Самоцветная пыль (джен)

Примечания:

Написано в рамках челленджа #толкователи_слов от группы "Дневники Ашеоры" https://vk.com/ashe_club

Тема 2 Интуиция/Изумрудно-зеленый/Встреча

Ветер рождался на высоте. Уносил поднимающиеся потоки тепла разогреваемой внутренним пламенем земли, нес на крыльях холодный запах звезд из самой вышины. Ветер летел с Запада — цеплялся за высокий шпиль древней башни, построенной неизвестно когда и неизвестно кем, задувал в открытые окна, поворачивал незаметные глазу механизмы, так что вся башня звенела от макушки до самых своих корней. В ее глубине что-то щелкало и поворачивалось. В центральном зале маленькая стрелка щелкнула, смещаясь с фигурки женщины с язычком пламени в руках, и задрожала, будто не знала, куда ей переместиться дальше. Застывшие сероватой хмарью узоры стен расцвели изумрудной изморозью.

Ветер был привычным. Его голос проникал все дальше, выдувал и сбрасывал снега с великих Восточных гор. Ветер звал — и, отзываясь ему, горы дрожали, сбрасывали с себя зимнее оцепенение, резали небо взмахами тяжелых драконьих крыльев. Мир просыпался вслед за драконами.

Могучие крылья легко ловили восходящие потоки воздуха, которых, впрочем, никогда не хватило бы, чтобы поднять такое огромное тело, но вместе с воздухом мир полнился густыми потоками эфира, а уж их-то хватило и для того, чтобы поднять огромный город, построенный людьми. Дракон чувствовал его — медленно двигающуюся далеко на западе громаду, пульсирующую множеством разнородных сердец. Его и другие — мелкие, будто мошкара, вспышки, пронизывающие небо. Высота всегда принадлежала драконам. Но людям оказалось мало принадлежащей им земли. Он поднялся выше, туда, где все земные шепотки смолкли окончательно, оставив лишь черноту и холодный, пронзительно голубой солнечный свет. Все его существо рвалось дальше — выше, но мир тянул его обратно разом натянувшимися и раскалившимися до бела нитями. Мир звал, обещая перемены. Дракон сложил крылья и рухнул вниз, изгоняя раскаленным ощущением падения ледяную звездную взвесь.

У самой земли он вновь расправил крылья, заложил крутой вираж, поднимая тучи брызг с черной озерной глади, поднялся чуть выше, кружа над блестящим металлом шпилем башни. Она была здесь всегда. Единственная — старше его самого. Постоянная и вечная, она раз за разом несла перемены. Он пытался разрушить ее множество раз — рвал когтями камни, плавил огнем, сносил ветром из-под крыльев, но башня возвращалась. Поднималась под мерное тиканье стрелок, обрастала новыми узорами и фигурками, и стояла.

Дракон спустился ниже, зацепился когтями за такие обманчиво податливые камни, обернул хвост вокруг шпиля и изогнул шею, заглядывая в широкие окна. Башня молчала. Она позвала его только, чтобы слушать тишину? Впрочем, дракон всегда умел ждать.

Мерное тиканье неизвестных механизмов нарушил шорох. Дракон медленно повернул голову. Вверх по стене башни двигалась тень. Первые окна башни располагались достаточно высоко, чтобы люди были вынуждены использовать летательные аппараты, чтобы проникнуть внутрь. Никому из них не приходило в голову подняться прямиком по стене, а драконом эта тень никак не могла быть. Он, стараясь двигаться бесшумно, скользнул чуть ниже, наблюдая. Неизвестное существо поднималось довольно шустро, дракону даже стало казаться, что оно вот-вот достигнет первого ряда окон. Но башня дрогнула — будто недовольно повела плечами, и шершавый камень обернулся зеркальной поверхностью. Он сам едва удержался, крепко вцепившись хвостом и крыльями в крышу, а вторженец, потеряв опору, рухнул вниз, грациозно извернулся в воздухе и… снова начал свое восхождение. Дракон устроился поудобнее и стал наблюдать.

Башня мерцала, меняла материал стен и убирала такие удобные на первый взгляд карнизы, играла углами и плоскостями, дышала жаром и обжигала морозным холодом. Но неизвестный оказался упорнее — он раз за разом поднимался все выше, подстраиваясь под изменяющуюся башню и ни одной выходкой его не удавалось удивить дважды. Башня сдалась первой — замерла, подставив упрямцу широкий внутренний подоконник… который тот с потрясающим нахальством проигнорировал, продолжая свое восхождение.

— Это ты играл со мной? — дракон почти не удивился, когда над кромкой крыши показалась вначале голова существа, а потом все оно единым гибким движением втянулось наверх. Похожее на людей разве что ростом и телом — но только до того мига, как начинало двигаться.

— Нет. Это она, — драконье горло совершенно не подходило для того, что люди звали речью, но он думал, а существо оказалось достаточно чутким, чтобы слышать.

— Жаль. Было весело, — оно фыркнуло, гибко потянулось и свернулось клубком под боком, укрывшись его же собственным крылом от слишком ярких солнечных лучей.

Дракон замер — даже его сородичи не решались так приближаться к нему — слишком уж велика была разница в размерах и мощи. Солнце хорошо, когда оно остается достаточно далеко от земли. Существо не пахло страхом — только каким-то остро-пряным ленивым довольством, по самой кромке которого уже начали пробегать колкие любопытные искры. Скоро ему понадобится еще одна башня.

— Кто ты? — у драконов не было имен, они узнавали друг друга и так, но у людей они были. Возможно, в этом неизвестное существо тоже было на них похоже. Он уже догадался, откуда оно пришло — подземный город, насковозь пропахший сталью и каким-то неизвестным прогорклым материалом, появился несколько оборотов назад. Он думал, что люди вновь решили забраться так далеко на восток, но это существо не было человеком, а пахло как раз подземной сталью. Значит, проклятая башня впустила в их мир кого-то еще.

— Я — это я, — существо мгновенно оскалилось, рассыпая последние осколки сходства с людьми. Вокруг него взвихрилось нечто холодно-острое.

— Хорошо, — дракон лениво шевельнул крылом, прижимая странное создание к литому золоту чешуи. — Ты хочешь знать, что внутри башни?

— Да. Нет. Что там? — существо будто просочилось сквозь него, обретая плотность и форму на самой кромке крыши.

— Смотри, — дракон изогнулся, открывая путь к интересовавшему его самого окну. Существо потянулось вперед, легко скользнуло вниз по длинной драконьей шее и ввинтилось в узкую прорезь окна.

