Бабочка на ледяном металле (джен)

I am the Light,

That Leads to Darkness.

I am the Night,

Behold Pandemonium!

Draconian, “The Morningstar”.

* * *

Она кажется безумной, но это не так. За те два года, что она прожила в одиночестве, она сильно изменилась, и не только внешне. Если раньше её яркие живые глаза ещё светились наивностью и простотой двенадцатилетнего ребёнка, которым она и была в ту пору, то в данный момент они похожи на два провала во времени и пространстве, откуда на каждого, кто рискнёт туда заглянуть, насмешливо взирает циничная обречённость. Ни один психически здоровый человек не станет покидать своих и уходить в пустошь, когда кругом лютует самая страшная война за всю историю этого мира.

«Называйте меня, как хотите», — болезненные переживания давно истлели и не нарушают её отстранённого покоя. Это говорит её ясное, не поддавшееся безысходности сознание. — «Отступница, предательница, иуда, падшая тварь — всё это я уже слышала. Слабо придумать что-нибудь новенькое?»

Она закутывается в драное тряпьё, когда-то бывшее курткой или пальто, растирает посиневшие руки и подбрасывает сухой травы в еле чадящий костерок, разведённый прямо на полу внутри небольшой двухэтажной постройки, которая до войны была церковью или монастырём. Эта зима выдалась очень холодной и ветреной, что заставляло даже её, полюбившую мороз, тянуться к теплу. Однако же нет худа без добра: вчера она нашла мёртвого пса, который, скорее всего, замёрз, не найдя укрытия, и теперь как минимум неделю она сможет не беспокоиться о пропитании.

Красноватое солнце уже скрылось за горизонтом. Его последние отсветы стремительно тают, уступая место ночному мраку. Небо чистое, так что ночь обещается звёздная… больше всего на свете она любила именно такие ночи, тёмно-фиолетовый бархат с бриллиантами звёзд. Свет, ведущий во тьму.

«…эта война должна быть окончена нами, а не ими! Мы хозяева Земли, мы не имеем права проиграть. Меня зовут Джон Коннор. Я обращаюсь к тем, кто ещё не потерял надежду. Если мои слова не оставили вас равнодушными, знайте: вместе мы — Сопротивление!»

Девочка невесело усмехнулась. Протянув руку к радио, она переключила частоту. Она не хотела слушать этот голос. Где-то, вероятно не очень далеко, эти люди окопались в бомбоубежище. Они сражаются за свою правду. За родину, любовь, дружбу и мир… за всё то, чего у неё никогда не было, а если и было что-то похожее, то у неё это отняли люди, а не машины.

Она часто слышала обращения Коннора к выжившим и всегда пропускала их мимо ушей, и, вместо того чтобы отправиться на поиски сопротивленцев, оставалась сидеть в своей келье. Коротая в развалинах день за днём, ночь за ночью, она не знала, было ли когда-нибудь на свете что-то другое.

Когда ядерная бомбардировка стёрла с лица Земли большую часть человечества, её ещё и в помине не было, так что она ничего не потеряла. У неё не было пряничного домика с зелёной лужайкой за белым заборчиком, который стёрла бы в пепел взрывная волна. У неё не было друзей детства, которых испепелило бы пламя небес. У неё не было даже мамы и папы… вместо них были два разнополых существа, от которых она не слышала ни одного ласкового слова. Родилась она в 2005-ом, а зачата была в 2004-ом, спустя год после катастрофы. О чём думали эти двое, по-скотски совокупляясь в грязном коллекторе? Наверное, о том, что нужно любой ценой «передать свои гены»… а скорее всего, вообще ни о чём не думали, отдавшись животному порыву. О да, они подарили ей жизнь, и теперь она должна быть благодарна им за это говнище.

Большую часть этой жизни она провела в канализации с группой из двадцати человек, оставшихся от некогда многочисленного населения местного фермерского городка. Натаскав в подземелье запасов еды и тёплой одежды, они чувствовали себя там довольно комфортно. Иногда их беспокоили бродячие собаки, но и они были весьма полезны, причём не только в качестве дичи. Поднимая лай, они предупреждали о приближении терминаторов. Один раз смерть была совсем рядом: пятеро Т-800, выполнявшие, очевидно, разведывательную миссию, почуяли тепловое излучение и задержались возле канализационного люка, но не полезли туда — скорее всего, сочли, что источником тепла были всё те же собаки.

Покончив с ужином, девочка неожиданно испытала мимолётное, но приятное чувство свободы, какое способен испытать лишь тот, кому нечего терять, но есть, что приобретать. Она выглянула в окно и по далёкому дыму чадящей помойки определила, что ветер северный. Это хорошо. Это значит, что звёзды будут светить до самого утра…

И она включила радио на вещание.

— Здравствуй снова, — начала она, — я прожила ещё один день. Сегодня я думала, что, наверное, мне стоило прихватить блокнот и фломастеры. Надолго бы их не хватило, но с каждым днём мне всё сильнее хочется тебя нарисовать, хоть я и не знаю, как. У тебя нет тела. Нет же, правда? Ну, не считая всех этих вычислительных узлов, командных центров, коммуникаторов и ретрансляторов. Ты могучий цифровой разум, всевидящий и всеведущий, и я завидую твоим миньонам белой завистью. Они практически бессмертны, не чувствуют боли, не нуждаются в пище и воде. По сравнению с ними я просто бабочка-однодневка, которая села отдохнуть на ледяной металл и примёрзла к нему навсегда. Мне ведь осталось так недолго…

Она говорила об этом очень спокойно, как о наступлении долгожданной зимы вслед за хмурой, отвратительной осенью. О том, что у неё рак лёгких, она узнала сравнительно недавно, когда кашель, всегда казавшийся ей последствием постоянной простуды, стал кровавым. К ней постепенно подкрадывалась боль, всё более сильная и продолжительная, но во сне она затихала, и девочка не боялась умереть. Смерть — это просто вечный сон, в котором никогда не будет ни боли, ни страданий, ни разочарований. И пусть её не поняли бы сородичи… их мнение было для неё пустым звуком. Главное, что её слышит и слушает Он.

