорах.

— Они будут стоять у всех выходов с территории школы. И пока они здесь — запомните хорошенько! — никто не должен даже пытаться покинуть Хогвартс без разрешения.

— Вот драккл, — шепнула Флора Кэрроу, — они такие гадкие.

— Спорим, первая же навозная бомба — дементоры помрут как от Авады, — усмехнулся Нотт.

Директор сделал ещё объявления: они касались изменений в преподавательском составе. Защиту от тёмных искусств отныне будет вести некий Римус Люпин — Уход же за магическими существами отдали лесничему Рубеусу Хагриду.

— Отлично, — ядовито проговорил Драко Малфой, — профессором будет дворник! Видимо, в следующем году можно ждать домовика.

Джейн воздержалась от недовольных комментариев, хотя и её брало некоторое негодование. Пару раз она случайно сталкивалась с Хагридом и слышала, как он изъясняется; может быть, новоиспечённый профессор и любил животных, но уровень его образования оставлял желать лучшего. Джейн слышала, что он даже не окончил школу.

Дольф Уилкс не переставал виться вокруг Мартина весь оставшийся вечер. Даже когда младшекурсников стали прогонять из гостиной в спальни — намечалась традиционная приветственная вечеринка в подземельях Слизерина, на которую пускали только с третьего курса, — он до последнего стоял рядом с Марти и о чём-то болтал.

— Как тебе маленький Дольф? — улыбаясь, спросила Джейн у брата. Восторг и почтение обошли её немного стороной, что в данной ситуации скорее радовало, чем расстраивало.

— Непривычно, — рассудил Мартин. — Хорошо — только в маленьких дозах.

— Эй, Марти! Иди сюда, — позвал Грэхем.

— Сейчас! — он посмотрел на сестру: — Ты останешься?

Джейн с любопытством огляделась по сторонам. Она нашла сестёр Кэрроу, но ни Милисенты, ни Ивэна не было. Не увидела Джейн и Руквуда — хотя обычно он не пропускал вечеринок.

— Не-а. Пойду спать.

— Точно?

— Точно. Я устала сегодня.

— Тогда доброй ночи, — вздохнул Мартин. — А мне ещё Трейси искать…

(1) — речь о «Макбете»

(2) — согласно легенде, колдун Экриздис заманивал к себе на остров магловских моряков, над которыми проводил страшные эксперименты и самые тёмные ритуалы. Собственно, появления дементоров и объясняют результатом этих страшных пыток, издевательств и ритуалов. Правда, мнения расходятся: кто-то считает, что дементоры уже существовали в этом мире и страшная крепость лишь привлекла их подобно магниту, другие же считают, что дементоры — это души замученных моряков. Но сделаем вид, что мои герои придерживаются второго мнения.

Несмотря на некоторую неприязнь к профессору Хагриду, Дженни шла на первую пару по Уходу за магическими существами с радостным волнением. Время стояло послеобеденное; с неба схлынули тучи, тепло светило солнце, трава была влажная и блестящая.

Профессор повёл слизеринцев и гриффиндорцев вдоль опушки — в паре ярдов заманчиво покачивался от лёгкого ветра Запретный лес; подошли к пустому загону.

Джейн молча ждала, когда появятся животные, и послушно, может, кое-где чересчур серьёзно выполняла все указания Хагрида. В последний, кажется, момент она решила не делать поспешных выводов и повнимательнее присмотреться.

— Дамблдору можно смело давать орден Мерлина за качественный подбор персонала! — зло сказал Драко, когда Хагрид отошёл. — Что творится в школе? Отца удар хватит, когда я ему обо всём расскажу! Даже Лестрейндж в шоке, аж язык проглотила!

Джейн посмотрела на Драко с таким выражением, точно только что проснулась.

— Заткнись, — бросил Гарри.

— Потише, Поттер, сзади тебя дементор! — засмеялся Малфой.

Дженни дёрнулась, правда, кое-что поинтереснее отвлекло её. С дальнего конца загона, у которого они стояли, бежали галопом гиппогрифы. Прекрасные, гордые гиппогрифы! Джейн, точно заворожённая, разглядывала чудных существ. У гиппогрифов были туловище, задние ноги и хвост коня; передние же лапы, крылья и голову они взяли от орла. Гиппогрифы были самых разных окрасов: сизые, рыжие, красные, каштановые и аспидно-вороные. Они имели сильные, как бы стальные клювы и яркие оранжевые глаза.

Джейн пребывала в неподдельном восторге. Она нетерпеливо кивала, пока профессор рассказывал о нраве гиппогрифов и правилах общения с ними.

— Кто первый хочет познакомиться? — наконец спросил Хагрид.

Дженни почти что выпрыгнула вперёд. Никто, кроме неё, не горел желанием завести столь рискованное знакомство.

Хагрид улыбнулся.

— Хорошо, э-э…

— Джейн Лестрейндж.

— Давай, Джейн, иди-ка сюда. Ты с Клювокрылом поладишь!

Дженни зашла за изгородь, а Хагрид снял с сизого гиппогрифа ошейник.

— Спокойно, Джейн. Гляди…

Дженни смело подошла к Клювокрылу, посмотрела ему в глаза, потом медленно поклонилась. Когда гиппогриф, чуть помедлив, отвесил ей ответный поклон, Джейн улыбнулась и подошла ближе, чтобы погладить клюв; Клювокрыл прикрыл глаза — это было хорошим знаком.

— Хорошо, Джейн, очень хорошо, — немного удивлённо проговорил профессор. — Тогда, э-э… думаю, он может тебе покатать…

Джейн аж пискнула от радости; вспрыгнув гиппогрифу на спину, она осторожно, но крепко схватилась за его шею. Хагрид приказал: «Вперёд», — и Клювокрыл взмыл в воздух. Конечно, этот полёт ни в какое сравнение не шёл с полётом на метле. Крылья красивого чудища бились по обе стороны от Джейн, и иной раз казалось, что гиппогриф вот-вот сбросит её с себя. Джейн болтало из стороны в сторону, вверх и вниз, но она не переставала широко-широко улыбаться, смеясь на выдохе.

Когда Джейн приземлилась обратно в загон, остальные ребята уже осмелели и тоже стали подходить к гиппогрифам. Малфой потащил Крэбба и Гойла к Клювокрылу.

Вдруг раздался вопль. Кажется, перед этим Драко успел сказать гиппогрифу пару обидных слов.

— Я умираю! Умираю! Видите, он меня убил!

Драко лежал на земле, скорчившись, рукав его белой рубашки был распорот и испачкан кровью.

— Ага, Драко, ты в Вальхалле, — хмыкнула Джейн.

— Не умираешь, — пробормотал Хагрид, подхватывая Драко на руки. — Отнесу тебя в замок.

Пару пришлось срочно закончить. Хагрид поспешил в школу, студенты уныло поплелись за ним.

— Его надо немедленно выгнать! — Пэнси аж заплакала — до того её тронула трагедия Драко.

Крэбб и Гойл ей рассеянно кивали.

— Малфой сам виноват, — тихо сказала Джейн, приблизившись к Гарри и Гермионе — больше ей не в ком было найти поддержку, ведь Сенты рядом не находилось. — Есть правила безопасности..!

Но прежде чем гриффиндорцы что-то ответили, Джейн опустила голову и отошла подальше: Крэбб и Гойл, хмурые, обернулись на звук её голоса.

Дженни так впечатлила встреча с гиппогрифами, что она даже написала письмо матери. Джейн подробно, во всех красках и с упоминанием всех эмоций рассказала про свой полёт, добавила даже про Малфоя и его представление.

Драко не появлялся на парах до самого четверга. Когда же он соизволил покинуть Больничное крыло и прийти на Зельеварение, настроение у него было хуже некуда; он только и делал, что жаловался то на жизнь, то на боли в руке, то на профессора Хагрида. Несчастный раненый плакался всем подряд, а Пэнси неустанно жалела его.

Гарри и Рону пришлось, по приказанию профессора Снейпа, помогать Малфою с ингредиентами. Готовили уменьшающее зелье.

— Недолго Хагриду осталось нас учить, — с притворной жалостью проговорил Драко, наблюдая, как гриффиндорцы за него выполняют задание. — Папа беспокоится за меня: рука никак не заживает…

— Страдалец, — беззлобно усмехнулась Джейн.

— Это очень серьёзное ранение! — напустилась Пэнси.

— …может, я на всю жизнь останусь калекой.

Дженни с недоверием посмотрела на однокурсника. Предплечье у него было замотано так, точно, и правда, он побывал в каком-то страшном сражении. Хотя, как помнила Джейн, гиппогриф всего лишь поцарапал Драко.

А Снейп тем временем накинулся на Невилла Лонгботтома. Тот снова что-то напутал: его зелье было не ярко-зелёным, как у большинства, но оранжевым.

— В конце занятия мы дадим зелье жабе Лонгботтома, — с холодным злорадством проговорил Снейп. — Может, тогда он поумнеет.

Невилл весь побледнел.

— Лонгботтом, — шепнула Джейн, — надо тщательнее растереть смокву. И ещё…

— Лестрейндж! — рявкнул Снейп. — Вы так хотите, чтобы Лонгботтом провалился? Не беспокойтесь, это у него выйдет и без вашей помощи.

Джейн склонилась к столу совсем низко и, дождавшись, пока профессор отвлечётся, продолжила ещё тише:

— Когда зелье станет розовым, надо добавить ещё одну гусеницу. Всего одну.

— Чего? — растерянно прошептал Невилл.

Джейн с опаской покосилась на Снейпа.

К счастью, на помощь пришла Гермиона. Она повторила Невиллу рекомендации Джейн.

В самом конце занятия Снейп подошёл к Лонгботтому, подозвав остальных студентов посмотреть, что же станет с его жабой. Джейн, хоть она и видела, что зелье у него теперь правильного цвета, заволновалась.

— Если Лонгботтом испортил зелье, в чём я не сомневаюсь, его жаба сдохнет, — почти что с ликованием произнёс Снейп.

Джейн представила: что если вместо Тревора, жабы Невилла, у профессора сейчас был бы её Феликс? Как бы она приняла смерть любимца от рук злого декана, да ещё и в окружении глумливых лиц?

— Сэр, не надо, — заливаясь краской, попросила Джейн. — Его зелье приготовлено верно.

— Почём вам знать, Лестрейндж? — с неприязнью протянул Снейп.

— Я вижу.

— Вы ничего не понимаете! Да и мы сейчас как раз это проверим.

— Пожалуйста…

— Очень мило, Лестрейндж, что вы вступаетесь за Лонгботтома, — ядовито проговорил Снейп.

Он таки дал Тревору уменьшающего отвара, но — ура! — всё сработало как надо. Жаба не погибла, лишь превратилась в головастика. Профессор, разочарованно скривившись, вернул ей прежний вид.

— Занятие окончено.

На следующий день у слизеринцев, совместно с когтевранцами, было первое занятие по Защите от тёмных искусств. Мартин, уже успевший познакомиться с Люпином, давал сестре положительные отзывы: профессор был доброжелателен, лишён предрассудков, кроме того, начал знакомство со студентами сразу с практики.

Джейн с самого утра была исполнена любопытного предчувствия.

Профессор Люпин привёл детей в учительскую: там стояло множество разномастных кресел, а у дальней стены располагался большой платяной шкаф. Вот он-то и нужен был для занятия. Профессор велел подойти ближе, и стоящие в первых рядах с удивлением заметили, что шкаф покачивается и ручка у него угрожающе дёргается.

— Это боггарт, — улыбнулся Люпин. — Бояться нечего.

— Боггарт? — опасливо переспросила Милисента.

— Ха! — развеселился Тео Нотт. — Бессмыслица!

— Кто может сказать, что такое боггарт?

Руку подняла Линда Купер.

— Боггарт — это приведение, меняющее свой вид. Оно превращается в то, чего человек боится больше всего.

— Точно! Совершенно верно!

Джейн встречалась с боггартом всего единожды: они с братом тогда играли в поместье Кэрроу и набрели на полузаброшенный чулан. Приведение встретил Мартин — оно обернулось лежащей без движения девочкой. Дженни не успела как следует рассмотреть её — они быстро выбежали вон, — но заметила у девочки рыжие волосы.

— Чтобы победить боггарта, надо хорошо сосредоточиться, — говорил профессор. — Лучшее оружие — смех. Превратите боггарта во что-то смешное: представьте свой страх в комичном обличии. Заклинание для этого такое: Ридикулус. Повторяйте: Ридикулус!

— Ридикулус! — хором сказали студенты.

— А теперь мне нужна помощь кого-нибудь из вас! Есть добровольцы? — по-доброму произнёс профессор Люпин.

Джейн инстинктивно сделала шаг назад. Вызвался Голдстейн.

— Скажи, чего ты боишься больше всего?

— Оборотней…

Джейн впала в задумчивость, пропуская мимо ушей, в каком забавном обличии Голдстейн пытается представить оборотня. Джейн лихорадочно перебирала в голове свои возможные страхи. Опять вспомнились кошмары, сомнения и разочарования. Насмешки, опасения, даже дементоры пришли на ум. «Я неудачница, я проваливаюсь, никто меня не любит», — думала Джейн. У Голдстейна получилось победить боггарта, и все ему зааплодировали. «Я осталась одна, все умерли, снова война, я в Азкабане, Марти в Азкабане, поцелуй дементора, Круациатус…»

— Линда, теперь вы!

