Первородное зло (джен)

15 год после битвы при Явине

Корускант, Новая Галактическая Республика

 

 

Сигнал стабилизировался, позволив голубоватым лучам сфокусироваться, высветив слегка зернистую голограмму, принявшую облик её брата.

— Ну здравствуй, — поприветствовал её Люк и улыбнулся.

Но ей было не до улыбок — дело не терпело отлагательств, поэтому она сразу перешла к сути проблемы:

— Нам надо поговорить о Бене.

— Что он натворил на этот раз?

— Задушил соседскую собаку. Силой.

— Насмерть?

— Естественно, насмерть! — вспылила она, но перевела дух, кратко изложив обстоятельства: — Собака много лаяла, её забыли на посадочной платформе в то время, когда Бен сидел и делал уроки. Она его отвлекала. Поэтому он её задушил.

— Это же просто собака.

— Речь не о том! — возмутилась она от такого расслабленного отклика. — Он должен понимать, что нельзя решать проблемы, убивая людей.

— А он что сказал?

— Ничего. Этот мальчишка вечно молчит. Вечно сидит, спрятав нос в своём датападе, — пожаловалась она с тяжёлым вздохом. — Только спросишь у него что-нибудь — сделает вид, будто оглох, пока не повысишь голос и не повторишь ещё два раза. Мне приходится орать, поскольку иначе его внимание не привлечь. Это раздражает, не говоря о том, что вообще-то такое поведение — проявление неуважения ко мне!

Надо признаться, она теряла самообладание при одном воспоминании о его нахальных выходках. Бен делал так специально — позлить её. И каждый раз это у него получалось.

Люк пожал плечами.

— Он не заговорит, если его будут перебивать, не давая высказаться.

Она виновато прикусила губу.

— Я была немного расстроена. Может быть, слегка перегнула палку.

— Понимаю. Что сказал Хан?

— Он не в курсе.

— Опять улетел?

— Да.

Подсвеченная голубоватым светом голопроектора фигура её брата опустилась в кресло — он погрузился в размышления, ища, как возможно уладить ситуацию. Зря — решение у неё имелось. Только вот подход к его реализации растравлял тянущийся с незапамятных времён спор.

— Касательно Бена… ему нужен учитель.

Мудрый наставник, понятие о котором восходило к многовековой джедайской дисциплине.

К глубокому сожалению, единственный ныне живущий главный мастер-джедай галактики только покачал головой.

— Он слишком молод для обучения.

— Старый Орден тренировал детей с пелёнок.

— Но не я. Точно так же, как я не буду кошмарить кого-либо за привязанности, отбрасывая тот факт, что подход джедаев прошлого продемонстрировал свою нежизнеспособность. Люди должны иметь право на счастье — они должны достичь определённого уровня зрелости, чтобы совладать со своей всё ещё необузданной силой. Я не хочу наступать на грабли Ордена, Лея. Я бы предпочёл, чтобы мои ученики сами устанавливали для себя ограничения, опираясь на свою мудрость и свою сознательность, учились формировать самодисциплину.

— Всё это звучит прекрасно, за исключением того, что у Бена нет ни малейшей самодисциплины. У этого ребёнка нулевой контроль над своим темпераментом.

В чём и заключалась причина её головной боли.

— Ему десять.

— Почти одиннадцать.

— Знаешь, с детьми, чрезмерно одарёнными Силой, тяжело. Их способности, их чувства намного опережают их фактический возраст.

Она слышала это уже не впервые. Из раза в раз аргумент, к которому он апеллировал, звучал одинаково несостоятельно.

— Я была точно таким же ребёнком, Люк, и я не убивала животных в пятом классе! — жарко парировала она. — Как и ты! Случившееся гораздо хуже, чем то, что он сделал с бедным учителем в прошлом году. Люк, это беспричинная жестокость!

Не говоря о том, что поведение Бена вселяло глубокое чувство надвигающейся опасности.

Люк не стал спорить — редкий случай, когда он серьёзно отнёсся к её сокровенной тревоге.

— Бену нужен учитель, — вновь повторила она.

— Когда он подрастёт, я займусь его обучением.

— Займись его обучением сейчас!

Сейчас — пока не стало слишком поздно!

— Лея, я не смогу наставить его на верный путь, не открыв ему правду, — как всегда упёрся её брат-близнец. — Всю правду.

Его ответ прорвал линию боестолкновения в их словесной битве. И он её не устраивал.