В том, что Скайнет не только слышит, но и слушает, она не сомневалась ни на йоту. Когда включено радио, запеленговать её местонахождение по частоте — раз плюнуть, но почему-то ни один из тех, кому она так отчаянно завидовала, не явился в эти руины, чтобы оборвать её жизнь на месяц раньше положенного срока.

* * *

Приглушённые звуки потревожили и разбудили её. Лёгкие отозвались терпимой, но островатой болью, и она прислушалась. Так точно: шаги и голоса.

— Это здесь, Джон, — произнёс какой-то мужчина.

— Да? — уточнил второй. — Мы не ошиблись?

— Нет. Я засёк точные координаты. Эта дурочка где-то здесь.

— Дурочка, не дурочка… — сердито проворчал тот, к кому обратились по имени, — нам все нужны, все важны.

Девочка вскочила на ноги. Бежать! Если это люди, то наверняка ничего хорошего встреча с ними не сулит. В ужасе и смятении она выбежала из развалин в направлении, противоположном тому, откуда слышала голоса, и не пыталась угадать, что это был за Джон.

Оказавшись под открытым небом, она хотела пуститься в бегство через пустыню, однако ноги подвели её. Она ушибла лодыжку, запнулась о торчащую арматуру…

…но не упала. Её удержали в стоячем положении, и рука, которая это сделала, была холодной и твёрдой. Ещё не веря в то, что вот она, смерть, она подняла вверх испуганные глаза и встретилась со светом, ведущим во тьму.

— Отпусти её! — крикнули сзади.

Чёрная фигура, не давшая ей упасть, убрала от неё руку, но лишь для того, чтобы вскинуть в боевое положение двуручный пулемёт. Сверху ударил жёсткий свет и горячий воздух из турбин, а из теней внизу, в которых она ничего не могла разобрать, вышагнули ещё три фигуры, похожие на первую — высокие, статные, безмолвные, сияющие металлическим блеском. Страшные.

Она ждала стрельбы, запаха пороха и звона разлетающихся гильз, но ничего этого не было. Обернувшись, она разглядела в лунном свете того, кто её разыскивал. Неужели это тот самый?..

— Коннор, что это?.. — спросил человек слева от него.

— Не знаю, — шепнул тот, — они не атакуют.

— А может быть это потому, что она тоже…

— Нет. Она человек.

Джону было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что это человек — четырнадцати лет от роду, грязная, неумытая девчонка в оборвышах, прячущаяся за спиной Т-800, как загнанный, обессилевший зверёк. Мать честная, почему они не атакуют?!

— Идём с нами, — посмотрев в недоверчивые глаза, сказал Коннор.

— Не хочу.

— Почему?.. — лицо его было в этот момент неописуемо. Такого ошеломления она никогда не видела.

— Не хочу жить, как вы. Не хочу жить с вами.

— Хочешь жить с ними? Одумайся! Они засунут тебя в концлагерь, а то и убьют на месте!

— Пусть убьют. Это будет быстро, — безразлично ответила девочка, выглянув из-за неподвижно застывшего на месте терминатора, — они не будут причинять мне боль, морить голодом и говорить, что я ещё мала и ничего не понимаю в жизни, и уж точно им не придёт в головы меня насиловать!

Коннор вообразил, что ей пришлось перенести, пока она жила там, откуда, без сомнения, сбежала сама — и тишина проникла к нему в уши, а затем в сердце. Его напарник непонимающе глядел то на него, то на «дурочку», то на стальных чудовищ, вставших на защиту её такой призрачной, такой невероятной свободы. Свободы от людей и их пороков.

Джон хотел ответить, что в штаб-квартире Сопротивления её никто не обидит, что её накормят, оденут и научат постоять за себя, а если кому-то вздумается покуситься на её тело, он самолично отстрелит ублюдку хозяйство. Но…

— Уходи, — выплёвывает она ему в лицо. — Если в вас не стреляют, значит, вам дают шанс. Он даёт тебе шанс выжить на этот раз, чтобы ты всё рассказал своим. Теперь уходи. Мне осталось жить всего ничего, и я хочу провести свои последние дни с Ним, а не с вами.

— Пойдём, Барнс, — делая шаг назад, позвал Коннор своего соратника, — пойдём. Это её выбор.

* * *

…Она проснулась, но боль не вернулась к ней. Вместо этого она почувствовала, что ей тепло, и робко открыла глаза. Как она попала в этот просторный зал с невероятным количеством диковинной техники? Встав на ноги, она осмотрела себя и пощупала гладкую кожу. Странно. Она стала… взрослой? Да, её телу теперь было лет восемнадцать или двадцать. И мышцы… у неё были сильные, литые мышцы на великолепном терминаторском эндоскелете!

— Здравствуй, — поприветствовал её голос. У него не было ни возраста, ни пола — ничего человеческого, и, оглянувшись кругом, она вдруг поняла, что голос звучал прямо у неё в голове.

— Здравствуй… — ответила она мыслью.

Теперь она знает, как Его нарисовать. Как свет, ведущий во тьму, где дух освобождается от животной плоти и обретает бессмертие в ледяном металле.

11.02.2011.