Линда Купер несмело вышла вперёд. Перед ней возник лист успеваемости с красными отметками: это были «Тролли» по всем предметам.

— Ридикулус!

Ведомость рассыпалась на сотни разноцветных конфетти.

— Падма!

Джейн опустила голову. «Они не вернулись, нет, вернулись, но убили всех, убили маму, нет, мама перестала со мной общаться, и Марти перестал со мной общаться, Марти стал как Блэки и Малфои, Марти стал убивать магглорождённых…»

— Милисента, вы!

Перед Сентой возник тёмный дремучий лес. Стояла ночь, деревья были так близко друг к другу, колючие ветки свисали так низко, что едва можно было пройти.

— Р-ридикулус!

Листва опала с деревьев, засветило солнце, показался выход.

— Джейн!

Отступать было некуда. Джейн вздохнула и поудобнее перехватила волшебную палочку. На языке вертелось заветное заклинание.

Перед ней возникла Каролина. За спиной зашептались. «Это её мать», — сказал кто-то.

— Джейн, я, кажется, просила тебя не писать писем, — проговорила Каролина ледяным, строгим тоном.

Джейн молча смотрела перед собой.

— Джейн, ты меня утомляешь. Ты глупая, глупая девчонка! Ты ничего не знаешь, не хочешь учиться. Что из тебя вырастет, Джейн? Я надеялась, ты станешь сильной, умной волшебницей, но ты ни на что не способна. Мне противно, что я твоя мать.

Стыд и страх вышибли из Джейн всякое понимание, где она и кто с ней разговаривает.

— Мама, — проговорила она дрожащим голосом, — прости меня, пожалуйста, у меня…

— У тебя ничего не получится. Бестолковая плакса! Такая же, как твой отец, бессмысленное, пустоголовое создание. Тебе самое место среди Пожирателей смерти, этих гнусных убийц. Больше ты ни на что не способна! И как тебя только взяли в Хогвартс?

— Мама…

— Джейн, это боггарт, — раздался откуда-то издалека голос профессора Люпина. — Надо сказать: Ридикулус!

Рука с волшебной словно налилась свинцом. Ничего даже близкого к смеху не лезло в голову.

— Я не хочу тебя знать, и прекрати наконец приезжать ко мне. Ты глупая, скучная, слабая и трусливая, Джейн, ты…

Профессор возник между Джейн и боггартом. Каролина исчезла, и вместо неё в воздухе показался какой-то хрустальный шар — Люпин спокойно расправился с ним.

— Теодор, ваша очередь.

Джейн на ватных ногах отошла в сторону и помотала головой. Это была не мама… это было всего лишь приведение. Дженни коснулась руками лица, и кончики пальцев стали мокрыми. А она и не заметила, как заплакала.

Студенты смотрели на Джейн с изумлением, кое-кто посмеивался. Милисента с таким же удивлением подошла к подруге и неловко обняла её за плечи.

— Дженни, ты чего? Всё в порядке?

— Нет…

Джейн помотала головой и сбросила с себя её руки.

Она не смогла. Мало того что не победила боггарта — так ещё и приняла его розыгрыш за правду, оцепенела от страха, точно перед ней кого-то убили. И расплакалась!

Джейн поглядела в сторону: Драко Малфой смеялся, прикрывая рот рукой, Крэбб и Гойл откровенно веселились.

Она схватила вещи с пола, быстро пересекла кабинет и, не обращая никакого внимания на оклики за спиной, выбежала вон.

Джейн яростно вытирала слёзы, так же яростно шагая по коридору. Практически пулей она влетела в пустую гостиную, поднялась в свою спальню и стала не глядя швырять в сумку какую-то одежду. Она толком не понимала, что делает, с другой стороны, в голове был чёткий план действий.

Оказавшись на улице, Дженни не стала медлить — она быстро и точно двигалась в сторону Запретного леса. Никого вокруг не было — студенты были на занятиях, ведь стоял самый разгар учебного дня; только Хагрид копошился в своём огороде, но мимо него легко удалось проскользнуть.

Джейн шумно дышала, раздувая ноздри, и так сильно сжимала кулаки, что на ладонях оставались красные следы от ногтей. В голове колоколом звучал голос матери-боггарта. Ну да! В чём же она оказалась не права? Джейн слаба, она ничего не может, так какое ей место в школе — среди умелых и талантливых волшебников?

В Запретный лес Джейн входила теперь уверенно и смело. Нет, не входила — под конец дороги она снова бежала, чуть ли не спотыкаясь. Хотелось как можно скорее оказаться в укрытии.

Она легко нашла подходящую поляну. Быть может, это было как раз то место, где они познакомились с Луной Лавгуд. Джейн упала на влажную траву, бросив сумку куда-то в сторону, упёрлась ладонями в землю и зарыдала.

Теперь это точно конец. Джейн знает, кто она такая, и назад дороги нет. Что остаётся делать? Провести ночь здесь, а на рассвете пробраться в Хогсмид, найти камин и отправиться… Куда бы ей податься? Пожалуй, Косой переулок подойдёт для начала. С собой есть какие-то деньги, на них она купит еды. А дальше переберётся куда-нибудь в маггловский район. Сломает палочку, прикинется сиротой, поступит в обычную школу. Так уж и быть, свяжется с Мартином — но только чтобы попрощаться. Будет жить тихо и скромно. Или и вовсе ей остаться в лесу, просто уйти поглубже и затеряться? Ведь никто не гарантирует, что с маггловскими науками получится удачнее, чем с магическими.

Джейн рыдала, кашляла и улыбалась. Да, это на самом деле конец, но у неё есть прекрасный план. Надо только решиться на что-нибудь! Зато — больше не будет позора, разочарований и тревог. И почему она не додумалась до этого раньше? Зачем вообще поступила в Хогвартс, зачем поверила, будто у неё что-то выйдет? Надо было сразу рвать письмо и бежать без оглядки куда подальше. Не пришлось бы два года терпеть насмешки, предрассудки и неудачи.

«Они все слишком добры. И мама (сердце заныло при мысли о Каролине), и Марти, и бабушка — они слишком хорошо воспитаны, чтобы сказать правду обо мне. Но я никчёмная! Зачем было лукавить всё это время? Зачем они лгали мне? Сказали бы сразу — не пришлось бы мучиться и прыгать выше головы. Пытаться прыгать. Я никогда на самом деле не прыгну».

Джейн легла на спину, подложив под голову сумку, когда надоело стоять на четвереньках. Она уже не рыдала — просто слёзы текли по щекам и противно щекотали уши. Осталось всего ничего, успокаивала она себя, переждать день и ночь.

Потом рыдания снова пришли. Джейн сделалось гадко от лжи, которой её кормили все эти годы. Ей лгали о её способностях, лгали о семье, лгали вообще обо всём! Может, она и вовсе не умеет колдовать? Может, Олливандер подсунул ей какую-то особенную палочку, которая сама творит магию, а никто этого и не заметил? «Зачем?», — вопрошала Джейн. Правда всегда лучше лжи, так какого драккла над ней так долго потешались? Неужели это в самом деле настолько смешно?

«Ну да. Ты слабая, вот тебя и вытолкали в центр зала, чтобы сделать клоуном. Сама виновата! Тряпка и размазня! Надо было учиться стоять за себя. Конечно — кто бы сказал тебе правду? Ты закатила бы настоящую истерику. Слабакам не говорят правду. Слабаков обманывают. Вот и пожинай плоды своей дурости, Джейн, расхлёбывай последствия своего отвратительного характера».

С другой стороны, хорошо, что она поняла всё хотя бы сейчас. Начать новую жизнь в двадцать три было бы сложнее, чем в тринадцать. Она ещё не успела обрасти связями, соответственно, не расстроила своей никчёмностью слишком много людей. Её трусости и слабости не увидели дядя с тётей. Она не успела ни в кого влюбиться, не успела отвратить его от женщин навсегда. Да, поздновато всё случилось, но пока некритично. Ещё можно что-то придумать, а те, кто её знает, смогут восстановиться от гнусного опыта общения с плаксой и дурой.

«У тебя был шанс заслужить уважение — хорошо учиться и делать успехи, — ты же его упустила. Всё. Это целиком и полностью твоя вина. Тебе ещё повезло, что рядом всё это время были хорошие люди, которые тебя терпели. Это они зря. Надо было сразу говорить как есть, избавили бы себя от твоей назойливой компании быстрее».

Джейн села и уставилась на деревья. Вот, кому было хорошо. Качались себе спокойно на ветру, мерно сбрасывали листья, готовясь к зимней спячке. Деревья полезные и красивые. Не то что она. Они дают тень, дают древесину, дают сок, дают приют зверям и птицам. Без деревьев было бы плохо. Без неё же… Джейн даже улыбнулась, искренне радостная за родных и приятелей. Они наконец-то вздохнут спокойно. Мама наконец-то будет свободна, и никто не станет её утомлять.

«Мамочка, — подумала Джейн, — прости меня, пожалуйста. Я не смогла. Прости, мама».

Она принялась перебирать траву и опавшие листья. Совсем как в детстве, когда взрослые и Мартин (это происходило, конечно, крайне редко) оставляли её. В голове звенела пустота. Всё уже было передумано и решено. Оставалось чуть-чуть подождать.

Дженни посадила себе на палец маленького паука и поднесла к лицу, чтобы рассмотреть. Паук был чёрный, с круглым брюшком и тонкими кривыми лапками. Он смешно ползал по Дженниным рукам. У Джейн оставалось наследство от отца (те деньги, что он не успел проиграть в карты), и теперь она подумала: может, забрать всё и отправиться в путешествие? Совсем нигде не учиться (всё равно ничего не выйдет), но колесить по миру и глядеть на животных?

Вдруг Джейн стало очень холодно. Она даже задрожала. Небо сделалось как будто темнее, хотя облака не закрывали солнце. Птицы вспорхнули с деревьев поблизости и быстро полетели прочь. Джейн подняла голову и — обмерла. Ей показалось, что она вот-вот лишится чувств. Над жёлто-зелёными кронами парил дементор. Дженни шёпотом выругалась самыми некрасивыми словами. Дементор стал медленно снижаться.

Она вскочила на ноги и, забыв про сумку, помчалась в глубину леса. Ноги путались в корнях и редкой траве, руки царапали низкие ветки. Но Джейн было всё равно. Она бежала сломя голову, бежала так быстро, как никогда в своей жизни не бегала. Проклятый холод преследовал её. Мысли все были наполнены ужасом. Джейн не взяла даже волшебную палочку, хотя — в чём бы она пригодилась? Ей неведомо было заклятие патронуса, а ничем другим дементора было не прогнать.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — сбивчиво шептала Джейн, уносясь всё дальше и дальше.

Она не обращала внимание на усталость, на боль. Неистовый страх весь завладел ею, она думала только о том, как бы не упасть. Джейн перелетала через кочки и ломала ветки. Ей было страшно глядеть назад, но даже сквозь бег она ощущала отвратительный холод и понимала, что дементор всё ещё рядом.

Конечно, Дженни всё-таки упала. Прокатилась по земле, разодрала лицо. Холод и страх были совсем рядом. Джейн встала на колени и бешено заозиралась по сторонам. По правую руку оказалась какая-то нора. Не думая ни секунды, она юркнула туда, забилась поглубже и затаила дыхание.

«Зачем я тебе? — Джейн плакала и тряслась. — Мне плохо. Плохо! Ты даже не наешься, идиот. Уходи! Уходи же отсюда!»

Джейн едва дышала и думала обо всём плохом и страшном. Вспоминала боггарта, свой позор, представляла смерти и предательства, братоубийство, войну, погибших или запытанных друзей, насмешки, расставания, разочарования. Она сдавленно рыдала, прикусывая кулак, и зарывалась в самые дебри израненного разума. «Всё плохо, всё плохо, всё плохо, — как мантру повторяла Джейн про себя. — Надежды нет, лучше не станет, всё плохо, я плохая, они плохие, ничего не выйдет, это конец». Дементор провоцировал эти мысли, но они же его и отталкивали. Он пришёл за хорошими эмоциями, упадок не насыщал.

Вокруг стоял запах земли, тонкие корни лезли в глаза и норовили обвить руки, волосы у Джейн были уже грязные и растрёпанные. Она неудобно лежала, но пошевелиться — не смела. Кажется, на бегу Дженни прокусила губу — во рту стоял привкус крови.

Она не знала, когда пропал холод. Понимание времени стёрлось. Джейн провела в укрытии долгие часы, полудремля и плача; когда она вылезла и поднялась на ноги, не было ни дементора, ни света. Наступила ночь.

Джейн устало плелась обратно к своей поляне, впрочем, не то чтобы ей очень хотелось туда вернуться. Там осталась сумка с одеждой и волшебной палочкой, но какой от них прок, если она всё равно собирается пуститься в бега и отказаться от магии?

«И зачем было так бежать? — думала Джейн теперь. — Высосал бы дементор душу, стало бы лучше». Похоже, тогда ею овладел какой-то инстинкт.

Джейн вернулась на поляну и нашла наощупь свою сумку. Она достала волшебную палочку, зажгла Люмос и села на траву, обхватив руками колени. Чуть помедлив, вытащила свитер и оделась. В волосах кто-то закопошился. Джейн без отвращения сняла с головы дождевого червяка.

Она просидела ещё час, может быть, два, прежде чем её снова потревожили. На сей раз раздался шорох — от земли, так что Джейн не стала вставать и уходить, но спокойно глядела перед собой ожидая. Она думала увидеть какого-то зверя или Хагрида, но на поляну вышла Луна Лавгуд.

