Юный натуралист (джен)

Маленькие ручки вцепились в длинную дужку котелка, полного воды и какого-то мусора, как только сил хватило доволочь? И, что гораздо важнее, откуда доволочь?

— Мама выгнала меня из детской, в свои покои родители меня не пускают, а личных покоев не дают, — серьёзно объяснил мальчик. — И мне больше некуда идти.

— Да, тяжёлое у тебя положение, не позавидуешь, — посочувствовал Эвис. Опыт подсказывал, за таким вступлением следовал увлекательный разговор, полный разъяснений, уточнений, уговоров, торга и попыток шантажа.

— И теперь головастикам негде жить, — продолжил мальчик.

— Каким головастикам? — насторожился Эвис.

Мальчик сделал странное движение, то ли показать котелок, то ли наоборот, спрятать.

— Действительно, головастики, — согласился Эвис, заглядывая в котелок. — Головастики оранжевых квакш, вырастут ядовитыми. Не смертельно, но аллергическую реакцию неосторожному исследователю обеспечат, твой папа это выяснил, когда был чуть старше тебя.

— Значит, я опережаю его в развитии?

— Значит, надо вернуть головастиков их родителям, они наверняка волнуются.

— Я видел, квакши едят головастиков, и не волнуются. А я их спас!

— Квакш? — уточнил Эвис. Этот воспитанник обещал расти особенно сложным и интересным. Вернее, уже рос особенно сложным и интересным, без всяких обещаний.

— Спас головастиков от их родителей-квакш. Оранжевых.

* * *

— Это ящщеррица, у неё оторвался хвостик, я принёс её на лечение.

Цайти с удовольствием прошипел и прорычал понравившееся слово.

— Вот прямо сам собой оторвался хвостик? — уточнила Вельма.

— И ещё долго дергался, а потом перестал. Хвостик я тоже принёс.

Вельма задумалась, не устроить ли ей истерику, и пусть мужчины, взрослый и мелкий, сами разбираются.

— Это ящерица-древолазка, и оторванные хвостики даже Лиар не лечат, — издалека начал Эвис.

— А как же теперь ящерица без хвостика? — руки мальчишки разжались, ящерица шлепнулась на пол, шмыгнула к ближайшим лианам, да там и затерялась.

Всё произошло мгновенно, Вельма успела только ойкнуть. Мужчины, взрослый и мелкий, кинулись ящерицу ловить, но Вельма понимала: ящерица будет жить в детской пока не околеет от старости. В густых зарослях лилик, вьющихся от пола до потолка, без проблем могла спрятаться и полусотня таких ящериц. Что ж, могло быть и хуже, Барк, когда они оба были чуть старше Цайти, приволок в детскую серую погрызушку, она сначала подгрызла лианы у самих корешков, потом издохла и воняла, пока не нашли. Возможно, рожать ребёнка от Барка была не самая хорошая идея, но кто мог подумать, что передадутся не только острый ум и волосы цвета светлого весеннего мёда, но и прилагающиеся к уму любопытство и шкодность. Сын своего отца, Вельма была уверена, нарочно упустил ящерицу. К слову, медовым кудряшкам Вельма последний раз умилялась, когда сын лежал в колыбели. Потом он подрос, кудряшки распрямились, а медовыми бывали только в первые четверть часа после купания: маленький поганец виртуозно находил пыль, паутину, грязь, сажу, муку, порошки гипса и талька, краски, и ещё множество веществ, в которых изгваздывался с головы до ног. Сегодня Цайти изгваздался в ящеричной крови. Вельма уже достигла той стадии родительства, когда при виде окровавленного чада первый и единственный вопрос — новую одёжку сын испортил или старую, донашиваемую за кем-то из старших. Если повредилось чадо — это проблемы Эвиса. Возможно, стоит попытаться ещё раз, вдруг Мироздание, для равновесия, пошлёт Вельме девочку. Милую, послушную и смешливую.

— Значит, хвостик ящерице уже не нужен? Тогда я его муравьям положу, они его обглодают и я смогу рассмотреть скелет! — решил сын.

А если получится то же самое? Нет, лучше подождать несколько лет, двух Цайти одновременно детская (и Вельма) не выдержит.