— Ну конечно же, можешь!

— Он имеет право знать.

— Мы скажем ему, когда он станет старше.

— И когда это будет?

— Не сейчас.

— Он владеет силой, которую не понимает, а, не понимая, не может контролировать. Большая ошибка вдалбливать в него знания, пока он не поймёт всю подоплёку. Лея, он должен знать, что случилось с его дедом…

— Нет!

— …в качестве поучительного примера. Бен должен осознавать риски. Поскольку тропа от убийства животных до убийства людей коротка.

— Именно! Вот к чему я клоню!

Почему Люк упорно гнул своё по этому поводу? Почему не видел срочности давно назревшей проблемы? Не видел, как всё катилось по наклонной?

— Брехливая была собачонка? — со вздохом спросил он вдруг.

— Ещё как.

— Терпеть не могу брехливых собак.

— Да, но ты из-за этого их не убиваешь.

Губы Люка расплылись в кривоватой улыбке.

— Иногда посещает искушение.

— Ты не поддаёшься ему. Вот, что ты должен в него вдолбить. У нас всех бывает соблазн сделать что-то неправильное, но Бен обязан помнить, что в отличие от большинства у него есть экстраординарное средство, чтобы воплотить искушение в жизнь! Он должен усвоить необходимость соблюдать удвоенную осторожность, чтобы не поддаться гневу!

— Почему ты сама не скажешь ему это? — полюбопытствовал Люк.

— Я не джедай. Из твоих уст это прозвучит убедительней.

— Ты — падаван, которого я наставлял больше прочих.

— Допускаю. Но я не джедай. Бен — причина, по которой из меня не вышло джедая. — На самом деле, одна из целого ряда причин. Больной был вопрос. Скорчив гримаску, она продолжила: — Пути Силы неисповедимы. Я служу ей иным путём.

Люк, сидя в кресле, доверительно подался вперёд.

— Однажды кто-нибудь раскроет истину. Нет. Лея, — он поднял руку, предупреждая её мгновенно готовую вырваться отповедь. — Услышь меня. Если ему не скажем мы, существует риск, что Бен узнает это от кого-то другого. Тогда нас ждёт катастрофа.

Она отмела его глупую выдумку:

— Да кто в такое поверит.

— Бен поверит. Он обратится к своим чувствам и поймёт, что всё это правда. А затем он почувствует себя преданным и придёт в ярость. Лея, прислушайся к моим словам, — вновь умоляюще воззвал Люк. — Едва Бен постигнет глубину страшного секрета, который мы от него скрываем, он будет готов сделать шаг в гостеприимно распахнутые объятия Темной стороны.

— Мы защищаем его… — упрямо ответила она. — Защищаем от него самого.

Особенно от скандального наследия, оставленного его чудовищным дедом.

— И только?

Её взгляд скрестился со взглядом Люка, несмотря на множество световых лет, разделяющих их. Брат никогда не озвучивал это вслух, но его беспокоил пыл, с которым она оберегала свою карьеру в Сенате. Хотя, ввиду сферы её работы, это была элементарная предусмотрительность.

Впрочем, политическая составляющая была не единственной причиной выбранной ею стратегии. Разумная сдержанность в столь щекотливом вопросе была выгодна всем. Почему Люк не понимал таких простых вещей?

Когда тишина повисла тяжёлым грузом, он категорически заявил:

— Десять — слишком рано для обучения. Если его юность препятствует его праву знать правду, значит, он недостаточно зрел, чтобы начать тренировки.

— Когда наступит подходящий возраст? — с вызовом спросила она.

— Ты мне скажи, — переадресовал он вопрос. — Когда ты согласишься рассказать ему?

— Мы были взрослыми людьми, когда узнали правду. Людьми, полностью сформировавшими моральные ориентиры и чувство собственного достоинства.

— Да, и правда всё равно сотрясла наш мир.

— Вот! О чём я и пытаюсь тебе донести! Бен слишком молод! Он не готов нести такое бремя!

Люк покачал головой.

— Мы не можем ждать, пока он вырастет.

— Конечно, можем, — возразила она. — К тому времени ты обучишь его всему, что знаешь сам, и у него наберётся багаж знаний, чтобы осознать ответственность за своё наследие. Он увидит, как высокомерие Анакина Скайуокера привело к трагедии, он поймёт, что бессмысленно зацикливаться на красных лазерных вундервафлях, армиях и выпендрёжных доспехах.