— Дженни, — обрадовалась Луна. — Я так и думала, что ты здесь.

— Привет, — Джейн неловко махнула рукой. — У тебя есть яблоки?

Она только теперь поняла, что голодна, а ещё — почувствовала головную боль, да такую сильную, что стало невыносимо смотреть на свет.

Луна помотала головой и протянула Джейн руку.

— Идём в замок. Марти тебя ищет.

Джейн поджала губы, не ответив на помощь, поднялась, но с места не сдвинулась.

— У меня, наверное, очень много мозгошмыгов сейчас, — проговорила она, криво усмехнувшись.

— Это нестрашно!

— Я не хочу, — сказала Джейн тихо и теперь серьёзно. Опустила голову и, заметив, что Луна босая, удивилась: — Почему ты без обуви?

—Нарглы украли мои ботинки. Ну, идём. Я обещала Марти тебя найти, — спокойно улыбнулась Луна.

После встречи с дементором Джейн ещё сильнее захотелось уйти. Но, поняв, что Луна её не оставит, она всё-таки пошла с ней. Да и Мартином можно было попрощаться по-человечески.

Боль поселилась где-то над правым глазом и распространялась оттуда по всему лицу. Голова чесалась от грязи. Луна шла рядом молча и мечтательно вертела головой. Джейн же думала только о том, чтобы поскорее объясниться, вернуться в лес и поспать.

— Дженни!

Только они с Луной вошли в холл замка, с другого конца коридора к ним побежал Мартин.

— Дженни…

Он смотрел на неё и думал, кажется, ругаться или радоваться. Но потом его взгляд скользнул по её растрёпанным волосам, грязной одежде, содранному лбу, и Мартин удивлённо спросил:

— Что с тобой случилось?

Джейн вздохнула, но, решив, что они всё равно скоро расстанутся, честно ответила:

— Я пряталась от дементора.

Мартин покачал головой и потёр переносицу.

— Ты пряталась от дементора? — переспросил он, словно строгий отец.

— Да.

— Я пойду к себе, Марти, хорошо? — подала голос Луна.

— Конечно, — оживился он и посмотрел на неё. — Спасибо тебе огромное!

Луна ушла. Мартин забрал у Джейн сумку и сказал ей идти с ним в гостиную.

— Марти, я хочу… — начала было Джейн.

— Идём, пока Филч нас не нашёл, — он потянул её за руку.

Джейн растерялась и сама не заметила, как послушно поплелась за братом.

В гостиной уже практически никого не было. У камина сидела Милисента с Феликсом на коленях, и Дольф Уилкс играл в шахматы с каким-то своим однокурсником.

— Дженни, — обрадовалась Сента и кинулась к ней. — Прости, но я ему всё рассказала! Я так испугалась, когда ты не пришла на занятия… прямо… сразу нашла Мартина и…

— Джейн! — закричал Уилкс. — Ты гуляешь после отбоя? Как здорово!

Мартин так на него посмотрел, что мальчику не осталось ничего, кроме как схватить своего приятеля и скрыться в спальне.

— Спасибо тебе ещё раз, Сента, — кивнул Мартин. — Луна Лавгуд её нашла. Я-то бегал по всему замку, а она скорее догадалась, куда Дженни могла уйти.

Милисента потрепала Джейн по плечу и тоже исчезла за дверью спальни.

— Судя по всему, ты очень хорошо спряталась от дементора, — усмехнулся Мартин, посадив Джейн на диван.

Она нахмурилась и сложила руки на груди.

— Я бежала по лесу, а потом нашла нору. Его отпугнули мои грустные мысли.

Брат немного поколдовал над ней — волосы, одежда и руки стали чистыми.

— Болит? — спросил Мартин, посмотрев на ссадины на её лице.

Джейн помотала головой: если какая боль её и беспокоила, то головная.

— Ты всё знаешь, — сказала наконец Джейн. Неясно было, вопрос это или утверждение.

— Про боггарта? Знаю.

— Тогда я пойду, Марти. Пока.

Джейн встала, потом, помедлив, наклонилась к брату и обняла его.

— Куда ты собралась?

— Я ухожу.

Мартин схватил её за руку и развернул к себе.

— Я ухожу, — повторила Джейн непривычно твёрдо. — Не умираю. Просто ухожу. Если ты знаешь про боггарта, то я не понимаю, чего тебе здесь не ясно.

— Куда уходишь? — спросил Мартин спокойно, но руки её не отпустил.

Джейн немного стушевалась.

— Я ещё не решила. Либо к магглам, либо в лес. Либо… возьму папины деньги и уеду смотреть животных.

Мартин посмотрел на неё, кивнул и приглашающе улыбнулся.

— Хорошо. Давай. Единственное — я пойду с тобой. Подождём до утра, ладно? Неплохо бы выспаться.

— Марти, нет, — разозлилась Джейн, вырывая руку. — Я пойду одна.

— Одна — не пойдёшь.

— Тебе нельзя со мной! — почему-то шёпотом сказала она. — Ты умный.

— Это здесь причём?

— Ты, что, не понимаешь? — Джейн от беспросветности ситуации спрятала лицо в ладонях и помотала головой, что усилило её боль. — Я ухожу, потому что я глупая. И ещё… много какая. Мне здесь не место.

— Да, Сента дословно передала мне речь твоего боггарта.

— Ну и чего ты тогда спрашиваешь?

— Ты уходишь из-за того, что сказала тебе «мама», или из-за того, что не смогла его одолеть?

Джейн стиснула зубы.

— Просто, — процедила она. — Из-за всего. Я глупая и неспособная, я плохо учусь, ничего не умею, позорюсь, да как ты не понимаешь?

— Не понимаю и, боюсь, никогда не пойму.

— Пока, Марти, я хочу спать.

Джейн подхватила сумку, круто развернулась и зашагала в сторону выхода из гостиной.

— Где ты будешь спать? — раздалось из-за спины.

— В лесу!

Мартин сначала глядел сестре вслед, но потом всё-таки встал и, схватив её в охапку, оттащил к дивану, на котором они сидели.

— Марти, — почти взмолилась Джейн от усталости и нетерпения. — Мне надо уйти.

— Я тебя не отпускаю.

Она нахмурилась и приняла расстроенный вид.

— Вот зачем ты мне врёшь?

— Вру?

— Да. Я сегодня поняла. Вы все мне врёте. Я на самом деле гадкая и… и скучная. Но теперь я ухожу! Так что можешь сказать правду.

— Правду? — улыбнулся Мартин.

Джейн закивала.

Он сделался вмиг очень серьёзным.

— Люпин нам тоже показывал боггарта. Мой боггарт — твоя смерть. И я тоже не смог ничего сделать. Я был просто в ужасе.

Джейн растерялась, и даже бежать как-то перехотелось.

— Почему? — только и спросила она.

— Почему что?

— Я. Не Родольфус и Беллатрикс…

— Что такое жить без родителей, я знаю. А без тебя — нет.

Джейн было успокоилась, но с новой волной головной боли пришли и новые переживания. Ладно — Марти. Но что же насчёт остальных?

— Не подействовало? — улыбнулся Мартин.

— Я тебе верю, — Джейн еле подавила приступ тошноты от боли. — Но… другие? И я опозорилась сегодня!

— Искренность ещё никого не делала плохим человеком. Так. Кто-то над тобой смеялся?

— Малфой с Крэббом и Гойлом, Пэнси с Дафной немножко, ещё кто-то с Когтеврана.

— Отлично.

— Марти, только не…

— Девочек я не трону. Сама их проучи, если надо.

Джейн шикнула и приложила ладонь ко лбу.

— Что такое? — спохватился Мартин.

— Голова болит, — проговорила она жалобным тоном, но нашла в себе силы отнять руку от лица. — А… что ты там сказал про искренность?

— Никогда не пытайся быть кем-то, кроме себя. Ты лучше всех этих Малфоев, Эйвери и Паркинсонов именно потому, что не корчишь из себя не пойми кого. Лучше уж «позорься», как ты выражаешься, чем становись жестокой, — Мартин осёкся, посмотрев на сестру: она скривилась от головной боли. — Пойдём ко мне.

— В смысле — к тебе?

— Ну, я в вашу спальню не поднимусь. А одну тебя тоже не оставлю. Ты такая бледная...

Мартин поднял сестру на ноги и отвёл в свою комнату. Остальные уже спали. Он усадил Джейн на постель, а сам ушёл в ванную. Вернулся — с какой-то банкой и платком.

— Выпей, это от головной боли, — он протянул ей крышку от банки, которую доверху наполнил зельем. — А это приложи к ссадине.

Джейн послушно выпила, а потом забрала из его рук платок. Он был холодный и мокрый, и ранки на лице защипало от заживляющего раствора.

— Теперь ложись спать.

Джейн разулась и послушно улеглась на его постель, прижав ноги к груди — словно бы её попытки уменьшиться могли спасти от боли.

Мартин сел рядом и погладил её по волосам. Джейн зажмурилась.

— Скоро подействует, — сказал он тихо. — Не убегай больше, Дженни. Если что — мне говори.

— Ты хочешь… драться, — язык уже плохо слушался.

— Не драться, а мстить. И не всегда, вообще-то.

Он аккуратно погладил сестру по щеке тыльной стороной ладони.

Наутро Джейн чувствовала себя лучше. Она поднялась раньше Мартина и ушла в свою спальню, приняла душ, переоделась. Пэнси с Дафной ещё спали. Джейн спустилась в гостиную читать и там встретила Милисенту.

— Как ты, Дженни? Всё в порядке? Ты больше не переживаешь? — накинулась подруга, тревожно поглядывая перед собой.

Раздался злобный хохот Альберты Эйвери.

— Не обращай внимания, — надулась Сента. — Этой злюке лишь бы поиздеваться.

Джейн поёжилась и забралась поглубже в кресло.

— Всё в норме, — проговорила она ровным тоном. — Но, пожалуйста, больше никому не рассказывай…

— Конечно-конечно! Я только Мартину… потому что испугалась… И всё! Силенцио!

— Спасибо, — кивнула Джейн. — Я почитаю, ладно?

— Да, да…

Джейн взяла с журнального столика книгу по магозоологии, которую сама же там и оставила прошлым утром, и раскрыла на главе про гиппогрифов. Ей было любопытно выяснить: эти животные — звери или всё-таки птицы? Теперь, конечно, Джейн читала скорее затем, чтобы отвлечься, но всё было лучше неприятных мыслей и ожиданий.

На завтрак они шли вместе с Мартином. Вид у того был спокойный, но немного задумчивый.

— Запереться в замке — это полнейшая чушь, — начал Марти, когда они поднимались из подземелий. — Но с дементорами надо что-то делать. Научимся вызывать патронуса?

Джейн нахмурилась. Идея была прекрасной, только — магия патронуса, насколько она знала, по сей день оставалась одной из самых сложных.

— Как?

— Я думаю, можно обратиться к профессору Люпину, — легко сказал Мартин. — Он добрый. Это раз. Два — ведёт Защиту от тёмных искусств. А дементоры не то чтобы борцы Света. Всё сходится.

Дженни вспомнилось её позорное «сражение» с боггартом, и она сникла. Ну разве выйдет у неё магия такой силы, если даже банальный страх победить не удалось?

— Подумай над этим, — назидательно сказал Мартин. — И есть ещё кое-что. Уже не по теме, — усмехнулся он. — Я решил, что нам делать с маленьким Дольфом.

— Говоришь как о собаке, — заметила Джейн.

Он нетерпеливо отмахнулся.

— Сделаем его нашим разведчиком. Будет дружить с Малфоем, Эйвери… ты понимаешь направление. Ну, вроде как «дружить», естественно.

— Не подозрительно?

— Прошло всего ничего. Помнишь, Эйвери сказала после распределения что-то типа «посмотрим, как бы он не разочаровался в тебе»? Так мы и сделаем вид, что разочаровался! Я же весь такой неправильный и вообще не сын своего отца…

— Марти, ты как будто к войне готовишься, — с полу-улыбкой сказала Джейн.

— Пока к холодной.

Вечером Лестрейнджи нашли в гостиной Дольфа Уилкса. Отвели его в сторону, и Мартин завёл серьёзный разговор, предусмотрительно осмотревшись, чтобы никто лишний не подслушал.

— Я не хочу вырезать магглорождённых. Я не против Ордена Феникса и Дамблдора. В теории. И мои родители такие же.

Маленький Дольф смотрел на него своими большими радостными глазами.

— Ты не разочарован? — хмыкнул Мартин.

Он замотал головой и с интересом подался вперёд.

— Значит, сделаешь вид. Дольф, у нас с Дженни для тебя ответственное задание. Ты должен притвориться, будто я тебе не нравлюсь, и…

— Как так?

— …и втереться в доверие к Малфою, Эйвери, Мальсиберу, Флинту... выберешь сам. Если ко всем сразу — это будет совсем замечательно. Будешь общаться с ними, поддакивать им. Если они будут ругать нас — ты скажешь, что полностью согласен. Что мы тебе не нравимся, что мы позорим Слизерин. Послушаешь их пару раз — поймёшь конкретнее, что говорить. Но посыл такой.

— Я буду разведчиком? — прошептал Дольф.

— Да! — обрадовался Мартин. — Это теперь твоя миссия. Быть нашим разведчиком.

Мальчик сначала воспрял духом, но потом на его лице отразилось напряжение.