Дракон слушал — ему казалось, что тиканье и щелканье стало сильнее и громче, будто время разом убыстрило свой бег. Маленькая стрелка задрожала сильнее, дернулась, явно собираясь вернуться к покинутой было фигурке женщины с пламенем, но не успела — быстрые руки дернули ее, перемещая на фигуру крылатого всадника. Башня замерла, а потом содрогнулась от рокочущего драконьего смеха.

В высоком зале почти не осталось серого — лишь бесконечные изумрудные петли новых узоров.

Шум многотысячной толпы оглушал даже сквозь поднятый звукоизоляционный барьер. Тсагха краем глаза посмотрела на панель, где горящий ярко-голубым светом кристалл показывал, что воздушные потоки натянуты до предела, и подняла руку, приветствуя людей. Сегодня день ее триумфа, и он стоит того, чтобы потерпеть излишний шум. Небольшая платформа, на которой она стояла, медленно следовала по улицам к главной площади, где Шепчущие установили огромные экраны связи — шествие транслировалось во все уголки Самоцветья. Люди приветствовали ее. Приветствовали победу. И это стоило даже онемевших от улыбки скул. В последние годы у нее было мало поводов для улыбок. Тсагха опустила руку и крепче стиснула короткий генеральский жезл с крупным рубином в навершии. Совершенно декоративная на первый взгляд игрушка после небольших переделок превратилась в достаточно грозное оружие, способное при необходимости вызвать мощный огненный шквал. Излишняя мера в свете последних событий.

Она хотела бы насладиться этим триумфом по-другому. Выпить его сполна, почувствовать каждой клеточкой тела, каждой искоркой пламени, бежавшего по жилам вместе с кровью. Но последнее собрание Багрового круга все еще отдавалось неприятной горечью. Кисловатым привкусом поражения.

Платформа остановилась в центре площади и поднялась выше, к ней тут же потянулись тонкие темно-синие нити каналов связи, соединяя ее с экранами. Теперь на Тсагху со всех сторон глядела она сама.

— Жители Самоцветья! — Тсагха говорила и не слышала свой голос: воздушные потоки были завернуты так, чтобы весь звук шёл вовне, и только небольшая полоска на боковом экране показывала, что передача идет как надо. Сейчас ее слышал весь мир. Но удовольствия от этого Тсагха не испытывала: мысли ее вновь и вновь возвращались к недавним событиям. Ликованию от того, что война заканчивалась. Нефритовая Башня уже вовсю строила планы насчет грядущих полевых работ, рассуждала о высвобождении финансирования на какие-то залежалые проекты… Тсагха слушала и понимала: если это и впрямь станет истиной, Рубиновая Башня не получит ничего. Все вернется туда, откуда началось. К изготовлению тепловых кристаллов и редким совместным проектам, от которых всю славу забирали себе Гранатовые.

Долгая война вознесла Пламенных на недосягаемую высоту, позволила звучать их голосу в Багровом круге так громко, как никакому другому: ни одна из Башен не была так совершенна в военном искусстве, ничьи заклинания и артефакты не оказались настолько же эффективны. Никто не умел отдаваться разрушению с такой же неутомимой страстью. Черные мундиры с желтыми вставками, по которым змеились алые узоры, открывали любые двери, а адепты буквально осаждали приемную комиссию. Рубиновая Башня могла позволить себе выбрать лучшее. Вот только все это рисковало рухнуть в один миг, похороненное их же собственными победами. Оказавшимися слишком сокрушительными. Тсагха знала — понимала — стоило остановиться. Дать драконам вырваться из кольца, растянуть кампанию. Знала, но не могла. Сама суть пламени сопротивлялась любым половинчатым решениям. Все или ничего.

— Нам остался последний рывок. Еще один шаг, прежде чем мир покорится нам, — собственный голос прорвался даже сквозь барьеры воздушников. — Враг будет разбит, победа — за нами! — Тсагха вскинула вверх руку с жезлом, ощущая, как через всю площадь, а вместе с ней — через экраны — через все Самоцветье проносится волна силы. Живой, пламенной, всесокрушающей силы. Пламя не только в том, чтобы насылать огненные шквалы, истинное пламя горит в сердцах. Тсагха замолчала, торжествующе глядя на беснующуюся толпу. Она не сомневалась — весь Багровый круг будет рвать глотки за ее самоуправство. Но слово было сказано.

* * *

— О чем ты только думаешь? Это безумие! Война окончена, слышишь? О-кон-че-на!

Арук, глава Гранатовой Башни, метался по совещательному залу. Широкие полы его одежд, инструктированных гранатовой крошкой, взлетали вверх и медленно опускались, застывая то в одной, то в другой форме, удерживаемые образующими стальными нитями. Даже в таком состоянии его контроль оставался совершенным. Арук резко развернулся на каблуках и шагнул к Тсагхе, оперся широкими ладонями на подлокотники ее кресла, нависая и давя тяжелой и рокочущий, как подземный огонь, силой.

— Ты так думаешь? — вопреки своему характеру Тсагха оставалась совершенно спокойна. Ее пальцы небрежно поигрывали рубиновым жезлом, а по медным стяжкам мундира не пробегало ни одной искорки— Смотри, — она наклонилась, легко и тягуче проскальзывая под локтем Арука, и подошла к тактическому столу, в несколько касаний активируя трехмерную карту мира.

— Это внешний пояс лей-узлов: на этой широте ни одного мощностью более восьми единиц, — тонкий луч, протянувшийся из одного из колец, украшавших пальцы Тсагхи, очертил дальний край карты. — Мощность от девяти до двадцати единиц — внутренний пояс, — теперь луч бежал по крупным городам, основной линии заселения Самоцветья. — А вот эти, — голос Тсагхи упал ниже, приобретая хищные терпкие интонации, — те, что отошли нам после «победы». Самый слабый — не меньше тридцати единиц, — последние слова она практически выдохнула в ухо Арука.

— Как ты думаешь, что там, дальше? — рубиновый луч едва касался дальних областей карты, темных и до сих пор толком не исследованных. — Чем дальше на восток — тем возрастает мощность. Я тут произвела некоторые расчеты… — Тсагха приложила к выходному порту стола широкий браслет и запустила через него импульс силы, начиная передачу данных. Карта на столе вспыхнула и замерцала, а потом ее покрыли ряды таблиц и графиков.

