Белый ворон (джен)

— …Позволь утерявшим великую нить обрести ее вновь, и да приведет она сбившихся с пути обратно домой. Милостью судьбы… — С улицы, совсем близко, точно на самом пороге святилища, раздался глухой грохот, вынудив жреца вздрогнуть. Задрожал и его голос, а из-под ресниц сорвалась малодушная слеза, но молитвы своей он не посмел прекратить: — Милостью судьбы дети твои храбры и сильны, так пускай же их помыслы останутся чисты и верны…

Снаружи грозный шум и людской гвалт усиливались. На пороге повторился грохот, раздался и через миг же оборвался робкий стук в тяжелые двери. Жрец крепко зажмурился и плотно сжал челюсти, пытаясь совладать с охватившим его душу страхом. Что ни говори, но даже самые храбрые и сильные беспомощны против смутной толпы.

Этой ночью прольется много крови.

Жрец был наслышан о волнениях, охвативших города внешнего кольца. Все больше и больше жителей, поддавшись речам лживых пророков, губили свои души и отворачивались от богов. Они отвергали великие учения, оскверняли и жгли святыни да отнимали жизни тех, кто силился их вразумить. Малые культы быстро пали под натиском этой чумы, точно и некому было сопротивляться. Но кто мог вообразить, что отступники окажутся способны распространить ее так близко к сердцу Империи. Что им хватит дерзости посягнуть на величие самой судьбы!

Жрец догадывался, что всему виной северная война. Что-то изменилось в те годы, сломалось, пошло по иному руслу. Что-то, непостижимое простым смертным, но отчетливо ощутимое при каждой молитве.

Боги гневались. И, похоже, не сыскать теперь покоя ни на одной стороне бытия.

— Отгороди, убереги, направь… — Вложив в эти слова последние крупицы надежды, жрец открыл веки и взглянул сквозь марево слез на белокаменный алтарь.

Возвышающийся над ним восьмилапый истукан по обыкновению хранил холодное безмолвие. Как и должно. Ведь покуда судьба справедлива — она неотвратима и неколебима. Жрец посвятил всю жизнь тому, чтобы познать самому и обучить других понимать и принимать эту истину. Но сегодня она давила на сердце с особой тяжестью.

Опустив взгляд, жрец перевел его на притаившихся в углу послушников. Полдюжины юношей и дев, которые едва ли успели познать вкус жизни, но уже отважились принять на свои хрупкие плечи великую ношу — стать проводниками для нуждающихся душ. Была ли справедливость в отчаянии, с которым смотрели они на двери святилища, когда в них снова, но в этот раз громко и требовательно, заколотили? Жрец так не думал. Но судьба не утратила равнодушия даже в миг, когда двери принялись выламывать, вынуждая юнцов в ужасе жаться друг к другу и еле дыша нашептывать одними губами молитву.

В неменьшем отчаянии жрец поднялся с колен, встречая свой страх лицом к лицу. Отступники — и мужчины, и женщины, и некогда мирные жители, и ощетинившиеся сталью нукеры — разъяренным роем вломились в зал, впустив за собой из ночи запахи гари и гнева, да окружили плотным кольцом жреца и забившихся за алтарь учеников.

— Это священное место, здесь не пристало находиться с оружием в руках, — потухшим голосом проговорил жрец, вглядываясь в перекошенные лица.

— Захлопни пасть! — рявкнул один из изменников. Судя по мареновой тунике, сегодня он нарушил клятву беречь покой горожан. Как и другие мятежные стражники, которые кинулись к истукану и грубо похватали послушников.

— Молю, не причиняйте им вреда!

Но в ответ жрец получил лишь тяжелый удар в спину, поваливший его на пол.