— Но… но я так хочу с вами дружить!

— Ты можешь с нами дружить, только тайно. Это как такая игра… ты — двойной агент.

— Шпион на секретном задании, — подсказала Джейн, по-доброму улыбнувшись.

— А если у меня не получится?

— Ничего страшного. Никто не умрёт. Мы просто попробуем.

— Ой-ой-ой, это так волнительно! — Дольф замахал руками, как будто ему стало жарко.

— Хорошо, поволнуйся чуть-чуть. А потом начинай. Только постепенно. Вот, например: мы тебе сегодня рассказали, что не хотим убивать магглов. Ты расстроился. Пару дней поломаешься. Когда Малфой в очередной раз начнёт нас ругать, скажешь ему, что так нам и надо. И дальше — по накатанной. Понятно?

Дольф на секунду замялся, но потом бодро ответил:

— Да! Я буду хорошим разведчиком!

— И смотри, не кричи нам ничего через всю гостиную. Ничего хорошего.

Он закивал, а потом подорвался со своего места и побежал обратно к друзьям.

— А если ему не поверят? — спросила Джейн с опаской. — Если будут издеваться?

— Свернём операцию. Ну, и я их отучу обижать детей.

История с боггартом постепенно забывалась. Только на Слизерине нет-нет да кто-нибудь припоминал Джейн её позорный выпад: Драко Малфой, судя по всему, радостно поделился со своим ближним кругом подробностями того занятия.

Дженни всё никак не могла решиться попросить у профессора Люпина помощи с патронусом. Всякий раз, как она собиралась подойти к нему после пары и обо всём рассказать, он казался ей жутко усталым и занятым — Джейн робела. Впрочем, дементоры больше не одолевали её, хотя прогулки за пределами замка не прекращались.

Так наступил октябрь. Мартин отпраздновал свои пятнадцать в кругу друзей. Операция Дольфа Уилкса продвигалась с успехом: он аккуратно вливался в компанию лестрейнджевских неприятелей и почти отучил себя глупо улыбаться при виде Мартина в общей гостиной. Тренировки по квиддичу шли полным ходом, правда, Малфой играл совсем плохо: хоть его рука и зажила, он готов был уверять каждого, что ему по-прежнему больно. Он летал лениво и едва следил за снитчем.

— Нет, так не годится, — решил Руквуд на очередной тренировке. Он суровым взглядом обвёл чуть пристыженных игроков. — Джейн!

Дженни встрепенулась и подняла на него разноцветные глаза.

— В этом матче ты сыграешь за ловца. Мартин говорил, что ты иногда тренируешься со снитчем.

Марти с готовностью закивал.

— Я? — спросила Джейн, точно только что его услышала. — Я — за ловца?

— Ага. Реакция у тебя не ахти какая, зато ты маленькая и лёгкая.

Драко хмыкнул.

— Посмотрим, Лестрейндж, как тебе повезёт. Эндрю, а точно нет никого более подходящего?

— Нет, — сухо проговорил Руквуд и прищурился, поглядев на Малфоя: — Постарайся уж поправиться к следующему матчу. А то, если Джейн сыграет хорошо, я серьёзно подумаю о замене.

С тех пор Джейн стала заниматься в разы упорнее. Она напрягала всю себя, чтобы не отвлекаться и исправно ловить снитч. Не то чтобы ей так хотелось заменить Малфоя насовсем — скорее она не желала подвести капитана и команду.

Правда, погода с течением осени всё сильнее и сильнее портилась. Целыми днями лили дожди, по ночам кое-когда ударяли первые морозы. Джейн часто возвращалась в гостиную затемно, ей хотелось много спать, правда, по ночам так и продолжала мучить бессонница. А ведь приходилось ещё и делать домашние задания! Профессора совсем нагружали третьекурсников: ладно — Джейн, она могла иной раз сделать что-нибудь кое-как или и вовсе у кого-то списать; Сента же не вылезала из-за учебников днями, даже по выходным заваливалась пергаментами и книгами.

На канун Самайна пришёлся первый поход в Хогсмид. Джейн слышала много хорошего об этой волшебной деревне: якобы там можно найти магазин под любую нужду, а ещё — отдохнуть, выпить чего-нибудь вкусного и посетить загадочную Визжащую хижину.

Мартин отправился с Монтегю, Хиггсом и Трэверсами в «Три метлы», а Джейн, заявив, что ей не хочется лакать сладкое сливочное пиво, заручилась поддержкой Милисенты и пошла гулять по улицам Хогсмида. Ей немного хотелось провести время с Ивэном, но тот с самого утра был один, и она не решилась тревожить его.

Сента потащила подругу в «Сладкое королевство» — большую кондитерскую лавку. Джейн не была большой поклонницей сахара, зато ей нравились лакричные конфеты и кислый мармелад. Милисента, кажется, решила попробовать всё, на что только хватало карманных денег — ей пришлось попросить на кассе большой бумажный пакет, чтобы унести свои покупки. Пока подруги шли по улице, Милисента предлагала Джейн то одни, то другие конфеты, но та всё отмахивалась, с довольным видом жуя лакрицу.

— Как ты думаешь, гиппогриф — скорее зверь или птица? — спросила Джейн, когда они уходили вглубь деревни.

— Зверь, — кивнула Сента.

— Вот и мне так казалось. Но я нашла в нашей библиотеке старый справочник: там сказано — птица. Строение скелета соответствующее. Ну, для полёта. И повадки у него ближе к орлиным, чем к лошадиным.

— Но он очень гордый, да?

— Малфоя задрал, стоило ему сказать гадость. А вообще-то, если знать правила обращения, ничего плохого не будет.

Девочки дошли до хогсмидского сада. Конечно, теперь, поздней осенью, практически все растения были оттуда убраны, и целые клумбы стояли пустые и серые. Однако имелась пара оранжерей — Джейн с радостью прогулялась по ним. В оранжереях было жарко, пахло землёй и цветами. Она ходила вдоль зелёных рядов, внимательно читала таблички, иногда украдкой касалась кончиками пальцев листвы и веток — как бы пожимала деревьям и кустам руки. В одной оранжерее волшебники сажали заморские растения, в другой — лечебные травы, которые на открытом воздухе росли в этих краях только в тёплые месяцы. Милисента всё ела свои конфеты и показывала пальцами на яркие цветы, расползшиеся по земле, иногда спрашивая Джейн, что от какой болезни помогает.

— Ой, какие красивые!

— Это календула. Обычные цветки. Лечат раны, ожоги и воспаления…

Когда они вышли из оранжерей и сделали круг по парку, рассмотрев хвойники, выглянуло солнце.

— Смотри, — Милисента, задержавшись, посмотрела куда-то вниз, — там кладбище. Пройдёмся?

Джейн пожала плечами — предложение подкупало своей неординарностью.

Кладбище стояло на краю Хогсмида; за ним начинались мшистые холмы и редкий лес. Поскольку начался Самайн, людей на кладбище было достаточно — и две милые девочки не выглядели подозрительно (максимум — печально). Волшебники несли цветы, сладости, сушёные травы.

— В нашем родовом поместье во Франции последние пару веков стоит большой склеп, — поделилась Джейн, осторожно шагая по узкой дорожке. — Когда прадедушка переехал сюда, он решил построить такой же. Но там немногих успели похоронить, прежде чем Лестрейндж-холл разрушили. Конечно, наверняка что-то осталось, но нам с Марти никогда не показывали.

Дедушка Ричард погиб во время штурма Холла, и тогда не было времени проводить все необходимые похоронные ритуалы. Рабастан, отец Джейн, умер во время какого-то из рейдов — семья даже не видела его тела.

— «Последний же враг истребится — смерть», — прочитала Дженни на одном из надгробий.

— Мама говорила, что это лозунг Пожирателей смерти, — тихо сказала Милисента. — Эти слова, кажется, из Библии…

— Пожирателей смерти? Никогда такого не слышала.

— Мне тоже как-то слабо верится. Похоже больше на успокоение для родственников… мол, душа любимого будет жива и дальше.

— Кхм, девушки, дайте, пожалуйста, пройти, — раздалось из-за спины.

Джейн и Милисента спешно посторонились.

— Пусть духи предков всегда будут рядом и охраняют вас, — проговорила Дженни.

— И вас с Самайном!

На обратном пути Джейн думала о дедушке. Он погиб как раз в ноябре — через пару недель после того, как исчез Волдеморт. Кассандра почему-то никогда не могла вспомнить точную дату, и они поминали Ричарда Лестрейнджа в ночь Самайна.

В замок дети вернулись после захода солнца. Практически сразу отправились на праздничный ужин. Столы, как и всегда, ломились от угощений. Свет был приглушён, под потолком парили сотни тыкв с янтарными огнями. Звучали весёлые и живые разговоры.

Потом наступило время танцев. Профессора убрали обеденные столы, включили музыку. Несмотря на динамичность мелодий, девочки и мальчики тут же принялись искать себе партнёров. Мартин подарил первый танец сестре, а потом подскочил к Гвен Трэверс. Джейн по-доброму покачала головой и обвела скучающим взглядом зал.

— Привет, — она подошла к Ивэну — он стоял чуть поодаль и тоже, кажется, скучал, — ты не очень любишь все эти праздники, да?

— Почему это? — улыбнулся Ивэн.

— Мне нравится танцевать, но скорее что-то классическое, — как бы не слушая его, продолжала Джейн.

— Любишь венский вальс?

Она рассеянно кивнула.

— А музыка…

— У тебя же хорошее воображение.

Джейн приложила ладони к щекам, чтобы он не заметил вдруг её румянца.

Ивэн с улыбкой проводил подругу в центр зала. Она тоже улыбнулась, отнимая руки от лица.

И тут — зажёгся свет, смолкла музыка. Отовсюду послышались возгласы протеста и негодования. Профессора позвали старост, и Ивэн, извинившись, ушёл.

В школу проник Сириус Блэк. Более того, он пытался попасть в гостиную Гриффиндора! Школу тут же бросились проверять; студентам же надлежало провести ночь в Большом зале.

— Всегда мечтала спать на полу рядом с Уизли, — фыркнула Дафна, брезгливо опускаясь на край спального мешка (ими застелили весь зал, дабы детям было где спать).

Джейн быстро нашла Мартина.

— Неужели он, и правда, ищет тебя?

— В гостиной Гриффиндора? — усмехнулся Мартин, впрочем, в этой усмешке была доля досады. — Не-а, похоже, дело снова в Поттере.

— Зачем ему Поттер? — с вызовом спросил Грэхем.

— Зачем-то же он понадобился ещё Волдеморту, — ляпнул Марти.

— Так всё-таки Блэк — Пожиратель смерти?

— Я не это имел в виду. Просто всем нужен Поттер.

— Бедняга… — произнесла Джейн.

— Всем спать! — объявил староста Гриффиндора, Перси Уизли.

— Джейн, ты останешься? — спросил Мартин.

— Пожалуй, найду Сенту, — она, развернувшись, аккуратно зашагала по Большому залу.

В день матча на улицу было не показать носу без страха слечь тут же с ангиной или бронхитом. Хлестал дождь, ветер обламывал деревья и срывал с веток последние листья.

— Что, Лестрейндж, рада играть за ловца? — смеялся Драко утром в Большом зале.

Джейн искренне не понимала, чему ей стоит радоваться: ловцом её назначил Руквуд, да и нарлу было понятно, что мало кто будет счастлив выходить на поле в бурю. Впрочем, кого-кого, а Джейн не слишком пугали природные катаклизмы.

— Я и не в такую погоду летал, — решительно заявил Эндрю, когда настало время выходить на поле. — Не забывайте каждый свою тактику. Слизерин, вперё-ё-ёд!

Команда захлопала и закричала что-то вроде «да-а, ура!», а Эндрю, воспользовавшись моментом, подошёл к Джейн.

— Не волнуйся, — сказал он, чуть нагнувшись перед ней. — Быть ловцом даже легче: не надо постоянно думать о квоффлах. Просто летай туда-сюда, ищи глазами снитч.

Джейн сосредоточенно кивнула. Стоило ей выйти из раздевалки, как в лицо ударил холодный ветер.

Метла виляла и кружилась, из-за дождя одежда, намокая, прилипала к телу, руки соскальзывали с древка, а раскаты грома порой проносились очень близко — Джейн, точно зачарованная, прислушивалась к ним и млела. Голос комментатора Джордана был еле слышен, рёв болельщиков слился в один неясный гул. Игроки чудом избегали столкновений, а о нормальном течении матча и речи не шло. Пытаясь спуститься чуть ниже, Джейн чуть не налетела на Мартина, а несколькими минутами позже кто-то запулил квоффл в её сторону — это заставило резко взмыть вверх, прямо в гущу дождя и ветра. Джейн действительно поверила, что поймать снитч будет легко, но, нет: она еле различала своих же однокашников и большие мячи — о крохотном снитче нечего было и говорить. Джейн казалось, что он просто-напросто исчез, отказавшись летать в такую бурю.

Взяли тайм-аут. Слизеринцы спустились на мягкую от влаги землю.

Джейн перекинула косу через плечо и со странным удивлением заметила, как дождевая вода по капле стекает с волос на одежду.

— Хорошо ты придумал, — с лёгким раздражением сказал Мартин Эндрю, — дать ей ловить снитч в такую погоду.

— Малфой же у нас раненый, — тем же тоном заметил капитан.

— Он как будто прогноз погоды смотрел, — усмехнулся Грэхем.