— И что ты хочешь этим сказать? — Арук провел по столу коротким гранатовым стержнем, перемещая таблицы так, как ему было удобнее. Рассматривал, сверял данные, выстраивал новые последовательности. Тсагха не мешала — все данные были точными, Рубиновая Башня собирала их практически с самого начала противостояния, но до этого момента — не озвучивала, придерживая до подходящего момента. Который наконец настал.

— Там Сердце, Арук. Ключевой лей-узел, питающий собой все остальные. Все движение энергии завязано на него. И когда мы возьмем его…

— Если мы возьмем его, — Арук досадливо отвернулся от стола, — ты не думала о том, как его будут защищать?

— Думала. Но подумай еще вот о чем, Арук. — Тсагха, заложив руки за спину, остановилась у панорамного окна, рассматривая раскинувшийся внизу город. — Что будет, если лей-линии оборвутся? Ты же помнишь, что случилось с Эшитейским узлом?

— Природный сбой. Такое случается, — голос Арука звучал ровно, но Тсагха чувствовала — он сомневается.

— Уверен? — она не обернулась, лишь чуть повернула голову, так, чтобы видеть отражение собеседника в одной из стенных панелей, — а что, если это было спровоцировано искусственно? Если есть возможность отсечь… например Гранатовый узел? Или любой другой. Что тогда?

Тсагха с трудом представляла энергию, необходимую для отсечения узла достаточной мощности, чтобы служить источником Башни, но все же перспектива лишиться лей-узлов, а вместе с ними и магии, была слишком кошмарной для всего Самоцветья. Достаточной, чтобы перспектива мира не выглядела настолько соблазнительной. Вывести из равновесия, дать почувствовать угрозу, пообещать приз в конце — она не сомневалась в том, каким будет исход.

* * *

— Мы ударим сюда, — Тсагха, придерживая локтем небольшой летный шлем, объясняла задачу собравшимся вокруг нее магам, — этот узел не слишком сильный и находится достаточно близко к озеру. От него атака развернется на Краэтт. Если сработаем как надо — уже через трое суток мы увидим отроги гор. Вперед!

Шлем привычно сдавил виски, перед глазами синим светом вспыхнули небольшие экраны связи, которые поддерживал закрепленный за отрядом Шепчущий. Тсагха до упора ввела опознавательный кристалл к гнездо, подключаясь к системам небольшого летательного аппарата, и взмыла вверх.

— Входим в состояние незаметности, — обезличенный голос Шепчущего ткнулся в виски, а вместе с ним пришло стягивающее ощущение темно-синих нитей, плотным коконом смыкающихся вокруг отряда. Никто ничего не заподозрит раньше времени.

Война за Сердце Мира, последняя и кровопролитнейшая из всех Драконьих войн, началась.

Примечания:

Написано в рамках челленджа #толкователи_слов от группы "Дневники Ашеоры" https://vk.com/ashe_club

Тема 1 Доверие/небесно-голубой/прикосновение

Мистри ждал. Он стоял облокотившись на ажурные перила узкого моста, соединяющего между собой башни Погодного института. Внизу искристым морем человеческих мыслей шумел Хэшфэль, но на такой высоте многоголосый гул превращался в едва уловимый шепот, и Мистри отдыхал. Даже плотная повязка из темно-синего узорчатого шелка не так сильно давила на глаза. Возможно, одного этого было достаточно, чтобы бывать в Хэшфэле чаще. Но все же в Хэшфэль Мистри привела не тишина.

Тишина рассыпалась, разлетелась, в одно мгновение сметенная обрушившимся с небес клубком небесно-голубых нитей, морозной свежестью высоты и искристым ветром. Аэстри. Мистри не видел ее глазами — но мог очень точно представить. И светлую прохладную кожу, едва скрытую ворохом бело-голубых тканей, которые так любили воздушники, и растрепанную косу с искорками инея, едва приглаженную тяжелой алмазной диадемой. Он сам подарил ее Аэстри, когда она подняла в небо Хэшфэль, и не помнил, чтобы она хоть раз рассталась с подарком.

— Ты не говорил, что приедешь, — Аэстри балансировала на перилах моста, пахнущая снегом и высотой, сама кажущаяся лишь частью пронизывающих все небесных нитей.

— Не рада? — Мистри не поворачивался. Это не имело смысла. Перед стянутыми тугим шелком глазами не было ничего, кроме темноты, но мир Шепчущих всегда был другим. Холодным и насыщенно-синим.

— Я бы могла тебя встретить, — Аэстри легко пожала плечами — встряхнула всем пролетом узкого моста и тут же остановила его, приглушив всегда дующий на высоте ветер. Стало теплее. Мистри сжал и разжал пальцы, скрытые тонкими перчатками — он и не почувствовал, когда они успели так замерзнуть, но сейчас кожу болезненно покалывало. Кажется, тепловой кристалл окончательно разрядился.

— Я же не заблудился, — никому никогда не приходило в голову провожать Шепчущих куда-то. Но в голове Аэстри жил сплошной ветер, и она редко задумывалась о том, как делали другие.

— Пойдем? — Аэстри беззвучно спрыгнула на мост, и Мистри разом ощутил все ее болезненное сожаление от необходимости тащиться по бесконечным лестничным пролетам или сидеть в узкой кабине скоростного лифта, когда можно сделать всего один шаг вниз. Почти все ветрянники полагали время бессмысленно истраченным, если не проводили его в воздухе.

— Лети, — предложил он. Сам Мистри не имел ничего против лифтов. Если, конечно, туда не пыталось набиться слишком много людей. Впрочем, одеяния Шепчущего — достаточный аргумент, чтобы наслаждаться поездкой в одиночестве.

Мысли Аэстри были быстрыми — как взмахи крыльев ласточек. Они кружились обрывками подхваченных ветром лепестков, так что если не вслушиваться специально — и не разобрать, о чем она думает в этот момент. Мистри не вслушивался. Это считалось бы чрезвычайно невежливым. К тому же ему нравилось не знать заранее — Аэстри умела удивлять.

— Полетели со мной?

— Что? — Мистри даже повернулся к ней. Пусть это и не изменило ровным счетом ничего. Конечно, он летал до этого — воздушные пути в Самоцветье были налажены давно, да и умел сам управлять небольшими гражданскими ветрокрылами. Но это было совсем другое.

— Так быстрее, — Аэстри взмахнула руками — мягкий поток ветра взъерошил его волосы и легко дернул за кончик ленты. — Или думаешь, что я не смогу удержать двоих?