— Пожалуйста, они же ни в чем не виноваты…

Жрец не видел ничего, кроме ног оголтелой толпы, норовящей его затоптать. Однако звонкие крики и слезы, прожигая душу насквозь, не позволяли ему сдаться. Не обращая внимания на боль, жрец пытался подняться и дотянуться до учеников. Но мятежники не желали внимать ни его просьбе, ни голосу разума. Они, точно дикое зверье, крушили все вокруг, галдели наперебой, сыпали проклятиями и ударами, будто во всех их бедах всегда был виноват лишь старый жрец и сходящие с ума от ужаса дети.

— Да что же вы творите! — в отчаянии взвыл жрец. — Прошу…

И в этот самый миг он перестал слышать мольбы послушников. Но не успел он испугаться об их судьбе, как вслед за ними умолкли и отступники, а зал святилища наполнился заливистым детским смехом.

Толпа отпрянула в стороны, и жрецу открылась жуткая картина. Его воспитанники стояли, закатив глаза, подле развороченного алтаря и смеялись так, как будто и впрямь не выдержали да помутились рассудком.

— Глупцы! — вдруг крикнули они все разом, единым, холодящим жилы голосом и повернули искаженные гневом лица к обступившим их людям. — Своим невежеством вы лишаете силы единственного, в чьей власти спасти ваши души. Ваши усилия лишь помогают общему врагу. Эту войну начали не вы и не вам ее вести! Прочь. Прочь! Только она может указать верный путь…

И на этих словах юноши и девы как подкошенные повалились на пол. Не помня себя, жрец снова попытался к ним прорваться. Он не хотел понимать, что с ними произошло, о чем и о ком они говорили. Все, чего он желал, — знать, живы ли они. Но толпа отмерла и не на кого ей было больше обрушить свою злобу, до краев наполненную страхом, кроме как на обессиленного жреца у их ног.

Приговор вынесли, не нарушая холодного безмолвия.

— Моя судьба в воле Иснана, — смиренно прошептал жрец и закрыл глаза, чтобы не видеть занесенного над головой меча…

— …К тому же сегодня утром мы получили доклад из Заречья. Сведения подтвердились, с запада к Белотану стягиваются дополнительные силы. У нас в запасе всего несколько недель, чтобы укрепить свои позиции, иначе…

— Иначе что?

На пару мгновений в пустоте просторного зала совета повисла звонкая тишина. От внимательного взгляда царицы Зарины не ускользнуло, как недовольство в ее голосе едва не вынудило молодую военачальницу, державшую перед ней отчет, опустить глаза. Но, хвала богам, та удержалась от столь унизительного для ее статуса жеста.

— Иначе, Всемилостивая Государыня, у нас не хватит ресурсов отстоять крепость, — твердо ответила военачальница.

— Мальчишка воюет сразу на несколько фронтов, а мы не можем отбросить его от наших границ? — проговорила Зарина, гневно скривив губы.

— Мальчишка пирует на остатках реильской армии и умело пользуется поддержкой таламийского дворянства.

С этим утверждением Зарина поспорить не могла. Она одарила собеседницу долгим тяжелым взглядом, а затем поднялась с кресла, не удостоив и толикой внимания бумаги, сложенные аккуратной стопкой на столе.

Зарина и так ясно понимала, что в них прочтет. Новые поражения, новые потери. С тех пор, как ненасытная война вгрызлась в северные земли, казалось, других вестей Гвинланд и не получал. Даже короткая передышка, которую северу подарил разгром реильской армии у южных границ, сейчас, четыре утомительных года спустя, ощущалась насмешкой богов. Или их суровым испытанием — ведь не успело вражеское знамя коснуться земли, бывшие союзники тут же вцепились друг другу в глотки в яростной дележке освобожденных государств. И будь Зарина проклята, если она знала, кто все эти годы тревожил ее сильнее: сгинувший в пустыне старый ворон или желторотый птенец, неведомым образом выживший в этой смуте.

Волею судьбы в прошлый раз Гвинланду удалось избежать войны с соседями, но глупо надеяться на ее милость вновь. Как только Таламия приберет к рукам все некогда принадлежащие Реилии земли — она ударит. И без ключа к Пограничью, без Белотана, Зарина не сможет сдержать этот удар.