* * *

Тьма сгущалась над детской, становясь гуще с каждой ночью: живые светлячки куда-то исчезали. Зловещие тени, выползавшие из углов с закатом солнца, росли и множились, щерились кровожадно и вот-вот должны были, просто обязаны кого-то сожрать. Ладно, если сожрут Ямини, она зануда, или Вайши, она ябеда, но ведь могут сожрать Ви-ви, или даже самого Цайти! Цайти пересчитывал оставшиеся звёздочки, но всё время сбивался.

— Ящерица. Голодная.

Цайти кивнул. Мог бы и сам догадаться! Ви-ви толковая, хоть и девчонка. Надо наловить ящерице других насекомых, это проще, чем поймать саму ящерицу. С самого утра, медлить больше нельзя, тьма сгущается!

* * *

— Мало.

Цайти сам понимал, что мало, но попробуй поймай трех скакунчиков, когда рук всего две! И двух мало кто поймать может! А сможет ли поймать скакунчика увечная ящерка?

— Жёсткие.

Ви-ви поздно сказала, Цайти успел вытряхнуть из горшочка с десяток отборных кокроучей. Кокроучи, как и ящерица, медлить не стали, спрятались в лианах.

— Ничего, светлячков ела, и кокроучей съест, — во всяком случае, Цайти на это надеялся.

— Фу!

— Согласен.

Клопы-вонючки действительно воняли, если их напугать. Цайти об этом знал, и собирал их, осторожно смахивая палочкой в горшочек. О том, что они испугаются темноты горшочка, он не подумал. Цайти отставил горшочек в сторону: пригодится.

Полосатая куса полностью оправдала свое название, пришлось бежать к наставнику. И желание охотиться куса тоже откусила.

— Лапки, — Ви-ви показала ручки с поджатыми пальчиками в ответ на предложение тоже кого-нибудь поймать.

Хитрая какая! Впрочем, кого она сможет поймать? Малявка, к тому же девчонка. Цайти в ответ продемонстрировал укушенную руку. Ладонь распухла, зудела, а запахом шандры можно убить кусу на лету. Наставник пообещал, через пару часов всё пройдёт. До назначенного срока оставалась целая вечность или даже две.

* * *

Майя устало потёрла виски. До Ярмарки оставалось всего ничего, надо составить, наконец, списки того, что пойдёт на продажу и подкорректировать список закупок. Чуть позже. Списки ждали уже две луны, и ещё четверть часа подождут. Книга всего на половине, весь убогий сюжет считывался с первых страниц, Майя, взрослая умная женщина, и читала-то эту ерунду для отдохновения от трудов на благо клана. Ещё страничку-другую поотдыхает, и будет, наконец, работать. На благо клана, да. Он уже понял, что любит только её, она уже поняла, что любит только его, у них свидание…

Майя поискала вино, надеясь хоть так поймать головокружение влюблённости. В книге оно описывалось не слишком убедительно, да и герой не вызывал симпатии. А героиня — полная дура, такие только в книгах бывают. Майя не дура. Была бы дурой — сбежала бы с тем беспутным Фламмэ целоваться при луне, но она не дура, она обложилась амбарными книгами, составляет списки к Ярмарке. Романтика, вьёсс! Майя налила вина в кубок, представляя себя в объятиях знойного красавца. В кубке всплыл кокроуч. От слов, сказанных Майей, со стен осыпались светлячки. Кокроуч благодушно шевельнул усами, и море ему было по колено.

* * *

Тьма сгущалась над детской. Особенно густой тьма была у водной. Очень густой. Очень-очень. Водная вообще к ночи становилась очень странным местом. Грибы-светлушки светили лучше насекомых-светлячков, к тому же их было много, но они не любили, когда на них льётся вода. Влажный воздух любили, а воду нет, вот такие они привереды и капризули. С наступлением темноты водная окрашивалась бледным зелёным и бледным голубым с журчащими чёрными провалами. Сегодня в чёрном провале что-то шевелилось, и Цайти едва не завизжал как девчонка, но тренированный мозг напомнил про ящерицу, принесенных ей кокроучей, гусениц, бабочек, скакунчиков и даже большую квакшу. Большие квакши неядовиты, если их не есть, это он у наставника уточнил. Большая квакша могла поймать ящерицу. Наверное. Ящерицу могла поймать и серая погрызушка, но папа очень просил погрызушек не приносить. Папу Цайти послушал, погрызушку поймать намного труднее, чем ящерицу.