В последнем Мистри не сомневался — если уж Аэстри удалось удержать в воздухе целый город — но… Ветрокрылом он всегда управлял сам. Чувствовал гудение моторов машины, регулировал энергию в подъемных кристаллах, выбирал скорость и высоту. Мысли Аэстри темнели — змеились тонкими молниями, предвестниками грозовых фронтов. Временами она оставляла ему не слишком много выбора.

— Не слышал, чтобы ветрянники брали кого-то в небо, — все же рискнул сказать Мистри, удивленно отмечая, как гроза мгновенно рассеивается, а мысли Аэстри будто стремятся уменьшиться и разлететься в стороны стайкой вспугнутых мотыльков.

— Не обо всем принято кричать с самой высокой башни, — вокруг них снова закружился ветер, голубые нити уплотнились, стягиваясь в надежные жгуты и сети ветряных крыльев. — Готов?

— Если только обещаешь не оставить меня на каком-нибудь шпиле повыше, — Мистри проговорил это совершенно серьезно, но все же прикрыл словами мелькнувшую мысль: если рискнешь коснуться.

— Договорились! — Аэстри рассмеялась и столкнула его с моста. Небо расступилось, разлетелось сотнями бело-голубых нитей, плотных, жестких — если сравнивать их с тонкой темно-синей паутиной мыслей — но от того чуждых и недостижимых.

Аэстри весело рассмеялась, упиваясь собственным восторгом падения, наполняя сознание радостью пустоты и свободы, так полно и остро, что не выдержали возводимые узорчатым шелком стены. Их мысли смешались, переплелись сине-голубыми искрами, в которых мелькали белые перистые облака, высокие шпили Хэшфэля, расчерченное алым небом и ослепительно голубой солнечный свет. Мистри видел и не видел одновременно — смотрел глазами Аэстри и чувствовал ее мыслями, вместе с ней подхватывал тяжелые голубые пучки энергии, пронизывающие все вокруг, натягивающиеся тугими струнами, легко удерживающими их обоих в воздухе. Полет на ветряных крыльях не имел ничего общего ни с ветрокрылами, ни с лифтами.

— Вверх! — голос Аэстри снес бьющий в лицо ветер, пусть даже и кричала она прямо на ухо Мистри, но слышать ее не требовалось — вся она уже свечой взмывала в небо, разрывая клочьями верхние облака и подставляя лицо обжигающему морозу. Полет замедлился — они застыли в наивысшей его точки, удерживаемые трепещущей ветряной голубизной. Аэстри завертела белые воздушные потоки вокруг, и холод отступил, оставив только тишину. Мистри ощутил себя совершенно слепым и глухим — на такой высоте не было и крупицы синевы. Совершенно ничего, за что можно было бы ухватиться. Только Аэстри — и ее бьющиеся за спиной крылья.

— Хочешь посмотреть? Здесь красиво. Так невероятно красиво, — Аэстри говорила быстро, захлебываясь собственным дыханием. Наверняка здесь было мало нитей даже для нее.

— Я вижу. Если видишь ты — то вижу и я, — собственный голос казался Мистри далекими и холодными льдинками, он слышал его только потому что знал, что говорит.

— Это не то. Совсем не то, — Аэстри недовольно встряхнула головой, и ее растрепанная коса ударила его по щеке обледеневшими кончиками. — Можно?

Мистри почувствовал, как холодные пальцы коснулись шелковой ленты, стягивающей его глаза, погладили узорчатый шелк и остановились на сдерживающем ее узле. Шепчущим не дозволялось смотреть на мир собственными глазами — слишком многое они могли увидеть. Чем выше круг — тем сильнее запреты. Тем меньше тех, кто оказывался достаточно безрассудным, чтобы пересечь границы бессознательного воздействия.

Разумом Аэстри всегда владел только ветер — узорная лента летела вниз, растерзанная вклочья ветром, а в глаза Мистри бил ослепительный свет. Он не видел солнца слишком давно. Мир ослеплял белизной и яркими голубыми всполохами, тянулся к нему и пел, обрушиваясь сотнями тысяч ощущений, из которых нельзя было вычленить что-то одно. Мистри щурился, стараясь разглядеть в многоцветье мира Аэстри, но свет ослеплял, а сквозь слезящиеся глаза картины смазывались, но это не имело никакого значения. Она все равно была слишком прекрасна в небесной голубизне ветряных крыльев, чтобы это могли отразить глаза.

Сиааль, за несколько недель до установления Завесы

Дипломатия никогда не входила в обязанности Аэстри, но если уж Багровый круг собрался в Сиаале, то честь Алмазной Башни требовала, чтобы она была здесь. Поэтому сейчас она сидела между Авенэй из Малахитовой Башни и Мистри из Сапфировой, и если против первой ветряница ничего не имела, то Шепчущий откровенно пугал ее своей застывшей улыбкой. Впрочем, вряд ли Мистри сейчас заботился о том, какое впечатление производит на окружающих: весь он, до самой последней искрящей синевой нити, был сосредоточен на том, кто в одиночку занимал весь противоположный край стола. Аэстри переплела пальцы и заставила себя оторвать взгляд от ладоней. Она уже давно не девчонка, которой первый раз повязали ленты в волосы.

— Итак, вы явились сюда и полагаете, что мы вот так просто примем ваше предложение? — Согха, глава пламенных, стиснул в кулаке небольшой информационный кристалл, один их тех, что их гость россыпью бросил на стол, не потрудившись соблюсти хоть какие-то нормы этикета. Хотя от кого их тут было ждать. Аэстри наконец подняла глаза и теперь пристально рассматривала сидящего прямо перед ней… человека? Перед глазами вспыхнули строчки многочисленных отчетов. Нет, они называли себя иначе. Дейм. Что означало это слово, выяснить так и не удалось. Возможно, об этом знала только их неведомая Сотворящая. Самоцветье выбрало им другое название. Рихэн. Измененные.