— Мирра, — Царица Гвинланда не спеша прошлась вдоль стены с вычурной шпалерой, запечатлевшей победы давно минувших зим, и только после повернулась к покорно ожидавшей ее слова военачальнице, — надеюсь, нет нужды напоминать, насколько важна эта крепость?

— Никак нет.

— Хорошо, — Зарина тяжело вздохнула и, позволив себе немного мягкости в голосе, тихо добавила: — Значит, ты поймешь, почему я обращусь за помощью к союзникам.

— Конечно пойму! — Мирра, попавшись в ловушку этого короткого мига проявленной слабости, встрепенулась, но спешно взяла себя в руки и сухо отчеканила: — Конечно, Всемилостивая Государыня.

— Я рада, — кивнула Зарина, позволив себе не заметить сей вольности. Вернувшись на свое кресло, царица распорядилась: — Пускай пригласят послов.

Мирра учтиво склонила голову и поспешила к дверям. Зарина же поправила и без того ровную стопку бумаг и принялась ждать.

Ее мутило только от одной мысли что-то просить у юга. Не для того она столь отчаянно сражалась за эти земли, отказавшись от всего, что имела и могла получить на родине, чтобы потом позволить Империи помыкать Гвинландом. Но многочисленная вражеская армия, вновь возникшая на ее пороге, не оставляла выбора. И нынешнее положение выглядело куда сквернее, чем в годы врановой войны. Тогда — благодаря кровавому опыту соседей — было ясно, что ожидать от реильского изувера, но чего добивается мальчишка, возомнившим себя то ли избавителем, то ли преемником, Зарина не понимала.

Да и стоило признать, она находилась уже не в том возрасте, чтобы тягаться с молодняком и пробовать их наглость на зуб. И от этой мысли Зарину мутило еще сильнее.

— Светлейшая Госпожа! — по залу разлился тягучий звонкий голос.

В широких дверях показались двое. Поприветствовавший ее на имперский манер юнец, немногим больше двадцати зим отроду, вошел первым, ослепляя белизной широких одежд, изобилием золота на руках и лице, да широкой, точно у шакала, улыбкой. Его спутник выглядел старше, строже и держался более сдержанно, однако и он традиционным убранствам не изменял, напоминая Зарине, отчего она никогда не могла воспринимать южан всерьез. В ее дочери, оставшейся подле дверей, было больше мужественности, чем в этих двоих.

— Всемилостивая Государыня, — куда спокойнее проговорил второй посланник. — Прошу простить моего взбалмошного брата. Позвольте представиться: меня зовут Валент, а его Азелл. — С неприкрытым интересом темные глаза скользнули по лицу Зарины. Та знала и имена, и что за ними стояло, но не потешила южан удивлением. — Примите наши искренние соболезнования в связи с вашей утратой.

— Оставьте, — отрезала Зарина. — Мой сын погиб не от хвори и не в пьяной драке, а в бою, защищая границы своей страны. Это повод для гордости, а не скорби. — Царица бросила короткий взгляд на Мирру. По ней гибель старшего брата ударила как ни по кому другому, но чужакам, хвала Ифри, своего горя она не явила. — Лучше поведайте, что побудило Его Императорское Величество отправить ко мне в качестве послов собственных наследников?

— Исключительно величайшее уважение, Госпожа, — протянул Азелл, чей лучезарный оскал стал еще шире. Похоже, младшему императорскому отпрыску, чтобы польститься, хватило и холодной осведомленности Зарины.

— И важность предложения, которое Его Величество Солиус Саргон желает сделать Гвинланду и лично вам, Всемилостивая Государыня, — все так же сдержанно добавил Валент.

Лично ей, Всемилостивой Государыне, хотелось только одного: вышвырнуть этих пустынных падальщиков из своего дворца и из своей страны. Но Зарина нуждалась в союзе с ними, и сейчас гораздо больше, чем четыре года назад, когда заключила его в страхе перед Реилией.

— Раз так, — Зарина указала на стулья напротив себя, — я вас слушаю.