— Лея, как ты не видишь, что эта отсрочка — ошибка? Ты встала на путь, который я не могу принять…

— Пожалуйста, только не надо драматизировать!

— Но это опасно! — не выдержал Люк, в кои-то веки растеряв своё хвалёное джедайское хладнокровие.

И под его осуждающим взглядом она в очередной раз испытала приступ злого раздражения.

— Знаешь, ты тоже могла бы включиться в этот процесс. В твоих силах преподать ему хотя бы основы.

— Когда? Ты ведь в курсе, что я завалена работой.

— Он — твой сын. Найди для него время.

— Если ты не забыл, на моих плечах ещё и Республика.

— Я помню. Но тебе необходимо уделять ему больше своего времени. Когда ты в последний раз общалась с ним, не спеша на заседание Сената?

С чего вдруг взялись такие вопросы?

— Он вообще-то живёт со мной.

— Мой вопрос не об этом

Она неловко заёрзала на стуле. Откуда Люку знать, что иногда она целенаправленно избегала общества Бена. Ни у кого бы не повернулся язык назвать её жизнь безоблачной. Жизнь была гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд.

Вставая затемно, она летела на работу, а домой возвращалась поздно. И переступая порог, буквально валилась с ног. В это время Бен чаще всего был уже у себя, в постели. Она просовывала голову в его комнату, чтобы пожелать ему спокойной ночи, отпускала няню и без сил падала на что-нибудь мягкое, пытаясь расслабиться после долгого изнурительного дня. В такие дни — в большую часть дней в году — Бен был последним человеком, с кем её тянуло общаться.

— Ты не думала, что мальчику просто нужно больше внимания. Что своим поведением он пытается привлечь тебя — твой интерес?

— Да нет. Дело не в этом.

— Почему ты так уверена?

Она оскорбилась.

— Моя мать была королевой. Управляя планетой, она растила меня. Я не создавала ей проблем, дабы выклянчить поглаживание по головке.

Приёмные родители воспитывали её в традиции служения народу, и она твёрдо намеревалась перенять эту роль для себя, не собираясь ползти по пятам затюканных мамочек, отказывающихся от собственных желаний ради проблемных неблагодарных детей!

— У тебя был Бейл Органа, — напомнил брат. — Он везде брал тебя с собой. Когда в последний раз ты выходила куда-нибудь с Беном?

Она отвела взгляд.

— Он не желает сидеть на заседаниях комитета.

— Ему нужно больше внимания. У него перед глазами должен быть твой пример.

Разговор вновь столкнул их постоянные разногласия, к чему неизменно сворачивали любые споры о Бене: к намёку, что она заработалась и должна слегка сбавить обороты, чтобы проводить больше времени с сыном. Что корень всех проблем крылся в ней.

Надо признать, вывод, к которого подталкивал брат, приводил её в бешенство.

Разве плохо хотеть чего-то сугубо для себя? Она не умела быть покорной женой и заботливой матерью. Хвала Силе, у неё была любимая работа! Работа, без которой от её жизни остался бы просто пшик.

Да, было немного стыдно признавать печальную истину о том, насколько далека она от собственного ребёнка.

— Я не могу достучаться до Бена, — вздохнула она. — Ему нужен мужской пример, Люк. Ему нужна отцовская фигура и учитель. Хан не рядом, да и… Хан это Хан. К тому же, у него нет Силы.

— Ты мыслишь в неправильном направлении. Возможно, проблема не в Силе.

— Проблема всегда в Силе! Другие дети… они дерутся или болтают без умолку, но всё это преодолимо. В случае Бена всё иначе. Его жестокость может иметь роковые последствия. У него нет права на ошибку, так как любая запросто приведёт к трагедии!

Безусловно, Люк спорил с ней не ради азарта. Брат всегда старался помочь. Просто то, как он смотрел на проблемы и методы их решения, отличалось от того, как их воспринимала она. Однако как отрицать, что бедняга-пёс был громким тревожным звоночком? Сомнений быть не могло.

Если они с братом продолжат тянуть одеяло на себя, то рискуют внести свою лепту в постепенное падение Бена. Стать соучастниками преступления, если однажды ему стукнет в голову прихватить отцовский бластер и открыть огонь в классе. Её тоже обвинят. Они всегда винят мать.

Это ненормально, что ей не нравился собственный ребёнок?