— Примете, — рихэн равнодушно пожал плечами. Он откинулся назад, балансируя на двух ножках кресла. Подвижный, будто ртуть, он, казалось, ни мгновение не мог усидеть в одном положении, смещаясь, почти танцуя, вынужденный как-то оставаться на том узком пространстве, которым его ограничили. — Или не примете, — он вдруг замер, склонив голову набок и вывернув шею так, что у Аэстри, глядя на него, заныли все кости разом. — Но тогда нам придется делать другое предложение. И оно может быть… — тонкие, нечеловечески длинные пальцы, затянутые в черную кожаную перчатку, сложились в непонятный жест, — не таким… выгодным. Кажется, это называется так, да? — в тихом шелестящем смехе Аэстри отчетливо слышала отголоски безумия. Дисбалансированные потоки энергии отрицательно влияют на сознание, приводя к фрагментации и частичному помрачению. Бесконтрольные вспышки агрессии сменяются апатией. Постоянно движение — полной неподвижностью. Она читала достаточно отчетов, пусть это и было совершенно не ее сферой: копаться в чужих внутренностях предпочитали изумрудные, отвратительнее их в этом смысле были только сапфировые — они копались в мозгах. В отношении этих… рихэн им пришлось поработать совместно. Аэстри не видела Мистри в таком восторге с момента, когда ему отдали Багровый круг. Эти рихэн отличались от тех, что были в самом начале. От тех, кто вдруг оказал помощь практически оттесненным к самым горам драконам. Измененные третьего поколения, если верить отчетам. Безумцы, рискнувшие пойти на слияние с лей-узлами без использования концентраторов и преобразователей. Не перестраивающие энергию под себя, а сами изменяющиеся для нее.

— Это угроза, Велимир? — Согха поднялся на ноги, навис над столом, давя тяжелой энергией подземных костров. По его рукавам бежали желтые искры.

Аэстри видела, как гость едва заметно поморщился: то, что выплюнул из себя Согха, совершенно не напоминало тягуче-звонкий набор звуков, который гость произнес при приветствии. В’’эе’л’’я’эее’миэр’рэ. Воздух запомнил его, но Аэстри бы потребовалось немало сил, чтобы заставить себя его повторить. Мистри сказал, что он услышал простор и тугой воздух под драконьими крыльями. Мир с высоты полета.

— Это истина, — рихэн откинулся еще дальше, по-кошачьи потягиваясь и задевая кончиками пальцев подоконник. Достаточно, чтобы привлечь внимание к тому, что все они пытались не замечать. Круглый золотистый глаз с вертикальным зрачком. Достаточно огромный, чтобы занимать все пространство окна. И лучше было не думать о том, как высоко от земли находился зал переговоров.

Когда небо над Сиаалем вдруг заслонила огромная тень, Аэстри даже испугаться не успела, только подумала, как-то отстранено и горько, что их ждет судьба Рубиновой башни. Никто не думал, что драконы смогут забраться настолько далеко в человеческие земли. Никто помыслить не мог, что они смогут проскользнуть незамеченными — от полета гигантских существ гудели все энергетические линии мира, он эхом разносился на многие карфы вокруг. Рихэн умели подкрадываться незаметно, но ни одному из них не удавалось спрятать дракона. До сих пор не удавалось.

Испугалась она позже, когда вместо испепеляющего пламени вниз сорвалось золотое знамя с белой каймой — символ мира и переговоров. Рихэн никогда не вступали в переговоры. Только убивали, проявляя в этом немалую фантазию и энтузиазм. Вслед за знаменем вниз спустился дракон, разом занимая собой весь замковый двор: огромный золотой монстр. Аэстри готова была поклясться, что это тот же самый, что одним залпом расплавил рубиновые ворота. Других золотых драконов в Та’ане не видели. Красные, рыжие, коричневые, серые — любых расцветок и сколько угодно, но золотой был только один. А потом с его шеи спрыгнул рихэн. Она ни разу не слышала, чтобы драконы позволяли использовать себя вместо транспорта. Рихэн покровительственно хлопнул ящера по лапе, а тот лишь слегка пихнул наглеца носом в спину. И Мистри клялся, что это был дружеский жест.

И сейчас рихэн говорил, а дракон наблюдал за переговорами безмолвным гарантом силы и намерений. Сколько Аэстри ни старалась, но заставить свои руки не дрожать она просто не могла.

— Мы обдумаем ваше предложение, — Мистри успокаивающе коснулся руки Согхи, и тот дернулся, мгновенно разрывая контакт с Шепчущим. Вероятно, все они слишком напряжены, раз уж стали забывать о таких простых вещах, как этикет.

Шепчущим и Видящим не дозволялось касаться кого-либо без четко выраженного согласия: слишком много они могли узнать, а личное почиталось в Самоцветье священным. Поэтому все Видящие и Шепчущие закрывали свои глаза плотными тканевыми повязками и не снимали перчаток в присутствие посторонних. И с теми, и с другими не рекомендовалось оставаться наедине и вести долгие разговоры — словами и чувствами они играли так искусно, как никто другой. Хотя Согха дергался излишне активно, можно было подумать, что он попросту боялся Мистри. Аэстри перехватила взгляд пламенного и насмешливо улыбнулась, показывая, что она все видела.

— Думайте, — рихэн чуть скалился и выглядел настолько откровенно безумно, что Аэстри заподозрила искусную игру, в которой это племя никогда не считалось сильным. Они изменяются слишком быстро.

* * *

— Всего несколько недель назад вы отвергли наше предложение о перемирии, — Аэстри устала от споров и тихо вышла из переговорного зала. Но вместо приятного одиночества в комнате отдыха ее ждала совсем другая компания.

— Это было давно, — Велимир бесцеремонно перегнулся через столик и вдумчиво гладил пальцами стенную панель. Как раз там, где под ней проходили основные силовые линии, отвечавшие за жизнеобеспечение крепости.

— Надеюсь, вы не собираетесь провернуть сейчас какую-нибудь диверсию, — Аэстри не отрываясь следила за ним, не желая показывать, насколько неуютно чувствует себя в обществе рихэн. Непривычно мирно ведущего себя рихэн. Она прикоснулась к встроенной панели стола, коротким импульсом отправляя сообщение. Несколько мгновений, легкая рябь и над столом возникла высокая чашка с дымящимся напитком. Именно то, что сейчас нужно.

— На переговорах не принято устраивать диверсии, — Велимир оставил в покое стену и теперь не менее пристально изучал стол. Аэстри казалось, что тонкие силовые нити будто пытаются забиться глубже в дерево, чтобы спрятаться от изучающего взгляда. Слова же прозвучали… слишком нарочито, неправильно и совершенно не подходили существу перед ней. Словно он цитировал кого-то другого.

— А что еще не делают на переговорах?

— Не убивают слишком наглых пламенных и не поджаривают мозги любопытным шепчущим, — Велимир теперь смотрел прямо на нее и улыбался. Одна половина его лица казалась застывшей маской, а другая кривилась, мгновенно меняя оттенки эмоций. Аэстри отметила нарушенную линию бровей и разные глаза. Излишки энергии вызывают изменения. Сила перекраивает под себя не слишком подходящую ей оболочку.