Братья с показным почтением кивнули и разместились за столом.

— Я вновь хочу принести вам свои соболезнования в связи с утратой, — проговорил Валент, сцепив пальцы в замок на гладкой поверхности стола. — Но в этот раз речь идет не о царевиче Зуре.

Такое начало разговора настораживало, но перебивать Зарина не стала.

— Вам давно известно, что эта война распространяется не только на Солиум, но и на его изнанку, что в ней участвуют не только люди, но и сами боги. Но то, что совсем недавно удалось выяснить нашим жрецам, — пугающе и прискорбно.

Валент умолк, точно набираясь храбрости для того, что требовалось сказать, тогда как в подтверждение его слов Азелл стянул со своего юного лица хищную улыбку.

Зарина же ждала, когда братья наиграются в придворных интриганов.

— Нашим жрецам удалось заглянуть за завесу «той стороны», — несомненно, говоря нашим, Валент имел в виду жрецов Иснана, давно затмившего иных южных богов, — не буквально, но в достаточной мере, чтобы увидеть, что в противостоянии с Богом-Вороном погибла богиня-воительница Ифри.

Зарина почувствовала, как окоченело нутро. Она ожидала услышать все, что угодно, она была готова к любой потере, но это… Ее богини, Ифри — единственной, кого Зарина не смогла оставить за спиной, покидая десятки зим назад юг, кого она пронесла в своих молитвах и сердце через границы и всю свою жизнь, — больше нет?

Нет. Нет! Невозможно!

— Когда? — осевшем голосом спросила Зарина, борясь с подступившей к глазам влагой.

— Мы полагаем, — ответил Валент, — что еще до сражения под Акташем.

— Так давно? — От осознания, что Зур, ее первенец, принял свой последний бой, находясь под покровительством мертвой богини, сердце Зарины готово было разорваться в клочья. Но ледяное горе мигом сменилось пламенным гневом. — Почему мои жрецы молчали?!

Голос царицы раскатом грома прокатился по широкому залу. Зарина подняла затуманенный взгляд на изумленную Мирру, но тут же перевела его на притихших наследников Империи.

— Они могли неверно истолковать ее молчание, — неуверенно отозвался Валент.

— Или не захотели терять свои места подле вас, Госпожа, — хмыкнул Азелл, задумчиво теребя золотую цепочку на своем лице.

Зарина сжала кулаки, силясь унять дрожь в покрытых морщинами руках. На плечи разом опустился груз всех перенесенных бед, и в этот самый миг она почувствовала себя мучительно беспомощной. Постаревшей. Брошенной. Как она собирается защищать от коварного врага свои земли и свой народ, если ее саму больше никто не оберегает?

— Мы понимаем, что пройдет время, и немалое, прежде чем вы сможете принять саму только мысль, — продолжил Валент. — Но у Гвинланда, увы, сейчас нет в запасе столько времени. Наследник Таламии или самозванец, назвавшийся таковым, продолжает дело Реилии и неровен час, он приведет своего ненасытного бога к вашим границам. Наш светлейший отец обещал помочь, и он поможет. Но одних только клинков недостаточно, чтобы защитить народ, лишенный поддержки богов.

— К чему ты клонишь? — разбитая и уставшая от велеречивых рассуждений Зарина потеряла терпение. — Что предлагает Саргон?

— Его Императорское Величество приглашает вас, Госпожа, встретиться лицом к лицу, — ответил за брата Азелл. — В самом сердце нашей с вами родины.

— Он предлагает мне бежать? — возмутилась Зарина.

— Нет, что вы, — спохватился Азелл, тем не менее позволив себе неуместную улыбку.

— Тогда к чему личные встречи? — требовательно спросила Зарина. — Для чего мне покидать мою страну в разгар войны и отправляться в столь долгий путь?

— Чтобы самолично принять помощь единственного бога, способного дать отпор Богу-Ворону, — с неизменным спокойствием произнес Валент. — Обратить свою веру к Иснану и позволить ему спасти Гвинланд.