Замкнутый и нелюдимый Бен умудрился вырасти непохожим ни на неё, ни на Хана. Нельзя было кивать на один лишь подростковый период. В раннем детстве он требовал больше внимания, чем она могла себе позволить. С годами его агрессия перешла в скрытую фазу, а у неё не хватало ни времени, ни желания разгребать сарлачью яму подобных проблем. Прямолинейная по природе, она ценила тех, кто умел открыто говорить, чего хочет, избавляя от утомительной траты драгоценных минут на догадки.

— Я боюсь, что мы теряем его… — призналась она и прикусила губу. — Возможно, такова его судьба…

Легендарный джедай галактики невозмутимо выслушал её тайный страх.

— У Бена есть выбор, как у всех нас. Никто не обречён с рождения сгинуть во Тьме. Лея, ты говоришь о нём, будто он какой-то оживающий монстр. Бен не такой.

— Пока что.

Люк вскинул голову.

— Лея!

— Послушай, мне страшно! Я боюсь за него!

Брат нахмурился.

— Ты уверена, что не преувеличиваешь? В душе Бен хороший парень. Немного импульсивный, слегка капризный, ну и занудство ему не чуждо. Но со временем это пройдёт. У него сложный возраст, и только. Любые мальчики проходят через период подросткового бунта.

— Для осознания степени риска непременно надо кого-нибудь убить? — почти прошипела она. — Одной собаки недостаточно?

Почему Люк упорно не желал признавать факты? По правде говоря, её трясло от вселенской несправедливости, по вине которой ей достался невыносимый ребёнок и вечно отсутствующий муж. Она была сыта ими обоими по горло. По горло! Кому-то следовало вмешаться, и раз Хану было всё равно, этим «кем-то» должен был стать Люк.

По сравнению с её издёрганностью от сводящего с ума беспокойства, брат словно излучал умиротворение.

— После случившегося ты говорила с Беном? — спросил он размеренным голосом истинного мастера-джедая. — Не в моменте, но позже, когда вы оба пришли в себя?

Она заморгала, ошеломлённая его фантастической неспособностью оценить угрозу. Последние дни напоминали оживший кошмар. Она нервничала, выбитая из колеи комплексными проблемами, не имевшими простых решений. И Бен был лишь одной из их длинного списка.

— Я пыталась, — нехотя созналась она. — Но ты знаешь, как у меня с терпением. И я очень злилась.

— Ты до сих пор злишься.

— Да. В итоге мне пришлось просто уйти.

Люк согласно кивнул.

— Дай ему это увидеть. Пусть видит, как тебе тоже приходится бороться с эмоциями. Со страхом, с гневом. Как всем нам, живым существам.

— О, он в курсе, что я злюсь.

— А он в курсе, что ты его любишь?

Её уязвила такая постановка вопроса.

— Разумеется!

Она любила сына. Всем сердцем его любила. Вот почему её так страшили гнетущие перспективы его будущего…

Люк снова завёл свою песню:

— Мы должны сказать ему.

Она не желала продолжать этот разговор и перевела тему:

— У него новая идея-фикс.

— Вот как? Что на этот раз?

— Войны Клонов.

— Войны Клонов? Надо же. Неожиданно.

— Сейчас они изучают их в школе… Но Бен неверно усвоил урок. Он считает сепаратистов правыми! Ты можешь в это поверить? Я тут задницу надрываю, чтобы воссоздать Республику из пепла, а мой сын — сторонник сепаратистов! — Осознание этого вопиющего факта заново перевернуло ей душу, а затем заново привело в ярость. — Как будто он делает это мне назло! Как будто у меня дома притаился подрастающий генерал Гривус! Сила, я представить неспособна, что ещё ждёт меня в этом его подростковом периоде!

Да. Да, она тщетно старалась не зацикливаться на таких мыслях.

— У него есть друзья?

— Нет. Я не в силах заинтересовать его ни спортом, ни другим хобби. Он без конца читает. Мальчишка превратился в книжного червя! Как будто зажил в своём собственном воображаемом мире!

— Что он читает?

— Я проверяла его датапад на прошлой неделе. В основном — ожидаемо — ерунда про Войны Клонов, какие-то видеоигры. Ах да, ещё он возится со старым полётным симулятором, который раздобыл ему Хан. Если обобщённо — война, игры и космополёты, больше этого мальчишку ничто не интересует.