* * *

Эгир Кайденсон наконец заснул. Сонные чары на него не действовали, и Хольма спела весь запас родных колыбельных и колыбельных сухопутных. Спела песни, что поют в ожидании мужчин, ушедших в море. Песни для прядения шерсти и песни для сбора ягод. Даже песни застольные и песни перед битвой. Вполголоса и медленно-протяжно они звучали странно, но это последнее, что волновало Хольму. Её ненаглядное морюшко было непоследовательно и непредсказуемо, но очень упёрто в своих решениях. Если морюшко решило спать — то заснёт в любое время суток, сразу и в любых условиях, хоть в корзине в саду под вопли старших детей, хоть в опилках под стук молотка в мастерской Катгора. Если морюшко решило не спать, то не заснёт и в самый глухой час перед рассветом, и в самой уютной колыбели, и на груди матери. А мать спать хотела. Очень. Последние песни уже не песнями были, а отчаянными зевками, перетекающими один в другой, приправленными невнятным мычанием.

Хольма медленно, очень медленно, по волоску, по капельке убрала руку с плечика сына. Затаив дыхание, оглядела платье и комнату вокруг себя. Ничего не должно ненароком упасть, ничего нельзя ненароком задеть. Медленно, очень медленно, чтоб не потревожить сына и колебанием воздуха, Хольма поднялась. Хотелось потянуться, тело затекло-задеревенело. Нет. Потянется она на ложе, всего шажок до него… И тут откуда-то, прямо на личико сына, упало насекомое.

Эгир был рассудительным малышом, и думал, перед тем как сделать. Хольма как раз успела выдохнуть, протянуть руку к насекомому… Эгир был очень громким малышом.

* * *

Тьма сгущалась над детской. Цайти проснулся, едва наметился подъем темноты, он должен был успеть. С рассветом придёт наставник, будет разминка, будет учёба, это всё весело и интересно, но ящерица жрёт только светлячков, только они неподвижно сидят на листиках, позволяют себя ловить. Может, ящерица не может ловить других насекомых потому что без хвоста? Глупости, у Цайти нет хвоста, но он даже кусу на лету поймать может! Но лучше б не смог, конечно. А ящерицу надо поймать и выпустить подальше от клана. И квакшу надо из водной выселить! Опять едва не перебудил всех, когда у ноги что-то шевельнулось. Но у Цайти — острый ум, стальная выдержка и молниеносная реакция, квакша изловлена и вынесена из водной. Надо её хотя бы до сада донести, но время идёт, а ящерица ещё не поймана!

* * *

Эльвейн прихлопнула насекомуса, брезгливо смахнула его в сток. Откуда они взялись? Уже не первый раз Эльвейн замечала этих тварей, продолговатых, шустрых, с длинными усами. Особенно часто они встречались около еды и воды, что логично и понятно, но очень-очень неприятно. Чары изгнания на них действовали до того неубедительно, что можно сказать, не действовали вовсе. Фуро отловил нескольких, начал испытывать на них яды, но и здесь успехов не было: чистый яд твари не жрали, отравленные фрукты переваривали без видимых проблем.

* * *

Тьма сгущалась над кланом. Поймать ящерицу до прихода наставника не удалось. Признаваться в том, что ящерица оказалась хитрее, Цайти не спешил, делал вид, что всё идёт как задумано. Квакша тоже куда-то подевалась. Искать беглянок на виду у девчонок Цайти не собирался: поднимут визг, наябедничают взрослым. Оставалось украдкой ловить светлячков везде, где он мог их найти днём, переносить в детскую и рассаживать по листикам там, где было бы удобно ловить ящерицу.

— Ням! — Ви-ви внимательно смотрела в стену. С другими девчонками не о чем разговаривать, они не думают, хоть и старше Цайти. Ви-ви думает, хотя совсем маленькая.