— Вы думали о том, что ждет вас в конце пути? — она обернула слишком горячую поверхность тонким воздушным потоком и подняла чашку к лицу, вдыхая аромат. — Совсем скоро изменения станут необратимыми. Вы знаете, что будет потом?

— Полагаю, вас это не касается. Вы ведь не знаете, что будет хотя бы с вами… заглядываете далеко вперед и не замечаете мелочей у себя под носом, — Велимир тихо смеялся, а Аэстри вдруг поняла, что не может пошевелиться. Не сейчас, когда острый каблук сапога рихэн впечатался в ее тень. Ветры все еще струились вокруг нее, но дотянуться до них…

— Думаете, это поспособствует переговорам? — Аэстри заставила свой голос звучать спокойно. Он был единственным, чем она могла управлять. Ну еще разве что стуком собственного сердца. Она почувствовала, как, словно в ответ на ее мысли, сердечный ритм ускорился, сбился, и снова ускорился неровным прерывистым тактом. Точь-в-точь таким, какой отбивали пальцы Велимира по краю столика. Силен. Невероятно силен здесь, так далеко от привычных ему лей-узлов. Ненормально. Неправильно. Совершенно противоречит всем реакциям, изложенным в отчетах.

— Безумным тварям положены маленькие шалости, — пальцы Велимира замерли, и Аэстри почувствовала, как с ними останавливается ее сердце, чтобы спустя мгновение зайтись собственным неровным ритмом. Испуганным, неправильным, но таким настоящим. Дремавший до того ветер взметнулся, окутывая ее плотным защитным коконом, хлестнул вокруг острым краем, оставляя тонкие разрезы на обивке. Велимир медленно стер со щеки каплю слишком густой темной крови и задорно ей подмигнул, будто говоря: «ты же догадалась, почти догадалась». Аэстри мотнула головой, отгоняя наваждение.

— Ты злишься, — она не заметила, как соскользнула на более фамильярную манеру общения, словно только что произошедшее давало ей право шагнуть чуть дальше, приподнять покров недоговорок и условностей, — и совершенно не желаешь ни мгновениях этих переговоров.

— Они бесполезны, — рихэн легко кивнул, соглашаясь, — но пока Сотворящая желает говорить с вами…

— Ты будешь говорить и соблюдать вежливость, — Аэстри понимающе улыбнулась. Потоки энергии танцевали вокруг, сильные, насыщенные, и их было слишком много даже для мощного сиаальского узла. Она оглянулась туда, где, отделенный от нее стенами, все еще сидел золотой дракон.

— Они тебе не поверят, — Велимир проследил за ее взглядом, — это ведь противоречит всей вашей теории, да?

Аэстри не ответила. Она была уверена, что сможет убедить хотя бы Мистри, а потом… Им пригодится это перемирие. Пусть даже изначально она и выступала против. Аэстри вернулась в переговорную, а Велимир лишь едва заметно улыбнулся, глядя ей вслед и грея пальцы об оставленную чашку. Все шло намного лучше, чем можно было ожидать. Они все — и люди, и Сотворящая — все слишком привыкли к своим играм. И не привыкли, что в них может сыграть кто-то еще.

Примечания:

Перетащила сюда из сборника по челленджу. Ибо по тематике.

50 г. Г.Э., Сиааль

Сегодня. Аэстри почувствовала это всем своим существом, тенью дара, доставшегося от матери Видящей. Звенящий поток ветра наполнил тело, поднимая высоко над землей, туда, где стремительные потоки, казалось, могли обогнать само время. Наверху холодно, а воздух такой, что его никогда не хватает — рвет и царапает легкие, давит на грудь невозможностью сделать вдох, а голова кружится. А может быть, это оттого, что тело кажется легче самого ветра. Аэстри окутала себя теплым потоком и стянула к лицу искристые голубые нити — дышать сразу стало намного легче. Разумнее было спуститься ниже, но тогда она рисковала не успеть. Сегодня нужно обогнать ветер.

Она рухнула вниз, закручивая вокруг себя белые воздушные потоки, замедляя падение и не давая телу разогреться слишком уж сильно. Земля становилась все ближе, удар о нее казался неизбежным. Аэстри свила потоки и дернула их вверх, будто ловила себя в невидимую воздушную сумку. Ноги ее коснулись земли, а ветряные потоки не потревожили и травинки. Здесь не было никого, кто мог бы оценить это по достоинству, но некоторые привычки невозможно изменить.

Аэстри повернулась на восток, туда, где в лучах восходящего солнца медленно плыл город. Прекрасный, как забытая сказка, Облачный город Хэшфэль — лучшее творение магов Голубой башни. Когда-то Аэстри была среди тех, кто поднимал его в воздух, наполнял звенящей воздушной силой управляющие контуры и направлял величественный полет. Сегодня она пришла взглянуть на его падение.

Хэшфэль падал медленно. Когда-то за его шпили цеплялись облака, теперь же… Южная часть Облачного города накренилась, задевая холмы. Камень натужно скрипел, разрушаясь, и даже со своего места Аэстри ощущала тягучую и болезненную дрожь земли, в которую пыталось вернуться то, что когда-то вырвала и подняла в воздух мощь ветряных магов.

Осыпались кружевные башни Погодного института, сминались, складывались внутрь себя целые кварталы. Хэшфэль дрожал и разваливался на части. Не выдержав первых мгновений удара, обрушились мосты, соединявшие между собой районы города. Куски белого камня падали вниз, причиняя новые разрушения. Солнечный луч блеснул на куполе планетария, высветил огромную трещину, пробежавшую по нему, а потом целый пласт медленно съехал вниз и рухнул на землю, поднимая тучи пыли. Земля задрожала сильнее.

Аэстри прикрыла ладонью глаза — они слезились то ли от долетевшей даже до нее пыли, то ли от слепящих лучей солнца. Хэшфэль был покинут четыре года назад, после того, как стало окончательно понятно, что лей-линия, вдоль которой проходила траектория движения города, больше не питает его энергией, и даже в узловой точке ее недостаточно, чтобы удержать его в воздухе. Наверное, если бы все маги ветра собрались вместе, у них бы хватило сил, чтобы заново наполнить резервуары города энергией и продлить его полет. На десять лет, на год — кто знает, насколько бы ее хватило в изменившемся мире, где все старые расчеты потеряли всякий смысл. Аэстри сама приняла решение не продлять агонию и отогнала Хэшфэль сюда, на безлюдные равнины, и оставила. Оставила умирать. На ее глазах подломилась Алмазная башня — оплот и символ магов ветра в Хэшфэли. Сияющие стены покрылись сетью трещин, башня словно взорвалась изнутри, а потом осыпалась вниз, и белый камень ее казался россыпью алмазных слез.