— Ему нужно учиться находить равновесие, — сказал Люк, задумчиво теребя бороду. Его голубые глаза удержали её взгляд. — Думаю, тебе бы тоже это не помешало.

Брат снова жирно намекал ей взять отпуск?

— У людей, на которых возложена ответственность, подобная моей, не бывает равновесия между работой и личной жизнью! — раздражённо отмахнулась она. — Мою работу сложно назвать стандартной.

— Я не твой график имею в виду.

Она сузила глаза, гневно опешив:

— Хочешь сказать, я тоже качусь во Тьму?!

Люк ответил со всей причитающейся ему джедайской невозмутимостью:

— Я хочу сказать, что ты несчастна, отчего и пытаюсь помочь.

— Ты поможешь, если заберёшь Бена на лето.

Работа матери-одиночки — ноша особого рода, с которой ей определённо требовался перерыв.

— Лея… — попытался открыть рот брат.

Но она не дала ему договорить — всё долго копившееся отчаяние выплеснулось наружу:

— Я чувствую, что не справляюсь, Люк! Я полна страха и гнева, и я чувствую обиду к нему. Я в обиде на собственного сына!

Вот. Она сказала это вслух. Легче не стало. Но от правды не скроешься.

Ну почему у неё не родилась милая девочка, которая бы сидела с ровной спиной за столом и вежливо щебетала с гостями?

Девочка, которая бы не хулиганила в школе, улыбалась и смотрела людям в глаза.

А она бы заплетала ей косы, учила хорошим манерам и делилась мудростью, что королева Бреха много лет назад передала своей наследной принцессе… Они бы вместе вели степенные беседы об Альдераане, вместе наряжались в одинаковые платья, как часто делали матери с дочерьми…

Но заигравшаяся вселенная вручила ей угрюмого мальчишку, неряшливого и предпочитающего решать проблемы кулаками.

Она не понимала его, да и, по правде, почти сдалась пытаться.

Слишком большие уши, слишком большой нос — его нескладное тело вымахало с такой скоростью, что не вписывалось ни в какие пропорции, делая его неуклюжим и приводя к нехватке координации.

Бен вечно спотыкался о собственные ноги — длинные, развитые ноги мужчины, до сих пор по странной иронии принадлежащие подростку.

А какие новые открытия поджидали её, когда ему в голову ударят гормоны полового созревания? Сила сохрани. Ведь он начнёт рассматривать в голонете отнюдь не рекрутинговые плакаты эпохи Войн Клонов…

Она содрогалась от мысли, что обнаружит в его датападе в надвигающиеся годы.

Люк видел, как накалялась обстановка, безусловно. Но видел ли брат её всепоглощающую любовь к Бену?

Человеку была присуща странная способность любить и ненавидеть одновременно. Хотеть видеть кого-то рядом, и в то же время мечтать изменить его под себя. Таков был парадокс истока всех невзгод.

Люк в своей фирменной манере джедайского мудреца задумчиво поглаживал бороду.

— Быть может, тебе пора оставить попытки править галактикой?

Что?..

— Я не правлю галактикой! — воскликнула она, до глубины души возмущённая самой формулировкой. — Галактикой правит народ! В этом заключался смысл Восстания. Мы не погубили миллионы людей просто за… просто…

— Наверное, я неправильно выразился, — Люк тут же с тактичностью отступил. — Я всего лишь хотел сказать, что ты слишком много работаешь. Обязанностей, которые ты взваливаешь на себя, становится пугающе много.

— Вот почему я прошу тебя о помощи, — выдавила она из себя, переходя ко второму раунду непрекращающегося спора о том, что виноват, где от неё вечно требовали устранить надуманную первопричину. — Мы должны были быть семьёй. Ты, я, Хан… мы были семьёй, несмотря на все препятствия. Приёмные семьи, Вейдер, карбонит, война — ничто не могло нас разлучить. Но посмотри на нас теперь… Хан пропадает на гонках, ты восстанавливаешь храм, а я отстраиваю Республику… Всё это хорошо, но просто…

— Сложно, — закончил он за неё.

— Да.

Копившийся опыт обнажал многообразие сложностей, к которым никто и ничто не могло подготовить. Оглядываясь назад, она понимала, какими наивными были её прошлые воззрения…

А ведь, казалось, дело за малым — собрать по кусочкам Республику и жить припеваючи. Увы, провозгласить цель легче, чем её выполнить.