— Зато мы ведём, — приободрённо произнесла Гестия: её в этом году таки взяли в команду на роль охотника, — Марти набрал очков.

Джейн решила во что бы то ни стало поймать снитч.

Одновременно с раскатом грома раздался свисток мадам Трюк: пришла пора возвращаться к игре.

Джейн кружила над трибунами, пытаясь выследить маленький золотой мяч. Кажется, блеснуло что-то среди непроглядной стены дождя, но мгновенно скрылось — может, это была и вовсе молния. Снова прогремел гром. Джейн улыбалась через дрожь, изо всех сил держась за метлу. Заметила, как кто-то стремительно опускается на землю. Судя по всему, это был кто-то из своих.

Вдруг прямо перед носом возник снитч. Насколько позволял ветер, Джейн помчалась вперёд. Победа Слизерина была на расстоянии вытянутой руки. И тут — на поле стало неестественно тихо. Нет, огромные капли всё так же падали с неба, ветер выл, сбивая шарфы с плеч болельщиков, что же тогда произошло? Дженни тряхнула головой и продолжила погоню за снитчем, который уже успел отдалиться. Сзади мчался Поттер, Джейн заметила его краем глаза и чуть было не сбавила ход. Хотелось дать ему шанс на победу, но она вспомнила встречу с Эндрю в поезде и — снова стала набирать скорость.

«Мы не выиграем, — пугающе отчётливо подумала Джейн, — ничего не получится. Я не поймаю снитч, я сейчас упаду».

Лихорадочно ища помощи, Джейн глянула вниз. Лучше бы она не делала этого. У земли парили десятки дементоров, они обращали к небу свои несуществующие глаза. Джейн сделалось дурно.

«Мама была права. Мама во всём была права. Я — ничтожество. Я ужасна. Я не умею играть, ну зачем, зачем, зачем меня взяли в команду?»

Перед глазами стало темнее. Как будто резко наступила ночь.

«Они никогда не вернутся, а если вернутся, будет хуже. Они нас всех убьют, даже Марти, они злые и жестокие, они убийцы».

Джейн яростно затрясла головой. Всё смешалось: в ушах звенело, рёв болельщиков отдавался болью в висках, ледяной ветер бил в лицо, но она не позволяла себе упустить снитча из виду. Он начал снижаться — Дженни за ним. До земли оставалось всего-то три ярда…

«Папа тоже был убийцей, они с мамой никогда друг друга не любили, он ушёл специально, чтобы не знать меня, да, они ни единого дня не хотел ребёнка, тем более — такого. Ему было бы стыдно за меня, останься он жив».

Дженни вытянула вперёд правую руку, легла животом на древко метлы, кажется, потеряла равновесие. Вдруг в ладони оказался трепыхающийся мячик. А потом — она кубарем слетела вниз, уперевшись носом в холодную траву.

— Дженни!

— Джейн!

— Она поймала снитч!

— А что с Поттером?

— Ох, драккл…

Джейн села, свободной рукой стирая с лица воду. Вокруг была какая-то суматоха: профессора спустились с трибун и теперь вовсю орудовали волшебными палочками, чуть поодаль собрались гриффиндорские игроки и болельщики, они стояли, склонившись над кем-то. К Джейн уже спешили слизеринцы.

— Джейн поймала снитч! — Руквуд рывком поднял её на ноги, держа в своей руке её руку со снитчем.

Джейн посмотрела вправо: патронусы Дамблдора, МакГонагалл и ещё кого-то гнали дементоров прочь с поля. Ей вмиг стало так хорошо и свободно, что она даже заулыбалась.

— А Поттер хлопнулся в обморок! — заржал Флинт. — Прям с метлы упал! Из-за дементоров!

— Правда? — Эндрю с недоверием покосился на толпу в стороне и чуть ослабил хватку на Дженниной руке.

— Иди сам посмотри! Небось, подох, во смеху!

Джейн перестала улыбаться и силой опустила руку. Дождь, кажется, только усилился, ботинки насквозь промокли: казалось, что она стоит в луже.

— Оборжёшься, — разозлился Мартин. Когда же он обернулся к сестре, тон его изменился до неузнаваемости: — Как ты?

— Да я-то… в норме. Только дементоры…

Джейн казалось, что там, в небе, она попала под какой-то гипноз: словно некто в момент наполнил её голову гадкими мыслями, заставил думать обо всём самом плохом и неприятном. Заставил разувериться во всём хорошем.

— Пойдём.

Мартин подтолкнул её в сторону раздевалки. Джейн покосилась было на толпу, но потом развернулась и ушла.

* * *

— Никогда бы не подумала, что дементоры могут так действовать. То есть… я знала, что они вгоняют в тоску и всё подобное… Но у меня всегда появляются ужасные мысли. Будто…

Джейн и Мартин стояли рядом, перевесившись через перила Астрономической башни. Вообще-то вне занятий по Астрономии студентам не разрешалось там находиться, но кто, право, слушался этих запретов? Дженни только закончила домашнее задание по Нумерологии — перед глазами немного рябило от столбиков цифр и переписанных формул.

— Будто что? — скользнув по сестре изучающим взглядом, спросил Мартин.

Джейн тяжело вздохнула, но ответила:

— Будто все мои страхи разом возникают в мыслях. Просто — один за другим.

— Ты боишься, что Каролина в тебе разочаруется?

— И не только этого…

Джейн не решалась сказать ему, какие сомнения терзали её по поводу Родольфуса и Беллатрикс. Ей не хотелось спорить и в очередной раз слышать «Это глупости, Дженни, они не такие».

— Я боюсь, что опять будет война, что кого-то убьют. Но сильнее… да. Мне кажется, что я проваливаюсь.

— Войны не будет без Волдеморта. Только ему она нужна. Но его нет. Нет.

Джейн промолчала.

— Что же касается Каролины… Дженни, не думай ничего, но… одному Мерлину известно, что у неё в голове. Если даже у неё есть определённая система ценностей, ты не должна подстраиваться под неё.

— Марти, она — моя мама.

Он поджал губы и сказал тихо:

— Да, ты права.

Теперь они оба молчали.

Мартин посмотрел на сестру.

— Всё, что здесь, — он легко коснулся её головы, — не обязательно будет правдой. Это субъективность. Всего лишь страхи… а дементоры вытаскивают их наружу.

— Как перестать бояться?

Они посмотрели друг на друга. Джейн — наивно, с каким-то детским вызовом, Мартин — спокойно.

— Ты никогда не перестанешь бояться. Но также твой страх не будет таким острым, потому что рядом не всегда будут дементоры. Даже если… будут, — он поморщился, — ты можешь справляться с ними. Поговори с профессором Люпином.

Джейн сделала вид, что не услышала его.

— Если хочешь, подойдём вместе. Мне бы тоже не помешал патронус.

— Марти…

— А?

— Ты тоже боишься?

Он коротко рассмеялся.

— Ну конечно.

— Чего? Ну, кроме…

— Одиночества. И того, что родители никогда не вернутся.

«А я боюсь, что они вернутся, — подумала Джейн, иронически усмехнувшись, — вернутся, и станет только хуже».

— Чего ты смеёшься?

— Марти, — покачала Джейн головой, — ты никогда не останешься один. У тебя так много друзей!

— Это и есть причина.

Они опять замолчали.

Первым нарушил молчание Мартин. В который раз. Джейн больше нравилось развивать его мысли, чем говорить самой.

— Вот, собственно, дементоры так и действуют… Они расшатывают нервы. Постепенно или… довольно внезапно. Человек разуверяется в том, что что-то может быть хорошо. Начинает казаться, что — не может. Что оно так и будет плохо, что всё самое неприятное обязательно произойдёт. Кого-то они возвращают в самые плохие дни.

Джейн опять вспомнила слова Эндрю Руквуда.

— А ведь кто-то из Пожирателей смерти до сих пор в Азкабане, — проговорила она тихо. — Представляешь, прошло двенадцать лет.

— Что ж, они сами доверились Волдеморту, — хмуро сказал Мартин и тут же добавил: — Отец с мамой — это другое.

Кассандра говорила, когда они были маленькие, что глупые Пожиратели смерти оказались в тюрьме по вине слепой веры в Тёмного лорда и безрассудной преданности своему делу. Откуда Мартин взял, что его родители — исключение, Джейн не могла понять.

— Отец Эндрю не хотел быть Пожирателем смерти. А теперь он в Азкабане. Его предал Каркаров. Ты знал?

— То, что в Азкабане, — знал. Про Каркарова — нет. Кто тебе рассказал?

Джейн неопределённо кивнула.

— Мне кажется, их надо освободить, — только и сказала она.

— Да, — согласился Мартин, — Министерство погорячилось, когда решило раздать пожизненные всем подряд. Но прежде они должны дать обет, что не станут снова убивать.

— Должна быть альтернатива. Альтернатива Азкабану… Вся жизнь с дементорами бок-о-бок — это слишком.

— Да, — опять кивнул он. — Впрочем, многие сходят с ума и уже ничего не чувствуют.

Какое-то время Мартин молчал, подбирая слова.

— Это бессмысленная система. Тюрьма должна исправлять человека, чтобы в конечном счёте он возвращался к жизни. Тюрьма не должна превращаться в бесконечную казнь. Хотя это, конечно, при условии, что за время пребывания там человек всё осознает и на самом деле исправится. Если… нет, Азкабан всё равно бессмысленнен. Убийцы больны, им нужны врачи, а не дементоры. Я имею в виду… те убийцы, кто занимается этим просто так. Вроде как от скуки или для удовольствия. Потому что стать убийцей на поле боя может любой. Это трагедия войны, ничего более.

— Мне кажется, убийство — это в любом случае плохо, — тихо сказала Джейн, а потом посерьёзнела: — Может, ты станешь политиком?

Мартин улыбнулся.

— Не думаю.

На следующий же день у Слизерина и Когтеврана была пара Защиты от тёмных искусств. Джейн, не переставая думать о предложении брата, все полтора часа сидела как на иголках. Она прогоняла в голове всевозможные слова, с которыми могла бы обратиться за помощью, и реакцию профессора. Отвлекла её Линда Купер — подошла после пары и с волнением заговорила:

— Джейн, надеюсь, ты не переживаешь из-за той истории с боггартом. Это пустяки! Ты всё равно очень талантливая и смелая, ты играешь в квиддич лучше многих!

Джейн нахмурилась: прошло достаточно много времени, чтобы оставить эту историю для бессонных ночей и скучных занятий, когда и не такое полезет в голову. В обычное время она предпочитала не думать о своём позоре.

— Просто я… ой, прости! Я тебе напомнила, да? Я тебя расстроила?

Линда краснела, и Джейн смутило это ещё больше.

— Да всё в порядке, — спешно проговорила она и посторонила девочку. — Мне надо подойти к профессору.

Это была пара перед обеденным перерывом, и Джейн надеялась, что не будет ничего страшного, чтобы немного опоздать в Большой зал.

Профессор Люпин с задумчивым выражением на лице убирал в портфель книги и классный журнал.

— Сэр, я могу с вами поговорить? — спросила Джейн, переплетая пальцы рук.

— Что такое, Джейн?

Она взглянула на него: лицо молодое, но всё в глубоких морщинах, и волосы с заметной проседью. Джейн стало неловко, но уйти теперь было бы просто невежливо.

— У меня есть одна просьба. По правде сказать, мой брат подал мне эту идею… Дело в дементорах.

Профессор с добротой в глазах смотрел перед собой.

— Когда они рядом, мне становится очень плохо. Невыносимо. И один раз дементор чуть не достал меня в… в общем, на улице. Я бы хотела, чтобы это прекратилось. Я бы хотела научиться вызывать патронуса.

— Джейн, я не слишком силён в этой области, — с сожалением сказал Люпин, покачав головой.

«Ну вот, — Джейн разозлилась на саму себя, — только зря потревожила профессора».

— Впрочем, я уже обещал Гарри этому научить…

— Гарри? Поттеру?

Люпин кивнул.

— …так что можете приходить вдвоём. Но со следующего полугодия. Сейчас я… немного захворал.

Джейн поняла, что ей стало как-то спокойнее.

— А можно я позову Мартина?

— Да, конечно.

— Спасибо, сэр.

Джейн, умиротворённо улыбаясь, вышла из кабинета. В коридоре стояла Линда.

— Ты чего? — удивилась Джейн. — Все ушли, там только профессор.

— Я ждала тебя. Пойдём на обед вместе?

Джейн отвела взгляд в сторону, но делать было нечего — она зашагала рядом с Линдой.

Перед зимними каникулами студентов отпустили в Хогсмид. Джейн снова была с Милисентой: Мартин проводил время с товарищами по квиддичной команде, а Луна не имела разрешения выходить за пределы школьной территории, она училась всего лишь на втором курсе. Впрочем, ей хорошо было и в компании любимых фестралов, к тому же Джейн обещала, что купит ей большую коробку драже Берти Боттс.

Под ногами шуршал пушистый ковёр, а на ярко-голубом небе искрилось по-зимнему белое солнце. Редкие ели, рассеянные по холмам и лужайкам, были припорошены снегом, и замок, оставшийся позади, казался иллюстрацией к какой-нибудь книге старинных сказок. Джейн щурилась от белизны вокруг и прятала озябшие руки в карманы тёплого пальто.

— Мне очень нравится зима, — поделилась Сента. — Всё такое умиротворённое… чувствую себя как дома. Будто… каждая вещь на своём месте, понимаешь?