Цайти на всякий случай тоже осмотрел стену. Лилики ещё не зацвели, рано для ням-ням. Сообразил, сел на корточки рядом с Ви-ви. И заметил квакшу. Медленно и неуклюже пробиралась квакша среди лиан. Куда ей поймать ящерицу, даже бесхвостую! Мгновенное движение языка… Действительно, «ням!», а не «ням-ням». Был светлячок, нет светлячка. Цайти поспешно схватил квакшу.

* * *

И настала ночь, когда тьма поглотила детскую, остались только светлушки в водной и в спальне, но в спальне их совсем мало, спасало только присутствие мамы, сегодня её очередь ночевать с детьми. Мейфен, мама Ви-ви, только больше пугала, а мама Ямини и Вайши считала всех совсем малышами несмышлеными. Несмышленые только её дочки! Цайти напомнил себе, что он уже большой, сильный, смелый. Он слишком умен и образован, чтоб верить в неведомых монстров из темноты, да не в глухом лесу, а посреди детской. И квакшу он отнёс откуда брал, аж к реке за шакальим ущельем. Мимо шакальего ущелья ходить в одиночку, без папы и без наставника, в сто миллионов раз опаснее, а он ходил. Единственные, кого он может встретить по дороге в водную — ящерица и кокроучи, а их как раз и надо поймать. И это они его боятся, а не он их. И... Много разумных речей сказал себе Цайти, наставник мог бы гордиться.

У изголовья зеленоватые светлушки, мама каждое утро осторожно брызгает их водой, чтоб не засохли и не подгнили. Если оторвать их, испугаются монстры такого неубедительного света? Цайти не испугался бы. Вот ещё, светлушки пугаться! Да он сам кого угодно напугает! Даже бабушку Хольму недавно. Она так и сказала: "Как же ты меня напугал!", а бабушку Хольму только наставник Эвис не боится. Правда, бабушка испугалась не Цайти, а того, что он свалился с дерева и долго не мог встать, но это уже несущественные подробности.

Конечно, можно разбудить маму. Мама накастует магического светлячка или двух, да хоть пять, и монстры разбегутся, потому что очень боятся света. Почти так же сильно, как Цайти — темноты. Но будить маму — он что, маленький? Или девчонка? Да он единственный мужчина в детской! Цайти выскользнул из спальни, никого не потревожив.

Все оказалось не так страшно. В окно ярко светила луна, квакши под ногами не ползали. Зато бегали кокроучи, и совсем-совсем не боялись. Если бы пол в детской был светлым, как в остальном Лиар, было бы проще, но так даже интереснее. Цайти замер рядом со стеной. Он пятнистый или полосатый линзанг, сидит в засаде, а потом кааак прыгнет!

Ящерка коварно не появлялась. Несколько раз Цайти казалось, что листья лиан шевелятся, и он кидался к ним, но то оказывались насекомые, принесённые ящерице. Сама ящерка, наверное, спала. Очень скоро стало скучно, Цайти потряс лиану. Ящерка испугается спросонок, упадёт на пол, тут-то Цайти её и сцапает! Ящерица падать не спешила, Цайти удвоил усилия, идя вдоль стены.

* * *

— Эвис! Твоя доброта до добра не доведёт! — высказал претензии Барк.

— Что-то случилось? — колебание воздуха: Цайти скользнул Эвису за спину. Сразу два вывода: Цайти действительно в чём-то провинился, от отца ему перепало как минимум однажды. Вряд ли серьёзно, но Цайти запомнил. Или Цайти помнит, потому что перепало сегодня.

— Что-то случилось! Твой ученик притащил в детскую уйму живности, напугал девочек! И теперь эта живность бегает по всему клану! И в моих покоях тоже! А в детской он устроил разгром!

— А как твой сын объяснил ситуацию? — поинтересовался Эвис, любуясь спиралью событий. Мысленно, разумеется, Барк ещё не в состоянии оценить идеальную точность повтора. И разгром в детской он тоже в своё время устраивал, и не раз. Что сотворил Цайти, Эвис ещё не видел: перед рассветом Хольма, полумёртвая от усталости, вручила Эвису орущего малыша, пробормотав что-то невнятное, и ушла. Малыш тут же уснул, но Эвис не рискнул возвращать его матери, бегло осмотрел диагностическими чарами и долго пытался перепоручить его любой свободной женщине. Утром таковых не находилось, а беспокоить сон малыша нахождением в детской Эвис не хотел.