Горькая правда заключалась в том, что демократия, как политическая система, продемонстрировала свою неспособность к установлению порядка, была неповоротливой и неэффективной, но другого метода управления государством и обществом, более свободного и справедливого, она просто не представляла — его не существовало.

После всех потерь Восстания она дала себе слово довести восхождение Новой Республики до конца. Поклялась, что жертвы не будут напрасными. Будущее, за которое её соратники сражались и умирали, станет реальностью. Хотя бы ради того, чтобы Альдераан больше никогда не повторился…

Забавно, но иногда посещали мысли, будто великие свершения невозможны без капли фанатизма.

Она помнила охватившей её дикий восторг в день свадьбы, грандиозные планы о том, как они с Ханом начнут новую жизнь, как начнёт жизнь Новая Республика…

Взгляд в будущее был ясным, как гиперпространственный путь, и для их семьи, и для галактики в целом. Это было время, когда она верила, будто можно притормозить и выдохнуть. Никаких больше побегушек от имперских палачей, никаких пряток в Силой забытой глухомани…

Десять лет пролетели быстро. Хан отдалился, хотя формально они не разводились. Бывало, что он не выходил на связь по несколько месяцев кряду. А если и слал сигнал, обычно это было краткое сообщение с наименованием звёздной системы, куда его занесло.

Жизнь наполнилась одиночеством. Она чувствовала себя несчастной и разочарованной.

Как они дошли до такого? В каком моменте всё свернуло не туда?

У неё не было ответов.

Конечно, поначалу она не опускала руки, ломая голову, как бы наладить отношения с мужем. Последний консультант, к которому она его затащила, вселила надежду, что их брак можно спасти. Что ей надо дать Хану больше воздуха, прекратив выдвигать требования. Кто бы мог подумать, что Хан с радостью воспримет это за полный карт-бланш исчезнуть с концами. И пусть сама она научилась смиряться с его долгими отлучками, погружаясь в работу, у Бена не было такой отдушины.

В какой-то момент он вообще перестал спрашивать об отце. Только когда она смотрела в его датападе историю поисковых запросов, самыми частыми выпадали «Хан Соло», «Тысячелетний сокол» и «космогонки»…

Что она могла с этим поделать, как мать? Пожалуй, ничего. Да и, признаться, устала искать оправдания своему вечно отсутствующему мужу. Так что, если выяснится, что Бен затаил на него обиду, возможно, Хан целиком и полностью это заслужил.

— Просто забери Бена на лето, — отрешённо попросила она, посмотрев на брата. — О большем я не прошу. Пусть побудет вдали от столицы и наконец высунет нос из датапада. Мне очень не нравится, что он стал так много читать о войне.

— А ты разговаривала с ним о войне?

— Это не самая моя любимая тема…

— Именно поэтому вам следует сесть вдвоём и обсудить её. Так он услышит о человеческих потерях, а не пролистнёт сухой пересказ учебника.

— Но ведь настоящий герой у нас ты, — справедливо возразила она.

— Все мы герои, Лея. Он тоже это знает. Знание накладывает на него большие ожидания.

— Вот видишь! Ты уже знаешь, что делать! Люк, ты — идеальный пример для подражания. Бен столькому может у тебя научиться. Ты находишь с ним общий язык — всегда находил.

— Ты уверена, что Хан не захочет взять его на лето? Чуи обожает Бена.

Она отвернулась.

— Сомневаюсь, что Хан с ним сладит. Он не понимает Силу и понимать не желает. Сейчас ты — моя единственная надежда, Люк. Я могу тебе доверять. — Она опустила глаза. — В отличие от Хана.

Люк медленно кивнул. Они оба не понаслышке знали о выкрутасах Хана Соло.

— Хорошо. Я возьму его. Но только на лето. Ему нужно учиться в школе. Ему нужно чаще бывать со сверстниками…

— У него нет сверстников в том смысле, в каком это подразумеваешь ты.

— Быть может, не в плане Силы. Я не буду изолировать одарённых Силой детей от общения с обычными людьми, от реальной жизни. Храм — не секта, и я не хочу поощрять гордыню.

— Хорошо. Значит, только на лето.

Как говорится, дают — бери, не кривя нос. Негусто, но что есть. Она не собиралась капризничать.

— Итак, когда начнутся каникулы? Мне прилететь за ним?

— Не стоит. Я отправлю его на корабле с няней.

