Объём души (джен)

Когда Лорд Лестрейндж наспех собирался в незапланированную поездку на континент, он настойчиво предложил своему русскому другу погостить в своё отсутствие в Лестрейндж-холле. Ведь не было никакого смысла в том, чтобы мотаться туда и обратно по несколько раз в неделю. У Антонина в Британии имелась масса неоконченных дел. Да и замок большой, летом в нём царит приятная прохлада. А мадам Лестрейндж гостит у его родни во Франции до конца октября. Идеальные условия для работы и спокойного досуга.

О чём забыл упомянуть этот скользкий змей, так о том, что отпрысков своих ни он, ни их мать с собой прихватить не удосужились. Поэтому для Долохова было большой неожиданностью — кажется, у него тогда появился ещё один шрам на сердце — узреть в непосредственной близости от стола, за которым он углубился в изучение новых боевых чар, две пары любопытных глаз. Резко откинувшись на спинку кресла, он постарался незаметно вернуть контроль над собственным дыханием, одновременно машинально шаря рукой в поисках сигаретной пачки, которою уже вертел в крошечных пальцах младший из братьев.

Антонин хотел было рявкнуть на мелких паразитов, чтобы больше не попадались ему на глаза, но натолкнулся на слишком проницательный для такого возраста взгляд Рудольфуса и почувствовал, как слова застряли в глотке. Наглец улыбался, и весь его вид говорил, что он видит взрослого мага насквозь. «Да что с ним не так?» Пожалуй, этот Лестрейндж был самым странным в семействе, а нормальных в общепринятом понимании среди них отродясь не было. Долохов, не отрывая ответного взгляда, тяжело вздохнул, нервно поглядывая на чем-то довольных братьев: «Подставил же ты меня, «друг».

В целом с ними не было проблем. На редкость сообразительные и ненавязчивые — воспитание, не иначе. Так он подумал вначале. Но усомнился в своих выводах, когда нашёл себя одним знойным днём в парке, в тени раскидистой яблони. В компании неразлучных братьев. Вроде он собирался отправить пару важных писем, а на досуге отработать особенно сложные пассы палочкой. Вместо этого он терпеливо ставил руку четырёхлетнему Рабастану, чтобы небольшие ножи втыкались точно в цель, а не отскакивали от мишени. Ехидная улыбка Рудольфуса, который уж очень сосредоточенно тренировался, убедила Антонина, что паршивец ведёт счёт своих побед над доверчивым взрослым колдуном.

Когда спустя неделю Долохов понял, что не продвинулся в своих изысканиях ни на миллиметр, он попытался отвадить назойливых сопляков, которым, очевидно, просто было скучно без компании ровесников. Так это видел маг. Но, к своему стыду, он вновь потерпел поражение.

Волшебник никак не мог понять, как этим двоим каждый раз удаётся переворачивать ситуацию с выгодой для себя и при этом не портить настроение ему самому. И ведь это не говоря уже о том, что Антонин постоянно ловил себя на сомнительной мысли, что это именно его инициатива. Не прав был Лестрейндж — эти манипуляторы далеко пойдут, им только дай волю.

Когда же он понял, что уже третий час разглагольствует перед благодарными, надо признать, слушателями на тему различий между Российской империей и Советским Союзом для рядового русского мага, он отчётливо осознал, что это надо как-то — каким угодно способом — прекращать. Руди будто только этого и ждал и сам предложил «наиболее оптимальный вариант» выхода из сложившейся ситуации.

Так у них и сложился взаимовыгодный, как называл это подозрительно однобокое действо Рудольфус, союз. В отведённые часы Долохов учит братьев устной русской речи, читает им своих любимых классиков, порой разъясняет непонятные им моменты. Но в вечернее время они не мешают работать в предоставленном ему кабинете и молча учатся письму.

Долохова вполне устраивало такое положение дел, хотя ему было любопытно, откуда такой интерес к его культуре. Это ведь странно выглядит: дети должны носиться по парку, расшибать колени и лбы, как это было и с ним самим, и со всеми, кого он знал в детские годы. Тем более лето выдалось на редкость погожее для Британских островов. Разве им не полагается проявлять активность и неусидчивость в таком возрасте?

В один из дней маг всё же решил исподволь разузнать, чем обусловлено такое примерное поведение. Лестрейнджи аккуратно выводили буквы, поглядывая на пример, что им написал Антонин. Рабастан с таким усердием старался повторить каждый завиток, что Долохов, глядя на влажные от неудачных попыток глаза мальчишки, решил позже переписать образец, упростив его до положенного минимума. Старший же, периодически тихо подбадривая, мягко поправлял и помогал своему брату, не забывая о собственном свитке.

Склонившись над ними, Долохов будто невзначай поинтересовался, почему они так мало времени проводят на улице.

— Жарко.

— Скучно.

Если Рабастан вполне по-детски протянул очевидное в августе недовольство погодой, то лёгкое пренебрежительное «скучно» в исполнении маленького Руди заставило мага вновь присмотреться к корпящему с ровной спиной над свитком мальчишке. Может ли быть, что кто-то под оборотным решил так над ним подшутить? Или паранойя разыгралась?

Встав, чтобы размяться, Антонин походил немного вдоль стеллажей, окинул взглядом корешки собранных им книг. Но навязчивая мысль теперь не отпускала.

— А сидеть целыми сутками над письмом не скучно?

— Нет, — синхронно, будто практиковались. И опять неинформативно.

Ладно уж, всё равно он уже чувствовал себя глупо, так что ему терять?

— Зачем же таким маленьким детям так усердно изучать чужую культуру?

Руди, оторвавшись от своего занятия, взглянул на Долохова, как на идиота и сдержанно вымолвил:

— Очевидно, чтобы стать русскими.

Маг даже подавился воздухом, но всё же спросил:

— А это-то вам зачем?

— Чтобы увеличить объём души, — со знанием дела ответил Рудольфус.

— Что, прости? Как увеличить?

Наконец Руди повернулся к собеседнику и спокойным, не терпящим возражений тоном пояснил:

— Из изученных мной материалов можно сделать определённые выводы, которые Вы так же подтвердили во время наших занятий. Основной и наиболее перспективный — русские обладают некоторой исключительной особенностью. Как Вы знаете, её ещё именуют «широкой русской душой». Смею полагать, — продолжил он, тщательно подбирая слова, несомненно , чтобы донести суть простейших вещей до непонятливого собеседника, — что, изучив культуру, традиции, язык и письменность, мы сможем увеличить собственный объём души.

Прижимая нервно подрагивающее правое веко пальцами, Долохов, глядя на аккуратно выводящего кириллицей собственное имя шестилетнего Руди, с некоторым облегчением выдохнул: дети как дети. Пусть и странноватые — временами даже жуткие, — но всё же самые обычные.