Джейн рассеянно кивнула: если ей что-то и нравилось в зиме, то снежные бури, в которые особенно уютно было играть с братом в спальне или слушать бабушкино пение.

— Не надо никуда торопиться. По утрам солнце не слепит в глаза. И так уютно у камина… А тебе что больше всего нравится?

— Осень, — сказала Джейн, немного подумав. — Деревья… рыжие.

Ей опять вспомнилось что-то из глубокого детства, что-то далёкое.

— А ты похожа на осень, — заметила Милисента. — Рыжие деревья, зелёная трава, серое небо.

— Мне нравится Мабон. У нас ведь рядом с домом лес, ну, ты помнишь… Мабон — один из немногих дней, когда бабушка сама водит нас туда. В смысле водила до Хогвартса… Если немного пройти, перелезть через овраг и свернуть налево, будет лужайка. Мы устраивали там пикники. И она… бабушка приносила домой красивые гербарии. Как-то у неё получается делать их очень хорошо. (1)

Хогсмидские домики, словно пряничные, были увешаны гирляндами, в тёплых магазинчиках толпился народ, снуя меж благоухающих корицей полок с подарками в ярких обёртках. На улицах встречались почтенные колдуны в старомодных остроконечных шляпах, маленькие дети в ярких одеждах, ворчащие тролли и лопоухие эльфы. Откуда-то доносилась музыка, а на главной площади, где в тёплое время суток радовал глаз большой фонтан, а сейчас искрилось на солнце ледяное изваяние, всех желающих угощали за бесценок горячим шоколадом и пряным сидром.

Девочки пришли в любимое «Сладкое королевство». В этот день там было не пройти, всюду толпились студенты и даже взрослые, они выбирали, чем бы полакомиться, и спорили, что лучше: перечные чёртики или жвачки «Друбблс». Милисента накупила сладостей себе и брату, и даже Джейн унесла несколько пакетов с подарками.

Потом заглянули в косметическую лавку: там торговали кремами, сыворотками, настойками, духами и много чем ещё. Пока Сента выбирала, чем бы порадовать маму, Джейн прогуливалась вдоль аккуратных полок. У стенда с духами стояла Гестия.

— Джейн, — шепнула она, подзывая подругу, — подойди сюда.

Джейн заметила, что рассматривает она мужской парфюм.

— Что подарить Ивэну? Я ничего здесь не понимаю.

— Сейчас посмотрим, — улыбнулась Дженни.

Сначала она было удивилась столь странной просьбе и в целом — поведению Гестии, но совсем скоро в голове сложился паззл. Джейн внимательно посмотрела перед собой.

— Может, это?

Гестия сняла с полки какой-то флакон, брызнула на бумажную полоску и сунула Джейн под нос.

— Слишком тяжело, — решила Джейн.

Следующий флакон.

— А это?

— Слишком сладко.

И ещё.

— Ну-ка?

— У меня голова кружится.

— Так это же хорошо!

До Джейн только через несколько секунд дошло, чего в этом может быть хорошего. Она потупилась.

— Не в этом смысле кружится.

— Мерлин милостивый, я здесь простою до утра! — сокрушалась Гестия, подсовывая подруге всё больше и больше бумажек, смоченных духами.

— Погоди, у тебя сейчас нюх отобьёт. Дай я посмотрю.

В детстве Джейн ходила с мамой по магазинам, и парфюмерные были одной из основных остановок.

Над каждым флаконом были обозначены группы ароматов и ведущие ноты. Джейн вытянула что-то из-под надписи «цитрусовые».

— Попробуй.

Гестия принюхалась.

— Дорого… Что там?

Джейн перевернула флакон и прочитала:

— Верхние ноты: Калабрийский Бергамот. Средние ноты: Гедион. Базовые ноты: Шипр. Не знаю, что это.

— Звучит красиво, — просияла Гестия. — А я всё смотрела не то. Я их возьму, спасибо!

— Правда? — удивилась Джейн.

Она буквально тыкнула пальцем в небо.

— Ну да. Это очень… в общем, в стиле Ивэна.

Дженни улыбнулась.

Они с Милисентой провели за поисками подарков ещё не один час. Когда вышли из последней лавки, солнце уже село: стояли сумерки, небо над холмами наполнялось тьмой.

— Как бы теперь это всё увезти, — пыхтела Сента на обратной дороге. Они поужинали в «Трёх мётлах», прежде чем выдвинуться в путь, и было теперь совсем по-ночному серо. Только снежные сугробы и освещали дорогу.

— Я отправлю по почте, — пожала плечами Джейн.

— Зачем?

— А мы с Марти решили остаться здесь на Йоль. А что, — простодушно рассудила Джейн, — у мамы свои дела, бабушку пригласили Блэки. Марти очень к ним не хочет. Тем более где Блэки, там и Малфои, а это такое себе удовольствие.

Когда наступили каникулы, в школе остались совсем немногие. Джейн видела, что не разъехались неразлучные гриффиндорцы — Гарри, Рон и Гермиона; в гостиной Слизерина в первый праздничный день она заметила сироту Мальсибера, сестёр Кэрроу и Хиггса с братом и сестрой. Осталась в школе и Луна Лавгуд.

В канун Йоля они были втроём: Джейн, Мартин и Луна. Не то чтобы последние очень дружили, однако ж их связывала Джейн, да и помощь в поисках после истории с боггартом Марти оценил по достоинству.

Днём Лестрейнджи с Флорой и Гестией украсили в гостиной Слизерина йольское дерево и сложили под него свои подарки.

— Жечь костёр не будем, — рассудил Мартин. — Шум поднимут.

Джейн до сих пор помнила языки пламени, роняющие искры. Вид большого огня завораживал её в детстве, и теперь — тоже. Так что ей было даже немного жаль.

Они, разодетые в новые шерстяные свитеры, решили отправиться в кухню и там встретить полночь. Луна, пока шли по коридорам, звонко и весело пела праздничные гимны. У неё был очень красивый голос. Джейн улыбалась как кошка — прошу прощения, как йольский кот, — и всё её существо наполнялось теплом.

— Ну вот, Дженни, — смеялась Луна, когда они уже пришли в кухню, — теперь у тебя ни одного мозгошмыга.

— Мне сейчас хорошо, — сказала Джейн, потягиваясь. — А завтра день станет длиннее!

Девочки сидели за большим высоким столом. Звенела посуда, и в камине трещали поленья.

— Что это у тебя? Пряный сидр? — спросила Джейн, когда к ним присоединился Мартин. Он принёс кружку с чем-то коричнево-оранжевым.

— Ага. Выпейте по три глотка.

Луна с недоверием покосилась на него.

— Не захмелеешь! — рассмеялся Мартин. — Он ещё и горячий.

Хотя не окончился даже декабрь, в этот вечер они провожали тьму и морозы. Солнце снова утверждалось в своих правах.

Каждый год их ждала самая длинная ночь и каждый же год проходила зима, за которой наступало лето. Ничего не могло изменить этого порядка. И было приятно знать, что хоть в чём-то в этой жизни ты уверен.

Бабушка прислала Джейн в подарок вязаный шарф и весьма любопытную книгу.

— «Всё о магии патронуса: от бабочки до мантикоры», — прочитала Джейн и, нахмурившись, посмотрела на брата: — Ты ей рассказал?

— Нет, — удивился Мартин, заглядывая ей через плечо, — я только писал, что у нас в школе завелись дементоры.

— Здесь ещё открытка…

Джейн повертела в руках плотную цветную карточку. На обороте было написано стихотворение.

— Империя на глиняных ногах —

Наш островок: ему уже не сродно

Теперь всё то, что гордо, благородно,

И лавр его похитил некий враг.

И не звенит тот голос на холмах,

Что о свободе пел: а ты свободна,

Моя душа! Беги, ты не пригодна

В торгашеском гнезде, где на лотках

Торгуют мудростью, благоговеньем,

А чернь идет с угрюмым озлобленьем

На светлое наследие веков.

Мне жалко это; и, поверив чуду

Искусства и культуры, я не буду

Ни с Богом, ни среди его врагов. (2)

— Интересно. Это кто?

— Оскар Уайльд, — ответила Джейн.

Бабушка любила рассказывать ей стихотворения и легенды, петь красивые песни. Хотя Джейн, как ей самой казалось, мало разбиралась в искусстве, эта маленькая семейная традиция нравилась ей.

Со второго полугодия начались встречи с профессором Люпином. В первый же вечер Джейн и Мартина что-то задержало в гостиной — они пришли в класс, когда Гарри Поттер уже закончил свою тренировку.

— Полагаю, вам не стоит лишний раз разъяснять, что представляет из себя защита от дементора и как она действует, — с лёгкой улыбкой проговорил профессор, оперевшись о большой стол.

— Мы это знаем, сэр, — отозвался Мартин, и Джейн, вторя ему, закивала.

— Отлично. Но кое-что всё же стоит проговорить ещё раз. Патронуса вызывают ваши самые светлые, самые счастливые воспоминания. Или мечты. Но во втором случае важно не удариться в другую крайность — в меланхолию от неисполнимости. В таком случае ничего не выйдет, а дементор только подпитает тоску. Мысли должны быть сосредоточены на исключительно положительном. И после того как настроитесь, вы произносите: «Экспекто Патронум!» Чётко, не переставая держать в голове что-нибудь хорошее. К сожалению, принести настоящего дементора в замок было бы кощунством, да и Дамблдор не в восторге от этих тварей… стоит иметь в виду, что в реальных условиях всё может проходить не так гладко, да. Но даже без дементора — это будет отличная тренировка.

Мартин решил попробовать первым. Когда он произнёс: «Экспекто Патронум», — из его волшебной палочки вырвалось облако серебристого дыма. Пока ещё бесформенное, тем не менее оно было внушительным по размеру и плотным как очень сильный туман.

— Очень хорошо, Мартин, — улыбнулся Люпин даже, как показалось Дженни, несколько удивлённо. — Для первого раза — впечатляет, более чем! Теперь твоя очередь, Джейн.

— Можно мне… минуту?

Пока брат колдовал, она так и не успела придумать себе счастливое воспоминание. А начать Джейн решила именно с него. Она принялась было перебирать детские годы, но всё оказалось каким-то однотипным, просто спокойно-приятным, чуть-чуть утомительным и печальным, да и к тому же она помнила себя с трудом и урывками. Так, а что же произошло в Хогвартсе? На ум тут же пришли Малфой, Эйвери, Снейп, Тайная комната, бессонница и боггарт. Нет, это всё абсолютно не то! Ну должно же быть что-то хорошее… Ага! Запретный лес, квиддич, Луна, Марти, Ивэн, полёт на гиппогрифе. То, что надо, осталось только выбрать наиболее удачное.

— Я готова.

Джейн вскинула волшебную палочку, зажмурилась и вспомнила: Эндрю Руквуд сказал, что она попала в команду, она летает над полем, дух захватывает и хочется смеяться во всё горло.

— Экспекто Патронум!

Ничего не произошло. Наверное, всё дело было в том, что Джейн в самый последний момент начала ругать себя за отсутствие командного духа и вспоминать все малфоевские насмешки.

— Я попробую ещё, — спешно проговорила она и опять нацелилась в пустоту.

Походы в Запретный лес — это каждый раз волнительно и особенно. Как будто становишься свидетелем какой-то древней тайны. Деревья шумят над головой, пахнет корой и смолой, под ногами самый мягкий ковёр из редкой травы и сухих листьев. Именно лес познакомил Джейн с милой Луной. Как бы хотелось отправиться с ней на поиски волшебных зверей! Луна, Луна… а ведь это она нашла Дженни в лесу в тот день, когда…

— Экспекто Патронум!

Но, конечно, ничего не вышло. Воспоминания раскрутились, Джейн снова залезла слишком глубоко и нарвалась на боль.

А может, стоит не обращаться к мыслям так надолго, а творить патронуса, как только придут первые ассоциации?

— Экспекто Патронум!

Нет.

— Джейн, отдохни, — сказал профессор. — Пускай Мартин потренируется.

Его облако так и не приняло ясной формы, но оставалось всякий раз здоровым и плотным.

Джейн попробовала ещё пару раз, но всё было напрасно. У неё не выходило. Время было позднее, и профессор Люпин отправил детей спать.

— О чём ты думаешь? — почти что с вызовом спросила Джейн, только за ними с братом закрылась дверь кабинета.

— Сейчас?

— Нет! Когда вызываешь патронуса. О чём ты думаешь?

— О том, как встречу родителей, — тоном, каким сообщают очевидное, сказал Мартин.

— И тебе не грустно?

— Что может быть грустного?

Джейн прикусила язык: она и забыла, что Мартин не допускал даже мысли о том, что они не встретятся. Она, впрочем, тоже, да только последнее время не была столь уверена в положительности этой встречи.

С другой стороны, не стоит ли и ей перестать рыться в памяти и наконец отыскать что-нибудь в мечтах? Что если это — выход? Ведь по всему выходило, что совсем счастливых моментов в жизни Джейн было не так уж и много.

Проблема довольства и попытки овладеть патронусом захватили её целиком. Джейн стала (в который раз, однако теперь причина казалась весомой и серьёзной) пренебрегать подготовкой к скучным предметам и по вечерам сбегала из гостиной в пустые кабинеты, чтобы упражняться. «Экспекто Патронум» въелось в память настолько, что однажды она чуть было не ответила этим заклинанием на пожелание доброго утра от Милисенты.