— Что он ловил ящерицу. Но ведь он её и принёс!

— Всё верно, кто принёс, тот и отнести обратно должен, — кивнул Эвис. — Чем ты недоволен?

— Тем, что он вообще её притащил! И насекомых тоже! И видел бы ты детскую!

— И ты что предлагаешь?

— Выпороть мальчишку, по тому месту, которым думает!

— Цайти, — обратился Эвис к напуганному… ну, может и не особо напуганному, но не будем заострять на этом внимание, — беги в мои покои и сиди там, пока я за тобой не приду. Только не шкодничай, пожалуйста.

Дождавшись, пока Цайти убежит, Эвис повернулся к Барку.

— Однажды давным-давно один мальчик приволок змею, чем напугал свою мать. Напомнить, кто это был? А помнишь, что говорила Хольма, когда мальчик змею выпустил прямо в клане? Ровно то же самое говорила. Я не дал Хольме осуществить намерение. Возможно, я был не прав. Именно из-за того, что когда-то я не позволил бить одного своего ученика, сегодня не могу позволить бить другого. Ну, конечно, ещё не поздно всё исправить и выпороть обоих.

Барк фыркнул:

— Я знал, кому доверить воспитание своего сына! Но тебе опять исправлять.

* * *

Детская выглядела… Эвис невольно восхитился. Слово «разгром» и близко не передавало впечатления. А впечатление было такое, что по детской прошла стая бешенных южехойцев. Эвис закрыл глаза, надеясь, что зрение его подводит. Открыл. Ничего не изменилось. Снова закрыл, сосредоточился на мантре «Равновесие», мысленно созерцая зеркальную гладь маленького озера в горах. Озера не хватало. Призвал любимый образ безмятежности: бесконечно-синее небо, безбрежно-синее море. Очень хотелось оказаться там, а не здесь и, пожалуй, на пару дней надо улететь подальше к морю, провести их в одиночестве и медитациях. Только восстановить детскую, только провести воспитательную работу с юным дарованием. И жена очень просила выкроить время, прилететь поговорить с сыном, который «ужас, что удумал!». Что именно удумал сын, жена не сообщила, видимо, надеялась, что любопытство притянет отца вернее долга. Любопытство и тянуло, долг тоже, но времени не хватало. А Хольма просила… Эвис понял, что единственное море, которое он увидит в ближайшее время — это море работы, и открыл глаза.

Ну, не так всё и страшно. Окна остались целыми, а остальное исправить несложно. Оборванные, оторванные от стен лианы валялись на полу, часть растоптана, часть сломана. Как один маленький мальчик мог это сотворить, Эвис понять не мог, но не так уж это и важно.

* * *

Цайти был охотящимся линзангом, вечной скалой, бесконечно мудрым мастером и магом в медитации. И понял, что никем из перечисленных он становиться не хочет. Уже настановился. Мастер... нет, не мастер, а Светлый, к внешникам надо обращаться так, Светлый Арье сказал, что маленькая ферра очень пуглива, и если Цайти не сможет сидеть тихо и неподвижно, то пусть лучше собирает ягоды с сёстрами.

Ягоды можно в любой день собирать, а внешники в Лиар редко. А внешника, у которого в корзине ферра, Цайти видел впервые. Но кто ж знал, что ферра будет ловить ящерку так долго! Цайти быстрее бы поймал! Он тогда за мгновение справился, только услышал шорох — сразу поймал. И хвост, и ящерку. Жаль, в детской так не получилось. Наставник и внешник вполголоса переговаривались о чём-то. Цайти послушал. Внешник собрался менять клан, наставник обещал поговорить с матерью (чьей?), но для этого Арье должен познакомить наставника с невестой, и «выполнить одно дело». Какое именно дело, наставник так и не сказал. Цайти сказки читал, и понял, что Светлому Арье предстоит серьёзное испытание. Хитрые Лиар сначала добиваются согласия, и только потом уточняют, на что именно.