Вот и все. Северная оконечность города, та, что держалась выше всех остальных, гордо сверкая огромными окнами старых дворцов, раскололась, камнепад поднял новую тучу пыли, и Аэстри чуть поднялась над землей, чтобы не упасть, когда до нее долетела волна сотрясения. Величественный город обратился бесформенной грудой камней. Вот и все. Мы выиграли войну, но проиграли самих себя…

Поднявшееся в зенит солнце отразилось в прозрачных камнях диадемы, украшавшей голову Аэстри, и она поймала ветряной поток, поднимаясь в воздух. Как много времени пройдет, прежде чем крылатые маги вслед за Облачным городом станут лишь сказкой? Больше всего на свете Аэстри надеялась, что не доживет до того дня, когда первый маг не сможет подняться в воздух вслед за ветром.

Ветер, ветер, поиграй,

Поиграй со мной —

Подарю цветные ленты,

Распущу хвосты,

Будем в облаках резвиться

Только я и ты…

58 г. Г.Э., Аметистовая Башня

— Ну и что ты от меня хочешь, Аэстри? — глаза Окили скрывала тугая темная повязка с золотистым узором — дань давним традициям, которым предпочитала не следовать молодежь. Со всех трибун вещали о том, как глупо цепляться за старое. И никто, ни один человек не осмеливался сказать вслух, что повязки не нужны потому, что Видящие разучились видеть достаточно хорошо, чтобы обходиться без глаз.

— Я хочу знать, что ты видишь. Неужели тьма заслонила и твои глаза? — терпеливо, в который раз за последние полгода повторила она. Между Аметистовой и Голубой башнями никогда не было настоящей дружбы, но сейчас, когда буквально все норовило окончательно рухнуть в бездну, глупо вспоминать старые разногласия или заниматься интригами.

— Тебе не нужны мои глаза, Аэстри, — Окили медленно покачал головой, — ты и сама знаешь грядущее. Неужели ты не прочла его в обломках Хэшфеля?

Пальцы Аэстри стиснули подлокотники кресла. Она глубоко вздохнула, пытаясь избавиться от ощущения тягучей ноющей раны внутри, что открывалась каждый раз, стоило ей вспомнить о Хэшфели. Город-мечта, город-символ, который рухнул на землю, погребая под собой все их надежды на лучшее будущее.

— Я… не верю, что ничего нельзя изменить.

— Мне казалось, что ты умнее, чем Согха. Он до сих пор верит, что все вернется на круги своя. Надо лишь подождать. Естественный спад, как же, — Окили презрительно улыбнулся, а голос его к концу триады неуловимо изменился, напоминая Аэстри о тех высокопарных интонациях, с которыми Согха говорил с трибуны Багрового круга.

— Мы не можем вернуть все как было, но неужели нет пути для… нового?

— Энергия уходит. Лей-линии слабеют с каждым днем, узлы, которых хватало, чтобы обеспечить жизнедеятельность целого города, теперь едва хватает для нужд первой необходимости. Если так пойдет и дальше… боюсь, мы окажемся в большей дикости, чем это могли представить наши далекие предки.

— Мы уже намного ближе к ней, — Аэстри невесело улыбнулась, — я слышала, что в Лья завелся какой-то пророк. Он выходит на улицы и кричит о том, что все это — кара богов. Кто-то уже прозвал его Юэрэлем.

— Вы, ветряники, всегда отличались слишком большой тягой к сплетням, — сухо ответил Окили, — но подобное суеверие… — он рассмеялся. — Уверен, даже если слух правдив — топазы сами с ним разберутся. Хотя не исключаю, что им понадобится помощь изумрудных для этого сумасшедшего.

— Тогда уж им придется обратиться к Шепчущим — все-таки сумасшедшие это по их части, — Аэстри тоже рассмеялась. Странный, пугающий своей невероятностью слух окончательно показался ей предутренним бредом.

— И все-таки, нам нужны новые источники энергии, — упрямо продолжила она.

— Насколько я знаю, исследования в этом направлении еще ничего не дали, — Окили покачал головой, — даже Шепчущие в затруднении. Все, что мы можем сейчас — пытаться собрать так много энергии, как только возможно, и заполнить резервуары. Нельзя позволить повториться чему-то вроде трагедии в Летро.

— Да, этого мы должны не допустить, — Аэстри согласно склонила голову. Оставшийся без энергоснабжения Летро оказался погребен под толщей воды вместе со всеми жителями. После этого эвакуировали все подводные города пояса Лья. Аэстри невольно погладила пальцами камни диадемы, украшающей ее голову. Окили был прав — пока они не придумали ничего другого, стоило позаботиться о резервуарах. Она гнала от себя дурное предчувствие, что даже если они смогут запасти достаточно энергии, не будет тех, кто сможет ей правильно воспользоваться. В последнем наборе Голубой башни не было никого, кто имел шанс войти хотя бы в Золотой круг. И никого за последние пятьдесят лет, кто претендовал бы на Багровый. Не стоило сомневаться — совсем скоро Совет примет решение о снижении требований. Но сильнее они от этого не станут.

59 г. Г.Э., архипелаг Лья, Сапфировые Палаты

Долго Сотворенные блуждали во тьме, пока не услышали зовущий их Голос

Завет Тана, список Императорского хранилища Льяо

— Вы утверждаете, что слышали голос?

— Нет. Единственный голос, который я слышал — мой собственный. Но я и правда отыскал свет. Там, внутри меня.

— Вы расскажете подробнее?

— Это случилось в день затопления Летро. Я был там, понимаете?

Первым погас свет. Тысячи фонарей, паутиной оплетавших защитный купол подводного города, погасли разом, и на Летро пала темнота. На миг город — огромный, многотысячный город — затих, и в тишине было отчетливо слышно, как трещит купол, на который вдруг обрушилась многотонная толща воды.