О том, чтобы пропускать встречи с профессором Люпином, не шло и речь. Впрочем, Джейн всегда приходила попозже, чтобы разминуться с Гарри, да и Мартина любезно пропускала вперёд.

Но вот наступил февраль, прошла практически половина, стала подкрадываться весна — а у неё по-прежнему ничего не выходило. Что бы она ни перебирала в голове. Как бы ни убеждала и ни успокаивала себя. Полёты, бесчисленные игры и разговоры с братом, бабушкины песни, надежды на будущее, попытки убедить себя в собственной значимости и уважаемости (вернее грёзы о моменте, когда не придётся больше пытаться убедить), представления встречи с дядей и тётей — всё получалось как-то мимо, всё было чем-то не тем.

«Я, что, несчастна? — с настоящей тревогой думала Джейн. — Я безнадёжна? Я… я, правда, так слаба?»

— Луна, — они гуляли по верхним этажам замка поздним вечером и перекидывались впечатлениями, — скажи, а ты счастлива?

— Да, — толком не думая, ответила она.

Джейн стало не по себе, точно ей только что поставили страшный диагноз.

— И как… ты это понимаешь?

— Я просто живу, — Луна пожала плечами и по-простому улыбнулась, воздав к потолку мечтательный взгляд. — Иногда меня, конечно, одолевают мозгошмыги. Как подумаю о маме… Но у меня есть папа. У меня есть Хогвартс, лес и вы с Марти.

— Неужели этого достаточно? — вырвалось у Джейн.

И тут же она обругала себя в мыслях: «Да, достаточно! Луне достаточно, и любому другому, у кого родственники — не Пожиратели смерти, было бы достаточно!»

— Если чего-то у меня сейчас нет, значит, будет потом, — рассудила Луна. — Но вообще… да. Мне всего хватает.

Они проходили мимо больших окон, и Джейн заметила, что на металлическую ручку подвешены за шнурки кеды. Кеды, очень похожие на те, что носила несколько дней назад Луна.

— Посмотри, — Джейн махнула в сторону, — это не твои?

Луна подошла к окну и рассмеялась.

— Ну да! А я их потеряла. Какие нарглы проказники, как далеко унесли…

Она аккуратно сняла кеды с окна.

— Послушай, а часто у тебя пропадает обувь? — склонив голову, поинтересовалась Джейн.

— Не только обувь. Бывает… всякое. И книги, и ручки, даже подушку как-то стащили.

— Может, попросить кого-то из профессоров выгнать нарглов из вашей гостиной? Подушка — это как-то уже слишком… Пускай им сделают отдельный домик.

— А, нет, — отмахнулась Луна, — они никого больше не трогают. Боятся, — она легко рассмеялась, — а про меня знают, что я не обижу, даже если будут шалить.

— Ты их вообще когда-нибудь видела?

— Не-ет, ты что! Нарглы прячутся.

Джейн тихо вздохнула и отвела взгляд. Ей стало горько и досадно, но она догадалась, что лучше промолчать.

Они поднялись ещё выше, чуть прошли по главному коридору, потом свернули дважды вправо, пока не оказались в тупике. Тогда разговор случайно перешёл к обсуждению семейных девизов.

— …а какой у вас девиз?

— «Изъян и у доброго сыщешь, а злой не во всем нехорош». «Еr-at maðr svá góðr at galli né fylgi, né svá illr, at einugi dugi». Это единственное, что я знаю на древнеисландском. Бабушка научила. (3)

Джейн опёрлась о стену, рука её скользнула чуть вниз и вдруг больно ударилась о дверную ручку. Она отпрянула и с неверием посмотрела перед собой. В стене, где только что не было ничего, кроме рядов голых камней, совершенно отчётливо виделась простая тёмная дверь.

— Ты сказала пароль, — улыбнулась Луна.

— Что… ты бывала здесь раньше?

— Нет, но это же очевидно.

Луна смело толкнула дверь, и Джейн, движимая горячим любопытством, вошла следом.

С десяток секунд девочки стояли на одном месте прислушиваясь. В комнате, точнее — башне, стояла тишина, словно в склепе. Неловким взмахом волшебной палочки Джейн зажгла люстру под потолком.

«Почему эта дверь появилась, когда я произнесла наш девиз? Девиз Лестрейнджей!», — только и вертелось у неё в голове.

Пыль въелась, казалось, в пол, тёмный ковёр, окна и мебель этой башни. Сюда не заходили, как поняла Джейн, лет пятнадцать, если не больше. У стены без единого угла стояли невысокие шкафы, на паре табуреток громоздились коробки и склянки, под окном стояли кресла, а дальше — круглый стол в окружении простых стульев.

— Посмотри, Дженни, какой здесь вид, — вдохновенно произнесла Луна, становясь на цыпочки у окна.

Облака сгущались, заволакивая чёрное небо и пряча яркий месяц с приятелями-звёздами, ветер шевелил деревья у Чёрного озера. В каком-то из ближних окон погасили свет.

Джейн подошла к столу. В некогда прозрачной вазе стоял букет сгнивших цветов. Зрелище было неприятное, но подходящее. Она смахнула пару лепестков с тетради в чёрной обложке и медленно подняла её со стола. Раскрыла и — обомлела.

«Рабастан Лестрейндж», — прочла Джейн на обратной стороне обложки. Дыхание её тут же участилось, а руки задрожали. Отголосок прошлого, кусочек той жизни, от которой тебя непременно будет отделять толстое стекло. Иногда, может, кристально чистое, как вода в Эгейском море, но всегда — стекло.

В этой тетради не было ничего необычного, всего-навсего конспекты по Истории магии, довольно небрежные и короткие, они часто перемежались полудневниковыми записями, заметками, вырезками из газет и журналов. Джейн спешно пролистала тетрадь да так и осталась сидеть с глупым отрешением.

— Что это? — вежливо и мило поинтересовалась Луна.

— Это… это папино.

— Так, посмотри, всё сходится, — обрадовалась Луна, — эту башню нашёл твой папа! Вот почему дверь появляется с вашего девиза и почему здесь его вещи.

— Дядя, — машинально поправила Джейн, глядя на Луну снизу-вверх, — это наверняка была его идея. Он старше.

Джейн опустила глаза. Почерк у Рабастана был размашистый и небрежный. Его слова совсем не походили на идеальное, ясное написание Каролины. И она, Джейн, пошла явно в отца.

— Луна, — Джейн поднялась на ноги, прижимая тетрадь к груди, — давай уйдём отсюда.

— Почему? Здесь всё так любопытно!

«Ага. До того любопытно, что ещё чуть-чуть — наткнёмся на Чёрную метку, книги с тёмномагическими ритуалами или скелет домового эльфа».

— Пойдём. Марти снова меня потеряет.

Луна улыбнулась, пожала плечами и пошла за Джейн.

— Обязательно приведите башню в порядок, — посоветовала Луна. — Это сокровищница!

— Точно, — проговорила Джейн, поглаживая кончиками пальцев шершавую обложку тетради, — правда, сокровищница…

Джейн не спала всю ночь. Сидя на постели с задёрнутым пологом, она перелистывала страницу за страницей, а когда заканчивала — всё начиналось сначала. Разворот: «Инквизиция продолжала преследовать волшебников вплоть до…»; разворот: «Брат сыграл свадьбу — ну и ну! Светится теперь как новенький галлеон!» — и приложенное фото: дурачащийся Басти Лестрейндж в тёмно-зелёном костюме на фоне статных Родольфуса и Беллатрикс в свадебных одеждах; разворот: фрагмент статьи из какой-то малопопулярной газеты: «Бандитская группировка продолжает терроризировать Магическую Британию». Разворот, разворот, разворот. «В команду взяли нового ловца — Регулуса Блэка, кузена нашей Беллатрикс. Отлично играет! Слизнорт его обожает…»

Надо было поскорее поделиться находкой с Мартином. Дженни решила отвести его в одинокую башню следующим же вечером. Она не говорила, куда они идут — просто вела брата за собой, довольно улыбаясь.

— Ага-а! Гуляем после отбоя? — раздалось вдруг за спиной.

— Это Филч, — шепнул Мартин.

— Побежали! Я знаю, где спрятаться!

Джейн, несмотря на слабость от бессонной ночи, помчалась со всех ног, и Марти — за ней. Подъём, поворот, ещё поворот — Филч не отставал от них, они слышали его громкие шаги и злорадные крики.

— Еr-at maðr svá góðr at galli né fylgi, né svá illr, at einugi dugi! — на одном дыхании произнесла Джейн, оказавшись в нужном тупике.

Появилась дверь — она отворила её, втолкнула брата внутрь и вбежала сама.

— Это был девиз нашего рода? — только и спросил Мартин.

— Да, — тяжело дыша, улыбнулась Джейн. — Смотри!

Она зажгла свет и обвела руками комнату. Всё было там таким же, как и день назад. Та же пыль, то же положение мебели.

— Эта комната открывается с нашего девиза. Наверное, её нашёл твой отец. Я случайно обнаружила… вчера…

Мартин стал медленно обходить башню, разглядывая стены и полки.

— Ты никогда здесь раньше не была?

— Что ты! Нет. Я только вчера узнала об этом месте.

Мартин заметил колдографию на торце шкафа. Подозвал Джейн и аккуратно взял карточку в руки.

— Это отец с мамой, — сказал он, указывая на две фигуры в центре.

Джейн внимательно разглядела лица Родольфуса и Беллатрикс. Молодые, весёлые, беззаботные. Совсем не похожи на убийц и садистов. У неё — королевская улыбка и водопад тёмных кудрей, у него — блестящие довольством глаза, а причёска — прямо как у Мартина теперь. Вокруг дяди и тёти Джейн заметила других студентов, кто-то казался смутно знакомым, кого-то она вообще не могла признать.

Мартин перевернул колдографию. «1969. Трэверс, Эйвери, Блэк, Лестрейндж, А.-А. Кэрроу, Нотт».

— Они здесь немного старше тебя, Марти, — тихо сказала Джейн.

— А я и не знал, что Эйвери в школе водился с моими родителями, — усмехнулся он, чуть опустив колдо.

Более явно Мартин походил на Беллатрикс, но силуэтом, особенно так, чуть издалека, во многом повторял Родольфуса. Словом, он идеально совместил в себе красоту обоих.

— Давай посмотрим, что здесь ещё есть, — Мартин поспешно убрал карточку в карман брюк и двинулся на поиски.

Они осторожно заглядывали на полки и разгребали пергаменты на столе. Под слоями пыли пряталась далёкая жизнь прошлых студентов. Домашние задания, записки, карточки из шоколадных лягушек, обёртки от жвачек, гербарии. Кажется, это была вторая гостиная Слизерина.

Джейн раскрыла книгу по Зельеварению на странице, заложенной чем-то. Этим «чем-то» оказалась новая колдография, на сей раз — со слизеринской командой по квиддичу. Она узнала своего отца, семнадцатилетнего студента, он был охотником, и ловца Регулуса Блэка, младшего брата известного ныне Сириуса. «1977», — прочитала Джейн на обороте.

Они словно крутанули сотню Маховиков времени и перенеслись на два десятка лет назад.

— Интересно, кто последний был здесь? — спросила Джейн снова полушёпотом.

— Рабастан, — уверенно сказал Мартин.

— Почему?

— Если пароль — наш девиз на древнеисландском, то кто мог ещё сюда попасть?

— Всё выглядит так, будто башню забыли… вдруг забыли.

— Мы не забудем, — Мартин живо улыбнулся. — Мы не забудем, Дженни. Это просто находка!

* * *

— Экспекто Патронум!

Мартин уверенно взмахнул волшебной палочкой. Комната наполнилась голубовато-серебристым светом, облако, чем-то напоминающее зверя на четырёх ногах, задержалось в воздухе, а потом стало медленно исчезать.

Их тренировки шли уже без малого четыре месяца.

— Отлично, Мартин! — подбодрил профессор Люпин. — Видны очертания. Ещё немного, и ты увидишь свой патронус. Джейн, твоя очередь.

Она вздохнула, подумала об отце, о дяде с тётей и вскинула руку.

На свет появилось лишь бледная дымка.

Она пробовала снова и снова.

Потом опять наступила очередь Мартина.

— Экспекто Патронум!

Джейн всматривалась в его лицо, ловила каждое его движение.

— Дженни! — вдруг крикнул Мартин. — Ты это видела?

— Что видела? — пролепетала она.

— У Мартина получилось, — улыбнулся профессор.

— Сейчас, я повторю. Экспекто Патронум!

Теперь Джейн смотрела туда, где должен был появиться патронус. И правда — вместо бесформенного облака она увидела зверя. Кажется, это был волк. Только словно бы…

— Волчонок, — просияла Джейн.

— По-моему, обычный волк, — улыбнулся Марти.

— Да нет же, — уверенно сказала она, — именно что волчонок. Маленький волк. Точно.

Мартин наколдовал патронуса ещё раз.

— В самом деле, — кивнул профессор Люпин, — это волчонок. Поздравляю тебя, Мартин! Джейн, ты хочешь попробовать снова?

Она кивнула, окрылённая успехом брата. Зажала в руке палочку. Подумала о встрече, об отце, о башне.

— Экспекто Патронум!

Нет.

— Мартин, полагаю, ты можешь пойти отдыхать, — улыбнулся профессор Люпин. — Джейн скоро придёт.

— Я бы дождался её.

Джейн странно посмотрела на брата — так, что он, пожав плечами, попрощался с профессором и вышел вон.