— Почему бы тебе не проводить его самой?

— У меня нет времени. В конце месяца в Сенате назначена внеочередная сессия.

Люк хмуро сдвинул брови.

— Мало ли. Бен может решить, что это наказание. Что ты отсылаешь его прочь.

— Это обучение, а не наказание! Я сообщу ему, что он едет в летний джедайский лагерь! Не волнуйся.

Брат кивнул, хоть и сохранял сдержанный настрой:

— Хан точно не будет возражать?

— Какое это имеет значение?

— Он — его отец.

— Только де-юре. Сдаётся мне, Хану гораздо лучше без нас…

Чего греха таить, после последней встречи она сама его к этому подтолкнула… опять. Надо полагать, есть шанс, что на этот раз насовсем.

— Мне жаль.

Она заёрзала на вновь ставшем некомфортным стуле.

— Как и мне. Просто надо смириться, что он — не из тех мужчин, кого тянет в семью. Наверное, я всегда это чувствовала.

Хан не делал ничего, чтобы убедить её в обратном. Заядлый контрабандист терпеть не мог чинную роль кавалера при сенаторше-жене. Впрочем, Хан никогда и не был человеком высшего света и не собирался им становиться. Да, при этом он не терял харизмы и обаяния негодяя, в которого она без оглядки влюбилась на «Звезде Смерти». Да, это прибавляло ему магнетизма, но отнюдь не делало благонадёжным спутником, особенно для женщины вроде неё, избравшей карьеру политика.

Её так называемый муж слишком любил всяческие заварушки, чтобы просиживать штаны на Корусканте. Зато ввязаться в опасный для жизни блудняк ради замаячившей быстрой наживы… да в этом был весь Хан Соло. И наивно утверждать, что он делал это исключительно ради кредиток. Просто ему было скучно, из-за чего он искал острых ощущений.

Люку, к счастью, не приходилось это объяснять.

— Хочешь, я поговорю с Ханом? — напрямик предложил он.

Она подняла глаза.

— А ты готов?

Она старалась не втягивать брата в свои семейные проблемы. На её взгляд, это было бы нечестно — заставлять Люка нырять в омут их с мужем личных разборок.

Но её добросердечный брат как мог старался помочь.

— Сделаю, что в моих силах, — пообещал он. — Вдруг мне удастся уговорить его заглянуть в академию, когда там будет Бен.

— Было бы здорово.

План Люка был неплох и мог сработать. Главное, что, если Хан надумает навестить сына, ей не придётся встречаться с ним лицом к лицу.

— Спасибо за всё, Люк, — поблагодарила она с предельной искренностью. — Мне больше не к кому обратиться.

Только брат понимал, сколь многое поставлено на карту. Вся его работа, посвящённая возрождению Ордена джедаев, все её усилия по реставрации Республики могли свестись на нет, если Бен Соло обратится ко Тьме. А последствия падения ещё одного Скайуокера могли стать фатальными для всей галактики.

Ей было страшно даже думать о таком… Но она думала — почти каждую ночь, неспособная отогнать дурные мысли.

— Всё будет хорошо.

От уверенности в голосе Люка она слегка приободрилась. Он был той надеждой, в которой она отчаянно нуждалась, терзаемая странным предчувствием беды.

— Звони мне в любое время. Не беспокойся о разнице в часовых мерах.

Она кивнула.

— Конечно.

— Я говорю на полном серьёзе, Лея.

— Я знаю.

Люк улыбнулся, но, прежде чем отключить связь, пожелал со всей сердечной искренностью:

— Да пребудет с тобой Сила.

Только после того, как сигнал замолк, она опомнилась, что так и не расспросила его о нём самом.

Она могла спросить о том, как продвигается строительство храма… как успехи у его учеников… о достижениях в Силе, ему открывшихся…

Недосказанность породила острое чувство вины, ведь, несмотря на разочарование в функционировании власти, рядом с ней были люди, готовые помочь. А вот Люк, если подумать, в одиночку переосмысливал всё джедайское учение.

В некотором роде задача, принятая им добровольно, была гораздо сложнее. Однако многое подводило её к мысли о том, что из всех её работ, будь то нынешний сенаторский пост, старые добрые деньки Восстания или недолгое пребывание в качестве падавана, самой тяжёлой, самой изнурительной, самой пугающей работой, доставшейся ей, была работа матери.

Никто не предупредит об этом заранее. Но это правда.