Маги пытались, они действительно пытались сделать хоть что-нибудь, но всей мощи остававшейся в Летро Топазовой Башни не хватило, чтобы заменить собой лей-узел. Сердце Башни остановилось. Они ждали, отчаянно надеясь, что оно забьется, что долгие годы пронизывающая Летро энергия не может исчезнуть в один миг. Они ждали слишком долго и тратили драгоценную энергию на поддержание иммитации порядка. А потом купол не выдержал. Летро — жемчужина пояса подводных городов Лья — строился несколько десятков лет и был разрушен за несколько часов. Море поглотило его.

Мне повезло. Я собирался на поверхность и никогда не принебрегал страховочным снаряжением. Я успел прижать к лицу маску и включить подачу воздуха из балона. Волна вынесла меня на поверхность, и я вцепился в кусок каких-то конструкций. Я не знаю, сколько прошло времени. Вокруг было море. Бескрайнее море и ничего больше. Море и отчаянье.

— Как вы сумели выжить?

— Свет сохранил меня.

Море вынесло меня на берег. Я лежал на камнях и не мог найти силы пошевелить хотя бы пальцем. Я лежал и лежал, и мне казалось, что под солнцем лопается кожа, а морская соль проникает в самое нутно. Я мог бы пролежать так целую вечность. Но солнце зашло, и жар сменился холодом. Он опутывал меня, проникал все глубже, я не сопротивлялся. К чему все это? Холод почти поглотил меня, когда я вдруг почувствовал это. Упрямый комочек жара внутри меня все бился и бился, не желая останавливаться ни на мгновение. Я слушал его — и холод отступал, возвращался и набрасывался с новой силой. А он все стучал и стучал. И тогда я понял — это бьется мое сердце. Оно не остановилось в пучине вод, не разорвалось в волнах, а теперь я сам отдам его всего лишь ночному холоду?

И вывел голос их к поверхности темными ущельями и крутыми уступами. Многие не одолели того пути, растворившись в холодных водах. Но те, кто дошел — увидели свет. И были они первыми, кто узнал, как над миром восходит солнце. И сказали они: "Нет зрелища прекрасней и желанней"

Завет Тана, список Императорского хранилища Льяо

— Вы так и жили на острове все это время?

— Да, до прибытия эвакуационных кораблей из других городов подводного пояса. Вы же эвакуировали все?

— Конечно. Повторение трагедии Летро — недопустимо. Но мы отвлеклись от темы. Тогда вы начали вашу... проповедь?

— Я ничего не проповедовал.

Отчаянье. Они пахли им так же сильно, как и морем. Стояли на берегу, потерянные и не знающие, как жить в новом, еще не рожденном мире без привычных вещей и связей. Я просто сказал, что не стоит толпиться на берегу. Что скоро прилив и пойдет дождь, что им всем нужно укрытие. Не знаю, почему они пошли за мной. Может быть, оттого, что никто другой не говорил с ними?

Маги знают, что делать. В их руках знания, технологии, в их руках — сила и власть. Им покорилась земля, воды и само небо, они укротили огонь, и им ведомы все мысли и тайны. Мы все выросли с этим знанием. И каждое рожденное дитя однажды мечтало прийти к порогу Башни и вознестись над миром, заслужив Поющее имя. Никто не мог поверить, что однажды маги отступят перед стихией. Там, на берегу островов, что еще не назвали Лья, мы рады были услышать даже голос Шепчущих. Но у магов хватало забот, а людям надо было кого-то слушать.

Долго стояли они, ослепленные и не знающие, как быть дальше. Ибо не все слышали Голос, что вел их. И тогда тот, кого позже нарекли благословенным Ю, начал повторять послания Голоса. Так узнали они, как добыть огонь, приготовить пищу и укрыться от холода

Завет Тана, список Императорского хранилища Льяо

— Я только сказал, чтобы они не ждали. Сказал, что нужно построить укрытие от непогоды, показал родник с чистой водой и напомнил о пище. Сказал, что никто не позаботится о нас, кроме нас самих. Сказал, что нас самих вполне достаточно.

— Вас называют Юэрэлом.

— Меня зовут Ю. Поющего имени у меня никогда не было.

— Вы сказали, что трагедия Летро — кара неких сил.

— Я сказал лишь, что это порождение гордыни и самонадеянности.

— Вы осуждаете действия Топазовой Башни?

— Я сказал ровно то, что сказал.

— Хорошо, на сегодня достаточно.

Мазмо подождал еще немного, но в наушниках раздавались только пустые пощелкивания. Он снял обруч приемника и вернул в номерное гнездо темно-синий кристалл с записью сеанса с пациентом Ю. В последние годы в Самоцветье происходило так много всего, что Изумрудной Башне все чаще требовалась помощь Шепчущих. И все же в данном случае Мазмо казалось, что Изумруды ошиблись. Он видел многих опустошенных ужасом и изъеденных отчаяньем, говорил с людьми в Лья и с бывшими жителями Хэшфеля. Ю не походил ни на кого из них.

Мазмо приблизился к стеклянной перегородке. Она была прозрачной только с одной стороны, и человек за ней не мог видеть его. Ю сидел на кровати, сложив руки на коленях. Вдруг он поднял голову и посмотрел в точности на Мазмо. Ю не мог видеть его, не мог знать о его присутствии, но все же Мазмо ощущал его взгляд сквозь толстое стекло и защищающую глаза повязку Шепчущего. За солнечной голубизной радужки Ю что-то блеснуло, и Мазмо, забыв о повязке, крепко зажмурился. Будто и вправду взглянул на солнце впервые после того, как переступил порог Сапфировой Башни.

В кабинет Мазмо возвращался медленно, кончиками пальцев касаясь стены. Повязка непривычно туго давила глаза, а разум терзала предательская мысль: может быть, правы призывающие отказаться от старых традиций? Какой смысл в слепых блужданиях Шепчущих и Видящих? Лишние траты и без того убывающей энергии.

Мазмо сжал в ладони синий кристалл с историей болезни Ю. Глаза вновь закололо. Шепчущие всегда работали с кристаллами напрямую. Приборы — костыли для слабаков, не владеющих собственным разумом. Пошатываясь, он вернул кристалл на полку. Сквозь густую синеву золотистой гравировкой светилось: "Для ликвидации необратимых изменений сознания рекомендуется полная коррекция памяти путем удаления блока травмирующих событий и выравнивание эмоционального фона до среднестатистических показателей".

Трудной оказалась жизнь под солнцем для Сотворенных, но никто из них не хотел возвращаться обратно во тьму. Знали они, что для упорных открыт путь и выше, а первым его прошел благословенный Ю.

Завет Тана, список Императорского хранилища Льяо