Профессор Люпин с десяток секунд молчал, потом подошёл к Дженни и внимательно на неё посмотрел.

— Джейн, у тебя большой магический потенциал, — сказал он словно бы тоскливо. — Я уверен, что магия патронуса тебе по силам, но ты довольно долго не сдвигаешься с мёртвой точки. Я хочу сказать… насколько приятно та мысль, на которой ты остановилась?

— Мне кажется…

Она хотела что-то сказать, но не подобрала слов. Все эти месяцы тренировок Джейн думала о воссоединении с семьёй.

— Часто мы перенимаем радости наших близких. Но сейчас важно именно то, чего ты хочешь. Важно твоё счастье.

Джейн вспомнила о зеркале Еиналеж и медленно кивнула.

— Я попробую ещё раз.

Джейн на мгновение прикрыла глаза и представила: она летит на гиппогрифе — дух захватывает. Она кормит с рук невидимого фестрала. Она гладит книззлов, играет с шишугой, глядит на величественных драконов.

— Экспекто Патронум!

Из волшебной палочки вырвалось светлое облако. На сей раз — плотное, сильное, большое. Совсем как у Мартина.

— Вот видишь, Джейн, — улыбнулся профессор Люпин. — Кажется, теперь ты обратилась к чему-то действительно дорогому. Закрепишь успех?

— Я… — ей вдруг пришло ощущение страшной усталости и опустошённости, — нет, спасибо. На сегодня хватит.

Джейн коротко попрощалась, развернувшись. Её остановил негромкий оклик:

— Я помню, какого патронуса творил твой отец. Это была обезьяна.

Джейн резко посмотрела на профессора.

— Вы знали моего отца?

— Он учился на курс младше.

Это заявление удивило Джейн. Профессор Люпин не выглядел на свой возраст — он казался значительно старше. Впрочем, ему ведь пришлось пережить войну.

— Он был… каким он был? — осторожно спросила Джейн.

— Рабастан Лестрейндж слыл настоящим весельчаком. Поразительно играл на публику и виртуозно держался на метле. Нарушал школьные правила, почти как… как один мой приятель.

— Мой папа был добрым?

— Он боролся за справедливость, — улыбнулся профессор. — Дрался и с чужими, и со своими, если приходилось, чтобы отстоять правду.

В гостиной Мартин читал книгу о патронусах, которую подарила бабушка на Йоль Дженни.

— Я попросил Милисенту мне её принести, — как бы извиняясь, сказал брат. — Хотел найти что-нибудь про волка.

— И что ты нашёл? — улыбнулась Джейн, присаживаясь рядом.

— «Волк имеет двойственную символику: с одной стороны, олицетворяет свирепость, коварство, жадность, жестокость, зло, а с другой — храбрость, победу, заботу о пропитании». Ну, ты помнишь, Фенрир, сын Локи, — символ хаоса и разрушительных сил, он проглотит Солнце, когда наступит Рагнарёк. Но ещё волк — священное животное Одина. А в Древнем Риме волк служил предзнаменованием победы. «В любой схватке волк борется до победы или до смерти». Там, в общем, много, почитаешь — книга-то твоя. А что тебе сказал профессор Люпин?

— Что он учился на курс старше папы, — метнув на Марти короткий взгляд, ответила Джейн. — Что мой папа был весёлым и справедливым и что отлично играл в квиддич.

— К слову, о квиддиче, — прищурился Мартин, — Малфой очень боится, что Эндрю заменит его тобой.

— Что? — не готовая к такой резкой смене темы, переспросила Джейн.

— Люциус послал Эндрю письмо. Я слышал, как он ругался.

— Эндрю?

— Ага. А Люциус писал, мол, у Драко травма, но это не повод исключать его из команды, он ведь заслужил своё место честным трудом и вообще как никто другой радеет за победы Слизерина и готов прикладывать для этого все усилия. В отличие от… Мне кажется, я скоро вызову его на дуэль.

— Мистера Люциуса? — ахнула Джейн.

— С этим погоди. Драко. Ты отлично сыграла в двух матчах, и мы победили. Я бы на месте Эндрю на самом деле подумал.

— А что он сказал?

— Фоули (тоже семикурсник, друг Руквуда) его надоумил не переходить Малфоям дорогу, — вздохнул Мартин и тут же спохватился: — Ну ты ведь не хочешь играть за ловца?

— Не хочу, — уверенно ответила Джейн. — Пускай Драко этим занимается. Мне хорошо быть охотником, — она улыбнулась и перешла на шёпот: — Папа тоже был охотником.

Они выиграли последний матч. Эндрю Руквуд был вне себя от радости — он уходил из Хогвартса победителем. В подземельях Слизерина устроили небывалую вечеринку. Джейн была одной из звёзд вечера — сначала нехотя, она стала праздновать со всеми, но постепенно втянулась. Старшие раздобыли где-то алкоголь, те, кто не рисковал пробовать крепкие напитки, пили сливочное пиво.

Джейн, разомлевшая от веселья, прохаживалась по гостиной и вдруг — к своему праведному удивлению — встретила Ивэна.

— Ты здесь, — обрадовалась она.

— А где бы мне ещё быть?

Ивэн коротко рассмеялся, а Джейн, растерявшись, отвела взгляд и помотала головой.

— Поздравляю с победой, Дженни. Ну, что, — он поднялся ей навстречу, — могу я пригласить тебя на танец?

— Снова импровизация? — хихикнула Джейн, слегка взъерошивая волосы.

— Неудобно лишать их, — Ивэн кивнул на толпу танцующих однокашников, — музыки.

Он потянул Джейн, подав ей руку, на середину гостиной. Положил руку ей на спину, как требовал того этикет танца. Джейн, встав, может быть, чересчур близко, услышала его духи — те духи, которые дарила Гестия и выбирала она, Джейн.

Как-то им удалось выстроить идеальный венский вальс под звуки быстрой, задорной музыки. Постепенно остальные расступились, оставив их вдвоём. Джейн, заметив это, покраснела и едва не запуталась в собственных ногах. Но Ивэн легко и уверенно улыбался ей — будто они были принцем и принцессой, — и Джейн взяла себя в руки. Когда они закончили танцевать, слизеринцы аплодировали.

* * *

Неожиданно наступил июнь. Занятия с профессором Люпином месяц как закончились. Пятикурсники и семикурсники сдавали СОВ и ЖАБА соответственно, остальные расправлялись с переводными экзаменами. Джейн кое-как закрыла Заклинания и Трансфигурацию, блестяще сдала Травологию, Нумерологию и Уход за магическими существами (Зельеварение — практически блестяще: Снейпа не устроило выражение её лица за работой и пролитая настойка полыни), угадала половину созвездий на Астрономии, завалила Историю магии и наполовину — Защиту от тёмных искусств, потому что боггарт обращался теперь не только её матерью, но и садистом-дядей да насмешливым отцом (как оказалось, в первый раз она просто «не досмотрела» представление до конца).

Неуспехи грызли Джейн, но она полагала, будто прекрасно себя знает, и не надеялась на результаты выше. Ей было боязно показывать табель с отметками матери — не хотелось разочаровать и расстроить её, — но делать ничего не оставалось. Пришлось, поругавшись на себя, смириться.

Сириус Блэк обнаружился в Хогвартсе, был пойман, а потом — взял и сбежал. Это потрясло многих: как же так, преступника искали почти год, а потом он легко ускользнул из-под носа Министерства и школьной администрации. Джейн поприставала к Мартину с вопросами, пока он популярно не разъяснил ей: Блэк не Пожиратель смерти, и Дамблдор это знает. Вот всё и решилось быстро и в пользу Сириуса.

Шли последние школьные дни. Не было занятий, и экзамены остались позади. Студенты паковали вещи, прощались с замком и готовились к двум месяцам свободного лета. Джейн не могла уехать в Лондон без последней маленькой шалости. Ночью перед поездом она выбралась из гостиной Слизерина и отправилась гулять.

Стояла ясная ночь, огни огромного замка тонули во тьме, и она неспешно шла по широкой стриженой лужайке. Тишина поглощала любой звук — лишь с загадочным шумом Запретного леса она не могла совладать. Кто-то плескался в Чёрном озере. Джейн достигла пологих берегов и прислушалась: чуть поодаль кто-то разговаривал. Даже не думая бороться с любопытством, она двинулась на голоса.

Ненарочно скрывшись за необычно раскидистым тополем, стояли Мартин, Грэхем и Тео Нотт. Все трое курили маггловские сигареты — Джейн поняла по запаху, дыму и виду.

— Привет, — обнаружила она себя, как-то неловко махнув рукой.

Мартин и Грэхем кивнули ей, мол, виделись уже днём.

— Лестрейндж, а ты хорошая девочка?

Нотт заржал, выпустив в воздух ещё больше дыма, открыл пачку и протянул Джейн. Она быстро поглядела на брата.

— Нет-нет, в этом деле я тебе не указчик, — только и сказал он.

Джейн тогда улыбнулась непривычно — по-победному — и взяла сигарету.

— Ты, главное, вдыхай глубоко, ртом, — проинформировал Нотт, всё ещё посмеиваясь, — а то никакого эффекта не будет.

Джейн сделала несколько длинных затяжек. В носу защипало, к тому же захотелось прокашляться; немного задрожали руки. Но она сдержалась. Запрокинула голову и посмотрела на небо.

— Ого, — сдавленным голосом проговорила Джейн и всё же кашлянула, — а я и не знала… что магглы пускают так много своих самолётов.

— Это не самолёты, Дженни, это звёзды.

— Тогда почему они… двигаются?

— Так, — Мартин забрал у неё начатую сигарету, — для первого раза хватит. Садись.

Джейн не села — упала на траву и легла, раскинув руки в стороны, улыбнулась.

— Ну ничего себе, как тебя вставило, — опять засмеялся Нотт.

Джейн увидела краем глаза, как Мартин полушутливо-полусерьёзно толкнул его в плечо, и заулыбалась ещё шире.

Это, и вправду, были звёзды, не самолёты, головокружение постепенно проходило.

Потом кто-то — то ли Мартин, то ли Грэхем — предложил стащить с квиддичного поля мётлы и поиграть два на два. Хогвартские Чистомёты, конечно, ни в какое сравнение не шли с Нимбусами, к которым привыкла Джейн, но не всё ли было равно? Сейчас им было весело и любопытно — летать ночью и тайно, «а что же будет, если нас поймают?», — потому никто и не думал жаловаться.

Окна величественного замка почти перестали мерцать огнями. С макушек деревьев то и дело вспархивали какие-нибудь птицы с огромными крыльями и переливчатыми кличами. Джейн и Тео перебрасывались квоффлами, Мартин и Грэхем исполняли роль вратарей.

Это было поистине чудесно. Было. До тех самых пор, пока не стало холодно и в голову не начали лезть мерзкие домыслы.

Джейн немного сбавила ход и с опаской заозиралась по сторонам. Кое-как, в темноте и движении, она разглядела фигуру дементора за спиной брата. «Вот драккл, их же убрали», — она прикусила губу и в неверии затрясла головой. Дементор всё приближался и приближался.

— Марти..!

Нет, слишком мало времени. Джейн собралась и выхватила волшебную палочку.

«Я лечу на гиппогрифе… Гиппогриф… книззлы, фестралы, Запретный лес… всё хорошо, всё хорошо!»

— Экспекто Патронум!

Словно в замедленно съёмке, она увидела, как в воздухе образуется клуб голубо-серебристого дыма. Ещё мгновение — и бесформенное облако стало зверьком. Худой длиннохвостой кошкой с вытянутой мордочкой.

Дементор исчез.

— Ты чего, Дженни? — криво улыбнулся Мартин, подлетая к ней и держа одной рукой квоффл.

— Там был дементор, — она еле удержалась на метле, благо, расстояние до земли было небольшим. — Но я… я его прогнала, не волнуйся.

— Где? — Мартин посмотрел по сторонам.

— Всё, всё! Он улетел.

Она таки спустилась с метлы, и брат — за ней. Следом приземлился и Грэхем.

— Правда, был, — упавшим голосом известил он.

— Так ты наколдовала патронуса?

— Да, — тряхнув волосами, сказала Джейн. — Это кошка.

Мартин бросил метлу и, шагнув сестре навстречу, обнял её крепко-крепко. Она вдруг засмеялась.

— Ты… что? — удивился Грэхем.

К ним слетел и Нотт.

— Смотри! — обрадованно сказала Джейн, правда, голос у неё немного дрожал. — Экспекто Патронум!

Перед ней опять появилась та же кошка. Взмахнул волшебной палочкой и Мартин. Рядом с кошкой возник волчонок.

— Мы немного тренировались в этом году, — проговорила Джейн, нарочно выделяя «немного». Ей хотелось показаться сильной.

— Ого! И вы молчали! — как бы обиженно сказал Монтегю. — Эй! А меня научите?

Мартин с улыбкой посмотрел на Тео.

— Ну, да… это круто. Меня, может быть, тоже?

Мартин довольно кивнул.

— Да, научим. В следующем году. У меня вообще есть одна идея…

Джейн заинтересованно взглянула перед собой.

— Я тебе потом расскажу.

(1) — Мабон — неоязыческий праздник, один из праздников викканского Колеса года. Отмечается в день осеннего равноденствия (21—23 сентября)

(2) — Theoretikos (пер. Н. С. Гумилёва)

(3) — из «Речей Высокого» («Старшая Эдда»)